Текст книги "Вас приветствует САЗ-17 (СИ)"

Автор книги: Deniga

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 22. Банька

POV Саши

Сегодня с утра, ещё до завтрака, по совету Славы я рассказал ребятам об экзекуции, устроенной мне Долваком. Конечно же, мне не хотелось никого посвящать в такой постыдный факт моей биографии, но Слава сказал, что рано или поздно ребята узнают о случившемся, а если узнают «поздно», то установщики еще пару лет будут стебаться надо мной. Пришлось рассказывать сейчас, и знаете, я об этом совсем не пожалел. Ребятки стали такими внимательными и заботливыми, прямо как после истории с Валеркой. В чем-чем, а в заботе я как раз нуждался сильно, так как задница действительно очень болела. Причем болела она не только снаружи, но и, эм… внутри. Почему внутри? Да потому что в моей попочке вчера побывало сразу два огроменных члена! Ну, как сразу два: сначала с Семочкой в инфоцентре, а потом и со Славочкой дома. А агрегаты у них ого-го!

Хотя… два члена в попке… сразу… одновременно… ууу, какой я извращенец! Правду люди говорят, что аппетит приходит во время еды, ну, а тут во время секса. Помнится, было у меня уже подобное, когда ты зажат между двумя мускулистыми телами, и две пары сильных рук крепко обнимают тебя, ласкают, и горячий член врывается… а если их будет сразу два! Мда… что-то меня не туда понесло. Я как-никак на работе, а теперь в штанах такая проблема. И как мне с этим еще три часа работать?

А-а-а! Сирена! Никогда к этой вопящей дряни не привыкну. Хотя с перепугу меня немножко отпустило и можно мчаться к вездеходу. Ненавижу эту железяку! Ну как с больной задницей можно забираться в эту хренотень? Если бы не сильные руки моих ребят, был бы я бедный.

Итак, поломка на маяке устранена, и мы опять в дежурке, поэтому можно как раз возвратиться к своим мыслишкам. Если кто забыл, то напоминаю – я извращенец и мечтаю о двух членах в заднице. Причем двух одновременно! Дело за малым: выбрать кандидатов и уговорить их трахнуть меня вдвоем.

Семочка! Это любовь всей моей жизни. Он такой нежный, такой ласковый. С ним никогда не получается быстрого перепихона. За каких-то пять минут активных ласк Сема меня так заводит, что крышу сносит просто на раз-два. А мне хочется, чтобы этот тройничок был жестким и грубым. Разве можно такое нежное отношение Семочки ко мне променять на разовый жесткий секс? Вдруг он войдет во вкус и потом больше не будет таким ласковым? Не, кандидатура Семы отпадает.

Слава! О, да! Этот мужик запросто может быть и грубым, и жестким, и таким развратным. Одни только его «игрушки» чего стоят. Думаю, что Слава с удовольствием согласился бы на тройничок. Хотя… если учесть, что он как бы в любви мне только вчера признавался, то не очень хорошо будет его втягивать в подобное. Ему и так приходится делить меня со всеми остальными, но знать – это одно, а видеть собственными глазами – это совсем другое. Не, Слава не катит.

Кирюшечка! Это настоящий мужик, вернее, не мужик, а самец. Как он меня трахает! После такого никакого второго члена не захочется. К тому же, Кирилл – такой собственник! Иногда, когда мы с Семой лижемся у него на глазах, мне кажется, что вот ещё немножечко, и он нас убивать начнет, а тут делить с кем-то реально придется. Боюсь, что при таком раскладе мне секса не обломится вообще, а вот посмотреть на махалово как раз к месту будет. Походу, Кира тоже отпадает.

Отсюда делаем вывод, раз мужиков у меня пятеро, а трое не подходят, то остается ровно два – установщики. Хотя, насколько я понял, у них настоящий тандем, и они так слаженно работают, по крайней мере, в тот раз. Ой, слово-то какое подобрал «работают». Если бы мне за это платили, как за работу, то вчера нехилые бы сверхурочные отхватил. Черт-черт-черт! Рассуждаю, как прачка какая-то! Да, брат, по ходу, ты на самом деле в шлюху превращаешься…

– Алло! Земля, прием!

– Аа-аа! Сема! Ты чего мне в ухо орешь?! – вот гад! Чуть из-за него инфаркт не схлопотал.

– А ты вернись из облаков на грешную землю. Гаджик, если ты вдруг забыл, то я тебе с радостью напомню, что через шесть дней у тебя переаттестация, и если все эти шесть дней ты тупо просидишь над раскрытым учебником, ни черта не читая, то точно не сдашь! – грохнул учебником по столу и свалил! Вот урод! Да знаю я прекрасно, что у меня переаттестация скоро, но зачем так орать? Может быть, я сейчас очень занят и решаю жизненно важный вопрос, если не для меня жизненный, то для моей задницы точно. Ведь не могу же я доверить столь нежную часть своего тела на растерзание кому попало.

Так, участники этого знаменательного события определены, теперь осталось придумать план по соблазнению моих установщиков. Но об этом я подумаю завтра, а то Сема посматривает на меня так недобро-недобро.

Поломав голову до вечера, я пришел к выводу, что подобный праздник для своей задницы устрою двадцать шестого октября. Почему в этот день? Да потому что двадцать шестого у меня днюха! И это будет не просто какой-то там день рождения, а настоящий юбилей, ведь мне исполняется двадцать лет! Сначала я просто хотел ребят пригласить в бар пивка попить. Так другие мужики здесь свои днюхи отмечали. Мы, кстати, в этот день в первую будем, значит, можно смело пить. И вот тогда я у установщиков попрошу особенный подарочек. Надеюсь, они мне не откажут. Но не даром же говорят, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Через два дня мы провожали группу Долвака на большую землю. Вернее сказать, это я захотел попрощаться с Кеном, а установщики решили составить мне компанию. Оберегают. А мне так приятно! Ой, что-то я отвлекся. В общем, пришли мы на вертолетную площадку, а Долвак, как нас увидел, сразу подошел. После того случая мы с ним ни разу и не поговорили.

– Ну, здравствуй, киска. Как дела? – и смотрит так внимательно-внимательно, будто бы ищет что-то на моем лице.

– Привет. Нормально, – я столько хотел ему сказать, но как только оказался рядом, сразу мой запал иссяк, а язык прилип к небу.

– Знаешь, не держи на меня зла. Если бы не я проучил тебя, то…

– То в следующий раз я бы так легко не отделался, – договариваю за него. – А вообще-то, спасибо.

– За что? – Боже, но почему эти шкафы с антресольками иногда такие тупые?

– За этот урок, -о, да! Я опять сделал это! Видели бы вы его рожу! Пять минут немого кино в реале! После Долвак опять ожил, как-то странно хмыкнул, протягивая руку, произнес, странно улыбаясь:

– Я рад, что мы поняли друг друга. До встречи в следующей вахте. – А напоследок еще добавил, – знаешь, а ты им очень подходишь, только начни больше работать головой, и поменьше задницей.

Пожимая его сильную, по мужски грубую руку, понимаю, что он довольно-таки неплохой мужик, поэтому вполне искренне улыбаюсь ему в ответ. Еще несколько мгновений смотрю в спину удаляющемуся Долваку и не могу понять, что он имел ввиду своей последней фразой. Но установщики не дают погрузиться в свои мысли, отвлекая разговором. Первый начинает Витек:

– Слушай, Гаджик, мы конечно понимаем, что скоро переаттестация и нужно готовиться.

– У нас тоже эта хрень будет, но нельзя же постоянно сидеть над книжками, – вторит ему Гена.

– Так и жизнь мимо пройдет, и мозги скоро закипят.

– Хоть иногда нужно отдыхать и расслабляться, а то загнешься.

– Да, точно загнешься, а ты еще такой молодой и красивый. – Если бы один не был сто процентным блондином-русаком, а второй ярко выраженным азиатом-брюнетом, то можно было бы подумать, что они братья-близнецы.

– Ребята, а у вас есть конкретное предложение? – наверняка что-то задумали, раз затеяли этот разговор.

– Конечно! Мы тут в баню записались, а у мужиков дела, и они идти не хотят. Может быть, ты нам компанию составишь?

– Витя, может быть, в сауну? – что-то слово «баня» ассоциируется у меня с каким-то серым бетонным сараем, как в старых фильмах.

– Какая сауна?! Настоящая русская баня! У нас здесь на базе есть такая, из дерева срубленная, парилка отменная, да и венички березовые натуральные, местные, а не синтетические. – Я просто офигел! С каких это пор корейцы так восхищаются русской баней?

– Ты так сильно любишь баню? – не, ну правда! Что-то мне с трудом в такое верится.

– С тобой я не только баню люблю, но хочу полюбить еще много разных других мест. – Мне показалось, или в его словах действительно пошлый намек присутствовал? Хотя моя задница уже в предвкушении и до днюхи ждать не желает. Вот повезло!

– Когда идем?

– В ближайший выходной. Помоем и попарим тебя хорошенечко. Только помни, ты обещал, – ага, помню. Сами только потом не забудьте.

***

Долгожданный день «х» наступил совсем неожиданно, и вот мы уже подходим к настоящему деревянному срубу, затерянному где-то на задворках базы за ангарами. Внутри этого чудо-помещения оказалось очень прилично, но почему-то все из дерева. В первой части, как мне объяснили «предбаннике», стены, пол и потолок были деревянные, а так же окна и двери. Никакого пластика и спецматериалов. Представляете?! У одной стены располагались шкафчики и лавочка перед ними, а по середине комнаты стоял массивный резной стол и вокруг него скамейки с высокими спинками. Мебель, как вы поняли, тоже была деревянная. Вторая часть – это непосредственно сама парилка, где и предполагалось всё действие.

Мы разделись и отправились париться. Я уже весь дрожал в предвкушении, а они… они… эти нехорошие, очень нехорошие козлы меня попарили, загнав на странные полки, где было очень-очень жарко, а потом уложили на лавку и отхлестали распаренным березовым веником. Потом еще раз это повторилось, и еще раз. А после меня вымыли гелем, пахнущим медом. И все…

Да-да, вы все правильно поняли. Меня завернули в простынку и отправили в предбанник чай пить. Представляете?! А где мой секс? Где мой развратный секс втроём? Где моё двойное проникновение, я вас спрашиваю?!

Сижу на лавке, надулся, словно филин, и жду этих уродов. По звукам, доносящимся из парилки они там точно трахаются. Разве можно ТАК стонать без секса? Ну всё! Мое терпение не безгранично, и сейчас я выскажу им всё, что о них думаю. Подлетаю к парилке, с психом дергаю дверь, а там… оказывается можно стонать и без секса, если один шкаф стегает другого веником, причем явно со всей дури.

– Гаджик, закрой дверь и не выпускай жар!

– Но я…

– Тебе уже хватит, а то с непривычки плохо будет, – заявил Витек, захлопывая перед моим носом дверь. Вот гады! Они там такие голые все, такие мускулистые, влажные, так и хочется облизать и облапать. Но они там, а я тут, и у меня стояк каменный, а мысли все только пошлые и извращенные. Установщики меня одного бросили, такого неудовлетворенного. Ненавижу!!!

Не знаю, сколько вот так я просидел обиженный. Я, конечно же, помог себе сам. Чего сидеть перевозбужденным? Только ведь это совсем не то, рассчитывал я на другое, а тут такой облом. Поэтому, когда эти уроды напарились в свое удовольствие и соизволили наконец-то появиться в предбаннике, перед ними предстал я, такой весь злой и крайне недовольный.

– Гаджик, чего такой смурной? Не понравилось в баньке? – Оу! Я всегда говорил, что блондины обладают уникальной способностью задавать идиотские вопросы.

– Нет, – и всё, ни слова больше. Я же обижаюсь на них.

– Зря, в баньке может быть очень интересно, – не отстает этот урод, подсаживаясь ко мне на скамейку. Отворачиваюсь от него, и Гене приходится разговаривать с моим затылком. – Мы как раз хотели показать тебе все прелести этого процесса, – при этом его руки ложатся мне на спину и начинают медленно поглаживать. Витек подсаживается с другой стороны, к моему лицу. Смотрю, не отрываясь, прямо в его глаза и стараюсь говорить, как можно спокойнее, ведь внутри злость так и кипит:

– Поздно. Меня Сема уже ждет. С вами по очереди никак не успею. Разве, что с одним, а второй зрителем побудет, или одновременно меня возьмете, – видя, как у Витька загорелись глаза шальным блеском, поспешно добавляю, – только в рот я не беру.

Боже! Поведутся или нет? Генины руки замерли, перестав ласкать мою спину, а у Витьки вообще челюсть упала, но он очень быстро её подобрал и заулыбался в предвкушении. Ой, что-то от такой улыбочки у меня все поджилки задрожали, внутри скрутился тугой узел предвкушения, а член, решив долго не думать, уже приготовился и встал по стойке смирно.

– Так мы это запросто, – растягивает слова мой азиат. От этой интонации у меня в голове будто бы рубильник щелкнул, и я хочу его прямо сейчас. Еще мгновение, и сам наброшусь на мужика, но он меня опережает. Его губы накрывают мой рот в страстном поцелуе, сминая и подчиняя. Не могу сдерживать стоны удовольствия, но они тонут, перекрываемые его губами. В этом вихре ощущений не замечаю, что меня выпутывают из простыни, только вот когда стальные пальцы выкручивают мои соски, накрывает волной удовольствия. От этого крышесносного болезненного удовольствия хочется орать в голос, но Витькины губы этого не дают. Начинаю задыхаться от нехватки воздуха и невероятного удовольствия, плавящего всё тело.

На какое-то мгновение мои губы выпускают из плена, и я, наконец-то, могу жадно глотнуть долгожданного воздуха. Тут же сильные руки поднимают тело в воздух, и через мгновение я оказываюсь сидящим верхом на Витиных коленках, крепко прижатым к его мускулистой груди. Кожа моего самца горит огнем, то ли от жара страсти, то ли от русской баньки. Его каменный стояк соприкасается с моим и с глубоким стоном пытаюсь хотя бы потереться об него, если уж руки заняты исследованием мокрых бицепсов этого качка. Но он совсем не дает мне двигаться. Чуть приподнимает вверх и опять впивается в мои губы, крепко прижимая к себе одной рукой, а другой фиксируя за затылок. Я полностью оказываюсь в его власти, чем и пользуется его бесстыжий язык, попросту трахая мой рот.

За всем этим я совсем позабыл о Гене, но его пальцы, беспардонно ворвавшиеся в мою попку и начавшие её активно растягивать, напомнили о присутствии второго партнера. Оглаживая и сжимая мои ягодицы одной рукой, другой очень споро готовил меня к проникновению. От осознания того, что именно меня сейчас ждет, просто теряю голову и пропускаю тот момент, когда наглые пальцы исчезают, и в меня вторгается крупная головка члена, правда, не знаю, чьего именно. Витька, разорвав поцелуй, хрипло постанывает мне в ухо:

– О, да, малыш! Ты все еще тугой, так что входить в тебя один кайф, – его толстый член медленно проникает в меня, распирая и растягивая. От ощущения такой наполненности просто улетаю. Хочется, чтобы он быстрее вошел до конца и начал двигаться. И зачем так тянуть? Пытаюсь ерзать, подгоняя его, потому что голосовые связки меня давно уже не слушаются, исторгая из горла только стоны и хрипы. Но стальная хватка сильных рук все мои попытки делает провальными. – Не дергайся! Я уже все, а Геныча надо ещё принять.

Что значит «принять»? Я его совсем не понимаю. Да я вообще ничего не понимаю! Но тут отчетливо ощущаю, как в мою дырочку проникают еще два пальца, начиная оттягивать её края. Пытаюсь дернуться от резкой боли, но не тут-то было.

– Головка есть… – хриплый шепот за спиной говорит странные слова. Но я их не понимаю, мне больно, – держи крепче.

– Давай, малыш, расслабься и впусти в себя нашего друга, – вторая пара рук оказывается на моих бедрах и ощутимо надавливает вниз. Чувствую, как второй ствол медленно, но верно проталкивается в меня, растягивая и расширяя. Член Вити давит на стеночки со своей стороны, а второй напирает с другой, надавливает на простату, и я вскрикиваю от разряда удовольствия, пронзившего мое тело. Откидываюсь назад, не сдерживаемый больше руками Вити, и упираюсь в мускулистую грудь.

На какое-то мгновение движение внутри меня прекращается, и я все свои ощущения концентрирую на ТАКОЙ наполненности. От этого созерцания меня отвлекают мои мужчины, вернее их языки. Один усиленно вылизывал ухо, посасывая мочку, а второй плечо и шею, слегка прикусывая кожу и тут же зализывая это место. Кайф невероятный, ведь при этом я ощущаю в себе два горячих члена. Но и эта идиллия продлилась не долго.

– Начнем? – прохрипели у меня над ухом, возбуждая еще больше. Не дожидаясь моего ответа они задвигались. Сначала один начал движение назад, и это было классно. Но вот когда он стал возвращаться, то второй отправился наружу, а потом наоборот, это было не просто классно, это было божественно!!! Два поршня, двигаясь в разных направлениях, создавали такое трение и напряжение! Да еще и мой собственный член, прижатый к Витькиному животу совместно создавали неземной кайф! Да, вот так! Быстрее! Резче! Сильней! Да! Да! Да!!!

Глава 23. Тридцать три несчастья

POV Саши

Знаете, жизнь – она словно зебра, иногда встречаются полосы белые, иногда – полосы черные. Но я почему-то забыл об этом. Да, был охрененный секс, да, было здорово, так здорово, что совсем не помню, как добрался домой. За ночь не отдохнул, не выспался, а с утра пришлось идти на работу. Мне стоило невероятных усилий отработать эту смену. Ведь мало того, что мне очень хотелось спать, так еще и задница нещадно болела. Не спорю, мне очень понравилось, да и Витя с Геной были на высоте. Только о таких вот болезненных последствиях я не подумал. Хозяйства у них размеров не маленьких, а сразу два – это уж слишком.

Отработав с горем пополам смену, благо слетело только два маяка, отправился домой и завалился спать. Сема меня пытался зачем-то тормошить, но я оказался стойким и не поддался на эту наглую провокацию. Ему ничего не оставалось, как забить на меня и отвалить. Так я и провалялся в постели весь день. Установщики мне даже ужин в комнату принесли. Вот класс!

Ага, радовался как дурак, а потом наступил новый день, и вместе с ним пришла переаттестация. Что такое «переаттестация»? Это судный день для недоумков, типа меня. Ведь вместо того, чтобы в последний день хоть чуть-чуть повторить, я пробездельничал, валяясь в постели.

Что сказать про сам процесс? Это напоминало обычное тестирование в школе. Усадили за комп, открыли программку, а ты только тыкай на кнопочки, выбирая правильные ответы. Короче, сорок пять вопросов разной сложности общей суммой на сто баллов. Пятьдесят один – проходной балл. Только вот я наотвечал ровно на тридцать три, следовательно – не сдал.

Думаете, я лох? О, нет! Я супер-лох! Потому что, как оказалось, переаттестация состоит из двух этапов: теория и физическая подготовка. И если в теории я справился хотя бы с половиной, то здесь вообще не сдал ни одного норматива. Представляете мое состояние после такой сдачи?

Разумеется, все кинулись меня утешать. Ну, как все, Кирилл и установщики. Жуков был очень зол, а Сема почему-то все время молчал. Ребята говорили, что ничего страшного не случилось, что и раньше были такие случаи, когда кто-то сразу не сдавал. Рассказывали разные забавные истории, которые случались при переаттестации. А потом заявили, что по возвращении я все пересдам и никаких проблем!

– Вот вы мечтатели, – наконец-то подал голос Семен. – Как он пересдаст, если ни черта не знает и учить не желает? Думаете, что на Большой земле хоть что-то изменится?

– Да ладно тебе, Семен, парню и так досталось, – видя, как моя мордаха опять грустнеет, Кирилл попытался его осадить.

– Досталось? Ах, наш бедный мальчик! Он ни черта не выучил, а злые дядьки из комиссии его за это не похвалили, а завалили. Вот они уроды! – Это злое паясничание Семена мне совсем не нравилось, но я молчал, чувствуя что наступает что-то очень нехорошее. – Неужели вы не понимаете, что это тупик? Гаджик просто остановился в своем развитии и ни к чему больше не стремится.

– Почему ты так говоришь? Он стремится, – в разговор вступил и Жуков, но его хмурое лицо тоже не предвещало ничего хорошего.

– Угу, стремится, из одной койки прыгнуть в другую.

– Э, Смолев, притормози! Что за наезды на парня? По какому праву?! – Спасибо, Геночка! Ты хоть и блондин, но очень добрый блондин, раз решил заступиться за меня. Я тебя обожаю!

– По какому праву? Наверное, потому что на сегодняшний день я выполняю почти сорок процентов работы Гаджика. – Черт-черт-черт! Ведь это абсолютная правда! Я так до конца и не разобрался со всеми схемами. Опускаю глаза в пол, чувствуя, как заливаюсь краской стыда. – Шесть недель прошло, как Гаджик приступил к работе. За это время нельзя усвоить процесс? Можно, но это при условии, что ты пытаешься усвоить, а не работаешь так, лишь бы время отбыть. За шесть недель с учетом постоянной практики ни черта не выучил, а потом просто возьмет и пересдаст. Так? Да?

В комнате повисла гнетущая тишина. Все переваривали слова Семы, понимая, и я в том числе, что он абсолютно прав. Как специалист – я почти полный ноль, и мне ничего не светит при пересдаче. Обхватив голову руками, продолжаю пялиться в пол. Мне очень-очень стыдно перед ребятами. Наверное, никогда в жизни не смогу посмотреть им в глаза. Как какой-то маньяк помешался на сексе, а ведь Сема постоянно твердил: учи, учи, а я… Первым молчание нарушил Жуков:

– Так, раз Гаджику пересдача не светит, придется покупать для него сертификат.

– Кк-ак пок-куп-пать? – и чего я опять заикаюсь-то? Было у меня такое очень давно, но тогда нас отец бросил, и врачи говорили, что это из-за психологической травмы. А сейчас чего? Надо успокоиться, надо успокоиться…

– Бабло отвалим, и все нормально будет, – какие же установщики позитивные.

– Р-разв-ве т-так м-мож-жно? – ребята утвердительно кивают. – С-ск-коль-ко? – Лучше бы они не говорили! Этот сертификат стоит чуть больше, чем я здесь заработаю за два месяца. Если отдам все деньги, то окажусь в долговой яме, а если не отдам, то буду без работы. Что делать? Что выбрать?

– У меня нет таких денег, – тихо, чуть слышно возражаю. – Придется искать другую работу. – Оу, я перестал заикаться! Хоть что-то хорошее. Но, судя по вытянувшимся лицам ребят, они ничего хорошего не видят. Все молчат и разглядывают меня так, будто бы впервые видят. Первым решился нарушить молчание Кирилл:

– Сашенька, глупости не говори. Мы сами оплатим твой сертификат, потому что вовсе не хотим с тобой расставаться. Запомни, группа – это одна семья, где мы друг за друга стоим горой. А ты теперь часть этой семьи, и мы просто не можем допустить твоего ухода из-за такой маленькой проблемы.

– Спасибо… – это единственное, что я смог им сказать в ответ. Потом сразу же отправился в свою комнату. Ребята, они очень хорошие, только мне сейчас тяжело находиться рядом с ними. Хотелось побыть одному и подумать.

Вот я и подумал. И знаете что? Мои выводы очень не утешительные. Получается, что я полная размазня, что в физическом плане, что во всём остальном. Стоит только возникнуть проблеме, большой или маленькой, как ребята всё решают за меня, а я не способен не только хоть что-то исправить, но даже сам принять решение не могу. Как я стал таким? Когда я превратился в размазню? Я ведь был вполне самостоятельным парнем, а теперь… Теперь в этой беспомощности и полной несостоятельности я противен сам себе. Интересно, а ребятам я скоро стану так же сильно противен?

Поток моих мыслей прервал звук открывающейся двери, но найти в себе силы оглянуться и посмотреть на вошедшего я так и не смог. Остался неподвижно лежать на кровати, уткнувшись лицом в стену. Матрас прогнулся под тяжестью чужого тела, но мой гость так и не прервал тягостного молчания. Только минут через десять тяжелая ладонь коснулась моей головы. Сильные пальцы тихо перебирали пряди волос, заполняя моё сердце щенячьей нежностью. Сёмочка, любовь моя, только с тобой может быть так хорошо в полной тишине!

– К каким выводам ты пришел? – его вопрос не был странным. Мне уже давно казалось, что Сёма понимает меня лучше всех и без лишних слов.

– Хочу всё изменить, только не знаю как, – тяжело, но приходится признавать, что сам я ничего не могу.

– Я знаю как, – со вздохом он убирает свою ладонь, вынуждая повернуться к нему лицом. – После возвращения на Большую землю пойдешь на курсы подготовки специалистов по ускоренной программе. Пятнадцать дней занятий по десять часов помогут восполнить твои пробелы. Если будешь заниматься с полной отдачей, то сумеешь пересдать на допустимый минимум. Имеющаяся практика в реальных условиях тебе в этом поможет. А к следующей переаттестации будем готовить уже физическую подготовку.

– А почему не сразу?

– Потому что за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, – с улыбкой он потрепал меня по щеке. Какая же все-таки у Сёмочки красивая улыбка!

– Хорошо, как скажешь. Буду в этот раз учить теорию. Я сдам, обязательно сдам! Ты мне веришь? – один лишь кивок его головы и добрая улыбка для меня значат гораздо больше, чем десятки пустых слов. Хотя несколько слов я всё же хочу услышать, вернее, несколько объяснений. – Сёма, а зачем по физподготовке отдельный экзамен?

– Понимаешь, это Северная аномальная зона, а Север слабости не прощает, – коротко и при этом ничего не понятно. Видя недоумение в моих глазах, Семе приходится разжевывать более подробно. – Пятнадцать лет тому назад в САЗ-5 в течение трех часов из ста двадцати одного маяка слетели восемьдесят восемь. Это потеря контроля на семьдесят четыре процента. Еще бы один процент, и бушующая аномалия вырвалась бы в большой мир, но её удалось остановить. Всё буйство осталось внутри периметра аномальной зоны, только вот базу разнесло в пух и прах. В живых остались только сотрудники рабочих групп и силовики. У остальных элементарно не хватило силы удержаться под напором бушующего ветра. Вот с тех пор и было введено правило, что все сотрудники должны обладать определенной физической подготовкой, даже повара и уборщики. Исключения составляют только прачки и истопники, но о безопасности шлюх корпорация не заботится.

– Но ведь если можно купить сертификат, то это правило не действует? – чего-то я не до конца понимаю.

– Стоимость этого сертификата такова, что покупать его ради заработка экономически не выгодно. К тому же его нужно обновлять к каждой вахте. Через парочку вахт ты будешь сдавать сам, либо забросишь эту затею. И ещё, на купленный допуск не распространяется страховка. В случае если попадешь под воздействие аномалии и получишь травму ничего не получишь, даже лечение не оплатят.

– Ну, мне это не грозит, – облегченно вздыхаю.

– Почему не грозит?

– Я за все это время ни разу в настоящую бурю не попал. Так? А значит, и за оставшиеся полторы недели не попаду.

Да, железная у меня логика, только вот язык мой – враг мой!

***

В следующий рабочий день ничто не предвещало беды. Несмотря на то, что синоптики прогнозировали со второй половины октября обильные снегопады, погода стояла чудесная. С утра начался мелкий снежок, постепенно укрупняясь и превращаясь в настоящие перья. Ветра совсем не было, и эта белая красота, плавно кружась, неспешно опускалась на землю. У меня такая погода всегда ассоциировалась с новым годом, и настроение сразу стало значительно лучше. При том, что на дворе только двадцатое октября.

До смены мы в течение нескольких часов чистили снег, и на этот раз я выполнял работу вместе со всеми. Правда, в начале меня как всегда попытались отправить в корпус, но я уперся, сказав, что теперь буду работать наравне со всеми. Установщики попытались возмущаться, но стоило Жукову гаркнуть, как они умолкли.

Поэтому заступал я на ночную смену уже порядком подуставший. После длительного перерыва спину, плечи и руки ломило от таких нагрузок, но это было даже немного приятно. В мыслях я приравнял себя к ребятам, пусть и сделал гораздо меньше, чем они.

Сейчас же удобно расположившись на диванчике, вернее, Сема на диванчике, а я на нем, пытался решить неразрешимую задачу бытия: понять, почему в данном маяке при замене нужно ставить именно этот стержень, а не другой. Дело в том, что внешне маяки были одинаковы, а отличались только внутренним содержанием – стержнем. Существует тридцать семь видов стержней, и я, как техник, должен правильно определять необходимый вид. Для этого считаем определитель матрицы пятой размерности, и делов-то. Проблема именно в самой матрице, так как составить её должен я сам. Вводим последние данные со слетевшего маяка, такие, как влажность, атмосферное давление, скорость и направление ветра и так далее, а потом добавляем те же данные, только с прогнозом на два, пять и семь дней вперед. Вот скажите, откуда я могу знать уровень осадков в этой точке через семь дней? А для этого составляем прогноз. В данный момент Сема меня как раз и учит составлять прогнозы. Ведь если сделать все неправильно и установить не тот стержень, то маяк опять слетит в ближайшие пару часов. А это пипец!

Вот за этим милым занятием меня и застал вой сирены. Все повскакивали с мест, быстро одеваясь и хватая оборудование, а потом Сема объявил:

– Семьдесят седьмой, – все сразу застыли словно статуи, а через несколько мгновений… такого высокохудожественного мата от своих ребят я в жизни не слышал!

– Я – Тулину звонить, а вы – всё по схеме, – распорядился Жуков, прекращая сумятицу. На мой вопрос: «Что случилось?», толком никто не ответил, только подгоняли. Уже сидя в вездеходе, я наконец-то вспомнил, что такое семьдесят седьмой маяк. Эта хрень стоит на вершине какого-то пика, и топать в гору пять километров, ведь вездеход из-за торосов туда не пройдет. Застонав сквозь стиснутые зубы, я приготовился отправиться в ад, но пообещал себе, что не буду жаловаться и вынесу всё, как настоящий мужик.

Я говорил про ад? Забудьте! В аду должно быть жарко, а тут все наоборот. Сплошная белая пелена закрывала всё. Через пару секунд, как боковой люк вездехода открыли, белое покрывало полностью залепило стекло маски, и разобрать хоть что-то было уже не возможно. Стоило сделать мне первый шаг в сторону от вездехода, как сильный порыв ветра тут же оторвал меня от земли, подбрасывая вверх, пытаясь унести. Но что-то с силой дергает за пояс, и я падаю вниз на снег, хорошо приложившись боком.

– Гаджик, не дергайся, – раздается в наушниках голос Кирилла, – мы все соединены страховочными тросами. Ты между Руиджи и мной. Твоя задача просто идти, а мы поможем. Только воды постарайся пить поменьше.

Ах, да, забыл уточнить. У всех ребят ещё и рюкзаки с оборудованием, только у меня ничего нет. Жуков сказал, что самое главное для меня – это дойти, чтобы они еще и меня не тащили. И я пошел… ну, как пошел. Когда впереди меня натянулся трос, то я просто потащился за ним. Если вдруг ветер сбивал с ног, сильные руки Кирилла тут же меня поднимали, и путь продолжался. Наверное, через двадцатое падение я догадался низко пригибаться к земле, практически касаясь её руками, что позволило меньше падать.

Вот так, ведомый на буксире и подпихиваемый сзади, я и тащился на вершину пика. Пять километров, пять часов пути, и мы будем у цели. Перед глазами стояла белая пелена, ноги и руки гудели от усталости и напряжения. Буря завывала так, что казалось, будто бы все звуки в мире исчезли, уступив место только свистам и стонам. Если бы не голоса ребят, которые по очереди подбадривали меня, я бы сдался еще на первом часе пути, а так продержался чуть больше четырех. Последний раз я отчетливо услышал голос Жукова, отсчитывающего время: «четыре двадцать». Потом меня повело, в ушах зашумело, а сознание на прощание помахало ручкой.