Текст книги "Фрустрация (СИ)"

Автор книги: dashays

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Вряд ли будет второй шанс, – поясняет интерн, – у нас нет времени откладывать, поэтому, если хочешь что-то сделать, то давай сделаем сразу же, когда тебя переведут, – он продолжает сосредоточенно избавляться от ненавистной Донхёку кожуры, даже не поднимая взгляда на собеседника.

Марк прав, времени совсем мало, всего лишь три неполных месяца, потому этими ускользающими мгновениями они должны дорожить. У Донхёка был целый список того, что хотелось бы сделать: объездить на машине все штаты США, посетить Канаду хотя бы раз, поплавать в океане и завести трех собак, приготовить с Марком что-нибудь на ужин, пожить хотя бы пару дней вместе с ним, посмотреть на звезды и выучить красивые созвездия, научиться играть на гитаре и сыграть на фортепиано для Марка перед сном. Слишком много для трех месяцев.

– Я хочу посмотреть на звезды, – наконец выдыхает юноша, – и научиться играть на гитаре хотя бы одну песню.

Марк помечает эти слова у себя в мыслях красным восклицательным знаком, раздумывая, как же все это можно организовать. С гитарой вот проблемы вряд ли возникнут, но вытащить Донхёка смотреть на звезды крайне сложно. Крыша больницы не самое подходящее для этого место, там холодно, неуютно, да и обзор закрывают высотки зданий. Донхёка бы в обсерваторию привезти, показать ему звездное небо через стеклянный купол, полежать с ним в мягких цветных мешочках и слушать на фоне какую-нибудь мелодичную песню, которые всегда там крутят. Последний раз Марк в обсерватории был в детстве с мамой, когда они гуляли теплым летним вечером по набережной. Наверное, это было одним из самых памятных и теплых воспоминаний из его жизни, а потому хотелось к обсерватории привязать еще и Донхёка – того теплого человека, память о котором Марк пронесет сквозь пелену времени.

Старший аккуратно разрезает яблоки на равные дольки и протягивает тарелку, доверху наполненную ими, Хёку. Между ними все еще было какое-то тихое неприятное ощущение того, что все идет не так, как прежде. Хёк считает, что это его вина, а Марк просто не знает, как к юноше подступиться, не знает, спугнет ли его своим очередным словом или нет. Марк боится снова заставить Донхёка от него закрыться, тех десяти дней сполна хватило, чтобы понять – без Донхёка уже невозможно.

– Спасибо, – бормочет парень, разглядывая яблоки.

– Не за что, ешь, – Марк поднимается с кресла, чтобы выкинуть пакет с кожурой в мусорное ведро.

– Спасибо за то, что ты здесь, – добавляет Донхёк, поднимая взгляд на парня, – я бы не справился без тебя.

Справился бы, Донхёк бы точно справился и без Марка. В мире вряд ли найдется еще один настолько стойкий и сильный человек, способный жертвовать собой ради других, и Марк это прекрасно знает. А Донхёк вот нет, Донхёк думает, что сильным он становится благодаря Марку, но на самом деле все совсем наоборот.

– Спасибо за то, что позволяешь быть рядом.

– Это… – Донхёк запинается, сомневаясь в правильности формулировки своего вопроса, – это действительно то, чего ты желаешь? – он вроде бы и знает ответ, но отчего-то услышать это от Марка кажется чем-то необходимым. – Быть рядом со мной.

Минхён останавливается посреди комнаты, тяжело выдыхает, ведь ответь он сейчас честно, Донхёк снова может его прогнать. Солгать? Какой в этом смысл, даже если ложь во спасение. Марк считает, что лучше слышать горькую правду, легче от нее не капли не становится, зато это будет честно. Пускай Донхёк прогонит его снова, но Марк хотя бы не будет ни о чем жалеть, он останется честным с ним до самого конца.

– Да, – уверенно произносит парень, а после сразу же добавляет, – ты делаешь меня счастливым.

Донхёк закусывает губу и сдавленно выдыхает, от этих слов сердце точно вот-вот из груди выскочит. С каждым словом старшего, с каждым поступком, с каждым вздохом и выдохом Донхёк убеждался в том, что Марк для него воплощение надежды в человеческом облике. Марк то, к чему стоит стремиться, то, ради чего стоит покорять, то, ради чего стоит жить.

– Ты ошибаешься, – наконец выдыхает младший в ответ, когда Марк уже с пустыми руками возвращается обратно в кресло, мысленно чувствуя облегчение, что голос Хёка не пронизан сталью.

– Почему это?

– Потому что счастье заключено в тебе самом, – поясняет Донхёк с легкой улыбкой, – какими бы пасмурными ни казались дни, солнце всегда сияет внутри тебя.

Марк в очередной раз задумывается над словами парня, оседающими в голове легкой дымкой. Они словно опутывают все прежнее понимание вещей и являют собой новое обличье мира, которое ранее даже не проглядывалось, они, как свет в конце длинного туннеля. Счастье есть в тебе самом, его не нужно искать, к нему не нужно стремиться, его нужно только принять. Счастье ведь вообще понятие растяжимое, нельзя его описать и нельзя дать точное определение, потому что счастье – это ты сам. Ты сам несешь в себе свет, заключенный за массивными дверями с тысячей замков, ты сам запираешь эти двери, отказываясь открывать, хотя сорвать все цепи не составит труда. Ты должен принять себя и понять наконец, что ты счастливый, несмотря ни на что, ведь ты и есть счастье. Понимал ли Марк это раньше? Конечно же, нет. Согласен ли с этим сейчас? Конечно же, нет. Может счастье и правда в нем самом заключено, но ассоциируется это чувство только с Донхёком, что радостно улыбается, когда удается поймать солнечный зайчик на стене.

***

Донхёка переводят обратно в его палату вечером того же дня. В своей родной обители ему все же удобнее, как и всем людям, а потому он настоятельно просил перевода несмотря на приближающуюся ночь. Марк ушел от парня в районе двенадцати часов и с тех пор больше не приходил, хотя время неумолимо клонилось к восьми вечера. Донхёк уже правда успел соскучиться.

– Моя кроватка, – парень падает на свежую постель под смех Джиён, что его сопровождала, – я так по тебе скучал!

– А я думала, что ты скучал по мне, – смеется медсестра, складывая руки в замочек на груди.

Донхёк благодарит Джиён за помощь, добавляет, что по ней он скучал даже больше, а потом просит потушить свет, потому что он по глазам уж как-то сильно бьет. Юноша собирается по-раньше лечь спать, голова все еще гудит и спасти, вероятно, может только сон. Хёк сейчас очень много, но плохо спит, и это служит первым сигналом тревоги. Когда Джиён выходит из палаты, не забыв о просьбе потушить лампы, Донхёк переворачивается на спину и забирается под свое любимое теплое одеяло, в котором, как ему казалось, можно укрыться от всех невзгод. Взгляд привлекает мерцание на потолке, которого раньше здесь точно не было, парень разглядывает объект слабого свечения и невольно начинает улыбаться так широко, как только умеет. Звезды. Весь потолок палаты заполнили флюоресцентные звезды, являя собой ночное небо специально для Донхёка. Звездное мерцание было настолько красивым и близким, что создавалось ощущение приближенности к ним, словно Донхёк часть этого космического пространства, образовавшегося в его убежище. Свечение плясало в глазах в быстром вальсе и, хотя парень не особо любил танцы, сейчас тело так и норовило утонуть в звездном вертиже. Юноша с яркой улыбкой тянется к телефону, лежащему на прикроватной тумбе, и набирает единственный номер в категории избранных контактов. Марк берет трубку так быстро, что и двух гудков пройти не успело.

– Когда ты успел? – выдыхает Хёк, все еще восторженно разглядывая потолок.

– Уже увидел? – по голосу младший знал, что Марк улыбнулся, – после того, как ушел от тебя.

– Это потрясающе, Марк, правда потрясающе, – Донхёк протягивает левую руку вверх, словно еще чуть-чуть, еще сантиметр и коснется этого звездного великолепия.

– Посмотри на крайнюю крупную звезду слева, – Хёк находит взглядом ту, о которой говорит Марк, – немного выше к северу есть звезда поменьше, а к северо-востоку виднеется пара одинаковых маленьких, видишь? – младший отвечает согласием.

– Теперь смотри южнее, там небольшая выемка, похожая на незаконченный четырехугольник, нашел?

– Нашел, – Донхёк внимательно разглядывает все перечисленные звезды, пытаясь понять, на что это похоже, но в голове ни одной идеи.

– Это созвездие называется северная звезда, оно маленькое, но самое красивое, как по мне, – поясняет Марк, – его лучше всего видно с апреля по август, а еще с ним связана легенда.

– Расскажи мне, – бормочет Хёк, прикрывая глаза и вслушиваясь в голос на том конце провода.

Марк говорит, что он плохой рассказчик, но все же начинает повествование, позволяя Донхёку засыпать под звук своего голоса. Младший Ли уже погружается в сон, когда Марк говорит, что они обязательно еще посмотрят на это созвездие на настоящем небе.

День семьдесят восьмой

Джемин удобно расположился в кресле, закинув ноги на кровать Донхёка, который по этому поводу не переставал возмущаться. На отмахивался на все выпады старшего и разглядывал потолок, где уже обнаружил новый элемент декора от Марка.

– Он у тебя хороший, – неожиданно протягивает Нана, выглядывая знакомые созвездия, а Донхёк замолкает, упираясь непонимающим взглядом в друга.

– Очень, – Хёк соглашается и откидывается на свои подушки, – он напоминает Джено, заметил? – Джемин согласно кивает, вспоминая лучшего друга.

– Вчера Ренджун признался мне в любви, – как бы вскользь замечает Джемин, но Хёк слышит эти нотки взволнованности в голосе, – ты знал об этом, верно?

Донхёк кивает, хотя в душе он был очень удивлен, что Хуан на это решился. Зато теперь Ли стало ясно, почему Джемин пришел сегодня один. Он не ответил на чувства китайца, как они с Ренджуном и предполагали.

– Как давно? Джено тогда еще был жив, да? – Джемин переводят взгляд с потолка на друга и в нем отчетливо читалась та холодность металла, которую Ренджун так всегда боялся.

– Он ведь не виноват в этом, – вздыхает Хёк, вспоминая угрызения совести Джуна, – это ведь не поддается контролю.

Джемин говорит, что это все неправильно и так не должно быть, а Донхёк его хоть и понимает, все равно остается на стороне старшего из друзей. Сейчас он сам знает, что такое любить кого-то и как сильно можно это делать, а потому не может признать, что Ренджун в этом виноват. Он не изменял Джено, но для Джемина это все равно было предательством умершего друга. Их разговор прерывается отрывистым стуком, а после на пороге показывается сам предмет обсуждений, опасливо переводящий взгляд с Джемина на Донхёка.

– Заходи, я уже ухожу, – Джемин поднимается с кресла и, несмотря на протесты Хуана, быстро покидает палату.

Джун обессиленно падает на кровать Хёка, как только за Джемином закрывается дверь, он вообще-то не хотел Донхёку ничего говорить, не хотел волновать его их личными с Джемином проблемами, но тело совсем не слушается, как и мысли, крутящиеся вокруг одного единственного человека.

– Он мне все рассказал, – Донхёк притягивает друга к себе в объятья, – все образуется, он поймет.

– Не поймет, знаешь же, что не поймет. Я для него теперь предатель, который ни во что не ставил чувства Джено, но это не так, – бормочет в худое плечо Хуан, сдерживая выступающие на глазах слезы, – я даже мысленно ему не изменял.

– Я знаю, Джун, знаю, – Донхёк мягко поглаживает друга по спине точно так же, как всегда делает сам Ренджун, – Джемин тоже это понимает, просто ему нужно время обдумать все.

– Наверное, я не должен растрачивать себя на него, зная, что он не примет меня, – старший все же шмыгает носом, позволяя паре крупных слез скатиться по мягкой коже щек, – но каждый раз, когда я его вижу, кажется, что он солнце может принести к моим ногам. Я даже к Джено ничего подобного не испытывал, Джемин для меня не просто возлюбленный, я перед ним словно все силы теряю, как будто все ему в этом мире готов отдать.

Донхёк понимает это чувство, понимает эту боль, раздирающую внутри грудную клетку, и все, чего он сейчас сам желает – забрать это отвратительное чувство себе. Донхёк справится с этим, он сможет выстоять, у него есть поддержка и опора, которая поймает всякий раз, когда Хёк оступится. Но справится ли Ренджун? Сможет ли самостоятельно удержаться на плаву, когда его плот вот-вот настигнет разрушительные волны? Вряд ли.

– Я рядом, Джун, я рядом, – бормочет Ли, крепче прижимая к себе хрупкое тельце.

– Прости, что тебе приходится за всем этим наблюдать, я не хотел этого.

– Я твой друг, а дружба – это не только один бутерброд на двоих, – усмехается Хёк, вспоминая школьные времена, когда Ренджун разделял принесенную еду на всех четверых парней, ведь трое других всегда забывали свои обеды. Ренджун кивает и опускает подбородок на чужое плечо, позволяя себе минутную слабость в виде слез благодаря поддержке друга.

Джемин глубоко вздыхает, отталкиваясь от стены возле двери в палату, когда слышит последнюю реплику Донхёка. Дружба – это быть рядом в любых ситуациях, и Донхёк идеальный друг, в отличие от самого Джемина. Юноша, по правде говоря, совсем запутался в паутине мыслей и чувств, а как выпутаться он понятия не имел. Если Ренджуну может помочь Донхёк, то кто поможет Джемину? Раньше рядом всегда был Джено, а сейчас что? Кто у него есть сейчас? Донхёк, который вот-вот уйдет и тоже его оставит, Ренджун, который и стал причиной этих мыслей? Кто еще?

– Джемин? – голос Марка вытягивает парня из пучины собственных размышлений, – у тебя все в порядке?

Ты так похож на Джено. Сможешь ли ты мне помочь так же, как и помогал он?

На отрицательно мотает головой, честно признавая, что он в совершенном не порядке. Для него самого это стало некой неожиданностью, ведь обычно он стремится со всем справиться сам, да еще и другим умудриться помочь, но сейчас слишком тяжело, слишком сложно, сейчас он не справляется. Один его лучший друг умер, второй умирает прямо в эту секунду, а третий и вовсе обесценил чувства Джено, как Джемину кажется. Марк, слегка нахмурившись, бросает взгляд на дверь в палату Донхёка, а потом сверяется со временем на наручных часах, отмечая, что рабочий день закончился пятнадцать минут назад. Он, вообще-то, хотел немного времени с Хёком провести, посмотреть на звезды и поболтать о чем-нибудь неважном, но пройти мимо такого Джемина Марк не мог. У парня было нездоровое желание помогать всем вокруг себя, даже если помочь он ничем не может. Он не знает, что случилось у Джемина, не знает чем и как помочь, но ему очень хочется и иногда, вопреки всеобщему мнению, одного желания может быть достаточно.

========== 2.4 ==========

День восемьдесят четвертый

Меня всегда удивляло, как неожиданное стечение обстоятельств порой в корне меняет нашу жизнь.

– Марк Леви

Ренджун Джемина избегать старается везде, где только может: в университете, в любимой кофейне, в драмкружке, куда сам же его и затащил, и даже в больнице у Донхёка, а Джемин первым на контакт идти как-то особо не стремится даже после разговора по душам с Марком. Ему нужно было время, чтобы обдумать все происходящее и решить для себя наконец, что он сам испытывает к Хуану. Ренджун для Джемина всегда был хорошим другом, парнем Джено, с которым они росли вместе, приятным собеседником и, пожалуй, самым добрым человеком на всей планете. В любой другой ситуации На бы радовался и уже, наверное, на седьмом небе от счастья парил, ведь в него – приземленного и обычного – влюбился такой прекрасный человек. Но нельзя изменить прошлое, а от решений в настоящем зависит будущее, будет ли оно с Ренджуном? Джемин все же считает, что нет.

– Нана? – Донхёк потирает уставшие глаза и привлекает внимание друга к себе, – у тебя все нормально?

Хёк разговор о Ренджуне заводить не решается, почему-то ему кажется, что Джемин к нему не готов. Ли пытается дать другу возможность все взвесить в голове, понять, что правильно для него, а что нет, и принять решение, которое на данный момент может повлиять на судьбу двоих людей, как минимум. Джемин понимает намерения Донхёка даже без слов, а потому мысленно благодарит парня за отсутствие давления с его стороны. Наверное, лучше всего Донхёк умел ждать, вот и сейчас он просто смиренно ожидал выбора младшего.

– Все отлично, – младший улыбается, при чем так радостно, что Донхёк верит этим словам, хотя в них нет и капли правды, – Марк от тебя почти не отходит сейчас, да? – он рассматривает халат интерна, который тот забыл в палате.

– Он, как зыбкая граница между верой в лучшее и смирением с неизбежным, – вздыхает Ли, откидываясь на мягкие подушки, – мне сейчас даже кажется, что я все время его ждал, именно его.

– Возможно, так и есть, – Нана согласно кивает, – думаю, он не мог не появиться в твоей жизни, только жаль, что пришел так поздно.

– Время уже ничего не значит, он рядом и это единственное, что имеет значение.

***

– Ты задеваешь другие струны, постарайся этого не делать, – Минхён переставляет пальцы парня так, чтобы звук на гитаре получился максимально чистым.

– Да они так близко расположены, мои толстые пальцы не могут не задевать, – бурчит Хёк, перебирая по первым струнам.

Марк вернулся в палату Донхёка к вечеру уже с гитарой за плечом, чтобы научить парня парочке аккордов. Предполагалось, что обучение будет продуктивным и веселым, но в комнате звучали только минорные аккорды, потому что никакие другие под атмосферу не подходили. Донхёк не мог сыграть буквально ничего, каждый раз все шло не так и каждый раз юноша заявлял, что Марк отвратительный учитель. Старший на это выражение про себя смеялся, а вслух говорил, что это Донхёк ничего не может нормально сделать, а затем принимался заново объяснять с самого начала.

– Так, ну все, я сдаюсь, – Хёк откидывает от себя инструмент на постель под безнадежные вздохи Марка, – уверен, что на фортепиано я играю лучше тебя!

– Я на фортепиано вообще не играю, – фыркает интерн, поднимаясь с кровати, – после твоей адской игры мне срочно нужно покурить, – Минхён смеется и хватает свою куртку, чтобы выйти на улицу.

Марк бросил курение полтора года назад и раньше срывался только в особо тяжелые моменты жизни, но сейчас пачка ментоловых всегда покоилась в его кармане. Донхёк вызывал целый ураган переживаний, который отогнать помогал только никотин, а его Марк в последнее время и поглощал в немереных количествах. Пускай вредно, зато хоть на мгновение легче.

– Я не знал, что ты куришь, – протягивает Донхёк, наблюдая, как Марк надевает куртку.

– Ты курил? – отрицательное мотание головой, – пробовал? – и вновь тот же ответ.

Марк улыбается по своему обыкновению очень мягко, от чего в душе развязывается узелок теплоты, говорит Хёку, что скоро вернется и уже намеревается выйти из палаты, как младший останавливает его своим резким замечанием, что он тоже хочет.

– Что хочешь? – Марк непонимающе выгибает бровь, – покурить? – утвердительный кивок, скрывающий сомнение, бушующее в карих глазах.

– Хочу попробовать, – тихо добавляет Хёк, словно это что-то постыдное, хотя курит сейчас каждый второй.

Сначала Минхён хочет наотрез отказаться, мол куда больному раком еще и сигаретами баловаться, но потом в голове всплывают его же слова о том, что времени мало, что надо позволить Донхёку попробовать все, что он еще может успеть. Юноша пожимает плечами, а потом добавляет, что он не против, чем удивляет и вызывает улыбку Донхёка одновременно.

«Ради этой улыбки стоит позволить такую малость»

– Тогда может покурим прям здесь? Я открою окно, – Донхёк поднимается с кровати и подходит к нему, подтверждая свои слова действиями. Марк говорит, что может сработать пожарная сигнализация, но младший только отмахивается, уверенно заявляя, что она давно сломана.

Оба парня садятся на подоконник, который слегка прогибается под их весом, но это мало их беспокоит. Донхёк передвигает свой горшок с мандарином и фиалкой в центр, чтобы сидеть было удобнее, а Марк замечает, что дерево Донхёка продолжает расти, являя уже маленькие листочки миру. Старший достает пачку сигарет из правого кармана куртки, пару мгновений крутит ее в руках, раздумывая, а потом вынимает одну сигарету. Донхёк хочет возмутиться, когда Марк снова убирает пачку, но почему-то этого не делает, продолжает внимательно наблюдать за действиями парня, который уже щелкнул зажигалкой. Маленький сгусток дыма всплывает перед лицом Донхёка, и он завороженно наблюдает за тем, как свободно и легко Марк крутит сигарету в длинных пальцах, как сидит на своей половине подоконника, откинувшись головой на стену, как немного покачивает свисающей левой ногой и как внимательно смотрит на самого Донхёка.

– Дай мне тоже, – выдыхает младший, протягивая вперед руку.

Марк переводит взгляд с сигареты на худенькую ладонь, а потом возвращается к шоколадным глазам, затуманенным едким дымом. Юноша делает очередную затяжку, игнорируя чужую руку, словно дразнится, а потом резко поддается вперед, склоняясь к губам младшего. Донхёк рефлекторно назад отодвигается от такого неожиданного движения и опускает свою протянутую руку на край подоконника, крепко его сжимая, ни то от страха, ни то от предвкушения. Марк медленно начинает выдыхать очередное облако дыма в чужие губы, заставляя их тут же поддаться и немного приоткрыться, поглощая его в себя. Старший впервые открывается Донхёку с такой своей стороны и Донхёку нравится, очень нравится сидеть, прижимаясь лопатками к холодной стене, вдыхать дым сигарет Марка в себя и чувствовать его близость даже без телесного контакта. Минхён отодвигается обратно к стене за своей спиной, когда облачко исчезает, а потом делает очередную затяжку, выпуская легкие колечки уже вверх, к потолку. Они не роняют ни единого слова, когда Марк делает подобное с Донхёком во второй раз, в третий. Старший тушит сигарету об землю в горшке, а потом резким движением руки выкидывает окурок в открытое окно, откуда все время в комнату проникал морозный ветерок.

– Почему ты не дал мне целую сигарету? – спрашивает Донхёк, закрывая окно, пока Марк стягивает с себя куртку.

Марк улыбается, слыша этот вопрос, на самом деле, он и не думал даватьть Донхёку курить таким способом. Юноша помнил свои первые провальные попытки, когда удушающий дым сковывал горло, заставлял кашлять и выступать слезы на глазах, Донхёку такого не нужно. Марк не хотел, чтобы все эти ощущения испытывал младший, а потому избрал не особо оригинальный, зато более приятный для Хёка, вариант. Как ни крути, но что бы они ни делали, Донхёк всегда остается для Марка приоритетом.

День восемьдесят девятый

Тэён настойчиво утверждает, что Марку стоит предложить Донхёку встречаться, а Джэхён упорно доказывает, что после этого предложения парень отдалится от Марка с вероятностью в миллион процентов. Марк больше склоняется к аргументам Джэ, но наблюдать за пыхтящим Тэёном сущее удовольствие.

– Может ты уже сам что-нибудь вставишь? – возмущается Тэ, оборачиваясь к младшему, что развалился на диване с чашкой кофе в руках.

– Да что ты к нему прицепился, им обоим и так хорошо, – Джэ в очередной раз встревает, не давая Марку и шанса принять участие в разговоре.

– Почему ты решаешь за него?!

– Пока вы тут ссоритесь, я поеду к Хёку, его процедуры уже должны закончиться скоро, – усмехается Марк, поднимаясь с пригретого местечка. Он ставит кружку на журнальный столик, а потом под возмущения Тэёна, что кружка оставит там пятна, спешит выбежать из квартиры.

Юноша ловит на проезжей части такси, попутно с этим набирая Донхёку сообщение, что он скоро к нему приедет.

Хёк:«Мне кажется, что мне не выжить без клубничных капкейков» 15:37

Марк улыбается, читая пришедший ответ, и просит водителя остановить у кондитерской на углу следующей улицы.

Марк:«Намек понят, принцесса» 15:38

Хёк:«Если я принцесса, ты чудовище, то где мой принц?» 15:38

Марк:«Ты же в курсе, что я могу выкинуть твои капкейки?» 15:39

Хёк:«Ты же в курсе, что не переступишь порог палаты без них?» 15:39

Марк: «1:0 в твою пользу» 15:39

Хёк:«Ура! Я победил!» 15:40

«Ты всегда побеждаешь, я всегда тебе сдаюсь»

Стоит Марку появиться в палате, как Донхёк с распростертыми объятиями вскакивает с постели и бежит к нему забирать коробочку со сладостями. Такого детского восторга из-за простых пирожных Марк еще никогда не видел, даже у своего племянника Джисона, которому подарил огромного медведя на день рождения. Интересно, какой бы была реакция Донхёка на этого медведя? Вероятно, он бы о Марке напрочь забыл, уделяя все внимание игрушке.

– Где моя благодарность? – возмущается интерн, наблюдая за довольным Донхёком, что испачкался в клубничном креме.

Младший бросает кроткое спасибо, не отвлекаясь от поглощения желанного лакомства, чем вызывает легкую улыбку на губах Марка. Донхёк милый, когда слизывает клубничный крем и пачкает уголки губ в нем же и сахарной пудре. Донхёк милый, когда возмущается, что ягод в этих кексах слишком мало. Донхёк милый, когда улыбается, обнаружив шоколадные крошки внутри выпечки. Донхёк милый всегда.

– Ты меня так взглядом пилишь, потому что хочешь капкейки? – Хёк немного хмурится, замечая на себе взор старшего, – не дам.

Марк усмехается, отвечая, что он и так попробует. Донхёк не успевает спросить, что парень имеет в виду, потому что тот уже наклоняется к чужим губам, заставляя младшего на мгновение забыть, как дышать и нужно ли это вообще делать. Сейчас Марк находился к лицу Донхёка даже ближе, чем когда они курили на подоконнике, сейчас Хёку казалось, что поддайся он на миллиметр вперед и сможет ощутить сладкий вкус Минхёновых губ. Марк медленно переводит взгляд с глаз Хёка на его губы, от чего внутри последнего все замирает в нетерпимом ожидании поцелуя, но все, что он получает – легкое прикосновение в уголки губ. Марк быстрым движением забирает мазки крема с пудрой от капкейков, а внутри Донхёка все стучит сильнее, чем должно от таких незначительных действий.

– Дыши, принцесса, – Марк самодовольно усмехается, видя реакцию Хёка на свои действия. Он к нему находится так близко, что даже слышит этот неровный стук, исходящий из грудной клетки. Донхёк после этих слов старшего тут же от себя отталкивает, ударив руками по чужой груди, а потом пыхтит, что-то из серии «ты придурок».

– Я и не знал, что пай-мальчик Ли Минхён может быть таким, – саркастично подмечает Хёк, возвращая себе свой привычный образ, что заставляет Марка в очередной раз улыбнуться, глядя на него. Почему Марк всегда улыбается, когда смотрит на Донхёка?

– Кто сказал, что я пай-мальчик?

– Ты таким кажешься, – парень пожимает плечами и убирает от себя коробку с не съеденным лакомством, – кажешься слишком хорошим для этого мира.

– Я такой только с тобой, – Марк с легкой усмешкой повторяет жест Донхёка плечами, а затем поднимается с кресла, на этот раз не замечая удивления в глазах напротив. – Мне надо отлучиться, у нас сбор через пятнадцать минут в ординаторской.

На самом деле никакого сбора нет, просто после содеянного старшему немного не комфортно, кажется, что он поторопился, не подумал, что Донхёк к такому может быть не готов, но Марк просто не удержался. Ему совсем не хотелось пробовать крем, совсем не привлекала сахарная пудра или шоколадные капли внутри капкейков, ему просто хотелось прикоснуться к чужим губам, пускай и так мимолетно, почти неощутимо, но испытать сладость, вызванную далеко не пирожными.

Донхёк говорит Марку поспешить, что тот и делает, покидая его обитель. А в голове Хёка все еще пульсируют, подобно крови в венах, предпоследние слова старшего, которые его полностью выбили из колеи. Марк такой только с Донхёком. Марк так заботится только о Донхёке. Марк столько делает только для Донхёка. Марк и правда Донхёку уже принадлежит.

День девяносто второй

Крупные капли ночного дождя выбивали по стеклу барабанную дробь, которая служила отличным аккомпанементом для Марка, разбирающего истории болезни пациентов. Юноша и сам не заметил, как втянулся в эту работу, как внезапно стал радоваться выздоровлению людей и даже гордиться тем, что в этом самом выздоровлении он сам им и помог. Наверное, это все из-за Донхёка. Когда в твоем окружении есть болеющий человек, то ты невольно радуешься поправке других, лелея, словно новорожденного младенца, надежду на выздоровление своего близкого.

– И когда этот дождь уже прекратится, – бормочет Марк, вглядываясь в непроглядную темноту ночи. Джэхён сейчас от Тэёна должен был возвращаться, но почему-то Марку казалось, что Чона из квартиры в такую погоду не выпустят.

Телефон вибрирует, пропуская по письменному столу мелкие волны, и Марк открывает новое сообщение от Донхёка, который вообще-то спать должен, но по всей видимости не спит.

Хёк:«Я тут подумал, классно было бы завести трех собак» 1:12

Марк:«Ты серьезно думаешь о собаках в час ночи?» 1:12

Хёк:«А о чем еще я должен думать…» 1:12

Марк:«Обо мне?» 1:13

Марку начинает казаться, что он слишком на Донхёка давит, ведь парень замолкает на какое-то время, хотя сообщение светится прочитанным. Но спустя пару минут ответ все же приходит, правда не совсем такой, как Ли ожидал, но это ведь Донхёк.

Хёк:«Я хочу назвать их Мередит, Маргарет, а для третьей не придумал» 1:16

Марк:«Их имена начинаются с буквы «м», потому что меня зовут Марк?» 1:17

Хёк:«Ага ;)» 1:17

– И как мне понимать это «ага», – бормочет Марк себе под нос, но отвлекается от только-только начавшегося мыслительного процесса относительно интерпретации этого простого слова, потому что дверной замок щелкает, оповещая о приходе Джэхёна.

– Марк, я надеюсь, что ты дома, а не на своем дежурстве! – разносится громогласно на всю квартиру, и сам Марк, улыбнувшись, выползает из своей комнаты.

Джэхён в приподнятом настроении скидывает свою куртку и проходит в сторону кухни, ставя чайник подогревать воду для горячего чая, что отогреет его замерзшие конечности. Марк внимательно наблюдает за действиями соседа, отмечая про себя, что Джэхён довольно резко и порывисто двигается, словно боится что-то упустить. Донхёк совсем не такой, каждый шаг его наполнен грацией и чем-то небесно волшебным, он словно ступает по шелковым тканям, бродит по ступеням рая и вот-вот воспарит над землей.

– Я на следующей неделе к Тэёну поеду, поживу с ним недельку, пока его домашние в отпуске, – Джэ стягивает с себя свой шерстяной свитер, подаренный Марком на Рождество, и скрывается за дверью своей комнаты, не удосуживаясь прикрыть ее, – Ты же без меня справишься?

Марк хочет ответить, что ему не двенадцать и он вполне может существовать без наставлений друга, но в голове рождается одна идея, которая Донхёку непременно бы понравилась. Ли улыбается своим же мыслям, когда понимает, что о чем бы он ни думал, все так или иначе сводится к парню, что прямо сейчас разглядывает звездный потолок собственной палаты.