Текст книги "Вопросы воспитания (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Тем более, что Альсина успела привязаться к Розе, однако бабушкой себя по-прежнему не ощущала. Помилуй, Господи, ее дочь даже младше Розмари – какая из нее бабушка?! Леди Димитреску все так же хороша собой и полна сил; пусть сейчас у нее так нещадно болела голова.

– Ты что же, и мужика ей выбирать собиралась? – Гейзенберг занял кресло напротив жены, устроив причмокивающую соской Элоизу на коленях. – Тебе заняться нечем? Если возни с двумя малявками мало, я тебе занятие быстро найду.

– Не будь таким вульгарным, – поморщилась женщина, делая глоток чая; рождение двоих детей сделало Карла до ужаса заносчивым, он загордился так, словно их сын и дочь появились на свет только благодаря ему, без участия Альсины, однако мужчине это было простительно в виду другого склада ума, пусть и скабрезные намеки Гейзенберга раздражали. Леди Димитреску не хотела больше детей; она вполне могла довольствоваться и тремя старшими дочерьми, бесконечно любила и Карла-младшего, и малютку Элоизу, по-своему дорожила Розой, однако не собиралась служить при муже племенной кобылой ради удовлетворения его эго. Гейзенберг пытался жульничать и хитрить, стараясь застать леди Димитреску врасплох, но со своей стороны женщина делала все, чтобы более не допустить досадных случайностей; их семейству и так вполне хватало наследников.

– А что? Мы же с тобой еще самый сок, – подавшись вперед, Гейзенберг развязно потрепал Альсину по колену, – ну, я так точно. Это ты болеешь и чахнешь. Скоро начнешь носить очки и ходить с помощью трости.

– Которой я при первом же удобном случае огрею тебя по шее, – сумрачно пригрозила леди Димитреску; Элоиза, выплюнув соску, запищала, будто поняв, что мать имела в виду, и губы женщины тронула бледная улыбка. – Видишь? Дочь со мной согласна.

– Что, одобряешь избиение бати, маленькая пиявка? – Карл крепко поцеловал дочь в пухлую щечку, тиская ее бока, от чего девочка принялась колотить ножками воздух, хихикая и взвизгивая, и от восторженного верещания Элоизы у Альсины возникло стойкое ощущение, что ей в висок ввинчивалось ледяное сверло, отзываясь ноющей болью в челюсти. Мучительно поморщившись, она прижала ладонь ко лбу, откинув голову на подушки, и Гейзенберг, заметив страдания жены, торопливо сунул соску Элоизе.

– Ну-ка, тш-ш-ш, мелочь. Видишь, мать разболелась? Старая уже стала, вот и хворает, – мужчина пакостно захихикал, не позволяя разыгравшейся дочери вытолкнуть соску изо рта.

– Еще одно слово – и я выплесну чай тебе в лицо, – леди Димитреску смерила Карла недобрым взглядом, поудобнее перехватив кружку с чаем; Гейзенберг чуть отодвинулся вместе с креслом, проехавшись ножками прямо по паркетному полу, и заслонился от женщины гулившей Элоизой.

– Ничего, дочь батю любит – прикроет.

– Прячешься за спину детей? Какое мужество, – язвительно заметила Альсина, отпивая еще немного чая; вкус был ужасный, но она пила, потому что для нее чай готовил сам Гейзенберг. Лучше напиток от этого не стал, однако женщине было тепло от его заботы, хотя шуточки мужа действовали на нервы, как песок в туфле, сползший чулок или щекочущая шею этикетка на новой блузке. Впрочем, она уже привыкла за столько лет; по-другому Карл не умел и учиться не хотел, а Альсина очень сомневалась, что стала бы женой Гейзенберга, будь он кем-то иным.

– Сегодня ты злее, чем обычно. Это мигрень на тебя так действует или предстоящей визит парня Кассандры?

Леди Димитреску рассерженно приподнялась в кресле.

– Так что же, этот юноша все же явится?

– Хрен знает, – мужчина пожал плечами, после чего развернул кресло к двери; от вида длинных царапин на паркете Альсине сделалось дурно, и она обмякла, немного неловко стукнув кружкой по столешнице журнального столика; чай пролился, обжигая пальцы женщины, которые она в мгновение слабости вытерла о собственный бархатный халат. Зычный окрик Гейзенберга влетел ей в макушку, словно раскаленная дрель:

– Кассандра! Что, нам сегодня ждать твою плесень или нет?

– Не называй Итана плесенью! – беспардонно завопила девушка в ответ, будто невоспитанная крестьянка; леди Димитреску прижала ладони к раскалено пульсирующему лбу; безумие какое-то! Что же случилось с ее чинными, ласковыми девочками? Почему они вдруг стали себя вести как… как Гейзенберг?! Очень сомнительный объект для подражания; пусть он и приходился отчимом дочерям Альсины, девушки должны же понимать, что его поведение нередко балансировало на грани между откровенным хамством и непосредственностью. Но Кассандра… она же леди! Разве так ее воспитывали? Что бы она считала уместным кричать на весь дом?!

– Да ладно тебе, мошка, не жужжи, – продолжал голосить Карл, словно пытался докричаться не до комнаты падчерицы, а до соседней улицы. Леди Димитреску в изнеможении прикрыла глаза и принялась массировать переносицу, которую раскалывало от боли.

– Мама! Скажи ему, чтобы перестал оскорблять Итана!

– Да разве “плесень” – это оскорбление? – удивился Гейзенберг. – Вот если бы я его говнюком назвал, тогда да, можно было бы обидеться, но ты же знаешь, что я так, по-дружески.

– Он никакая не плесень, – капризно продолжала Кассандра, старательно оглашая своим голосом весь дом, – почему все нападки сыплются только на моего парня? Бэла тоже встречается, но это как будто никого не касается!

– Кэсс! – визг старшей дочери выпорхнул из малой столовой, расположенной между кабинетом Карла и библиотекой, и Альсина обреченно опустила плечи: вот, еще одна дочь ведет себя точно базарная торговка. – Ты обещала не говорить!

– А ты что, стесняешься? – ядовито осведомилась Даниэла из библиотеки. – Стыдишься? Неужели он так ужасен?

– Не твое дело, – огрызнулась Бэла, на что младшая сестра отозвалась издевательским смехом, – не лезь, куда не просят, Дани! Вместо того, чтобы совать нос в мою личную жизнь, лучше бы занялась своей!

– Давай я займусь твоей? Судя по всему, у тебя все очень печально. Настолько, что ты не хочешь познакомить с нами своего парня. Если он существует, конечно. А то вдруг ты его выдумала. Ты ведь у нас такая фантазерка, Бэли.

– Ну ты и сука, Дани, – выпалила Бэла, и Альсина, окончательно потеряв терпение, ударила ладонью по подлокотнику кресла; от ярости, вспыхнувшей ярче бенгальского огня, головная боль почти прошла, однако женщина была слишком взвинчена, чтобы это заметить. Выпрямившись во весь рост, расправив плечи, леди Димитреску набрала полную грудь воздуха и отчеканила во всю мощь своих легких:

– Довольно!

Дом пристыженно затих, даже Элоиза замолчала, прижав крошечные ладошки к лицу; Карл, дурашливо скривив рот, втянул голову в плечи, умильно посматривая на рассвирепевшую жену, а Бэла, Даниэла и Кассандра затаились каждая в своей комнате; Альсина порадовалась, что Карла-младшего няня увела на прогулку, иначе бы на одного крикуна было бы больше.

– Что бы я больше не слышала подобных выражений! Что это все значило?! Брань, крики… ведете себя, как беспутные скандалистки! Если еще раз такое повторится, пеняйте на себя, девочки. Не посмотрю на то, что вы взрослые!

– И что ты сделаешь? Под домашний арест их посадишь? – неосторожно хмыкнул Гейзенберг, но замолчал, снова прячась за Элоизу, стоило леди Димитреску перевести на него взгляд, кровожадно прищуренный, как у леопарда. – Все, все, я понял, не лезу. Твои дочери, сама с ними разбирайся.

– Это все ты, – патетично заявила Альсина, взмахнув широким рукавом халата, – дурной пример заразителен, вот и мои девочки, глядя на тебя, совсем отбились от рук.

– Слушай, им же не пятнадцать лет. Чего ты их строить пытаешься, как школьниц? – Карл уложил на плечо Элоизу, заметно поникшую после гневной вспышки матери; леди Димитреску, заметив грустное личико младшей дочери, ее насупленные бровки, надутые губы и сжатые кулачки, мгновенно устыдилась своего срыва. Как она могла требовать от своих детей благовоспитанности, если сама позволяла себе повышать на них голос? Женщина забрала Элоизу у мужа, прижала девочку к груди, успокаивающе поглаживая по спинке; Элоиза трогательно уткнулась носом ей в шею, тихонько посапывая, и леди Димитреску растроганно улыбнулась.

– Моя маленькая, – шепнула Альсина, целуя дочь в висок, – не сердись на маму. Мама так злится потому, что очень вас любит. Мои девочки ведь самые лучшие, и очень сложно принять, что у моих прекрасных, замечательных дочерей есть недостатки.

– Да, то ли дело твои мужики – идеальны со всех сторон, – заметил Гейзенберг, боком подбираясь ближе к женщине, – во всяком случае: я и мой пиздюк. А Итан все-таки плесень. Кто там у Бэлы, узнаю при знакомстве, но точно тот еще паразит. Осталось теперь еще и Даниэлу пристроить, и все, можно спать спокойно. Пусть у их мужиков голова о девчонках болит.

Альсина не ответила, продолжая укачивать Элоизу; думать об избранниках дочерей совсем не хотелось. Они с девочками жили так тихо и мирно, когда их было только четверо, однако стоило мужчинам войти в их жизнь, как все изменилось. Это так походило на испытание на выносливость, однако леди Димитреску находила удовольствие в постоянной борьбе, в стычках с Гейзенбергом, в препирательствах дочерей, ставших такими взрослыми в одночасье, в шалостях Карла-младшего и Элоизы, в шумных ужинах, когда вся семья, включая худосочного Итана Уинтерса и его милую дочурку собиралась за одним столом. Было совсем не утонченно и не изысканно, но весело и уютно, настолько, что леди Димитреску могла бы милостиво согласиться с тем, что другой судьбы она ни за что не пожелала бы. Даже при условии, что Гейзенберг иногда ел руками, игнорируя приборы, а Итан Уинтерс гладил под столом колено Кассандры, наивно полагая, что этого никто не видел.

========== Normal!AU VI ==========

Леди Димитреску не терпела присутствие в доме посторонних: они раздражали Альсину своей неуместностью, неловкостью, суетностью, похожей на мышиную возню под полом, поэтому к новой прислуге женщина привыкала долго и тяжело, выбирала персонал скрупулезно и тщательно, стараясь удостовериться, что в ее доме будут работать порядочные, проверенные люди. Постепенно леди Димитреску свыкалась с привычкой горничной петь во время работы или пристрастием гувернантки к цитрусовым духам, похожим больше на автомобильный освежитель воздуха, однако стоило порог переступить Итану Уинтерсу, как в груди начинало жечь от раздражения. Свыкнуться с наличием молодого человека в своей жизни никак не получалось: внимание цеплялось за все, что выбивалось из привычного Альсине уклада: куртка, небрежно брошенная на стул, коробка из-под пиццы, забытая на столе в гостиной, дешевые кроссовки в прихожей, запертая дверь в комнату Кассандры, откуда доносился смех. Это ужасно выводило из себя; как ни странно, малышка Роза леди Димитреску ничуть не мешала. Девочка росла тихой, беспроблемной, в отличие от собственных детей Альсины – парочки варваров, которых уже в столь юные годы тянуло на завоевания. Пока Розмари примерно рисовала, Карл-младший мог залезть в буфет за банкой с печеньем, а Элоиза – юркая, проворная, словно обезьянка – могла ворваться в гардероб, вооружившись ножницами, чтобы порезать платья леди Димитреску на наряды своим куклам. Несносные, совершенно невозможные дети; Альсина пришла в ужас, увидев Элоизу, сидящую в окружении шелковых обрывков и лоскутков, в которые превратилось ее вечернее платье. Его было почти не жалко – к дьяволу, это всего лишь тряпки! – но Элоиза могла пораниться ножницами; специально взяла самые большие, кухонные, которые легко резали куриные кости и хрящи. Что им детские пальцы? Но, несмотря на весь испуг женщины, Элоизу наказали за испорченное платье; как и Карла-младшего, который, наевшись сладкого, уронил винтажную банку из-под печенья, переполошив всю прислугу. Хорошо, что сам не сорвался с верхних полок буфета, тогда бы сердце леди Димитреску точно не выдержало бы.

Чтобы впредь не вздумали так пугать мать, Элоиза и Карл-младший до конца месяца были лишены десерта; протесты детей Альсина подавила одним суровым взглядом, которого оказалось недостаточно для потешавшегося Гейзенберга. Ему все было смешно, как будто шутка, что его сын мог разбить голову о кафельный пол! А если бы Элоиза покалечилась?! Мерзавец продолжал бы смеяться?! Леди Димитреску буравила мужа янтарно-потемневшими, как у львицы перед прыжком, пока Гейзенберг попивал какао под грушевые кексы, одновременно что-то высматривая в мониторе своего ноутбука.

– Хватит на меня таращиться, – проворчал он с полным ртом, засыпав крошками клавиатуру, – как будто я в детстве коленки не расшибал. Ни один пацан без синяков и шишек не обходится. Свалится – значит, в следующий раз не полезет.

– Скажи еще специально его со шкафа сбросить, чтобы получше запомнил, – огрызнулась Альсина; спокойствие Карла ее бесило. Это, между прочим, и его сын тоже, а Гейзенберг вел себя так, словно у него в запасе еще несколько детей. Если один убьется, то можно будет попробовать вырастить следующего. А что? Это же легко, рождение детей – почти как работа принтера, главное, чтобы краски в картриджах хватало. Уперев руки в бедра, леди Димитреску стояла, нависая над мужем, который с апатичным видом шумно отхлебнул какао и продолжил щелкать мышкой, водя курсором по таблицам, графикам и столбикам расчетов.

– Зачем его куда-то бросать? – мужчина небрежно пожал плечом. – Он и сам отлично справляется. Вчера он в косяк врезался, шишка выросла с мой кулак.

Альсина, возмущенно раздув ноздри, придвинулась к Гейзенбергу вплотную, напирая на него грудью. Карл косил заблестевшим глазом на линию ее декольте, пряча ухмылку в уголках рта; леди Димитреску, оперевшись ладонью о стол, с видом кровожадным и свирепым впилась глазами в мужа, который, позабыв о кексах, предпочитал исподволь любоваться ее обнаженной в вырезе домашнего платья грудью.

– Так вот почему на ужин он пришел в шапке, – протянула женщина, недобро постукивая ногтями по столешнице.

– Ага, – счастливо подтвердил Гейзенберг, – там еще и синяк… Одним словом – красота! Как будто его лошадь лягнула.

– А мне почему не сказали?! – вспылила Альсина, борясь со страстным желанием сделать какую-нибудь глупость вроде сахара, высыпанного за шиворот Карлу, или резко опушенной крышки ноутбука, которая прищемит пальцы мужа.

– Так ты же не разрешаешь ему ездить на велосипеде по дому! А он катался и не вписался в поворот. Так что, в соответствии с ПДД, прав он лишен на ближайшие пару недель.

– В самом деле? – женщина недоверчиво склонила голову набок. – Сегодня утром в парке он катался на самокате.

– Так это же не велосипед, – хохотнул Гейзенберг и прежде, чем леди Димитреску успела обреченно всплеснуть руками, положил ладонь на крутой изгиб ее талии, притягивая к себе. Альсина слабо упиралась, пыталась стряхнуть с себя пальцы Карла, цепкие, как у ящерицы, то и дело оказывавшиеся у нее то на бедре, то на животе. Подхватив женщину под колено, Гейзенберг дернул, надавив ладонью, и леди Димитреску, покачнувшись, буквально упала на него. Стул заскрипел под навалившимся на него весом, мужчина, повернувшись в последний момент, усадил Альсину себе на колени. Стол качнулся, когда женщина случайно задела его ногой, чашка с недопитым какао опасно накренилась, едва не пролив содержимое на клавиатуру, а ладонь Гейзенберга с размаху опустилась на бедро леди Димитреску; Альсина вздрогнула, неловко чиркнув каблуком по полу, сжала колени, когда Карл сжал пальцы, тиская ее ляжку, крепко держа женщину под бок. С глухим, зловредным смешком он потерся колючей от щетины щекой о грудь Альсины, после чего прихватил зубами край выреза и потянул вниз. Леди Димитреску охнула, чувствуя, как раскалившаяся кровь бурным потоком устремилась в голову.

Прикрыв декольте ладонью, она пихнула Гейзенберга локтем в плечо.

– Что это на тебя нашло? – обронила Альсина, насмешливо изогнув брови; Гейзенберг шумно, с присвистом выдохнул, тряхнув головой.

– А чего? Имею право! Жена ты мне или кто? Может, соседка? Или сестра, а? – гоготнул Карл и уткнулся носом в шею женщины, и по телу леди Димитреску пронеслась волна приятной слабости, смывая все переживания, унося их течением куда-то далеко, на самую кромку сознания. Но это не значило, что она перестала думать о непоседливости и неусидчивости своих детей; с гувернанток, не досмотревших за Карлом-младшим и Элоизой, так же спросили, однако если не привить детям понятие о дисциплине, как же они будут учиться в школе? Альсина утомленно прикрыла глаза, держась за плечи мужа, который забавлялся тем, что мял ее бедро и ягодицу. С девочками у леди Димитреску не было таких проблем: Бэла, Кассандра и Даниэла были погодками и играли всегда вместе, не находя времени на проказы и шалости. Платья матери они не резали, а примеряли, воровали не печенье, а вишневое варенье – перемазавшись сладким ягодным сиропом, сестры изображали невест Дракулы; не самые подходящие персонажи для маленьких девочек, но тяга к классической литературе в столь юном возрасте весьма похвальна. Кем будет воображать себя Карл-младший при нынешней моде на супергероев даже страшно представить, однако разве могла Альсина мешать сыну в его самовыражении?

Но если еще раз она узнает, что этот негодник катался на велосипеде в доме… Какое будет наказание за столь вопиющий проступок, леди Димитреску еще не решила, однако знала точно, что после этого Карл запомнит, что маму надо слушаться.

Женщина втянула воздух сквозь зубы, чуть расставив ноги, когда Гейзенберг принялся деловито задирать подол ее платья; тянуло немного поломаться для вида, чтобы муж ее немного поуговаривал, приласкал так, чтобы Альсина не могла ему отказать, но было немного лень, и вообще они уже столько лет женаты, а почтенной воспитанной даме кокетство не к лицу. Пока леди Димитреску раздумывала, Гейзенберг успел оголить ее колени и устроить ладонь на внутренней стороне женского бедра, по-хозяйски поглаживая и растирая, и Альсина уже решила сдаться, как звонкий голос Кассандры, просочившийся через закрытую дверь кабинета, прокатился зимним холодком вдоль спины:

– Мама, ты дома? Мы ненадолго!

– Надо сказать твоим дочуркам, чтобы звонили перед тем, как прийти, – проворчал Гейзенберг, не торопясь отнимать рук от тела жены, – не дом, а проходной двор какой-то.

– Перестань, – фыркнула Альсина, одергивая юбку; она не ждала сегодня Кассандру, которая уже несколько месяцев жила с Итаном Уинтерсом и его дочерью. Обычно дочь навещала родных на выходных, договариваясь заранее; что же заставило ее прийти посреди рабочей недели? Что-то случилось? Мгновенно встревожившись, леди Димитреску хотела подняться, однако Карл удержал ее, обхватив обеими руками поперек живота.

– Пусти. Слышал же, дочка пришла.

– Если будем сидеть тихо, она нас не найдет, – шепнул Гейзенберг, хитро прищурившись, на что Альсина чопорно поджала губы.

– Не веди себя как мальчишка! – бросила она, строго сведя брови. Подумать только, у них двое детей, а Карл все равно вел себя так, словно они – пара школьников, которые решили пообжиматься в укромном уголке. – Потерпишь немного.

– С чего это я в своем доме должен терпеть?! – осклабился мужчина, хватая Альсину за грудь, которая толком не помещалась ему в ладони. Гейзенберг мягко сжал, и леди Димитреску закрутило в водовороте злости и возбуждения.

– С того, что это и мой дом тоже. И мои дочери. Так что не надо мне здесь этих вольностей, – отрезала женщина, сбрасывая руки мужа и стремительно поднимаясь. Лицо у нее пылало, вырез чуть сполз, грудь грозила вывалиться, и Альсина принялась лихорадочно поправлять платье. Не хватало еще перед Кассандрой появиться в таком виде. С кем же дочка пришла? Леди Димитреску надеялась, что с ней навестить родителей решила Даниэла или же маленькая Розмари попросилась в гости; Итана Уинтерса видеть не хотелось, однако они с Кассандрой были почти неразлучны, и девочка была весьма решительно настроена на сближение семьи со своим избранником. В прошлый свой визит Итан преподнес матери своей девушке букет белых лилий; милый жест, но леди Димитреску предпочитала розы. Цветы приняла исключительно, чтобы не расстраивать Кассандру.

Если Уинтерс принесет что-нибудь нелепое, безвкусное или же уродливое, Альсина молчать не станет.

– Грымза, – оскалился Гейзенберг и мстительно ущипнул женщину за ягодицу; леди Димитреску отмахнулась, грозно сверкнув на него глазами, но радушно улыбнулась, когда дверь кабинета приоткрылась, впуская в комнату лучащуюся хорошим настроением Кассандру и Итана Уинтерса. Улыбка Альсины чуть дрогнула, однако не пропала, даже когда она встретилась глазами с молодым человеком. Кассандра почти мгновенно закрыла его собой, бросившись навстречу к матери, которая с готовностью распахнула ей свои объятия.

– Здравствуй, моя дорогая, – леди Димитреску расцеловала дочь, поправляя ее смоляные волосы, уложенные крупными волнами. – Как я рада тебя видеть. Надеюсь, ты пришла по хорошему поводу.

– Мы оказались поблизости и решили заглянуть, – пропела Кассандра; ее лицо лучилось счастьем, и в груди Альсины будто разлился сахарный сироп от радости за дочь. Кто же не желает лучшего своему ребенку? Однако солнечное настроение женщины померкло, набежали тучи, под кожу забрался колкий зимний холодок, когда вслед за девушкой в комнату робко сунулся Итан Уинтерс в своей дешевой светлой куртке и линялых джинсах; мужчина изобразил улыбку, глядя на Альсину с подозрением, исподлобья, но скулы Уинтерса зажглись брусничным румянцем, когда Гейзенберг, скаля во весь свой набор зубов, направился к нему:

– Вот за что уважаю плесень, так за то, что в любую щель, в закрытую банку заберется. Да ладно, чего ты кривишься? Я же шучу, – Карл похлопал Итана по плечу; Уинтерс нервно ежился под немигавшими взглядами родителей своей девушки, сжимал челюсти, играя желваками на щеках, однако помалкивал, не решаясь показывать характер в чужом доме. Умное решение: хамства от чужих Альсина не снесла бы, а Итан для нее был посторонним. Пусть Кассандра его любила, леди Димитреску не собиралась вот так просто открывать свое сердце какому-то хлипкому, невзрачному, худосочному пареньку; и неважно, что его милую дочь Альсина приняла сразу. Это же ребенок, а не какая-то… плесень.

– Что это там у тебя? – Гейзенберг бесцеремонно ткнул пальцем за пазуху Итана, и под курткой что-то закопошилось, зашевелилось, и леди Димитреску недовольно нахмурилась. Женщина вопросительно покосилась на дочь, которая рассмеялась, тряхнув блестящими волосами, тяжелыми, как мокрый бархат.

– Подарок, – задорно выпалила Кассандра и застучала каблучками к Уинтерсу, который заслонялся плечом от распалившегося Гейзенберга: мужчина продолжал тыкать пальцем в куртку Итана, под которой тоненько запищало. Кассандра, бесстрашно шлепнув ладонью по пальцам отчима, свободно запустила руки под одежду Уинтерса, и его лицо довольно разгладилось, в глазах зажегся хитрый огонек, а по губам пробежала улыбка, заставившая леди Димитреску еще больше помрачнеть. Бесстыдники; какое будущее ждет ее девочку рядом с этим мужланом?! Ни положения, ни воспитания… И все равно Кассандра продолжала рядом с ним млеть, словно школьница. Вот в кого она такая?

Сложив руки на груди под нитями янтарного ожерелья, Альсина подошла ближе, высокомерно глядя на Итана, кривя край рта в глумливой усмешке; Уинтерс избегал ее взгляда, предпочитая любоваться Кассандрой. Молодые люди перемигивались и хихикали, словно дети, и когда девушка прижалась к нему, запустив ладони ему под куртку, Итан подался вперед, пытаясь ее поцеловать. Гейзенберг прочистил горло, пряча ехидную улыбку, Альсина раздула ноздри, округлив гневно глаза, а Кассандра вдруг увернулась, в притворной суровости сведя брови.

– Ну, тише! Раздавишь же, – быстро чмокнув его в щеку, девушка повернулась, вытаскивая из-под куртки Итана крохотный белый комочек. Гейзенберг поперхнулся от неожиданности, Альсина приподняла бровь, брезгливо изогнув губы, не уверенная, что ее средняя дочь была серьезна. Это какая-то несмешная неудачная шутка? Что это значило? Если дети решили завести домашнее животное, то пусть; совсем не обязательно приносить его родителям, чтобы похвастаться.

– Правда, она милая? – Кассандра протянула комочек, оказавшийся котенком, матери. Котенок тонко мяукал, цепляясь лапками за пальцы девушки, прижимал ушки, подергивал розовым носиком и выглядел таким трогательным, беззащитным, прямо как дочки Альсины, когда они были совсем крошками. Леди Димитреску скупо улыбнулась, однако не заметила в себе желания погладить кошечку или взять ее на руки.

– Все котята милые. Но у вас маленький ребенок. Разумно ли?

– Ну, – Кассандра смутилась, – у Итана маленькая квартира, и с животным будет не очень удобно. Но она такая прелесть! Я не смогла удержаться.

– Дорогая моя девочка, – леди Димитреску снисходительно усмехнулась, – если решила жить отдельно и самостоятельно, да еще и своей семьей, то нельзя думать только о себе.

Кассандра по-детски насупилась, прижимая к груди притихшего котенка, который тихонько урчал, щурясь, когда Гейзенберг принялся почесывать ему за ушком. Девушка кусала губы, дыша чуть громче и чаще, и румянец медленно расцветал на ее щеках маками. Итан двинулся к Кассандре, ободряюще обняв ее за плечи; взгляд, которым он смерил Альсину, можно было счесть вопиюще наглым.

– Вообще-то… подарок для вас. Мы с Кассандрой решили, что вам понравится.

– Неужели? – губы женщины растянулись в широкой, обнажавшей резцы, улыбке. – И с чего вы, молодые люди, сделали такие выводы?

– Да, – гнусаво подхватил Гейзенберг, продолжая гладить котенка, – что, раз у нас полный дом пиздюков, то нам и без шерстяного мешка с блохами не обойтись?

– Нет у нее никаких блох, – возмутилась Кассандра и обезоруживающе посмотрела на посуровевшую мать, – прости, что не посоветовалась и не предупредила, но я подумала, что тебе понравится.

– Ты лукавишь, милая. Ни за что не поверю, что это была твоя идея, – леди Димитреску перевела глаза на Уинтерса, до странности самоуверенного, бесстрашного, словно бессмертного. – Неудачная идея: пытаться распоряжаться порядками чужого дома.

– Мы хотели сделать вам приятное, – заявил Итан; Альсина вздохнула полными легкими, угрожающе вздымая грудь.

– И вы сочли, что приятное мне может сделать это животное? Конечно, у меня ведь мало забот с двумя маленькими детьми, мне так не хватает дел, и еще одно грязное, шумное, требующее внимания создание именно то, в чем я нуждаюсь.

– Ага. Какой в кошке толк? – хмыкнул Карл Гейзенберг, успевший забрать котенка из рук падчерицы; кошечка ползала у него по груди, цепляясь коготками за ткань рубашки, смешная и неуклюжая, с тонким подрагивающим хвостиком. – Собаки лучше. Но не эти мелкие, тявкающие херовины, которых в карманах носят, а такие нормальные, здоровые зверюги, с которыми на медведя можно ходить.

– Никаких собак! – повысила голос Альсина; не хватало еще устроить зверинец у нее в доме! Разумеется, Карл-младший и Элоиза будут в восторге, однако, где одна собака, там и вторая, а потом еще дети начнут таскать лягушек и ящериц, Даниэла заведет паука-птицееда, о котором мечтала со средней школы, а Бэла отдаст аквариум, пустеющий последние пять лет, какой-нибудь ползучей твари вроде полоза или молочной змеи. Маленький белый котенок, сидящий на ладони Гейзенберга, мог раскачать более-менее устоявшийся распорядок сильнее, чем шторм – оставшуюся без весел лодку. Но и выставить вон Кассандру вместе с ее парнем и котенком Альсина не могла; дочка ведь расстроится, обидится, Итан Уинтерс будет ее утешать и выставит леди Димитреску их врагом. Женщина размеренно выдохнула, сжав зубы; маленький, пронырливый негодяй, он нарочно это сделал, чтобы поссорить Альсину с ее девочкой. Решили они, вы посмотрите на них!

– Если ты не против животных в доме, мы ее заберем, – Кассандра потянулась за котенком, но Гейзенберг отошел, удерживая зверька в одной ладони.

– Куда?! Это же подарок. А что выходит – пришла, подразнила и ушла? Нет, мошка, так дела не делаются.

– Не называй меня так, – надулась девушка и покосилась на мать; Альсина молчала, сосредоточенно морща лоб. Она не хотела кошку, не хотела видеть рядом с любимой дочерью, очевидно, недостойного ее Итана Уинтерса, но почему-то когда леди Димитреску предлагала логичные и рациональные решения, все принимались возражать и спорить. Их семье не требовалось домашнее животное, однако, кажется, что так думала только она. Хорошо, что котенка еще не видели младшие дети, иначе бы на Альсину напали толпой. Сейчас женщина могла еще настоять на своем, но, глядя на напряженное, настороженное лицо Кассандры, на Итана, нарушителя спокойствия, на Карла, на локте которого котенок лежал, вытянувшись всем тельцем, леди Димитреску опустила плечи, признавая поражение.

В конце концов, какой вред будет от одного котенка?

– Она породистая, – подал голос Уинтерс, – настоящая турецкая ангора.

– Надо же. И где вы достали настоящую турецкую ангору? – протянув руку, Альсина погладила котенка по головке самыми кончиками пальцев. Глаза Итана насмешливо блеснули.

– У моих знакомых. Остальных котят им удалось пристроить, а этой малышке никак не получалось найти дом.

– Как мило, что она досталась именно мне, – не удержалась от язвительного замечания Альсина, поглаживая нежные ушки котенка. Зверек тянулась за ее рукой, размахивала лапками, пытаясь уцепиться за рукав ее платья, и леди Димитреску позволила котенку перебраться в ее ладонь. Гейзенберг посматривал на жену с нескрываемым ехидством; когда Альсина усадила котенка себе на грудь, где она начала вполне вольготно топтаться и пытаться жевать янтарные нити ожерелья, мужчина засопел.

– Так, скажи этому комку шерсти, чтобы не слишком там устраивалась – это мое место.

– Карл! – одернула мужчину леди Димитреску; неужели нельзя было придержать свои скабрезности хотя бы при детях? Кассандра цвела ямочками на щеках, Итан Уинтерс продолжал жаться к ней, будто боялся, что девушка сбежит и оставит его наедине со своими родителями, а котенок копошился на груди Альсины, мял ее лапками, не выпуская коготков, и женщина гладила зверька по бокам и спинке. Карлу и Элоизе наверняка захочется с ним поиграть, но разве можно подпускать детей к такой малютке? Женщине придется взять заботу о котенке на себя… опять.

До чего тяжело быть самой ответственной в семье.

– Я назову ее Маришкой, – произнесла леди Димитреску, тоном давая понять, что не допустит возражений, но спорить с ней никто не собирался. Кассандра, восторженно всплеснув руками, вдруг кинулась в холл: