Текст книги "Вопросы воспитания (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Боюсь, что только выйду за порог, как ты снова вобьешь себе в голову какую-нибудь чушь. Например, что я тебе там изменяю…

– Ты мне изменяешь?! – прорычала Альсина, однако Карл не позволил этому огню разгореться достаточно, чтобы перерасти в пожар; схватив женщину за плечи, он привлек ее к себе так резко, что платок сбился на бок, а сама леди Димитреску едва не свалилась с кресла.

– Что ты себе позволяешь, грубиян?! – попробовала возмутиться Альсина, однако осеклась, затихла, когда Гейзенберг сжал ее шею и отрывисто поцеловал, оставив у нее на губах привкус кофе и томатного соуса.

– Какая нахер измена? Женщина, блять, ты о чем? Кто, будучи в своем уме, пойдет искать себе другую бабу, когда дома ждет такая краля? – Карл игриво хлопнул ее по бедру. – Ты у меня такая здоровая, мощная. Прямо как лосиха.

– Дикарь, – строптиво бросила леди Димитреску, собираясь всерьез обидеться на столь сомнительный комплимент, однако в объятиях Гейзенберга ей было так хорошо, что Альсина была почти готова простить ему чертову поездку в Гамбург.

========== Normal!AU II ==========

От слабости, навалившейся лавиной, Альсина привалилась к стене, прижав пальцы к вискам; Кассандра шагнула было к матери, простирая руки, но остановилась, напоровшись на ее лютый, немигающий, словно у пантеры, взгляд. Зачастивший пульс отдавался эхом в ушах, сердце ухало в груди, как язык колокола, а губы строптиво сжались в тонкую линию. Расправив плечи, женщина шагнула к Кассандре, которая дрогнула, однако осталась стоять на месте, высоко держа голову и отвечая леди Димитреску открытым, бесстрашным взглядом.

– Вот, значит, как, – процедила Альсина, сопровождая рваным кивком каждое слово, и саркастично вскинула брови, – вижу, пока я отсутствовала, ты не теряла времени, дитя мое. У отчима своего научилась? Он тоже любит проворачивать свои дела у меня за спиной.

– Все совсем не так, – попыталась оправдаться Кассандра; лицо девушки оставалось спокойным, но в глазах лунной пылью мерцала тревога, сменившаяся отчаянием, когда леди Димитреску изобразила пренебрежительную усмешку.

– Не нужно, дорогая. Слова ничего не значат, когда поступки столь красноречивы, – Альсина прошлась по просторному холлу, придерживая бархатный подол; ее отражение в начищенных рыцарских доспехах было мутным и размытым, словно все цвета смазало дождем. Хотелось выпить и выкурить сигарету-другую, однако положение женщины накладывало запрет на некоторые радости, и приходилось довольствоваться фруктами. Леди Димитреску безумно скучала по апельсинам, которые не ела уже больше года из-за небольшой аллергии, появившейся у нее во время беременности. Ладонь Альсины невольно опустилась на живот; она так ждала родов, чтобы освободиться от бремени, но теперь немного грустила, будто бы лишилась части себя; маленький кусочек леди Димитреску, ее плоть и кровь спал сейчас в детской под присмотром Бэлы, вызвавшейся самой посидеть с братом. Белокурый ангелочек, она всегда была хорошей девочкой; в отличие от Кассандры, чьи волосы были черны, как и ее замыслы.

Такого от своей средней, самой здравомыслящей дочери Альсина не ожидала.

– Мама, – вздохнула Кассандра совсем как Гейзенберг, чем мгновенно вывела женщину из себя.

– Я так понимаю, все остальные уже в курсе? Твои сестры, мой дражайший супруг… они знали, верно?

Девушка опустила глаза, переступая с ноги на ногу, принялась одергивать черные кружевные рукава, и Альсину затопило горькой досадой. Уязвленно поджав губы, она положила ладони на бедра, прохаживаясь по холлу; каблуки ее туфель выбивали торжественный марш. Конечно, в последнее время леди Димитреску немного уделяла времени дочерям; сын, этот маленький крикун, требовал внимания матери, и Альсина легкомысленно увлеклась только заботой о нем, полагая, что девочки достаточно взрослые и толковые и не нуждаются в присмотре. Она немного переживала за Даниэлу, склонную к сумасбродству, и Бэлу, которая с детства была сорванцом, однако и подумать не могла, на что способна Кассандра – ее черный вороненок. Вот и сейчас девушка стояла, нахохлившись, кусала губы, морща лоб, не то расстроенная, не то сердитая, хотя это у леди Димитреску были все причины для огорчения.

– Дитя мое, – негромко промолвила Альсина с тенью печали на лице, пусть ее сердце, раненное пренебрежением, билось о ребра. – Когда ты решила, что я не достойна доверия? Что не заслуживаю твоей откровенности? Что я такого сделала, Кассандра, что ты даже не пожелала со мной переговорить?

– Я не думала, что это станет для тебя ударом, – призналась девушка, нервно отводя волосы за ухо, и стыдливо вспыхнула, когда леди Димитреску обиженно отвернулась, – не хотела тратить время на разговоры, посчитала, что лучше будет решить все сразу.

– Для кого лучше, милая? – от одолевающей ее грусти Альсине не хотелось даже полюбоваться на свое отражение; обычно она не могла удержаться от созерцания себя в зеркале, это всегда поднимало женщине настроение, однако в этот раз даже собственная привлекательность была не в силах развеять пасмурный настрой леди Димитреску, которая еще утром сочла себя великолепной в темно-синем платье со струящейся юбкой, и широкими рукавами с облегающими манжетами, но сейчас чувствовала себя неуклюжей, грузной, будто медведица, и такой же злой, словно она только вышла из спячки.

– Для тебя, – с несвойственным ей нахальством заявила Кассандра, и Альсина сжала челюсти: это все влияние Гейзенберга, не иначе. Раньше дочери никогда ей не дерзили, а теперь же – вопиющее непослушание в каждом жесте! – Ты бы стала волноваться.

– Конечно, я бы волновалась! Ты моя дочь! – запальчиво бросила леди Димитреску. – Чего ты ждала от меня? Равнодушия? Ни одна мать не останется безучастной к судьбе собственного ребенка!

– Мама, ничего страшного не случилось, – попыталась успокоить распалившуюся графиню Кассандра, однако ярость Альсины набирала скорость, как разгонявшийся локомотив.

– Действительно, ничего не случилось. Кроме того, что ты намерена испортить себе жизнь, совершенно ничего не происходит.

– Что тебя так разозлило? – бесстрашно выпалила Кассандра. – То, что я тебя не предупредила? Или что не спросила разрешения и сделала все по-своему?

– Ты это серьезно, родная? – голос леди Димитреску был нежнее бархата, что свидетельствовало о нараставшей с неотвратимостью торнадо силе ее гнева. Она не требовала многого от своих детей, ждала лишь честности, уважения и послушания, а Кассандра позволила себе такую вопиющую наглость. Мерзкая девчонка, как только посмела?! Неблагодарная, после всего, что Альсина для нее сделала!

– Мама, я не хотела тебя обидеть, – призналась девушка без тени раскаяния, – я трижды пыталась с тобой об этом поговорить, но ты была так занята…

– Потому что я занята воспитанием моего сына. Ты бы знала, как нелегко бывает с маленькими детьми, если бы почаще бывала дома.

– Я знаю, – промолвила Кассандра, туманно улыбнувшись, и леди Димитреску покачнулась от накатившего на нее головокружения. Дочь бросилась к ней, но Альсина выставила вперед руку, не позволяя ей приблизиться; просунув пальцы под колье с лазуритами, женщина чуть оттянула ожерелье, ослабив давление на оледеневшее от спазма горло.

– Это что еще значит?! – прошипела она. – Кассандра, милая, только не говори мне, что… Нет, ты не могла. Ты бы не поступила так со мной!

– Мама, прошу, – взмолилась дочь, пока леди Димитреску металась по комнате, готовая крушить все на своем пути. Она убеждала себя, что просто неправильно поняла Кассандру, что девушка вовсе не имела в виду свою неожиданную беременность, однако воображение, разыгравшись, уже рисовало жуткие картины безрадостного, унылого существования Кассандры, потому что мать за ней не доглядела, не поддержала, не дала совет в нужный момент.

Конечно, это была вина Гейзенберга – стервец все уговаривал дать девочкам больше воли и самостоятельности. И вот к чему все это привело!

Нужно немедленно решить, что делать дальше, принять меры, пока не стало поздно! Неважно, сколько лет ее дочерям, для Альсины они навсегда останутся детьми. Кто их защитит, если не мать?

– Ну, дамочки, и чего мы тут шумим? – хмуро поинтересовался Гейзенберг, входя в просторный холл; чуть встрепанный, в мятой рубашке и вельветовых брюках с вытянутыми коленями, он громко, совершенно бескультурно причмокивал, потягивая через широкую трубочку грушевое пюре, в котором Альсина узнала детское питание их сына. Понятно теперь, почему оно заканчивалось так быстро. Сузив глаза, она по-военному развернула плечи, становясь напротив мужчины, словно дуэлянт. Метнув многозначительный взгляд в сторону Кассандры, Альсина одарила Карла елейной улыбкой.

– А вот и ты, любимый, – пропела леди Димитреску, и от ее нежного тона Гейзенберг едва не подавился. Лилейность была не в характере Альсины, под мягкой женственностью скрывался каленый характер с замашками лидера и амбициями на господство, если не в мире, то хотя бы в собственной семье, за которую они с Карлом боролись с переменным успехом. Гейзенберг был соучастником Кассандры, это несомненно, и женщина кипела от гнева, который сама же подпитывала невеселыми мыслями и подозрениями.

– Ну, – настороженно протянул Карл, костяшками вытирая капли фруктового пюре, попавшего на его рубашку, – что случилось? Какая муха укусила мою ненаглядную на сей раз?

– А ты присмотрись, дорогой, – все так же медоточиво проговорила Альсина; ее взгляд полыхал зарницами в преддверии летней грозы. – Ничего не замечаешь?

Гейзенберг повел плечами, не выпуская изо рта пластиковой трубочки и продолжая лакомиться пюре; лучше бы просто грушу взял вместо того, чтобы воровать еду у ребенка. Карл внимательно оглядел леди Димитреску, пышевшую праведным возмущением, затем его взгляд перескочил на расстроенную Кассандру, чьи глаза просили отчима о помощи, прошелся по ее платью, открывавшему ноги, по явно новым туфлям с украшенными филигранью каблучками, после чего вновь вернулся к Альсине.

– Нет. А что не так-то?

– Ты издеваешься надо мной, Гейзенберг?! – от негодующего окрика женщины зеркало в винтажной раме пугливо задребезжало. – Ты, в самом деле, не понимаешь, что натворила моя дочь?! Это просто уму непостижимо!

– Да блять, в чем дело?! – вскинулся Карл, заражаясь раздражением. – Чего ты разоралась?!

– Имею право! Я у себя дома! – рявкнула в ответ Альсина, шагнув к Гейзенбергу и напирая на него грудью; мужчина хотел попятиться, но в самый последний момент передумал и радостно ткнулся носом в ее декольте, от чего леди Димитреску, задыхаясь в исступлении, схватила его за воротник рубашки, однако вынужденно отпустила, опасаясь еще каких-нибудь непотребных выходок. Стыдливости в Карле не было ни на грош, он не стеснялся ни дочерей, ни посторонних, ни прислуги, а правила приличия и этикет были для Гейзенберга чем-то мелочным и несущественным; и от этого человека Альсина Димитреску родила сына. Страшно представить, чему Карл научит ребенка, если она пустит процесс воспитания на самотек.

А Кассандра этого словно не понимала! Будто не знала, как ее матери нелегко, и решило еще подкинуть неприятностей.

– Я последний раз спрашиваю: что, мать вашу, случилось? Даю пять секунд, чтобы все объяснить. Если я так и не получу внятного ответа, то похер, ебитесь с этим дерьмом сами. Ну?! – прикрикнул Гейзенберг на помрачневшую Кассандру и своевольно отвернувшуюся Альсину. – Я тут вечер просирать с вами не намерен, у меня завтра покер. И если я не выиграю у этого тюфяка Моро те серебряные часы, одной истеричной пигалице придется плохо! И я сам выберу, какой именно! Так что лучше не злите папочку.

– Прибереги свои угрозы для других, Гейзенберг, – отчеканила леди Димитреску, – меня тебе не испугать. Вместо того, чтобы торчать за карточным столом, лучше бы уделил внимания детям, потому что Кассандра возомнила себя настолько взрослой, что… привела мужчину!

На последних словах голос женщины взлетел на пару октав; она обвиняюще указала рукой в сторону девушки, за спиной которой, прячась в тени, мялся молодой человек, растерянный, смущенный, оглушенный столь бурной реакцией Альсины. Кассандра тут же кинулась к нему и взяла под руку, вцепилась крепко, голодно, как вампир в свою жертву, и бунтующе вскинула подбородок.

– Я привела его познакомиться с вами, а не воровать столовое серебро.

– А вот я не удивлюсь, если мы потом не досчитаемся ложек, – бросила Альсина, стараясь унять дрожь в пальцах; она знала, что Кассандра с кем-то встречалась, у всех ее дочерей случались романы, однако не было ничего настолько серьезного, чтобы хоть одна из них приводила парня знакомиться с родителями. Перед новостью о том, что у средней дочери серьезные отношения, леди Димитреску оказалась беззащитной; в ее глазах дети все были крошками, которых необходимо оберегать, а оказалось, что Кассандра уже настолько самостоятельная, что рвется из родного гнезда, чтобы свить свое собственное.

Но Альсина была совсем не готова отпускать своего ребенка, особенно к какому-то незнакомцу, щенку, который не нашел в себе сил поздороваться с ней, хотя взгляд его был прямо-таки наглым. Вон, как жмется к Кассандре! Обманул бедную девочку, отвратил от семьи… леди Димитреску была готова наброситься на парня, задушить его голыми руками, но от слов Гейзенберга ошарашенно замерла:

– А что, давно пора было! Я уже немного беспокоиться начал, что девицы твои никак и ни с кем, но, вижу, что у девчонок все путем, – выжав в рот остатки фруктового пюре, Карл смял опустевшую пачку в кулаке и швырнул ее на газетный столик, после чего небрежно обтер руки о штаны и шагнул к Кассандре. – Да ладно, красотка, не зажимайся ты так. Будто мать свою не знаешь! А вот парню, пожалуй, надо выпить.

– Ты в своем уме?! – Альсина, негодуя, топнула ногой. – Не смей распоряжаться здесь! Это – моя дочь, и если я решила, что ей еще рано встречаться с мужчинами, значит, так и будет.

– И что, она до старости будет у твоей юбки сидеть? – хмыкнул Гейзенберг; он успел пожать руку парню и теперь подталкивал его вместе с Кассандрой к столовой. – Имей в виду, сына я тебе так тиранить не дам.

– Мой сын вырастет настоящим джентльменом. Не то, что ты, – высокомерно изрекла леди Димитреску, но поджала губы, когда Карл издевательски расхохотался.

– Бабы джентльменов не любят, им плохишей подавай. Но ты, – он ткнул пальцем в лицо молодого человека Кассандры, – веди себя хорошо, а то большая мамаша от тебя и мокрого места не оставит. Прихлопнет же, как муху!

Смех мужчины немного разрядил обстановку, Кассандра несмело улыбнулась и крепче сжала ладонь своего парня, который дергал кадыком и оглядывался по сторонам с таким видом, словно в любой момент на него мог выскочить зомби, как во второсортном фантастическом боевике. Злость еще вспыхивала в груди ярко, как бенгальский огонь, но уже не так терзала сердце, и леди Димитреску, видя, как трогательно Кассандра прижималась к своему молодому человеку, как держала его за руку и смотрела так, словно ради нее он уже убил дракона, Альсина немного успокоилась. В конце концов, ее дочь не привела домой того, в ком была бы не уверена, однако Альсина сомневалась, что Кассандра достаточно хорошо разбиралась в мужчинах, чтобы распознать негодяя. Вот у леди Димитреску, несмотря на весь ее жизненный опыт, не вышло; теперь она замужем за мерзавцем, и у них есть общий ребенок.

– Мама, – в холл выпорхнула Бэла, жизнерадостная, веселая, будто жаворонок, но с хищными золотистыми глазами горной кошки; полугодовалый мальчик, сидящий у нее на руках, довольно причмокивал соской и, увидев Альсину, протянул к ней ручки, чем немедленно растопил сердце женщины. Леди Димитреску с готовностью взяла сына на руки, пока Бэла, плутовато улыбаясь, вытянула шею, стараясь рассмотреть парня своей сестры; взгляд женщины окатил старшую дочь подозрением. Может, и у нее кто-то есть, только она скрывает, не решается пока представлять избранника родителям? А Даниэла? Она больше всех тяготеет к проказам и шалостям; Альсина вздохнула, качая на руках сына, с которым, несмотря на все колики, бессонные ночи и режущиеся зубки, было проще всего. Как же хорошо, что он еще мал; значит, еще не скоро приведет в дом постороннюю девицу.

– Грушевое пюре закончилось, – женщину из пучины размышлений вырвал голос ее светловолосой дочери, – осталось только морковное и яблочное.

– А Гейзенберг хорош – объедает собственного сына, – усмехнулась леди Димитреску; любовь к грушам у них была одна на двоих; как и имя. Альсина до сих пор не могла понять, как мужу удалось уговорить ее назвать мальчика Карлом. Она с одним едва справляется, а двое точно сведут ее с ума, завершат то, что начали непокорные дочери. Сомнительно, что на парне Кассандры все закончится, но ведь для матери главное, чтобы ее дети были счастливы. Если Кассандре хорошо с этим юношей – пусть встречаются, однако ему еще предстоит убедить Альсину, что он достоин ее девочки.

========== Normal!AU III ==========

Леди Димитреску пила зеленый чай с мятой, брезгливо морщась и поджимая губы при каждом глотке; любимый сервиз с узором из паучьих лилий не тешил взгляд, уютная меховая пелерина – подарок Гейзенберга на их годовщину, – казалась колючей, чай отдавал на вкус жухлой травой, а рисовое печенье с цукатами, бывшее куда полезнее заварных пирожных и шоколадных фонданов, казалось безвкусными кружками пенопласта. Массивный кулон с лунным камнем, широкий браслет с бледными опалами и кольцо с жемчугом, сидящее на указательном пальце, из-за дурного настроения выглядели безвкусно, как дешевая бижутерия; платье как будто сидело не по фигуре, уродливо сминалось на плечах и груди, а волосы никак не хотели держать укладку, назойливо лезли в лицо. Кресло тоже было неудобным – и как она этого раньше не замечала? Альсина ерзала на подушках, стараясь расположиться с наибольшим комфортом, но никак не могла сесть так, чтобы устроить болезненно ноющую спину и вытянуть ноги, однако места было мало, локти постоянно упирались то в спинку, то в подлокотники, и с каждой секундой леди Димитреску мрачнела все больше. Она чувствовала себя неловкой, уставшей и старой; Альсина прекрасно понимала, что давно уже не юная девушка, однако всегда считала себя шикарной женщиной. У нее было все: происхождение, деньги, воспитание и образование, жизнь леди Димитреску была вполне устроенной, однако недовольство затягивало ее зыбучими песками и курить хотелось все сильнее и сильнее. Выпить тоже тянуло немилосердно, однако, в отличие от Гейзенберга, вольно дымящего сигарами и позволяющим себе пить виски и коньяк по вечерам, для Альсины подобная свобода была под запретом, как и многие развлечения. Вместо того, чтобы пойти в театр, на выставку или в ресторан, встретиться с подругами, которых терпеть не могла, леди Димитреску вынужденно сидела дома; потому что обещала Кассандре. Потому что в ее возрасте вторая беременность подряд могла протекать с осложнениями.

Потому что дочь мужчины, в которого ее средняя дочь имела глупость влюбиться, сегодня осталась на попечении Альсины вместе с Карлом-младшим.

Девочка, светленькая, белокожая, была до отвращения похожа на своего отца, которого леди Димитреску так и не смогла принять. Для нее Итан Уинтерс оставался безродным мужланом, не достойным ее драгоценной дочери; и что только Кассандра в нем нашла? Ни характера, ни внешности, обычный, средненький мужчинка, да еще и разведенный отец-одиночка. Не такого зятя хотела Альсина; разве можно было такому охламону доверить счастье и благополучие Кассандры? Презрительно хмыкнув, женщина сложила ладони на животе, с пристальностью хищника наблюдая за маленькой Розмари, которая, сидя на ковре, тихо собирала кубики, что-то лепетала, болтая со своими игрушками – совершенно круглым плюшевым пингвином и весьма потасканным зайцем, – пока Карл-младший сидел, запертый в детском манеже. В отличие от смирной, послушной девочки, сын Альсины был ребенком активным, шумным и игривым: он всюду лез, ему все было интересно, от крошек на полу до кнопок на системном блоке компьютера Гейзенберга. Мальчик выкидывал вещи из шкафа, запускал ручонки в косметику старших сестер, чтобы разрисовать стены их помадой и тушью, мог залезть на стол, пытаясь добраться до печенья, и потрошил кубинские сигары отца, чтобы посмотреть, что там внутри. Карл-младший требовал почти постоянный присмотр; стоило отвернуться, как маленький негодник кузнечиком уносился на кухню, в кабинет Гейзенберга или в комнату Даниэлы, чтобы спрятаться там под кроватью или попробовать на вкус ее крем, пахнущий сладко, будто маршмэллоу; он обиженно ревел, если ему не давали выпить шампунь или порезать ножницами важные договоры отца, однако шалости сына умиляли Карла-старшего, который, леди Димитреску была уверена, в детстве был таким же паршивцем. Все дети склонны к проказам, но женщина не собиралась безоглядно потакать сыну и оправдывать все его выходки нежным возрастом – раз провинился, то будь любезен принять наказание; после того, как Карл-младший пытался колоть смартфоном скорлупу арахиса, Альсина посадила мальчика в манеж. Сын даже не плакал: знал, маленький негодник, что с матерью его уловки не пройдут. Леди Димитреску могла быть строгой, а мужчины, все до единого, заслуживали сурового отношения; если бы не ее терпение, знания и мудрость, ее брак с Гейзенбергом давно бы пошел прахом, но Карл считал их семейное счастье исключительно своей заслугой – потому что кто еще способен вынести жизнь с Альсиной, если не он?

Губы женщины тронула улыбка; до чего же самодовольный олух ее муженек. Мог бы проявлять чуть больше такта и чуткости, ведь леди Димитреску подарила ему сына, но вместо этого шлялся по барам, проводил вечера за играми в покер и бильярд, торчал на своей чертовой работе и возвращался домой затемно, чтобы принять душ и, не вытираясь, завалиться в постель Альсины, чтобы разбудить ее, лапая за зад и ляжки. Сравнение ее с лосихой женщина запомнила крепко: пару раз, когда Карл был слишком уж напорист, леди Димитреску, не размыкая век, лягала с такой силой, что Гейзенберга сносило на пол. Потому что нечего порядочному женатому мужчине шляться черт знает где! Не могут же все без исключения совещания длиться до двух часов ночи! Муж клялся, что задерживался на работе из-за международных переговоров в виду разницы во времени, но Альсина недобро подозревала, что у этой разницы длинные ноги, узкая талия и возраст, близкий к ее дочерям. Раньше леди Димитреску никогда не задумывалась о подобном, но несколько беременностей подряд сделали ее мнительной и недоверчивой; еще и этот Уинтерс, от которого сбежала жена. Почему они развелись? Зачем Кассандре мужчина, который не смог уже ужиться в браке? Альсина печально вздохнула, подперев ладонью подбородок; дочка влюблена и едва ли станет слушать мать, а Уинтерс – не идиот, чтобы упускать такую девушку.

А отдуваться почему-то приходилось леди Димитреску, которая присматривала за Розмари, пока ее отец и Кассандра были на свидании.

Женщина вздрогнула, услышав треск: это Карл-младший увлеченно ломал машинку, колотил по ней фигуркой солдата, раскалывая красную пластмассу, разлетавшуюся в разные стороны осколками. Сын едва ли не с первых дней демонстрировал свои варварские замашки, и сейчас упорно крушил игрушку, чтобы выкорчевать и рассмотреть ее внутренности; колесико, маленькое и блестящее хромированным колпачком, он, размахнувшись, швырнул в Розмари, но не попал, и игрушечное колесо упало в ворс ковра, затерявшись на фоне замысловатого узора. Карл, надувшись, схватился за решетку манежа и принялся трясти и раскачивать, желая привлечь внимание девочки. Роза, занятая строительством домика из цветных кубиков, не сразу поняла, что все это буйство было ради нее, испуганно вскинула глаза, когда Карл-младший, обиженный ее равнодушием, басовито заревел.

– Так, юноша, в чем дело? – чеканный тон Альсины мгновенно успокоил мальчика; Карл отпустил решетку и плюхнулся на пол, хмуро морща лоб совсем как его отец. – Разве воспитанные молодые люди так себя ведут?

– Ма-а… – Карл протянул ручки сквозь пластиковые прутья, загребая ладошками воздух. – Мамочка, пусти! Хочу играть!

– Вот и играй в манеже, – распорядилась леди Димитреску, потянувшись всем телом, словно львица, в попытке удобно устроить свое тело в кресле. Мальчик сморщился, готовый вот-вот заплакать, сердито хлопнул ручонкой по обломкам машинки.

– Не хочу.

– Ты сам виноват, что сломал свои игрушки, – конечно, роботы и солдатики были не так интересны, как вещи старших сестер или документы Гейзенберга, но слишком баловать сына Альсина не собиралась; достаточно, что муж потакал маленькому пигмею во всем. Тем более, что в гостях была Роза, а уследить за двумя детьми у леди Димитреску в ее деликатном положении попросту не было шансов. Дома были горничная, садовник и гувернантка, нанятая в помощь, однако Карлу легко удавалось удрать от них всех; на прошлой неделе он стащил садовые ножницы и порезал ими шторы в гостиной.

– Хочу играть с Розой, – заявил мальчик, водя пальцем по ковру; Альсина поднялась, нервно подумав, что сын так вытирал руку после того, как поковырялся в носу.

– Ты же знаешь правила, мой милый, – придерживая живот, она наклонилась и прижалась бумажным платком к лицу Карла, который, засопев, забрался в него носом, будто котенок. – С таким поведением ты можешь только сидеть в манеже.

– Нет! – Карл Гейзенберг-младший упрямо дернул головой и попытался схватить мать за свисающий на витой цепочке кулон. – Хочу к Розе! Хочу играть с Розой!

– Чтобы ты и ее игрушки сломал? – Альсина погладила сына по черным, мягким волосам, которые уже завивались, ложась крупными локонами; мальчик был так похож на нее… Почему же все остальное он взял у Гейзенберга, этого мерзавца?! Муженек должен был позвонить еще полчаса назад, чтобы справиться, как дела у леди Димитреску, которую все дружно бросили с двумя детьми, один из которых ей чужой, однако, похоже, ему это неинтересно, так же, как и ее дочерям. Кассандра и вовсе голову теряла из-за этого Уинтерса, собиралась переехать к нему; оставалось только надеяться, что жил он не в трейлерном парке, а на работу ездил не на осле.

– Я не буду, честно-честно, – Карл-младший смотрел на мать широко распахнутыми невинными глазами, но Альсина знала, что мужчинам из семейки Гейзенберг не стоило безоглядно верить; ее сыну хотелось поближе познакомиться с Розмари, но девочка была младше его на полгода, и Карл в силу своей прыткости мог случайно поранить ее, толкнуть, ударить. Роза была не игрушкой, а ребенком, доверенным леди Димитреску; она не хотела потом оправдываться перед ее отцом, как провинившаяся школьница, а из-за Карла, возможно, перед Уинтерсом еще и извиняться придется.

Альсина, негодуя, передернула плечами; Гейзенберги, Уинтерсы… прямо наказание какое-то для женщин из рода Димитреску.

– Ты провинился, дорогой. А когда ты провинился и попался на месте преступления, то ты сидишь в манеже, – леди Димитреску медленно и осторожно опустилась на пол рядом с детским манежем, – но я могу с тобой поиграть.

– А Роза? – нахмурился мальчик.

– Роза прекрасно играет одна. Ей и без нас весело, – невольно Альсина подумала, что Розмари похожа на Кассандру: ее средняя дочь так же могла смирно сидеть за раскраской или с книгой, пока приемная мать пыталась угомонить Бэлу и Даниэлу, одинаково непоседливых и шумных. Сейчас леди Димитреску была уже не в том возрасте, чтобы в одиночку управляться с несколькими детьми, а ведь раньше она не расставалась с дочерьми. Они всегда были вместе: Альсина помогала делать уроки Бэле, одновременно заплетая Даниэлу и помогая одеться Кассандре, не оставляла девочек, когда они ухитрялись дружно заболеть, ходила вместе с ними к врачу и не пропустила ни одного школьного спектакля. И что же она получила взамен? Чужого ребенка на шею, который с подачи Гейзенберга пытался звать ее бабушкой!

Ее, Альсину Димитреску, пытались записать в… в бабушки, как будто ей семьдесят лет! Не хватало только вязания и кресла-качалки для полноты образа. Женщина была тогда так возмущена, что не смогла и слова вымолвить, а вот Кассандра и ее молодой человек улыбались, как забавной шутке, пока Гейзенберг издевательски хохотал, чуть не хватаясь за бока. Альсина не хотела разбираться с мужем при детях, в конце концов, это их сугубо личные дела, однако когда Карл фамильярно приобнял ее за талию и потерся лбом о плечо, как приласкавшийся бродячий кот, была на грани срыва, в который Гейзенберг ее буквально втолкнул со словами:

– Да ладно тебе, старушка, ты у меня еще хоть куда.

“Старушку” леди Димитреску стерпеть была уже не в силах.

Посуду Альсина не била, мебель не швыряла, не пыталась расцарапать мужу лицо, однако неделю Карл ночевал в другой комнате: в супружескую спальню доступ ему был закрыт. Гейзенберг пытался насмешничать над этим, но к выходным в его остротах начало сквозить раздражение, он срывался на прислуге и подчиненных, грозился уехать на все выходные в загородный клуб и взять к себе секретаршей блондинку, тупую, как кусок угля, но с пятым размером груди, однако Альсина стойко держала ледяную оборону, зная, что ее безразличие и невозмутимость ранят Карла куда сильнее. Ему нравилось ругаться, так, чтобы стены дрожали, Гейзенберг отстаивал свою точку зрения, будто единственный уцелевший солдат – свою крепость, чтобы потом так же бурно и жарко мириться. Конечно, леди Димитреску его простила: к итогу недели ей и самой надоело это состояние холодной войны, а когда Карл пришел к ней с цветами и сапфировым браслетом, позволила себе сдаться.

Финалом всей этой истории стала вторая беременность Альсины; на этот раз ждали девочку, и женщина заранее предвкушала себе встречу с ее избранником. Любопытно даже, как поведет себя Гейзенберг, когда их дочь представит ему какого-нибудь сопляка и заявит, что любит его и будет с ним жить. Почему-то леди Димитреску сомневалась, что к этому юноше Карл будет столь же радушен, как к Итану Уинтерсу.

Карл-младший немного насупился, когда мать не разрешила ему играть с Розмари, однако быстро об этом забыл, увлекшись своими солдатиками, некоторым из которых не хватало рук, ног и голов; на плечах нескольких сидели головы с других игрушек, а у пары других лица оплавились в мерзкие гримасы, потому что Карл-младший забыл их на солнце. Альсина расставляла солдатиков вместе с сыном, стараясь, чтобы мальчик не пытался вовлечь в игру обломки машинки. Женщина не сразу заметила, что Розмари отвлеклась от своих кубиков и с интересом присматривалась к леди Димитреску и Карлу. Она застенчиво спрятала личико за недостроенной пирамидкой, когда женщина повернулась к ней, а Карл радостно прижался щекой к решетке манежа и протянул к девочке руку.