Текст книги "Вопросы воспитания (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Пока ее разум пребывал в прострации, тело на приближение лорда Димитреску среагировало само: когда он протянул к Гейзенберг руку, она с силой вмазалась набалдашником молота в живот Альцина. Осознание того, что сделала, пришло к женщине лишь тогда, когда лорд Димитреску снес собой диван и завалился вместе с ним, задрав ноги в своих заказных ботинках. Штанины слегка задрались, продемонстрировав Карлине его носки, полосатые, как рождественские леденцы.

– Ну, пиздец, – вновь выдала Карлина, пламенея лицом. Не дожидаясь, пока Альцин поднимется, она рванулась вон из комнаты, действительно чувствуя себя круглой дурой, еще более умственно отсталой, чем Моро и Донна вместе взятые. Хер теперь она придет в замок Димитреску; впрочем, вряд ли Карлину сюда еще пригласят.

К досаде и облегчению женщины, Альцин не пытался ее догнать; дочери тоже не высовывались, и Карлину сопровождал только звук ее злых торопливых шагов и, кажется, далекое эхо смеха. Ей могло и померещиться, однако это вполне мог быть и лорд Димитреску, потешавшийся над срывом Карлины, от чего она в беспомощной ярости скрипнула зубами. Не чувствуй Гейзенберг себя такой глупой, нелепой и так бездарно облажавшейся, обязательно бы вернулась назад, чтобы вломить Альцину еще раз. И узнать, что же он все-таки хотел с ней сделать.

========== Normal!AU IV ==========

– Это плохая идея, – меланхолично протянула Донна Беневиенто, сквозь дымку черной вуали глядя на леди Димитреску, которая с помощью водителя доставала из машины коляску, пока Карл-младший и крохотная Элоиза сидели в детских креслах. – Ничем хорошим это не кончится. Вы только лишний раз поссоритесь.

– Тебя это в любом случае беспокоить не должно, – отмахнулась Альсина, улыбаясь своим детям; сын радостно потянулся к ней навстречу, словно травинка к солнцу, а Элоиза глубокомысленно причмокивала соской, стреляя любопытным взглядом по сторонам. Пока леди Димитреску устраивала их в коляске, Донна, чье постное выражение лица было едва различимо из-за наброшенного на него куска кисеи, стояла возле бордюра, придерживая свою сумку, на которой восседала антикварная кукла, жуткая, словно кузина небезызвестной Аннабель. Игрушка таращила круглые, выпуклые, как у стрекозы, глаза, то и дело роняла голову из стороны в сторону, будто прислушиваясь к разговорам окружающих, и нижняя половина кукольного лица сползала вниз, приоткрывая ее рот в уродливой гримасе; прохожие шарахались от Донны, Альсина и сама старалась лишний раз не ловить немигающий, словно у змеи, взгляд куклы, которую Беневиенто держала нежно, будто младенца. Донна всегда была склонна к чудачествам и, как человек творческий, жила в своем собственном мире по правилам, известным ей одной. Зачем было всюду таскать эту куклу, леди Димитреску не понимала; сама она с нетерпением ждала того дня, когда Карл и Элоиза научатся ходить, и можно будет свободно отказаться от неудобных громоздких колясок. Переноски-кенгуру Альсина не терпела категорически.

– Если ты собралась выяснять отношения со своим мужем, – Донна последовала за женщиной, перед которой охранник услужливо распахнул стеклянную дверь, – зачем детей с собой взяла? Не лучше ли было оставить их дома?

– Ну уж нет, – леди Димитреску величаво ступала по холлу, катя перед собой двухместную, сделанную на заказ коляску, в которой привольно устроился трехлетний Карл и полугодовалая Элоиза. Мальчик крутил головой, восторженно оглядываясь по сторонам, а его младшая сестра тихо дремала, убаюканная теплом вышитого одеяльца и качающимися над ней серебристыми полумесяцем и звездочками.

– Я не из тех ленивых, безответственных разгильдяек, кто бросает детей на попечение прислуги. Элоиза еще слишком мала, чтобы я оставляла ее одну.

– Но это же не повод брать дочь на выяснение отношений с Гейзенбергом! – заунывное хныканье, посредством которого предпочитала общаться вся такая изнеженная, тонко чувствующая Донна, перешло в возмущенный свистящий шепот. – И почему именно на работе? Хочешь выступить перед большой аудиторией? Билеты на ваши скандалы еще не додумалась продавать?

– Замечательная идея, – скалозубо улыбнулась Альсина, – уверена, на наших выступлениях будет полный аншлаг. Как раз удастся собрать детям нужную сумму на колледж.

– Ах, ну, что за вульгарность? – патетично воскликнула Донна, тряхнув вуалью; ее кукла согласно склонила голову, пялясь на леди Димитреску как будто обвиняюще. – Ты так изменилась с тех пор, как вы с Карлом узаконили свои отношения. Похоже, ты перенимаешь его грубость.

– Что ты, дорогая, я сама любезность, – секретарь поднялся из-за стойки ресепшна навстречу женщинам: сухопарый молодой мужчина с лицом приятным, но излишне бледной кожей и нарисованными бровями, изобразил на лице крайнюю степень счастья при виде Альсины. Пока он картинно улыбался детям и пожимал ладошку потешно посерьезневшему Карлу, леди Димитреску смерила Донну Беневиенто надменным взглядом:

– Если бы я хотела тебе нагрубить, ты бы сбежала отсюда в слезах.

– О да, ты умеешь быть безжалостной, – Донна пакостно захихикала; через тонкую ткань вуали тускло блеснули в улыбке ее зубы. – Я заранее сочувствую той несчастной, которой хватило смелости, глупости и наглости заигрывать с твоим мужем.

– Говори потише, – отчеканила Альсина, после чего, поправив соболий воротник своего пальто, повернулась к администратору, – не говорите мистеру Гейзенбергу, что я пришла. Хочу сделать ему сюрприз.

– Уверен, он обрадуется, – всплеснул руками администратор и умиленно вздохнул, глядя на Элоизу, – особенно – визиту мистера Гейзенберга-младшего и маленькой мисс. Решили уже ввести их в курс дела компании? Приучать к труду с юных лет?

– Разумеется, – леди Димитреску чуть слышно скрипнула зубами в недовольстве, и администратор мгновенно ретировался за стойку, приглаживая волосы. Женщина почти не сомневалась, что о ее приходе станет известно до того, как лифт поднимется на нужный этаж, однако Альсина не собиралась сразу идти к Гейзенбергу; целью визита леди Димитреску была встреча с другим человеком: с некоей барышней, которая слишком уж часто претендовала на время и внимание Гейзенберга.

Альсина не считала себя ревнивой; она была достаточно уверенной в себе, чтобы не сомневаться в том, что брак с ней был благом для Гейзенберга, однако появление на горизонте другой женщины заставляло ее чувствовать закипающее раздражение. У кого вообще могло хватить смелости бросать ей вызов? Какая нахалка решила позариться на Карла, который был весьма счастлив в браке? Девица, видимо, считала себя лучше леди Димитреску, раз полагала, что у нее хватит сноровки запудрить голову Гейзенбергу; только зачем? Ради денег? Продвижения по карьерной лестнице? Или обаяние Карла оказалось для нее настолько мощным, что девушка не смогла устоять? Альсина допускала возможность, что там не было ничего серьезного, а случившееся – не более, чем ряд подозрительных случайностей, однако всякий раз, когда Гейзенберг задерживался на работе, срывался и уезжал на выходных, запирался в кабинете и сидел со смартфоном за столом во время ужина, женщине хотелось крушить кулаками стены.

Если ее опасения подтвердятся, мало никому не покажется – ни Карлу за его предательство, ни этой вертихвостке, ни сотрудникам, на глазах у которых происходило все это непотребство и которые молчали. Альсина их уничтожит, всех до единого; Гейзенберг еще пожалеет, что осмелился взглянуть на другую, когда был женат на такой шикарной женщине, как леди Димитреску.

– Альсина, дорогая, ты в порядке? – голос Донны Беневиенто был тонким, как у испуганного ребенка. – У тебя такое… зверское выражение лица. Знаешь, еще не поздно уйти. Ты успокоишься, Карл вернется домой, и вы в тихой, приватной обстановке все обсудите. Уверена, все это не более, чем недоразумение.

Кукла согласно щелкнула шарнирами, от чего Альсина строптиво поджала губы.

– А я тебе не сказала? Мой благоверный еще утром поставил меня перед фактом, что вернется поздно. На ужин, естественно, не успеет, а утром у него запланирована деловая поездка. Очаровательно, не правда ли?

С усмешкой на губах леди Димитреску втолкнула коляску в лифт, занимая практически все пространство; Донна мышью юркнула следом и вжалась спиной в стену, обнимая куклу, которая свесилась с ее локтя, кося левым глазом.

– Это еще ничего не значит, – продолжала стоять на своем Донна; Карл-младший, заметив болтающиеся рядом с коляской тонкие руки куклы, потянулся к ним обеими ладошками. Мальчик кряхтел, сжимая и разжимая кулачки, смешно перебирал руками, как упавший на спину щенок, хмурясь совсем как Гейзенберг. Альсина улыбалась, любуясь сыном, пока Донна таращилась на леди Димитреску сквозь вуаль.

– Вот сейчас мы это и выясним.

– О нет! – Беневиенто всплеснула руками, и кукла подпрыгнула, клацнув деревянной челюстью и взмахнув оборчатой юбкой. – Я не собираюсь в этом участвовать! Я пришла, чтобы морально тебя поддержать, не более! Так что, пока ты будешь муштровать Карла, я лучше подожду тебя в кафетерии.

– И пропустишь все веселье? – в насмешливом удивлении Альсина приподняла брови, и Донна жеманно поправила вуаль и шляпку броши, приколотую к бархатному воротнику, не удостоив женщину ответом. Лифт прибыл на нужный этаж, и хромированные двери разошлись в стороны; Донна Беневиенто выскочила первой, тревожно стуча каблучками замшевых туфель по полу. Куклу Энджи она держала как ребенка, бережно уложив на плечо, и ее белесые немигающие глаза с точками зрачков следили за Альсиной, которая с помощью подошедшего охранника выкатывала коляску из лифта.

– Увидимся в кафетерии, – бросила Донна, не оборачиваясь, и леди Димитреску снисходительно усмехнулась ей вслед; Донна Беневиенто всегда была трусихой, старалась держаться подальше от скандалов и шумных сборищ, редко покидала семейный особняк, полный пыли, портретов и старых кукол, а круг общения Донны едва насчитывал дюжину человек, включая прислугу, служившую дому Беневиенто. Она всегда была такой… социофобкой, но после потери родителей, сестры и маленькой дочери замкнулась в себе окончательно, не решаясь даже выйти на улицу с открытым лицом. С леди Димитреску Донна продолжала общаться потому, что у нее не было сил сопротивляться силе ее характера; Альсина буквально подавляла нервную, склонную к апатии и меланхолии Донну Беневиенто, которая предпочитала живым людям своих кукол, которые никогда не предадут, не обидят, не отвергнут, как сделал это тот мерзавец-итальянец, отец бедной малышки Клаудии.

Неожиданно леди Димитреску подумалось, что ее собственное семейное счастье могло восприниматься Донной довольно болезненно, однако ведь не вина Альсины, что в семью Беневиенто пришло несчастье. Будь Донна хоть немного похожа на стойкую, решительную Бернадет, вполне могла устроить бы свою жизнь, а не прятаться за спины кукол; даже улиткам, чтобы выжить, приходилось покидать свои раковины, но Донна слишком боялась боли, которую ей могли причинить. Она вызывала тихую брезгливую жалость, как больной голубь, однако Альсина не предпринимала попыток спасти Донну, полагая, что Беневиенто в этом не нуждалась: если бы Донна хотела что-то изменить, то сделала бы это давно, а у леди Димитреску и без того было полно забот, чтобы отвлекаться еще и на чужие проблемы.

– Миссис Гейзенберг, добрый день, – радушно улыбнулся женщине болезненно тучный человек, сидящий за широким столом из красного дерева. Он чуть приподнялся в кожаном офисном кресле, однако не нашел в себе сил, чтобы подняться на ноги: мистер Дюк почти безвылазно сидел в приемной, не оставляя свое рабочее место даже во время обеда, и Альсине иногда казалось, что он и ночевать оставался за столом – такой вес не под силу было поднять даже офисному лифту. Сложив пухлые руки на круглом, словно арбуз, животе, мистер Дюк устремил на женщину масляно-блестящие глаза.

– Весьма, весьма рад вас видеть. Чем мы обязаны вашему визиту? Чем заслужили счастье познакомиться с маленьким мистером и мисс Гейзенберг? – продолжал мистер Дюк, и его щеки лоснились от пота, несмотря на работающий кондиционер. Леди Димитреску расправила меха, лежащие у нее на плечах, чтобы покрасоваться яшмовым ожерельем; пока Элоиза дремала, причмокивая соской, Карл-младший тянул шею, будто утенок, рассматривая все вокруг.

– Пришла прояснить несколько вопросов. Я ненадолго, – пообещала женщина мрачно; мистер Дюк сметливо кивнул, качнув всеми своими подбородками.

– Конечно, миссис Гейзенберг. Попросить Елену проводить вас?

– Не стоит, я сама, – отмахнулась Альсина, разворачивая коляску; мистер Дюк поерзал в своем кресле, которое под ним скрипело и проседало.

– Может, хотите чаю? Или кофе? Мистер Гейзенберг немного занят…

– Думаю, для меня у него время найдется, – отрезала леди Димитреску, невольно укрепляясь в своих подозрениях. Конечно, Гейзенберг действительно мог быть нагружен работой, однако Альсине хотелось посмотреть негодяю в глаза. Она знала почти всех сотрудников его предприятия, если там появилось новое женское лицо, заметит сразу. Впечатывая каблуки в пол, леди Димитреску шла, величественная и гордая, как испанская королева, готовая объявить войну. Сердце билось через раз в ожидании измены, пальцы сжимали ручку коляски, а голоса работников офиса звучали словно издалека; среди одинаковых кабинетов, отделенных друг от друга стеклянными стенами, кулеров, стоящих в напольных горшках гибискусов и карликовых пальм легко можно было затеряться, но своего мужчину леди Димитреску увидела сразу же: одетый в мятую рубашку и мешковатые джинсы, он с хмурым видом рассматривал чертежи, пока вокруг него крутилась стройная брюнетка в облегающем красном платье, от вида которого Альсина сжала челюсти и по-бычьи раздула ноздри. С силой толкнув коляску, будто собираясь переехать девушку, леди Димитреску направилась к мужу; в то время, как все остальные сотрудники при виде ее поднимались на ноги, сворачивали шеи, глядя потомственной графине вслед, ее ненаглядный супруг соизволил оторваться от своих бумажек только тогда, когда коляска с его детьми оказалась прямо перед Гейзенбергом. Брюнетке пришлось отойти, чтобы пропустить Альсину, которая успешно оттеснила ее от Карла, смерив оценивающим взглядом. Девушка, однако, не стушевалась, даже имела нахальство улыбнуться. Леди Димитреску недовольно прищелкнула языком; что сказать – недурна. Правда, эти азиатские черты очень на любителя.

Что же это Гейзенберга на китаянок-то потянуло? Экзотики захотел?

– Так! – мужчина, шурша бумагами, отложил чертежи. – Кто пустил сюда детей?! У нас здесь что, детский сад?

– Очень смешно, – скривилась Альсина, доставая из коляски проснувшуюся Элоизу; она успела вовремя перехватить соску, которую девочка выплюнула, пока Гейзенберг подбрасывал на руках восторженно визжавшего сына. Карл-младший весело дрыгал ножонками, взлетая к потолку, и Элоиза принялась подпрыгивать на руках у матери, узнав отца.

– Что, пришли бате помогать? Думаете, батя сам не справится? – Гейзенберг поцеловал сына в лоб и наклонился, чтобы пощекотать носом шейку заверещавшей Элоизы; себя леди Димитреску позволила поцеловать только в щеку, демонстрируя свою холодность и отстраненность. Пусть знает, подлец, что она обижена, однако, Карл, кажется, так ничего и не заметил.

– Я отойду ненадолго, – сказал Гейзенберг китаянке и кивнул в сторону лежащих на столе чертежей. – Заканчивайте без меня. К вечеру жду готовый проект.

– Конечно, сэр, – брюнетка улыбнулась, дразня Альсину румянцем на щеках; сразу видно, тот еще подгнивший фрукт. Девушка ушла, собрав бумаги, и ее покачивающиеся бедра стали объектом внимания мужской половины офиса. Леди Димитреску затылком ощущала ее присутствие, пока китаянка не скрылась из виду; Гейзенберг, занятый детьми, даже не проводил брюнетку взглядом, хотя вся ее фигура будто была создана для того, чтобы радовать глаза мужчин.

– Пойдем-ка в кабинет. Потолкуем. Коляску здесь оставь, не уведут. Разве что бутыли для кулера будут в ней катать.

Рассмеявшись над собственными словами, Карл усадил сына к себе на плечи и, удерживая его за руки, стремительно стартовал с места, разгоняясь по коридору под смех мальчика; Альсина степенно двинулась за ним, укачивая закряхтевшую Элоизу, которой тоже веселее было бегать с отцом, чем находиться в крепких, надежных объятиях матери. Допускать шумные, грубые игры Гейзенберга с их дочерью леди Димитреску не собиралась; у нее и так сердце замирало, когда муж принимался бросать в воздух Карла, словно мяч, и ловить ребенка у самого пола. Мальчику это, разумеется, было в радость, однако Элоиза для такого слишком мала; но если Гейзенберг хоть раз уронит кого-то из детей, Альсина спустит его с лестницы, так, что даже в клинике Моро не соберут.

Вход в кабинет Карла оберегал помимо чопорной секретарши за столом двухметровая статуя коня, вставшего на дыбы. Отлитая из черненой стали, с кровожадным выражением на вытянутой морде, она производила гнетущее впечатление, но Элоиза потянулась к ней, чтобы потрогать металлическое копыто, бывшее размером с ее голову. Отказавшись от предложения секретарши принести кофе или чай, Альсина прошла в кабинет, где Карл-младший, сидя за столом со столешницей из черного мрамора, довольно мял и рвал отданные ему для игры бумаги. Белые клочки и обрывки летели в разные стороны, мальчик чиркал по уцелевшим листам карандашом, после чего хватал ручку и принимался выводить новые каракули с донельзя сосредоточенным видом. Элоизе достался от отца крохотный колокольчик на палочке, очаровавший девочку; усаженная на диван, она принялась размахивать новой игрушкой, вторя тонкому нежному звону заливистым смехом.

– Так, с этими разобрались. Теперь ты, – Гейзенберг, шмыгнув носом, повернулся к недобро молчавшей жене. – Чего приперлась? Да еще и спиногрызов притащила.

– Спиногрызов, да? – прищурилась леди Димитреску. – Так, значит, ты называешь наших детей.

– Пиздюков как не назови, пиздюками они и останутся, – отчеканил Карл, подступая ближе, – ты мне объясни лучше, для чего тебе понадобилось волочь сюда наш выводок. Не лечи мне мозги, что, якобы, соскучилась – не поверю. Когда скучают, мужа ждут дома и, желательно, голышом.

– Для того, чтобы ждать тебя дома, нужно чтобы ты там хоть изредка появлялся, – ощетинилась Альсина, – но, как я успела заметить, здешняя компания тебе нравится намного больше.

– Ага, просто обосраться, как я здесь всех люблю, настолько, что оргию устраиваю здесь каждую пятницу, – Гейзенберг ударил кулаком по раскрытой ладони, – нагибаю раком всех и каждого, кто напортачил с проектом.

– Сделай одолжение – избавь меня, пожалуйста, от подробностей, – поморщилась Альсина, отходя к стене, сплошь занятой грамотами и сертификатами, висящими в причудливых золоченых рамках, отлитых изломанными линиями разной длины. – Если твои отношения с подчиненными настолько… крепки, что из-за них ты готов забыть о собственной семье, то не жди, что я буду это безропотно глотать. Унижать себя и пренебрегать моими детьми я не позволю, имей в виду.

– Ну, не начинай, – в голосе Гейзенберга звучали усталость и плохо скрываемое раздражение, – меня самого эта нервотрепка бесит, но контракт выгодный, вот меня и пытаются поиметь со всех сторон. Зато когда проект уйдет в производство, все будет на мази.

– Ты так в этом уверен? – леди Димитреску с острой, как свежевальный нож, улыбкой повернулась к мужу; глаза ее сверкали отражением пожара. – Интересно, а та мисс в красном платье разделяет твое мнение? Она так старалась встать к тебе поближе… И не скажешь даже, что у вас с ней сугубо деловые отношения.

– Че? – выпалил Гейзенберг отупело, не уловив смысл слов Альсины; лицо у него глупо вытянулось, глаза сползли к переносице, рот чуть приоткрылся – Карл выглядел так, словно его только что мощно треснули по затылку. Леди Димитреску, уперевшись ладонями в бедра, шагнула к мужу. Шуршал бумагами Карл-младший, звенел колокол Элоизы, а сердце Альсины билось где-то в горле, растревоженное непонятным предчувствием; обескураженность мужа могла быть вызвана тем, что его практически застали на месте преступления, впрочем, в пользу его невиновности, как и вины, пока ничего не говорило. Леди Димитреску продолжала надвигаться на Гейзенберга с неумолимостью боевого крейсера, который мучительно медленно переваривал брошенные в него обвинения.

– Ты, блять, что?.. Ты сейчас сказала, что я тут себе любовницу нашел? – протянул Карл, почесывая нахмуренный лоб. – Намекаешь, что я тут не работаю, не пашу, как проклятый, а баб трахаю?

– Выбирай выражения при детях, – сурово промолвила Альсина, и Гейзенберг с гневно побелевшим лицом ринулся на жену, вынудив ее отступать.

– А дети в курсе вообще, что мамка у них спятила? Знают, что ей голову шляпой совсем передавило? Пиздец. Нет, это абсолютный ебаный пиздец. Я-то думал, что Донна-Гандонна с приветом, но у тебя диагноз посерьезнее будет.

– Прекрати, – леди Димитреску поджала губы, исподволь поглядывая на детей, надеясь, что они не заметят размолвки родителей; пожалуй, зря она взяла их с собой, выяснять отношения с Карлом наедине было бы куда проще.

– Мне даже интересно, откуда у тебя такие выводы, – продолжал Гейзенберг, осатанело осклабившись, – если рядом со мной баба постояла, то все, значит, я хочу ей присунуть? Или как? Или что?!

– Ты в последнее время почти не бываешь дома, – леди Димитреску ткнула в мужа пальцем, – что я должна была подумать?

Мужчина насмешливо развел руками.

– Блять, даже не знаю. Может, что у меня работы дохера?

– Ты… – Альсина, сбившись с мысли, заставила себя дышать медленно и размеренно. В претензиях Гейзенберга был некоторый резон, однако от своих опасений женщина была еще не готова отказаться, особенно после того, как увидела ту профурсетку в красном.

– Давай, давай, что замолчала, – поторопил ее Карл, язвительно кривя губы, – развивай свою мысль. Мне уже самому пиздец как любопытно.

– Ты стал меньше уделять мне внимания. Ты не расстаешься с телефоном и допоздна сидишь в кабинете. Стал чаще уезжать в командировки, а сегодня эта китаянка на тебя чуть ли не вешалась. Что у нее вообще за внешний вид?! Она пришла на работу на серьезное предприятие или на свидание?

– А чего не так с ее внешним видом? – Гейзенберг пожал плечами. – Не голая – и ладно. Буду я еще внимание обращать на бабские шмотки.

– А речь и не о вещах, мой дорогой, а о том, что они подчеркивают. Или ты хочешь сказать, что не заметил ее прелестей? – с медовой сладостью осведомилась Альсина.

– Знаешь, сиськи и жопа у каждой бабы есть, так мне что, за каждой волочиться? Мне и твоих хватает, потому что в комплекте с ними идет голова со слетевшей крышей.

Леди Димитреску строптиво отвернулась.

– В последнее время мои, как ты выразился, сиськи и жопа тебя не слишком интересуют.

– И поэтому ты решила, что я нашел их на стороне? Так, что ли?

Альсина не ответила, шумно выдыхая, прикусив внутреннюю сторону щеки; да, с ее стороны это было несколько… опрометчиво, однако виноватой себя женщина не считала. Карл тоже хорош! Ушел с головой в свою работу, забыв, что у него есть такая роскошная жена; неудивительно, что всякие смазливые азиатки начали подбираться к нему, словно водяные змеи к задремавшей на солнце ящерке.

Надеяться им все равно не на что; леди Димитреску не для того выходила замуж, чтобы вот так просто и легко уступить Гейзенберга первой попавшейся вертихвостке.

Карл потер лицо ладонями, не замечая, что Элоиза потянула колокольчик в рот, а Карл-младший ухитрился сломать ручку и теперь сидел, вымазанный в чернилах, по цвету похожих на черничный сок. Мальчик пытался вытереть ладошки о бумагу, но пятна не оттирались, и тогда Карл стал обтирать руки о свою курточку. Альсина, увидев, как сильно испачкался ее сын, смогла только прижать пальцы к ноющим вискам; за этими Гейзенбергами нужен глаз да глаз, и не важно, сколько им лет.

– Значит, так, – мужчина взял на руки Элоизу, которая тут же обхватила ручонками его шею, – ты заберешь мелочь и едешь домой. В командировку мне все равно ехать надо, но постараюсь вернуться как можно скорее. Приеду – и мы поговорим.

– О чем? – процедила Альсина, злясь на Карла за свои сомнения; если бы любимый супруг не давал ей поводов, ничего бы такого не случилось!

– О сеансах психотерапии, которые тебе охереть как понадобятся, если и дальше продолжишь забивать себе голову всякой херней, – передав жене Элоизу, Гейзенберг направился к сыну, – а сейчас давай сходим куда-нибудь. Я успел проголодаться, пока пытался разгрести тот бред, что ты на меня вывалила.

– Донна ждет меня в кафетерии.

– Скажу Луизе; она передаст Гандонне, что твои планы изменились, – держа перемазанного чернилами Карла-младшего подмышкой, Гейзенберг с ласковой насмешливостью посмотрел на Альсину, – чего застыла, как истукан? Сама внимания хотела. Так что поехали, пока я не передумал.

– Твои галантность и обходительность просто не знают границ, – изрекла леди Димитреску, чувствуя себя победительницей. Стоило заставить мужа немного понервничать, а то он, кажется, совсем расслабился и растворился в своей работе; однако эту китаянку Альсина больше видеть не желала. Пусть работает, но не рядом с Гейзенбергом; об этом леди Димитреску решила подумать позже. Сейчас она шла по коридору фирмы с видом триумфатора, потому что совершенно неважно, насколько открыто твое красное платье; чтобы затмить женщину из рода Димитреску, нужно что-то посильнее.

========== Gender switch! III ==========

Недостатков у лорда Димитреску было множество, и Карлина смаковала их, наслаждаясь тем, что его светлость милорд граф далеко не так идеален, как хотел казаться. Пусть манеры в него вдалбливали с младенчества, однако его благородные родственнички, давно упокоившиеся в фамильном склепе, были бы весьма удивлены, узнав, каким развратным, похотливым засранцем был Альцин, не говоря уже об его кровавых наклонностях. Подумать только – наследник рода развлекал себя и свою гостью тем, что принимал кровавую ванну; он и Карлине предлагал окунуться, говорил, что это очень полезно для кожи, однако женщина категорически отказалась – не настолько она больная, а когда Альцин, уйдя вниз так, что на поверхности осталась только половина его головы, шумно выдохнул, пуская пузыри, как бегемот, после чего начал лакать кровь, по-звериному высовывая язык, Карлину замутило. Она отвернулась, съезжая по стенке ванны спиной, уходя под воду по самую макушку, так, что ее волосы закачались на волнах щупальцами медузы. Гейзенберг задержала дыхание, мысленно отмеряя секунды; Моро мог жить в воде, как уродливая вонючая рыба, однако на поверхность его тянуло – на дно озеро телевизор не забрать, и Миранда скорее даст подтереться своим крылом, нежели нырнет к сыночку-страхуиле, а Карлине и живущему в ней паразиту требовался кислород, но выносливость ее была на порядок выше, чем у обычного человека, и она смогла продержаться под водой почти пять минут. Получилось бы и дольше, но женщине не хотелось, чтобы Альцин обрадовался, будто бы Карлина утонула в ванной; мерзавцу пришлось бы объяснять Маме Монстров, почему фройлян Гейзенберг в его замок пришла на своих двоих, а покинула его вперед ногами. Лорд Димитреску хитрый, продуманный ублюдок, чтобы вредить Карлине в стенах своего дома; желай Альцин ей зла по-настоящему, постарался бы прикончить где-нибудь подальше от замка. Женщину бы совсем не удивили подобные планы – любви в их семейке уродов не было и в помине, все лорды друг друга терпеть не могли, кто-то больше, кто-то меньше; Альцин открыто брезговал Моро и немного презирал чопорную немногословную Донну, которых сама Гейзенберг считала бесполезными слабаками – но верными Миранде. Из-за их слепой, какой-то собачьей преданности Матерь Миранда держала Донну и Моро при себе, а действительно нуждалась она только в Альцине и Карлине, у которых чердаки еще стояли на месте, а яйца были такие, что хоть в жопе закаляй. Гейзенберг давно привыкла, что среди мужиков много бесхребетных, непроходимо тупых и самоуверенных гадов, умеющих разве что разевать свою пасть, чтобы пожрать и поорать; у Мора не хватало смелости, чтобы даже сказать о том, что его не устраивало. У лорда Димитреску рот вообще никогда не закрывался, потому что ему не нравилось все: погода за окном, плач расплодившихся зомби и ликанов, капризы подросших дочерей, запах Моро, одежда Карлины, прическа Карлины, поведение Карлины… Его заставляло строптиво поджимать губы буквально все в этой женщине, но это не мешало Альцину приглашать ее на чай в свой замок. Пару раз Гейзенберг составляла потомственному графу компанию за ужином, несколько раз даже оставалась ночевать: лорд Димитреску не пытался пробраться в ее спальню, всегда чинно желал доброй ночи на пороге комнаты и пожимал ей руку; целовать пальцы Карлины с обломанными грязными ногтями, мозолями и следами мазута, с которыми не смогло справиться благоухающее сиренью мыло, он почему-то не хотел. Лицо женщины Альцин тоже обделял вниманием, хотя к нему Карлина старалась приходить всегда умытой, распространяя запах пусть не духов, но глицеринового мыла, а эта титулованная скотина ломалась почище всякой девственницы, от чего Гейзенберг и сама начала чувствовать себя мужиком.

Какого хера вообще?! На кой черт тогда нужно было назначать встречи почти на каждый вечер, мечтательно вздыхать и таращиться так, словно у Карлины хуй на лбу вырос?! Нехер было ходить вокруг да около, когда сам раздразнил женщину из семьи Гейзенберг; это все равно, что вулкан разбудить – спасет только бегство, и то не факт.

Но Альцин бежать не собирался, и, судя до довольной физиономии графа Кровопийцы, именно этого он и добивался с самого начала: хотел, чтобы Карлина сдалась, чтобы не он выглядел коварным соблазнителем, а она предстала распутницей.

Как будто репутация в их краях кого-то ебет! Пиздец как интересно Донне, что они трахаются, настолько, что она разошлет телеграммы всем соседям. Даже Миранде было безразлично, чем заняты ее дети, так что Карлина не испытывала ни стыда, ни грусти; она просто подошла и взяла то, что хотела, как и всегда.

А Альцина Димитреску она хотела сильно, до сухости во рту, до головокружения, до слабости во всем теле; фройлян Гейзенберг была сильной женщиной, и мужчина ей нужен был под стать. Конечно, Альцин был не идеален, однако в их дыре сложно найти кого-то получше: всех более-менее сносных мужиков Миранда давно пустила в расход после своих неудачных опытов.