Текст книги "Между ночью и днем (СИ)"

Автор книги: Constance V.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Мне все равно, кто на троне – Ракан или нет. Я надеялся, что те письма Эрнани не получат огласки – зянять место Оллара я никогда не стремился. Эрнани именно потому был истинным правителем, что вовремя оценил свои силы и решил так, как лучше не для него лично. Талиг нужно было протащить через Излом, а он был уверен, что не справится. Нужно было что-то делать, и он принял решение отречься – ради Талига. Именно поэтому и Эпинэ, и мой предок его поддержали. А вот Придд хотел только власти, Талиг был ему безразличен. Как тебе безразличен Надор.

Дикон аж задохнулся от возмущения:

– Да как вы смеете! Я – Повелитель Скал и делал все, что мог, для своих земель. Я не виноват, что когда все случилось, я был в Ракане при своем сюзерене. Я был нужен Альдо, и мое место было рядом с ним!

– Держите себя в руках и не орите, как поросенок на бойне. Если не хотите, чтобы Изначальные Твари вам эту бойню устроили.

Алва бросил эти фразы, даже не повернувшись, словно слова Дикона были для него пустыми звуками. Хотя, наверное, для него все пустые звуки. Кроме собственных слов.

– Вам просто ответить нечего, – буркнул Дикон тихо, – поэтому вы мне рот и затыкаете. Своими тварями. Очень в вашем духе…

– Я затыкаю вам рот потому, что вы кричите там, где можно говорить только вполголоса. Ваши действия усилили разрушительное влияние Излома, но я очень надеюсь, что это обратимо. Я прежде не заходил в Лабиринт так глубоко, но я знаю, что где-то в центре должно быть небольшое озеро-колодец, и я уверен, что мы близко. Если верить легендам, вода там светится синим и „дает жизнь“, что бы под этим ни подразумевалось. Посреди озера находится что-то вроде алтаря. Надо попытаться туда добраться и попытаться остановить разошедшиеся стихии. Но при этом не вызвать случайно Зверя Раканов. Тогда есть шанс, что все остановится. Но если на ваши вопли сбегутся Изначальные Твари, мы туда доберемся вряд ли.

Дикон сжал кулаки, но ничего не ответил. В одном Алва прав – происходит что-то непонятное и неприятное, разрушительное. А то, что он бросается пустыми обвинениями – ну так это же Рокэ Алва, он всегда был таким… Хотя Катари он обвинял не на пустом месте. Да и эра Августа тоже… Но к Альдо Ворон был не совсем справедлив. А к Дикону сейчас – совсем не справедлив.

– Я не считаю себя виноватым в том, что выжил, – произнес он сухо и, как ему казалось, очень весомо, уверенно. –Да, я должен был сказать Айрис и матери, чтобы они прибыли в Олларию, но они бы там только мешались, это и Альдо понимал, да и кто ж знал, что в Надоре такое случится…

Алва обернулся на ходу, окинул его непонятным взглядом и невесело усмехнулся:

– Верно, в том, что вы выжили, вы не виноваты. И в том, что не затребовал их в столицу – тоже не виноваты. А вот “кто ж знал” – это детский лепет, который себе никто из Повелителей позволить не может. Надор рухнул потому, что Повелитель Скал оказался не просто мерзавцем, но и идиотом – поклялся на крови и посмел нарушить эту клятву. На то, чтобы хоть как-то сгладить последствия, всегда дается шестнадцать дней. Повелитель Скал ничего не сделал, чтобы остановить процесс. На шестнадцатый день Надор рухнул, причем весьма характерно рухнул. Это поймет любой, кто хоть немного интересовался всей той магией, память о которой должны были хранить так называемые Люди Чести. Спутать следы такого разрушения с чем-то другим невозможно.

– Я вам не верю, – произнес Дикон скорее для самого себя, чем для Алвы. Внутренний голос подсказывал, что Алва не лжет, но верить в его слова очень не хотелось.

– Как вам будет угодно, юноша.

– Я клялся кровью, и этой клятве я всегда был верен. И буду верен. До последнего. Как бы вам ни хотелось, чтобы я предал Альдо.

Алва молча пожал плечами. Лицемер. Всегда замолкает, когда нечего возразить.

Они шли и шли по темным коридорам подземелий Гальтары. Ворон больше ничего не говорил, но Дикону все равно было паршиво – от того, что уже было сказано.

Алва не прав. Он просто хотел задеть своего бывшего оруженосца побольнее! Да, Дикон нарушил клятву оруженосца, и Алва имеет право на него злиться, но… но при чем тут Надор и клятва кровью?! Он клялся в верности Альдо и был этой клятве верен. Всегда! Но почему тогда так тошно от слов Ворона?..

Коридор стал немного уже, пол был очень неровный, и Дикон то и дело спотыкался. И злился на Алву, который умудрялся идти спокойно, как по ровной дороге.

========== Глава 6 ==========

Дикон снова и снова пытался вспомнить, что же он мог сделать не так за шестнадцать дней до крушения Надора. Если бы хотя бы знать, когда случился тот обвал… Это могло произойти в любой день после двадцать третьего дня Зимних Скал, когда матушка написала последнее письмо. О случившемся узнали лишь в начале Зимних Молний. Большой промежуток.

Но он уверен, что ни словом, ни делом, ни даже мыслью не пошел против Альдо! И он был предельно искренен, когда клялся в верности ему и Талигу. Вместе со слабохарактерным Робером, который все время сомневался. Во всем. Даже когда приносил клятву, и то сомневался, древняя ли эта клятва. Сказал еще, что она чуть ли не слово в слово повторяет присягу Первого Маршала Талига, которую им читали в Лаик. Ну повторяет, и что? Мало ли что Оллар решил присвоить из их обычаев?!

– Вы… Вы именно поэтому вернулись в Олларию и сдались? Потому что клялись в верности Оллару – клялись на крови? Не из-за самого короля, но из-за Кэнналоа? Неужели она иначе была бы разрушена?

Алва ответил резким “да”, разговора не вышло – Ворон снова к чему-то прислушивался, и Дикон не рискнул спрашивать дальше. Да и не хотелось спрашивать. И думать не хотелось. И вспоминать. Но в памяти, как назло, всплыл день суда над Алвой, вернее то, как Спрут пытался организовать побег Алвы и рвался воевать за него. Первым вопросом к Спруту у Алвы было именно присягнул ли Валентин Альдо. Спрут тогда ответил в его обычной мерзкой манере, что он присягнул королевству и королю, его королевство – Талиг, а имени своего короля он на тот момент якобы не знает… И только после этого ответа Алва дал добро на действия Спрута. Только тогда. Когда понял, что земли Повелителя Волн не будут уничтожены нарушением клятвы крови.

Память ехидно подсунула слова Алвы: „Мой вам совет, Валентин. Когда станете приносить маршальскую присягу, думайте, что говорите. Не следует повторять чужих ошибок“.

Алва понимал, что делает. И постарался бы переубедить Спрута не сражаться против Альдо, если бы Спрут уже поклялся кровью быть верным Альдо Ракану… как Дикон.

То, что случилось с Надором, случалось и раньше. Мэтр Шабли говорил, что именно так появилось Алатское озеро. И не только оно…

Алва пытался защитить Придду от ошибок Спрута. Но почему же рухнул Надор? Дикон не участвовал в том восстании, он был верен своему сюзерену, защищал его и словом, и делом…

Тварь появилась неожиданно и бесшумно. Дикон почувствовал сзади чье-то горячее дыхание и даже не успел испугаться, удивился только, когда это Алва оказался у него за спиной. Повернулся и встретил взгляд лиловых глаз, совершенно беззащитный и очень обиженный взгляд. Как у Альдо Ракана. Сюзерен, скажи, неужели я действительно предал тебя какой-то глупостью? Но Альдо, поверь, я был верен тебе, я хотел пойти за тобой, я…

Он хотел мысленно сказать своему сюзерену еще что-то, но какая-то злая сила отшвырнула его в сторону – прямо на холодный каменный пол. Альдо бы никогда так не сделал. Тем более, за шкирку, как провинившегося щенка. Альдо….

Наваждение схлынуло так же быстро, как и накатило. Альдо тут ни при чем. Его тут нет. Есть Алва, который и отдернул его в сторону от Изначальной Твари. Во второй раз. Именно как щенка, глупого и беспечного, который не может сам за себя постоять.

Дикон вскочил на ноги и вжался спиной в стену. Леворукий, ну почему при взгляде в глаза Изначальной Твари ему все время мерещится взгляд Альдо?! Альдо к этой мерзости не имел никакого отношения. Точно не имел.

Он напряженно наблюдал за Алвой и злился, что в этом бою помощи от него никакой – даже дай ему Алва один из кинжалов, от этого было бы больше вреда, чем пользы. Дикон путался бы у Алвы под ногами и только мешал. Но как же стыдно вжиматься спиной в стену и наблюдать…

Эта схватка с тварью оказалась короче первой. Изначальная дернулась и затихла, Алва, тяжело дыша отступил к стене, и только тогда Дикон заметил, что она успела располосовать Ворону левое плечо. Как сначала показалось – не сильно, но двигался он теперь гораздо медленнее. Дикону хотелось бы верить, что ему померещилось, но с каждой минутой становилось ясно – Алву лихорадит все сильнее. Леворукий, да у этих тварей еще и когти ядовитые…

Не прошло и получаса, как Ворон стал спотыкаться и опираться на стены. А когда он остановился передохнуть, Дикону и вовсе стало не по себе. Если Алва умрет, что тогда? Он один с этими тварями вряд ли справится, и даже если доберется до синего озера – что там делать?

– Забыл у вас спросить, юноша. В чем именно вы клялись на крови?

– Что?.. – опешил Дикон.

– Как именно звучали слова клятвы?

– Клянусь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигойе и Раканам! Во имя Ушедших и Их именем! – пожал плечами Дикон.

Он не собирается делать из этого тайну. И глупостью эту клятву не считает. Талигойей должны были править Раканы. Так было бы справедливо. И Ворон может сколько угодно говорить о том, что справедливости не существует…

Алва тихо выругался и прикрыл глаза. Вид у него был такой, будто он надеялся услышать что-то хоть в меру паршивое, но услышал свой смертный приговор. Или что-то в этом духе. Хотя нет, хуже. На смертный приговор Алва реагировал с бОльшим безразличием. А тут…

– Эр Рокэ, я понимаю, вам неприятно, что тут с вами оказался именно я – мы были, есть и будем по разные стороны баррикад, и моя клятва это еще раз подчеркивает, но я верю, что вы не лжете, что нам нужно дойти до того клятого озера. Поэтому обопритесь на меня и давайте пойдем.

Ворон посмотрел на него чуть удивленно и скривил губы в усмешке.

– Вы неподражаемы, Ричард.

– Эр Рокэ, давайте не будем спорить, – усмехнулся в ответ Дикон, невольно подражая манере Ворона говорить во всеми в Олларии. – Вы можете думать обо мне и Альдо Ракане что угодно, но держите это при себе. Я считаю, что Альдо был прав. И что я его не предавал. Я все делал исключительно по его приказу.

Алва снова усмехнулся, когда икон решительно шагнул к нему и приобнял за пояс.

– Говорю же, эр Рокэ, обопритесь на меня. Сами вы уже едва идете. Сейчас не время для упрямства.

Алва, как ни странно, подчинился. Но и не съязвить он не мог, хотя теперь его голос звучал скорее устало, чем ядовито. А может Ворон и не язвил вовсе…

– Вы ошибаетесь в одном, Ричард. Верно, Альдо вы не предавали. А вот дата крушения известна . Это случилось в ночь с одиннадцатого на двенадцатый день Зимних Ветров. В крушении выжила Луиза Арамона с дочерью, она и написала о случившемся Проэмперадору Надора. Очень подробно. А Лионель Савиньяк сообщил об этом мне.

Ночь с одиннадцатого на двенадцатый день Зимних Ветров. Минус шестнадцать дней. Но… это же чушь какая-то!

– Она лжет, на то она и жена Арамоны. Я не мог нарушить клятву в день суда. Я делал все, как хотел Альдо. Даже если он в чем-то ошибся, я его не предал. И Талигойю не предал. Именно ради нее я и проголосовал „виновен“. Ради нее и Альдо.

– Альдо – не предали. В остальном вы ошибаетесь. Но вы правы в том, что разговор лучше прекратить.

Верно, Ворону сейчас только споров и не хватает – он и без того идет все медленнее и медленнее, а озноб становится все сильнее, но… Нет, прекратить этот разговор нельзя. Такие разговоры нужно заканчивать, а не прекращать.

– По-моему, вы уже бредите, монсеньор. Вы сами признаете, что Альдо я не предал, но говорите, что Надор рухнул из-за того, что я нарушил клятву быть верным Раканам. Мы клялись вместе с Робером, с его землями ничего не случилось. Значит то, что я не настоял на немедленной дуэли с вами прямо в зале суда, тут ни при чем. Робер с вами вообще драться не собирался. Значит, дело в том, что я не справился с заданием довести вас в Ноху? Вы считаете, что древние силы считают поражение – предательством?! Но это чушь кошачья! Робер вообще в замке ждал и ничего не делал…

Алва ответил не сразу. Голос его звучал твердо, но речь утратила всякий смысл:

– Поражение – не предательство. Ваше задание было выполнено. Пусть и не вами. А справедливости вообще не существует. Это я вам уже давно сказал.

Прекрасно. Просто замечательно. И он должен верить во всю эту ерунду, навеянную лихорадкой?!

Они прошли еще немного, и вдруг Алва произнес неожиданно связно:

– Отсюда дорога идет почти по прямой. Думаю, до пещеры с озером осталось меньше половины хорны. Тебе надо попытаться туда добраться. До алтаря, сотворенного Ушедшими. То место само подскажет, что делать. Я не думаю, что для этого нужен именно Ракан, Повелителя Скал эта магия тоже должна бы признать. Я туда не дойду. А ты должен. Обязан. По долгу крови. Надор ты уже не восстановишь, но можно попытаться предотвратить гибель Олларии и Талига.

Он отстранился от Дикона и оперся здоровым плечом о стену, а потом прислонился к ней спиной и прикрыл глаза. Дикон уставился на него в изумлении. Нет, конечно, Ворону многое виднее и к тому же он слишком гордый, чтобы выживать, если покалечен, но с другой стороны… это же просто ранение, а не слепота, как в том видении. И вообще Ворон во всех этих древних хитросплетениях лучше разбирается. Вернее, просто разбирается. „Лучше“ тут ни при чем – Дикон практически ничего не знает. Так что дурь это и самоубийство, да и вообще слабость – сдаваться, когда до цели так близко. И оставлять Алву здесь – предательство…

– Эр Рокэ, я – Человек чести, а не предатель, – произнес он гордо. – А самоубийство – удел трусов.

– Нет, Ричард, ты просто идиот, которому безразличен не только Надор, но и весь Талиг. Выполнение приказа предательством не будет. Предательством будет, если ты до алтаря не доберешься. И это не самоубийство. Еще неизвестно, как Лабиринт отреагирует на мою смерть – может все и утихнет само собой до следующего Излома. Если это так, ты почувствуешь, – Алва говорил все тише и медленнее, через силу. – Я не могу идти дальше. И Твари это скоро почувствуют. Они придут на запах крови. Следующий бой нам не выиграть. Не теряй время – иди. Постарайся хоть один приказ выполнить нормально. А в той пещере Твари уже не тронут, я….

Он не закончил фразу, и Дикон даже не сразу понял почему. Несколько мгновений Алва стоял, прислонившись к стене, а потом стал сползать на землю. И сколько Дикон его ни тряс, приходить в себя проклятый кэнналиец не желал. Но жилка на шее билась, совсем слабо, но билась. Значит, яд Изначальной Твари еще не окончательно взял свое.

Дикон сел рядом и попробовал собраться с мыслями. Алва явно путается в том, что говорил: то утверждал, что смерть Повелителя Скал теоретически может что-то там разрушить, то считал, что смерть Повелителя Ветра может пойти на пользу. И это с учетом того, что следующий Круг – Круг Ветра. Так что приказ дурацкий, вернее, бредовый. И даже лучше, что Ворон потерял сознание – не будет пререкаться и мешать. Дотащить его до того озера надо и точка. Если синяя вода и вправду „дает жизнь“, то она просто обязана быть целебной. А там – разберемся.

========== Глава 7 ==========

Тащить потерявшего сознание Алву было тяжело. Сначала Дикон пытался считать шаги, убеждая себя, что меньше половины хорны по прямой – не расстояние. Дойдет и не заметит. Но уже через несколько минут рубашка стала липнуть к телу, а руки наливаться свинцом.

Но не сдаваться же прямо сейчас?! Дело даже не в том, что Алва бы его самого бросил вряд ли – Алва это совсем другое дело, он сильнее, выносливее, ему всегда легче. Просто это было бы недостойно Повелителя Скал – поверить тем словам Ворона, верить которым удобнее. Ведь чего проще: бросить бесчувственное тело, добежать налегке до спасительной пещеры и дело с концом, а что твари сожрут еще живого Алву – это мелочи. Нет, он Повелитель Скал, и имя Окделлов такой слабостью запятнать не должен. В конце концов, девиз их дома – „Тверд и незыблем“! Слабости тут не место. Он же Человек Чести!

Мысли о чести и девизах отвлекали лучше, чем счет шагов. Значит, думать нужно именно об этом. Тем более, осталось наверняка не больше четверти хорны.

А ведь Алва был уверен, что Дикон поведет себя как какой-нибудь слабохарактерный Эпинэ или подлый Спрут. Думает, что только сам способен на что-то стоящее, а все остальные – трусы и предатели.

Окделлы не предатели! И Альдо он не предавал! Это даже Ворон признал. Единственное, что в тот день было не так – суд над Алвой. Решение было правильное, хоть и не справедливое. Спрут прав – Алву следовало не судить, а убить. Только вот Спрут, зараза, не то что не убил, а спасать полез…

В памяти мелькали обрывки фраз, и мозаика складывалась странная. Пугающая.

„Клянусь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигойе и Раканам!“

„Альдо ты не предавал.“

„Поражение – не предательство.“

„Мне глубоко плевать, кто на троне – Ракан или нет, главное, чтобы Талиг был в порядке.“

„Эрнани именно потому был истинным правителем, что вовремя оценил свои силы и решил так, как лучше не для него лично.“

Он с детства считал, что Рамиро Алва предал Эрнани и всю Талигойю, а правда оказалась совсем другой. Можно спорить, кто из них прав, а кто нет, но Рамиро не предавал Эрнани, и Алан был не так уж и прав, когда убил Рамиро. А если видение про то, как Рамиро спас сына Алана – правда, то выходит совсем уж паршиво – Рамиро спас сына Алана, а Алан в ответ убил, не разобравшись.

Он с детства считал, что у Раканов все права на престол, но Эрнани сам отрекся от трона.

Он с детства считал, что Ворон убил герцога Окделла по-подлому, издеваясь, а на самом деле это была дуэль на линии, в которой у отца был шанс. И это знали все в Талиге. Кроме Дикона.

Он верил эру Августу. Всему, что тот говорил. И про список, и про значение отданных ему Алвой кинжала и перстня, и про остальные поступки Алвы. Но это была ложь. Подлая и циничная ложь. Он сам услышал опровержение из уст Катари и эра Августа.

Он считал Алву идиотом, преданным слизняку Оллару до последнего. А Алва был верен Талигойе. И был готов сдаться Альдо, был готов остаться в заключении – лишь бы не навредить землям, за которые отвечал. И считал свою клятву крови ошибкой. О чем и сказал Спруту. И ведь Спрут, зараза, прекрасно понял, о чем его спрашивал Алва! Как он задумался на несколько мгновений, прежде чем ответить. Как смотрел на Ворона… Эти двое друг друга понимали. И знали, чем грозят их ошибки.

Но ведь он не ошибался! Он не предавал! Он никогда не клялся Алве кровью. А от клятвы оруженосца Алва его к тому времени уже освободил. Он клялся быть верным Талигойе и Раканам, при чем тут несправедливый суд над Алвой?

Алва не рвался к власти, хотя знал, что имеет право.

Когда Алва взял в руки меч Раканов, в небе было то странное явление, а Альдо даже ничего не чувствовал, когда брал меч.

Зверя Раканов может остановить смерть Ракана в Лабиринте, а Алва считал, что его смерть в этом месте может пойти на пользу Талигойе.

На суде Дикон предал именно Алву, а поклявшийся той же самой клятвой Робер поступил по справедливости – Надор рухнул, с землями Эпинэ все в порядке…

Догадка была настолько нелепой, что Дикон едва не споткнулся. Еще не хватало рухнуть на камни вместе с Алвой и покалечить того еще сильнее.

У Альдо не было наследников, и – если верить легенде о проклятии – он должен был четырежды пройти все то, что прошел Ринальди Ракан. Но в жизни Альдо не было ничего подобного… А в жизни Ворона было.

И предательство женщины с Винной улицы, и предательство Оллара, и несправедливый суд, и то, как Дикон нарушил клятву оруженосца… Да и Катари, которая не далеко ушла от Беатрисы.. И ведь это только то, что Дикон знает! Закатные твари, но не может же Рокэ Алва оказаться Раканом?! Бред какой-то. Но если бред, то почему меч Раканов отреагировал на Алву именно так? Ни на кого другого меч так не реагировал. Даже на Альдо.

Но Альдо не лгал, он действительно Ракан!.. Или считал себя Раканом. А Дикон ему верил. И Робер. Пока не перешел на сторону Алвы. Как и Спрут.

Не может же он, Ричард Окделл, Повелитель Скал, ошибаться, а слабовольный Робер и трусливый Спрут – быть правы?!

Но это Альдо говорил, что Робер слабый духом. Говорил, когда почувствовал, что Повелитель Молний не в восторге от происходящего в Олларии. Разве мог слабый духом человек взять на себя вину за все, что натворил Лис? Робер же понимал, что идет на смерть, и вряд ли рассчитывал, что Алва его помилует.

Все было бы проще, убей Робер Алву прямо перед эшафотом. Тогда Дикон решил, что Робер смалодушничал – так это оценил Альдо… И потом, на суде, он решил, что Робер боится дуэли с Вороном. Нет, Робер не малодушничал и не трусил. Он просто иначе понимал справедливость. Не верил Альдо безоговорочно и слепо. А Дикон верил.

Нет, Альдо не хотел пускать Робера в Багерлее не из-за малодушия и трусости своего Эпинэ. Альдо чувствовал, что Робер против того, что творится. Поэтому и не хотел показывать ему письмо Эрнани об отречении от престола.

Разве было малодушием подчиниться приказу Альдо и выстрелить в него, чтобы не мучился? Дикон бы так не смог.

Разве было малодушием кинуться к Моро и пристрелить его?

Разве…

А Спрут? Разве было трусостью пойти против Альдо на суде? Разве было трусостью попытаться организовать побег Алвы? Разве трусость – присоединиться к восставшим, считая, что они правы?

Но тогда выходит, что ошибался именно он. Пусть из-за того, что верил сначала Катари и Штанцлеру, а потом Альдо. Но другие же не верили! А он упорно закрывал глаза на все вокруг. „Твердо и незыблемо“ закрывал.

Его предупреждал и Оноре, и Наль. Он видел, что Штанцлер не все договаривает и подталкивает его к не самым красивым вещам. Но он верил!

Он верил, что его отца убили по-подлому – выяснилось, что это не так.

Он верил в непогрешимость Алана и предательство Рамиро – нашли письмо Эгмонта.

Он верил Катари, любил ее, почти что боготворил – она считала его идиотом и презирала.

Он верил эру Августу и уважал его как родного отца – тот считал его глупой марионеткой и лгал ему постоянно.

Он гордился тем, что Повелитель, но только разрушил Надор и убил всю свою семью и тех людей, которые были его вассалами и любили его. Доверяли ему. Верили.

Он восхищался Альдо Раканом – тот…

Коридор резко поворачивал вправо, а за поворотом был тупик. Дикон не сразу заметил внизу узкий лаз, по которому можно было передвигаться только ползком. Он осторожно опустил Ворона на землю и заглянул в каменную нору. Кажется, ход этот не такой уж и длинный, а в конце что-то светится… Надо проверить.

Дикон скользнул внутрь и меньше чем через минуту оказался в большой и светлой пещере. Свет исходил от озера. Синего. Как и обещал Алва.

========== Глава 8 ==========

Обратный путь занял всего несколько секунд, но за это время Дикон успел испугался – а вдруг, пока его не было, рядом с Алвой, появилась Изначальная Тварь и…

В коридоре было тихо. Ворон лежал на том же месте, что и прежде. Только жилка уже не билась.

Дикон постарался убедить себя,что ничего не изменилось, просто он слишком взвинчен и поэтому не может нащупать пульс. Он подхватил Алву и стал, пятясь, возвращаться в пещеру. Тащить по узкому лазу бесчувственное тело оказалось сложнее, чем он думал – одежда Алвы норовила зацепиться за любой выступ. Дикон уже хотел сделать на полпути небольшой перерыв, но со стороны коридора раздалось глухое рычание – твари учуяли кровь. Страх придал сил. Дикон верил словам Ворона, что в пещере твари уже не тронут, но вот насколько глубоко они могут забраться в лаз и насколько сильно покалечить Алву, который и без того непонятно жив или нет…

Он дотащил Ворона до берега озера и без сил опустился рядом. И что теперь? Чем может помочь эта вода, раз Алва и глотка сделать не в силах? А может, она исцелит его, если полить на рану?

Дикон зачерпнул горсть воды и понюхал. Ничем не пахнет. Он сделал осторожный глоток – вода как вода, только синяя. Словно в нее краски добавили. Что ж, по крайней мере, хуже от нее вряд ли станет.

Он вылил на Алву уже не одну сотню горстей, когда не удержал равновесие и едва не рухнул в воду. Он бы и рухнул, но вода не приняла, оттолкнула, словно он уперся руками в невидимую преграду. Дикон удивленно замер, пытаясь понять, что же происходит. До дна точно было еще далеко, озеро казалось бездонным, но…

По воде прошла рябь, и вдруг вода буквально отбросила Дикона на берег. Он ничего не услышал, кроме негромкого плеска воды, но почувствовал, что озеро недовольно вторжением – как прежде чувствовал эмоции и мысли камней. Синяя вода не злилась, она недоумевала, почему вдруг в нее решил войти Повелитель Скал, которому место на берегу, как и другим Повелителям. Ступить в озеро может лишь тот, в ком течет кровь Раканов – неужели это непонятно?!

– Извините, не знал, – буркнул Дикон вполголоса, скорее для себя, чем для озера. Но вода успокоилась – то ли сама по себе, то ли потому, что удовлетворилась ответом.

– Не знали что?

Услышав хриплый шепот, Дикон едва не подпрыгнул на месте, но вовремя успел взять себя в руки. Алва. Очнулся. Наконец.

– Что в озеро может войти только Ракан. Вы мне этого не говорили, эр Рокэ.

– Я этого не знал.

– В таком случае, я тем более прав, что ослушался вашей… просьбы.

Алва ничего не ответил. Он облизал пересохшие губы, и Дикон тут же зачерпнул воды – ладонями, сложенными лодочкой, и поднес к его рту.

Он скорее облил Ворона, чем дал ему напиться, но решил, что это лучше, чем ничего. Воды в озере много, попытку можно повторить, а от синей воды Алве определенно становится лучше. Через какое-то время Ворон остановил его коротким „Довольно“ и прикрыл глаза.

Дикон лег на спину в паре бье от Алвы и попробовал собраться с мыслями. У него было такое ощущение, что он упустил что-то очень важное. Что-то…

– Эр Рокэ. Я знал, что так будет. С Надором. Меня предупредили, а я не понял. И не запомнил. Как и сказал Арамона.

– Забавно, юноша, – произнес Алва после долгого молчания. – Тварь зацепила ядовитыми клыками меня, а речь похожа на бред у вас.

– Это не бред. Хотя, не знаю. Может и бред. Видение. Мне прошлой осенью явился Арамона. Сначала Паоло с отцом Германом приходили, потом он.

– И что же от вас хотели выходцы? – в голосе Алвы проскользнуло любопытство.

– Не знаю. Паоло я так до конца и не понял. Я тогда даже не сразу сообразил, что это видение.

– Это не видение, Ричард. Это выходцы. Те, кого убили и не дали упокоиться с миром. Чаще всего они приходят к своим убийцам, чтобы отомстить или увести с собой. Еще они приходят к родным и близким друзьям.

– Я не убивал Паоло. А уж отца Германа – тем более. И Арамону не трогал. Хоть и ненавидел.

– Ты мог имееть какое-то отношение к их смерти. Косвенно.

– Мы… Я… Арамона наказал нас однажды в Лаик: меня обвинили, что я – тот, кто мстит Арамоне как граф Суза-Муза. Паоло, Арно, Альберт, Норберт и Йоганн сказали, что на самом деле шутили они. Хотя я понимаю, что это не их рук дело – они просто вступились за меня. Нас всех заперли в Старой галерее. Там я видел Паоло в последний раз. Он потом приходил ко мне прощаться. Сказал, что должен уехать с отцом Германом. И пропал. А я не был уверен, приснилось мне это прощание или нет.

– Понятно. Скорее всего, не приснилось. Дальше.

– Паоло приходил ко мне в месяц осенних молний. После моей дуэли со Спрутом. Я сидел в кабинете, – Дикон на мгновенье запнулся, – в вашем кабинете и не хотел идти спать. Я… я все же думаю, что это было именно сном, видением. Мэтр Шабли говорил, что они часто просто отголоски наших мыслей. И мне снилось, что я пью „Черную кровь“ в вашем кабинете и вдруг вижу, что в кресле сидит Паоло. У него на груди была алая эспера, он говорил, что был в агарисе, но уже с лета в Олларии. Он похвалил кольцо, я не понял, какое – у меня на пальцах ни одного не было. Тогда он описал кольцо, которое… которое дал мне Штанцлер. Паоло сказал, что кольцо осталось у какого-то лекаря. И что мой предок меня бы не понял, потому что не любил отравителей. Он указал на портрет моего отца, который я недавно повесил. Портрет в этом сне изменился до неузнаваемости: отец стоял на груде трупов, в руке у него был фамильный кинжал, нога в забрызганном красной жижей сапоге упиралась в тело Робера.

– Что ж, ваш отец действительно не любил отравителей. Это все?

– Н-нет. Паоло сказал, что не приходил раньше потому, что я был жив, но теперь я мертв, и он пришел. А мертв я потому, что лекарь меня отравил, поэтому мне остается только пить вино. Или это сказал отец Герман. Да, скорее он…

– Ладно. Дальше.

– Они куда-то делись, но пришел Арамона. Они сказал, что служит какой-то там Ей и подчиняется только Ее приказам. И что она меня не ждет, что у меня есть свой хозяин, а между мною и нею – моя клятва и моя кровь. А потом он сказал, что Скалы не простят клятвопреступника.

– Так же как не прощают и остальные стихии. Дальше.

– Он сказал, что я был дурным унаром, что я ничего не понял и не запомню. Выходит, что я не понял и не запомнил. А он пытался меня предупредить.

– Выходит, что так.

Ворон больше ничего не произнес, и Дикон решил продолжить:

– Они приходили еще. Когда солдаты везли меня в надорские земли, чтобы убить.

– Приходили все трое?

– Нет, только Паоло с отцом Германом.

– Продолжайте.

– Паоло сказал, что со мной тяжело говорить и что мне придется вернуться. А потом добавил:

„Не жди помощи. Открой дверь первым, тогда ты можешь успеть“. Он сказал, что больше не может войти в город, но я – другое дело. Я рыцарь и всегда могу войти к своей королеве.

– В каком смысле? – переспросил Ворон.

– Не знаю, я тогда думал, что это сон. Просто кошмарный сон. Паоло сказал, что королева будет ждать. И что я не должен предавать хотя бы ее. Еще они сказал что-то вроде „Тяжесть камня и бесформенность воды – это ужасно“. Я не сразу связал это с землетрясением в Надоре – ведь именно там были рухнувшая гора, камнепад и новое озеро…

– Странно. Это все?

– Я крикнул им, что моя кровь и жизнь принадлежат Чести, а они ответили, что третий раз мне клясться уже нечем. Отец Герман сказал… он сказал… – Дикон наморщил лоб, вспоминая то, что так долго старался забыть. – Он сказал: „Горячая кровь отдана, холодная кровь отдана. Третьей не бывать. Вы сказали, вас слышали. Все, что вам осталось, – не забыть сказанного вами же.“