Текст книги "Нечисть в деревне. Ведьма (СИ)"
Автор книги: Cheshirra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Магией балуетесь, Алиса Архиповна, – усмехнулся мужчина. – Колдуете помаленьку, а?
Я даже не нашлась что ответить. И хорошо, потому что он продолжил:
– Чем же вы им так насолили, что они всем про вас такую дурь разболтали, а?
Вот оно что. Вот в чем причина его посещения. Слухи по деревне распространяются быстро и скоро каждая издохшая корова будет на моем счету. Он, конечно, человек неглупый и на поводу у всех не пойдет, но узнать не помешает? Вдруг я там и правда зелья какие варю… Противозаконные?
– А чем может насолить одинокая девушка взрослому охотному парню? – изогнула я бровь. Правда и ничего кроме правды. Может быть, не всей, но…
Глаза у него едва уловимо сузились, став из расслабленных острыми.
– Надеюсь, взрослый охотный парень ничего себе не позволил?
О как. А мы, оказывается, и впрямь блюстители порядка, не абы как. Я мысленно вздохнула с тоской. Было бы намного проще, если бы он был продажным, равнодушным или слепым копом. Но мне попался "хороший" – во всех смыслах этого слова. Черт бы его побрал.
– Я умею о себе позаботиться, участковый, – насмешливо отозвалась я, мечтая выгнать его взашей. Он был опасен. Очень опасен – я же знала себя. Уже сейчас меня к нему тянуло. Крепкое плечо и все такое… Черте что. – Не беспокойтесь обо мне.
Ему ничего не оставалось кроме как убраться восвояси. Задал, конечно, еще парочку вопросов, но я отвечала односложно и явно не была настроена на беседу. А еще поняла, что моя слава может быть мне на руку. Я хотела одиночества – я его получила. Пусть ведьма – к ведьме просто так поболтать не заходят.
Уже под самую ночь инспектировала забор. Стоял. Даже кое-где ровно. С каменным лицом тыкая в прорехи и заставляя выравнивать столбы, я прошлась вдоль него, сопровождаемая двумя алчущими взглядами.
– Ладно уж… – когда человеческие глаза перестали видеть нормально, сжалилась я. На самом деле и самой уже не терпелось перебраться в дом – подальше от озверевших комаров. Хотя на улицу опустилась прохлада. Может быть, ночью прогуляюсь – разомну лапы…
Когда "работнички" прытко исчезли из вида с ящиком водки, я вздохнула с облегчением и заперла дверь. Где же кот пропадает?
Не то чтобы я беспокоилась. Уж кто-кто, а он за себя постоять умеет. Просто…
В этом доме я до сих пор ни разу не видела домового. Ни следа присутствия. То ли сбежал, когда бабка померла, то ли не показывается – боится.
А это означало, что меня некому было предупредить об опасности.
Впрочем, сегодня ночью я сама буду опасностью.
Я задула свечу, пробралась к черному ходу и в полной темноте перекинулась. Кое-как открыла заднюю дверь когтями и отправилась ставить метки на забор. Там приподнять лапу, тут оставить когтистые отметины – и никакой зверь уже не сунется, включая медведя. Надо будет еще посадить семена подсолнуха по периметру. И нечистой силе преграда и заодно от любопытных глаз скроют.
Вдалеке послышалось гудение уазика. Внутренне вздрогнув от ужаса – это же явно уже половина ящика опустела! – я потрусила в сторону леса, но внутрь не зашла. Не дело это, в измененной ипостаси лезть туда. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Поэтому я оббежала по кругу хутор, прошлась вдоль заповедной зоны – стараясь нигде не оставить своей шерсти или чего еще. Не хватало только привлечь внимание пробегающих мимо тварей. Затем, покосившись на луну – все еще высоко – я обнюхала каждый дом. Собаки, конечно, разрывались, но хватило приглушенного рыка, чтобы они скрылись в будках, виновато скуля.
Эх, вот бы и с людьми можно было так же…
Возле дома вдовы я задержалась. Тщательно обошла курятник и коровник, помечая свою территорию, поставила метки на двери и под окнами, презрительно фыркнув на прибитые за наличниками кресты. Теоретически они должны помогать от таких, как я. И если бы священник действительно был святым, а святая вода освящена по всем правилам так бы и произошло. Однако на деле я даже не чихнула. И другие тоже не почешутся. Порой бороться со злом можно только злом. Что я и сделала – мои-то метки точно не перейдут, побоятся. Не все, конечно, но что я могу еще сделать?
Вернулась уже под утро, успокоенная – кроме меня, нечисти не было и в помине, разве что мать Геннадия увлекается самогоноварением. Не знаю, можно ли это расценивать как нечисть… Было слишком жарко для того, чтобы спать на печи и я улеглась внизу, на кровати. В ночном доме послышались упругие шаги мягких лап. Кот вспрыгнул на грудь, уставился на меня светящимися в темноте глазами, словно спрашивая: "Ну и где ты шлялась всю ночь?". Я только улыбнулась, закрывая глаза. А сам-то?
В начале июля, когда самое жаркое за последние годы лето достигло апогея в виде сорокаградусной жары, я перебралась через мост, минуя изрядно обмелевшую реку, и отправилась за коровами. Теленок уже подрос, а внесенная хозяину плата добавила заботы и необходимой откормки. Внимательно выслушав наставления, я взяла корову с теленком и отправилась обратно. Чувствовала я себя на редкость мирно – и это чувство так мне нравилось, что даже глупые животные не реагировали на оборотня как положено, лениво топая следом. Весь прошедший месяц выдался на редкость спокойным – или же это было обычное состояние для нашего хутора – жить текла лениво и по одному и тому же распорядку. Я невольно к нему подключилась, вместе со всеми на рассвете выгоняя на улицу цыплят под бдительный надзор кота, и часов до одиннадцати проводила в огороде. Потом становилось слишком жарко – я переползала в дом, перекусывала чем придется и уходила в лес. Пешком и в человеческом обличье – под взглядами дружно сплотившихся против меня соседей. Как интересно еще кресты на заборе не стали рисовать?
В лесу было… хорошо. По крайней мере, в той его части, что не относилась к заповеднику, а это почти десять километров вдоль и поперек. Дальше я заходить не стала – заповедники хороши только для людей. Да и то не для всех. Девственно чистая, нетронутая человеком природа означала еще и полную власть животных. Волчице вроде меня там не место – лес никогда не отталкивал меня, но и не принимал полностью. Впрочем, все же лучше, чем среди людей.
Хотя большую часть времени занимало собирание ягод и грибов, я все же прихватывала и травы – то тут, то там. Притаскивала их домой, перебирала и раскладывала на крыше курятника – подвяливать на солнце. Часть ягод я сразу засыпала сахаром и отправляла в банки и в погреб, часть засушивала вместе с травами и ссыпала в мешочки, подвешивая под потолком. Грибы тоже частью засолила – лук уже поспел, хоть и был еще невелик, соль и сахар я закупила заранее. Бочка пошла под засолку грибов, хотя там пока и было всего до середины. Ничего, осенью еще добавлю. Остальные грибы тоже засушила – идеальный способ сохранить их в неизменном виде. Из-за грибников приходилось уходить все ближе к заповеднику, я даже косилась на запретные территории – там явно можно было найти гораздо больше грибов и ягод – но так и не решилась. Этот чужой лес мне не нравился, он был темным, густым и недобрым. Ничего, проживу и так.
Иногда я сталкивалась с мелкими ребятишками из соседнего, заречного, села – они смотрели на меня круглыми глазами и прыскали в разные стороны, если я подходила ближе. Нечеловеческим слухом можно было уловить шушуканья – "ведьма", говорили они. Я хмыкала себе под нос. Будут держаться подальше.
В июле темнеет поздно – возвращаясь в пятом часу, я обычно успевала разобрать все, что принесла и раскладывала приготовленные для сушки травы, ягоды и грибы по подносам, расставляя их на печи. В итоге, когда я начинала готовить ужин – обычно это была яичница (куры неслись исправно) или ягоды, которыми я наедалась в процессе готовки – на улице уже было темно. Кот питался самостоятельно – по крайней мере, у меня ничего не просил. С наступлением темноты я обычно уже ложилась спать, хотя иногда и зажигала свечу – нагреть в печи воды, помыться или постирать вещи, хотя обычно делала это в реке, но ведь и мне хочется временами погреться в горячей воде. Или приготовить месиво для теленка.
Хотя я и не общалась с соседями, но когда пригоняешь скотину с общего пастбища, невольно видишь остальных. Машка та и вовсе у моего забора поселилась, несмотря на подсолнечник, вымахавший выше штакетин. И заходить не стеснялась, совершенно умиляя кота. Я иногда перебрасывалась с ней парой слов и потом вздыхала – нельзя помочь. Она такой родилась, даже оборотень тут ничем не поможет. Дружки-алкоголики со мной старались не встречаться, а столкнувшись на улице, усиленно расшаркивались.
Начало августа выдалось прохладным – уже в конце июля погода испортилась, заставив меня прекратить походы в лес. Огород тоже пришлось забросить – в редкие дни без дождя влажная земля не успевала высыхать. Температура опустилась градусов до пятнадцати – даже в курятнике стало ощутимо холоднее, а ведь у меня только-только сели наседки. Пришлось сделать очередной рейд в лес, набрать мха и, высушив его на печи, еще раз законопатить все щели. Как только потеплеет, нужно будет заняться заготовкой сена. Я с тревогой думала о том, что за добычей пропитания для себя совсем забыла о пропитании для телят и кур. Нужно было закупить корм на зиму, заготовить сено, подумать о создании печки в сарае – а для этого нужно часть сарая выложить камнем, чтобы сделать на нем закрытую печь иначе любая искра сожжет мой сарай вместе с его обитателями до тла.
– Хозяева! – за помощью я как обычно обратилась к соседям. Их дети частенько встречались мне в полях. Петр и Мария – Машка, как говорили судачившие у центрального колодца бабки. Эта самая Машка была из тех, что могла и коня на скаку остановить. Во двор я не заходила, оперлась на локти о забор. Машка сидела на ступенях, с руганью пытаясь заставить свою дочь сидеть ровно, и заплетала ей косички.
При виде меня она молча кивнула, неодобрительно дернув губой. Я это проигнорировала.
– Не подскажете, где у вас тут камней можно набрать? Лучше покрупнее.
Петр в этот момент вышел из сарая в облаке куриных перьев и с дохлой курицей в руке.
– Нет, ты посмотри! Опять, зараза, нору прорыла! И капкан, сволочь, обошла!
– Куница? – полюбопытствовала я. Мужик, раздраженный ночным визитером, не обратил внимания на личность спросившего – ему хотелось излить душу.
– Она, зараза! – хлопнув дохлой курицей перед ошалевшим от такой радости котом, он оперся на покосившиеся перила крыльца. – Уже пятерых передавила! Эдак нам к зиме ни одной не останется!
– Жир медвежий помогает, – посоветовала я, умолчав о своей моче. – Натрете доски понизу – она ваш сарай будет за милю обходить.
– Где я тебе жира возьму? – огрызнулась Машка. Девчонке прилетел подзатыльник, и та с ревом отправилась в дом. В окне я увидела вихры мальчишки и насупленный нос, упиравшийся в стекло. Кто-то будет мстить… – еще бы барсучий…
– У меня есть немного, могу позаимствовать, – ответила я, отлепляясь от забора и направляясь в дом. Снова зарядил дождь – мелкий и моросящий, словно туман. Я старалась экономить дрова, но к зиме все равно нужно заготовить больше. Гораздо больше. Когда все это успеть? Проклятый дождь.
Двухлитровая банка с медвежьим жиром, уже порядком испортившимся, нашлась в погребе – почему я ее не выкинула, ума не приложу. Но теперь пригодилось. Я набрала в кружку и притащила к соседям. Петр был скептичен, но все же отправился к сараю – мало ли?
– Так что на счет камней? – снова спросила я. Машка покосилась в сторону соседского двора, видимо, боялась, не упадет ли ее авторитет в глазах остальных, если она ведьме поможет.
– Лом есть в заповеднике. Только не близко, с головой надо договариваться, на том берегу.
– Окей… – пробормотала я, возвращаясь к себе. В заповеднике. Не хотелось мне туда. Вот никак не хотелось. Но куда деваться?
До обеда было еще далеко, поэтому я накинула куртку, переплела волосы в косу и отправилась на тот берег.
Река шумела под мостом – еще немного таких дождей и она выйдет из берегов. А пока можно воспользоваться моментом и постирать в чистой воде белье. Ежась от холода, я прошла по мосту и пошла прямиком в центр. По случаю плохой погоды народу на улице совсем не было. Хлюпая резиновыми сапогами по грязи, я добралась до администрации, где теперь заседал глава поселка. Наверное, единственное здание, в которое была проведена канализация. Все остальные стыдливо бегали в будки на краю огородов. Как и я, впрочем.
Счистив грязь о решетку, я зашла внутрь, оказавшись в темной прихожей. Деревянный пол, два потрепанных кресла и фикус в горшке.
Глава оказался в кабинете, пытался справиться с новеньким ноутбуком.
– Надо нажать самую верхнюю кнопку, – открыв единственную дверь и понаблюдав за его мучениями, сказала я. Мужику было лет шестьдесят – тучный, с красным лицом и двойным подбородком – можно было подумать, что он никогда в жизни не жил в деревне, однако намозоленные, натруженные руки и линия загара, не заканчивающаяся на воротнике рубашки, говорили об обратном.
Вспомнив его сыночка, я мысленно перекрестилась. Яблоко от этой яблони упало слишком далеко. Хотя, может, пошел в мамочку? Мало ли чудес на свете бывает… Мужика жизнь явно потрепала – такой толстый он не от того, что жрет в три горла.
– Вы что-то хотели? Сегодня не приемный день… – быстро прокусив, что я не местная, он попытался меня отшить, однако я не сдалась и вошла внутрь.
– Бросьте. Какой приемный день? Здесь живет от силы пара тысяч человек.
– Полторы тысячи, – вздохнул мужик и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на обширном животе. – Кто вы?
– Я живу на том берегу, – неопределенно махнула я рукой. – Недавно переехала и пока обстраиваюсь.
Судя по его лицу, "обустраиваться" в такой глуши мог только сумасшедший.
– Хотите сделать дачу? – найдя для себя приемлемое объяснение, предположил мужик. – Да, места здесь хорошие…
– Нет, на самом деле, я собираюсь тут жить, – перебила я. Возникла неловкая пауза, во время которой он ждал объяснений, а я не собиралась их давать. – Не люблю городскую суету, – наконец, сдалась я. – Впрочем, пришла не поэтому. Мне хотелось бы добыть камня, чтобы поставить печь в сарае. Соседка сказала, что вы можете помочь?
– В заповеднике есть старая каменоломня, на границе, – неохотно ответил мужик. Впрочем, как гласила табличка на двери, звали его Никита Алексеевич. – Лесничий иногда позволяет брать оттуда камень на памятники – немного, только для местных. Приличного камня в округе больше нет.
– И как бы мне этот камень сюда доставить? – продолжала настаивать я. Так просто он от меня не избавится. – Мне немного нужно, я бы и сама привезла, но машины нет…
– Гришка мой возит иногда местных… – начал было Никита Алексеевич, но быстро заткнулся, потому что я, не сдержавшись, фыркнула.
– Последние три недели я видела его исключительно ползком. Сомневаюсь, что он в ближайшее время за руль сядет.
– Еще участковый наш, Лешка, возит иногда. Только ему надолго отлучаться нельзя, сами понимаете…
Ясно. Сам он туда ехать точно не собирается. Я поблагодарила мужика и вышла на крыльцо. Моросил дождь. Чтоб ему…
Полиция находилась в том же доме, что и фельдшерский пункт – больницы здесь не было, весь штат медперсонала исчислялся двумя единицами – врач общей практики, бывавший только по вызову и местный фельдшер. Полиция и вовсе ограничивалась одним человеком. Участковый. На самом деле, мне совсем не хотелось с ним пересекаться, учитывая наше не слишком любезное общение в пошлый раз. То есть мое нелюбезное. Но ради печи можно и потерпеть, тем более что уж лучше самой выбрать место и время встречи, чем в очередной раз ждать, когда он сам ко мне заявится.
– Перелескин Алексей Михайлович… – прочитала я на табличке, криво приколоченной к железной двери. Закрытой. – Вот тебе и доблестные защитники порядка…
– Эй, девушка! – тетка в белом халате, надо полагать, врач, вышла на крыльцо с другой половины дома, кутаясь в синюю безразмерную куртку. – Вам чего надо? Лешка в Осинкино уехал!
– Ясно! – крикнула я в ответ – А завтра будет?
– Да кто же знает? – уже спокойнее ответила тетка, когда я подошла ближе. – Если ничего не случится – будет. А чуть что – сорвется, может и два дня не появляться, и три. Он же не только у нас тут, на нем еще три деревни.
– А вы не знаете, где я могу машину нанять? – уже почти без надежды спросила я, окончательно уверившись, что печь мне придется делать из подручных материалов. – Мне бы в лесничество, за камнем…
– А к Никиткиному сынку не пробовали? Он возит! – тетка достала пачку сигарет, покосилась на падающие с крыши частые капли и со вздохом сунула обратно в карман. – Только его надо заранее ловить, чтоб он протрезветь успел!
Еще раз поблагодарив ее, я угрюмо поплелась домой, размышляя стоит ли оно того. С Гришкой у меня были очень нехорошие отношения. Не в последнюю очередь благодаря ему я теперь на весь хутор ославлена как распоследняя ведьма.
Хотя, с другой стороны, чем не повод эти самые отношения улучшить? Глядишь, и протрезвеет?
А вообще, неплохо бы его с бабой какой свести. Я-то на эту честь не претендовала, но есть много других претенденток…
Манимая призраком вечно трезвого Гришки я не заметила, как добралась до его дома.
Гришкина бабка оповестила о себе раскатистым храпом из-за занавески. Сам братец-кролик сидел за кухонным столом в окружении пустых и не очень бутылок и пребывал в мрачном настроении.
– Чего невесел, голову повесил? – поинтересовалась я, ставя перед ним стакан, наливая в него воды из бочки и ссыпая туда порошок из трав.
– Отравить меня хочешь, зараза? – пьяно-мрачный вопрос не удался, потому что произнести его удалось только с третьего раза.
– Ты пей, пей… – посоветовала я, не обратив на его слова никакого внимания, и уселась рядом, подозрительно обнюхав все бутылки. – Ну и гадость… Пей говорю, плохого не посоветую, а не выпьешь, так я тебя лопатой…
– Чтоб ты провалилась… – уж не знаю что подействовало, мое спокойствие ли обаяние, но он выпил.
– Ну, не отравила? – ехидно поинтересовалась я, когда Гришка уже более трезво взглянул на мир. – Цени мою доброту. Действует ведьмина травка?
К чести своей он даже покраснел немного.
– А чего, не ведьма что ли? Ведьма она и есть… – к концу предложения голос совсем стал тих и бестелесен.
– Ведьма, – согласилась я. – Теперь вот и до тебя добралась. Чуешь конец свой?
Краснота лица спала разом, кожа стала пепельно-серой.
– Ах ты… – он даже встать не успел. Глаза закатились, и он кулем свалился на пол. Я подождала с минуту, затем вздохнула и подхватила его под мышки, утаскивая в закуток за печкой, где был виден край разобранной постели.
Уложив спящего, я утерла пот со лба и огляделась в поисках подходящей посудины. Зачем, спрашивается, я в это ввязалась? Он все равно не бросит пить – продержится немного и снова начнет…
Но, по крайней мере, я добуду камень. И хоть немного облегчу жизнь его отцу.
А вообще, странно как-то получается. Отец – здоровый мужик, страдает ожирением и отдышкой, сын – алкоголик, хотя у папаши явно есть шанс отправить его в город и сделать человеком, что с матерью вообще неизвестно…
Как будто кто-то специально сживает со свету семью.
А надо ли мне в это лезть? Если их действительно прокляли, я только привлеку лишнее внимание местной ведьмы.
С другой стороны – так взять и пройти мимо?
Я сбежала из города, чтобы избежать зла, которое не могла больше выносить. Но больше мне бежать некуда. И этот бастион я буду охранять даже ценой собственной жизни.
Решив все для себя, я вздохнула и потащилась домой. Гришка отоспится, а завтра я его возьму в оборот…
Когда я пришла домой, дождь все еще шел, так что за неимением других дел, я до самого вечера готовилась к завтрашнему дню. Страшно всегда, когда не знаешь, с чем сталкиваешься. Проклятий множество, какое использовала ведьма не так уж важно, если видеть плетение.
Я – не ведьма. Я могу видеть, но не могу использовать. Оборотни не подвергаются проклятиям сами и не могут творить. Зато отлично умеют разрушать…
Ранним утром раздался стук в дверь.
Я не сразу проснулась – уж очень крепким был сон, зато кот все сообразил быстро и вцепился мне в ногу зубами.
За ночь печь успела остыть, дома было прохладно. Когда я бросила взгляд в окно, за ним было серо. Дождевые капли оседали на запотевших стеклах.
– Ты что со мной сделала? – злобный вопрос Гришки донесся из-за дверей. Вот принесла нелегкая, я надеялась он только к обеду сообразит, в чем дело. Но, видимо, выпить хотелось слишком сильно – что явилось еще одним аргументом в пользу проклятия.
– Да открываю уже! – раздраженно крикнула я, чтобы угомонился. Поспешно натянула джинсы, майку и накинула сверху теплую просторную рубашку. Лицо бы сполоснуть, да поесть хоть малость… Но, видимо, не судьба.
Честно говоря, к дверям я подходила без опаски и довольно расслаблено. Только этим и можно объяснить мою оплошность. Едва дверь открылась, Гришкин кулак просвистел в воздухе и врезался прямиком мне в скулу. А мог бы и зубы выбить, если б не моя реакция. Охнув, я чисто автоматически схватила первое, что попалось – а этим оказалась деревянная кружка для воды и жахнула со всей силы ему по лицу. Все произошло в считанные секунды. Кружка разлетелась в щепу, Гришка осел на пол.
– Чтоб тебе провалиться! – с чувством пожелала я, ощупывая лицо и пытаясь разглядеть насколько все плохо в мутном, затянутом патиной зеркале, висевшем за печью. На скуле, захватывая глаз, уже набухал синяк. Как я в таком состоянии его лечить буду? – Кот! Не трогай его…
Тот как раз уже собирался пометить врага пятком царапин на морде. Но кружка и так с этим отлично справилась. Будем считать, мы в расчете.
Тем временем Гришка слабо застонал и кое-как сел в проходе.
– В глазах не двоится? – скорее с надеждой спросила я из своего угла, где сидела, приложив к лицу железную, застывшую за ночь, крышку кастрюли.
– Гадина ты и есть! Ты что со мной вчера сделала? – снова разъярился парень, не предпринимая, впрочем, попыток снова напасть. – Какую дрянь дала?
– Неужто не понравилось? – деланно удивилась я, вставая и подходя к нему. – А я-то старалась…
– Я жрать не могу, стерва! – вызверился тот, косясь исподлобья и вытирая мелкие капли крови с царапин на лице. Ничего, будет в следующий раз знать, как руки распускать.
Злорадствуя, я чуть не упустила главное и когда спохватилась, улыбка с моего лица сползла сама собой.
– То есть как это?
– А так! – отозвался Гришка, вставая. Я посторонилась, пропуская его, и таки закрыла дверь в сени. Парень тяжело брякнулся на табурет и прислонился к стене. – Пить не могу, жрать не могу! Ничего не могу! Что я тебе сделал, а?!
А ведьма была сильная. И злая. Очень злая. У меня по спине побежали мурашки, я переглянулась с котом тревожным взглядом, но упрямо мотнула головой. Начали так начали, вернуть уже ничего нельзя – он либо с голоду сдохнет, либо я его вылечу…
– А скажи-ка мне, друг любезный… – Гришка, уже зная, что когда я начинаю любезничать, ничего хорошего ждать не приходится, поперхнулся на вдохе. – Ты раньше хоть раз без рюмки за стол садился?
На его лице отобразилась непривычная работа мысли. Минут пять в доме стояла тишина, нарушаемая лишь моим шебуршанием – я полезла теплые носки искать.
– Та не… Не помню… Последнее время так точно не… – наконец не слишком уверенно замотал он головой. Я вздохнула. Экспериментировать или на слово поверить?
Кусок хлеба на тарелке вызвал у нашего подопытного реакцию, как у черта на ладан. Ясненько…
– Значит так, – убрав еду подальше и дождавшись пока его перестанет трясти, я села на стул рядом и уперлась локтями в стол. – Я тебе вот что скажу, а ты меня хорошенько послушай. Тебя прокляли. И прокляли не на смерть, потому что жрать водку как жрешь ты никто долго не сможет, а на мучения. Тебе еще повезло, что ведьма, которая с тобой работала, предпочла нечто более темное, чем обычное проклятие и связалась с сущностью, которая часть вреда от этого пойла на себя перетягивает. Но когда и она насытится, ты, друг мой, превратишься хуже чем, в труп. То, что живет в тебе, будет поддерживать твою жизнь, питаясь твоим же телом. Начнет, пожалуй, с желудка – скорее всего, там оно и засело… И ты никуда от этой боли не денешься, даже сдохнуть не сможешь. Были уже боли-то?
Судя по его посеревшему лицу – были. И не раз. Я закусила губу.
– Желудок я тебе не спасу. Что в больнице подлечат – то твое. Но пить больше не будешь, может сколько-то и проживешь как человек. Все ясно?
– А убрать ее как, ведьма? – шепотом, словно боялся спугнуть гадину, спросил детина. Я прикинула и решила не рассказывать. А то хлопнется еще в обморок.
– Будешь меня слушаться безоговорочно, ясно? – от моего взгляда он мелко закивал. – Что я скажу – делаешь в точности, вопросов не задавая. Скажу на луну выть – будешь выть. Скажу песни петь похабные – будешь петь. А скажу нож взять и вены себе вскрыть – ты вскроешь и еще спасибо скажешь, ясно?!
Еще один судорожный кивок. Ну, будем считать, запугала я его достаточно…
Я встала со стула и тяжело ступая, подошла к окну. Хорошо еще, никого в такую погоду не принесет…
– Иди домой, спроси у бабки банку двухлитровую, да чтоб крышка железная была. Сыпь туда соли с полкило и принеси мне. И одежду захвати сменную… И полотенце с простыней, что ли…
И правда – напугала. Парня вынесло из дома стрелой, а я тяжко вздохнула. Кот смотрел с укором, словно спрашивая – а надо ли оно тебе? Я и сама себя спрашивала. Надо ли мне связываться со столь сильной ведьмой? С сущностью?! Чуть что не так – и она на меня перекинется, ничего я не сделаю…
Но парня было жаль. Может, я и дура, но жаль.
А все из-за печки, чтоб ее…
Он вернулся спустя полчаса – с двухлитровой стеклянной банкой, до середины наполненной солью.
– Воды влей на ладонь ниже горлышка, – сухо скомандовала я, расстилая простыню на полу в сенях – еще не хватало в дом такую дрянь тащить – и подтаскивая ближе ведро с водой. В сенях было сыро, темно и холодно. Дверь я закрыла на замок, дабы соблазна не было, да и люди не вошли, а затем методично на всех поверхностях ровных зажгла лампы. И тепло, и свет дает – хоть так согреться. Гришка подошел с банкой, глаза были испуганные и расширенные, руки тряслись. И ведь не спросил даже ничего, сразу поверил – видать, сам чувствовал…
– Помолиться не хочешь? – сыронизировала я, переплетая косу и убирая ее под плотно повязанный платок и только брови вскинула, когда он действительно на колени встал и руки в молитве сложил. Вот чудной… Да если б молитвы помогали… А, ладно, если ему так легче…
Когда он закончил, я вытащила из-за пояса серебряный нож с костяной рукояткой и осторожно, чтобы лезвия не коснуться, передала ему.
– Палец ткни и пару капель в банку пусти.
Он так и сделал, заставив мои ноздри затрепетать от запаха крови. Нет, я никогда не ела человечину. Но запах крови, любой крови, а особенно человеческой – это как красная тряпка для быка. Ну, или бутылка водки для алкоголика.
Я дала ему платок, перевязать палец и перемешала розовую воду в банке. Будем надеяться, эта среда сущность устроит.
– Ложись. Да не на спину, на живот!
А я уселась сверху, заставив его дернуться. Кот слышимо вздохнул и скользнул обратно в дом. Да знаю, что дура…
– А теперь лежи и не дергайся.
Он затих, а я подумала уж не перекреститься ли? Я такого никогда не делала и если что-то пойдет не так…
Медленно закрыв глаза, я позволила организму частично перестроиться. Когда трансформация закончилась, я открыла фосфоресцирующие зеленым глаза и опустила взгляд вниз. Стоило больших усилий, чтобы не сблевать от отвращения. Для обычного человека все было в порядке. Но оборотень видел черный шевелящийся кокон, в котором почти не было видно Гришку. Щупальца кокона то и дело пытались подобраться ко мне, но не могли добраться, словно обжигаясь. Превозмогая отвращение, я начала раздвигать их руками в поисках того, кто прятался под ним и нашла, на свою голову. Под самым позвоночником шевелилось нечто. Под кожей видно не было, но уже сейчас оно волновалось. Парень охнул от боли – видимо, тварь беспокоилась и начала питаться активнее. А может – учуяла новую жертву или почуяла свободу, когда я раздвинула ветви.
– Не шевелись! – рявкнула я, даже не заботясь, услышит ли он рычащие нотки в моем голосе. Он застыл, но дыхание было прерывистым, со всхлипами. А как ты хотел? Дальше будет только хуже…
Ладно… Сейчас важно понять как ее вытащить. Судя по всему, засела она глубоко, но если разрезать плетение, куда полезет выбираться? Как ее сюда запустили?
Паутина мешала, и я снова переключилась на обычное зрение, задрала у Гришки рубашку, поднесла ближе свечу. Небольшой шрам вдоль позвоночника – светлый и чистый, словно скальпельный…
– Тебе на спине операции делали?
– Нет… – охнул тот. Видимо, говорить было сложно. Я и так видела – спина вся вспотевшая, а ведь здесь не жарко.
– Значит, сейчас сделаем. Дернешься – задену позвоночник. Все ясно?
– Да… – с заминкой ответил он, а я понадеялась, что хватит ума подчиниться. И подвинула поближе банку.
Сначала нужно было сделать надрез, иначе, когда я разрежу проклятие, тварь не будет ждать удобного отхода – пройдет прямо по позвоночнику, убивая хозяина, и дело с концом… Кровью бы не истек…
Закусив губу, я перехватила нож и одним махом вспорола кожу. Гришка дернулся, завыл, но хоть не скинул меня и то ладно… Кровь побежала по спине, бокам, а я осторожно раздвинула края, замечая черную шевелящуюся массу…
– Твою мать…
Только не блевать, только не блевать…
Стараясь работать быстро, я переключила зрение и одним взмахом вспорола нити проклятия. В ту же секунду, паутина еще не успела развеяться, нечто, похожее на скорпиона, если бы тот был амебой, в мгновение ока рвануло к моей руке. Брызнула кровь из разреза, Гришка заорал, скидывая меня, а я уже падая, схватила банку, ножом вырезала едва не кусок руки и вместе с ним бросила в воду. Та окрасилась красным, вода пошла пузырями и наружу всплыло нечто черное, мелькнув клешнями, и жалом на кончике хвоста. Тяжело дыша, я закрутила крышку, вырезала серебряным ножом символ и легла на пол. Меня колотило – то ли от ужаса, то ли от омерзения, то ли от нервов.
Скулеж Гришки донесся словно из тумана. Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь, а когда поняла, со вздохом села.
– Все уже, угомонись…
– Ты… Ты… – он лепетал еще что-то, тыкая пальцем мне в руку и я с некоторым удивлением опознала ее как относительно целую. Кусок и правда вырезала, но это заживет…Замотать бы только чем. Простыню взяла, а о бинтах не позаботилась…
