Текст книги "Нечисть в деревне. Ведьма (СИ)"
Автор книги: Cheshirra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Молчать, – равнодушно приказал колдун, сделав короткий жест рукой. Воцарилась тишина. Мы смотрели друг на друга. Он – так, словно прикидывал, поместится ли моя шкура перед камином, Ника пыталась незаметно начертить на полу охранный знак – мало действенно, но хоть что-то. Магия – это, в первую очередь ритуалы. У человека силы нет, ее нужно откуда-то взять, а силы, в свою очередь, всегда требуют что-то взамен. Нельзя просто сказать тарабарщину на латинском языке и ждать, что противник падет замертво. Поэтому из всех, преимущество было на моей стороне. Эх, жаль, что я перекинулась, лежать бы ему с перегрызенным горлом…
– Сдавайтесь, девочки, – миролюбиво предложил маг, делая шаг вперед. Руки застыли в классическом жесте вызова. Миг – и силы, послушные ему, придут на помощь. Знать бы еще, что это за силы… – Стоит мне пошевелить пальцем, как ваши шеи развернутся на сто восемьдесят градусов. Не самый лучший вариант, правда?..
Вместо ответа я, оскалившись, бросилась вперед. Враг, который много разговаривает – мертвый враг.
– Алиса, нет!!! – истошно закричала Ника, но было поздно. Я пролетела через центр пентаграммы.
Последнее, что увидела, были его вскинутые руки и торжествующий блеск глаз, а потом мир начал внезапно рушиться – я всем весом упала на отца Дмитрия, совсем не по-человечески впиваясь зубами ему в шею, он рухнул на спину, вереща, как ошпаренный, а вокруг, стеная от напряжения, ходили ходуном камни. С потолка сыпалась известка, стены шли трещинами, Ника, ругаясь как последний сапожник, запихивала бумаги под кофту.
– БРЫСЬ! – маг пришел в себя первым, отшвыривая меня, как котенка. Я впечаталась спиной в одну из дверей, взвыла, но ответить ударом на удар не успела – откинув засов с входной двери, он ринулся прочь.
– За ним! – рявкнула Ника, первой устремляясь вперед. Я кинулась следом. Лестница уже крошилась, пришлось перескакивать через три ступеньки, чтобы нагнать неожиданно резвого колдуна. Зато точно в цель – прыгала я вперед ногами, попала прямо по лопаткам, так что он вышиб дверь собственной головой, вывалившись в узкий коридор.
– Не убей его! – сестрица выскочила секундой позже, но было поздно. В какофонии треска и грохота, в пыли от рушащихся, как бумажные, стен нарастал невнятный, оседающий на зубах гул. Он ощущался всем существом, заставляя дрожать от непонятного, сверхъестественного страха, от которого волосы на руках вставали дыбом.
– Что это? – не уверена, услышала ли меня Ника, но, увидев мертвого мага, она схватилась за голову, а затем – за него, злобно рявкнув на меня:
– Допрыгалась?! Я же просила! Помоги его вытащить… Может быть… Еще не все…
– Брось его! – закричала я, но все-таки взвалила мертвого себе на плечи. Эх-ха, хорошо быть оборотнем!
Мы, покачиваясь, вывалились в главный зал, где вибрация здания ощущалась еще сильнее. Иконы падали с треском, стекла с дребезгом вылетали – осколки шрапнелью летали по помещению и посреди всего этого, наполовину засыпанный кусками обвалившейся известки, лежал участковый.
– Возьми его! – рявкнула я на Нику. Та неохотно цапнула безвольное тело за шкирку, поволокла следом, а мне в нос ударил терпкий запах крови. За участковым тянулся теряющийся в пыли темный след.
Мы выскочили наружу в последний момент. В следующую секунду церковь рухнула, словно карточный домик – стены с оглушительным грохотом сложились внутрь, образовав пирамидку, венчал которую пыльный купол. Последним с гулом, от которого задребезжали стекла в соседних домах, рухнул колокол.
– Зар-р-раз-за… – пробормотала Ника, закрывая уши руками и падая на колени. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Очевидно, колокол, в отличие от церкви, делали действительно верующие…
Но размышлять об этом было некогда. Я сбросила мертвого попа в снег и упала перед участковым, судорожно выискивая раны. Одна, самая большая нашлась на голове – видно, его приложило куском обвалившегося потолка, кровь уже успела свернуться и теперь, на морозе, кожа быстро затягивалась тонкой пленочкой изморози.
– Брось, ему помогут, – едва колокол затих, Ника подползла ко мне, дернув за плечо. – Себя надо спасать… Ты, оборотень хренов, такое натворила…
– Какое? – хрипло спросила я, неохотно его отпуская. Чувство вины еще будет меня грызть, но тон у сестрицы был серьезным.
– Потом, – выплюнула Ника, вытирая кровь из носа рукавом кофты. – Бери этого мудака…
"Мудак" на поверку оказался не мертвым и теперь медленно приходил в сознание. Залитая кровью голова оставила красный контур на припорошенном пылью снегу. Пока он не очнулся окончательно, я снова подхватила его на руки, стараясь не представлять себе как это выглядит со стороны, и припустила за сестрой. Та бежала через проулки, словно по наведенной линии. Снег жег босые пятки еще минуту, затем я разогрелась, зверь во мне подал голос и стало даже жарко – хоть ты вовсе шубу сбрасывай…
Следом катился ровный, нарастающий гул – словно я тащила за собой дохлую кошку, за которой цеплялись все окрестные собаки. Звук шел из-под земли и эта вибрация отдавалась у меня в зубах, заставляя быстрее передвигать ноги.
Мы добрались до кладбища за считанные минуты, но и за это время гул успел нарасти до таких масштабов, что ветви деревьев начали подрагивать, сбрасывая снег. Позади слышались шум и крики, но, слава богу, не приближались, потому что разъяренная толпа была бы перебором в сегодняшних приключениях…
– Что это? – бросив по указанию Ники свою ношу на чью-то могилу, я устало привалилась к надгробию, выдыхая клубы пара. Ноги горели огнем – как бы гангрену не заработать, что ли…
– Силы, которые он призвал, – прохрипела сестрица, падая в снег и широкими гребками сдвигая его к краям импровизированного круга. В центре оказалась могила с мертвым магом сверху, как вишенкой на торте. – Ты разрушила пентаграмму, она была клеткой… Хреновы оборотни…
Я пропустила мимо ушей это оскорбление – кровь текла у нее из носа, из ушей, тонкой струйкой сочилась из уголков глаз и это зрелище убедило в серьезности ситуации лучше любых слов. Я явно не чувствовала и половины из того, что сейчас происходило, но она – ведьма, она знает больше…
– Что мне делать, Ника? – вопрос прозвучал жалобно, ненавижу чувствовать себя настолько беспомощной.
– Молиться, – выдохнула она, добираясь до замерзшей земли и пытаясь начертить на ней пентаграмму. Я опустилась рядом, помогая когтями и поддерживая ее. Гул нарастал, его теперь было слышно всем – с деревьев сорвалась стая ворон, злобно закружила над нами. Тело мага начало судорожно подергиваться, а затем его глаза открылись – абсолютно черные провалы, из которых лилась тьма.
– Добрались твари, – выдохнула Ника, заметив это. Не давая встать, она с размаху вскочила ему на грудь и рявкнула на меня, скрючившись над колдуном, словно ворона: – Отойди, – она вытолкнула меня из пентаграммы. – Дальше, не то опять все испортишь!!!
Я на всякий случай отскочила на пару метров. Ника отвернулась. Подняла руки, сцепив их в странном молительном жесте – существо под ее ногами задергалось, извиваясь, словно червяк – и закричала, запрокинув голову.
Никогда в жизни я не слышала ничего более ужасного и, надеюсь, не услышу больше никогда. Если бы тот несчастный в подвале мог кричать, он, наверное, кричал бы именно так. Гул усилился, вторя ее хриплому крику, безостановочно вырывавшемуся из сорванного горла, земля задрожала – памятники крошились и падали, как и церковь, снег таял от жара, идущего изнутри – пятки мне начало жечь, я попятилась, инстинктивно ища укрытия, и увидела часовню. Среди всего этого хаоса она стояла неподвижно, словно не затронутая творящимся безобразием.
Крик достиг ультразвука, заставляя пригнуться к земле, и внезапно оборвался. В воцарившейся нехорошей, выжидающей тишине, я обернулась. Ника смотрела на меня, но от сестрицы осталась только оболочка. Из тщедушного, худенького тела глазами олененка смотрело зло. Я попятилась, понимая, что бежать бесполезно. Незнакомое раньше, животное предчувствие близкой смерти захватило меня.
– Не бойссся… – голос был напряженный, со странными интонациями, а губы двигались так, словно ребенок впервые пробовал говорить. – Дитя тьмы в бесссопассссности…
Отведя от меня тяжелый, словно наковальня, взгляд, оно посмотрело вниз – на распростертого колдуна – и оскалилось. Очевидно, это должно было означать улыбку, но так могла бы улыбаться акула, заметив одинокого ныряльщика.
– Есссссть, – прошелестело оно и подняло отца Дмитрия за шкирку, как котенка. – Мы сссснали, что вссссстретимсссся… Поссссмотри на меня, дитя…
Дальше я смотреть не стала – вполне хватило влажного чавканья и хруста за спиной, которые слишком хорошо были мне знакомы. Ника, Ника, что ты наделала?
Я знала конечно, что она кому-то платит за свою силу, но не была готова к такому. Сестрица связалась не с той компанией, они слишком много берут, слишком могущественны, чтобы с ними играть. Тварь, так просто сожравшая сущность, засевшую в колдуне, по определению не может быть союзником!
У самой часовни я поскользнулась на грязи, в которую превратилась земля, смешавшись с растаявшим снегом, звучно приложилась о каменные ступеньки лицом, но только выругалась, сплюнув кровь из разбитой губы. Дверь открылась с трудом, словно сопротивляясь непотребству, которое я собиралась совершить.
Нет, наверное, слово не то. Кощунству? Может быть…
– Это все для всеобщего блага! – пообещала я, выхватывая из-под лавки свою давно позабытую одежду. Та распрямлялась с трудом – замерзла в тугой неподатливый ком, с которого сыпались грязь и лед. Натянув на руки заледеневшие джинсы, я повернулась к иконам. В часовне было тихо – словно снаружи ничего не происходило. Вряд ли святые могли себе представить, что ими воспользуются именно таким образом, но…
Руки, даже через джинсы, обдало жаром. Я замерла на секунду, потом обозвала себя трусихой и плаксой, на всякий случай выругалась, потом исправилась, сказала "отче наш, сущий на небесах…" (дальше не помнила, поэтому замолчала) и схватила икону.
Тварь уже добралась до самого нутра – когда я выволоклась из часовни, скрипя зубами и с трудом узнавая окружающий мир через пелену слез и боли. Она зарылась мордой в развороченную грудную клетку отца Дмитрия.
Хотелось бы сказать, что я подкралась бесшумно, но на такой подвиг я в тот момент не была способна – жар от иконы разъедал тело, особенно руки и джинсы тут совсем не спасали. Они прогорели в первую же секунду и я старалась не опускать глаза, страшась увидеть вместо пальцев обугленные костяшки. От боли в глазах темнело и мир сузился до единственной важной точки – Ники. Или того, что от нее осталось.
Зря оно назвало меня "дитя тьмы". Я, может, и не человек, но жить предпочитаю на свету.
ХРЯСЬ!
Надо, пожалуй, пересмотреть "Изгоняющего дьявола". Что-то мне подсказывает, что изгнание должно проводиться как-то не так…
Оглушительно грохнули небеса, словно собирались рухнуть на святотатца. Взвыла тварь, поворачиваясь ко мне.
ХРЯСЬ!
Я для надежности добавила вторую икону, с облегчением избавившись от этой ноши. На раме повисли ошметки моей собственной кожи, намертво прикипевшей к святыне.
Тьма, клубившаяся в глазах сестры, начала рассеиваться.
Иконы улеглись по обе стороны от Ники, словно два немых стража, продолжая яростно жечь даже на расстоянии. Оглушительно каркали вороны, продолжая кружить над нами. Со стороны села слышались крики. Скрипели березы на поднявшемся ветру.
– Алиса? – одними губами произнесла сестра, с ужасом смотря на меня. Я рухнула перед ней на колени, прижала к себе, заливая худые плечи слезами облегчения. Изгнание определенно удалось.
ГЛАВА 11
Когда мы добрались до деревни, солнце уже показало край из-за горизонта. Впрочем, вряд ли кто-то обращал внимание на такую малость – я едва переставляла ноги от боли в обожженном теле, Ника то и дело сплевывала густую, темную кровь и пыталась унять рвотные позывы. Она уже иторгла из себя все, что могла, едва соотнесла собственные окровавленные руки и развороченное тело колдуна. Мы кое-как оттерлись снегом в ближайшем леске – благо, там он не успел растаять – но все равно чувствовали, будто с ног до головы измазаны в крови. Колдуна пришлось уволочь подальше в лес – еще полчаса мучений, боли и отчаянных ругательств – а следы на кладбище вытоптать и забросать свежей землей. Иконы Ника воровато поставила обратно – святости они не растеряли, хоть и лишились большей части выгоревшей краски. Само дерево тоже обуглилось по краям, а мою кожу мы кое-как отскребли, но мне казалось, что даже на другом краю земли я буду чувствовать их прикосновение и чуять запах паленого оборотня.
После этих манипуляций мы привели себя в порядок – я натянула джинсы с прожженными в них дырами, кофту и ботинки, сверху напялила кое-как оттертую и драную во всех местах шубу, Ника вывернула наизнанку джинсовку, скрывая следы крови. И мы медленно, пошатываясь, двинулись к деревне.
Церковь обошли по переулкам, благо внимание всей деревни было сосредоточено на разборе завалов. От площади слышался шум, но без криков ужаса, так что, скорее всего, до подвалов еще не добрались. Мы кое-как добрели до дома головы, после чего мое тело решило, что с него достаточно и рухнуло в глубокий обморок.
Очнулась я от въедливой, зубами вгрызающейся в руки боли. Не сразу вспомнила, что же все-таки случилось, а когда вспомнила… Мои руки!!!
– Лежи смирно, не то будет еще больнее! – прикрикнула Ника. Ее голос я узнала раньше, чем открыла глаза и только это сестрицу спасло. Судорожно вдохнув сквозь сжатые до хруста зубы, я зажмурилась и заставила себя расслабиться. Это было сложно сделать, учитывая, что руки дергало так, словно их глодала стая голодных собак. По-сравнению с этим боль в обожженном лице и груди уже не была такой сильной.
– Насколько все плохо? – прошипела я, когда она закончила перебинтовывать руки и затихла возле меня.
– Алиса… – сочувственный тон ей давался с трудом, поскольку был непривычен и от этого стало только хуже. Если уж Ника начала проявлять сочувствие…
Не выдержав, я открыла глаза, обнаружив, что лежу маленькой комнатке, явно мужской, судя по разбросанным вещам. Судя по запаху – не так давно отсюда выселили Гришку. Значит, мы у головы.
Ника скорбным сусликом застыла у кровати. Выглядела она – краше в гроб кладут. От наведенной красоты не осталось и следа, худое лицо осунулось, кожа серая, как у покойника, под глазами синяки.
Я заставила себя перевести взгляд на руки. Зря боялась – разглядеть что-то за двухсантиметровым слоем бинтов не представлялось возможным. Пожалуй, я бы смогла боксировать. Ну, по крайней мере, пальцы мне не отрезали…
– Я сделала, что могла, – глухо, в ответ на мой вопросительный взгляд ответила Ника. – Но без силы…
– И хорошо, что без силы, – я постаралась скрыть разочарование. – Значит, эти твари действительно ушли… Что это было вообще?
– Старшие сущности, – Ника, убедившись, что я не собираюсь рыдать над безвременно почившими конечностями, несколько расслабилась и упала на стул у кровати. – У меня.
– А у него? – переносить боль было проще, отвлекаясь на что-то другое, поэтому я заставила себя сесть. Ника помогла натянуть свободное платье-рубашку, после чего я вновь надолго зависла на кровати, набираясь сил для следующего рывка. Ощущения были такие, словно меня пережевали и выплюнули.
– Еще не поняла, – она пожала плечами. – Большая часть бумаг осталась под завалами в церкви, а те, что я успела захватить, касаются в основном экспериментов по выведению…
Поддерживаемая сестрицей, я добралась до кухни. В доме царила тишина и сестрица самовольно нацедила мне куриного бульона. Села рядом, неуверенно держа ложку в руках.
– Давай уже, – смирилась я. Есть хотелось сильнее. – Сколько я провалялась?
– И дня не прошло, – успокоила меня Ника. Руки ее дрожали. – Гришка с отцом разбирают завалы.
– А участковый? – со страхом спросила я.
– Там же, – Ника нахмурилась. – Старается найти подвал раньше, чем другие. Иначе боюсь, что ничем хорошим…
– Ты ему рассказала? – недовольно спросила я, отодвигая тарелку. От горячего слипались глаза, но спать было не время.
– А у меня был выбор? – снова нахмурилась сестрица и я поняла, что разговор с участковым прошел на повышенных тонах. – Ты б его видела… Он бы из меня душу вытряс, если б та еще была…
– Она есть, – отрезала я.
– Сомневаюсь, – прошептала Ника. Бросив ложку, она отошла в сторону, обхватив себя руками. – Только не после того, что ты сделала.
– Ника… – виновато начала я, но она махнула рукой, заставляя меня замолчать.
– Ты только не подумай, что я жалуюсь. Если бы не ты, эта тварь вырезала бы всю деревню и пошла дальше. Я думала, что смогу ее контролировать, но…
– Она давно уже управляла тобой, – отрезала я, выползая из-за стола. – Вчера, у церкви, ты почуяла магию и тебя словно подменили! Нам остается только быть благодарными, что твоя сущность решила сначала пообедать своей соотечественницей, а потом уже заняться другими!
Мы надолго замолчали, переваривая случившееся. Казалось странным даже для меня обсуждать такие неестественные вещи в обычном деревенском доме, где под окнами завывает кот, а из курятника горланит петух.
– Я чувствую внутри пустоту, – наконец, подала голос Ника. – Словно вместе с сущностью ушло что-то еще… Что-то важное.
– Просто она слишком долго была в тебе. Успела угнездиться, – ворчливо ответила я. Честно сказать, боль в руках была насколько адской, что на другие эмоции просто не оставалось сил, поэтому к словам Ники я отнеслась весьма равнодушно. Кошачьи завывания приобрели особенно страдальческий оттенок – пришлось выйти в сени, кое-как открыть дверь. Кот бросился ко мне, словно не видел целую вечность. Я позволила себя обнюхать с ног до головы, лишь после этого он унялся и занял стратегическую позицию на моем плече.
– Делать тебе больше нечего, таскать его… – заметила Ника, когда я вошла в гостиную, где она, развалившись на толстом ковре, пыталась разобраться в бумагах мага. Выглядели те весьма нелицеприятно: порванные, в грязи и крови, измятые… Перед ней уже лежала толстая тетрадь, в которую аккуратно заносились все добытые сведения. Это мне весьма не понравилось. Лично я стояла на позиции "с глаз долой – из сердца вон" и копаться в этом не собиралась. Колдун мертв, оборотни его недоделанные тоже мертвы, вот и ладно.
– Ты знаешь, что первой он изменил твою прабабку? – неожиданно спросила Ника, поднимая глаза. Я огляделась, доковыляла до кресла и с тяжким вздохом в него упала.
– Он ее убил?
Ника почесала нос, прищурившись, разглядывая расплывшиеся строчки.
– Поймал, я так понимаю – эксперимент проводился над живым оборотнем. Причем ему кто-то помогал. Думаю, кто-то из местных – тут не написано.
Час от часу не легче.
– Генка? – я прикрыла глаза, чувствуя, как наваливается усталость. Не хотелось не только что-то делать, но даже думать. Мысли ворочались с трудом.
– Не знаю, тут только про нее написано, а остальное я не успела забрать, – горестно призналась Ника. – Еще есть кусок – она помахала обрывком листа – про узлы силы.
– Чего? – я равнодушно приоткрыла один глаз.
– Неважно, ты не поймешь, – вздохнула сестрица и снова надолго замолчала. Я в итоге задремала и очнулась только, когда окончательно стемнело – вернулись Гришка с отцом, все в пыли и грязи. Увидев меня, они шумно возрадовались, чем напугали кота – тот сорвался с моих колен, добавив к общему ущербу две длинные кровавые царапины на бедрах.
– За домом твоим Машка присматривает, – когда я попыталась убраться на свою половину деревни, меня остановили и усадили обратно. – Скотина накормлена, яйца собраны, печь протоплена, кот – зараза злобная – накормлен. Сиди и не высовывайся.
Я села. Сидела целых три дня, даже не слишком маясь от безделья – боль не утихала, уставала я, едва добираясь до кухни и обратно, а потому не особо интересовалась происходящим вне дома. Ника окопалась в зале и никого туда не пускала – разве что Гришка вечером второго дня приволок ей груду пыльных бумаг пополам с кусками кирпичей. Но за этот подвиг был на радостях расцелован. Участковый не появлялся – или заходил, когда я спала, очень удачно подгадывая моменты. По словам Ники, у него были большие проблемы – завалы еще не до конца разобрали, но подвал нашли и найденное там в тайне сохранить не удалось, что вызывало бурю в стакане. Деревня кипела и бурлила: одна половина считала священника невинно пострадавшим, другая – непосредственным участником творившихся зверств, но обе единогласно желали его найти. Докатилось и до областного центра, вследствие чего посыпались проверки всех мастей: от патриарха, который должен был прибыть через неделю, до тут же объявившихся фсбшников. До кучи деревню наводнили маги, экстрасенсы и прочие охочие до паранормальщины личности, включая уфологов. Местные нехило заработали на аренде комнат, а магазин озолотился, даже учитывая скудный ассортимент. Прибыло и высокое полицейское начальство с целым взводом ОМОНа, которые посильно поучаствовали в разборе церковных завалов и восстановлении могильных памятников. Бедному Алексею Михайловичу прилетело со всех сторон, отчего он целыми днями копался в обломках, а ночами строчил отчеты и объяснительные, выглядел, по словам Ники, хуже некуда и стал сильно нервный. Официальная легенда была такова, что, совершая ночью обход деревни, он услышал шум в церкви. Доблестный участковый кинулся туда, но не успел войти внутрь, как церковь начала рушиться и ему прилетело куском штукатурки по голове. Причиной разрушения здания официально признали алхимические эксперименты, тактично обозвав этим то, что обнаружилось в чудом уцелевшем подвале. Участкового, как оказалось, спасла я, дожидавшаяся его в это время на улице. Мы, оказывается, прогуливались под луной – уже каждая собака в деревне знала, что мы "встречаемся". Очевидно, Гришка по полной распускал слухи.
Эту версию в сильно сжатом и ускоренном темпе я услышала от Гришки как раз перед словами:
– И теперь с тобой хотят поговорить…
Уточнять, кто именно, не понадобилось – в комнату уже входили двое мужчин в погонах и зимних полицейских куртках. При виде моих рук их нахмуренные лица чуть разгладились – очевидно, ожоги послужили доказательством героического спасения участкового.
Ника технично слилась вместе с документами еще до их прихода– когда спустя полчаса я заглянула в зал, ее уже не было.
Несмотря на шумиху, допрашивали они меня недолго и весьма лениво – очевидно, уже все выяснили от Гришки и мои ответы их устроили.
– Думаете, священник взорвал себя? – когда их вопросы иссякли, я решила задать свои, пока есть возможность.
Следователи переглянулись.
– Тело не нашли, – осторожно произнес один из них, более молодой и оттого жалостливый. – Но там все разворочено, трупы кусками – поди пойми, какие из них от священника?
– Я знаю, что в деревне двое пропали – кивнула я, решив под шумок спихнуть парочку трупов со своей совести. – Генка – алкоголик местный, и Антон – Алеша его за кражу задержал, а он сбежать пытался и…
– Мы знаем, Алиса Архиповна, – перебил тот, что старше. – Алексей Михайлович все рапорты предоставил. Оставьте заниматься этим делом нам, а сами лучше отдыхайте. Вам и так досталось.
Очевидно, в версию о невиновности священника они не верили. Как выяснилось позже – не зря, ибо тот оказался давно от церкви отлученным и сюда попал только по причине полнейшей глухомани местности.
Утром третьего дня я все-таки взбеленилась.
– Руки уже не отвалятся, – потрясая только что снятыми бинтами, заявила я Гришке. – А заживать они могут и в собственном доме. Хватит!
Честно сказать, о заживлении речь шла весьма условная – кисти были больше похожи на обваренные куски сырого мяса, чем на человеческие руки, но уже покрылись тонкой, прозрачной пленкой новой кожи. Человек бы после таких ожогов не выжил, а я… Я еще поборюсь. Уходила я не столько потому, что жаждала покоя (эта причина тоже присутствовала – дом головы походил на растревоженный улей, хоть в мою комнату никто и не заходил), сколько из-за Ники. Паршивка урвала момент и скрылась вместе с бумагами в моем доме.
Поэтому, несмотря на возражения Гришки, я с его помощью натянула пуховик, теплые ботинки и отправилась к себе.
За время моего вынужденного затворничества зима окончательно вступила в свои права – с самого утра шел снег, небо было низким и серым, а ветви деревьев, согнувшись до земли, застыли в неподвижности. Со стороны центральной площади слышался шум, дверь дома участкового распахнулась, выпуская следователей, но я, не поздоровавшись, устремилась к мосту, надеясь избежать общения. Честное слово, знала бы, что влипну в такую историю – осталась бы в городе! Уехала, называется, в глушь, покоя захотела…
Не успела я зайти в калитку, как на меня с радостным визгом налетела Машка:
– АААААИИИИИИИ! – и повисла на моей шее, как камень на веревке. Охнув, я растопырила руки, чтобы она их ненароком не задела, и застыла на месте, пережидая приступ ее любви. Это оказалось не так-то легко: она непременно жаждала показать, каких успехов добилась в ведении моего хозяйства.
– А я все-все делала, что нада! – верещала девица, уцепившись за мой локоть и волоча в сарай. – И чистила и топила и поила и кормила и…
В сарае и правда можно было с пола есть. Чистая солома, в печке полыхал огонь, куры важно расселись по очищенным от помета насестам, коровы через пролет приветственно замычали, пережевывая утреннюю порцию мешанки.
– А еще я дома убралась! – гордо закончила Машка. Я насторожилась. У меня же там… Ой е…
Но все оказалось не так плохо. Травы как висели под потолком, так и остались, все деревянные поверхности выскоблены, банки с порошками, мазями и сборами аккуратно составлены в большой деревянный ящик, кокетливо накрытый вязаной скатертью. Посреди этой благодати прямо на полу восседала Ника, зарывшись в бумаги. При виде меня она скривилась.
– Мань, – осторожно уточнила я, тщательно обследовав все свои банки-склянки, пучки и связки и убедившись, что ничего не перепутано, и – о чудо! – даже тот сбор, что я так и оставила недоделанным на столе, был собран правильно и перемолот в порошок. – А откуда…
– Теть Лис! – авторитетно почесала нос девица, важно косясь на меня. – Ну я ж не дурочка!
Я не нашлась, что ответить на этот аргумент.
– Я ей сказала рецепт, – пояснила с пола Ника.
– Угу.
– Она молодец.
– Мгм…
– Серьезно. Взяла бы ее в подмастерья…
– Э?
– Продавали бы…
– НИКА!
В общем, Машка убралась только после заверений, что я всем довольна и при случае научу ее новым рецептам. Я скрепя сердце согласилась, представляя, как отнесется к этому ее суеверная бабка.
Когда за ней захлопнулась дверь, я решительно повернулась к Нике.
– Дай сюда эту дрянь.
Сестрица вцепилась в бумаги, как в драгоценности:
– Ни за что! Ты хоть представляешь, сколько здесь всего?!
– Тоже захотела послушных собачек?! – зарычала я, наступая на нее. – Ты хоть понимаешь, сколько народу из-за этого погибло?! Ты тоже, между прочим, пострадала!
– Ну я же не чокнутая, – резонно заметила Ника, пятясь задом по полу и подгребая под себя бумаги. – Алиса, брось! Хочешь это сжечь – пожалуйста! Но давай сначала разберемся, что вообще произошло! Чего он хотел? Кто с ним работал?
– Тебя участковый покусал? – заподозрила я, но наступление прекратила и уселась на стул, устало сгорбив плечи. – Ника, я устала. Устала от постоянного выслеживания неизвестно чего. Устала ждать очередного удара. По мне, так плевать, чего он хотел – главное, что все закончилось.
– Но была же ведьма! – не уступила сестрица. Убедившись, что я не собираюсь отнимать ее сокровища, она встала с пола и, пошуровав в печке, достала казанок с тушеной картошкой. С мясом. Рай. – Ты же сама рассказывала, она едва не угробила участкового, Антон говорил о ведьме!
– Вполне возможно, в ту ночь я видела отца Дмитрия, – я смущенно почесала нос и вонзила вилку в картошку. Держать приборы получалось с трудом, заново перебинтованные руки не гнулись и не слушались. – В темноте, издалека… Могла и перепутать платье с рясой.
– Предположим, – заупрямилась сестрица. – А кто тогда пришел за ключами к сыну фельдшера? Мальчик ведь сказала "бабушка". И в записях этого чокнутого тоже упоминается, что ему помогали, – она порылась на полу, торжественно выудила стопку скрепленных степлером листов, и зачитала: – "Вчера мне пришлось расплачиваться. Эта зараза не желает уходить, пока не получит свою плату. Нужно было обратиться к кому-нибудь другому, но где еще найдешь в этом захолустье…"
Тут она замолчала и многозначительно уставилась на меня. Я подавила зарождающуюся в желудке дрожь и проглотила ставшую вдруг безвкусной картошку.
– Ты правда хочешь оставить его сообщницу у себя под боком? – тихо спросила сестрица.
– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – честно призналась я. Потом вздохнула, отодвинула недоеденное и уставилась на нее: – Ну почему бы не передать эти бумаги участковому? Это его задача – разобраться в чем дело.
– Он уже попытался разобраться, – презрительно фыркнула Ника, но за этим презрением я разглядела и кое-что другое: жажду власти, жажду знаний, которыми обладал отец Дмитрий. Мне хотелось бы думать, что Ника не похожа на него, что она никогда не пойдет на такие зверства, но… Черная магия, есть черная магия. Сестрица жаждала власти ничуть не меньше. Разве что, я надеялась, случившееся ее хоть чему-то научило.
Может быть, господь откликнулся на мои молитвы, не знаю, но вечером этого же дня деревню потрясло новое событие.
Я узнала о нем совершенно случайно – сил больше не было находиться в четырех стенах. Заниматься травами, как и хозяйством, руки не позволяли, а сидеть и глазеть на Нику мне быстро надоело, так что я, пользуясь сгущающимися сумерками, вымелась на улицу, надеясь хоть там найти долгожданный покой – руки болели и чесались немилосердно, хоть ты на стенку лезь. Я надеялась, холод уймет хотя бы чесотку. Была еще смешанная со страхом надежда перекинуться, но об этом я, честно говоря, боялась даже думать. После того, что произошло на кладбище, мысль о том, чтобы вывернуться наизнанку, пусть даже по собственному желанию, вызывала во мне приступы ужаса, но при этом не избавляла от потребности. Это противостояние приводило меня в еще большую агонию, чем изуродованные руки.
Снег продолжал идти, поэтому хмурый день перешел в ранние сумерки. На хуторе было тихо – сюда всеобщая шумиха не докатилась, так что я спокойно вышла на задний двор, добрела через огород до туалета, а там под прикрытием дощатой будки перелезла через низкий заборчик и, буравя валенками сугробы, зашла в лесок. Вечернюю тишину здесь мало что нарушало – только дятел долбил какое-то дерево, мыши шуршали под слоем снега, да изредка с шелестом падал снег с веток. На опушке находились кусты дикой малины, которые я почти полностью обобрала еще осенью, а за ними – небольшая полянка с удобным широким пнем, на которую я присобачила в свое время столешницу. Некоторые вещи нельзя выносить из леса, например – чемерицу. Ее сушат и варят только в лесу, иначе свои свойства она теряет.
