Текст книги "Нечисть в деревне. Ведьма (СИ)"
Автор книги: Cheshirra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Брезгливо выдохнув наполненный выхлопными газами воздух, я покрутилась у машины, нетерпеливо поглядывая на окна огромного, серого здания. Участковый скрылся в нем уже полчаса назад и все никак не возвращался, что не могло не беспокоить. Шел он, как на казнь – очевидно, с отчетом было не все гладко.
– Может, кофе выпьем? – лениво поинтересовалась Ника, выбираясь из остывшего нутра машины следом за мной. Она кивнула на небольшое кафе по другую сторону площади и я пожала плечами. Почему бы и нет?
Лавируя между толпами спешащих куда-то людей, мы двинулись в нужном направлении. Ника сбросила участковому смс – успели уже обменяться номерами к моему вящему неудовольствию. Впрочем, я заставила себя промолчать – у меня телефона не было, а связь все же нужна.
В небольшой кофейне было тихо, тепло и уютно – время рабочее, за столиками сидела всего пара человек и мы выбрали тот, что стоял напротив окна, чтобы видеть, когда из управления выйдет участковый.
Я с удовольствием втянула ноздрями вкусные запахи – печеные яблоки, кофе, корица. И не ошиблась – заказанный штрудель с яблоками был свежайшим.
– Ну, разве в твоей дыре такие вкусности делают? – мирно поинтересовалась Ника, отпивая маленький глоток из крохотной кофейной чашки. Она органично смотрелась в уютной, но от того не менее изысканной обстановке и я неожиданно почувствовала себя рядом с ней замарашкой. Нескладная, длинная, худая, с простой косой вместо модельной стрижки, без грамма косметики, в обычных джинсах и байковой клетчатой рубашке – казалось, что в нас не было ни одного общего гена. Миниатюрная изящная Ника выгодно выделялась на моем фоне. Хотя, она бы и в одиночестве не пропала.
– Не делают, – тоном, говорящим, что я абсолютно от этого не страдаю, отрезала я. И это действительно так. Мне гораздо ближе была сонная дремота маленькой деревушки, треск дров в печи, терпкий запах скошенной травы или свежего, парного молока. Конечно, штрудель по венским традициям я не испеку да и времени, если честно, нет, но чем плохи запеченные в печи яблоки?
– Не понимаю, какой смысл был заживо хоронить себя в глуши? – неправильно истолковав мою задумчивость, пробурчала Ника. Я пожала плечами – в тот момент я скорее бежала от проблем большого мира, нежели действительно желала остаться в деревне навсегда, но теперь… – Тебе регулярно проценты с продаж идут, хотела бы, купила уже квартиру в городе…
Проценты с продаж это она о небольшой линии косметических средств, которую мы вдвоем запустили, еще будучи молодыми, и производство которой Ника продолжила. Жила она не только на ведьмовские услуги. Магазинчик, если честно, был крохотным, но доход приносил исправно, а я получала проценты за, собственно, изначальный рецепт, и в разработке дальнейших продуктов участия не принимала. Надо сказать, эти деньги почти целиком ушли на обустройство нового дома и на счету оставались считанные копейки. Но не говорить же ей об этом?
Участковый присоединился к нам спустя час – когда кофе уже не лез и я лишь лениво отщипывала кусочки от третьей порции штруделя. Ника смотрела на это со священным ужасом, представляя, как бы такие объемы отразились на ее фигуре, но мне лишний вес не грозил. Скорее, дистрофия.
При виде штруделя глаза у него загорелись голодным блеском.
– Можно? – вопросительно глянув на меня, он уже придвигал к себе мою тарелку и вооружался вилкой. Форменный бушлат скромно повис на вешалке, пугая официантов. Один из них пулей подлетел к нашему столику, принимая заказ на чашку черного кофе без сахара.
– Угощайтесь… – несколько ошарашено пробормотала я, наблюдая, как он методично и быстро, но аккуратно отправляет в рот куски пирога.
Видимо уловив в моем голосе странные нотки, участковый удивленно поднял взгляд, но почему-то не на меня, а на Нику.
– Я что-то сделал не так?
– Что вы, – во все тридцать два зуба улыбнулась она, ехидно глядя на меня. – Не обращайте внимания, это все оборотничьи замашки…
– Тиш-ше! – зашипела я, оглядываясь. Кофейня постепенно наполнялась народом.
– Да кто в это поверит, даже если услышит? – фыркнула сестрица. – Сидели как-то ведьма, оборотень и полицейский… Начало для анекдота!
– Ника, а сколько вам лет? – возможно, дело кончилось бы очередной перебранкой, если бы не огорошивший нас вопрос участкового.
Вид у сестры был такой, словно на нее напала игрушечная мышь – изумление боролось в нем с возмущением. Не выдержав, я сдавленно захихикала. Мало кто осмеливался спросить у нее такое.
– А ты чего ржешь, старше меня на восемь лет! – окрысилась сестрица, нервно оглаживая пончо на стройной талии.
– И все-таки? – напряженно повторил участковый, а я заподозрила, что интерес его был совсем не праздным и смеяться прекратила.
– А сколько бы вы мне дали? – справившись с собой, Ника попыталась перевести все в шутку, но вышло не очень:
– Тридцать два, – озвучил участковый, попав точно в цель. Я хмыкнула – никто не давал сестрице больше двадцати пяти, чем она, несомненно, гордилась, однако попадание было слишком точным для случайного. Полагаю, в управлении он не только отчет сдавал, но и справки успел навести.
– А вас не смущает, что в таком случае вашей чудной соседке, – кивок в мою сторону. – Никак не меньше сорока?
– О ее возрасте я давно осведомлен, – огорошил он меня. И все это, продолжая невозмутимо есть. Я даже невольно на отражение в окне покосилась, но все вроде было как обычно – я бы себе больше тридцати не дала. Мы, оборотни, живем дольше и стареем не так, как люди. То есть он все это время знал и ничего не спрашивал? Или в его окружении все сорокалетние так выглядят?!
– Мне просто интересно, это у вас семейное? – закончил участковый, откидываясь на стуле. Кофейная чашка смотрелась игрушечной в его руках.
Ника оскорбленно фыркнула и потянулась за шубой:
– Нет, это у нас профессиональное. Как и у вас, видимо.
– Вы ее задели, – констатировала я, когда мы остались вдвоем. Проводив Нику взглядом, Алексей Михайлович невозмутимо допил кофе и встал, подавая мне куртку. Я, в который раз ощущая уже знакомое чувство неловкости, сунула руки в рукава, ощущая его пальцы на своих плечах.
– Не люблю, когда мне лгут, – услышала я, когда мы выходили из кофейни.
Но ничего не ответила. Иногда лучшее, что может сделать женщина – это промолчать.
Обратная дорога заняла больше времени. Выезжали мы уже в опускающихся морозных сумерках, а приехали, когда от солнца осталась только алая полоска на темном горизонте. Ника в конце концов задремала на заднем сиденье, я, неловко извернувшись, накрыла ее пледом еще на середине дороги.
– Странные между вами отношения, – заметив это, тихо обронил участковый.
"Как и между нами" – подумала я, но вслух говорить не стала.
Деревня была видна издалека и ее яркие желтые огни неожиданно вызвали во мне щемящее чувство радости и умиротворения. Остались позади все треволнения этого суматошного дня, какофония ревущих моторов и клаксонов машин, уличного радио и гула толпы. Теперь – только тишина темной машины и приближающиеся маячки освещенных домов.
– Мне нужно разобраться с этим до нового года, – когда уазик остановился возле моего дома, я с неохотой потянулась к дверям, не желая выходить на улицу из теплого нутра машины. Участковый тронул меня за локоть, но никакой романтики в этом жесте не было – только беспокойное, усталое ожидание. – Иначе пришлют команду следователей, опергруппу, они перероют тут все.
– Мы справимся, – я заставила себя сказать это твердо, хотя уверенности абсолютно не чувствовала и поскорее открыла дверь, спрыгивая на землю. Потревоженные звуком мотора, по всей округе лаяли собаки, мычали в сараях коровы. Я распахнула заднюю дверь, расталкивая сестру. Та, слабо соображая спросонья, невнятно ругалась и вылезла, ежась и кутаясь в шубку.
– И это твой дом? – когда участковый уехал, мы вошли во двор. Я заглянула в сарай, но Гришка, как и обещал, за хозяйством присмотрел, только кот вертелся под ногами, истошно мяукая.
– Какой есть, – сухо сообщила. – Подожди здесь.
На то, чтобы обследовать всю территорию и убедиться, что никого лишнего тут не было, ушло минут пять. Этого времени Нике хватило, чтобы продрогнуть окончательно и когда мы входили в темный дом, ее уже колотило.
– Это все от малокровия, – не удержалась я, вспомнив укусы на ее лодыжках. – Давно ты их кормишь?
– Не твое дело, – огрызнулась сестрица, прямо в шубе забираясь на печку. – Бррр, ну и холодина! Топи, давай, живее…
Я только вздохнула. Не мое дело, только вот попробуй тут не вмешаться, когда сестрица кормит собственной кровью темные силы? Знать бы еще, стоило ли оно того? Но она не расскажет, а я не спрошу – мы по разные стороны баррикад, хоть и объединились… временно.
Затеплив лампу, я разделась и начала суетиться по дому, с привычным удовольствием вдыхая знакомые запахи.
– Домового нет, знаешь? – уже засыпая, пробормотала Ника. Я рассеянно кивнула. Сколько тут живу, а он так и не появился. Но, как говорила Скарлет О'Хара, "Я подумаю об этом завтра"…
ГЛАВА 10
Утро началось с сочного определения ситуации с двух сторон:
– Эт что за фря?!
– Какого хрена, Алиса?!
Сонно разлепив глаза, я осмотрела картину маслом и хрюкнула от смеха: посреди кухни друг напротив друга стояли Гришка, в вязаном растянутом свитере, дутой куртке и шапке набекрень, из-под которой торчали неряшливые лохмы. Отросшая за ночь щетина и синяки под глазами натолкнули меняя на мысль о том, что парень снова сорвался, но перегаром от него не пахло. И Ника – в мятом пончо, с вколоченными со сна волосами, размазанной по лицу косметикой, словно маленькая, но грязная птичка перед толстым котом.
– Хватит ржать, – возмутилась сестрица. – Лучше бы дверь запирала! Ходят тут всякие!
С этими словами, одарив злобным взглядом Гришку, сестрица скрылась за занавеской в углу, где не так давно я поставила умывальник.
– Ника – Григорий, Григорий – Ника, – зевнула я, поднимаясь с кровати и, ничуть не стесняясь Гришки, сунула голые ноги в джинсы. От укуса на бедре остался багровый, воспаленный шрам, но и то хлеб – заживает. – Моя сестра.
Судя по неумолимо краснеющему лицу парня, он успел не только фрей ее назвать… Взгляд его метнулся к колышущейся шторке.
– Приятно познакомиться! – очевидно, на этом все его познания об этикете закончились. Шторка нервно дернулась.
– Завтракать будешь? – сцеживая зевок в руку, я натянула поверх майки растянутую, но теплую тельняшку и отправилась топить печь. Дом за ночь успел выстыть. Гришка стянул шапку и плюхнулся на стул.
– Ты узнала, как эту ведьму прикончить? – едва я разлила чай по кружкам и выслушала долгую нотацию о вреде уличного туалета от Ники, парень перешел к наиболее актуальному вопросу.
Сестрица поперхнулась и, кашляя, одарила меня злобным взглядом.
– Ты случайно не по радио народ оповестила?!
– Он не про тебя, – огрызнулась я. – А ты выбирай выражения!
– Так она тоже… – сипло выдохнул Гришка, ткнув в сестрицу пальцем. – Ну у тебя и семейка… А папаша кто, вампир?!
– Цыц, – буркнула я, начиная скучать по тем временам, когда единственный голос в этом доме был моим. Связалась, на свою голову.
Словно решив меня добить, спустя пару минут примчался участковый. Шумно обстучав ботинки о крыльцо (ночью выпал снег), он вошел в дом и остановился, констатировав:
– Вся компания в сборе.
– Дрим-тим, – усмехнулась Ника, расцветая в улыбке. И тут же подвинула стоявший рядом стул: – Присаживайтесь, участковый, завтракать будете? Вас, поди, дома и покормить некому, питаетесь одними бутербродами…
Перед несколько растерявшимся мужчиной тут же была выставлена кружка с горячим чаем и выложены на тарелку остатки яичницы на сале.
– Меду положить? А, может, огурчиков?
Я ошалело смотрела на распоряжавшуюся сестрицу, начиная звереть.
– А может, мы все же перестанем набивать желудки и обсудим план действий?
Мое рациональное предложение вызвало гневный взгляд сестрицы и благодарный – участкового.
– Сытый мужчина – довольный мужчина, – наставительно выдала она, но все же уселась на свое место.
– За вчерашний день ничего не случилось? – повернулась я к Гришке.
– Неа, – покачал тот головой. – Будто ничего и не было…
– Затаилась, – выдала мрачное пророчество Ника. – Поди, все силы в сущности вбухала, теперь отлеживается…
– Не собираюсь ждать, пока она оклемается, – хмуро отрезал участковый.
– И не придется, – успокоила я. – Но что вы собираетесь делать ПОСЛЕ того, как мы ее найдем?
– После того, как я найду, вы хотите сказать? – самодовольно усмехнулась Ника и предвкушающий блеск ее глаз мне очень не понравился. Вдоль позвоночника словно пером провели.
– Что требуется от нас?
– Покажите мне труп, – пожала она плечами. – А там посмотрим.
Выдвинувшись в сторону дома участкового, наша гоп-компания привлекла внимание всех окрестных бабок. Ежась от зябкого, уже зимнего ветра, несущего в себе колкие ледяные снежинки, я шагала рядом с Гришкой, уступив место впереди виснущей на участковом Нике и, дабы не нервничать, наблюдая это безобразие, выпытывала парня:
– К твоей Дашке ведьма больше не совалась? А к бабке? Отец ничего не замечал?
– Тишина, как будто ничего и не было, – отозвался тот. – Ты мне скажи, тело Генки…
Я невольно бросила взгляд на темную, подернувшуюся льдом по краям реку.
– Не по-людски получается, Алиса, – гнул свое парень. – Сожрала его, а родители…
– Чего?! – поперхнулась я на вдохе, вытаращившись на великовозрастного дурня. – СОЖРАЛА?! Я?!
Вид у парня был одновременно перепуганный и виноватый. Лицо вытянулось в растерянности:
– Ну, Лешка сказал, вы на мосту столкнулись… – забормотал он. – Я так и понял, что ты его того…
Я открыла было рот, желая высказаться, но потом так же захлопнула, сраженная этим безоговорочным ко мне доверием: если б моего друга схарчили, я б не посмотрела, что он к тому времени уже в чудовище превратился, я б его убийцу нашла и действительно сожрала…А Гришка…
Что с него взять, окромя анализов?
– Я человечиной не питаюсь, заруби себе на носу, – не удержавшись, я залепила ему звонкую затрещину, от которой шапка слетела с головы. – И впредь думай, прежде чем говорить!
– Но тело-то где? – потирая макушку, насупился парень. Мы застыли посреди моста, Ника с участковым уже перешли на тот берег и двинулись дальше, не замечая, что двое из нас отстали. Все эти ведьмины штучки!
Раздраженно покосившись в их сторону, я вздохнула и ткнула пальцем в воду.
– Утопло. Мы в реку свалились, он тяжелее меня был, вот и…
– Достать бы надо, – поскреб подбородок Гришка. Блохи у него, что ли? – Нехорошо получается…
Я подумала и одарила его еще одной затрещиной:
– Думай, о чем говоришь! Ни ты, ни участковый знать не должны, что он мертв! Пропал человек, сбежал!
– Мать его убивается, рыдает дурниной, – пробурчал Гришка упрямо. – Я вчера у нее был, сгорит баба.
– Раньше надо было думать, когда он водку литрами глотал, – окрысилась я, отворачиваясь от лениво текущей воды и устремляясь следом за Никой и участковым. Спину жег укоряющий взгляд, но я только мотнула головой, прогоняя угрызения совести. Не я в его смерти виновата, его участь решена была еще в тот момент, когда трансформация началась. Хотя теперь, пожалуй, я еще подумаю, а не поскупиться ли принципами и не сожрать ли ту гадину, что с Генкой такое сотворила…
Добравшись до медпункта, я обнаружила Глафиру Алексеевну, участкового и сестрицу. Первая докуривала на крыльце и при виде нас с Гришкой удивленно вскинула брови:
– Можно подумать, у меня музей естествознания открылся, – проворчала она. – А вам-то чего надо?
– Ну дык, попрощаться ж, – всех выручил Гришка, с простецким видом пожавший плечами. – Ты ж знаешь, теть Глаш, у Антохи никого не было, детдомовский он…
– Попрощаться, – фыркнула та, но сигарету бросила и внутрь нас впустила. Я привычно задышала ртом, игнорируя обеспокоенный взгляд участкового. – Ты мне лучше скажи, кто его хоронить будет? За какие шиши? – мы спустились по лестнице в подвал, она распахнула тяжелую железную дверь, пропуская нас вперед: – Что ему здесь, до морковкина заговенья лежать?
Первым шагнул участковый, следом скользнула Ника, затем Гришка и я, последняя, рассудив, что ничего нового уж точно не увижу.
Как оказалось, была не права.
Мы молча и растерянно сгрудились вокруг пустого железного стола. На уровне груди темнели сгустки свернувшейся крови, но за их исключением, ничего не говорило о том, что когда-то здесь лежал труп. В абсолютной тишине я подняла голову и оглядела помещение, но спрятаться здесь (даже допусти я абсурдную мысль, что покойник решит сыграть с нами в прятки) было негде.
– Не поняла, – тоном человека, который пытается не верить в то, что видит, протянула Глафира Алексеевна, подходя ближе. – А жмурик где?
– Это я вас хотел спросить… – нехорошо прищурившись, участковый перевел на нее тяжелый взгляд. Даже мне стало неуютно, хотя я куда более морально устойчива.
– Так же… С вечера же… – опешила она, разводя руками. На лице было написано искреннее удивление. – Смотрела… Да кому он нужен, ирод?!
– Так, давайте наверху разберемся, – чувствуя в голосе женщины приближающуюся истерику, я подхватила ее за локоть, нежно, но твердо уволакивая из морозильника. Участковый и Гришка двинулись следом, Ника осталась, давая мне надежду, что еще не все потеряно. Может, сестра что-то по крови унюхает. Главное, чтобы ей никто не помешал.
Накапав Глафире Алексеевне пустырника и усадив на кушетку, я вопросительно посмотрела на мужчин:
– Будете?
– Не смешно, – отрезал участковый, темнее грозовой тучи. Происходящее явно сидело у него в печенках. – Так, Глаша, давай по порядку… Когда ты морг последний раз проверяла?
– Да вечером же! Часов в пять, домой уходила, все проверила, лежал себе спокойненько! – со слезами на глазах простонала она и икнула от испуга: – Ой, что теперь будет-то, Леш? Что будет? Посадят меня, а?
– Никто тебя не посадит, – возмутился Гришка, с осуждением глядя на Алексея Михайловича, словно тот уже наручники доставал.
– Ага, некуда садить, – ехидно поддакнула я, не удержавшись.
– Ты-то хоть помолчи! – вызверился участковый.
Мы виновато затихли. Алексей Михайлович оглядел сияющий чистотой кабинет, зажмурился, сжав пальцами переносицу, тряхнул головой и, словно решив что-то для себя, резко спросил:
– Ты в морг дверь запираешь?
– Да на ней и замка-то нет, – растерянно отозвалась фельдшер, теребя в руках ватку, которую я на всякий случай смочила в нашатырном спирте.
– Час от часу не легче, – вздохнул мужчина. – Ну а входную?
– Конечно! – возмутилась Глафира Алексеевна.
– И вчера запирала?
– Да!
– Точно!
– Мамой клянусь! – горячо заверила женщина. – И утром все как обычно было, дверь заперта, только…
– Что?! – разом спросили мы.
– Я еще удивилась, – заторопилась фельдшер. – Обычно на два оборота запираю, а тут на один, ну может, это я вчера задумалась, забыла…
– А утром уже ты дверь руками залапала, да потом еще мы, – досадливо бросил участковый, расставаясь с мечтой получить отпечатки. – Дубликаты ключей есть?
– Дома, в столе лежит…
– Точно лежит или давно уже потеряла? – въедливо уточнил Алексей Михайлович, игнорируя осуждающий Гришкин взгляд. Глафира Алексеевна обиженно засопела:
– Ну уж склерозом не страдаю! Я его не трогала уже сто лет в обед, ключей не теряла, куда бы он делся?
– Веди, покажешь, раз не трогала, – не поверил участковый, подталкивая ее к выходу. Мы двинулись было следом, но он бросил выразительный взгляд на морг, и я удержала Гришку за плечо:
– Ника.
Короткого слова хватило, чтобы он остался. А я посмотрела на дверь и пожалела, что не додумалась до этого раньше. Он же оборотень. Пусть неправильный, искусственный, измененный насильно, но… от мертвого оборотня проку гораздо больше, чем от живого. Будь я во второй ипостаси, может, смогла бы учуять след, но на дворе белый день, а снег все усиливается, к вечеру никаких следов не останется…
Черт бы ее побрал!
Разозлившись, я глухо рыкнула. Такое ощущение, что ведьма знает обо всем наперед! Все, что она ни делала – делала раньше, чем мы об этом догадывались!
– Алиса? – нервный голос Гришки заставил меня вздрогнуть.
– Чего? – все еще раздраженно поинтересовалась я, присаживаясь на корточки у порога в надежде учуять хоть малую толику запаха. Пусть след не возьму, но хоть запомню, вдруг да где встречу?
– Твои глаза… – Гришка неуверенно повращал ладонью, и, окончательно смутившись, замолк.
Я покосилась на висевшее на стене зеркало и вздрогнула. Зеленые огоньки, в глубине измененных зрачков полыхали вовсю.
Надо успокоиться. Не хватало еще, чтобы своих напугала…
Долго там Ника будет возиться?!
Словно в ответ на мои воззвания дверь морга распахнулась, являя бледную, с неряшливо обвисшими волосами, сестру. Пожалуй, выглядела она не только на тридцать два, но и на все сорок…
Я понятливо протянула ей ватку с нашатырем, стараясь при этом не дышать.
– Воды, – хрипло пробормотала сестрица, усаживаясь на стул. Звякнула крышка графина, забулькала вода – Гришка протянул стакан, рука его слегка дрожала и глаза были большими, как блюдца, рыская по лицу Ники. Я дождалась, пока он переведет ошалелый взгляд на меня и едва заметно покачала головой. Не сейчас.
– Это не сущность, – первое, что прозвучало от сестрицы, вызвало у меня недоуменно вскинутые брови.
– Ты же сама сказала…
– Я знаю, – огрызнулась Ника устало. Цокая зубами по граненому стакану, она выпила воду до дна и протянула Гришке: – Еще!
И только выпив второй стакан, продолжила:
– Знаю, но это не сущность, а заклинание-активатор. Ваш парнишка уже был изменен, заклинание только подтолкнуло трансформацию.
– Погоди, – нахмурившись, перебила я. – Что значит – изменен? Я бы почувствовала оборотня. Он им не был.
– Человеком тоже, – пожала плечами Ника. Внешность ее постепенно приходила в норму, сестрица бодро огладила волосы, заставляя их блестеть, провела руками по лицу, возвращая личико двадцатилетней профурсетки. – От его крови пахло животным.
Мы надолго зависли, переваривая услышанное. Я теребила кончик шнурка, свисавшего с капюшона куртки, рассеянно уставившись перед собой, Гришка переводил непонимающий взгляд с одной на другую, Ника нетерпеливо притоптывала ногой, бросая короткие взгляды на дверь.
– Если бы его укусили, он бы пах по-другому, – наконец, я решилась озвучить размышления.
– Может, это произошло недавно и запах не успел измениться, – пожала плечами Ника, на что я только досадливо поморщилась:
– Укусов на нем тоже не было, я осмотрела труп со всех сторон.
Мы снова замолчали.
– А нельзя его было вывести? – следующим нарушил тишину Гришка. Предположение было настолько абсурдным, что мы синхронно фыркнули. – Ну чего? – обиделся парень. – Я фильм смотрел, там людей выращивали, как картоху! Вот и его… Как гомункулуса, во!
– Не неси чушь, – отрезала я, улавливая звук хлопнувшей калитки и тихие пока разговоры. – Его не в пробирке вырастили!
– Почем тебе знать? – Гришка, вдохновившись голливудскими блокбастерами, был готов бороться за свою идею, но в этот момент дверь открылась, впуская в облаке снега и белого рассеянного света участкового и Глафиру Алексеевну. Вид у обоих был не слишком довольный.
– Эта гадина вчера зашла, как к себе домой, сыну голову заморочила – дескать, мамка послала за ключами, спокойно их взяла и ушла! – на одном дыхании гневно выдохнула Глафира Алексеевна, падая на кушетку. Алексей Михайлович хмуро кивнул.
– Ну он хоть помнит, как она выглядела? – с надеждой спросила я.
– Как обычная бабка – у нас их полдеревни, – досадливо отозвался участковый. – Ребенок, что с него взять? Вот что, – он посмотрел на меня, выразительно указав подбородком в сторону выхода. – Давайте, я с этим разберусь, а вы пока идите, если что известно будет, я сообщу.
Нам ничего не оставалось, кроме как покинуть медпункт. На улице небо окончательно затянуло белой дымкой, на землю падали крупные хлопья снега и казалось, на окружающий пейзаж внезапно вылили молоко – дорога, крыши домов, даже курящийся дымок из труб, все было белым.
– И чего теперь? – мы остановились у развилки. Гришка собирался навестить отца, мы с Никой направлялись домой.
– Надо подумать, – сестрица притоптывала ногами, явно замерзая, хотя на улице было тепло – градусов десять холода, да и ветра нет – сухие листья на деревьях замерли, неподвижные.
– Я сегодня баню топлю, – уже заворачивая по тропинке к дому, бросил парень. – Приходите.
– Баня это хорошо, – простучала зубами Ника. Сунув руки в карманы, мы снова пересекли мост и быстро двинулись в сторону моего дома. В полнейшей тишине было слышно, как распелись птицы в недалеком лесу. – Ты не боишься?
– Чего? – впустив ее в дом, я подбросила поленьев в печь, хотя, как по мне, так температура в доме была нормальной. Но сестрица все равно тут же забралась на теплую печь.
– Тишины, – когда я уже забыла о вопросе, она озвучила ответ. Я пожала плечами и полезла в погреб – жутко захотелось грибного супа. Завтрак прошел нервно, а последующие потрясения только усугубили дело.
– Почему я должна ее бояться?
– Я бы боялась, – задумчиво ответила сестрица, смотря в окно, залепленное белым снегом. – Лес рядом, а вокруг никого. Полное, абсолютное одиночество.
И нет защиты от тьмы, которая найдет тебя везде – она это не сказала, но я догадалась. Похоже, сестричка откусила кусок не по зубам.
– Одиночество, как же, – вместо этого фыркнула я, появляясь из погреба с миской соленых грибов и тремя картофелинами. – Я уже и забыла, что это такое…
На некоторое время мы замолчали, каждая занятая своими мыслями, но, когда суп был готов и мы собрались за столом, разговор вновь закрутился вокруг творящейся чертовщины.
– Можно попробовать пробежаться по деревне ночью, понюхать, вдруг, что и учую? – не слишком уверенно предложила я. Ника тоже энтузиазмом не прониклась:
– А если кто-то увидит? Да и толку? След останется, только если совсем свежий… Надо алтарь искать, не в доме же она жертвы приносит?
– Тебе виднее, – поежилась я. За окном разгулялась уже настоящая метель, утихший было ветер взвыл с новой силой, сугробы намело до середины крыльца. В такую погоду выходить из дома не хотелось, и, думаю, ведьма тоже не высунется.
Но на душе было тревожно – если она поднимет вурдалака, что тогда? На кого он нападет первым? Ладно я – моя роль еще не ясна в этой истории, но Гришка и участковый засветились по полной, что же мне, бегать на четырех лапах от одного дома к другому? Снова ждать, пока она сделает следующий шаг?
– Если до завтра участковый ничего не выяснит, пойдем обнюхивать каждый дом, – хмуро подвела я итог.
До вечера так никто и не появился – я бросала тревожные взгляды в окно, но снег к темноте только усилился, наметая сугробы под окнами – тропинку к сараю и туалету пришлось уже прокапывать. В самом сарае было тепло, печка работала исправно и, вычистив хлев, я нашла успокоение на чердаке, перебирая сушеные травы в поисках наиболее подходящих сочетаний для отпугивания нечисти. Тем более, что из чердачного окошка было хорошо видно мост и вообще весь наш берег. Было бы – если бы не снег. А так, только неясные силуэты домов. Когда стемнело, видимость еще ухудшилась, поэтому Машку я скорее услышала, чем увидела.
Уже в сумерках хлопнула калитка, впуская спешащую к дому женщину. Шаги были торопливыми, суматошными и я, понимая, что она не пришла бы без причины, вывалилась из сарая прямо перед ней, наверняка напугав.
– Ох ты ж Господи! – перекрестилась она. – Здрасте вашему дому!
– И вам, – суховато ответила я, прекрасно зная, кто причина всех этих дурацких слухов о ведьме на хуторе. Дети-то ее уже напуганные, а сама баба нет-нет да и сунет любопытный нос через забор. А чего не увидит, то додумает.
– Алиса Архиповна, горе у меня! – видимо, что-то такое увидев моем лице, расшаркиваться она перестала. Стало заметно, что под глазами у женщины залегли темные круги. – Митька, младшенький, заболел!
– Сочувствую, – настороженно отозвалась я. Крупные хлопья снега летели со всех сторон, оседая на непокрытой голове соседки.
– Гришка сказал, вы врачевать умеете, может, посмотрите? – заискивающе, что в ее исполнении получилось более чем угрожающе, спросила Машка. – Неделю как сдыхоть на кровати валяется… Температуру уж чем только сбивать не пробовала, а врач ажно в городе, только через неделю появится, Глашка только и может, что своими уколами пичкать, а они не помогают нисколько!
К концу этого страстного монолога голос ее сорвался, выдавая панику. Я вздохнула.
– Идите домой, я скоро приду.
Ну Гришка, болтливый твой язык…
– Может, и мне сходить? – вызвалась Ника лениво. Она уже приготовила два банных полотенца и ждала меня, но я только мотнула головой, снимая нужные мне мешочки со стен. Кто его знает, чем он болен, но пока возьмем самое основное…
– Иди к голове, я позже подойду.
У калитки мы разошлись – Ника побрела через мост и вскоре пропала за пеленой снега, я, загребая белый пух сапогами, двинулась к соседям.
Мальчик и правда был очень плох – и дело тут было вовсе не в проклятии или порче, как я сначала было подумала, памятуя о ведьме. Обычная простуда, тщательно скрываемая от родителей, вскоре получила дополнительный допинг в виде промокших ног – сунулся сдуру на речку лед проверить – и переросла в полноценный бронхит. Митька пылал жаром, как раскаленная печка. В маленькой комнатке близнецов остался только он, девочка спала с родителями и при виде меня, испуганно пискнув, шмыгнула за угол. Митька не испугался – сомневаюсь, что он вообще меня узнал, едва вынырнув из вязкого бреда. Худенькое тельце колотило в ознобе, в комнате стоял терпкий запах пота и спертого, давно не проветриваемого воздуха.
Я подошла к нему.
Положила холодную руку на лоб, даря краткое облегчение.
– Вот это заварите, пятнадцать минут на водяной бане, воды ровно полстакана. Процедить, и дать мне вместе с марлей.
Минут двадцать я осматривала и обнюхивала паренька под пристальным взглядом его отца, не пожелавшего бросить единственную кровиночку на съедение ведьме, затем аккуратно обмакнула марлю в получившуюся зеленовато-коричневую водицу и откинула одеяло. Как я и думала, хуже всего было пальцам ног – нехорошего фиолетового оттенка, с облупившимися ногтями. Осторожно прижав влажную ткань к его ступням, я переждала несвязные стоны ребенка и начала аккуратно обтирать каждый маленький пальчик. Бедный ребенок.
– Чего это, порча, а? – сипло поинтересовалась Машка, возникая за моей спиной.
– Не порите чушь, – огрызнулась я раздраженно. – Это обычное обморожение. От него пошло дальше…
Пока она не начала причитать, я достала из сумки небольшую банку, до краев наполненную барсучьим жиром, смешанным с травами.
