Текст книги "Казнить нельзя помиловать (СИ)"

Автор книги: chate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Отогнав прочь всплывшие воспоминания, Рэни двинулся дальше. В самом конце расположились торговцы с самым ценным товаром. Тонконогие скакуны с небольшими точеными головами, венчавшими изящные шеи – они были воистину прекрасны. Именно на таких красавцах, покрытых попонами с позолоченной вышивкой, не стыдно было выехать верхом и самому королю. И цены на таких лошадей были заоблачными.

Рэни окинул взглядом загон, в котором неспешно жевали корм несколько красавиц-кобыл, и замер, увидав черного, как смоль, жеребчика, стоящего отдельно от остальных. Вороной был привязан между двух столбов, не дававших ему сдвинуться с места, пока над его задними копытами «колдовал» кузнец, подковывая жеребца. Однако вся эта возня сзади совершенно не нравилась вороному. Он нервно переступал ногами, тряс головой, похрапывал, выражая свое недовольство.

Рэни и сам не понял, зачем его понесло к тому коню. Он подлез под перекладиной, быстро преодолел разделяющее их пространство и остановился перед мордой вороного.

– Хочешь яблоко? – тихо прошептал Рэни, протягивая оставшуюся половину фрукта на раскрытой ладони.

Вороной сначала нервно всхрапнул, дернул головой, потом потянулся, обнюхивая ладонь и угощение на ней, а затем осторожно взял остатки яблока мягкими губами. Быстрый хруст, и вот уже вороной вновь тычется в руки, выпрашивая еще чего-нибудь вкусного.

– Больше нет, – Рэни улыбнулся и развел руками.

– Эй, парень! – окрик заставил Рэни вздрогнуть и оглянуться. К нему спешил немолодой мужчина, явно торговец. – Ты что там делаешь? А ну, проваливай. Не покупаешь, так нечего трогать товар.

– Подожди, почтенный, не кипятись, – тут же раздался голос из-за спины Рэни, и тот, испуганно охнув, оглянулся. За ним стоял уже немолодой мужчина, явно не из бедного сословия. Его одежда была добротной и явно новой, но никаких украшений, столь любимых дворянами, на мужчине не наблюдалось. Да и седеющие волосы длиной оказались всего лишь до плеч.

Мужчина едва заметно улыбнулся и отослал купца, после чего обратился к Рэни:

– Работу ищешь?

– Да, – согласно кивнул тот.

– Работа конюхом за пределами столицы устроит?

– Вполне, – Рэни даже скрестил пальцы, боясь спугнуть удачу.

– Тогда через два часа приходи в порт на третий причал. Корабль называется Лунная лилия. Поможешь погрузить лошадей, заодно и поговорим.

Такой удачи Рэни даже не ожидал, а потому, переполненный надеждой и видениями своей будущей жизни, явился в порт даже раньше назначенного срока и около получаса просидел у сходен, ожидая своего нанимателя. Тот явился почти вовремя в сопровождении трех тяжелогруженых телег и пяти лошадей, среди которых был и знакомый вороной жеребчик. Грузчики тотчас же принялись перетаскивать мешки и ящики с телег на борт корабля, а вот лошадей мужчина им не доверил. Заметив Рэни, он кивнул ему, подзывая, и вручил повод одной из кобыл.

– Заводи на борт. Справа есть навес, иди туда и привязывай покрепче. Отчалим, тогда и будем разбираться с остальным. Кобылы оказались вполне покладистыми, без колебаний прошли за человеком по шатким сходням, а вот с вороным пришлось повозиться. Поняв, что коня пугает блестящая на солнце вода под шаткой переправой, Рэни попросил у нанимателя тряпицу и осторожно прикрыл им голову коня, завязав глаза. Вороной поначалу артачился, недовольно мотал головой, но потом смирился и послушно взошел на борт.

– Молодец, – тут же похвалил его наниматель, идущий следом. – Теперь я уверен, что не ошибся в тебе. Меня зовут Норстон Морн. Я директор закрытой школы для отпрысков из дворянских семей. Мальчики учатся у нас с десяти до шестнадцати лет, проживая на территории школы и только дважды в год, зимой и летом, они отбывают по домам на месячные каникулы. Работа, как ты сам понимаешь, легкой не будет. Если захочешь отказаться – плачу десять серебрушек за помощь с лошадьми, и можешь сойти на берег сейчас или плыть с нами до Крамата.

– Мне нужна работа. Я остаюсь.

Рэни понятия не имел, где находится тот Крамат, хотя название города слышал пару раз, но сходить с корабля он все равно не собирался, а в школе работать или еще где – ему было без разницы. Лишь бы подальше от столицы и всего с ней связанного.

– Вот и славно. Если ничего в пути не произойдет, через два дня будем на месте. Койку в общей каюте я за тебя проплачу, так что спать будет где. Во время дороги твоей обязанностью будет присмотр за лошадьми. По прибытии получишь комнату при конюшне, кроме тебя у нас еще два конюха, так что найдется с кем поговорить на досуге. Питаться можешь в столовой для работников или готовить сам. Расчет будешь получать раз в неделю. Пока это три золотых, потом может быть больше. Что-то еще интересует?

Рэни пожал плечами, не зная, о чем еще нужно спрашивать.

– Ладно, если будут вопросы, задашь по дороге. Договор подпишем, как только прибудем на место.

– Эм, простите, господин Морн, – вскинулся Рэни. – Я не умею писать и читать.

– Вот как? – директор задумчиво посмотрел на Рэни. – Ну, ничего, это дело поправимое. Договор я тебе сам прочту, а за время пути, думаю, работы у тебя будет не слишком много, я смогу научить тебя писать свое имя. А может, и не только это.

========== Глава 6 ==========

Рэни разогнул спину и со счастливым вздохом оглядел дело рук своих. Конюшня была вычищена, а до возвращения лошадей с занятий у него оставалось еще минут десять. Закинув лопату в тачку, Рэни отвез последний навоз в кучу, сгрузил его и поглядел на небо. Свинцово-тяжелое, оно вот-вот грозило разродиться снегопадом. Первый снег за зиму ждали почти с нетерпением, и так осень затянулась на удивительно долгий срок, и в то же время снега не хотелось. Первый снег всегда таял, принося с собой грязь и слякоть, и только после того, как ударят морозы, ложился белым покрывалом на землю. Ребенком он, как и все дети, радовался снегу, потом же зима стала для него скорее обузой. Теплая одежда и обувь, дрова и дополнительные лекарства от простуды – все это требовало денег, и снег стал не в радость. Сейчас же… Рэни прислушался к себе. Сейчас он ожидал снега с тревогой. Ему казалось, что снегопад непременно принесет с собой какие-то новые проблемы. Почему? Рэни и сам не мог ответить на этот вопрос. Просто в последнее время все складывалось настолько хорошо, что он невольно начал опасаться очередной подлянки, на которые жизнь была так щедра. А тут еще и сны начали странные сниться с завидной регулярностью, хотя раньше Рэни ничем подобным не страдал. Нет, ничего страшного он не видел. Просто снилось, что стоит он в тумане, а рядом находится кто-то невидимый, обнимает руками и жарко дышит в шею, изредка прикасаясь к ней губами. И сколько бы раз он ни оборачивался, стараясь разглядеть лицо, его туманный спутник растворялся в сизой мгле. И сколько бы он ни звал, как бы ни искал, никого рядом не было. Эти сны, поначалу, немного выбивали его из рабочего ритма, но человек ко всему может привыкнуть, и ночные видения тоже не стали исключением.

Чуть больше месяца прошло, как он начал работать в школе. Учеников здесь оказалось немного, где-то человек шестьдесят. В некоторых классах учеников было всего шесть-семь человек, в других – чуть больше десятка, но школа жила строго по расписанию, так что баловаться ребятам было особо некогда. Всего в школе было три конюшни на тридцать голов каждая, но на самом деле, лошадей было столько же, сколько и учеников, и к каждой из них был прикреплен свой конюх. В обязанности Рэни входило кормление лошадей, а также утренняя чистка. Ближе к полудню за лошадьми приходили ученики, чтобы забрать их на два часа, после чего они должны были сами почистить своих скакунов. Некоторые, кстати, приезжали на учебу уже со своими лошадьми, а остальным, на время обучения, животных предоставляла школа. В подчинении Рэни находилось девятнадцать лошадей. Семнадцать из них принадлежали ученикам первого и второго года обучения, так что ему приходилось еще проверять, как ребята вычистили своих лошадей после выездки, а еще две лошади принадлежали преподавателям. Тот самый вороной, благодаря которому он и попал в школу, был куплен директором для себя, а также в его конюшне находилась светло-гнедая спокойная кобылка – принадлежавшая преподавателю верховой езды. Причем и директор, и преподаватель очень любили покататься верхом на закате, выезжая порознь, но возвращаясь вместе и довольно поздно. Разумеется, для Рэни не было секретом, чем они на этих прогулках занимались, но не его это было дело – комментировать чужую жизнь, вот он и молчал, хотя его товарищи по работе не раз спрашивали об этих прогулках.

Первое время, когда Рэни только появился в школе, о нем поползли нелицеприятные слухи, приметив, как директор два раза в неделю, после занятий, проводил с ним в своем кабинете добрых полтора часа. В результате, любовник директора приревновал, устроил за ними слежку, отчего возлюбленные едва не поссорились. Зато после того, как все разрешилось, у Рэни появился еще один учитель. За прошедшее время Рэни научился читать, пока медленно, по слогам, и получил разрешение пользоваться школьной библиотекой, так что вечера свои он проводил с какой-нибудь книгой, неизменно отказываясь прогуляться с другими конюхами в пивную, чтобы пропустить по кружечке.

Конюхи, работавшие в школе, оказались мужчинами немолодыми, примерно ровесниками директора или чуть старше, но Рэни никто из них не шпынял за молодость, неумение или отказ весело провести время в пивной. На первых порах они ему даже помогали, присматривали, а, убедившись в том, что его можно оставить работать самостоятельно, так и сделали, изредка забегая на чай перед сном. Все трое жили при своих конюшнях, питаясь в маленькой столовой для рабочих, что ютилась под обеденным залом для студентов и преподавателей. Впрочем, готовили всем на одной кухне, просто ели в разных местах, но Рэни это нисколько не огорчало. Он как-то не привык находиться среди знати, к которой относились все ученики и большая часть преподавателей. Собственно проблем с ними у Рэни не было, почти, но все же он предпочитал не попадаться лишний раз на глаза. Бить, конечно, не станут, но ведь ударить можно и словом, и отношением. Дворяне одним взглядом могли облить презрением с ног до головы так, что потом несколько дней будешь чувствовать себя грязью под их ногами. Хорошо, что мало кто из младших детей умел делать это в совершенстве, а с преподавателями Рэни практически не общался. Он даже не знал, как зовут большую часть, не говоря уже об остальном. Они делали свое дело, он свое – и все были довольны.

Единственный, с кем общение не заладилось с самого начала, был один из учащихся. Светловолосый мальчишка лет одиннадцати – двенадцати, с первых же дней попытался переложить свои обязанности на Рэни. Однако директор сразу предупредил его о подобных попытках, так что Рэни был готов дать отпор. Он просто нагнал ушедшего из конюшни мальчишку, развернул его и потащил обратно, толкая в спину. Естественно, тот начал возмущаться и приказывал убрать от себя грязные руки.

– Мои руки чище вашего коня, – тихо и спокойно ответил Рэни, перекрывая собой выход из конюшни. – Вы должны научиться чистить коня, ведь от этого может зависеть ваша жизнь.

Остальные ребята, затаив дыхание и позабыв о скребках и щетках, слушали их перепалку.

– Для того, чтобы чистить лошадей, есть слуги! Вот ты этим и занимайся.

– Я, конечно, могу. Но самому не стыдно перед товарищами?

– Мне стыдно? Да ты вообще понимаешь, с кем говоришь?

– Нет. И мне это без разницы. Я только вижу, что ты не слишком умен и ленив. А еще я слышал, что ты хотел бы стать офицером. Так вот, за таким командиром солдаты в бой не пойдут.

– Это почему еще? – возмутился раскрасневшийся мальчишка, сжимая кулаки. – И я вовсе не глуп!

– Умный человек не стал бы стоять и спорить со мной. Он бы понял, что научиться ухаживать за животным, от которого будет зависеть жизнь всадника, не просто нужно, а необходимо. Во-первых, на поле боя слуг нет, разве что денщик. Если коню под седло попадет комок грязи или колючка, он сбросит всадника. Если камень окажется под подковой – конь захромает и станет бесполезен, если нужно наступать или отступать. А еще лошади, так же как и люди, от грязи могут заболеть, и останетесь вы, господин офицер, пешим, поскольку не удосужились уделить десять минут времени своему коню.

– У моего рода достаточно денег, чтобы хоть каждый день лошадей менять, – гордо вздернул нос мальчишка.

– Допустим. А теперь подумайте вот о чем: многие ли солдаты согласятся идти в бой с таким командиром, который не заботится о своем коне? Такой офицер и о солдатах заботиться не станет, так зачем ради него воевать?

– Солдаты воюют за королевство, а не за офицеров, – попытался возразить мальчишка, но уже менее уверенно.

– Верно, за королевство, а кто как не офицер являет собой образ королевства на поле боя? А за офицера, которому плевать на всех кроме себя, никто сражаться не захочет. И наоборот, если солдаты уважают своего командира – они за ним и в огонь пойдут, и в воду, и до последнего будут защищать, если их окружат враги. Так что, господин хороший, берите скребок и приступайте к чистке, если, конечно, хотите стать однажды офицером, а не бесполезным украшением на королевских балах.

Мальчишка понял, поджал губы и пошел чистить коня, недовольно пыхтя и огрызаясь на насмешки одноклассников. С тех пор он больше не протестовал, исправно выполнял свою работу, но при любой возможности делал Рэни мелкие пакости: то ведро с водой опрокинет ударом ноги, то что-нибудь из инвентаря в навоз кинет, то на ногу проходя мимо наступит. Все это делалось так… по-детски, что Рэни только посмеивался и надеялся, что к тому времени, как мальчишка научится пакостить по-взрослому, его злость на «слишком умного конюха» пройдет.

Когда Рэни закончил посыпать песок в стойлах, рядом с конюшней раздались голоса. Первая группа учащихся привела своих лошадей. Раздав всем скребки, деревянные лопатки для чистки копыт и мягкие щеточки, Рэни вышел, ожидая вторую группу. Он вновь поднял лицо к небу, гадая, как скоро пойдет снег, и не заметил идущего мимо мужчину, пока тот не окликнул его.

– Рэни? Что ты тут делаешь? Он всю столицу перевернул, пока тебя искал, а ты…

Вздрогнув, Рэни взглянул на мужчину, узнал лекаря графа и испуганно замер на месте. Кто такой «он» не было нужды спрашивать, и так понятно, что граф, проспавшись, пожалел о потерянной игрушке.

– А вы что тут делаете, лекарь? И как Тиль? – молчать дольше не было смысла, так что он попытался скрыть свой испуг и растерянность за этими вопросами.

– Ну… – лекарь замялся, оглядываясь. – Работаю я здесь. С Тилем все хорошо.

Он явно не горел желанием объясняться посреди двора, как и Рэни.

– И я работаю. Конюхом.

Какой-то мужчина издали окликнул лекаря и махнул ему рукой, прося поторопиться.

– Ты вот что, Рэни, приходи ко мне вечером, нам поговорить надо. Очень надо. Я живу в небольшом помещении за лечебницей. Только не сбегай, пожалуйста. Обещаешь?

– Хорошо, – Рэни кивнул, понимая, что работу, скорее всего, придется менять, а ведь ему уже начало тут нравиться. – Вечером. Обещаю.

И лекарь ушел, изредка оглядываясь, словно боялся, что Рэни вот-вот исчезнет.

Снег пошел, когда все ребята закончили обихаживать лошадей. Рэни быстро пробежался вдоль денников, проверил, все ли лошади хорошо вычищены, везде ли есть корм и вода, и отправился на обед. Раз за разом вспоминая о предстоящей встрече, Рэни совершенно не запомнил, что он ел и с кем разговаривал. Весь остальной день тоже прошел как в тумане. Предстоящий разговор не то чтобы пугал, он тревожил. И еще Рэни очень не хотел, чтобы граф узнал о его новом месте работы. В душе назревала паника. Если судить со слов лекаря, он еще не наигрался и хочет вернуть свою игрушку назад. И тут же Рэни подбадривал себя тем, что лекарь, по доброте душевной, может и промолчать, не выдавая его графу. Нужно только его попросить.

Накрывая лошадей теплыми попонами на ночь, Рэни волновался перед встречей с лекарем. Очень уж не хотелось ему терять эту работу. Несмотря на мелкие неприятности, Рэни тут очень нравилось. Спокойно, сытно, тихо, а то, что руки приходится пачкать, так лучше руки, чем душу.

Комнату лекаря искать не пришлось. Он встретил Рэни у дверей небольшой лечебницы, в которой лечили заболевших учеников и преподавателей. Собственно, вся лечебница состояла из трех комнат для заболевших, на четыре кровати каждая, кабинета врача, процедурного кабинета и двух апартаментов для персонала.

– Пойдем, Рэни. Моя помощница живет в городе с мужем, так что нас никто не побеспокоит.

Комнаты, в которых жил лекарь, оказались немногим больше той, в которой ютился Рэни, но зато их было две. Пройти в них можно было с улицы или из рабочего кабинета. Небольшая гостиная играла роль еще и библиотеки, из нее дверь вела в спальню, куда Рэни, естественно, не пригласили. В гостиной у окна их ждал накрытый стол.

– Я взял на себя смелость принести ужин сюда и очень надеюсь, что ты не откажешься разделить его со мной. Присаживайся.

Есть Рэни не хотелось, поэтому он, проглотив первую ложку из уважения к лекарю, отодвинул тарелку.

– О чем вы хотели поговорить лекарь Маркон? Я правильно запомнил ваше имя?

– Совершенно верно, мое имя Маркон. Маркон Тич, если точнее. Я позвал тебя, чтобы попросить прощения, если, конечно, ты захочешь меня простить, – лекарь, так и не съев ни одной ложки, бездумно перебирал ею поданное на ужин овощное пюре, не отрывая взгляда от тарелки.

– За что же я должен вас прощать? – Рэни был в недоумении.

– За то, что… Это я пытался убить тебя в доме графа, – выдохнул лекарь после длинной паузы и поднял полные вины глаза на Рэни.

– Вы? – Рэни не мог поверить в услышанное.

– Я. И чуть не убил вместо этого своего внука. Никогда в жизни я не пугался так, как в тот момент, когда подумал, что теряю Тиля.

– Тиль – ваш внук? – Рэни откинулся на спинку стула. – Ничего не понимаю.

– Все очень просто, – лекарь тоже отодвинул тарелку, тяжело вздохнул и, прикрыв глаза, начал свой рассказ. – Я попал в дом графа Вальдрагона, деда нынешнего графа, еще мальчишкой. Маг-лекарь, выпускник магической академии, и тут такое доверие со стороны аристократа. Я был польщен. Это потом я понял, что он искал на место своего личного лекаря сироту, чтобы у его недругов не было возможности воздействовать на меня через родных. Он запретил мне обзаводиться семьей, из тех же соображений, но однажды я его ослушался. Она была столь красива, моя Элия, что я позабыл о себе, о графе, о его приказе. Мы полюбили друг друга, а когда она оказалась в тягости, я пришел к графу и попросил его отпустить меня со службы, сказав, что хочу жениться. Тогда разразился страшный скандал. Граф орал так, что стекла в окнах дрожали и, как результат, его хватил удар. Мне тогда удалось спасти графу жизнь, но правая сторона его тела отнялась. Бросить графа в таком положении я никак не мог, а потому, с согласия его супруги и сына-подростка, привез свою жену в их дом, чтобы не разрываться между ними двумя и не бегать каждый вечер в серебряный квартал, где она жила с родителями. Элия родила мне чудесную дочурку, мы назвали ее Ирэта. К сожалению, маги не всесильны и моя Элия умерла, когда нашей малышке исполнилось семь лет. Граф скончался на год раньше, так и не оправившись от удара, но к тому времени его сын уже полностью вел все дела. Мы с Ирэтой так и остались жить в доме графа. Наследнику графства – Тарию, на тот момент исполнилось три года. Больше детей им боги не дали. Его отец даже смеялся, говоря, что в их роду всегда рождался только один ребенок и всегда мальчик. Потом Тария отправили сюда, в эту школу, где он и подружился со своим кузеном-одногодкой Симмерсом, сыном графа Лутора. Собственно, кузенами они были дальними, по материнской линии, но это не помешало мальчишкам сдружиться и шалить на пару. Не буду рассказывать тебе всю мою жизнь, скажу только, что все это время я верой и правдой служил семье графа. Дед, отец, сын – все они были довольны моей службой, а я был доволен местом, доставшимся мне по прихоти судьбы. Моя девочка росла и хорошела. У нее было много поклонников, но никому из них она не отвечала взаимностью. Известие о том, что дочь беременна, как и имя отца ребенка, стало для меня настоящим шоком. Симмерс соблазнил мою дочь обещаниями, поиграл с ней в любовь и бросил, когда получил своё.

Рэни понимающе покивал. Дворяне нередко соблазняли влюбленных дурочек, не заботясь о последствиях своих забав.

– Разумеется, ребенка никто признавать и не думал, но я с самого начала на это и не надеялся. В общем, жили мы, можно сказать, спокойно, пока не появился ты. Конечно, я понимаю, что ты ни в чем не виноват, но… – маг тяжело вздохнул. – Поначалу я ни о чем не догадывался. Просто заметил, что дочь стала вести себя странно. Нервно вздрагивала, ночью почти не спала и плакала. Не выдержав, я ее расспросил. Оказалось, что поддавшись на обещание о признании Тиля сыном, хоть и незаконнорожденным, Ирэта передала Симмерсу ежедневное расписание графа и план дома, а также подробное описание его личных покоев. Потом, после того, как ты провел ночь с графом, она обнаружила три заколки для волос, оставленные тобой, поняла, что это не случайная потеря и припрятала их. Когда графа арестовали, а потом якобы казнили, Ирэта поняла, что виной всему именно она, а тут еще и Симмерс обманул ее в очередной раз, отказавшись признавать сына и пригрозив ссылкой на каторгу за вымогательство. Она очень тяжело перенесла это предательство, заболела и несколько дней билась в лихорадке. А потом граф вернулся, пылая праведным гневом, и Ирэта испугалась еще больше. И тут снова в доме появился ты. Нас спасло только то, что ты не знал имени того, кто предал графа, но когда ты заговорил о заколках, я понял, что Ирэту вот-вот разоблачат, и испугался. Понимаю, что это меня не оправдывает, но я боялся не за себя, а за дочь. Тогда я и подсыпал яд в твой морс, а его выпил Тиль. Разумеется, это отравление граф не мог оставить без последствий. Я сам пришел к нему и во всем признался. Граф арестовал меня и Ирэту, посадив нас в соседние с тобой камеры, и в ту же ночь ты сбежал. Утром начался настоящий ад. Граф рвал и метал, все слуги прятались, дрожа за свою жизнь. В какой-то момент я даже подумал, что он меня казнит своими руками, но все обошлось. Он только допросил меня, причем довольно… гуманно, как и тебя в свое время, перевел Ирэту с Тилем из городского дома в северное поместье, а мне предложил выбор: либо я отбываю в приграничный форт, где и буду дослуживать до конца жизни, либо приношу магическую клятву и отправляюсь сюда, в школу. Тоже своего рода ссылка, но более комфортная и с родными я смогу встречаться.

– Какую клятву? – Рэни понимал, что должен что-то сказать, но ничего умного в голову не приходило.

– Клятву о том, что никогда, действием или бездействием, не причиню вреда графу или кому-нибудь из его рода. Если я эту клятву нарушу, вернее, попытаюсь нарушить, смерть моя будет мгновенной.

– Понятно, – Рэни покивал и умолк. Лекарь тоже молчал, нервно перебирая пальцами. Когда тишина в комнате стала совсем уж тягостной, лекарь не выдержал:

– Рэни, ты простишь меня?

– Не знаю, – Рэни пожал плечами. – Я тот морс не пил, так что прощать мне вас, вроде как, и не за что. Но у меня к вам огромная просьба, точнее условие: не сообщайте графу о том, что я здесь. От этого ваша клятва ведь не сработает? Я же не несу ему никакой угрозы и вообще… Тут тихо, мирно, спокойно. Он меня сам никогда здесь не найдет.

– А ты не знаешь? – лекарь впервые за весь разговор взглянул Рэни в глаза. – Граф каждый год приезжает в школу перед выпуском, читает мальчишкам лекции о преданности королю и королевству, а также об ответственности перед законом и родом. Кроме того, именно он, как королевский маг разума, дает направление, если кто-то из ребят захочет после школы учиться в военной академии или служить при дворе. Он же сильнейший маг разума в королевстве и в его обязанности входит определять лояльных Его Величеству людей.

– Маг разума? – Рэни только в этот момент понял, насколько он был слеп. Именно граф проводил его допрос с помощью магического шара, а это возможно только в том случае, если он сам обладал магией разума. – Я – идиот. Нужно было сразу понять, а я…

И тут до Рэни дошло еще кое-что.

– Граф приедет сюда? – у него даже ладони покрылись холодным потом. – Когда?

– Ну, как правило, перед выпуском старшего класса, но точной даты сказать не могу. Как дела королевства позволят вырваться дней на пять, так он и приедет.

– Так. Выпуск в последний месяц весны, значит, время у меня еще есть, – Рэни взволнованно облизал вмиг пересохшие губы. – Перезимую здесь и начну искать новую работу. Если… – Рэни вскинул взгляд на лекаря. – Вы же меня не выдадите, лекарь Маркон?

– Нет, Рэни. Могу дать клятву.

– Не надо, – Рэни отрицательно покачал головой. – Просто не говорите ему, что видели меня здесь.

– Но он ищет тебя.

– До сих пор? Это все его юношеская влюбленность в тот проклятый портрет. Думаю, скоро он успокоится, ведь я – не он, пусть даже во мне имеется десятая доля крови того южанина.

На этом разговор прекратился. Оба, и Рэни, и лекарь, чувствовали себя неуютно, оставшись наедине. Каждый думал о своем, не спеша делиться размышлениями во всеуслышание. Наконец, Рэни поднялся, прощаясь с лекарем, и поспешил к себе. Ему еще многое необходимо было обдумать. Например, как жить дальше и где искать работу по весне. Перезимовать он хотел в школе, поскольку в ближайшие месяцы пришествия грозы преступного мира – графа Вальдрагона, не ожидалось. А лекарь… видеться с ним Рэни собирался как можно реже, благо хозяйственный двор и лечебница располагались в разных концах школьной территории. И дело было не в том, что Рэни опасался за свою жизнь. Просто… не хотел и все. Так ему было спокойнее.

***

Зимние каникулы превратились для Рэни в настоящий праздник. На целый месяц большая часть детей разъехалась по домам, так что школа погрузилась в благословенную тишину, изредка нарушаемую десятком оставшихся на территории учебного заведения ребят из старших классов. Вместо занятий они играли в снежки, атаковали ледяную крепость, громко и воинственно крича, катались с залитой для них горки и бегали на коньках, выясняя, кто из них самый быстрый и ловкий. Изредка мальчишки приходили за лошадьми, желая прокатиться, но среди подопечных Рэни оставшихся не было, так что он спокойно выполнял свою работу, изредка выходя, чтобы поглазеть на веселящихся ребят. Развлечения богатых детей практически ничем не отличались от того, как Рэни сам развлекался в родной деревне. Поначалу их веселье будило в нем грустные воспоминания о собственном детстве, закончившемся слишком рано, но все же жизнерадостный смех и шаловливые проделки были слишком заразительны, чтобы подолгу предаваться печали.

А еще в зимние вечера было очень приятно присесть с чашкой горячего чая у окна, когда солнце уже опустилось за горизонт и глядеть на звезды. В морозные ночи они были особенно яркими. Когда-то в детстве он все мечтал увидеть падающую звезду и загадать желание, но и тут ему не повезло, а потом он понял, что это всего лишь сказки и перестал ждать свою звезду. Он просто смотрел в небо на звезды, холодно мерцающие в недосягаемой высоте, на луну, чей бледный свет рождал загадочные тени, медленно ползущие по земле, и ни о чем не думал. Просто наслаждался покоем, тем, что не надо никуда спешить и ни к чему готовиться. Он просто отдыхал душой и телом, не позволяя проблемам завтрашнего дня испортить настроение.

Изредка бывая в городе, он наводил справки насчет работы, но пока ничего путного не попадалось. Конечно, можно было уехать еще куда-нибудь, даже в столицу вернуться, но Рэни нравилось это место и маленький городок, на окраине которого расположилась школа, так что уезжать он не спешил. К тому же путешествовать зимой без крайней необходимости было бы глупо.

Праздник нового года, отмечаемый в день зимнего солнцестояния, прошел совершенно незаметно. В самую длинную ночь было принято собираться семьями на торжественный ужин и совершать жертвенные возжигания в честь богов. Но родных у Рэни больше не было, да и у богов ему просить было нечего и не для кого, вот и обошелся он кратким визитом в храм Судьбы, запалил тонкую ароматную палочку в благодарность за то, что остался жив. Задерживаться долго в храме не стал. Ушел, старательно обходя собирающихся у баров и кабаков людей, радушно предлагающих выпить. Не хотел он всех этих веселий. Чужое счастье в тот момент слишком ярко напоминало о том, что самому ему отныне не с кем делиться радостью. Несколько раз Рэни навещали мысли о том, что он слишком погрузился в жалость к себе, укутавшись в одиночество, как в саван, и это мешает ему взглянуть в будущее с оптимизмом, но все равно ничего с собой поделать не мог. Все, чего ему хотелось, это чтобы его оставили в покое, но… судьба, видимо обидевшись на скромный дар Рэни, вновь совершила крутой поворот.

В тот день, когда все началось, мальчишки начали возвращаться в школу. До начала занятий было еще два дня, но многие приехали заранее, видимо опасаясь дурной погоды, хотя зима в тот год выдалась на диво мягкой. Рэни как раз закончил убираться в стойлах, когда из соседней конюшни послышался пронзительный крик. Бросив лопату, Рэни понесся туда и увидел лежащего на полу конюха, стонущего и держащегося за ногу.

– Кимар, что такое?

– Нога-а, – простонал мужчина, перекатываясь на бок. – Какой-то паразит натянул веревку, и я запнулся об нее. Найду кто – уши оборву. О-о, как больно! Мое колено-о!

Именно в этот момент в конюшню вбежал второй конюх. Вдвоем они доставили пострадавшего к лекарю Маркону. Тот, увидев Рэни, хотел ему что-то сказать, но стонущий пациент требовал к себе особого внимания, а у Рэни еще не вся работа была окончена, так что поговорить им в тот момент не удалось. Оставив Кимара в лечебнице до вечера, они вернулись на хозяйственный двор. Отис, второй конюх, предложил пока разделить обязанности Кимара, ведь лошади требовали заботы независимо от здоровья людей, и некоторое время они еще постояли, обсуждая фронт работ. К счастью, основную часть работы Кимар уже закончил, так что Рэни досталось вечернее кормление. Пообещав выполнить все необходимое, Рэни вернулся к себе, отвез тачку с навозом в кучу, потом направился в конюшню, собираясь проверить поилки и приготовить сено и овощи к дневной даче корма. Он как раз резал морковь, когда почувствовал сзади чье-то присутствие. Мгновение, и чужие руки обняли его, а дыхание коснулось шеи, совсем как в его снах.