Текст книги "Клор (СИ)"

Автор книги: Бэзил И. Зеро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Я убрал клинки. Контур арены погас.

– Прекрасная работа, Тит Кузьмич! – Балахон-на-Троне встал и зааплодировал. Овацию подхватил весь зал.

Я всмотрелся в эфирные потоки вокруг. Демон должен создавать очень характерный узор. Материальной оболочки у него нет, вселиться в кого-нибудь за двести семьдесят три секунды от снятия блокировки он не мог – такой процесс занимает от двадцати часов.

Потоки выглядели нормально. Четверо сильных – для своих лет – магов, семнадцать средней руки, остальные едва до уровня поджигания собственной задницы дотягивают. Я почти уже решил, что «критик» сбежал, когда случайно пересёкся взглядом с Балахоном-на-Троне. В его глазах не было белков. Сплошная матовая чернота.

Я человек простой. Вижу демоническую грязь – разгребаю. Минимизирую сопутствующий урон по возможности. Не успев толком обдумать ситуацию, я крикнул: «Вспышка!» – и жахнул душеломом. Занятная штука. Человеческий мозг воспринимает её как очень яркий свет. Приборы эту штуку вообще не видят. А вот эфирным конструктам от неё сильно плохеет.

Пока балахонники вокруг приходили в себя, я вытолкнул почти весь эфир из зала и собрал блокирующий контур по периметру.

– Кузьмич, отнепечатать тебя… – начал было Балахон-на-Троне, но мгновенно столкнулся с активным шумодавом вокруг головы.

Я выжирал остатки эфира, сканируя всех вокруг. Все абсолютно нормальны. Почти все. У главного вокруг нейронов какая-то странная электрически активная помойка явно биологического происхождения. Очередной кусок пазла с щелчком встал на своё место. «Критик» занял заранее подготовленное место. Ему не нужно было подчинять пацана с нуля.

Балахонники устроили соревнование в непродуктивной деятельности. Кто-то пытался плести заклинания, игнорируя просевший на четыре порядка фон. Кто-то потихоньку щемился к дверям. Кто-то с очаровательной наивностью пытался окружить меня.

– Он одержим! – я указал на главного. – Не мешайте! Я изгоню демона!

Лицо Балахона-на-Троне перекосило так, будто ему выкрутили с десяток сосков одновременно. Однако он наконец осознал тщетность попыток докричаться до окружающих и зажёг на потолке надпись «ОБЩАЯ ЭВАКУАЦИЯ».

Пара особо настырных идиотов, которые умудрились то ли не заметить, то ли проигнорировать нещадно стробоскопящие буквы, разлетелись в стороны. Я уронил главнюка лицом в пол и обездвижил.

– Не дёргайся, малой, и всё будет путём, – пробормотал я сквозь зубы, одновременно пытаясь понять, что же за помесь жабы с гадюкой мне попалась.

Балахон-у-Подножия-Трона секунд пять извивался во все стороны как в припадке, а потом внезапно подозрительно обмяк. Я проверил дыхание и пульс. Оба в норме. Мозг сохранил человеческую схему работы. В паразитном контуре творилось что-то не очень понятное, но определённо материальное. И ни малейшего намёка на эфирный след демона.

Нельзя сказать, что я вполне понял, что происходит, но шестое чувство однозначно говорило, что опасности нет и не было изначально. Я потихоньку отпустил пацана, снял шумодав и аккуратно, внимательно следя за пространством убрал эфирную блокировку.

– При встрече со сказочными браннославами из иного мира надлежит назвать их по имени, – чуйка упорно твердила, что Балахон-у-Трона должен быть мне знаком, но я никак не мог сообразить, откуда. – Во всяком случае, я слышал, что таковы правила хорошего тона. Так как тебя звать, мил человек?

– А что там правила хорошего тона говорят про покушения на убийство? – сплюнул сквозь зубы малой. – Нашёлся ж экзорцист-самоучка, чтоб тебя панцирные пауки отнепечатали… Хо. Из дома Орнаг.

Пока я третий раз за день пытался пересобрать картину мира, балахонник встал без помощи рук и, интенсивно массируя переносицу, навернул пару кругов по подиуму.

– Так, – наконец произнёс он, – пойдём уже пожрём как люди. Там всё и обсудим.

Хо создал вокруг тела иллюзию коренастого мужичка в потрёпанном чёрно-зелёном кителе, и мы отправились на добычу калорий.

Глава 5. Кровь и потроха

Перспектива: Тоуро, прекариатический фитопланктон

Странный, чуждый город. Никогда, никогда я не смогу стать его частью. Никогда меня не примут в качестве равного негражданина. Они все говорят о том, как сами идут к вершинам. Лжецы… Ничтожества… Семьи – и только они – решают, кто будет сверху! Сборище древних чудищ и мелких лизоблюдов… Ненавижу! Не прощу!

Я покажу им, что такое Свобода. Я заставлю их услышать нас. Быстрый мультипликатор-пивовар да будет касаться их! Да станет Клор уголь-угольком! Да будет Воля моя…

Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «Pa-233»

Вероятно, Хо в этом заведении знали давно и хорошо. Пока мы восстанавливали точки зрения друг друга на произошедшее в Ложе, к нам не подошёл никто. Совсем. Но стоило Хо расслабленно откинуться на диване, и официант выпрыгнул как чёрт из табакерки.

– Господин Орнаг, рады видеть вас снова.

– Ага, и тебе не хворать, Тоуро, – Хо слегка улыбнулся. – Давай на усмотрение шефа. Только быстро. И побольше, побольше.

– Будет исполнено.

Официант поклонился и исчез.

Пару минут мы сидели молча. Я просто пребывал в моменте, одновременно изучая жирные разводы, намертво въевшиеся в столешницу. Хо прикрыл глаза и подставил лицо лучу света, случайно залетевшему сквозь пыльное окно. Первым заговорил я.

– Вот уж не думал, что товарищ майор такие заведения посещает-с.

– Кузьмич, не начинай, а? – Хо бросил на меня короткий косой взгляд. – Нормальная забегаловка. Готовят вкусно, порции большие, приносят быстро. В качестве приятного бонуса: ни у одного моего носителя не было побочек. Да и не майор я, объяснял же уже.

– Ладно-ладно, это я так, затравки ради. Кстати, а сколько тебе лет сейчас?

– Пятнадцать, сам же видел.

– Я не про тело.

– Что-то между пятьюстами и пятьюстами пятьюдесятью. Во времена Великой Войны та ещё путаница с датами была. Да и потом бывали… смутные, скажем так, годы.

– И ты ведь в курсе про ООН, верно?

Хо наконец повернулся ко мне и, пристально глядя в глаза, сказал:

– Я – да. Но лучше тебе, Тит Кузьмич, помалкывать про связи с ними. В конспиролухи запишут только так.

Несколько секунд я смотрел на пятно в форме кролоутки. Новости сегодня – одна восхитительней другой.

– Принял к сведению. Благодарю за совет, – я хотел бы звучать более искренне, но умудрился превратить эту фразу в оскорбление, заслужив саркастическую ухмылку от Хо. – И раз такое дело… Какой сейчас год?

– От чего считать будем? – Орнаг сцепил руки в замок за головой.

– Да как вы тут обычно считаете, так и давай.

– Мы – это кто? Я от Великой Войны люблю – четыреста восемьдесят первый сейчас. От Великой Застройки – шестьсот девяностый. Хотя если говорить про города в Клорском Договоре, то мы чаще используем Основание Клора – четыреста тридцать девять лет назад. В Империи Минах Клиа обнуляют счёт с каждым новым Избранным, но там сейчас вообще всё кувырком. А у Аксиота какая-то полная срамота, они там по секундам считают.

Это пояснение наконец помогло мне немного сориентироваться в той числовой мешанине, которую база Талоса выдавала по запросу времени. Не хватало только одного: привязки к нормальной системе отсчёта.

– Комбатант Хо, ты, как человек премного образованный, скажи, пожалуйста, а если переводить на нуклеоценовую или, на крайний случай, голоценовую эру, то что у нас теперича выходит? Или это один из вопросов, которые лучше не задавать?

– Да нет, задавай сколько хочешь. Тебя просто не поймут. Голоцен – это от основания Иерихона, верно?

Я кивнул. Хо некоторое время задумчиво стучал пальцем по столу. Принесли лапшу. Порции действительно оказались богатыми: с полкило, наверное. Плотный, манящий пар нокаутировал ароматические рецепторы букетом из домашних яиц, овощной поджарки, тушёного мяса и подливки, обещающей выжечь всё живое на своём пути капсаициновым цунами. Мы молча приступили к трапезе. Наконец, Хо заговорил:

– Без понятия. Этим рубежом на моей памяти только Твардовский пользовался, – я поперхнулся и добавил на стол пару новых пятен. – Знакомое имя?

– Ну, можно и так сказать, – пробормотал я. Мог ли отец дотянуть до этой их «Великой Застройки»? Конечно, человек, выживший во время Третьей и Последней мировых и более полувека возглавлявший отдел ликвидации в Комиссии по ксеноконтактам, неубиваем в принципе, но всему есть предел. Меня тоже бессмертным считали. – Был у нас один с такой фамилией. Кстати, а что с ним стало?

– Тебе какую версию пересказать? Ту, что проповедует церковь Отца Машин? Или из «Врановой песни»? Ту, к которой склоняюсь я?

– А кем он был… тот, которого ты знал?

– Так, Тит Кузьмич, ты моим добродушием злоупотребляй, конешно, но не слишком. Давай-ка теперь ты меня историями всякими порадуешь.

– Хорошо. Но сначала скажи, что, по-твоему, стало с Ольгердом.

– Вот так-так… – Хо отложил вилку и слегка прищурился. – Будем считать, что на один мой вопрос ты уже ответил. По-моему, он собрал-таки машинку для уничтожения человечества. Чтобы прекратить все войны разом.

– И?

– И начал с себя. Как обышно. Ты же сам его знаешь.

– Да, – я уставился в лапшу. Я не мог знать наверняка, насколько можно верить Хо, но эта история… она точно была про отца. Даже если была придумана. – Знаю.

Хо усмехнулся и намотал добрый навильник лапши.

– Вот скажи-ка, Тит Кузьмич, – Орнаг не стал утруждать себя тщательным пережёвыванием и немилосердно чавкал, – ты ж биомеханоид?

Я медленно кивнул. Разумеется, точнее было бы сказать «киборг», но что взять с аборигена?

– Душный или бездушный?

Стремительно крадущегося к столу Силисика я заметил первым. Во всяком случае, вилку Хо отложил уже после того, как его окликнули:

– Орнаг, или кто там на покатушках, я тебя с утра и аж до сюда ищу!

– Седо.

– Я к тебе не просто так. У меня докýмент имеется, вот как!

Силисик с такой силой хлопнул по столу папкой, что соус из моей миски решил перераспределиться по ближайшим окрестностям. Слева от меня раздалось вежливое покашливание. Я повернул голову, заранее ожидая, что поймаю пару косых взглядов за разговоры с недетектируемыми сущностями, но, кажется, никто ничего не заметил.

– Глядят – не пресытятся очи, – Талос даже не пытался сделать вид, что смотрит в мою сторону.

– О, это хорошо, что ты заскочил на огонёк, господин хороший, – мой голос можно было бы использовать вместо подливки в лапше.

– Но есть ли то, что ты не сможешь наблюдать, какими бы средствами для того не пользовался? – Его Божественная Непостижимость соизволил одарить меня взглядом, полным расплавленного золота.

– Я чего спросить-то хотел…

– Вопрос не был риторическим, братишка.

– А? – по старой памяти, я отметил странные сентенции как заведомо бессмысленные и потому потерял нить разговора.

Талос деланно вздохнул, передал мне мысленный образ закатанных глаз и повторил загадку:

– Что ты не можешь наблюдать в принципе ни при каких условиях?

Я завис. Солнцеокий разочарованно покачал головой.

– Знаешь, – Талос говорил медленно, как будто пытался объяснить что-то не слишком умному ребёнку, – иногда я спрашиваю себя, действительно ли ты есть тот, кем ты был раньше. Дам несколько более прозрачную подсказку, чем мне обычно свойственно: ты смотришь не туда. Обрати внимание на местную кухню. Такие дела, пацан.

Существо, выдающее себя за моего потерянного в детстве брата, исчезло, и я понял, что во время нашего разговора мир вокруг как бы стал статичной тенью самого себя. От такой магии – а в том, что это была именно она, у меня сомнений не было – меня терзали смутные предчувствия, а штаны мои – клокочущий ужас. Ни о чём подобном я не слышал никогда. Ни в чьём исполнении, ни в людском, ни в демоническом. Хотя свидетелей могли просто не найти.

Хо и Силисик тем временем продолжали самозабвенно препираться. Последний, очевидно, с трудом сдерживался от перехода к решительным действиям:

– Слухай сюда, если уж все мозги себе отшиндякал. Если вы, Бездной отцензуренные скабрёзники, не прекратите попытки уничтожить город при помощи своего капитального идиотизма, мы соберём срочный Конклав!

– Тише, сынок, тише, не кипятись, – Хо напротив сохранял вид подчёркнуто весёлый и благодушный. – Конклав – это хорошо. Конклав – это правильно. Но стоит ли отвлекать занятых людей от серьёзных дел каждый раз, когда у семьи Се ритуал призыва идёт немного не по плану?

Пикировка была в самом разгаре и заканчиваться в ближайшую геологическую эру явно не собиралась. Я сосредоточился на лапше. Что всё-таки имел ввиду Талос? Помимо того, что я якобы старею. Тоже мне новость нашёл. Это уже больше семисот лет происходит, и никто до сих пор не жаловался.

Внезапно мой взгляд зацепился за Тоуро. Официант вышел из кухни с каким-то предметом размером с голову, накрытым салфеткой, и встал приблизительно посередине зала. А потом всё полетело кувырком.

Резким движением Тоуро сдёрнул салфетку, явив миру некий плод порочной любви самогонного аппарата и освежителя воздуха. Я соскользнул в разгон восприятия, благо плотный обед давал некоторый запас по энергозатратам. Тоуро стал разводить руки в стороны. Какая-то сила определённо мешала ему. Я метнул вилку: магическое воздействие могло непредсказуемым образом повлиять на устройство. Хо перехватил вилку в пяти сантиметрах от Силисика и вопросительно посмотрел на меня. Силисик обернулся, с нечеловеческой скоростью выхватил из нагрудной ленты склянку с иссиня-чёрной бурдой и залпом влил её содержимое в себя.

Тоуро резко свёл руки, как будто хотел саркастически поаплодировать моей попытке, и завопил:

– Диск, запиши меня!

Устройство откликнулось оглушительным «Кря!». Я начал на предельной скорости втягивать эфир. Удар дезинтегрирующего заклинания повис радужной кляксой. Тоуро расплылся в безразмерной ухмылке. Это было счастье человека, летящего со скалы, на которую он карабкался всю жизнь. Остатков эфира едва хватило на глухой щит вокруг нашего стола.

И был пожар. Я смотрел на языки пламени, которые бессильно текли вокруг щита. В переплетении неоново-красных вихрей с извивающимися линиями сплошной черноты определённо мелькали образы. Лицо Тоуро. Управляемые из-за углов смертельные пауки-тарантулы. Баклажан. Дом с палисадником в колониальном стиле. Бесшумные убийцы повсюду, даже у меня во дворе. Летучая мышь. Тридцать второй фортепианный концерт Моцарта, записанный специально для радио «Тысяча рек».

В чувство меня привёл укол вилкой в плечо.

– Не смотри в огонь, – прошипел Хо.

Я кивнул. Силисик почти доел мою лапшу, пока я восторженно ловил поток нейрошума.

– Ага, значит, как мировое зло изображать – это Орнаг, а как лапшу жрать, так, значит, мою? – возмутился я.

– Расслабься, Тит Кузьмич, – Хо уже снова расслабленно грелся в свете от окна. – Я ему туда стрихнина насыпал.

К такому откровению я оказался не готов. Силисик же невозмутимо всосал последние лапшины и залил в себя очередную склянку.

– Позёр, – фыркнул Хо.

– Уж кто б говорил, – проворчал Силисик, протирая салфеткой уголки губ.

Огонь тем временем начал терять яркость. Чёрные прожилки постепенно слились в сплошное дымное одеяло. Я сменил гармонику щита, чтобы взять пробы снаружи. Результат оказался предсказуемым: много сажи, мало кислорода и следовые количества окислов всего на свете. Приблизительная температура пламени: шестьсот – шестьсот тридцать по Цельсию. Время воздействия: девяносто четыре секунды с хвостиком. Никаких останков – что, кстати, очень странно. Безупречно пустое выжженное пространство. Эфирный фон возмущённый, но использовал его, судя по всему, только я. Очевидный вывод: хлопушка Тоуро была весьма магической. Скорее всего, с хорошим аккумулятором. Я развеял щит.

– Ну, мадама и жонтальмен Орнаг, позвольте презентовать вам последний мой аргумент, – Силисик, очевидно, решил, что небольшое возгорание – не повод прекращать дебаты. – Что там у вас по легализации этого товарища?

Хо молча разглядывал медленно оседающие хлопья пепла. Я не видел особого смысла вмешиваться в разговор, хотя речь шла о моей судьбе. Без знания местного расклада вероятность огрести пятнадцать карат концентрированной головной боли вместо улучшения ситуации была слишком велика.

– Вот, то-то и оно, – Силисик назидательно поднял палец. – Так о чём вообще спор? Мы заберём его к себе, убедимся, что всё в порядке, и отдадим вам.

– Повредите мне инструктора – я буду капитально недоволен, – Хо так и не повернулся в нашу сторону.

Между тем из кухни вышел человек в чёрном фартуке и волосами, собранными в конский хвост. Он обвёл зал отсутствующим, ни на чём не фокусирующимся взглядом. Хо встал и направился к нему. Я пошёл следом. Подойдя ближе, я услышал бормотание:

– Размотало, повсюду размазало, с пола, со стен, с потолка капает… Сот с полсотни теперь вынь да положь… Не хочу клонировать сотрудников, одни хлопоты от этого, труды, заботы, всё…

Я почувствовал сильное возмущение эфира у главного входа. Хо резко развернулся и даже открыл рот, но я уже ударил кинетическим зарядом. В эфирном плане входящий был слишком похож на демона. Хо мгновенно сориентировался и уволок всё ещё пребывающего в прострации персонажа в сторону кухни: мне даже не пришлось ничего говорить.

Я разогнал восприятие до пятисот герц – почти предельной скорости. За нашим столиком Силисик флегматично доедал лапшу Хо. У входа было… нечто. Нормальные органы чувств фиксировали сплошной белый шум, ёмкостные детекторы не показывали ничего, а эфир растекался оттуда во все стороны, давая сплошную засветку при попытке хоть что-то различить.

Я закатал рукава, разложил клинки и двинулся ко входу. За моей спиной что-то начало воплощаться. Один удар дезинтегратора развоплотил его обратно. Я остановился у границы шума. Ничего не произошло. Силисик упорно делал вид, что ничего интересного не происходит. Я шагнул вперёд.

Трюк с телепортацией был настолько предсказуемым, что я улыбнулся наивности противника. Меня выкинуло в измерение, являющееся точной копией обеденного зала. Те же кружащие в воздухе хлопья пепла, та же пустота, тот же имитирующий безразличие Силисик за столиком в углу. Только эфирный фон превышен на шесть порядков. Всё вокруг было соткано из чистой магии, без единой нити реальности.

Я улыбнулся и от души рубанул стену. Сквозь разрез полился безупречно чёрный свет. Это было очень нехорошо: обычно такие штуки встречаются только совсем рядом с крупными прорывами Бездны. Свет закипел. Я заткнул разрез первым попавшимся эфирным потоком. Колдовать было откровенно страшновато: при таком количестве эфира воплотиться могла едва ли не любая мысль. Малейшее отвлечение в процессе – и привет первозданный ужас на девяти тоненьких мохнатых лапках.

Проникший в комнату чёрный свет собрался в облако чернильных пузырей, которые стали слипаться в человеческий скелет. Я попытался разрубить его, но клинки завязли в костях. Свет, медленно пульсируя, потёк ко мне. Я рванул лезвия на себя изо всех сил, но лишь ещё больше увяз в тягучей черноте. Тем временем поверх костей наросли мышцы, мышцы покрылись кожей, из воздуха возникли нити, на лету собравшиеся в форму ликвидатора. Я стоял перед точной копией себя самого. И эта копия постепенно затягивала меня внутрь.

Осознав безнадёжность собственного положения, я начал наугад бить заклинаниями по всему подряд. Хлопья пепла стали алмазами. Силисик превратился в орущего по-испански манула. Доски стен покрылись арбузной коркой и взорвались, затопив всё вокруг невыносимым вечным сиянием очищенного от физической шкурки разума. Только моя тень продолжала поглощать меня. Боли не было. Я вообще не чувствовал рук. Была только слепая, беспомощная ярость.

Пробуждение оказалось резким и внезапным. Я стоял на одном колене у стены, в которой застрял мой правый клинок. Левый же был прижат к полу высоким сапогом бурой кожи. Его хозяйка с сочувствующей полуулыбкой сказала:

– Где же твоя нагината, святой человек?

Так я впервые встретил Джин Ферон.

Глава 6. Не так уж плохо в Аду

Перспектива: Элетройма Серех, человек помнящий

– Эл, а можно всё то же самое, но по-человечески? – Хо Орнаг во всех своих ипостасях всегда предпочитал притворяться тупайей.

– Повторяю для наделённых особенными талантами, – связки работали механически, пока мысли были поглощены вопросом о причине задержки Ферона, – я наконец смогла вытащить к нам инфернального демона из времён первой крупной войны с Той стороной.

– Зачем? То есть Кузьмич как боец, конешно, хорош, но…

– Есть вопросы к способности данного отдельного индивида к высшей нервной деятельности?

– Эл, я ни черта не понял. Говори по-человечески, пожалуйста.

Я вздохнула и запустила пятерню в волосы. Пальцы сразу покрылись жирной плёнкой. Нервная выдалась неделя. Впрочем, судя по тяжести симптомов фантомного переноса на морде Хо, не только у меня. Я очень терпеливо, по пунктам, продолжила доносить до типового образчика орнаговскового способа мышления простые тезисы:

– Сехем – лучший из тех, кого можно достать нашим магическим колдунством. Значит, смотри, какое тут дело: все мало-мальски мыслящие ребята дожили до Великой войны. Результат тебе известен. У Твардовского одна нога тут, другая – там, Талоса, насколько нам известно, так и не удалось запустить, попытки обнаружить Суртова выдают, что он равномерно и изотропно распределён по всему пространству в каждый момент времени, а Кирзаш сидит в глухой обороне и не отвечает на мои мемы. Следующий по силе в документированной версии истории – Сехем. Он же Ал, он же Йор, он же «эй-как-тебя-там-и-что-ты-делаешь-в-нашей-локалке»…

Дверь открылась. В кабинет ворвался концентрированный спиртовой дух с нотками горчишного газа и, почему-то, роз. Следом за ним появился Гай Ферон. Хо театрально скривился и только что не сплюнул сквозь зубы:

– Ты что, пьян?

– Я бы ещё выпил, – парировал Ферон, падая в кресло.

– Так, граждане комбатанты, – я решила направить разговор в конструктивное русло прежде, чем два подизносившихся алкоголика нащнут трещать «о стариковском», – вернёмся к основной проблеме современности.

– Отдадим покойнику, – Гай нехорошо ухмыльнулся. Я подавила порыв спросить, о какой непристойности он говорит на этот раз: пояснения никогда не делали изначальные заявления более внятными.

– Основной проблеме современности, – с нажимом повторила я. – До тёмного сезона осталось от полугода до двух лет, а городские эфирохранилища заполнены едва ли на девять десятых.

– А проблема в чём? – удивился Хо. – Это же в пределах плана.

– Проблема, – Гай приложился к своей фляжке с барельефом в виде пробитой мечом золотой звезды с серпом и молотом, – в том, что добыча падает. Стремительно падает. Над сушей китов не видели уже лет пятьдесят, верно?

Мы с Хо молча кивнули.

– Над Тайтом и Уралом тоже пусто. Китобоям приходится уходить на две тысячи километров в Тиамат. Я говорил раньше и повторю сейчас: если мы хотим дожить до света, вам, граждане, нужно повышать нормы добычи для Хельджакской Компании.

– Стоп, стоп, стоп, – Орнаг замахал руками. – Не пытайся нам тут мозги клепать. Хельджак и так на грани. Гораздо проще ведь завербовать людей для Гляца. Верно, Эл?

Я предпочла молча разглядывать горы за окном.

– Эл? – в голосе Хо прорезалось беспокойство.

– Полярные дома восстали, – сказал Ферон.

– И почему я узнаю об этом последним? – у Хо побелели костяшки кулаков.

– Потому что последнюю неделю дом Орнаг расследует вмешательство Империи Минах Клиа в суверенные дела городов Клорского договора? – не удержалась от отравленной шпильки я.

Повисла ватная тишина. После очередного глотка из фляги Гай резюмировал:

– Моё мнение вы слышали. Я готов отправить любого из своих бойцов – хоть себя – в Хелькрай, если вы прекратите страдать непристойностью.

– Исключено. Мне нужно время, чтобы предложить альтернативу. И нам однознашно нужен срошный Конклав, – позиция Хо оказалась, в целом, ожидаемой.

– Мне это тоже не нравится до исключительности, – за сотни лет взаимодействия я наизусть выучила, что следует говорить, чтобы заставить старшего Орнага колебаться, – но в установленных альтернативах мы не можем отметать никаких потенциальных возможностей. Город должен выжить.

– Город должен выжить, – эхом откликнулись Хо и Гай.

– Раз уж по существенно важным вопросам все высказались и мы всё равно пока ни до чего не договоримся, предлагаю на этой душещипательной ноте закончить, граждане комбатанты, и обсудить то, из-за чего нам пришлось собраться именно здесь. Сегодня я выписываю Сехема…

Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «Pa-233»

Я собрался с духом и открыл глаза. Свет пятого моего утра в Клоре немедленно поджёг сетчатку. Я закрыл глаза. Чем я вообще занят? Хотя вернее было бы спросить, зачем я занят. Первая формулировка создаёт соблазн начать перечисление каждого действия, каждого процесса в теле и психике. Кстати, хороший редукционист вообще-то не должен их разделять. Впрочем, моё отношение к старым добрым редукционистам всегда было отстранённым. Слишком уж много из их рядов вышло мерзких, мелочных, вечно чего-то требующих, путающих способность к неконтролируемому словоизвержению с разумностью углеродных шовинистов.

Мои веки повторно открылись со звуком преодолевшей звуковой барьер межкомнатной двери. Торс сам собой принял субвертикальное положение, ноги же решили полежать ещё несколько минут. Как и следовало ожидать, поперёк комнаты тянулась полоса белоснежного йогурта, оканчивающаяся моим соседом по палате. На третий день принудительной госпитализации я спросил Силисика, что это за кабатчок и какого назаборного в этой больнице с планировкой творится, но Силисик сказал, что никакой смежной палаты в природе не существует. Кстати, Человек-Йогурт в тот день действительно никак не желал выдавать своего существования, так что в моей медкарте, скорее всего, появилась пометка о выраженной галлюцинаторной симптоматике.

Йогуртово-белоснежный человек сидел посерёд моей комнаты и растерянно хлопал глазами. Я снова лёг на спину. Эту картину я наблюдал уже не первый день и нового в ней было ничуть не больше, чем в потолке надо мной. Конечно, Силисик дал мне ведро, швабру и даже тряпку для пола, но об их практическом применении речи у нас не шло. В чём вообще смысл уборки, если каждый день приносит с собой лишь ещё больше пыли? Зачем вообще выкапывать из-под пыли осколки прошлых эпох? Дайте и нам наконец отдых…

Но, видно, в другой раз. Йогуртовый издал громкий «плюх!» – значит, попытался встать. Закадровый смех. Ха-ха-ха. Если что и не меняется с течением времени, то это вообще всё. А большинство записей закадрового смеха были сделаны в середине CXX века. Хозяева тех голосов даже до Третьей мировой не дожили. Повезло же людям. Шлёп-шлёп. Два раза. Йогуртовый смог встать и упорно пытается сохранить равновесие. Выглядело бы забавно, будь я завершённым дегенератом.

– Йогурт! – опять. Чума. Как. Же. Он. Меня. Достал. – Повсюду йогурт! С потолка, со стен, даже с пола капает!

Я отвернулся к стене и попытался уснуть. Или, скорее, проснуться. Пусть даже и в качестве бабочки. Всё лучше чем это:

– В теле мёртвом и разлагающемся жизни больше, чем в хлебе нашем! Раса хозяев создала хлеб, чтобы кормить своих верных соглядатаев, одетых в чёрное оперение!

Я засунул голову под подушку.

– Они управляют миром при помощи грибов и радиоволн, скрытые от глаз в подземных залах!

Что. За. Кабатчина. Меня посетила отчаянно-гениальная мысль. Всего одно аккуратно сработанное короткое замыкание…

Я проснулся от чудовищного приступа кашля, заставившего меня сделать «склёпку». По щекам стекали капли холодной воды. Надо мной нависло лицо перемазанное йогуртом до состояния полной неразличимости черт. Прежде чем я успел прописать ему добротный шотландский поцелуй, лицо голосом Силисика заявило:

– Капитальный же ты свинтус, приятель.

Я спокойно выдохнул. Утренний кошмар кончился. А изнуряющую полуденную бессмысленность я как-нибудь переживу.

Спустя полчаса и три ведра воды я сидел в кабинете главного врача этого славного дурдома – Элетроймы Серех. Несмотря на открытое настежь окно, в воздухе чувствовался отзвук тройного одеколона. Главврач выглядела так, будто всю ночь провела в стиральной машинке с барабаном, полным камней. Синяки под глазами, помятое лицо, кое-как расчёсанные волосы с выраженным восковым блеском. Элетройма бросила на меня взгляд мёртвой афалины и спросила:

– Что? Опять?

– Вроде того, – пожал плечами я.

– Наши чары не обнаружили решительно никаких паранормальных чудачил. Вообще от слова совсем. Кроме тебя.

– Мои тоже.

Несколько мучительно долгих секунд мы смотрели друг на друга.

– Силисик сказал, что сегодня он наступил на, цитирую: «йогуртовую мину», – конец цитаты.

– Также он должен был сказать, что я в этот момент валялся в отключке.

Элетройма тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

– Я сяду?

– Да, конешно.

Скрипнули доски паркета.

– Значит, дело вот какое: все основные и не особо тестовые проверки мы завершили, и теперь тебя выписываем. Для общества ты признан в целом безопасным, а в чём-то даже и полезным.

Я слушал молча.

– Разумеется, ты можешь послать всех в путь, противоречащий требованиям цензуры, но…

– Нет.

– Что – нет?

– Не могу.

Главврач слегка улыбнулась.

– Рада слышать. Тогда путь у тебя такой вырисовывается: ты сейчас выходишь от меня и направляешься к Гаю Ферону – он пробил для тебя полное гражданство, регистрацию малого дома Сехем и комиссарской мандат. Эта часть программы добровольно-принудительная, если, конешно, ты не являешься пассивным любителем тентаклей.

Я кивнул. Хотя с Гаем мне пересекаться не доводилось, навыки Джин произвели совершенно неизгладимое впечатление. Достаточно сильный аргумент, чтобы не нервировать дом Ферон лишний раз.

– Силисик подбросит тебя до площади Свободы – у него сегодня как раз деловые телодвижения в центре запланированы. Гай сказал, что, раз до пятницы он совершенно свободен – что бы это ни значило, – ты можешь найти его на Бирже, в «Забое». Дорогу сам найдёшь?

Я закрыл глаза, вытаскивая карту города из базы данных. «Забой» – жральня, другого слова она вряд ли заслуживает, слегка сбоку от площади, на которой расположилась, собственно, Батрацкая Биржа. Район вокруг, называемый вслед за этим знаковым местечком Биржей, я представлял себе весьма неплохо – насколько это вообще возможно, когда речь идёт о перестраивающейся чуть ли не ежедневно массе жилых и не очень массивов. Во всяком случае, ту часть, которая располагалась на уровне мостовой.

– Найду, – ответил я. – В крайнем случае, вы найдёте меня, следуя за великими разрушениями.

Элетройма бросила на меня подозрительный взгляд и протянула: