Текст книги "Разумное решение (ЛП)"

Автор книги: Beth Poppet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

На том дело бы и закончилось, если бы не миссис Дженнингс. В отличие от Фанни, эта почтенная дама отмалчиваться не собиралась: со своего места принялась она громко петь дифирамбы «этим двум милым молодым людям, которые так долго втайне любили друг друга и, конечно, заслужили счастье» – и могла бы еще долго об этом распространяться, если бы полковник, громко закашлявшись, не привлек ее внимание.

– Дорогой мой полковник, что с вами? – воскликнула она с материнской заботой в голосе. – Может быть, жаркое суховато? Или, Боже упаси, попало не в то горло, как в тот ужасный день в Кливленде – ох, никогда не забуду! Осмелюсь заметить, цыпленок и вправду солоноват – хотя, конечно, никакого сравнения с тем, что пришлось нам есть в нынешний Михайлов день, когда мы остались без кухарки. Она, бедняжка, сидела тогда у постели своей умирающей матери. Матушка ее прожила долгую жизнь, и вот что странно – обычно старые люди легко умирают, а она, бедная, промучилась целую неделю, и все это время мы принуждены были питаться чем Бог пошлет!.. Впрочем, я заболталась о своем. Полковник, вы как будто чем-то озабочены? Ну-ну, голубчик мой, мы же все здесь одна семья, у вас не должно быть от нас секретов! Или не знаете, что мы с сэром Миддлтоном готовы помочь вам в любой беде? Ну же, дорогой полковник, взбодритесь – или расскажите не таясь, что вас огорчает!

– С чего мне огорчаться сейчас, когда рядом со мной прелестная жена, а вокруг – дорогие друзья? – ответил полковник, и в уголках его рта заиграла легкая улыбка.

– Ах вы негодник! Так и знала, что вы так ответите – но что это за ответ?

Но в этот миг Элинор сумела переключить внимание почтенной леди на другое, спросив, как поживает Шарлотта и ее новорожденный сын.

Полковник и Марианна быстро переглянулись; в его взгляде читалось беспокойство за Элинор, во взгляде Марианны – нежная благодарность за то, что он так заботится о душевном спокойствии ее сестры.

Остаток вечера прошел приятно и без приключений: никто больше не упоминал имен Эдварда и Люси, никто не поднимал в разговорах темы, способные вновь пробудить интерес к их истории. Словно по молчаливому соглашению, Брэндоны и Дэшвуды не жалели сил, чтобы развлечь и занять общество разговорами о любых предметах, кроме этого. Неожиданный союз – и странно было сознавать, что здесь сошлись в едином порыве разбитое сердце Элинор и уязвленная гордость Фанни.

Едва они с полковником остались наедине, Марианна поспешила его поблагодарить. За ужином она была так озабочена спокойствием Элинор, что, когда Фанни, явно не без задней мысли, попросила прислать наверх лакея, чтобы кое-что переставить поудобнее у нее в спальне – Марианна даже не заметила заключенной в этих словах колкости.

– Спасибо, что вы позаботились об Элинор! – сказала она, вынимая шпильки из волос и заплетая косу на ночь. – Она вряд ли покажет, как тяжело поразило ее известие о свадьбе Эдварда – но я-то знаю, что сердце ее разбито. – Она уронила руки и тяжело вздохнула. – Не думала, что они поженятся так скоро! Ах да… я и забыла… – И она повернулась в кресле, сев к полковнику лицом. – Они ведь поселятся здесь, в нескольких шагах от особняка! Вы сделали им очень щедрое предложение, может быть, даже слишком.

С этими словами – надеясь, что они не прозвучали слишком зло – Марианна встала и принялась затягивать пояс халата; странный жест, учитывая, что она собиралась ложиться спать.

– Разве вы не читали мое письмо к мистеру Феррарсу? – спросил полковник. – То, что я попросил вас отправить, если его содержание вас устроит?

– Помню; но другое ваше письмо, адресованное мне, так меня поразило, что я не нашла в себе сил читать что-то еще.

О письмах от Элизы, найденных в письменном столе полковника, Марианна предпочла умолчать и заговорить о них как-нибудь попозже, в более подходящий момент – тем более, что она ведь их и не читала.

– Вы неизменно добры и благородны, и у меня нет причин сомневаться в вас, – добавила она, склонив голову.

Полковник всматривался ей в лицо, словно пытался понять, насколько она искренна.

– Польщен вашей слепой верой в меня, – осторожно заговорил он наконец, – и все же я предпочел бы, чтобы вы прочли это письмо прежде, чем отправить. Мне важно было знать, не проявил ли я бестактности в том, что сказал там о вашей сестре.

– Что вы говорите? – в волнении вскричала Марианна. – Вы упомянули Элинор?! Я не знала… Ах, почему же я не прочла! Но что, что вы написали?

– Что бы я ни написал, как видно, это не изменило его решения жениться на мисс Люси Стил. Правда, на мое приглашение он так и не ответил – и это странно. Быть может, получил другое, более привлекательное предложение?

– Это вряд ли, – отмахнулась Марианна. – Но, полковник! Вы так и не расскажете мне, что же ему написали?

Полковник не спешил с ответом. Хоть ему и претило играть чувствами Марианны, но ее волнение и любопытство, ее огромные глаза, устремленные на него так, словно сейчас во всем мире, кроме него, не существовало ни единого человека – все это согревало его сердце, и он желал хоть на несколько секунд продлить сладостное, хоть и обманчивое чувство, что Марианна волнуется о нем.

– Ничего особенного. Изложил условия, рассказал о домике священника, упомянул, что при нем можно будет разводить кур и держать скот. Ваша сестра приняла большое участие в подготовке и обустройстве домика для новых жильцов, так что я счел необходимым воздать должное ее усилиям. Думаю, мистер Феррарс понял, кого я имею в виду. Я написал так, что трудно было бы ошибиться.

– Так вы не называли Элинор по имени? – переспросила Марианна, неожиданно для себя ощутив не облегчение, а разочарование.

– Нет. Написал лишь, что в обустройстве дома приняла деятельное участие молодая леди, близкая родственница моей жены, гостящая сейчас у нас. И еще упомянул – в другом месте письма – о том, что твердая решимость следовать долгу достойна восхищения; но жаль, что долг и наше сердце не всегда друг с другом в ладу.

– О, полковник! – воскликнула Марианна и в восторге бросилась к нему. Опасаясь, чтобы она не повредила себе резким движением, он придержал ее и осторожно сжал в объятиях. – Как я рада, что вы это написали! Вот только… – добавила она, вдруг помрачнев, – только он все равно женился на Люси! Не понимаю, как он мог!

От быстрых смен настроения Марианны, а еще более – от того, что нежное разгоряченное тело ее прижималось сейчас к его груди, у полковника голова шла кругом.

– Марианна, он… он себе не принадлежит… он дал слово и должен был его сдержать.

Взгляд, брошенный Марианной в его сторону, ясно показал, что для нее это не оправдание.

При этом сердитом взгляде полковник вдруг остро осознал, что сжимает ее в объятиях, и почувствовал неловкость. Разжав руки – хоть и не отпуская совсем свое драгоценное достояние – он спросил, не сердится ли она на него.

Кажется, только в этот миг она заметила, что муж ее обнимает, а она прижимается к нему – и залилась краской, а плечи ее под тонкой тканью халата напряглись. Она сглотнула и смущенно кашлянула.

– Нет, полковник. Думаю, вы сделали все, чего можно было просить у вас в таких обстоятельствах, и еще более.

И, приподнявшись на цыпочки, она запечатлела на его губах быстрый поцелуй.

На миг полковник позабыл обо всем; дыхание его пресеклось. Пораженный и смущенный всплеском собственных чувств, он поспешно выпустил Марианну из объятий. Одна рука его скользнула по ее бедру, другая на миг замерла у щеки; но он не осмеливался более к ней прикоснуться.

– О Марианна!

В голосе его Марианне послышалась глубокая печаль, быть может, даже отзвук невыплаканных слез. Она замерла, не понимая, что его так расстроило. Быть может, он вспомнил свою прежнюю любовь?

Неловкое молчание длилось довольно долго.

– Вы будете ложиться? – спросил он наконец.

Был ли это просто вежливый вопрос, или намек на нечто большее – Марианна понять не смогла.

– Да, – пробормотала она, пытаясь встретиться с ним глазами, гадая, не совершила ли какую-то страшную ошибку, и отчаянно надеясь, что он хоть взглядом, хоть жестом выдаст свои чувства, – но… но, боюсь, Элинор сейчас очень расстроена.

На этом она умолкла, ожидая ответа. Но ответа не было; и Марианна, не терпевшая неясностей и недосказанностей, спросила напрямик:

– Можно мне пойти к ней?

– Как пожелаете, – ответил полковник, как ей показалось, суховато.

Заметив, что она колеблется, он добавил уже мягче:

– Разумеется, если ваше присутствие успокоит Элинор, вам лучше сегодня ночевать с ней.

– Но вы не подумаете, что я от вас бегу? – почти со страхом спросила Марианна.

– Вам виднее, – с невеселой улыбкой ответил он.

На миг Марианна замерла в нерешимости, не понимая, о ком сейчас важнее позаботиться – о сестре или о себе.

– Вот мой ответ, – сказала она наконец и потянулась к нему, чтобы снова его поцеловать.

На этот раз поцелуй не застал полковника врасплох; он даже осмелился поймать ее губы своими и задержать их на мгновение дольше, чем в прошлый раз. Целую вечность спустя – и все же слишком, слишком скоро! – он отпустил Марианну. Выскальзывая за порог, она обернулась через плечо: щеки ее горели ярким румянцем, глаза сияли каким-то новым чувством, которого полковник прежде в ней не замечал.

Но в следующий миг она исчезла – а он остался один, и душою, и телом сожалея о том, что сегодня они с женой ночуют в разных спальнях.

========== Глава 13 ==========

Жизнь в Бартон-коттедже оставалась для Элинор, по крайней мере, на вид такой же, как прежде. По-прежнему она помогала Бетси и своей матери, гладила шторы, штопала одежду, пекла хлеб, словом, делала по хозяйству все, что в силах делать рачительная и трудолюбивая хозяйка – так же, как и в первые месяцы, когда поселилась здесь вместе с матерью и двумя сестрами.

Значительные изменения внесло, разумеется, отсутствие Марианны – эту перемену ощутили все. В доме сразу сделалось заметно тише. Конечно, мама по-прежнему любила поговорить и без обиняков выражала все свои чувства, но рядом с ней уже не было Марианны, всегда готовой подхватить разговор или усилить волнения матери своими собственными. Хоть Элинор и скучала по тому веселому оживлению, которое вносила в дом сестра, но, сказать по совести, не могла не радоваться тому, что в скромном домике их стало куда тише и спокойнее прежнего – особенно когда Маргарет гуляла где-нибудь неподалеку от дома, а мама работала в саду. Но и за обедом или по вечерам, когда вся семья собиралась в гостиной, между ними куда чаще прежнего царило спокойное, уютное молчание.

Более всего ощущала отсутствие Марианны мать – хотя, разумеется, безмерно радовалась за свою любимицу, так удачно вышедшую замуж и теперь обитавшую в роскошном поместье всего в восьми милях от Бартона. Маргарет также сильно скучала по сестре – пожалуй, больше, чем скучала бы по Элинор, случись ей уехать. Элинор, старшую и более строгого характера, девочка привыкла воспринимать как воспитательницу, Марианну – как подругу. Обе были, каждая на свой лад, романтичны, пусть «романтика» для них и означала разное: и делиться с Марианной мечтами о путешествиях и приключениях, на взгляд Маргарет, было куда веселее, чем сидеть за прописями или за французской грамматикой.

Пожалуй, разница в возрасте между старшей и младшей сестрами была не так уж велика; но из-за того, что между ними стояла средняя сестра, куда ближе к Маргарет по характеру и душевному устроению, им бывало нелегко найти общий язык. Однако теперь, когда Марианна уехала, и сестрам поневоле пришлось довольствоваться обществом друг друга, они заметно сблизились. Элинор стала проводить с Маргарет больше времени, а та начала к ней прислушиваться и принимать ее суждения и советы, пожалуй, с большей охотой, чем Марианна в ее возрасте.

Лишь одна неотступная мысль омрачала спокойное и размеренное течение повседневной жизни Элинор: мысль о том, что Эдвард, получив место священника в Делафорде, вот-вот поселится там вместе со своей молодой женой. Со дня на день Элинор ждала от Марианны известия об этом и даже удивлялась, что его до сих пор нет. Разумеется, Марианна непременно бы об этом упомянула – она ведь знала о сердечных муках Элинор и понимала, что ей нужно быть заранее готовой к неприятной встрече, будь то у полковника или на каком-нибудь дружеском приеме, хотя бы у той же миссис Дженнингс, которого не удастся избежать. С праздничного вечера у полковника, на котором было объявлено о свадьбе, прошло уже много дней, но до сих пор Элинор не имела об Эдварде никаких известий.

Снедаемая этими тревожными мыслями, Элинор месила на кухне тесто, стараясь ритмичными движениями развеять свое беспокойство, когда Маргарет, сидевшая подле, вдруг обратилась к ней с вопросом:

– А ты знаешь, как называются пять пенджабских рек, впадающих в Инд?

– Не знаю, милая, – призналась Элинор. – Это тебе лучше подскажет твой атлас.

– А вот полковник Брэндон ответил бы и без атласа! – надув губы, заметила Маргарет.

– Очень может быть – ведь полковник служил в войсках Ост-Индийской компании, видел все эти реки своими глазами, а быть может, и переправлялся через них в своих военных походах.

– Как ты думаешь, он скучает по путешествиям в дальние края? – с завистью в голосе спросила Маргарет. – Если бы мне повезло попасть в Индию, я бы, наверное, никогда оттуда не уехала!

– Все может быть, – задумчиво ответила Элинор. – Хотя, знаешь, он ведь там служил в армии, а жизнь военного тяжела и опасна; так что, мне кажется, разумнее считать, что он стал гораздо счастливее сейчас, прочно обосновавшись в Англии.

– Ты имеешь в виду, когда поселился в Делафорде или когда женился на Марианне? – спросила Маргарет с лукавой улыбкой, заставив Элинор подумать о том, что младшая сестренка, пожалуй, уже не так уж мала.

– И то и другое, милая. Уверена, сейчас он еще счастливее, чем тогда, когда только поселился в Делафорде.

– Откуда тебе знать? – с сомнением спросила Маргарет.

– Об этом судить не мудрено. Особенно если просто наблюдать, а не приставать с вопросами, – ответила Элинор с легкой улыбкой, значительно подняв брови.

Маргарет нахмурилась и что-то проворчала себе под нос, явно недовольная таким уколом в свой адрес; однако в следующую секунду просияла. В голову ей пришла новая интересная тема – а намек на то, что с прямолинейными вопросами лучше быть поосторожнее, она, как видно, пропустила мимо ушей:

– Элинор, а тебе хотелось бы выйти замуж за человека, у которого большой-пребольшой дом? С двумя библиотеками, двумя столовыми, а спален чтобы было столько, что и не сосчитать? И чтобы там можно было устраивать приемы и балы? – Как видно, визит в Делафорд произвел на нее неизгладимое впечатление. – Повезло Марианне, правда? Неужели ты ей ничуточки не завидуешь?

– Думаю, нет, – вполне искренне ответила Элинор, опустив голову, чтобы скрыть легкую улыбку. – Я не стала бы отказывать богачу из-за его богатства, но и ничего достойного зависти в этом не вижу. В последние годы я привыкла к простой жизни и научилась предпочитать скромность и труд богатству и праздности.

При упоминании о праздности Маргарет явно призадумалась.

– Думаешь, Марианне скучно в этом огромном доме?

Элинор мягко рассмеялась в ответ.

– Да нет, навряд ли она там скучает, – ответила она. – Тем более, она сейчас ждет ребенка, а в такое время праздность вполне позволительна и даже необходима.

– Марианне нравятся наряды, танцы и всякое такое. А тебе нет, верно? Если бы тебе пришлось каждый день одеваться как на бал и ужинать с важными людьми вроде Джона и Фанни, ты бы этому совсем не радовалась, верно, Элинор?

– Верно. А ты? – с неподдельным интересом спросила Элинор. Она даже отвлеклась от своей работы и повернулась к сестре, чтобы выслушать ее ответ.

– И я ни капельки! – затрясла головой Маргарет. – Но знаешь, – добавила она, подумав, – будь у меня богатый муж с собственным поместьем, я бы уж нашла, чем заняться! Я бы скакала на лошадях, или устраивала на деньги мужа экспедиции в дальние страны, или приглашала к нам в дом разных интересных людей. Может, я бы тоже устраивала приемы, только для иностранных послов или для пиратов, сбежавших от правосудия!

– Что ж, план очень недурной. Только с пиратами я была бы поосторожнее – рассмеялась Элинор.

Маргарет захихикала в ответ и спорить не стала.

Элинор со вздохом вернулась к своей работе. Тяжелые мысли вновь одолевали ее, и никак не удавалось изгнать их из головы – неотвязные мысли о Люси Стил, ныне Люси Феррарс, которая вот-вот водворится в Делафорде. Как-то она справится с обязанностями жены пастора – обязанностями многочисленными, нелегкими, порой деликатными? Жена священника должна со всем приходом поддерживать хорошие отношения, всем – и высокородным, и простым крестьянам, и богачам, и беднякам – приходить на помощь по первому зову, никому не оказывая предпочтения. Должна вести хозяйство, сообразуясь со скромным жалованием Эдварда, так, чтобы никто не смог сказать о доме священника ни одного дурного слова. Должна с величайшим тщанием следить за каждой мелочью… Взять хотя бы те шторы, что украшают их с Эдвардом будущую гостиную – не слишком ли они тяжелы? Не оборвутся ли? Элинор позаботилась бы об этом, будь она хозяйкой в этом скромном домике – но… но что попусту растравлять себе сердце мечтами о том, чему никогда не сбыться?

Маргарет, которой наскучило смотреть, как сестра готовит ужин, потихоньку вышла, оставив дверь открытой. Вдруг снаружи послышался ее радостный вопль: она увидела в окно, что к дому направляется какой-то всадник.

– Это Эдвард! – закричала Маргарет, бросаясь к матери, так, что слышно было на весь дом. – Мама, я знаю, это Эдвард приехал!

С этим же радостным криком она бросилась к сестре, но на пороге кухни лицо у нее вытянулось: Маргарет вспомнила, что Эдвард недавно женился.

– Элинор, – пробормотала она едва слышно, – там… там Эдвард приехал.

Элинор напрасно старалась сделать вид, что это неожиданное явление ничуть ее не трогает. Она торопливо отряхнула руки от муки и поспешила в гостиную, куда, привлеченная радостными возгласами Маргарет, вышла и миссис Дэшвуд. На старшую дочь она смотрела с ужасом и жалостью, почти со слезами на глазах. Приказав Элинор повернуться спиной, торопливо, дрожащими пальцами она развязала и сняла с нее передник, перепачканный мукой.

Когда вошел Эдвард, ему могло бы показаться, что все три обитательницы Бартон-колледжа давным-давно сидят в гостиной без всяких особых занятий. Все они поднялись с мест, чтобы с должной вежливостью его приветствовать; вслед за этим наступило неловкое молчание. Наконец, желая, как видно, восстановить Эдварда в правах друга семьи, миссис Дэшвуд шагнула ему навстречу, взяла его за руки и сказала:

– Дорогой Эдвард! От всей души желаем вам счастья!

– Я… э-э… благодарю вас, – ответил он; поздравление явно застало его врасплох.

Быть может, подумала Элинор, найдя в собственной семье лишь холодную, неумолимую враждебность, теперь он не верит, что где-либо в целом свете может встретить добрые чувства? При этой мысли сердце ее сжалось от сострадания.

Миссис Дэшвуд предложила Эдварду кресло, и он неловко сел. Снова наступило долгое молчание. Первый шаг сделала Маргарет – сообщила, что сегодня прекрасная погода. Эдвард, немного расслабившись, улыбнулся и ответил, что дороги совсем высохли после недавних дождей.

– Вы уже… м-м… устроились у себя на приходе? – осторожно поинтересовалась миссис Дэшвуд. Элинор все еще не находила в себе сил заговорить.

– Сейчас направляюсь туда. Я позволил себе по дороге нагрянуть к вам, простите, что без предупреждения, потому что… потому что Бартон-коттедж всегда был мне дорог, – проговорил он с явным трудом, избегая вопросительного и настойчивого взгляда миссис Дэшвуд.

Длить этот разговор было тяжело, однако возможности его не продолжать миссис Дэшвуд не видела. Надо было наконец покончить с этой тягостной неловкостью, стоящей между ними.

– А миссис Феррарс вы оставили в Лондоне?

– Нет, – недоуменно моргнув, ответил он. – Нет, моя мать вернулась в Норланд-Парк. Я думал, вы недавно встречались с ней в Делафорде.

– Я спрашиваю не о вашей матери, а о жене, – мягко поправила она. – О миссис Эдвард Феррарс.

Эдвард повернулся в кресле, бросил быстрый взгляд на Элинор, но тут же снова устремил глаза на миссис Дэшвуд.

– Так вы… вы не слышали? Я думал… я написал полковнику, объяснив, что обстоятельства мои переменились. Люси вышла замуж за Роберта. Теперь она миссис Роберт Феррарс.

Тут Элинор впервые с начала разговора издала звук – странный звук, нечто среднее между вздохом и всхлипом.

Эдвард поднялся с места, явно не зная, куда девать глаза. Наконец схватил с каминной полки фарфорового ягненка и, нервно теребя его в руках, объяснил:

– Люси написала мне и призналась, что предпочитает мне моего брата. Как я понял, в Лондоне они много бывали вместе. Так что, учитывая мои… м-м… недавно изменившиеся обстоятельства, я счел, что правильнее всего будет освободить ее от данного мне слова.

– Так значит, – сдавленным от волнения голосом заговорила Элинор (она все пыталась понять, не сон ли это), – значит, вы… не женаты?

Эдвард молча кивнул; в глазах его читалась нескрываемая надежда.

Не в силах больше подавлять переполняющие ее чувства, потрясенная этими внезапными переходами от покорности судьбе к негодованию, от негодования к отчаянию и наконец от отчаяния к надежде, все в течение одного часа – Элинор испустила стон, рухнула в кресло и дала волю слезам, которые держала в себе все эти долгие недели и месяцы, стоически перенося сердечную боль.

При этом взрыве чувств, столь нехарактерном для ее старшей дочери, миссис Дэшвуд, не беспокоясь более о приличиях, вскочила и поспешила прочь из комнаты, уводя за собой и Маргарет. Впрочем, та последовала за ней лишь до двери материнской спальни, а там сказала, что не хочет сидеть и ждать, глядя, как мама ходит взад-вперед по комнате, а лучше пойдет на улицу, поиграет в своем домике на дереве. Миссис Дэшвуд рассеянно согласилась; Маргарет сбежала вниз, остановилась у дверей гостиной и прильнула к замочной скважине. Забегая вперед, скажем, что все услышанное она во всех подробностях пересказала Марианне – и та была ей за это очень благодарна.

Элинор сидела слишком близко к двери, чтобы Маргарет могла ее разглядеть. Однако слышала она все – и прежде всего то, что сестра тщетно пытается унять рыдания.

Что же до Эдварда, он, как видно, был посредине долгого объяснения.

– Элинор, я познакомился с Люси совсем молодым человеком – оба мы тогда были очень молоды. Будь у меня побольше опыта и знания жизни, я не принял бы эту минутную увлеченность за любовь. Мое поведение в Норланде непростительно, знаю. Но я и вообразить не мог, что вы чувствуете ко мне то же, что и я к вам, и уверил себя, что рискую лишь собственным сердцем. И сегодня приехал, ничего не ожидая, ни на что не надеясь, только чтобы сказать вам – теперь, когда имею на это право – что мое сердце… мое сердце – ваше и всегда останется вашим!

Эдварда Маргарет в замочную скважину видела – и увидела, как он опускается на одно колено и берет Элинор за руку. Тут ей стало стыдно подсматривать, и она покинула свой пост. Впрочем, о том, чем закончилось это объяснение, даже юная Маргарет догадалась без труда!

========== Глава 14 ==========

Комментарий к Глава 14

И-и-и… наконец-то поцелуй! :)

Поразительное известие, что Люси Феррарс вышла замуж не за Эдварда, достигло Делафорда еще ранее, чем сам Эдвард появился на пороге Бартон-коттеджа, и пришло самым обычным путем – по почте. Можно было ожидать, что источником этой новости станет миссис Дженнингс, известная своей способностью с поразительной быстротой распространять известия такого рода по всем родным, друзьям и даже шапочным знакомым; но нет, известие пришло от самого Эдварда в письме к полковнику Брэндону.

Послание, в коем мистер Эдвард Феррарс сообщал об изменении своих брачных планов, посвящено было, прежде всего, благодарности за щедрое предложение полковника. Эдвард не жалел слов признательности, и между строк его письма читалось убеждение, что великодушием полковника он обязан исключительно влиянию мисс Дэшвуд, его золовки; ибо иной причины, по которой посторонний и едва знакомый человек предложил ему место и щедрое жалование, Эдвард не видел.

Немалая часть письма посвящена была вопросам деловым и финансовым, для миссис Брэндон малоинтересным; поэтому полковник, вручая ей письмо и предлагая прочесть, отметил страницы, на его взгляд, наиболее для нее важные. Он оказался прав: долгие рассуждения о денежных делах Марианна без сожаления пропускала и, скользя глазами по мелко исписанным страницам, останавливалась лишь на абзацах, относящихся к готовности Эдварда занять место священника в Делафорде и к разрыву его помолвки. Пропустила она и пространные его заверения в своем недостоинстве: хоть и вполне разумно с его стороны было продемонстрировать смирение и скромность, и с суровой оценкой юношеских ошибок Эдварда, данной им самим, Марианна была вполне согласна, однако читать об этом было не слишком приятно – и она поскорее перешла к той части письма, где говорилось о перемене чувств Люси, о завязавшемся у нее романе с братом Эдварда и о предложении руки и сердца, которое она, разорвав помолвку с Эдвардом, радостно приняла. Все это Марианна читала с сильно бьющимся сердцем: в душе ее вновь вспыхнула надежда на счастье для сестры.

Без ложной гордости Эдвард признавал, что, несмотря на отсутствие жены, по-прежнему нуждается в работе и заработке, так что, если полковник все еще готов предоставить ему место приходского священника в Делафорде, с радостью его примет и будет считать себя перед полковником в вечном долгу. Самим своим предложением, продолжал он, полковник Брэндон уже оказал ему благодеяние; едва ли он может себе представить, какое облегчение, какая надежда охватила Эдварда при получении этого письма. Имя Элинор Эдвард не называл, нигде ее прямо не упоминал; однако Марианна читала между строк – и ясно понимала, что Эдвард думает не только о получении места, но и о возможности возобновить отношения с ее сестрой.

Теперь перед полковником и миссис Брэндон встал вопрос, как лучше сообщить обо всем этом Элинор. Оба были согласны, что о скором приезде Эдварда в Делафорд она должна узнать как можно скорее, однако в том, как именно и в каких подробностях рассказать ей о происшедшем, друг с другом расходились.

По тону письма оба почти не сомневались, что Эдвард намерен сделать Элинор предложение – хоть полковник и предостерегал не торопиться с выводами, учитывая, как недавно Эдвард расстался с Люси. Марианна отвечала: теперь, когда Эдвард свободен, если он не сядет немедля в седло и не будет скакать день и ночь, чтобы предложить Элинор руку и сердце как можно скорее – это будет просто стыд и позор! Если он в самом деле любит сестру, продолжала она, ничто, ничто не удержит его от стремления как можно скорее сделать ее счастливой – теперь, когда к этому нет более никаких препятствий; так что Элинор необходимо дать знать как можно скорее, чтобы его появление не застало ее врасплох.

Полковник Брэндон отвечал на это, что не стоит торопить события и возбуждать в Элинор надежды, способные оказаться если не ложными, то преждевременными. В конце концов, это касается лишь их двоих, и дело самого Эдварда – сообщить своей даме, что теперь рука и сердце его свободны.

В конце концов Марианна убедила его неотразимым аргументом: кто, как не она, лучше всех знает свою сестру? Элинор не из тех, кто легко поддается беспочвенным надеждам и теряет голову; однако она всегда стремится ясно понимать, что происходит, и лучшее, что можно для нее сделать – без обиняков сообщить о том, что прямо ее касается. Марианна готова была даже сесть в экипаж и ехать к Элинор, чтобы рассказать ей все лицом к лицу; однако в последние дни неважно себя чувствовала, ее беспокоила слабость и головокружения, так что решено было ограничиться письмом.

Поначалу Марианна старалась писать коротко и только о главном. Но, заговорив о разорванной помолвке и скором приезде Эдварда в Делафорд, не смогла умолчать о своих чувствах по этому поводу; затем вспомнила множество мелочей, произошедших в Делафорде после отъезда сестры, о которых тоже требовалось рассказать во всех подробностях… словом, письмо она составляла почти целый день и отправила лишь на следующее утро.

Вот так и вышло, что сам Эдвард опередил известие о себе и появился в Бартон-коттедже нежданно-негаданно, повергнув миссис Дэшвуд и двух ее дочерей сперва в изумление, а затем – в счастливый переполох.

Подробности его визита Марианна узнала от Маргарет. В письме сестре та описала эту сцену детально и в красках, старательно подражая авторам любимых романов. Упомянула и о том, как перед самым приездом Эдварда Элинор мечтала вслух о скромной трудовой жизни – и теперь, выходит, ее мечта сбылась!

Приход был уже готов к приезду нового священника, так что не было никакой нужды откладывать объявление о помолвке. Сами Эдвард и Элинор решительно не собирались ждать со свадьбой долее того минимума, что предписывают приличия. Родные и близкие, зная историю их любви, понимали и одобряли желание молодой пары повенчаться как можно скорее.

Марианна твердо заявила, что намерена быть на свадьбе у сестры, а если получится, оставаться на ногах и выходить в свет и после свадьбы. Об этом между ней и полковником не раз случались дружеские споры. Он напоминал ей о предостережениях врача и призывал трезво оценивать свои силы и возможности; она же с жаром отвечала, что в первый месяц своей беременности належалась в постели на десять лет вперед, что непременно даст себе отдых, как только ощутит, что в этом есть нужда, но пока что прекрасно себя чувствует и намерена, пока может, оставаться на ногах и помогать сестре.

Эдвард и Элинор обвенчались воскресным утром, после литургии, в той скромной часовне, где отныне Эдварду предстояло исполнять обязанности священнослужителя. Церковь украсили гирлянды из листьев и полевых цветов, собранных в окрестных лугах самими же прихожанами. Мать и сестры убедили Элинор сшить свадебный наряд, отличный от ее обычных невзрачных и практичных костюмов, однако о шелках она и слышать не хотела – и остановилась на скромном, но очаровательном платье из голубого муслина. Не без труда Марианна согласилась с тем, что жена священника не должна поражать прихожан роскошью, но все же одолжила Элинор перчатки и подарила подходящую к платью шляпку.