Текст книги "Разумное решение (ЛП)"

Автор книги: Beth Poppet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Несколько мгновений полковник Брэндон молчал. Марианна сидела к нему спиной; он не мог прочесть ее мыслей по лицу. Наконец он заговорил – и голос его, полный подавленной, но глубокой скорби, глухо разнесся по комнате:

– Вы говорите сейчас и о своих чувствах? Вы обрекли себя на уныние и горечь, выйдя замуж из одного лишь долга – без любви?

– Что вы! – живо вскричала Марианна, оборачиваясь к нему. – Я вовсе не хотела…

Полковник ответил ей невеселой усмешкой.

– Что ж, не хочу усугублять ваше расстройство. Быть может, вам станет легче, если отныне мы будем ночевать в разных спальнях. Думаю, о том, чтобы не навлечь на вас подозрения, мы можем больше не беспокоиться.

Он повернулся и хотел уйти; но Марианна, с удивительным в ее положении проворством вскочив и бросившись за ним, поймала его за рукав халата.

– Полковник, прошу вас!.. Я говорила не о себе – только о несчастной судьбе Эдварда! Уверяю вас, в моей жизни здесь нет ни уныния, ни горести: я всем довольна! Вы – сама доброта и забота, и… и… не думайте, что я не замечаю… что небезразлична вам, – закончила она, запнувшись и густо покраснев. – Пожалуйста, не принимайте мои слова на свой счет! Я всего лишь сочувствую другу, ибо точно знаю, что он любит другую.

– Вы сами говорили, – отвечал полковник, как видно, не убежденный ее словами, – что превыше всего цените истинные чувства, что брак без искренней и горячей любви представляется вам пародией на брак. Знаю, вы считаете меня стариком, думаете, что я не гожусь в мужья – и, по совести, не могу с вами спорить: кому, как не вам, лучше знать собственное сердце?

– Быть может, я не так уж хорошо изучила собственное сердце, – возразила Марианна, крепко держа его за рукав, словно опасаясь, что он уйдет. – В последнее время я только и делала, что ошибалась – страшно ошибалась во всем; и не в последнюю очередь – в том, что думала и говорила о вас. Я сознаю… сознаю, сколько вы для меня сделали, и понимаю, что веду себя как бессовестная эгоистка, но все же прошу вас, полковник, еще об одной милости. Не оставляйте надежду! Сердце мое разбито и измучено, я все еще пытаюсь примирить нынешние свои чувства с тем, каковы они были до нашей свадьбы – но я уже не та ветреная глупышка, что была прежде!

Рука ее скользнула по рукаву халата вниз и, нащупав ладонь полковника, нежно ее сжала.

– Я вовсе не думаю, что вы старик или не годитесь в мужья! – с улыбкой заверила она. А затем, как бы желая подтвердить свои слова, приподнялась на цыпочки и запечатлела на его щеке нежный поцелуй. – Теперь вы простите меня, полковник, и ляжете со мной в постель? Клянусь, ваше присутствие нисколько меня не расстраивает!

Видя, что он больше не порывается уйти, Марианна почла дело решенным и хотела вернуться в постель; однако полковник не мог отпустить ее без подобающего ответа – и поднес ее руку к губам.

Наконец муж и жена улеглись. Оба еще переживали объяснение, только что происшедшее между ними, и остро сознавали, что лежат в одной постели. Марианна, скидывая халат, чувствовала, что щеки ее горят огнем. Много ночей перед этим она спала рядом с полковником, не имея на себе ничего, кроме ночной сорочки – но сегодня все было по-другому; и, как ни убеждала она себя, что делить постель с мужем – самое обычное дело для жены, сердце ее трепетало, а лицо пылало ярким румянцем.

Молчание, казалось, длилось целую вечность; и наконец Марианна решилась его прервать.

– Так вы настаиваете на своем предложении Эдварду? – отрывисто спросила она, и с этими словами повернулась на бок, чтобы взглянуть полковнику в лицо.

– Если желаете, откажусь, – отвечал он, явно смущенный ее близостью и просительным выражением лица. – Хоть мне и думается, что женщина, которую любит Эдвард, не будет рада, если он пострадает из-за нее.

Марианна задумчиво кивнула. При этом движении коса ее упала на плечо, едва прикрытое полупрозрачной тканью сорочки. Полковник смотрел на нее, как завороженный, напрягая все силы души, чтобы думать лишь о словах своей жены – а не о том, как хочется ему прикоснуться к этой пушистой косе, к этому белоснежному плечу.

– Наверное, вы правы, – сонно ответила она, подавляя зевок. – Я просто хотела хоть чем-нибудь смягчить горе бедняжки Элинор!

Так Марианна проговорилась, не заметив этого; а полковник, разумеется, заметил, но не подал виду.

– Она так его любит! – пробормотала Марианна, вновь поворачиваясь на спину и закрывая глаза. – И так страдает! Но никогда этого не покажет – Элинор все держит в себе!

– Думаю, чувства вашей сестры мне отчасти понятны, – тихо, но со значением отвечал полковник.

Однако слова его пропали втуне: Марианна уже крепко спала.

На следующее утро, проснувшись, Марианна вновь не обнаружила мужа рядом с собой. В этом не было ничего необычного – ничего такого, из-за чего стоило бы встревожиться; и все же что-то изменилось между супругами, и теперь Марианна ясно ощутила, что ей чего-то недостает, как будто в отсутствие полковника спальня опустела. Смутное беспокойство ее стало сильнее, когда на туалетном столике она обнаружила письмо – письмо, написанное аккуратным почерком полковника и адресованное ей.

Дорогая моя Марианна!

Прошу простить меня за то, что принял еще одно решение, не посоветовавшись с вами. Но я не мог допустить, чтобы гнусное преступление, совершенное над вами, осталось безнаказанным, и послал мистеру Уиллоуби вызов. Он принял мои условия: через несколько часов мы с ним встречаемся в поединке.

Откровенно говоря, ничего я так не желал бы, как разделаться с ним раз навсегда и избавить мир от этого негодяя. Я сделал бы это с чистой совестью, ибо ни для кого не секрет, что свою молодую жену он ненавидит и презирает, как и она его. Покончив с Уиллоуби, я не оставил бы ее без состояния или дохода, не лишил бы защитника – скорее, освободил бы из той ловушки брака без любви, о которой вы вчера говорили с таким чувством. Единственное, что могло бы остановить меня – мысль о том, что гибель Уиллоуби причинит вам сердечную боль; однако прошлым вечером вы заверили меня, что положение Эдварда не имеет ничего общего с вашим, так что я льщу себя надеждой, что смерть этого мерзавца не слишком бы вас расстроила.

И все же я предложил ему дуэль не до смерти, а до первой крови – не ради него, но лишь с мыслью о том, что станется с вами и вашей сестрой, если я буду убит. Верно, и на дуэли до первой крови можно погибнуть, если рана окажется серьезной, но вероятность этого куда меньше – а я не хочу оставлять вас в этом мире без защитника. Поэтому, и еще потому, что знаю за собой превосходство в искусстве фехтования, я не со страхом, а с нетерпением жду возможности скрестить с Уиллоуби клинки.

Но на случай, если злосчастная игра судьбы все же приведет меня к смерти, хочу от всего сердца поблагодарить вас за ту великую честь, что оказали вы мне, согласившись стать моей женой.

Вы беспрестанно благодарите меня за то, что я женился на вас и тем, мол, оказал вам большую услугу; но не хочу, чтобы вы обманывались насчет моих истинных чувств и намерений. Вы скрасили последние дни моей жизни (в случае, если они станут последними); если придется умирать – благодаря вам я умру счастливым. Никакой иной награды я не желал и не просил у Бога. Едва ли вы сознаете, сколь неизменно мое чувство к вам с первой нашей встречи в Бартон-коттедже. Оно не просто осталось неизменным – с каждым днем оно крепло и становилось глубже; и, признаюсь, помимо всего прочего, я рад отплатить Уиллоуби за те страдания, что по его вине перенес в разлуке с вами.

Марианна, поначалу я принял то же решение, что и ваша сестра: стоически нести в сердце свою безответную любовь, молчать, не жаловаться, ни словом, ни жестом не злоупотреблять вашим доверием. Но с каждым днем мне все труднее скрывать глубину моих чувств – и все лучше я понимаю, что долее скрываться невозможно.

Ваша улыбка пленяет меня. Само ваше присутствие вводит в трепет. Вы просили меня не бросать надежду на то, что когда-нибудь ответите мне любовью на любовь. Ваши слова я сложил в сердце своем, как драгоценнейшее свое достояние; и сейчас, отправляясь на поединок с низким человеком, едва не лишившим вас всякой надежды на счастье, несу их с собой, словно незримый талисман.

Я долго раздумывал о том, как поступить с мистером Эдвардом Феррарсом. Долг христианина требует помочь ему в беде, предложив место и содержание в Делафорде; однако не менее важно для меня не задеть чувства вашей сестры. Наконец я набросал ему письмо с приглашением в Делафорд, но отсылать не стал. Оставляю его вам для прочтения. Если вы сочтете тон и содержание письма уместным – моя печать хранится в библиотеке; доверяю вам запечатать его и отправить.

Остаюсь вашим преданным мужем

Полк. Брэндон

Марианна прочла письмо, торопливо скользя глазами по строкам. Перечла еще раз, и еще – ибо смятение чувств мешало ей понять написанное. Затем вскочила и стремглав бросилась к сестре.

– О Элинор! – вскричала она, влетая к ней в спальню, со слезами на глазах, сжимая в руке измятое письмо… и замерла посреди комнаты, увидев, что Элинор одета и укладывает чемодан.

– Ох, я и забыла, что вы сегодня уезжаете!

– Верно, уезжаем, как только соберем вещи. Мне думается, лучше всего поспешить вернуться домой задолго до появления здесь Эдварда и Люси, чтобы они не думали, что я уехала из-за них. Но, милая, что случилось? Что за письмо у тебя в руках? Не слишком ли ранний час для почты?

– Это от полковника Брэндона, – слабым голосом ответила Марианна.

– Но что произошло, скажи мне, Бога ради? Ты так бледна! Может быть, тебе присесть?

– Ничего! – поспешно ответила Марианна, украдкой утирая слезы.

В этот миг она поняла, что не стоит рассказывать сестре о дуэли. Элинор, разумеется, захочет остаться, чтобы поддержать Марианну – но ничего этим не изменит, ничем не поможет, а лишь понапрасну себя измучит. Вчерашний день для нее был полон сердечной боли, теперь она, измученная, хочет укрыться в тишине и безопасности родного дома – и Марианна должна пощадить сестру, а не причинять ей новые волнения.

– Совсем ничего! – повторила она. – Со мной все хорошо. Просто… просто полковник рано утром уехал по делам, а мне оставил письмо к Эдварду, чтобы я прочла его и высказала свое суждение. – С этими словами она протянула Элинор второе письмо, в конверте. – Полковник пишет, что оставляет решение за мной. Если письмо встретит мое одобрение, я могу сама запечатать его и отправить. Что скажешь, Элинор? Что мне решить?

Но Элинор не стала брать письмо у нее из рук.

– Разумеется, отправь, – ответила она. – Ты же знаешь, я считаю, что это наилучшее решение.

– Хорошо, – пробормотала Марианна.

– Но ты уверена, что с тобой все в порядке? – настаивала Элинор.

– Разумеется! –отвечала Марианна, мужественно выдавив из себя улыбку, хоть сердце ее разрывалось от волнения и тревоги. – Я просто… просто письмо полковника стало для меня неожиданностью.

– На вид письмо довольно длинное. Непохоже, чтобы речь там шла только о месте для Эдварда.

– Ну… на самом деле это любовное письмо, – пробормотала Марианна, отчаянно краснея.

– Тогда ясно, – понимающе улыбнулась Элинор.

Марианна еще более уверилась, что о дуэли ей рассказывать не стоит – и не только для того, чтобы зря не волновать сестру, но и потому, что буря собственных чувств страшила ее и приводила в смятение. При мысли о том, что, быть может, как раз в этот миг Уиллоуби наносит полковнику смертельный удар, внутри у нее все переворачивалось. Казалось, стоит заговорить об этом вслух – и этот ужас непременно сбудется.

– Помочь тебе уложить вещи? – поинтересовалась она, скорее из вежливости.

– Если хочешь. Хотя ты не слишком-то аккуратна, и, боюсь, после тебя мне придется все складывать заново, – поддразнила ее Элинор.

Марианна заставила себя улыбнуться в ответ.

– Что ж, тогда оставлю тебя наедине с твоим чемоданом и пойду посмотрю, не нужна ли помощь Маргарет. Она-то не помешана на аккуратности и не огорчится, если ее платья помнутся!

========== Глава 11 ==========

Минуты тянулись для Марианны, как часы, с того мгновения, как скрылся из виду экипаж, уносящий прочь ее мать и сестер. С родными она прощалась с сожалением, но и с тайным облегчением, не желая, чтобы они были здесь, если полковника Брэндона привезут домой раненым или, того хуже, убитым на дуэли с Уиллоуби.

Не раз Марианна задумывалась о том, что станет делать, если каким-нибудь случаем останется в этом огромном поместье совсем одна; но прежде ей и в голову не приходило, что будет изнывать от тревоги, страшась остаться молодой вдовой.

Страшные раны, мучительная смерть – эти пугающие картины снова и снова проносились в ее уме и не давали сосредоточиться ни на чем ином. Не желая сидеть без дела и волноваться попусту, Марианна отправилась на псарню, попросила псаря выпустить Молли и дать ей побегать по парку. Собака весело носилась по зеленым лужайкам, а Марианна быстрым шагом следовала за ней; но и это телесное упражнение не смогло ее отвлечь – лишь немного ослабило удушающую хватку страха.

Молли вернулась на псарню, и Марианне снова оставалось только ждать. Книги сейчас не занимали ее. Романтическая проза и красноречивые сонеты, прежде полные глубокого значения, в коих, чудилось Марианне, гений писателя сумел уловить и передать самую суть ее собственной души – теперь казались никчемными, даже смешными в сравнении с мучительной реальностью. Трагедии безответной любви и безвременной смерти дразнили ее, насмехались над ней, даже упрекали – этого Марианна, с волнением ожидающая новостей о муже, не могла вынести.

Бездумно бродила она по комнатам, от окна к окну, вглядываясь вдаль и вслушиваясь – не мелькнет ли фигура всадника, не послышится ли издалека топот конских копыт. Столкнувшись с кем-либо из слуг, Марианна делала вид, что куда-то идет или что-то разыскивает; однако ее рассеянный вид едва ли мог кого-то обмануть.

Странно было остаться одной в этом огромном доме; страшно представлять себе, что полковник Брэндон никогда больше сюда не войдет. С неожиданно острой сердечной болью Марианна поняла вдруг, как горько будет никогда больше не услышать его неторопливых, осторожных шагов; не сидеть у камина, слушая его чтение; преодолевая какой-нибудь трудный пассаж на фортепиано, не ловить на себе его любящий, восхищенный взгляд.

В эти мучительные часы одиночества она поняла наконец собственное сердце – и то место, которое занял в нем полковник Брэндон. Казалось, без него она не сможет жить: и не потому, что лишится защиты и поддержки, столь щедро ей предлагаемой, а потому, что больно, невыносимо больно будет потерять этого человека.

Они женаты – значит, когда появится на свет ребенок, никто не заклеймит Марианну обвинением в распутстве. Она сможет вернуться к матери и сестрам и жить почти так же, как жила прежде, лишь с небольшим прибавлением в семействе. Женившись на ней, полковник Брэндон обеспечил ее будущее, независимо от того, кто должен унаследовать его поместье; впрочем, он обещал позаботиться о том, чтобы в случае его внезапной смерти Марианна ни в чем не нуждалась.

Но не от тревоги за себя голова ее раскалывалась, а сердце билось часто и неровно. Полковник стал ей искренне дорог; а кроме того, теперь, распробовав роль жены и хозяйки, узнав, как приятно иметь мужа и собственный дом, она не хотела возвращаться к матери. Верно, Марианна любила Бартон-коттедж – однако в Делафорде находила много такого, чем скромный домик ее семьи похвастаться не мог. Но важнее всего был для нее хозяин этого обширного поместья.

Бесцельно бродя по дому, Марианна оказалась наконец в малой библиотеке. Здесь, в окружении любимых вещей и книг полковника, ей было спокойнее. Однако взяться за книгу она не могла, чувствуя, что не сможет сейчас сосредоточиться на содержании какого-либо из роскошно переплетенных томов – и вместо этого подошла к резному письменному столу.

Когда полковник писал, будь то по делу или ради удовольствия, он забывал обо всем. В эти минуты Марианна могла подойти к нему вплотную, но он ее не замечал, пока, кашлянув или подав голос, она не возвещала о своем присутствии.

Марианна села на обычное место полковника. Представила себе, как он пишет, сосредоточенно нахмурив брови, как размеренно скрипит по бумаге перо, и лист за листом покрывают ровные изящные строки. Рассеянно выдвинула ящик стола, затем другой. Один небольшой ящичек открылся с трудом: что-то мешало ему изнутри. Сумев наконец его открыть, Марианна обнаружила внутри толстую связку писем.

Письма, довольно старые на вид, все были адресованы «Брэндону», но с прибавлением различных воинских званий. Забавно, сказала себе Марианна: она никогда не задумывалась о том, что полковник Брэндон не всегда был полковником. Начинал он, должно быть, как юнкер или прапорщик, потом дослужился до лейтенанта, и так далее. Не странно ли: всего лет десять с небольшим назад он был молодым человеком, подавлял мятеж туземцев в Индии, получал письма – судя по почерку, от женщины и, должно быть, любовные… Странно – однако доказательство покоится у нее в руках.

При этой мысли Марианна ощутила укол в сердце. Гнетущее, неведомое прежде чувство охватило ее: ревность к неизвестной женщине, письма от которой заняли целый ящик стола – и, должно быть, остаются полковнику дороги, если он хранит их и по сей день. Марианна развернула одно письмо, торопливо пробежала его глазами – и сразу споткнулась на подписи. «Миссис Брэндон». Ей казалось, полковник никогда не был женат! Но затем ей вспомнилась отрывочная история, рассказанная миссис Дженнингс: в юности, мол, полковник любил некую Элизу Уильямс, но ее выдали за его старшего брата, а младшего Брэндона отослали в армию, от греха подальше. Выходит, и став чужой женой, эта Элиза сохранила память о своей первой любви: она переписывалась с полковником – или, по крайней мере, писала ему, а эти письма каким-то образом попадали ему в руки, хоть на них и не видно было почтовых штемпелей. Быть может, она писала эти письма, но не отправляла их из страха перед неодобрением мужа. Быть может, боялась того, какие злосчастные чувства может разжечь в ней ответное письмо. Но, так или иначе, в конце концов письма ее оказались здесь, у полковника в столе – и теперь Марианна страстно желала узнать историю полковника Брэндона и Элизы целиком.

Однако несколько минут спустя она опомнилась, и ей стало совестно. Все это было давным-давно! И не глупо ли ревновать к женщине, давно умершей, да еще и при столь трагических обстоятельствах? Не желая больше копаться в чужих письмах, Марианна убрала их на место, покинула библиотеку и вновь принялась бродить по дому.

В желтой комнате она остановилась у окна, рассеянно проведя рукой по шторе, словно бы желая проверить, нет ли на ней пыли – хоть и прекрасно знала, что появления пыли усердные слуги не допустят – и в этот миг увидела вдалеке, на аллее, мчащегося к дому всадника на черном жеребце. Всадник был едва виден, но она сразу уверилась, что этот плащ, эта шляпа могут принадлежать только полковнику. Не сомневаясь, что это ее муж возвращается домой с победой, Марианна бросилась в холл – да так стремительно, что по дороге едва не сбила с ног пару попавшихся навстречу горничных.

Вихрем слетела она вниз по лестнице, остановилась на миг, чтобы перевести дух, затем пересекла холл и, раскрасневшаяся от волнения и бега, торопливым шагом подошла к дверям. Здесь дворецкий уже распахнул дверь и пропускал внутрь своего хозяина.

Ощупывая его тревожным взглядом – нет ли на нем ран? – Марианна поспешила ему навстречу. Однако на полдороге нечто неожиданное остановило ее: внезапная боль, сопряженная с движением, исходящим из глубины чрева, словно нечто ударило ее изнутри.

Полковник, в трех шагах от нее, увидел, как Марианна вдруг побледнела и, громко ахнув, схватилась за живот. Он бросился к ней – и подхватил за секунду до того, как ноги ее подкосились, и все вокруг погрузилось во тьму.

Очнулась Марианна не сразу. Какое-то время она провела в полузабытьи, изнемогая от слабости и тошноты, словно в первые недели своей беременности, то пробуждаясь, то снова погружаясь в тяжелый сон.

Ее мучали кошмары – живое отражение тех страшных мыслей о схватке и смертельных ранах, что преследовали ее все утро. Она металась на постели, словно в лихорадке, порой слабым голосом звала полковника – и даже в забытьи ощущала, как он кладет руку ей на лоб, чувствовала его мягкий, успокаивающий голос, от которого и среди кошмаров становилось легче.

Наконец Марианна открыла глаза – и увидела, что полковник, в расстегнутом сюртуке и развязанном шейном платке, сидит у ее постели. Усталость и тревога наложили печать на его лицо; сейчас он выглядел старше и мрачнее обыкновенного. Но во всем прочем, кажется, был невредим – и какое же облегчение это принесло Марианне!

– Полковник Брэндон! – еле слышно позвала она.

Он мгновенно повернулся на стуле, сжал ее хрупкую руку в своей. Черты его омрачала тревога.

– Вы не ранены? – спросила Марианна, почти желая, чтобы он закатал рукава и показал, что на нем нет ранений.

– Нет, – с легким удивлением ответил он. – Цел и невредим. А вот Уиллоуби… – здесь он на миг умолк и отвел взгляд.

– Вы его убили? – спросила она – и полковник, кажется, еще более удивился тому, как спокойно был задан этот вопрос.

– Нет. Пострадала только его гордость, да на время вышла из строя правая рука. Жаль, что я не мог сделать большего, не рискуя…

– Своей жизнью, знаю, – закончила она. – Я рада¸ что вы не стали рисковать собой. И рада, что теперь ему есть о чем подумать.

Полковник, как видно, не в силах найти слова, молча погладил ее большим пальцем по ладони – и от этого скромного прикосновения Марианна почувствовала себя счастливой.

– Я… – начал полковник, прочистив горло, – я послал за доктором. Он предположил, что вы беременны.

При мысли, что ее беременность для кого-то может быть всего лишь «предположением», Марианна слабо улыбнулась.

– Но точно он не знает?

– Он мог бы сказать точно, если бы осмотрел вас полностью. Но я не позволил этого, пока вы были без чувств и не могли дать на это согласие.

– А-а… – понимающе протянула Марианна, вспомнив болезненный и унизительный осмотр у лондонской повитухи. Теперь настала ее очередь отвести взгляд. – Думаю, можно вызвать его еще раз, если… если вы хотите это подтвердить, – проговорила она, не поднимая глаз на мужа. – Я готова признать свое дитя.

Полковник молча кивнул, погруженный в глубокую задумчивость.

– Спасибо, – благодарно прошептала Марианна, утомленная разговором и готовая снова заснуть. На этот раз, надеялась она, сон освежит ее.

Он взглянул на нее с немым вопросом, словно не мог понять, за что она его благодарит.

– За то, что защитили мою честь, хотя я этого и не заслужила, – объяснила Марианна. – И за то, что вернулись ко мне живым и здоровым. Спасибо вам, полковник.

Он тяжело сглотнул, затем, протянув руку, убрал с ее лба разметавшиеся кудри и легко поцеловал в лоб.

– Пошлю за надежной повитухой. Я тоже готов признать наше дитя.

На последних словах голос его дрогнул, а Марианна вскинула на него взгляд, гадая, не ослышалась ли. Глаза ее наполнились слезами.

– Вы ведь согласитесь дать ему мое имя? – спросил он.

– О… – едва вымолвила Марианна. – Я даже не мечтала… неужели вы…?

– Да, я готов признать этого ребенка, будь то мальчик или девочка, своим.

– Но что, если потом у вас появятся свои дети? – спросила Марианна. – Вы не возненавидите его за то, что в нем течет не ваша кровь?

– Одна надежда на то, что у нас с вами когда-нибудь будут дети, изгонит из моего сердца любые недобрые чувства, милая моя Марианна, – отвечал полковник с таким глубоким и нежным чувством, что по щекам ее потекли слезы.

Марианна хотела бы спросить его о тех письмах, найденных в столе, и выслушать уверения, что ныне он любит ее так же страстно и преданно, как когда-то любил Элизу, и заверить, что не ревнует, и признаться, что и сама она, кажется, уже начинает его любить… многое хотела бы сказать Марианна, но нежность и благодарность, переполнявшие ее сердце, не оставили места для слов. Она просто вцепилась в руку полковника, словно боялась его отпускать – хоть он вовсе не собирался уходить – и плакала счастливыми слезами, пока не погрузилась в сон.

========== Глава 12 ==========

Вскоре после того, как о беременности Марианны были извещены письмами близкие родственники – в число коих, Бог весть как, попала и миссис Дженнингс, что предвещало скорое распространение этой новости по всей Англии – эта добрейшая, но порой несколько утомительная леди приступила к полковнику с просьбами и уговорами, упрашивая немедля, пока «ваша милая женушка» еще в силах выходить в свет, устроить прием для родных и друзей, предоставив им возможность, как принято в свете, поздравить молодую пару.

И полковник, и «милая женушка» сочли это вполне уместным. В самом деле, куда удобнее собрать всех друзей разом у себя дома, чем разъезжать по окрестностям, отдавая им визиты – тем более, что долгие часы в дороге могут быть сейчас для Марианны утомительны и даже вредны.

Итак, полковник и его жена затеяли праздничный ужин – и пригласили всех, кто был бы приглашен на свадьбу, если бы они, как полагается, отпраздновали свое венчание в кругу родных и близких. Миссис Дженнингс заранее окрестила это собрание «скромным»; однако в час ужина гости заполнили большой зал Делафорда, и, хоть стол и ломился от изысканных блюд, ни одна ложка поварских трудов не пропала даром.

Марианна принялась за подготовку приема более из чувства долга, памятуя, что в ее нынешние обязанности хозяйки дома входит принимать гостей; однако скоро, к удивлению своему, обнаружила, что ей это нравится. Она тщательно выбрала себе туалет: полковник заранее распорядился, чтобы из Лондона доставили все, чего она пожелает для своего дебюта в качестве миссис Брэндон, а мать и сестры приехали днем ранее – помочь ей подогнать наряд по фигуре и подобрать к платью прическу и украшения. Беременность украсила Марианну: она поздоровела на вид, на щеках заиграл румянец, а волосы сделались как будто еще гуще и пышнее и обрели особый блеск. Пожилая горничная, быть может, не смогла бы одна уложить их в сложную парадную прическу, однако на помощь ей пришла Элинор. Фигура Марианны сохраняла стройность – за исключением легкой выпуклости живота, пока без труда скрываемой под свободными платьями – однако прежняя ее худоба, на которую Марианна порою сетовала, сменилась плавной округлостью форм. В целом юная миссис Брэндон сейчас являла собой воплощение здоровья и довольства жизнью.

Миссис Дэшвуд, узнав о положении дочери, пришла в бурный восторг и вместе с тем в страшное беспокойство: сочетание того и другого не давало ни минуты покоя ни ей, ни окружающим, ни, более всего, самой Марианне. Беспрерывно суетилась она вокруг дочери, требуя, чтобы та не стояла слишком долго на ногах, не сидела на солнцепеке, не сидела у огня, ела больше овощей и фруктов, чаще отдыхала – и так далее. Напрасно Марианна уверяла ее, что совершенно здорова, что никогда не чувствовала себя лучше нынешнего, и такая забота ей вовсе не требуется! Однако и в утомительной суете миссис Дэшвуд, и в каждом ее взволнованном восклицании звучала такая простодушная радость и любовь к дочери, что сердиться на нее было невозможно.

Впрочем, родным удалось направить ее безудержную энергию в полезное русло, снарядив ее сперва помогать Элинор с меню, а затем – Маргарет с выбором платья, ибо упрямая девочка ни за что не желала наряжаться на праздник «как леди».

Марианна была на верху блаженства. Впервые в жизни она готовилась к празднику, не чувствуя себя стесненной в средствах, не испытывая недостатка ни в угощении, ни в нарядах, ни в лентах, заколках, гребнях и прочих мелочах, присутствия которых не замечаешь, но отсутствие досаждает безмерно. Теперь Марианна не только не экономила сама, но и могла щедро делиться всем необходимым с матерью и сестрами. Как часто жаловалась она прежде на старые, выцветшие платья, которые приходилось разными ухищрениями украшать и разнообразить, выдавая за новые! Теперь же все в ее распоряжении было с иголочки новеньким.

Для тех гостей, что приедут издалека и останутся в Делафорде на одну или две ночи, Марианна распорядилась приготовить комнаты. В числе этих гостей были Джон и Фанни Дэшвуд: для них Марианна готовила ночлег без всякого удовольствия, однако с величайшим тщанием – так, чтобы даже Фанни не смогла пожаловаться ни на обстановку, ни на вид из окна, ни на невнимательность слуг. Миссис Пикард часами дрессировала горничных и лакеев, а затем вместе с хозяйкой проходила по гостевым покоям, орлиным взором подмечая любые, самые мелкие упущения: здесь хорошо бы повернуть к огню кресло, тут – еще раз почистить подсвечники, там – заново покрасить ставни. Лишь в четвертый или в пятый раз пройдя по комнатам, Марианна и миссис Пикард согласно сочли, что лучше уже не сделаешь. За эти дни, видя, с каким старанием Марианна готовится к приему гостей, миссис Пикард прониклась к молодой хозяйке большим уважением – и с тех пор всегда защищала ее решения перед другими слугами.

Наконец прибыли Дэшвуды – как и следовало ожидать, с шумом и громом. Фанни, по своему обыкновению, держалась так, словно поместье Делафорд принадлежит ей самой, а Марианна, глупая девочка, ничего не понимает, да и понять не может в том, как здесь вести хозяйство.

Марианна вытерпела это с поразительным самообладанием. Что же до полковника – он защищал ее с безупречной выдержкой и тактом, ни словом, ни жестом не давая понять, как раздражает его самовлюбленность и высокомерие Фанни; лишь изредка, по легкому наклону головы или движению глаз, можно было угадать его недовольство. Прежде Марианна думала, что любить его больше, чем в тот вечер, когда полковник согласился признать ее ребенка своим, просто невозможно – но нет, сейчас, когда он невозмутимо и остроумно защищал жену от колкостей неприятельницы, она любила его еще сильнее.

Впрочем, одной темы миссис Фанни Дэшвуд явно избегала: темой этой были ее брат, мистер Эдвард Феррарс, и его нареченная Люси Стил. Единственное, что удалось из нее выудить – и то она процедила сквозь сжатые зубы – что Люси не следует больше называть «мисс Стил», ибо не далее как вчера она получила фамилию Феррарс.

При этих словах Маргарет издала негодующий возглас и громко начала:

– Но как же! Я думала…

Но гневные взгляды обеих сестер, а также чувствительный пинок под столом от матери заставили ее умолкнуть.