Текст книги "Разумное решение (ЛП)"
Автор книги: Beth Poppet
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Здесь он ненадолго умолк, словно собираясь с силами перед тем, как перейти к самой тяжелой части своего рассказа.
– Почти год назад Бет сбежала из дома. Восемь месяцев я не имел о ней известий – и страшился самого худшего. Но в день пикника в Делафорде мне пришла весть, заставившая бросить все и помчаться к ней. Бет… она была беременна, а тот негодяй, что соблазнил ее и бесследно исчез…
– Вы хотите сказать, это был Уиллоуби? – побледнев, внезапно охрипшим голосом спросила Элинор.
– Именно из-за постыдного поведения с Бет мисс Смит вычеркнула Уиллоуби из завещания и лишила дохода, потребовав, чтобы он женился на обесчещенной девушке. А он был по горло в долгах и надеялся лишь на тетушкино наследство. В таких обстоятельствах он, должно быть, пришел к мысли, что брак с вашей сестрой полностью его погубит.
– И покинул Марианну ради мисс Грей и ее пятидесяти тысяч фунтов.
Рассказывать об этом полковнику, по-видимому, было так же тяжело, как Элинор – его слушать. Словно оправдываясь, он добавил:
– Я не стал бы утруждать вас этими подробностями, если бы не… быть может, со временем это смягчит сожаления вашей сестры.
– Ах, полковник, если бы вы знали, как она сожалеет! – вырвалось у Элинор. Боясь продолжать, чтобы ненароком не выдать тайну Марианны, она со вздохом опустила пылающую голову на руку.
– В моем рассказе мистер Уиллоуби выглядит бездушным развратником, – продолжал полковник, – однако мне видится вполне вероятным, что он в самом деле собирался сделать предложение вашей сестре. И, если бы не…
Здесь он ненадолго умолк. На несколько секунд воцарилось молчание, прерываемое лишь громким тиканьем часов в углу, затем полковник договорил:
– Каково бы ни было его поведение, он любил вашу сестру и женился бы на ней, если бы не…
– Если бы не деньги, – закончила за него Элинор.
И снова наступило тяжелое молчание.
– Мне очень хотелось бы, – заговорил наконец полковник, – чтобы вы убедили вашу сестру вернуться к матери. Не советую давить на нее или с ней спорить: ей лучше знать, каково сейчас ее состояние, и в какой обстановке ей станет легче. Однако лондонские сплетни жестоки – и я хотел бы избавить ее хоть от этого испытания. И, если соберетесь домой, настаиваю на том, чтобы вы позволили мне сопровождать вас с сестрой на пути в Бартон. Более того, если я могу оказать ей или вам хоть небольшую услугу, не стесняйтесь посылать за мной. Я полностью в вашем распоряжении.
– Спасибо вам, полковник, – с чувством ответила Элинор. – Мы так благодарны за вашу доброту! Я знаю, что могу говорить и за Марианну, пусть у нее сейчас и недостает сил поблагодарить вас лично.
Вместо ответа полковник просто кивнул, в своей обычной манере, и на этот раз по губам его скользнула тень улыбки.
Попрощавшись с полковником, Элинор отнесла Марианне наверх поднос с обедом. Марианна, все еще сраженная горем, сделала, однако, над собой усилие и постаралась хотя бы попробовать все, что принесла ей сестра; да и чайник, по дороге в спальню полный ароматного чая, вернулся на кухню почти пустым.
Удовлетворившись тем, что Марианна съела, сколько могла, Элинор пересказала ей во всех подробностях свой разговор с полковником. Марианна слушала, не прерывая, неотрывно глядя в пол – однако Элинор не сомневалась, что сестра слушает ее рассказ с глубочайшим вниманием.
– По крайней мере, – заключила Элинор, – ты можешь быть уверена, что он действительно тебя любил.
– Быть может, по-своему любил, – грустно пробормотала Марианна, по-прежнему глядя в пол и теребя оборку платья. – Но не так, как следовало.
На это возразить было нечего, так что Элинор предпочла перейти к материям более практическим.
– Что же до полковника… Марианна, думаю, он – наша единственная надежда.
При упоминании полковника Марианна порозовела, и на лице ее впервые отразилось некое живое чувство.
– Ты думаешь, он мне поможет? Но как это возможно? И с какой стати?
– Он – сама доброта и забота. Только посмотри, как он помогал и помогает этим бедным девушкам! Если ты обратишься к нему с просьбой, думаю, он не откажет.
– Но умолять о помощи… Нет, Элинор, – поспешила добавить она, прочтя боль на лице сестры, – не думай, что я слишком горда. Не сама мысль просить о помощи отталкивает меня, а то, что я запятнаю себя в глазах этого хорошего человека. Мне так стыдно! Как низко я пала! Как мне теперь показаться ему на глаза?
Новые слезы показались у нее из-под ресниц и заструились по щекам, и Элинор ощутила, что сердце ее разрывается от боли за сестру.
– Милая, но что же нам еще остается? Если хочешь, я схожу к нему сама. Но у нас с тобой нет ни денег, ни связей, чтобы принудить Уиллоуби жениться на тебе – и я не представляю, у кого еще могли бы найтись и средства, и желание помочь нам в несчастье.
– Не хочешь же ты сказать, что я должна просить полковника заставить Уиллоуби на мне жениться? – вскричала Марианна. – Нет, об этом я и слышать не хочу! Даже если убедить его отказаться от состояния мисс Грей – а для этого потребуется огромная сумма – оказаться замужем за… за лживым, бессердечным подлецом, готовым ради денег пойти на низость, жить с ним, гадая, не бросит ли он нас при первых же трудностях, не оставит ли меня, как только я перестану его забавлять… Нет, Элинор, ты не можешь мне это предлагать – ты не так несправедлива!
– Пусть так, но если не замуж за Уиллоуби – что же тебе делать? Куда идти? Я говорю лишь одно: какой бы путь ты не выбрала, без поддержки тебе не обойтись, и более разумного решения, чем попросить о помощи полковника, я не вижу.
Наступило короткое молчание: Марианна о чем-то напряженно размышляла.
– Разумное решение? – повторила она наконец, скорее про себя, чем обращаясь к сестре.
Что знала Марианна о разумности? Сущей нелепостью казалось ей надеяться, что полковник Брэндон, человек чести и мужества, человек безупречный и суровый, пожелает теперь иметь что-либо общее с ней – падшей женщиной! Но Элинор считает, что это разумно – а Марианна приняла решение отныне не доверять своим чувствам, так жестоко ее обманувшим, и полагаться на разум сестры. Значит, она пойдет просить помощи у полковника, пусть ей самой это и кажется совершенно безнадежным предприятием.
Что, если он подскажет способ скрыться где-нибудь, где ее никто не знает – и не нанести удар матери, не опорочить сестер, не столкнуться с насмешками и плевками, коими осыпает общество женщину, лишенную доброго имени! Эта новая надежда пробудила Марианну к жизни, и теперь ей уже не терпелось идти за помощью.
Стряхивая крошки со скатерти и с нетерпением ожидая завтрашнего утра, Марианна заметила вдруг, что, кажется, впервые разум сестры и ее собственные чувства находятся друг с другом в полном согласии.
========== Глава 4 ==========
Лондонская квартира полковника Брэндона располагалась на тихой, мощеной булыжником улочке, вдали от шумных магазинов и роскошных особняков – всего того, ради чего посещали Лондон миссис Дженнингс и ей подобные. Но не Марианна. Она оставалась здесь ради сестры, желая всем, что в ее силах, способствовать счастью Элинор, раз уж собственное ее счастье погибло навеки. Быть может, ради этого ехала она и теперь к полковнику Брэндону. Если бы ошибка Марианны обрекла на одиночество лишь ее самое – она еще могла бы вернуться к матери, чтобы оплакивать свою горестную участь в кругу родных и близких; но больше всего боялась она теперь разрушить надежды Элинор на брак с человеком, которого сестра любит и уважает – с Эдвардом Феррарсом. Если возможность такого брака еще не окончательно разрушена, то Марианна сделает все, чтобы убраться подальше от глаз света и не стать камнем преткновения для тех, кого любит более всего на свете: матери и сестер.
Таковы были ее мысли, когда слуга ввел их с Элинор в дом. С такой решимостью стояла она перед дверями, ведущими в комнаты полковника Брэндона. Она вынесет любые унижения, любые упреки, любые суровые взгляды или жестокие слова, пока остается надежда на счастье для сестры.
– Милая Элинор, думаю, мне стоит поговорить с ним наедине.
– Ты уверена?
– Да, совершенно уверена.
– Что ж, пусть будет так. Я останусь здесь, за дверью, на случай, если тебе понадоблюсь.
Полковник Брэндон ждал их, однако при появлении Марианны, казалось, на мгновение растерялся, словно не знал, как теперь ее приветствовать. Но, овладев собою, поклонился ей в своей обычной манере – с безупречной любезностью, но сухо и серьезно –и предложил сесть. Как ни старался он скрыть свои чувства, но в лице и в голосе его ощущалось некое волнение, быть может, даже нервозность. Несмотря на предстоящий тяжелый разговор, Марианна не могла не обратить внимания на роскошь обстановки в гостиной. Должно быть, подумалось ей, полковник и вправду очень богат, если даже дом, в котором он почти не бывает, обставлен так роскошно и с таким вкусом!
– Благодарю вас, полковник, – заговорила Марианна с твердостью, удивившей даже ее самое, – за незамедлительный ответ на письмо моей сестры…
Он остановил ее отрывистым взмахом руки.
– Нет-нет, прошу вас, не благодарите! Ваш визит для меня – желанный подарок. Это мне следует благодарить мисс Дэшвуд за то, что она обратилась за советом ко мне, ибо сам я ничего так не желал бы, как быть вам полезным.
Такой ответ приятно удивил Марианну. Пусть она не совсем понимала, почему полковник с такой готовностью откликается на зов о помощи – его слова приободрили ее и поощрили говорить откровенно.
– Элинор рассказала мне о вашей доброте к женщине, которую мистер Уиллоуби… бесчестно использовал. Я знаю, что не вправе надеяться на вашу доброту – ведь по отношению ко мне у вас никаких обязательств нет… – Тут голос ее дрогнул, но, справившись с собой, она продолжала: – Однако теперь сама я попала в такую же беду и принуждена молить о помощи. Я не прошу денег! – поспешно добавила она. – Только совета: что мне делать, куда идти. Где спрятаться – на время, чтобы никто не узнал, чтобы я смогла вернуться к матери после того, как… Может быть, я смогу устроиться на работу в шляпную мастерскую или куда-нибудь еще, назвавшись вдовой… Поверьте, я не горда! Я хочу лишь одного – уберечь родных, не позволить позорному пятну лечь на наше имя и разрушить надежды моих сестер на будущее.
Глубокая морщина пересекла лоб полковника; на лицо его легла мрачная тень.
– Мисс Марианна, – отвечал он, – из вчерашних обмолвок вашей сестры я понял, что о некоей важной и деликатной стороне вашего несчастья она умалчивает. Признаюсь, это вселило в меня подозрения, но я не был вполне уверен – не уверен и сейчас… – Он остановился и на миг, словно от боли, прикрыл глаза, а затем заговорил снова: – Скажите прямо: вы беременны?
Марианна склонила голову.
– Два дня назад узнала точно, – прошептала она едва слышно, и слезы вновь полились у нее из-под век.
Слезы струились по щекам, а у Марианны не было сил даже утереть лицо платком. Страшная усталость охватила ее – усталость, никогда прежде не испытанная, сродни отчаянию; и более всего пугала та пустота, которую несла она с собой.
Полковник молча прошелся по комнате, на несколько секунд замер у окна, спиной к Марианне. Затем вновь повернулся к ней.
– Места, где вы могли бы скрыться неузнанной, я не знаю, если не рассматривать глухие деревни на задворках страны. Работать в вашем состоянии нельзя, и этого я не допущу. Если мне предстоит решить, как помочь вам – а я твердо намерен вам помочь – то, разумеется, не стану подвергать опасности ваше здоровье, отправляя вас в работный дом, или рисковать вашей репутацией, пытаясь спрятать там, где вас могут обнаружить и узнать. И даже если… – Здесь полковник на мгновение остановился, подбирая слова – как видно, даже в разговоре о столь тягостном предмете он страшился задеть Марианну неосторожным или чересчур резким выражением. – Даже если нам удастся сохранить все в тайне сейчас, известие о том, что несколько месяцев вы прожили на моем попечении и за мой счет, может выйти наружу позже – и также неизбежно погубит доброе имя ваших сестер: известно ведь, как в свете относятся к… к женщинам на содержании.
Марианна прервала его восклицанием.
– О, я совсем не прошу, чтобы вы селили меня в своем доме или брали на содержание! Вовсе нет! И не только ради семьи, но и ради вас – ни в коем случае я не желаю, чтобы из-за меня на вас упала хоть тень неблаговидных подозрений. Я прошу только совета. И, разумеется, не расскажу о нашем разговоре ни одной живой душе! Не можете же вы предполагать во мне такую низость!
Полковник все еще хмурился, но теперь Марианна ясно видела, что угрюмые черты его окрашены не гневом или отвращением, а каким-то иным чувством.
– Если содержания от меня вы не примете, я вижу лишь одно решение. Мы должны пожениться – и немедленно, пока ваше положение не стало явным.
Наступило долгое, почти осязаемое молчание.
– Полковник Брэндон, – вымолвила наконец Марианна, – я не ожидала от вас таких шуток!
– Уверяю вас, я говорю совершенно серьезно.
Это потрясение стало для бедной Марианны последней соломинкой. Самообладание ее покинуло. Смятение было слишком велико, предложение слишком невероятно, и, как ни боролась она с собой – смятенные чувства взяли верх, и Марианна разразилась рыданиями.
– Прошу вас, мисс Марианна, не расстраивайтесь так! Понимаю, вы желали для себя совсем иного будущего; но, будьте уверены, под моей защитой и заботой вы будете обеспечены всем, чего только можно пожелать – по крайней мере, в том, что касается удобства и покоя.
У Марианны не было сил объяснить свои слезы. Не потому рыдала она, что не хотела становиться женой полковника, а потому, что была до глубины души поражена его немыслимой, необъяснимой добротой. Даже не зная обстоятельств ее падения, ни о чем не спрашивая, он готов связать с ней свою судьбу, дать ей свое имя, состояние, защиту – все для того, чтобы спасти ее родных от скандала! Это было непостижимо; на подобное спасение Марианна не могла и надеяться.
– Полковник, – немного успокоившись, с трудом выговорила она, – клянусь вам, я расстроена совсем не мыслью связать себя с вами навеки! Просто… просто не могу выразить, как я вам благодарна! Теперь я перед вами в таком огромном долгу… я… я не понимаю! Я не заслуживаю такой доброты!
– Мисс Марианна, на свете множество вещей, которых мы не заслуживаем. Осмелюсь сказать, если бы все в нашем мире получали по заслугам, едва ли хоть один из нас узнал бы счастье.
– Я ничем вас не стесню! Обещаю! Я буду самой тихой, самой незаметной женой!
– Ничего подобного я не прошу и не требую. Полно, мисс Марианна, оставьте все тревоги. Прошу лишь об одном: чтобы вы вернулись со мной в деревню и нашли приют в Делафорде. Там вы будете поблизости от родных, и это прекратит все толки и позволит нам избежать скандала.
– Но как я смогу отбла…
– Право, довольно об этом! – И полковник, по-видимому, весьма смущенный ее изъявлениями благодарности, отмел их взмахом руки. – Не хочу больше ничего слышать ни о долге, ни о благодарности. Я… я ведь не молод, мисс Марианна, и прекрасно понимаю, что возраст и внешность моя едва ли способны привлекать юных дев. – При этих словах Марианна залилась краской, вспомнив, с какой охотой поддержала бы эту мысль всего несколько недель назад. – И все же я не потерял надежды создать семью. Понимаю, сейчас вам трудно смотреть на меня как на мужа; но, признаюсь вам, нет другой женщины, которой я готов был бы доверить свое имя и состояние. Вы… разумеется, догадываетесь, хотя бы отчасти, что вы мне не совсем безразличны. Трудно понять, как этот презренный человек мог покинуть такую… – Голос его дрогнул, и он остановился, словно охваченный каким-то непонятным Марианне чувством. – Но что об этом говорить? Так он поступил не только с вами. Одним словом, хватит меня благодарить. Я тоже в накладе не остаюсь и прошу простить за то, что делаю вам предложение, исходя из собственных эгоистических мотивов.
– Полковник Брэндон, не вы у меня, а я у вас должна просить прощения! Что бы вы ни выиграли от этого предложения, это ничто в сравнении с той ношей, которую вы на себя принимаете!
Суровое лицо полковника смягчилось, по губам скользнула легкая улыбка.
– Уж не пытаетесь ли вы отговорить меня от этой затеи, очерняя себя? Или теперь я должен, соревнуясь с вами в самоуничижении, поведать, как я груб и неотесан в сравнении со своей невестой? Мисс Марианна, не будем спорить о том, кто из нас менее подходит для брака. Я все равно выйду победителем – на моей стороне долгие годы и обширный опыт.
– Вы, кажется, надо мной смеетесь? – нахмурилась Марианна. – Элинор умеет даже в трудную минуту сохранять самообладание и отвечать шуткой на шутку, но мне это искусство никогда не давалось. Вам придется меня простить, если я не найду остроумного ответа.
– Мисс Марианна, уж не сердитесь ли вы на меня?
При этих словах Марианна покраснела еще гуще и, устыдившись, склонила голову.
– Простите. Едва я успела пообещать, что не доставлю вам хлопот – и вот, уже начинаю ссору!
– А я еще раз повторю, что такого обещания от вас не жду и не принимаю. – Видя, что Марианна все еще смущена, он поспешил переменить тему. – Что ж, думаю, дело между нами решено, и с этим пора покончить. Вас ведь ждет сестра, верно?
– Да, бедняжка Элинор! Я о ней едва не позабыла!
Видя, что его слова смутили Марианну еще сильнее, полковник покачал головой, недовольный собою, и поспешил повести ее к выходу. Однако у самой двери Марианна его остановила.
– Если мою словесную благодарность вы не принимаете, примите хотя бы это, – попросила она, изящным жестом протягивая ему руку. – Конечно, мы не джентльмены, заключающие сделку; и все же, если мы пожмем друг другу руки, как друзья, мне будет спокойнее.
Полковник моргнул и, казалось, мгновение колебался, однако протянул руку – и суровые черты его смягчились, когда нежная ручка Марианны утонула в его широкой загрубелой ладони. Легчайшим, почти неощутимым движением он сжал руку невесты, и что-то очень похожее на улыбку мелькнуло в уголках его губ. На секунду он замер; но затем, словно придя в себя, выпустил руку Марианны и сказал:
– Идемте, не будем заставлять мисс Дэшвуд ждать.
С самого начала этого разговора Марианна боролась с собой, стараясь держать в узде свои чувства – и теперь, при виде Элинор, привставшей им навстречу с едва скрываемой тревогой на лице, самообладание ее рухнуло. Тяжесть ее положения, ужас, которого она едва избежала, неожиданное и чудесное спасение – все предстало перед ней разом и заново потрясло измученную душу.
– О Элинор! – вскричала Марианна и, бросившись к сестре, разрыдалась у нее на плече.
– Что случилось? – воскликнула Элинор, обратив встревоженный взгляд к полковнику.
Невозмутимый и суровый, как всегда, вместо прямого ответа на вопрос он заговорил так, словно бы отдавал приказ кому-то из своих офицеров:
– Мисс Дэшвуд, надеюсь, вы не откажетесь стать свидетельницей? В свидетели я приглашу сэра Джона. Все необходимо сделать быстро и в полной тайне.
– Я сделаю все, что вы скажете, если это поможет Марианне… но я вас не понимаю. Что вы задумали? Свидетели чего?
– Нашего брака, – слегка охрипшим голосом ответил полковник. – Я попросил мисс Марианну выйти за меня замуж, и она ответила согласием.
========== Глава 5 ==========
Дорога в Дорсетшир оказалась для Марианны нелегка. Правда, погода благоприятствовала путешествию – на дорогах было сухо, и для лошадей не слишком жарко; однако, хоть Марианна и помнила, что эти утомительные мили приближают ее к обетованному убежищу, каждый толчок, каждая тряска кареты становились для нее тяжелым испытанием.
Несколько недель она провела почти без сна, и теперь, когда худшие страхи гибели и позора остались позади, ничего не желала так, как обрести наконец тихое, покойное местечко и восстановить силы, хотя бы одну ночь спокойно и сладко проспав. От природы Марианна была не слишком крепкого сложения, а горести, тяжелым грузом лежавшие у нее на сердце, могли бы усилить вдесятеро любое физическое недомогание. Теперь сердце ее освободилось от самого тяжкого груза: Марианна более не лила ежечасно слезы и не мучилась бессонницей, порожденной тревогами перед туманным будущим. Однако страдания, длившиеся несколько недель, оставили на ней свой след, и теперь она была измучена до глубины своего существа.
Элинор сидела рядом с полковником Брэндоном: оба согласно настояли на том, чтобы Марианна удобно расположилась на сиденье одна, напротив них. Полковник Брэндон приказал кучеру останавливаться как можно чаще – везде, где остановки не слишком задерживали карету, и снабдил Марианну таким количеством подушек, что, если бы не утренняя тошнота, путешествия с большим комфортом нельзя было бы и желать. И все же Марианна с нетерпением ожидала конца пути – и, пожалуй, втайне мечтала о том, чтобы Элинор пореже интересовалась ее самочувствием, ибо даже разговоры с сестрой были для нее сейчас чересчур утомительны.
Однако у Элинор были свои причины часто спрашивать о самочувствии сестры. Она ясно видела, что с самого отъезда Марианне нездоровится – хоть та и не подавала виду. Несколько раз Элинор замечала, как Марианна с гримасой боли прикладывает ладонь к животу, или устало прижимается лбом к холодному стеклу окошка и прикрывает глаза; однако все предположения о том, что ей дурно, особенно сделанные в присутствии полковника Брэндона, она решительно, даже с улыбкой отвергала.
Элинор сомневалась, что сестра понимает глубину чувств полковника к ней. Любовь представлялась Марианне пламенной страстью, нескончаемым потоком нежных клятв и заверений в вечной преданности. На ее взгляд, любовь была несовместима с молчанием и сдержанностью, она не умела терпеть и ждать – а любовь полковника Брэндона была воплощением именно этих добродетелей, для Марианны, увы, пока непонятных и недоступных. Зло, причиненное ей Уиллоуби, быть может, немного умерило ее лихорадочные восторги и заставило взглянуть на дела сердечные более трезво; однако еще не настолько, чтобы наградить прозрением о том, сколь глубока и сильна привязанность полковника к ней.
Элинор знала: Марианна все еще изумляется доброте своего новоиспеченного мужа. Пусть взаимных чувств «молодым» пока недостает – Марианна питает к полковнику глубокую, неизъяснимую благодарность. Она понимала – и даже говорила об этом Элинор – на какие хлопоты и расходы пришлось пойти полковнику, чтобы выправить разрешение на незамедлительный брак: все ради того, чтобы как можно скорее успокоить ее измученную душу и тело в безопасной крепости Делафорда. С помощью Элинор Марианна охотно выбрала себе подвенечный наряд, а затем строго последовала всем указаниям полковника относительно времени и места их бракосочетания – с такой целеустремленностью и решимостью, какую Элинор прежде едва ли в ней замечала. Впрочем, двигало ею в этом не стремление скорее соединиться с полковником, а, скорее, страх, что любое препятствие или задержка могут заставить его передумать. Думая об этом, Элинор лишь качала головой, жалея своего новоиспеченного деверя: ведь нежные взгляды его, устремленные на Марианну, когда новобрачные обменивались клятвами, и легкая, но торжествующая улыбка в миг, когда епископ объявил их мужем и женой, ясно говорили о том, что никогда по доброй воле он не отказался бы от своего счастья.
Но, хоть Марианна и не способна была пока понять глубину чувств полковника Брэндона, все же она изменилась – это было очевидно из того, как решительно скрывала она свою усталость и недомогание, не желая обременять спутников собою более необходимого. Марианна, никогда доселе не стеснявшаяся громко изливать все свои горести, реальные или воображаемые; Марианна, о любой беде которой тут же узнавали все вокруг; Марианна, менее всего на свете привыкшая думать о чужом удобстве – теперь не позволяла себе не только словом, но даже нетерпеливым жестом или гримасой причинить неудобство своему мужу.
Элинор не жалела о такой перемене; но все же это было ново и удивительно, так что она спрашивала о самочувствии Марианны, пожалуй, чаще, чем требовалось. Но та, ни словом, ни жестом не выражая нетерпения, отвечала, что с ней все хорошо.
Уже на закате карета подъехала к особняку. Марианна, ненадолго задремавшая в конце пути, пробудилась от того, что стихло мерное цоканье лошадиных копыт, и экипаж остановился. Краткий сон почти не освежил Марианну, она мечтала скорее лечь в постель и была рада тому, что муж, выйдя из кареты первым, поспешно отворил ей дверь.
У дверей выстроилась шеренга слуг. Всем им полковник представил новую хозяйку Делафорда – и Марианна приложила все силы, чтобы не зевать и выглядеть бодрой во время церемонии приветствия. Однако, едва они с полковником переступили порог, как усталость взяла над ней верх. Марианна пошатнулась и, быть может, упала бы без сил прямо у дверей, если бы полковник, не отходивший от нее ни на шаг, ее не подхватил.
Марианна мгновенно встала на ноги и извинилась за свою неуклюжесть с простодушной искренностью, которая, как подумалось Элинор, этой новой Марианне очень шла.
Полковник Брэндон лишь отмахнулся от ее извинений, как отмахнулся бы от игривого щенка, невзначай налетевшего ему на ногу. Он уже отдавал распоряжения слугам – и в их числе приказ показать мисс Дэшвуд ее комнату.
Элинор хотела было возразить, заметив, что сначала должна позаботиться о Марианне, но тут же вспомнила, что это больше не ее забота: защитником и хранителем сестры стал полковник Брэндон, и нет сомнений, что он сделает для нее все возможное. Так что Элинор последовала за слугой в отведенную ей комнату. Убедившись, что Марианна в ней не нуждается, – думала она, – она вернется в Бартон-коттедж. Втайне Элинор предпочла бы остаться здесь на несколько дней, посмотреть, справляется ли Марианна с ролью хозяйки поместья; однако, если ее не пригласят остаться, разумеется, напрашиваться не будет.
Марианна так устала, что едва ли понимала, где она и с кем, пока полковник не помог ей опуститься в глубокое кресло в просторной, изящно обставленной спальне. Комната эта показалась ей слишком роскошной для гостевой, и, слишком утомленная, чтобы ходить вокруг да около, Марианна спросила напрямик:
– Это ваши комнаты? Как здесь красиво!
В ответ полковник улыбнулся ей своей скупой улыбкой.
– Мне подумалось, в первые дни будет прилично хотя бы сделать вид, что мы делим одну спальню. Ваши комнаты будут готовы утром, но сегодня… – Он не договорил. – Слуги преданны мне и не склонны к сплетням; но все же не хотелось бы подавать ни малейшего повода для слухов, когда ваше положение станет очевидно.
– Ах да… в самом деле… я не подумала, – вздохнула Марианна, сожалея, что сейчас способна думать лишь о своем желании лечь и заснуть.
В самом деле, ей и в голову не пришло, что полковник Брэндон может теперь настоять на исполнении своих супружеских прав! Они отправились в дорогу сразу после венчания, и до сих пор он вел себя с Марианной, как обычно – разве только, быть может, увереннее протягивал ей руку и чаще задерживал на ней взгляд, чем было бы уместно для простого знакомого. То, что такая важная часть их с полковником договора от нее ускользнула, теперь встревожило и расстроило Марианну. Ведь полковник Брэндон вовсе не так стар, чтобы уже не интересоваться близостью – а сама Марианна сейчас определенно не готова была дарить ему супружеские ласки: слишком свежа была память о том, как жестоко обидел ее Уиллоуби. Однако, думала она, если полковник станет настаивать, чтобы жена разделила с ним ложе, сущей неблагодарностью будет ему отказать.
Однако, пока она в беспокойстве размышляла об этом, полковник сам положил конец ее тревогам.
– Вам нужно поспать, – заметил он, заботливо всмотревшись в ее омраченное думами лицо. – Я пришлю Ханну, чтобы помогла вам приготовиться ко сну.
И уже взялся за дверную ручку, когда Марианна остановила его вопросом, удивившим их обоих.
– Вы вернетесь? – Супружеские права супружескими правами, но не могла она выгнать хозяина из собственной спальни и допустить, чтобы из-за нее он ночевал где-нибудь в углу!
– Обо мне не беспокойтесь. Я не часто здесь бываю, а когда остаюсь в Делафорде на ночь, обычно сплю в гостевой комнате, а здесь ночую в очень редких случаях. Так что вы вовсе не лишаете меня комфорта.
– И все же пусть сегодня будет такой случай! – настаивала Марианна. – Я привыкла делить постель… с сестрами, – поспешно добавила она. – И, если мы хотим создать у слуг впечатление, что мы… м-м… по-настоящему женаты… – Смущение и усталость помешали ей докончить фразу.
– Что ж, хорошо, – согласился он. – Устраивайтесь и готовьтесь ко сну, а я подожду в соседней комнате.
Марианна давно привыкла раздеваться и отходить ко сну без помощи слуг, однако сейчас едва не падала от усталости – и не возражала, чтобы кто-нибудь помог ей с застежками и лентами дорожного наряда.
Ханна, немолодая и весьма суровая на вид женщина, в полном молчании помогла ей раздеться, переодеться в ночную сорочку и чепец, заплести косу на ночь, а затем вышла. Марианна уснула, едва голова ее коснулась подушки – не слышала, ни как вошел полковник, ни как утром ее покинул.
На следующее утро она проснулась в довольно поздний час, одна, на смятой постели – и покраснела, сообразив, что подумают слуги. Странно было начинать новую жизнь с обмана; однако Марианна мысленно положила сделать все, что в ее силах, чтобы никто не усомнился в законности и полноте их с полковником брака.
Вдруг новая мысль поразила ее. Тогда, с Уиллоуби, у нее шла кровь: теперь же никакой крови не было – и это могло бросить и на нее, и на полковника тень подозрения. Марианна обвела взглядом комнату, прикидывая, чем бы порезать себе палец. Однако спальня, как видно, предназначалась лишь для сна и супружеских радостей: здесь не было ни письменного стола, ни бювара – ничего, где можно было бы найти нож для очистки перьев или иное подходящее орудие.
Оглядевшись вокруг, Марианна заметила наконец картину в тяжелой резной раме, висящую довольно низко на стене. Недолго думая, подняла руку и порезала локоть об острый край рамы. Вышло даже лучше, чем она ожидала – кровь хлынула ручьем! Довольная своей сообразительностью, Марианна щедро замарала простыни кровью… и только тут поняла, что ей нечем ни забинтовать, ни хотя бы прикрыть рану.
Если бы пробраться в собственную комнату, туда, куда отнесли ее вещи – можно было бы перевязать руку, оторвав край от старой нижней юбки, и тогда никто не заподозрил бы обмана! Но увы, Марианна не знала, какая дверь ведет к ней в комнату. Вчера она засыпала на ходу – и совсем не помнила, каким путем они с полковником пришли сюда; а бродить по дому в ночной сорочке и с окровавленной рукой наперевес, рискуя наткнуться на горничную, показалось ей слишком опасным.
