Текст книги "Аристократы (СИ)"
Автор книги: Баса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Глава 27 “Наивные”
POV Польски
5 s-это система боев, проводится на рингах. 5 – означает пять десятков боев, высшая ступень. S – нападение. A – защита.
5 s высшая ступень для Немийца. Диман защищал эту степень в тринадцать лет. Уже к тому возрасту его физические данные позволяли соперничать со взрослым мужчиной – метр восемьдесят пять был на тот момент. Сейчас два ноль четыре, перегнал меня, поганец, на два сантиметра.
Защищал он, как и всегда, отменно. Никто не требует выигрывать все бои, достаточно сорок одна победа и присуждают 5 s степень. Диман выиграл сорок девять боев, один проиграл. Как думаете, что произошло с этим одним чуваком? Он его нашел и провел серию ударов в стиле «выбить дерьмо из урода». С целью оздоровления подорванной гордости. После того пятьдесят первого незарегистрированного боя, Диман был довольный, как Баллиец, который неожиданно получил связь с энергией. Как наверное, Мерси, когда ему представили пост Председателя объединенной Немии.
А теперь, если посмотреть налево, задаюсь вопросом. Что он натворил сегодня?
Диман всю поездку барабанил весело пальцами по рулю. Главное слово «весело». Диман и весело, это очень редкое явление. Второе – мы путешествовали из Вышки до центра города, то есть, ехали по трассе, где разрешена скорость сто километров в час. А мы передвигались сто двадцать, а где двести двадцать, ну хотя бы сто шестьдесят? Диман вечно шутил, что у него третья скорость со ста восьмидесяти начиналась.
Мы путешествовали целых двадцать минут в полном молчании, не считая его пальцев, барабанящих по рулю. Водил, мой друг, как Немийка в очень интересном положении.
И еще… я протянул аккуратно руку к колесику звука, чтобы сделать погромче песню по радио. Повернул и обратно на кресло плюхнулся спиной. Ноль внимания. А это песня ЖИЖИ на радио. Диман улыбался, я видел. Ну всё! Я разведкой занимаюсь, у меня нюх на странности в поведении людей.
– А ну колись! – взорвался я и всплеснул руками. Диман похоже сейчас вспомнил, что я рядом с ним сидел. – Сколько гробов заказывать и как отмазывать опять? Я устал в прошлый раз тебя отмазывать с Бастардом Иваном. Теперь что натворил?
Диман вернулся взглядом к дороге и остановился на первом встреченном светофоре. Окошко приоткрыл, потом подумал, подумал и закрыл. Я увидел неуверенность? То закрыл, то открыл.
– Бл…был бы бабой – сам бы себе дал, – он засмеялся, глядя на меня. Давненько не видел такой мальчишечьей улыбки у него.
– Это какая-то новая стадия твоей самоуверенности?
Взглядом Диман провел по припаркованным машинам и перестал сверкать яркой улыбкой, теперь чуть меньше. Локоть положил на дверцу и покатил с зеленым светом не спеша по дороге.
– Я первый в истории Хаски, который женится на Вильмонт. У меня сейчас самомнение в космос отправилось, – заявил очень тихо и показалось как-то гордо что ли? Или самоудовлетворено.
– В смысле? – уточнил на всякий случай. Что имелось ввиду под этим важным заявлением.
– Во всех смыслах. Во всех… соглашение послезавтра подписываем. Она сама согласилась. Это же надо быть такой… – начал Диман, подпирая пальцами щеку. О! Пошли комплименты, может стишки начнет писать? – Как можно быть такой милой, наивной дурой! И наши папаши – аналогично, им только идейку подкинь, они, как мальки, наживу заглотили.
– Ты о чем? – спросил на последнюю фразу.
– Не важно, – отмахнулся Диман и продолжал щериться, пока водил баранку автомобиля.
– Всё понятно! – протянул я. – Ты ржешь, когда добровольно залез в брачную петлю! Я же говорил ты в дерьме!
– Не… – покачал головой самодовольный наследник. – Это пахнет оооочень привлекательно. Ну ты большой мальчик в курсе, что каждая женщина по-разному пахнет. А вот от Вильмонт пахнет…не знаю как… но странно. Едва приближаюсь к ней, чувствую ее запах….и меня трясет, штырит, колбасит. Похлеще любой наркоты или алкоголя действует, даже желтый Джек меньше по шарам дает. В общем, ты понял? – спросил у меня.
Я понимающе покивал головой, хотя ни Бастарда не понимал. А я говорил, что он в дерьме. Надо было раньше убирать ее…стоп…нет… слава всевышним, этого не сделал. Бл… а если бы реально попытался ее убрать? Жесть. Рефлекторно провел пальцем возле шеи, та оказалась на месте и целехонька.
Отчего я вздохнул счастливо и расслабленно.
POV Вильмонт
У меня очень странное ощущение, я будто во сне или в тумане, ничего не видела пока с Хаски шли по коридору. Он на прощание махнул рукой, а я молча зашла в комнату.
Захлопнула дверь, прислонилась спиной к ней и смотрела сквозь кровати на Машу и Кристину. Подруги были заняты, кто чем. Медведица с блокнотом в руке и ручкой грызла колпачок, а Кристина на компьютере фильм смотрела. Теперь понятно, откуда у Гиены права на машину и куча денег.
Со старым извращенцем спать пять лет заслуживает нереальных наград и понятно почему она мужчин боится.
На закрытие двери девочки обратили внимание и обе оторвались от дел.
– Я завтра подписываю брачное соглашение с Хаски, – минута молчания наверное, по моей безвременной кончине последовало после известия. А затем Маша принялась очень проникновенно исписывать страницы.
– Я тебе похоронный стишок пишу, – заявила брюнетка. А вот Кристина не отмирала, ногами болтала в воздухе и валялась животом на кровати.
– Ну что принято в данном случае говорить, – начала подруга спокойным голосом. А потом улыбнулась, готовая заржать видно по оскалу. – Соболезную! Сочувствую! И поздравляю!
И она начала смеяться, как некогда Гиена. Громко, надрывисто, подобно глупой животинке. А мне не до смеха.
Почему судьба нас сталкивает с остервенением? Или это Хаски руководит судьбой? Не могу до конца поверить, что он сюда руку не приложил.
Волчица по-прежнему была на работе, а я устала морально. Не могла сидеть на одном месте, присаживалась на кровать, и тут же подскакивала и ходила по комнате взад-вперед. Кристина в конце не выдержала и сказала, что я всех раздражаю.
Я и свалила молча из комнаты, нужна была подушка для слез. Шмонту позвонила, (милый зайка) согласился составить компанию.
Сидели в кафе, кушали, в полном молчании, не считая легкой музыки на фоне. Я слышала звук глотка алкоголя из бокала. Звон стекла, когда его ставили на стол, шебуршание ткани – скатерти, или звук моих каблуков о пол.
Я не знала, что сказать. Казалось – вот он овраг передо мной. Я стояла возле него. Внизу чернота. Ужас окутывал плетьми, стегал изредка, болезненно отдаваясь в сердце. Шелохнуться не могла, стояла и смотрела, а эти плети внезапно схватили за запястья и потянули в черноту, тьму.
Я с ужасом кричала, но никто не слышал, пока мою плоть затягивало вниз.
– Когда ты молчишь, ощущение будто настал конец света, – Лёнька, развалившись на диване, напротив меня покуривал сигарету, зажав ее в зубах. Шмонт звездой раскинулся, руки – ноги в разные стороны.
– И у меня такое ощущение, – проговорила, не смотря другу в глаза, а куда-то на стол на пепельницу, в которую он время от времени скидывал пепел, как ненужный мусор.
– Хватит киснуть, Вильмонт! Мы пришли тусить, а ты носом клюешь в бокале. Пей давай, – никакого желания пить.
И я выдохнула и сгустки кислорода из легких, и весь немалый рассказ. Прям в нескольких предложениях уложилась. Смысл был таков – (временно подписываю брачное соглашение с Хаски. Всего на четыре месяца). Много не стала рассказывать, все-таки не моя тайна.
– Что!? – сигарета у Леньки зависла в пальцах, между ровными рядами зубов. – Ты пьяна?!
– Я подписываю соглашение с Хаски, это всего на несколько месяцев.
– Это какой-то розыгрыш, правда, Вильмонт? – после этих слов Лёнька, как будто вновь воспрянул духом, оглянулся по периметру вип-комнатки небольшой, в которой мы уселись. – Ревновать хочешь заставить – благодарю покорно, после той фотки придти в себя не могу…
– Я не шучу, – его потрясенное не верящее лицо было хуже пощечины. Мне показалось словно я дала ему пощечину. Верности никогда не требовал от меня, потому что знал я всегда буду с ним. А теперь это «всегда буду» пошатнулось.
Лёнька окурок выбросил в пепельницу, прислонил руки к лицу и очень громко начал выдыхать воздух в них.
– Это ты решила очень милым способом сообщить о нашем расставании? – руки резко отдернул от лица. Брови нахмурил, лицо изменилось неожиданно, приобретая немного розоватые оттенки. Когда он гневался, то начинал краснеть. Но это не частое явление, поэтому немного смутили перемены в его поведении.
– Я надеюсь обойдется. Вместо того, чтобы орать, поддержал бы друг называется, – взяла со злости очередной стакан и как хряпнула. Если так продолжу – завтра не встану.
– И как мне помочь? Уложить в его кроватку и ножки тебе раздвинуть!? – тьфу!
Хотелось за хамские выражения ему в рожу плюнуть, но сдержалась, памятую, что сама бы была отнюдь не добренькая на его месте. Он прав, что могла требовать от него. Какой помощи? Махнула рукой, признавая правоту. Какая-то мысль завертелась по спирали, вокруг себя беспрерывно, какой-то выход…что-то должно быть… способ… то, за что могла зацепиться.
– Идея! – мои глаза засверкали с открытым чувством восторга и ехидства. – Я знаю, что делать, Шмонт. Юрист есть знакомый? Только строго между нами?
– А зачем тебе? – энтузиазма моего он не разделял. Скептически оглядывал и думал, наверное, послать или нет.
– Давай скорее, – пересела резко к нему на диван. – Шмонт, помоги, всего четыре месяца! Не волнуйся, изменять ему буду с тобой… – засмеялась вдруг.
Очень полегчало от этой выходки, которую совершу. Не все будет по-твоему, господин Хаски.
Поиграем в новую игру, наивный наследник!
– Обрадовала, – с сарказмом хмыкнул Лёнька и достал телефон, что-то выискивая, видимо, фамилию.
– Не говори имен, пожалуйста, – зашептала в отчаянии, когда он стал набирать номер.
Шмонт что-то прошептал, очень отдаленно напоминающее:
«Пошла к Бастардам. Или пошла к Баллийцам…. или куда-то еще дальше…»
Но я, так и быть, замолчала покорно, слушая разговор.
Хороший, видимо друг его, близкий. Когда Ленька передал трубку с предложением – пояснить суть вопроса, я покорно взяла и поздоровалась. Начала говорить четко по факту, без имен и фамилий. Когда узнала ответ на вопрос, поблагодарила вежливо и отсоединилась.
– Это другой разговор, – Ленька, наконец, вернулся в доброе расположение духа. – Так и надо было начинать, а то свадьба, свадьба, перепугала, давай за твою свадьбу. Надеюсь через четыре месяца тебя освободят от обещания! – поднял бутылку с вином и начал нас спаивать наглым образом.
– Ты – могила! – ткнула в него пальцем указательным.
Могила! – подтвердил насмешливо Шмонт и провел двумя сжатыми пальцами по губам сверху вниз, намекая на стежки нитками.
– Или я тебя сделаю могилой! – пригрозила выразительно.
И кулак показала свой маленький, но убийственный. Могу и глаз выбить при желании, не советую обманывать.
А потом мы улыбнулись друг другу, как раньше. Как два верных поддельника, договорившихся идти на дело. В детстве, когда я шла на хлипкий мостик возле Гробницы, Шмонт неизменно следовал за мной. Я фыркала, иногда прогоняла приставучего мальчишку, но знала о его присутствии рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.
Папа иногда отлавливал и устраивал разборки. Там же пограничная зона со Страдовцами видите ли, опасно.
Шмонт знал, где я бывала, но не сдавал. Молчал, пока папа и дядя Иосиф нас в хвост и в гриву чихвостили.
Я раньше этого не ценила, а сегодня подняла небольшой фужер с красным вином и соединила с бокалом Леньки. Подмигнула другу, на что тот удивился, явно не поняв скрытого посыла.
Теперь стала ценить моменты из прошлого, ведь не каждый день тьма подбиралась настолько близко.
Глава 28 “Брачное соглашение”
POV Вильмонт
Я бы все отдала лишь бы больше не встретить его. Посмотрите на меня. Сижу с бокалом вина на балконе на коврике, чтобы ступням не было холодно, а сейчас моим бедрам. Здесь очень низко расположены подоконники, поэтому я вижу, сидя на полу весь ночной, звездный город Арзонт.
Прекрасный вид на яркий, сияющий Арзонт. Кто же знал, что всё жизнь так обернется?
Я не накрашенная, в рваном халате: в желтый горошек, без двух пуговиц сверху. Грудь того и гляди вывалится наружу.
Я пьяная и рыдаю, как дура. За что эти наказания? За что я повстречала его на своем пути? Я самый отвратительный человек на свете?
Еще совсем немного…сегодня пожалею себя. Самую малость погрязну в пучине отчаяния, в ее цепких коготках. Буду задыхаться, но как только почувствую, что готова отключиться – обязательно воспряну духом. Обязательно. Правда это случится завтра – в день подписания контракта.
4 марта.
Провожал меня брат, ему отец позволил выехать из университета Административного Права. Я держалась за локоть Павлика, боялась упаду в белоснежном, элегантном платье. Половину дня не переживала, была слишком занята собственным обликом. Платье очень плотно прилегало к телу, по длине достигало колен, вырез сзади почти до попы, ну и спереди, как корсет, приподнимало грудь.
Мама любила всегда дарить дорогие украшения своим девочкам. А для меня не имело ценности: золото ли, серебро или обычные железяки, но сегодня надо выглядеть «дорого». Поэтому белое золото и бриллианты. На руку – браслет в виде змеи от локтя и выше до плеча. И, конечно, колье на груди. Волосы мне собрали высоко на верх и закололи, демонстрируя аристократичные черты лица. Кудрявая прядь волос обрамляла аккуратно щеку и падала на плечо.
Красота и дороговизна – как требовалось по статусу. Увидела бы такую перед собой – непременно подножку подставила.
Но поскольку не могла сама себе сделать, пришлось вылезти из машины с братом. Поправить платье на груди, чтобы не вывалилось лишнего, а то буду на фотографиях сверкать.
Невеста – звучит страшно. Невеста Хаски – вдвойне страшно.
Пять вечера, а площадка перед домом завалена множеством машин. Еще бы куча родственников, важные шишки. Мерси промолчал по поводу зятя. Совсем не обиделся? Репортеры. Даже на площадке вспышка фотокамер озарила наши с братом лица.
– Готова? – спросил брат, окинув меня взглядом.
Скажем так, Паша когда узнал, задал всего один вопрос:
«Как?»
Я ответила в похожей манере:
«Вот так» – и пожала плечами не знающе.
– Перед смертью не надышишься, – улыбнулась брату и под щелчки фотокамер зашли в дом, где как помнила находился вход.
Тишина, а почему нас не встречали, голоса слышны, смех, где все? С Пашей прошли по коридору, завернули в зал, где обнаружили основное скопление гостей. Мы слишком рано, ведь роспись на шесть назначили.
Нашему появлению многие удивились, в том числе мама, которая разговаривала с Ириной – двоюродной сестрой. Та, завидев меня, подняла руку в знак приветствия. Мама в длинном платье, скромно попивала какой-то напиток и улыбалась.
Леха скала – муж Иринки разговаривал с неизвестным мужчиной, родственник со стороны Хаски, видимо. Здесь много было народа, я не успела всех осмотреть, было удушливо от оценивающих взглядов.
Как острые ножи они препарировали с целью узнать все внутренности, достойна ли такая, как я войти в их семью.
Грязный бастард… как ЭТО может стать невестой будущего главы Хаски? Я надменно приподняла подбородок вверх, прошла по ковру на высоких каблуках, медленно… не спеша. Не дать понять, что взгляды причиняли неудобства.
Мне параллельны вы и ваше мнение.
Мимо мамы Хаски и его самого. Они находились за спинкой огромного дивана и светловолосая женщина поправляла ему галстук. От этого жеста захотелось жениха высмеять, пройтись против шерсти. Но его мама что-то бурно ему рассказывала, Хаски даже не заметил меня.
– Доброе утро, – привлекла к себе внимание. Маменькин сынок, но промолчала. Подарила легкую улыбку своему жениху, а он, как всегда, безупречен. У него личная швея? Хотя, чему удивлялась у моей мамы – личная швея.
Это мне казалось подобное верхом древности. Хаски надо было женщиной родиться. Его ямочки на щеках, направленные в сторону матери – это как яркое солнце в промозглую погоду.
После моего зова оторвался от мамы и повернул голову ко мне. Не поздоровался, ямочки пропали. Оценивающий взгляд начал выполнять свою задачу с моих глаз, потом моего лица, губ, шеи. Я всегда чувствовала внимание Хаски.
Ну пялься, женишок! Пряча улыбку шла мимо них, высматривая место для себя.
– Вы немного рано, Аня! – мама Хаски посмотрела на его часы на левой руки, пригладила ему ворот рубахи и отступила назад.
Что могла сказать по поводу идеальных белокурых локонов и лица, едва тронутого морщинами? Мама Хаски – идеальна. Красива, как кукла. Ни одной лишней черты. Тростиночка, в обтягивающем платье по самые пятки.
Извините, конкретно к вам претензий нет, но все-таки вы воспитали Хаски таким, поэтому симпатию не могу испытать.
– Впервые в жизни не опоздала! – с легкой улыбкой ответила и отвернулась от женщины. За моим появлением по-прежнему наблюдали и фразу, конечно, слышали.
Кто-то разрядил обстановку смехом, кто-то оставался серьезен. Еще бы, Бастард пришел в святая святых.
Дмитрий Сергеевич не удосужился поздороваться, ай-ай-ай! А где этикет? А как же комплименты развешивать невесте? Взять за руку, познакомить с родней? Или продолжал пялиться мне на бедра? Чуяла…чуяла. Я всегда чуяла его взгляд, который с огромного расстояния ухитрялся гладить, ласкать. И сегодня не меньше, а кажется будто и больше. Словно и не сдерживался вовсе, снял какой-то предохранитель. Будто перевел защелку и выпустил всё изнутри.
Здесь жарко, не охотно помахала рукой возле лица.
– Эй! Аня! – услышала насмешливый, смутно знакомый голос, что позволило отвлечься от духоты в комнате. Жара в Арзонте всегда убивала.
Мелисса!? Сестра Хаски, которая меня готовила на борт корабля.
– Ты сегодня определенно выглядишь лучше, чем в тот раз! А я говорила с тобой, что-то не так! – указала на меня пальцем.
У Мелиссы похожая прическа, волосы эффектно убраны наверх, в ушах поблескивали кружки – бриллианты. И женщина смеялась заразно, показывая ямочки, которые я отметила еще в прошлый раз.
И мне стало легко внезапно. Ответила ей тем же: своей лучшей улыбкой и смехом. Как будто вся духота резко покинула тело, отпустило напряжение, руки расслабились и больше нервно не постукивали по платью, и шла я более уверенно в сторону неизвестных Аристократов.
И среди змей – есть вполне милые и не ядовитые. Они вроде скользят медленно, и даже издают страшные звуки, но почему-то я их больше не боялась. Пусть себе ползают. Рядом с Мелиссой стало проще. Женщина поцеловала меня сама в щеку, признавая, как равная-равную. Затем познакомила с некоторыми сестрами и братьями Хаски, а их было очень много. Двоюродные, троюродные, родные.
Время до заключения контракта прошло быстро. Слишком быстро…
– Анна, пройдем-те, – Сергей Хаски был возле дивана на выходе, руки в карманах серых брюк, улыбался странной улыбкой. Он хуже своего сына. Это улыбка обольстителя.
Неловко от слишком теплого приветствия. У меня улыбка сразу треснула, раскололась пополам, создав непроницаемое выражение на лице.
– Не волнуйтесь, мы не завещание идем подписывать! – попытался разрядить обстановку шуткой, на что послышался гул одобрения.
Процессией из четырех человек вышли из зала и направились по коридору, вглубь дома. Сначала Сергей Хаски, потом мой папа, а потом Дмитрий показал рукой, будто бы приглашал мне первой пройти. Какой серьезный жених. Он как будто забетонирован, лицо без эмоций, ничего не скажешь, словно готовился выпить стакан воды. То есть ноль реакции со стороны Хаски, как будто контракт – это столь равнодушное, слишком обыкновенной занятие, которое он чуть ли не каждый день совершает.
А вообще не поздно джентльмена из себя строить? Я с демонстративным вздохом и приподнятой в невысказанном вопросе бровью пошла третья по стопам мужчин, а Дима последний.
Я знаю Дмитрий Сергеевич пялился на мои бедра в обтягивающем платье, чувствовала, как изучал.
А…нет… поняла… робот Дмитрий Сергеевич. Мишень всегда первый и последний человек, в середине безопаснее. Ты точно, робот, Дмитрий Сергеевич. Всё просчитываешь от начала до конца?
Когда дошли до бежевой, деревянной двери, остановились и по одному заходили. Я первая, следом Дима. И я резко перестала дышать, когда Хаски левую руку закинул на меня… через мое плечо опустил ее по диагонали вниз. Кистью передавил левую грудь, тем самым чуть ее обозначив выше корсета, ладонь положил – правее живота. Властно, как поводок накинул и отметил, что это принадлежит отныне ему. Холодный металл часов чувствовала на коже живота даже сквозь материал. Голову Хаски наклонил с правого бока от моего лица. И прошептал на уровень уха, от чего прядка волос слегка покачнулась от теплого дыхания.
– Я весь…в нетерпении… – услышала шепот.
Губы, как клеймо, обожгли кожу по ниже уха.
Отцы присаживались за широкий, овальный, коричневый стол. На нас не смотрели, но думаю видели, делали вид, что их не касалось.
Я подняла правую свободную руку, (левая пережата Хаски) и пальцами прикоснулась к костяшкам его руки. Легко провела, невинно пробежалась кончиками, как бы в одобрении.
Уголок губ дернулся в попытке улыбнуться, потом тщательно скрыла.
Будь в нетерпении, будь…
Ты только что подтвердил мои догадки, Дмитрий Сергеевич.
Сделала шаг из его рук, а Хаски, потеряв бдительность, не успел сжать руку, чтобы сдержать побег, пришлось ей упасть с меня. А я медленно направилась к одному из множества стульев рядом с отцом.
Нас всего четверо, подписание договора строго между нами, никого не посвящали в условия, считалось дурным тоном. Возможно я выкапываю себе могилу, но по-другому не могу. Памятую обо всем, что было между нами, только подобным образом могла защититься или отомстить. Не знаю, что из этого стало главной целью. Одно из этих двух ощущений стало главенствующим и занимало контроль над телом и мыслями.
Пока папа и Хаски старший по очереди изучали брачный контракт, я разглядывала простой на вид кабинет: бежевые обои, пару горшков с цветами, минимум окон, чтобы солнце не мешало, когда шли совещания.
А вот взгляд сидящего напротив мужчины жёг. Везде и очень тщательно. Когда я имела не осторожность легко прикусить нижнюю губу, нервничала наверное, но тут же знакомый взгляд опалил место укуса. Не знаю умеет ли Дмитрий формировать энергию глазами, но очень похоже на то. А если положить локти на стол, правой рукой обхватить затылок, сделав вид, что поправила прическу. Огонь стремительно двинулся по верху моей груди… по дорогому украшению вальяжно расположившемуся на открытой плоти… огонь пронесся выше по ключице… по жиле на шеи…вновь по губам. Я ощущала эти непрестанные, не видные дорожки.
Дмитрий Сергеевич снял явно предохранитель и готовился к удару.
Когда ему передали контракт, Дима не глядя, лист положил на стол между нами и двумя пальцами подвинул вперед.
– Я его составлял. Наизусть знаю. Подписывай. – Хаски протянул ручку, словно джентльмен первый уступал право подписи.
Ручка обычная, черная, покрутила ее перед лицом, словно какую-то великую реликвию. Другого шанса не будет защититься.
Отложила ручку на стол к всеобщему удивлению. Мужчины за озирались по сторонам, как бы проверяя есть ли тут кто-то еще, конечно, никого не было.
– Аня, подписывай, – отец заглушил голос настолько, чтобы слышали только мы и ни в коем случае – ни за дверьми люди, ни охрана через камеры.
Хаски старший прокашлялся и легонько стукнул по пустой поверхности стола. Привычные, как в прошлый раз, звуковые волны проплыли по помещению.
– У меня будет условие, – не проиграть в битве взглядов.
Научилась у Хаски противостоять.
Им нужен этот договор. Мне – нет. Значит будешь плясать от меня. Народ они собрали выхода у них нет, поэтому отсюда мы с Хаски должны выйти женихом и невестой.
– Всего одно условие – и я подпишу! – наконец, собралась с мыслями, постаралась, чтобы голос не дрожал.
Поглядела в глаза Дмитрию. Будущий жених локти поставил на стол, скрестил пальцы между собой в замок, на одной руке часы сверкали, привлекая внимания. А внимательные глаза, пытались понять, что я приготовила, какой сюрприз.
Заулыбался Дмитрий, но это не та радостная улыбка, которая была подарена матери. Это улыбка мне – надменная, лживая.
– Что за условие? – поинтересовался.
А я собралась с мыслями и громко озвучила, как приговор в зале суда, даже если это глупость, для меня – нет:
– Ни одна из сторон не вправе требовать исполнения назовем так «супружеского долга» до свадьбы. При нарушении этого условия соглашение автоматически расторгается!
Ни один мускул не дернулся у Хаски, пока изучал меня – новое вещество. Хотя уже старое и он должен был понять, что во мне не только наивность сочетается. К цели господин идет напролом и его неплохо успела понять и изучить. Даже если основная причина концерта – желание вытравить третьего, мешающего нашим семья, то от побочного возможного «удовольствия» не станет отказываться.
И что ему помешает вести себя также нагло, как и прежде. Что помешает мужчине взять свою невесту? Мое нежелание? Разве Хаски это когда-то останавливало?
– А с чего решила, что мне это интересно? – теперь смеялась я над его попыткой.
– Раз тебе не важно, то никаких проблем, правда? Папа, позови юриста? – обратилась к своему предателю-отцу.
Хаски молчал, держа руки перед лицом, а я мысленно праздновала победу. Желай меня, дорогой, желай! У нас на каждом шагу натыканы камеры. Весь город под наблюдением. Редко, где отсутствуют. У меня в доме и у него в пианино камеры. Сорвешься – автоматически расторгается договор и будешь виноват ты, а не я. Я условия все выполнила, совесть чиста.
За всю мою боль и унижения ответишь, Хаски! Отец с подозрением уставился на меня, потом на Сергея, потом на Дмитрия. Этот круг он не прерывал, искал ответа на наших лицах. Хаски обдумывал некоторое время, потирая подбородок длинными пальцами, едва заметно кивнул отцу. Папа подтянул руку с часами к лицу и, набрав комбинацию цифр или букв, наконец, воззрился на меня.
Я довольно развалилась на стуле, постукивая пальцами по столу.
Моя победа, Хаски! Больше не дам вытирать об себя ноги.
Пока ждали, отец внезапно привлек внимание неуверенным тоном:
– Аня, как бы тебе сказать. Конечно, никто до свадьбы не требует исполнения супружеского долга, но… это не совсем правильно, – как бы корректнее начал отец. – Вы на время зависите друг от друга.
Ты за кого отец? Я перестала улыбаться и удивленно обратилась взглядом к родителю. Я правильно услышала. Он за то, чтобы я с Хаски «жила» в прямом смысле? В смысле спала?
Но расслышала голос напротив себя. Больше не было хрипотцы в голосе, как возле двери, теперь был холод и безразличие:
– Раз у тебя свои условия, будет честно, если и мои условия обговорим. Я также, как и ты, в невыгодной ситуации. Согласись? – самоуверенность лишь на минуту покинула его, теперь он опять взирал с превосходством на пару. – У меня отобрали невесту, выдали другую. К тому же, предыдущая полностью устраивала, – я закатила глаза на этот фарс.
Уставилась на стол невидимым взглядом. Именно поэтому он Ананину заставлял жить и спать с ним, потому что Кристина во всем устраивала. Так и было.
– Предлагаю переехать ко мне жить. Представляете сколько шумихи наделаем?
– А? Посмотрела на будущего жениха.
– В смысле? – его хитрые глазки чуть торжествующе загорелись. Узнала лукавый огонек, с виду вроде и серьезный, но это с виду. И в интонации голоса распознала удовлетворение.
– А чего бояться рядом со мной, если я не вправе требовать исполнения супружеского долга? – процитировал мои слова. – Наделаем больше шумихи переездом.
Сжала ручку в ладони, будь моя воля воткнула бы Хаски в сердце стержень. И поковырялась бы пару десятков раз в его зачерствевшем, но бьющемся органе. Что-нибудь способно причинить ему боль?
Минут через десять принесли новый договор. Я изучила очень тщательно под недовольные и усталые вздохи мужчин. Я может себе смертный договор подписываю, а они торопят.
Информация на одном листе и особенно не придерешься. Наши данные… в течение четырех месяцев женимся… в случае расторжения никто не претендует на штрафные организации и даже мое смешное условие появилось.
Собственно, выхода нет. Подняла осторожно ручку, будто она намазана отравой. Обернулась к отцу, разглядывая хорошо знакомые, любимые черты человека, который дал жить, который не отдал в интернат, не дал загубить мою жизнь в самом начале. Я родилась шестимесячная. Мама была в торговом центре, где произошел взрыв, в результате которого она пострадала вместе со мной. Говорят, когда я родилась у меня череп был деформирован, сейчас вроде нормальный стал.
Я всегда считала себя обязанной отцу и из-за этого, не мешкая доверяла, жизнь ему в руки. Он знал всегда, как лучше. Знал, что надо въезжать в столб. Знал, когда надо не дышать. Когда убегать или когда не двигаться.
Прежде чем подписала сказала всего несколько слов отцу напоследок:
– Я в последний раз исполняю твой приказ.
Не смотрела на отца. Когда чернила стали проявляться на бумаге, чувствовала как эта чернота заполняла сердце, медленно наполняло его до краев.
Он выбрал, что важнее ему. Благополучие собственного бизнеса, а не мое личное благо. Я подписала эту бумажку для того, чтобы помочь отцу найти третьего мешающего игрока. Я не всевышняя сила, чтобы пытаться помочь и каждому, хочу чтобы моим родным и друзьям было хорошо, на остальных плевать.
И мы подписали. Очень понадеялась, что не подписала себе смертный приговор.
Оба Сергея первые покинули кабинет, а Хаски не спешил покидать стул.
Оппонент изучал второго. Дмитрий скрестил руки на груди недовольно, а я повторила его позу и не скрывала легкой улыбки.
Как я раньше прятала улыбки, теперь не буду. Любуйся, наследничек.
– Мы… так… не договаривались, – тихо заявил мистер недовольный.
Ощущение, что у него из-под носа умыкнули конфетку. Похоже, я угадала его намерения, сдерживаться бы не стал.
– Надо было подробнее разобрать пункты договора, как в прошлый раз! – встала я со стула, намеренно провела ладонями по бокам, по бедрам, обозначивая контуры тела, которые он отныне не получит. – В прошлый раз было явно оговорено, что ты получаешь за сохранность Бастардов. А в этот раз сплоховал, – ладонями оперлась о стол, демонстрируя другую часть тела, что он тоже отныне не коснется. – Теперь ты получил невесту! – а потом жестко сквозь зубы процедила. – А трахать найдешь себе такую, как Ананина.
Встала в полный рост, демонстрируя себя – его невесту. Хотел невесту – получай. Только этого ли ты хотел? Вряд ли. Тебе нужен секс, похотливая скотина. Я для этого всегда и нужна была.
