Текст книги "Снегурочка в беде (СИ)"
Автор книги: Awelina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Я обреченно закатила глаза, вылезая из юбки. Когда на моих плечах оказался наряд Снегурочки, выдохнула, собралась.
Итак, пока я перестала быть Олесей Даниловой. И это хорошо… В последнее время у нее одни неприятности.
***
«Все же офисные вечеринки есть за что любить и ненавидеть. Прямо как с Вороновым», – к такому выводу пришла, взбалтывая остатки шампанского в бокале. Допила их одним глотком.
Очередной заводной танцевальный хит звенел в ушах. Те сотрудники, которые не двигались под него, занимались закусками или опустошением бокалов. Или же болтали, как Алина и Наталья. Иногда в разговор двух девушек встревала и я.
Но теперь поймала себя на мысли, что чуть пьяна, устала от множества людей вокруг, ритма музыки, шума, броуновского движения и необходимости играть роль части коллектива. Праздник превратился в муку, пора бы ехать отдыхать.
И вполне могла себе это позволить. Роль Снегурочки-ведущей отыграна (вполне сносно, в соответствии со сценарием, в каких-то моментах – даже с успехом, удовольствием и яркими впечатлениями). Минут сорок на этой феерии побыла, убедилась, что все проходит замечательно и инициативу уже перехватили активные и слегка хмельные сотрудники, заработала комплимент и искреннюю похвалу от Натальи Юрьевны («Олеся, прекрасно! Просто прекрасно. Готовься на следующий год, лапочка. Ты прирожденная Снегурочка!»). А еще сумела потерять несносного напарника, исчезнувшего вместе с биг боссом. Вероятно, обсуждают что-то в кабинете последнего.
– Я, пожалуй, домой, – положив руку на плечо начальницы, привлекла ее внимание к себе.
– Что? – Алина удивилась. – Еще рано! Останься, – заныла с гримаской печали на лице.
– У меня забот было побольше вашего, – поморщилась я. – Так что заслужила уйти пораньше.
– О да! Вы с Мишей оба классно все устроили, – кивнула Наташа, поставив пустой бокал на стол. – Слышала, вы снова сошлись.
Я метнула подозрительный взгляд на Алину. Та, округлив глаза, пожала плечами: мол, я тут ни при чем.
– Слухи, – отмахнулась я с безразличным видом.
Перед уходом следовало забрать кое-какие вещи из кабинета Воронова, туда и направилась.
У Миши было темно и прохладно. Включила свет, закрыла окно, от которого заметно тянуло морозом, облегченно улыбнулась относительной тишине. Безлюдность и спокойствие – да, именно этого мне и не хватало.
Я собрала косметичку, а потом не выдержала: сняла кандалы-туфли на высоких каблуках и, с удовольствием ступая по холодному полу горящими ступнями, улеглась на кожаном диванчике.
Ноги целиком вытянуть не вышло, но мягкое сиденье и возможность расслабиться словно впрыснули дозу счастья в уставшее тело.
Я выгнулась, упираясь поясницей в валик подлокотника, заложила руки за голову и застонала от удовольствия. Хихикнула, осознав, что на чужой территории веду себя слишком вольно, даже нагло. Вспомнилось, что стены этого кабинета помнят еще более неприличные сцены, так что какая, собственно, разница?
Взбила распущенные волосы и уселась поудобнее. Двигаться, куда-то идти и что-то делать вообще не хотелось. Шампанское, видимо, окончательно завладело не только моим мозгом, но и телом, в котором поселились жаркая тяжесть и расслабленность.
Здорово было бы остаться здесь на ночь. И до чертиков интересно, как бы Воронов отреагировал, вернувшись и застав меня здесь спящей. Сто процентов ругался бы от досады, что не может рядом уместиться!
Я закусила губу, пытаясь удержать смех и не справилась.
Да, третий бокал шипучего вина был явно лишним. Коварный напиток, что скажешь. Особенно для меня, не привыкшей к алкоголю. Теперь кружится голова, душа рвется в полет, буйное воображение пустилось вскачь, еще и на подвиги потянуло.
Едва слышно щелкнула, повернувшись, ручка двери. Кто-то вошел, пустив внутрь ритмичные басы известного хита. Я оглянулась: ну конечно, он, хозяин этого кабинета, мужчина моей мечты, причина тридцати трех несчастий и любовь всей жизни.
Иронично изогнул бровь, оглядывая меня жарким взглядом. Говорят, карие глаза самые невыразительные. Врут безбожно! Они такие глубокие и невероятные, что, кажется, можно смотреть в них часами.
– Вижу, вечер действительно добрый, – кривовато усмехнулся Миша, остановившись рядом со мной.
Мягко улыбаясь, я смотрела на него снизу вверх, ответила после паузы:
– Удался, безусловно. Ну, не буду мешать, – и, повернувшись, спустила ноги на пол.
– Не мешаешь. Сиди, отдыхай, – мужчина остановил меня жестом. – Хочешь чего-нибудь выпить?
Я хохотнула.
– Ты опоздал с предложением. Сколько бы соблазнительным оно ни было.
– А если у меня будет другое соблазнительное предложение? – спросил он с лукавой улыбкой и бархатными нотками в голосе, не сводя с меня сияющих глаз.
Вспыхнув, отвела взгляд. Присмотрелась к одежде Воронова, в которую он переоделся после нашего «выхода». А ему очень идут черные джинсы и черная шелковая рубашка. Подчеркивают темные глубины глаз, придают облику некую хищность, опасность, властность. И эти две незастегнутые пуговицы, обнажающие ямочку между ключицами… На ней и застыл мой взгляд.
– Какое же? – спросила автоматически, сглотнув.
– Выпить твоего любимого гранатового сока. Специально для тебя припас.
– Боже, ты знаешь, на что надавить, – хихикнула я.
– На собственном опыте удостоверилась, какой я умелец. – Очередной взгляд, воспламенивший, как откровенное прикосновение. – Сейчас принесу, – Миша скрылся за дверью.
«Пора удирать, пока еще здравый смысл не отказал. От конфронтации и войны мы вон уже к флирту и двусмысленностям перешли», – решение светлое, безусловно.
Я с тоской посмотрела на туфли, оставленные у стола Воронова. Шевелиться, вставать, а тем более вновь заковывать свои ступни в колодки очень не хотелось. Сок и несколько минут отдыха мне, и правда, не помешают. А вот тет-а-тет с Мишей…
А с другой стороны, еще не известно, кому из нас следует бояться и быть осторожным! Свое «хочу» он задекларировал, а я задекларировала свое «нет». Желает еще раз его услышать, мне не жалко.
Довольно усмехнувшись, договорившись сама с собой, я снова вытянула ноги на диване.
Вернувшийся с двумя бокалами сока Миша довольно хмыкнул, вновь увидев меня в непринужденной позе. Сел рядом, вынудив меня согнуть ноги в коленях, чтобы освободить ему место, молча протянул мне напиток. Мгновение мы удерживали взгляды друг друга, испытующие, с искрой азарта и вызова.
– Мы с тобой сегодня были на высоте, – заговорил мужчина, сделав пару глотков сока, убрал бокал на столик у дивана.
– Ты переигрывал, – уточнила я.
– Что? Когда это? – настороженно прищурился Воронов, но я видела, что мое замечание его веселит.
– Тот момент с амнезией. «Новый год? Какой Новый год? И подарки еще?» Миш, ты должен был изобразить потерю памяти, а не гражданина в запое.
Воронов расхохотался, запрокинув голову.
– А еще эта игра в снежки из бумаги. Прости, но нормальный дед свою внучку не будет периодически ловить, хватать за талию и прижимать к себе, – ядовито заключила, протянув ему наполовину опустошенный бокал, чтобы он поставил его к своему.
– А я тебе и не дед, – лукаво растянул губы в улыбке мой визави. – И сказал об этом еще в самом начале.
– Дед. По сценарию, – уверенно кивнула, сложив руки на груди.
Взгляд мужчины немедленно спустился на нее, попутешествовал по шее, оголенному плечу. Выбранное невесомое трикотажное платье, серебристо-серое, с люрексовой нитью, всем было хорошо: облегало фигуру, придавало образу легкую эротичность (за счет двух разрезов до середины бедра да широкого ворота, соскальзывающего с левого плеча) и одновременно холодность.
Да, милый, такой наряд выбрала специально для тебя.
– А у меня другой сценарий, солнце мое. – Обжигающие карие глаза посмотрели в мои.
Я демонстративно вздохнула, закатив глаза.
– В общем, все без исключения остались в восторге. Наталья Юрьевна настойчиво намекала, что организаторы шоу, то есть мы с тобой, должны еще и убрать все после, но я твердо дал понять, что не звездное это дело. И она отстала, представь.
– Невероятно.
Стопы гудели, и я пошевелила пальцами, пытаясь хоть как-то размять мышцы. Миша заметил это.
– Поистине размер женского тщеславия сопоставим с высотой каблуков, – хмыкнул. – Ну-ка…
И, обхватив мои лодыжки, водрузил их себе на колени. Заключил в твердые, сильные ладони стопу, осторожно надавил на чувствительную точку под подушечками пальцев и начал неторопливо массировать.
Боже мой… Меня прошило непередаваемым наслаждением, с трудом получилось сдержать громкий стон. Бессильно привалившись плечом к спинке дивана, я закрыла глаза, целиком отдаваясь удовольствию и облегчению. Вырваться или же воспрепятствовать восхитительному самоуправству Миши в голову не приходило.
Сильные руки поглаживали, мяли. Тонкий чулок нисколько не смазывал ощущений, и каждое движение словно выстреливало удовольствием в низ живота, отзывалось сладкой судорогой.
Да… До этого момента и не знала, как же это невероятно… И что можно быть такой возбужденной и расслабленной одновременно, а массаж сравнивать с сексом…
– А у самой какие впечатления от вечеринки? Почему сбежала? – ласковым тихим голосом поинтересовался мужчина.
Отвечать не хотелось. Кроме того, рисковала выдать свое состояние. Впрочем, Миша не слепой, все сам видит, понимает. И вообще, знает, что делает.
В итоге желание сделать ему наперекор помогло прийти в себя и сказать практически ровным тоном:
– Впечатления хорошие. Но я устала и хочу домой. Неделя нелегкой выдалась.
– Согласен. – Он закончил с правой стопой, чувственно погладив ее напоследок, вызвав у меня стон сквозь стиснутые зубы. Обхватил левую, вновь надавив на точку под подушечками, провел пальцами от пятки снизу-вверх.
Ох, черт… Ну почему это так … потрясающе, эротично, возбуждающе? На этот раз стона удержать не получилось. И пусть уж.
– Это уже пятое мое «пятичасовое шампанское» здесь, – в голосе мужчины разливалась волнующая хрипотца. Его руки не переставали мять, поглаживать, превращая мои кости и мышцы в желе, заставляя умирать от удовольствия. – Без преувеличения скажу, что самое лучшее. Раньше я уходил через час после начала феерии, а сегодня не ушел даже после номеров караоке.
– Ммм, – заполнила я паузу. Так и сидела, разомлев, не открывая глаз.
– Точно. Ты права, – усмехнулся Воронов. – Во-первых, я сам руководил этим ужасом. А во-вторых, у меня был стимул остаться. Какой? Весь вечер мечтал сделать тебе массаж ног.
Я фыркнула возмущенно.
Миша, закончив, обхватил ладонями мои голени, двинулся вверх, к коленям.
– Эй! – я распахнула глаза.
Воронов тут же подался ко мне, наклонившись, упираясь локтем одной руки в сиденье. Блестевший хитринкой и возбуждением взгляд застыл на моих губах. А мой скользнул на эту злополучную ямочку у горла мужчины, видневшуюся в незастегнутом вороте рубашки. Вспышка сильного желания разожгла кровь за долю секунды, буквально на языке почувствовала вкус его кожи, сглотнула.
Руки Миши забрались под подол платья. Остановила их, накрыв сверху своими ладонями, заглянула ему в глаза. И заметила кое-что.
– Ты плохо вот здесь смыл, – указала пальцем на едва заметную полоску грима у виска, не касаясь его кожи.
– Мог пропустить, торопился, – согласился он вкрадчиво, а потом, выпрямившись, отпустив меня, поднялся с дивана.
По телу скользнула прохлада, обоняние перестал тревожить запах парфюма с нотками полыни и лайма, на разум больше не давила близость мужчины, его властная аура, одурманивая, и либидо, слава богу, чуть ослабло. Я спустила ноги на пол.
Уйти или остаться? И подразнить Воронова еще чуть-чуть…
Миша, выдвинув ящик стола, достал из него пачку влажных салфеток, вернулся ко мне. Увесистая пластиковая упаковка упала мне на колени.
– Поможешь? – спросил он, усевшись рядом, коснувшись своим плечом моего.
– Ты большой мальчик, сам справишься. Я верю в тебя, – улыбнулась, пытаясь сунуть салфетки ему в руку.
Проказливо ухмыльнувшись, Воронов нарочито осуждающе цокнул языком.
– Жестокая. И это после того, как я спас твои стопы? И отмазал от уборки? Где, спрашивается, благодарность?
– Вот ведь шантажист! – обиженно сверкнув глазами, я вскрыла пачку, достала салфетку, потянулась к мужчине, готовясь вытереть полоску грима. Наши взгляды встретились, и мы оба застыли.
Даже не знаю, в какой именно момент я это решила: сейчас или несколько секунд назад, когда он бросил мне на колени упаковку? А скорее всего, давно. Может быть, в то утро, когда мы проснулись в одной постели в доме Тимофея? Или в ту минуту, когда он обнял, прижал к себе во время примерки костюма Снегурочки? Возможно, в тот вечер, когда плакала в ванной, вспоминая часы, проведенные с ним в подсобке за упаковыванием подарков?
Останусь сегодня с ним. Одна ночь – откуп за мое вечное молчание, надежду на свободу. Уступка себе, своему чувству и желанию, да. Но иногда стоит проиграть сражение, чтобы после выиграть войну.
Не важно теперь, когда и зачем я так решила. Не важно, что осознаю: это глупая ошибка, которая будет стоить мне очень многого. Не хочу думать сейчас, сожалеть… Хочу действовать.
Миша, положив ладони на талию, потянул меня на свои колени.
– Так будет удобнее, – шепнул в губы, когда я, не сопротивляясь, уселась.
– Прежде всего тебе, – шепнула с ехидцей в ответ. Поерзала, провоцируя еще больше этого соблазнителя. Он усмехнулся, довольный.
Ему не надо знать о моем решении. Пусть постарается еще, добиваясь меня.
От азарта и возбуждения по коже побежали мурашки, а каждая клеточка тела будто наполнилась электричеством. Что ж, Миша, ты первым начал эту игру, а теперь в нее осознанно вступаю и я.
За дверями кабинета кураж сотрудников выходил на пиковые точки, кажется, даже музыка стала звучать громче. Сквозь ее гул иногда прорывались смех, неразборчивые крики, кто-то шумно топотал, пробегая по коридору. А у меня было собственное развлечение. Намного, намного лучше.
Неспешно стирая салфеткой пропущенный Вороновым остаток грима, намеренно делала это нежно, осторожно, прикусила губу, сосредоточившись на своем занятии. Спокойно мужчина сидеть, естественно не стал. Положив руки мне на бедра, он, томительно лаская, водил ими вверх, к ягодицам, и вниз, к коленям. А потом и вовсе не выдержал.
Глубокий, страстный поцелуй. Почти грубый, жадный. Долгожданный.
Я мигом забыла и о салфетке (впрочем, кожа Миши давно стала чистой), и о том, что в первые секунды решила не поддаваться, быть сдержанной. Закинула руки ему на шею, зарылась пальцами в волосы.
Мужчина притиснул меня к себе, одной рукой зафиксировав затылок, поглощал, терзал мои губы, наступал, лихорадочно лаская, чтобы в следующий миг позволить это и мне…
Сколько длилась эта восхитительная горячка, кто же считал… Она оставила нас обоих задыхающимися, растрепанными и горящими вожделением.
– Мне не нравится это платье, – хрипло выдавил Миша, прижался губами к виску.
Я, обмякшая, взбудораженная, устроила голову на его плече, никак не отреагировала на фразу, ожидая ее продолжения.
– Капкан для глаз и разочарование для рук.
Он щекотно провел пальцами по оголенному плечу, проложил дорожку поцелуев вверх, к шее.
– Вот здесь меня все устраивает, – пояснил затем. – А здесь нет. – Пошевелил руками на моих бедрах, показывая, что они не могут забраться под подол, плотно облегающий ноги.
Я не без злорадства улыбнулась:
– Фасон специально для тебя.
Шутливо зарычав, Воронов запрокинул мою голову, выдохнул в губы:
– Счастье мое, это означает, что платье придется с тебя снять.
Отрицательно покачав головой, я легонько щелкнула мужчину по носу. Потянулась, прикусила мочку уха и, вывернувшись из объятий, встала. Опустила вниз платье, поправила волосы.
В голове зашумело. Хмель от шампанского и нашего тесного «сотрудничества» с Мишей все еще играл в крови. Открыто улыбнувшись мужчине, оставшемуся сидеть на диване и наблюдавшему за мной жадным восхищенным взглядом, я направилась к сброшенным туфлям.
Опасную игру затеяла. И еще более опасное решение приняла. Но к черту! Иногда лучше сделать, а потом сожалеть, чем не сделать и сожалеть. Я люблю его, хочу, так пусть сегодняшняя ночь будет будто бы всей моей счастливой жизнью. Каждая минута – словно год, а час – десятилетие. Вот мое новогоднее желание. Наконец-то определилась с ним.
– Значит, домой? – спросил Миша, когда я обулась.
– Не знаю, – протянула, взбивая волосы.
Азарт и адреналин зудели, еще больше возбуждая. Ну же, Воронов, где твои замашки тирана, завоевателя, охотника? Не пора ли перекинуть меня через плечо и утащить в свое логово?
– Я тут вспомнила, что обещала танец кое-кому.
– Кому? – тут же зловещим голосом поинтересовался помрачневший мужчина.
Таинственно улыбнувшись, я повернулась к двери. Краем глаза уловила, что Воронов вскочил с дивана и двинулся мне наперерез.
Конечно же, дверь открыть он мне не дал, придавив ее сверху своей рукой, навис надо мною. Спиной почувствовала, как бурно вздымается его грудная клетка, как напряжена каждая мышца в теле.
Я развернулась к Мише и тут же оказалась в тесном плену: спина прижата к двери, сильные руки удерживают за талию, лицо с лихорадочно блестящими глазами тянется к моему, горячее дыхание тревожит губы.
– Лучше не дразни меня, Леся, – предупредил, коснувшись своим носом моего.
– И не думала, – ответила тихо.
– К черту все. Я знаю, что ты не готова ни к разговору, ни тем более к… большему. Но, пожалуйста, – ладони Воронова обхватили мое лицо, он поцеловал меня в уголок рта, скользнул приоткрытыми губами к скуле.
Никогда прежде не видела его таким, до предела возбужденным, растерянным, отчаявшимся, пугающе грозным. Острое удовлетворение от осуществления пусть маленькой, но мести в мгновение ока переросло в колоссальной силы желание. Голова закружилась, а сердце замолотило.
Ни разу до этого дня не предполагала, что можно прийти в экстаз от пары невнятных фраз, почти невинных поцелуев и от того, что мужчина просто прижал тебя к двери, не давая уйти.
– Поедем ко мне. Хочу тебя до умопомрачения… Но если ты не хочешь… Решать тебе. Мы можем выпить. Или нет, не выпить… Поужинать, послушать музыку, посмотреть фильм… книгу почитать вместе, посидеть в темноте в молчании. Черт… Леся, поехали ко мне… Пожалуйста.
Он, будто находясь в полубреду, перемежал слова сладкими короткими поцелуями, дышал часто, шумно. Пальцы мягко проводили по талии, спине, касались груди. А я дрожала от счастья и возбуждения.
О да… Давно следовало отпустить себя, прекратить сопротивляться, позволить происходить всему этому сумасшествию. И у меня есть еще целая ночь, столько минут и часов…
Я не стала ничего говорить. Просто обняла его за плечи, впилась поцелуем в жесткие губы, без промедления ответившие мне так же жадно и пылко.
– Такси? – спросила, когда мы сумели оторваться друг от друга.
– Я не пил ни капли, поэтому на моей, – ответил он, отступая от двери. Я повернула ручку.
– И, Лесь, – Миша удержал меня, обняв со спины, чмокнув в макушку. – Поторопись с одеванием.
– Кажется, речь должна идти о раздевании, – парировала с иронией, попыталась убрать его ладони, сцепленные в замок на моем животе.
– Язва, – выдохнул мне в шею Воронов, прикусил чувствительное местечко под подбородком и разжал руки.
Дрожащая, взбудораженная и абсолютно хмельная от упоения и предвкушения, я пошла одеваться.
Как ни хотелось и дальше играть в провокацию, не стала задерживаться, облачаясь в верхнюю одежду. Причина поспешности была не только в том, что потерявший терпение и уверенность Миша мог бы явиться за мной и утащить на руках, наплевав на реакцию окружающих и нормы приличия. Суть крылась в другом: боялась задуматься о том, что творю, и остановить себя.
Предвкушение мешалось с отчаянием, отчаяние – с порицанием, а порицание, в свою очередь, с дикой жаждой и во время двадцатиминутной поездки к Воронову. А когда щелкнул замок входной двери, отрезая нас с мужчиной от остального мира, это пропало. Все правильно: должны быть лишь я и он, и страсть, которая разгоралась в наших обращенных друг на друга взглядах.
Все возвращается на круги своя…
Почти четыре месяца назад уходила из этого дома, решив, что больше никогда сюда не вернусь. Начну с нуля. Но вот я снова здесь… Снова те же чувства, но в сто крат сильнее (сыграли свою роль разлука, обиды), тот же мужчина, смотрящий на меня так, что подкашиваются колени, та же обстановка, ничуть не изменившаяся за время моего отсутствия, все еще хранящая ауру наших совместных дней.
Миша шагнул ко мне, потянулся словно бы за поцелуем, но тут же одернул себя. Сел на корточки у моих ног, а я застыла, недоумевая. Он расстегнул сначала один сапог, осторожно снял его с моей ноги, задержав стопу в теплых больших ладонях, потом другой. Помог стянуть пальто.
– Пойдем. У меня для тебя сюрприз, – произнес с кривоватой ухмылкой, когда поднялся и тоже разделся.
Взяв меня за руку, Воронов двинулся в большую комнату. Еще на подходе моих ноздрей коснулся острый аромат, который ни с чем не спутаешь.
– Красавица, правда? – похвастался Миша, когда мы остановились на пороге, созерцая пушистую ель.
Ради лесной гостьи, стоявшей у окна, хозяину пришлось передвинуть диван и журнальный столик. Дерево уже было водружено на подставку, но на ветвях, радующих глаз сочной зеленью, не висело ни единого украшения. Смолистый хвойный запах праздничным хмелем ударил в голову. Обвела глазами комнату и заметила большую коробку, которая стояла в углу у книжного шкафа. Видимо, Миша приготовил игрушки и прочую атрибутику.
– Я же отдавала голос за искусственную, – хитро улыбнувшись, напомнила Воронову наш разговор во время поездки в коттедж.
– А я предпочитаю настоящее, – упрямо возразил он.
Промолчав, я подошла к елке, коснулась колючих ароматных ветвей, провела пальцами по гладким смолянистым иглам. Конечно, Миша прав: какой Новый год без сочных запахов хвои, мандаринов и шоколада? Без брызг шампанского и искр бенгальских огней? Все это уже давно стало и штампом, и лакмусовой бумажкой для проверки качества организации праздника, и даже ритуалом, предотвращающим несчастья в наступающем году.
– Украсим ее вместе, – Миша встал рядом со мной. – Можем даже сегодня…
– Звезду, разумеется, полезешь ставить ты, – повернулась к нему, наткнулась на довольную улыбку и сияющий взгляд.
– Разумеется.
Кивнув, я вернула внимание елке, усмиряя застучавшее быстрее сердце. Та нежность, ласка, которую увидела в его глазах, будоражили, распаляли. Интересно, он дотронется до меня только тогда, когда позволю, или все же не выдержит, не дождется согласия?
– А на Новый год зажжем свечи и фонарики на елке. – Миша тихо продолжил, встав еще ближе, коснувшись грудью моего плеча, дотронулся до той же веточки, что гладила я.
– Представь, кругом волшебный праздничный полумрак, часы бьют двенадцать, мы загадываем желание… – Бархатистый шепот лился в ухо, горячее дыхание обдувало шею, щекотно шевелило волосы. – Ты уже придумала свое?
«Да, – ответила мысленно. – И надеюсь, оно исполнится сегодня». Меня нисколько не удивило, что мужчина уже обозначил планы для нас с ним на новогоднюю ночь. Жаль, что они не исполнятся…
– А ты? – спросила вслух, подняв на Мишу глаза, а он неотрывно смотрел на мои губы.
– Конечно. Обдумал и все приготовил… Для его осуществления.
– Предусмотрительный, – шепотом произнесла я.
– Не без этого…
Не знаю, кто из нас сделал это последний шаг. Может, оба одновременно? Вздохнула, моргнула – и вот мы, забывшие обо всем, цеплявшиеся друг за друга, уже целуемся страстно, нетерпеливо, жарко, будто эта близость, ощущения, переживания – единственное, что нам позволили перед смертью.
А потом, практические не отрываясь от моего рта и шеи, Миша подхватил меня на руки и отнес в спальню.
Я и не заметила, как мужчина снял с меня платье, нижнее белье (оставил только чулки), как сама стянула с него одежду. Все в каком-то забытьи и затмении, лихорадочном стремлении как можно быстрее добраться до его кожи, ощутить силу мышц, наполнить себя им. Меня бросало то в жар, то в холод. Внутри зудело, росло, ширилось что-то мощное, невероятное, неодолимое… И взорвалось сразу же, как он оказался внутри. Я растворилась в волнах экстаза, накатывающих одна за другой. Несколько жестких, быстрых толчков – и он тоже присоединился ко мне в нирване, обжигающем, пьянящем блаженстве… Целуя жарко, шумно дыша. Подрагивающие пальцы дергали пряди волос, запутавшись в них…
– Леська… Как же я соскучился… Как же… Не отпущу больше, слышишь? Никогда… – Срывающийся шепот, затяжные поцелуи. Губы, язык, проводящие по ключицам, по бешено бьющейся жилке на шее…
Я поглаживала непослушными руками его спину, плечи, ерошила жесткие волосы на затылке, дрейфовала в сладостном утомлении, мягко улыбалась, целовала в висок, грудь, шею. Верила каждому слову. Ведь сегодня исполняется мое желание, поэтому можно и нужно поверить: все настоящее.
Миша, успокоившись, проложил дорожку неспешных поцелуев вниз, от груди к животу, спустился с ласками к бедру, начав стягивать чулок. Касался так чувственно, умело, правильно… К тому моменту, как была обнажена вторая нога, я уже вновь горела. Нетерпеливо потянула мужчину вверх. Наши губы вновь соединились…
На этот раз мы уже не были столь торопливы и напористы, как в первый. Любили друг друга нежно, осторожно, то едва касаясь, распаляя еще больше, то будто захватывали в плен жгучих, дурманящих поцелуев и настойчивых ласк. Словно бы вернулись в те месяцы до расставания. Тогда почти каждое соитие было таким: как будто шоколад с перцем, когда в одно целое и невообразимое смешиваются острота, счастье, сладость и переполненность многогранными ощущениями.
Оставив мое тело, Миша обессиленно лег на бок, крепко прижал меня к себе, обхватив талию. По разгоряченной и все еще наэлектризованной коже прокатилась прохлада, но тянуться за пледом совершенно не хотелось.
Погруженная в упоительный транс, я бездумно водила пальцами по его предплечью, прослеживая каждую жилку, вену, разрисовывала кожу завитушками, цепляясь за волоски.
– У тебя правда никого не было? – нарушила молчание. Голос звучал хрипло, в горле пересохло. Все же придется заставить себя подняться с постели, чтобы попить и… даже перекусить чем-нибудь.
– Правда. – Воронов, пошевелившись, заглянул в глаза. – Ты единственная. Была, есть и будешь.
Я зажмурилась, чувствуя, как сладкой и счастливой болью растекаются в сердце эти слова, в волнении от того, что увидела в его взгляде. Наверное, именно с таким выражением лица люди дают нерушимые клятвы. И плевать, что нерушимых клятв нет.
Положила ладони ему на грудь, а потом порывисто обняла, притянула к себе.
Мы целовались и только, оба изможденные и не способные на что-то большее. Пока было достаточно его губ, беспрестанных прикосновений, близости, запаха кожи, тепла. А после, кажется, мы ненадолго задремали, опутав друг друга руками и ногами.
Я открыла глаза от толчка, посмотрела на Мишу, севшего на край кровати. Он, ухватив мою руку, запечатлел нежный поцелуй у запястья, в середине ладони.
– Хочешь поужинать? – спросил, улыбнувшись.
Кивнула и завозилась, усаживаясь.
Мужчина встал и, подбирая нашу разбросанную одежду, направился к шкафу. Я же залюбовалась движением тугой мускулатуры спины, ягодиц, бедер. Внизу живота сладко и болезненно потянуло желание.
Никогда прежде не думала, что могу быть столь ненасытной. Дело, скорее всего, в разлуке, в этой ночи, последней, единственной…
Воронов натянул домашние серые клетчатые брюки, а мне вручил сверток черного шелка. Развернув, я сдавленно ахнула.
– Думала, потеряла ее с концами, а она все это время была здесь, – проговорила, поглаживая сорочку на тонких бретелях с изящным кружевным верхом.
– Дожидалась тебя вместе со мной. – Тепло улыбнувшись, Миша провел пальцем по моей щеке, очертил губы.
Надо же, он хранил ее в шкафу, со своими вещами, не пытался вернуть… Потому что знал и ждал, что вновь окажусь здесь. Невозможный, невероятный мужчина. Жаль, что не мой… Хотя мой – сегодня. Бесконечное сегодня.
На кухне, как всегда, царил идеальный порядок. Подозреваю, что Миша по-прежнему редко пользовался ею. Этого сторонника волчьей диеты и готовых обедов оказалось трудно приучить к обычному трехразовому питанию, но у меня вышло. Пока были вместе, он даже любил совместные домашние завтраки и ужины.
– В холодильнике овощной салат и «Цезарь». Не знал, к чему будешь сегодня больше склонна, поэтому взял оба, – пояснил мужчина, достав турку и банку с кофе.
– Заботливый, – хмыкнула я, открыла одну из термоупаковок, лежащих на столе, и обнаружила там свои любимые роллы.
– Ого! А вот это уже сверхзаботливость.
Миша, довольный, пожал плечами:
– Не стану врать, что не готовился.
… Как же мне не хватало этого – наших совместных трапез после занятий любовью! Вообще всего нашего «вместе».
Воронов дразнил и подначивал меня, поглощавшую роллы, заявляя, что неисправима и по-прежнему не умею пользоваться палочками. Я смеялась, отшучивалась, успешно парировала остроумные комментарии, отбивалась от щекотаний и недвусмысленных поглаживаний, пока мужчина не поймал меня за талию и не усадил на свои колени, предупредив, что сейчас покажет, как нужно есть роллы.
Заливаясь хохотом, отомстила: измазала нос Миши в васаби. А после, воспользовавшись секундной потерей его внимания, вырвалась и бросилась бежать под его показательный злобный рев: «Ну все, Леська, ты доигралась!»
Далеко уйти не удалось. Воронов, скорчивший страшную гримасу, схватил меня на пороге спальни, где хотела забаррикадироваться, перекинул через плечо, хлопнул по мягкому месту и доставил на диван в большой комнате. Повалив на сиденье, придавил сверху, запечатав рот жестким собственническим поцелуем.
У нас и прежде был секс тут, но сегодня случилось что-то особенное, как-то иначе: острее, безжалостнее, слаще, пьяняще. Мы, поглощенные друг другом и желанием, даже не стали тратить время на то, чтобы избавиться от одежды. Миша просто спустил бретельки сорочки, чтобы ласкать грудь ртом и руками, языком прочертил дорожку вниз, к животу. Застонав, я вцепилась в его плечи…
В какой-то момент кружащийся каруселью, уплывающий мир дернулся, а я оказалась сидящей на мужчине, оседлавшей его бедра, чувствуя глубоко внутри его твердую плоть, судорожно дыша от удовольствия. Он, глядя на меня так, будто я смысл и цель его жизни, центр мироздания, запустил руку в мои растрепанные волосы, обхватил затылок, поцеловал жадно, глубоко, заставляя продолжить движения, направляя меня ладонью, лежащей на бедре.
– Ты мне нужна, – прошептал потом, когда отдышался, мягко целуя в шею, подбородок, скулу, висок, пока я, обессиленная, восхитительно разобранная после пережитого оргазма, приходила в себя. Положив голову на его плечо, дышала своим мужчиной, млела в том влажном жаре, который создали наши тела.
