Текст книги "Снегурочка в беде (СИ)"

Автор книги: Awelina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Приехали. В прямом и фигуральном смысле этого слова, – резюмировал Миша.

Смысл его фразы, произнесенной саркастичным тоном, разгадать не сумела. И, собственно, было некогда размышлять над ней. Вылетела из машины одновременно с мужчиной, недовольно взглянувшим на меня, и поспешила к входной двери.

Мы задерживались на десять минут.

Воронов предупредил тамаду и гостей, что начало чуть-чуть откладывается – форс-мажор. Мы начали готовиться к выходу. Молча, каждый занимаясь своим делом. Не повторяя еще раз сценарий, дабы не ошибиться, не подбадривая друг друга, не ссорясь, не дразнясь.

Этот странный не то бойкот, не то отчуждение страшили, рождали неуверенность. Я вдруг почувствовала себя одинокой, сломленной, слабой и абсолютно беззащитной.

Когда, уже одетая в «шубку» Снегурочки, приготовилась идти в зал, Миша внезапно оттаял. Он преградил мне путь и протянул косметичку, которую извлек из моей сумочки, намекая на то, что должна загримировать его. Потом сел на стул, глядя на меня в ожидании.

Прикусив губу, я проанализировала состояние своего напарника: кажется, спокоен, собран, настроен на работу. Приблизилась к нему.

Взявшись за кисть, приготовилась наносить пудру, но мужчина остановил меня, схватив за талию, стиснув почти до боли. Проговорил жестким, приказным тоном, не отрывая от меня взгляда темных глаз, показавшихся пугающе бездонными:

– Мы поженимся. Ты родишь мне ребенка. Или двух… Столько, сколько сама захочешь. И будешь закатывать мне скандал всякий раз, если тебе что-то не понравится в моих словах или поведении. Тебе ясно?

Он тряхнул меня. В карих глазах горел темный огонь, взволновавший меня, вызвавший невероятное удовлетворение. Напряжение и страх смыло волной огромного облегчения. Я без слов кивнула.

– И если еще хоть раз, хотя бы единственный раз, Леся, ты усомнишься во мне, в моих чувствах или отношении, месть моя будет страшной. Это понятно?

Я улыбнулась.

– Это тебе понятно? – переспросил, грозно повысив голос, нахмурившись.

Положив руку на плечо своему мужчине, я с нежностью заглянула ему в глаза, смотревшие на меня пристально, словно зондируя, успокаивающе провела ладонью по жестким волосам, задержалась на щеке.

– Это понятно, родной, – ответила негромко.

И тогда Воронова наконец отпустило. Притянув к себе, он уткнулся лицом в мой живот, облегченно выдохнул.

***

Корпоратив удался. Все наши с Мишей усилия, споры, труды оправдали себя, ну а денежные вложения агентства окупились отличным настроением и отзывами довольных сотрудников.

А я, кажется, вошла во вкус, играя Снегурочку. Да так вошла, что стала подумывать: раз никуда не уезжаю, выхожу, вроде бы, замуж (ультиматум Воронова ведь можно за официальное предложение считать?) и остаюсь в «Мегаполисе», то почему бы, и правда, не взять эту роль и в следующем году? Теперь, когда приобрела опыт, в том числе и в организации праздника, разобралась с Дедом Морозом, это стало бы не повинностью, не неприятностью, а удовольствием.

Только едва ли Миша согласится. Судя по настроению моего напарника (вернее, по тому, что оно пропало, – а как иначе расценивать то, что Воронов в кои-то веки отказался от экспромтов в сценарии, шуток в отношении меня и гостей и на протяжении всего нашего выхода был смертельно серьезен), ему роль массовика-затейника в костюме не по душе.

– Воистину это инквизиторская пытка! Всех, кто отдедморозил, надо сразу же к лику святых причислять, – бурчал Миша после, срывая с себя шапку, парик и бороду, распахивая костюм.

Вздохнув, я наградила своего взмокшего мужчину утешающим поцелуем. Это немедленно отвлекло его и заметно улучшило настроение.

А затем был фейерверк, устроенный на берегу водохранилища, потом – танцы. Поскольку час был поздний, пик куража миновал, а большинство собравшихся – пары, тамада баловал нас романтичными медленными композициями.

Вечернее платье я не захватила по понятной причине, поэтому так и осталась в «шубке» Снегурочки, только распустила косу да сняла шапочку. Мише явно нравился мой наряд. Сам он, смыв грим, переоделся в офисную одежду, отказавшись от пиджака и галстука.

Мы, без слов сговорившись, не стали вливаться в шумные компании или засиживаться за столом. Танцевали. Почти не разговаривали, касались друг друга осторожно, без страсти, словно бы проверяя, вновь доверяясь друг другу. И ему, и мне требовалось осмыслить все, привыкнуть к нашему новому статусу, открывшейся перспективе отношений. И думаю, еще нужны были эти минуты спокойствия после отбушевавшей бури конфликта.

Миша под любопытствующими взглядами сотрудников «Мегаполиса» качал меня в своих объятиях, нежных и бережных, смотрел в глаза. В полутьме, расцвеченной желтыми огоньками, его лицо было безмятежным и серьезным.

– Ты очень красивая, – сказал торжественно, заправив мне за ухо прядь волос.

Я тихо рассмеялась:

– Эта фраза в устах мужчины обычно подразумевает какой-то подтекст.

На душе было непривычно легко. Кажется, впервые за долгое время почувствовала, что мое будущее действительно светлое и сулит множество приятных открытий и дней.

– Не пойму, о чем ты, – лукаво улыбнулся Воронов одним уголком рта. Потом зашептал в ухо:

– Подтекст такой: твой вид и наряд меня заводят чрезвычайно, – поймал губами мочку уха.

По телу разлилась истома, и я подалась ближе к мужчине, крепче обхватила плечи, чтобы не упасть.

– Останешься сегодня со мной? – горячий шепот, сладкий поцелуй в шею.

– Ты снова заказал ужин? – я отстранилась. Нужно было остановиться, пока заинтригованные нашей парой гости, не получили еще больше материала для обсуждения.

– Нет. Но если проголодаешься, сделаю для тебя свой фирменный омлет.

– Соблазнительное предложение, – протянула я нарочито задумчивым тоном.

Чуть позже, когда композиция вновь сменилась, а я с сожалением подумала, что этот насыщенный, бедственный, великолепный, полный сюрпризов день подходит к концу, Миша поинтересовался, глядя на меня с любопытством и ожиданием:

– Ты бы хотела вот такую свадьбу? Куча гостей, веселье, тамада, конкурсы, танцы до упаду, тосты? Пир на весь мир?

Я огляделась вокруг: на столах в тусклом свете различались остатки блюд, грязная посуда, гости были заняты друг другом, едой, опустошением бокалов (двоих под давлением количества выпитого и, вероятно, съеденного сморил сон), украшенная комната, ранее вызывавшая восторг праздничным разноцветьем и блеском, сейчас казалась тесной, душной, вызывала отторжение.

Да, безусловно, веселье всем хорошо. Но есть у него один минус: оно заканчивается. И то, что остается после, не всегда приятно, скорее наоборот.

– Будь я царевной, такой свадебный пир логично вытекал бы из сценария… Так что, наверное, нет.

Улыбнувшись, Миша обхватил мой затылок, запустив пальцы в волосы, томительно нежно поцеловал.

– Поедем домой, – предложил после, когда мы оторвались друг от друга.

Я невольно поежилась. Вот уже где-то час давила в себе этот страх перед обратной дорогой, глупый, ничем не обоснованный. Все-таки прошлое путешествие отсюда в город оставило очень и очень яркие воспоминания.

Воронов, видимо, увидел тень, набежавшую на мое лицо.

– Лесь, что такое? Что случилось?

Встряхнувшись, я крепко обняла его за шею, прильнула щекой к груди, твердой, крепкой, скрытой хлопком сорочки, впитавшим запах его парфюма.

– Ничего, – ответила глухо. – Просто, кажется, у меня после той нашей поездки появилась фобия…

Миша тяжело вздохнул, погладил меня по спине.

– Черт… Прости, это моя вина.

– Да нет. Простая случайность.

– Моя, не спорь. – Обхватив ладонями мою голову, мужчина заставил посмотреть на себя. Раскаяние и сожаление в его глазах были поистине вселенскими. Я насторожилась.

– Я соврал тебе тогда. Моя машина не ломалась. Я специально взял другую. Чтобы легко можно было сесть в яму. О состоянии местных дорог знал прекрасно. Только планировал застрять ближе к поселку. И, конечно, не думал, что будет снегопад, что придется сквозь непогоду пробираться, рисковать… Просто хотел подольше побыть с тобой. Надеялся, что поговорим. Возможно, все выясним. Вновь сблизимся… Вот такой болван.

Я стиснула челюсти, напряглась. Злость накатила черным смерчем, впрочем, довольно быстро схлынула: что сделано, то сделано… И с другой стороны, если он так прекрасно знает здешние дороги, вероятность вновь попасть в какую-нибудь яму сегодня меньше единицы.

Но вот ведь интриган! Заставил меня пережить столько отвратительных минут, страху натерпеться. Сам простыл потом! И все для того, чтобы мы «все выяснили».

– Леся, солнышко мое, ну не злись, а, – встревожившийся Воронов, покаянный вид которого больше забавлял, чем вызывал негодование, целовал меня в висок, лоб, щеку, растирал спину. – Прости, пожалуйста. Ну поругай или ударь, только не молчи и не гляди так. Все, что хочешь, проси, но не сердись.

Я упиралась ладонями в грудь мужчины, смотрела в его лицо хмуро, строго, и красноречиво молчала.

Все, что хочу… Что ж, у меня есть кое-какая просьба, выполнив которую Миша сможет загладить свою вину. Идея ему не понравится, разумеется, но зато мое полное прощение ему гарантируется.

Новость о том, что в ближайшие три года моему мужчине предстоит играть роль Деда Мороза для блага «Мегаполиса», решила сообщить позже. Во-первых, жаль было огорчать. Во-вторых, ему полезно еще чуть-чуть пожить под пытками совести.

***

А на Новый год планы Миши все-таки осуществились.

Большую комнату освещал колеблющийся свет свечей, расставленных нами на журнальном столике, шкафу, подоконнике. На елке медленно мигали, то наливаясь светом, то угасая, точки-фонарики. Пахло хвоей, цитрусом, шоколадом (как мне и мечталось), а еще в привычный аромат праздника вливались слабые ноты цветочного (все букеты, что Миша мне подарил, мы забрали из офиса – он настоял).

Прямо на полу рядом с елью мы расстелили плед и накрыли импровизированный стол: шампанское, фрукты, канапе. Решили не роскошествовать, обойтись минимумом, больше времени посвятив друг другу (и моему переезду в квартиру жениха), а не кулинарным изыскам.

Из динамиков музыкального центра негромко звучала фоновая плавная музыка, а мы разговаривали, молчали, целовались, касались друг друга.

Миша устроил голову на моих коленях. Я неторопливо перебирала жесткие волосы своего мужчины, очерчивала пальцами виски, лоб, скулы, а он временами ловил мою кисть, целовал или прикусывал кончики пальцев, ребро ладони, запястье.

За окном царствовала волшебная новогодняя ночь, горели огни, гремели фейерверки. Необычные мгновения. Единственные в году, когда грань времени будто бы становится острой, ощутимой, когда точно знаешь: завтра будет совсем иным. Хоты бы потому, что проснешься уже в другом году.

– У меня для тебя подарок, – открыв глаза, Миша посмотрел на меня с озорным блеском в глазах, обаятельно улыбнулся.

– Миш, – возмутилась я. – Мы же договорились!

Из-за всего случившегося мы оба не успели приобрести презенты друг для друга, поэтому пришли к договоренности: дарим друг другу свидания-выходы в свет. За Мишей – премьера в достопамятном театре «Триада», за мной – классическое искусство, которое демонстрируют актеры местного драматического заведения. Но, видимо, этот хитрец обыграл меня.

– Скажем так, – Воронов поднялся, сел рядом, поймал в плен мою ладонь. – Это не совсем подарок. Скорее этакое соглашение, которое давно готовил. Последующая подпись тоже предполагается.

Заинтригованная, я не отрывала взгляда от лица мужчины, лукаво улыбавшегося, явно испытывавшего меня и мое терпение.

– Не томи, – дернулась я.

Хохотнув, Воронов поднялся, прошел к книжному шкафу и забрал что-то, спрятанное на верхней полке. Через мгновение, усевшись напротив, он протянул на ладони коробочку из ювелирного магазина.

Волнение и предвкушение наполнили каждую клеточку тела, я сглотнула, растерянно посмотрела на мужчину, явно наслаждавшегося собой и произведенным эффектом. Потом взяла подарок, открыла.

В красной бархатной подушечке в неверном свете блеснуло золотое колечко, узор из камешков-льдинок в середине чем-то напоминал снежинку.

– Ну что, моя ненаглядная ледяная дева, – насмешливо произнес Миша, оторвав меня от созерцания тем, что начал играть с прядкой волос, лежавшей на моем плече. – Ты выйдешь за меня?

На глазах неожиданно выступили слезы. Взбудораженная и ошеломленная, я спрятала лицо на груди Воронова, стиснула его торс.

– Да, выйду, – ответила дрожащим голосом.

Миша, довольно хмыкнув, чмокнул меня в макушку. Произнес серьезно, торжественно, без налета шутливости в тоне:

– Я люблю тебя.

– А я люблю тебя, – отозвалась немедленно. Как же чудесно, когда можно не только чувствовать это, но и озвучивать вслух.

Воронов, отцепив от себя мою правую руку, надел на средний палец кольцо, завладел губами. Очень скоро я оказалась лежащей на спине на пледе, а он – сверху. Мы страстно целовались и явно тяготились разделяющими нас слоями одежды. Хоть и тонкая, домашняя, но все равно неприятный барьер, мешавший желанному и восхитительному контакту.

– Не пора ли в спальню перебраться, – хрипло предложил Миша, чувственно целуя меня в шею. – С прошлого года не раздевал тебя и… не был в тебе… Считай, целую вечность…

Вспыхнув смущением и острым желанием, я заключила в ладони лицо своего мужчины, ответила без слов, соединив наши губы.

11. Послесловие

За дверью вот уже минуты три не раздавалось смеха, топота, криков, разговоров. В крошечную щель, куда могла заглянуть, было видно, что взрослые и малышня угомонились. Дети сели в круг, кто-то в компании родителя, державшего его на руках, кто-то (достаточно большой и самостоятельный) сам по себе. Все внимательно слушали одетую в фею рыжеволосую женщину, рассказывающую про пришедшую из леса красавицу-елку, Новый год, Деда Мороза и его внучку Снегурочку, подарки и угощения.

Мамы и папы, бабушки и дедушки, вооружившиеся фотоаппаратами, телефонами, планшетами, бесшумно двигались вдоль стен просторного светлого помещения, украшенного бумажными снежинками, елочками, гирляндами да снегирями, снимали своих чад, умильно улыбались.

Среди детей глазами нашла темноволосую курчавую головку сына. Левка был устрашающе серьезен и, кажется, не верил ни единому слову, мастерски преподнесенному педагогом центра, в котором, по традиции, и устроили утренник. Надутые губы, прищуренные в отцовской манере темные глаза.

Эх, надо было объяснить ребенку, что его ждет сказка, а в нее можно не верить, но участвовать обязательно…

Упрямый малыш, уже в два года и три месяца показавший непримиримый характер, даже отказался надевать костюм зайчика, который ему презентовала бабушка. Так и пошел: в штанишках, клетчатой рубашке и галстуке-бабочке в тон. А Миша поддержал.

Вот уж действительно яблочко от яблоньки…

… Мы поженились в декабре того же года, который встретили вместе. Свадьбу, как и хотел жених, обдумали от и до. И каждый раз, глядя на снимки, где мы, точно сказочная пара, в великолепных костюмах (я – в небесно-голубом приталенном платье со струящимся до земли подолом, с серебристой меховой перелиной на плечах, чем-то напоминающая Снегурочку простой прической, в которую уложила светлые волосы, и блестевшими в волосах, на шее льдинками-украшениями, он – в темно-синем костюме и голубой сорочке, с бутоньеркой из цветов-снежинок, ярко выделяющейся на лацкане пиджака), обнявшись, прильнули друг к другу, держимся за руки, целуемся на фоне заснеженного парка, понимала: правильно, что не стали торопиться.

Свадебный банкет был очень скромный, только для семьи, затем мы отправились в недельное свадебное путешествие в зимнюю Прагу, восхитившую своими волшебными видами. А пир на весь мир нам закатили сами сотрудники «Мегаполиса», объединив празднество с традиционным «пятичасовым шампанским». Правда, на этой вечеринке мне с мужем пришлось «поработать» Снегурочкой и Дедом Морозом, но, кажется, больше времени, чем наш выход, заняли тосты за жениха и невесту, поздравления, крики «горько», подсчет и танец молодоженов.

Едва ли не в первую брачную ночь я забеременела, и 2 сентября на свет появился наш сын, копия мужа и по внешности, и по характеру.

Мамой в декрете и домохозяйкой мне, видимо, так понравилось быть, что с дочкой тоже не стала затягивать. Чуть больше, чем через год, после рождения Левы мы стали родителями Виолины, нашего золотка. Так с Мишей называли малышку из-за цвета волос и ангельского (по сравнению с первенцем) нрава.

Пришлось сменить старую жилплощадь на новую, более просторную и подходящую для семьи из четырех человек, научиться спать урывками, следить за всем сразу, заимев глаза на затылке и дар ясновидения, вмещать в 24 часа все 48 и освоить еще множество премудростей.

Отец из Воронова получился строгий, но справедливый. И почему-то тревожный. Миша усердно опекал нас троих, ругал и хвалил в одинаковой мере, всегда держал руку на пульсе и баловал. Любил просто безмерно, так, что я иногда беспокоилась: не снится ли мне все это, не выдумала ли…

Но, разумеется, вслух никогда не позволяла себе усомниться. Отлично помнила про «страшную месть», которую муж пообещал в тот день, когда мы объяснились после размолвки.

Конечно, он и я не были идеальными людьми, и со мной, и с ним порой было нелегко. Случалось всякое: ссоры и сладкие примирения, непонимание и раздражение, обиды и отмщения, споры и бойкоты… Да, неидеальные люди, но вот наш союз вполне идеален, выбор верен, а будущее – только совместное.

– Ну как там?

Я вздрогнула, когда Миша, вплотную подойдя со спины, обнял за талию.

– Пока хорошо. Лина не плачет, а Левка пугает своим серьезным и важным видом, – отчиталась шепотом.

– Мой сын, что ты хотела, – не без гордости и самодовольства усмехнулся муж.

Повернувшись к нему, я придирчиво осмотрела костюм Деда Мороза (ладно ли сидит), бороду и парик (не криво ли). Потянувшись, поправила шапку, прищурилась.

– Так, а где посох?

– Черт, забыл. – Миша быстрым шагом устремился в комнату, где мы переодевались.

Воронова тогда я все же поймала на слове. Заглаживая свою вину, он исправно вот уже четыре года «дедморозил». Счастлив от этого не был, но, когда я в прошлый раз (ради эксперимента) освободила его от этой роли, сказав, что вполне могу теперь стать парой Якушину, отрезал: «Только через мой труп» и больше так явно не демонстрировал неудовольствие от своих обязанностей (даже, вроде бы, какую-то прелесть в них нашел, хотя тщательно это скрывал).

А в этом году наша новогодняя работа стала еще более знаменательной. Мы решили познакомить наших детей со Снегурочкой и Дедом Морозом – впервые привели на елку, ограничиваясь до этого только домашними праздниками. Сын воспринял предстоящее с любопытством, но немного скептическим, а Виолине в силу возраста было неважно, куда идти, лишь бы с мамой, папой и любимой тетей Лилей (кстати, дочка охотно позволила надеть на себя наряд снежинки).

Сестра Миши недавно вышла замуж и, подозреваю, скоро тоже станет мамой. Лиля обожала возиться с нашими детьми (видимо, набивала руку), и сегодня с воодушевлением взяла на себя роль сопровождающей для двух непосед. Женя, ее муж, активно сновал по комнате с фотоаппаратом в числе прочих родителей, делая снимки с разных ракурсов.

Миша уже торопился назад, дурачась и размахивая посохом, словно адепт боевых искусств, а я, закрыв рот ладошкой, пыталась не расхохотаться в голос, – картина была крайне забавной. Неожиданно мне в спину толкнулась ручка двери, заставив отскочить в сторону.

– Ну что, сладкая парочка, готовы? – осведомилась выплывшая из комнаты Наталья Юрьевна. Она окинула нас с мужем внимательным взглядом с ног до головы, проверяя, все ли хорошо.

– Да, – ответил Миша, вставший рядом со мной, взял за руку.

– Отлично, – кивнула кадровичка. – Ох, Олеся, а ты все хорошеешь с каждым годом. Когда обратно планируешь? Вот вечно так с вами, юными пичужками: не успела крылья развернуть, как один ушлый ворон замуж умыкнул. Хватит уже в декрете сидеть, пора освещать красой и умом офис.

Миша фыркнул, а я, смутившись, улыбнулась.

– В следующем году, думаю, вернусь.

– Вернется она, – с сомнением протянула женщина. – Вот к мужу повернись и скажи: так, мол, и так, а я, мой дорогой, хочу обратно на работу. А то ведь, не ровен час, за третьим тебя отправит.

Мы с Мишей переглянулись и весело рассмеялись. Откуда же Наталье Юрьевне знать, что значит быть родителями малышей-погодок. Мы уже давно решили, что вполне удовлетворены таким составом семьи, а я выйду на работу в следующем декабре.

За дверью, которую загораживала кадровичка, раздались первые ноты узнаваемого «Танца феи драже», и Наталья Юрьевна, собиравшаяся что-то сказать, закрыла рот, вновь тихо скрылась в комнате.

Мы должны были зайти сразу же после, как музыка перестанет звучать.

– Волнуешься? – механически поправляя белую бороду, я заглянула в теплые карие глаза мужа. Те улыбнулись мне.

– Немного. Но только потому, что одним местом чую: эти тридцать минут станут тем еще аттракционом.

– Левка нас не узнает, – уверенно заявила я. – Под этой амуницией и гримом я сама себя не узнаю.

– Тебя-то точно узнает, – мужчина ласково щелкнул меня по носу.

– Ладно, допустим. Но тебя – нет. Ты еще ведь и голос меняешь.

– Он узнает. – Воронов покачал головой. – Хочешь поспорим?

– Если проспорю, снова на прогулку в зимний лес потащишь? – нахмурилась я.

– Ты их любишь. И ходьба на лыжах – это здорово, – тихо рассмеялся Миша и крепко обнял меня, потянувшись к губам.

– Воронов, – я отклонилась назад, упираясь ладонями в твердую грудь мужчины и сдерживая смех. – Ты опять забываешься. В таком виде я с тобой не целуюсь.

– Язва, – со смешком привычно резюмировал он.

Звуки чудесной музыки за дверью стихли. Разорвав объятия, мы с мужем одновременно посерьезнели, сосредоточились и шагнули в комнату.

Десятки любопытных, испуганных, восторженных, удивленных детских глазенок уставились на нас. Среди всех выделила личико сына с поднятыми бровями, буквально сканирующего нас взглядом, а также Виолины, которая сидела на руках у тетки, в волнении вцепившись одной ручкой в темно-каштановые локоны, лежащие на плече, и разглядывала нас с опаской.

– Здравствуйте, дети, – начал басом Миша. – Какие же вы сегодня нарядные. И елку украсили! Ждали нас со Снегурочкой. Только что-то с вашей елочкой, вижу, непорядок. Огоньки на ней не горят…

Муж действовал по сценарию. Полное молчание, в которое врывались шепотки родителей да щелканье камер, застывшие фигурки малышни, пока еще не знающей, как реагировать на необычных гостей, улыбающиеся взрослые, наблюдавшие за действом с интересом, – все это тоже было привычным, почти умиротворяющим.

Волнение вызывали только две вещи: внезапно завозившаяся на руках Лили и готовая вот-вот захныкать дочка, потянувшая ко мне ручки, и Лева, решительно зашагавший к нам с мужем.

– Давайте-ка зажжем на елке фонарики, – вступила я, пытаясь унять тревогу, когда сын остановился напротив, смерил нас новым пристальным взглядом. – Знаю я волшебные слова, а вы?

– И мы, – еще шире заулыбались несколько родителей.

Вот только произнести их они не успели. В тишине прозвучал звонкий недоуменный голосок Левы:

– Мам? Пап?..

Мы с Мишей в панике переглянулись.

КОНЕЦ