Текст книги "Снегурочка в беде (СИ)"
Автор книги: Awelina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
8. В пух и прах
В который уже раз за день взяла в руки сотовый. Три часа дня. Ни звонков от него, ни сообщений во «ВКонтакте», ни СМС. И куда Воронов пропал?
Вчера он буквально засыпал меня сообщениями с вопросами, как я, благополучно ли добралась, хочу ли поговорить, насколько зла и расстроена, чем занята вечером. На все отвечала односложно, последнее вовсе проигнорировала.
Я была в курсе, что Лешину машину удалось вытащить, а Воронов все же добрался до города. В офисе мы с этим интриганом не виделись ни вчера, ни сегодня. Все к лучшему. Потому что настроение мое было… странным. И его не изменила даже ночь, первая за эти дни, в которую не мучили ни мысли, ни воспоминания, ни тоска, ни сновидения с эротической основой.
…Может быть, с ним что-то случилось?
Да и поделом тогда! Как-то карма должна же работать.
Нахмурившись, оборвав мысль, я отложила телефон и вернулась в угол приемной, где мы с Алиной наряжали пушистую искусственную ель.
Очередная новогодняя офисная традиция. Перед «пятичасовым шампанским» особо активные, свободные и терпеливые сотрудники собирали дерево, а креативные – украшали. В этом году творческий аспект доверили нам с Алиной.
Работа на три четверти уже была сделана. Я придирчиво оглядела симметрично расположенные пушистые ветви (концы иголок на них будут светиться, как только подключим елку к сети) и обнаружила, что в одном месте друг под другом висят три одинаковых синих шара, а в другом – две серебряные сосульки. И все это – в зоне моей ответственности, начальница украшала другую сторону.
Невнимательная и рассеянная. А еще я разбила кружку, едва не залив кофе клавиатуру, ошиблась при отправке письма, в договоре указала не ту дату. Пока не уволили, лишь отчитали. Но самый пристрастный судья и жестокий палач – это собственная совесть.
Тихо ругнувшись про себя, я сняла шарики и сосульку, взяла из коробки избушку на курьих ножках (на мой взгляд, уродливейшее украшение, но если уж требуется нарядить елку, то пусть уж). Игрушка выскользнула из моих пальцев, покатилась по полу. Будь она из стекла, непременно разбилась бы, но на мое счастье, изделие сделали из пластика.
– Смотрю, у тебя все из рук валится. Как и вчера. – Алина выглянула из-за елки, подмигнула мне, скривившейся от досады.
– Да уж, – процедила, засопев от злости на себя и весь свет.
Когда уже, черт бы все побрал, закончится эта черная полоса в моей жизни. И где, будь он неладен, Воронов? Зачем выводит меня из себя чертовым молчанием и игнором?
– Ты не простыла ли? – поинтересовалась начальница минут через десять, когда мы практически закончили работу.
Оставалось только закрепить серебристую звезду на макушке да повесить на верхних ветвях пару шишек.
– Выглядишь бледной и расстроенной, – продолжила. – После таких приключений неудивительно свалиться с высокой температурой.
Я пожала плечами, промолчав. И внезапно подумала, что, может быть, простуда подкосила моего несносного напарника и поэтому сегодня от него ни слуху ни духу?
– Леся, слышишь? – Алина нетерпеливо дернула меня за рукав блузы, оторвав от мыслей. – Нет, ты точно не в порядке.
Я раздраженно поджала губы, пытаясь вспомнить, о чем девушка говорила секунду назад.
Бесполезно. Черт бы все побрал!
– Все нормально! – я подняла ладонь вверх, ответив слишком громко и несколько агрессивно. – Давай верхушку крепить.
Алина секунду недоуменно смотрела на меня широко распахнутыми глазами, после перевела взгляд на макушку ели.
– Не дотянемся, – сделала справедливый вывод. – Нужна стремянка. Об этом я и говорила. Только некоторые не слушают.
Захотелось огрызнуться, сказав, что слушала, просто жизнь у меня ни к черту и вообще очень хочется не то стукнуть кое-кого об стенку, не то стукнуться об нее самой. Но не стала. Развернулась и молча отправилась на поиски необходимой сейчас конструкции.
Алина ведь не виновата в том, как скверно все у меня складывается. По большому счету, чертов Воронов (без вести пропавший) тоже. Я еще летом прекрасно знала, с кем связываюсь, и уступчивым, понимающим, нерешительным идеалом Мишу никто бы не назвал. Но в ярость приводит то, что этот мужчина затеял и воплотил в жизнь! Играл со мной и соблазнял. И все это – лишь бы добиться поставленной цели (вернуть меня, полагаю) и доказать, что он прав, а я нет.
И пусть он прав, признаю, но будущего у нас нет все равно, как бы страстно я ни желала всего между нами и ни хотела этого мужчину. Греть его постель, вести общее хозяйство без каких-либо обязательств, перспектив, обещаний – для этого я не достигла достаточной степени безумия.
Стремянка нашлась в подсобке. Той самой, где мы впервые после трехмесячной разлуки провели несколько часов вдвоем. А еще те мгновения стали точкой отсчета до вот этого самого дня, когда бешусь, чувствую себя разрушенной и глубоко несчастной.
Прищурившись, я практически с ненавистью посмотрела на две коробки с готовыми подарками, ждущие своего часа и напоминающие о том, что сотрудничество с Мишей еще не окончено. Завтра нас ждет вечеринка, а тридцатого числа корпоратив.
То есть мы все еще вместе – слава и проклятье богам!
И все же куда Воронов делся и почему не спрашивает, насколько отвратительно я себя чувствую?
Тащить стремянку было тяжело и неудобно. Я пыхтела, страдала, но упорно двигалась к цели. Конечно, можно было бы попросить оказать услугу любого мужчину, достаточно просто заглянуть, к примеру, в кабинет, где работали агенты, но мысль об этом вызывала отторжение (словно я так сама себя пыталась наказать, а может, переключиться с эмоциональных виражей на физические страдания).
– О боже! – всплеснула руками Алина, завидев меня в дверях приемной. – Какого фига ты сама ее несла? В офисе полно мужиков!
– Ерунда. Она легкая, – соврала я, раскладывая стремянку у елки, смахнула со лба влажные пряди волос.
– Ну да, легкая, – со скепсисом протянула Алина.
Я с осторожностью забралась наверх, попросила ее подать шишки, затем звезду. Последняя долго не хотела закрепляться как следует. Вспотела, дошла до точки кипения, пыхтя, но все же добилась своего.
– Слушай, разверни ее вправо, – попросила начальница, придирчиво рассматривая пятиконечное украшение, установка которого едва не стоила мне ногтя.
Я раздраженно сдула волосы с лица:
– В какое право? Твое или мое?
– Ну так, чтобы она на вход смотрела.
Фыркнув, я послушалась, повернула чертову звезду так, как попросила Алина.
– Так хорошо? – осведомилась, заметив, что от нагрузки и напряжения дрожат мышцы рук и ног. Все-таки нелегко приходится в подобном деле человеку, последний раз занимавшемуся растяжкой еще в школе. Может, мне на йогу походить? Заодно и поможет не скатиться в черную депрессию после новой катастрофы с Вороновым…
– Ага, все замечательно. Давай-ка слезай.
Бросив последний взгляд на макушку и удостоверившись, что все хорошо, я спустила ногу на ступеньку ниже, памятуя об узкой, сковывающей движения юбке и высоких каблуках.
– О, привет! Мы тебя и не заметили, – сказала Алина кому-то, кто, видимо, появился в дверях.
Ответа не последовало. Я обернулась и едва не потеряла равновесие. Помогло то, что держалась за перильца на самом верху стремянки.
В приемную зашел Миша. Здоровый и невредимый. В распахнутой куртке, под которой виднелся темно-синий пуловер. Безупречно выглядевший, спокойный и уверенный, как обычно. В отличие от меня, озлобленной, недовольной, бледной, с растрепавшейся прической и следами пыли на жемчужно-серой блузе и белой юбке.
Хотя обращенный на меня взгляд спокойным как раз не был. В трактовке его не ошибалась никогда: я что-то натворила и меня ждет разбирательство, а после суровый вердикт.
И пусть! В адрес Воронова у меня тоже много упреков накопилось.
Я выпрямилась, отвернулась и начала медленно спускаться, а внутри все пекло желанием как можно скорее оказаться внизу и встретиться с противником лицом к лицу.
Краем глаза заметила удивленное выражение лица своей начальницы, а в следующий миг ноги вдруг потеряли опору, тело куда-то повело. Испуганно вскрикнула и неожиданно обнаружила себя на руках у Миши.
– Самонадеянность и беспечность наказуемы. Травмами, – глухим, будто севшим голосом изрек он, глядя на меня с укором и недовольством. – Кроме тебя, под потолок некому было залезть?
– Некому, – отрезала, нахмурившись, закипая.
От мужчины пахло морозцем и снегом. Отметила следы усталости на его лице, выжидание и напряжение, притаившиеся в глубине карих глаз. Где же он был? Какие проблемы разгребал?
– В следующий раз звони мне, – зло прищурился Воронов.
– Ты же знаешь, что не стану.
Стоявшая рядом Алина тактично покашляла, привлекая наше внимание и заставив Мишу, собиравшегося что-то ответить, умолкнуть. Он поставил меня на пол, но не отпустил, схватив за руку.
– Алина, ты нас извини, но мы должны обсудить завтрашнюю вечеринку, – заявил тихим хриплым голосом.
Я, изумленная и возмущенная, повернула к нему голову. Все было готово: сценарий, перечень закусок, спиртное. Мы давно обсудили каждый пункт, возможные трудности, различные тонкости. Он случайно удалил наш чат во «ВКонтакте»?
– Конечно, конечно, – понимающе улыбнулась Алина.
Скрипнув зубами, я вырвала ладонь из руки мужчины, процедила:
– Сначала я здесь все закончу.
– Да я сама… – начальницу прервал звонок телефона на моем столе.
Я с облегчением и злостью одновременно поспешила ответить.
Беседа с клиентом заняла у меня около двух минут. За это время Миша успел переброситься парой фраз с Алиной и покинуть приемную.
Чудесно! Сразу стало легче дышать, мыслить и вообще жить. Вот если бы еще куда-нибудь деть бурлящий во мне злобный задор, то повышающий адреналин в крови, то бросающий в пучину противоречивых эмоций…
Когда положила трубку, начальница уже закрыла последнюю коробку с игрушками и гирляндами, которым не нашлось применения, подошла к стремянке.
– Аккуратно, она пыльная, – устало предупредила ее.
– То-то ты такая красивая, – усмехнулась девушка.
– Ерунда, – махнув рукой, я откинулась на спинку кресла.
Уйти бы сегодня домой пораньше… Всласть погоревать. Разбить что-нибудь. Обжечься в душе. Вчера Алина отметила мой жалкий вид и психологический раздрай – отпустила уже в половине четвертого. Сегодня, возможно, тоже бы отпустила, но этого моя совесть не допустит.
– Кхм. – Алина остановилась у края моего стола. – Позволь вопрос. Как давно вы с Мишей опять сошлись?
– Что? Мы не сходились, – ощетинилась я.
– Ну да, – она кивнула с язвительной улыбкой. – А он вожделенно смотрит на твой зад и на руках носит по старой памяти, стало быть.
– Хочет довести до белого каления, – буркнула себе под нос.
– Он, кстати, ждет. Обещал, если не явишься, вернуться и на руках донести.
Я шумно выдохнула и вскочила с кресла.
– Ладно, – бросила с бешенством.
Намеренно не заглянула в уборную, чтобы привести себя в порядок, поправить шпильки в прическе, стряхнуть пыль влажной рукой. Сразу же отправилась в кабинет Миши.
Он ожидал меня, присев на край стола, сложив руки на груди. Пристально смотрел, как я входила. Куртку, конечно же, снял, радуя глаз своей полуформальной одеждой: темно-серыми джинсами, пуловером, из-под которого выглядывал безупречно отглаженный воротник голубой сорочки.
Встретив внимательный взгляд темных глаз, я на секунду растерялась, почувствовала себя слабой, слишком уставшей, расстроенной. Но уже в следующий миг вспомнила, в какой угол Воронов загнал меня, вознамерившись доказать, как замечательно нам вместе (это прекрасно знала и без его интриг!), собралась и разозлилась.
– И что же ты хотел обсудить? – спросила раздраженно, остановившись напротив не покинувшего свое место и не изменившего позы мужчины.
– Может, твое самочувствие и настроение? – предположил хрипло.
Я в притворном изумлении подняла брови:
– Это не предмет для разговора.
По лицу Миши расползлась коварная ухмылка.
– Тогда, может, нас с тобой, – выдал, кашлянув в кулак.
– Тем более не предмет!
– Ты как-то…
– Не рада тебя видеть? Злюсь? – разъярилась я, оборвав мужчину. – В бешенстве от твоих поступков. Три тысячи раз пожалела о своих? Ты явился внезапно, пропадал где-то полдня. А теперь загорелся желанием поговорить. Хорошо, я здесь. Говорим о делах. И только о них!
– Так проблема в том, что я не появлялся полдня и не позвонил? Или в том, что пошел на хитрость, желая снова затащить тебя в постель? – Воронов иронично выгнул бровь.
– Проблема в том, что кто-то заигрался в бога, – выплюнула я.
– Люблю горячие встречи, – резюмировал он со смешком и закашлялся.
А я вдруг осознала, что этот идиот, должно быть, простудился. Хриплый голос, теплый пуловер, кашель, странный блеск в глазах – почему не связала это все воедино раньше? Потому что была сосредоточена исключительно на своей злости, обиде, отрицании и страхе. Чертова эгоистка!
– Так… Сейчас, – пробормотала, сосредоточившись. Бросилась к шкафу, где Миша всегда хранил свою кружку, и поторопилась к кулеру за теплым питьем.
Когда вернулась, Воронов, ссутулившись, потирал лоб пальцами. У него голова болит? Ну хоть кашлять перестал…
А если у него воспаление легких?
– Держи, – я протянула кружку этому горе-деспоту, всегда заставлявшему меня застегиваться, выбирать одежду по погоде и не надевать босоножки, если тучи на небе предвещали дождь. Лучше бы он так о себе заботился.
– Ты как себя чувствуешь? Заболел?
Он не стал ни отпираться, ни отталкивать питье, ни язвить. Послушно сделал несколько глотков, поставил кружку на стол, посмотрел на меня.
– Оказывается, если ты по колено в снегу и ноги промокли, холодно только первые полчаса. Потом перестаешь это замечать, – Миша грустно улыбнулся.
– И как сильно ты замерз? – я беспокойно кусала губу, отмечая, что у мужчины действительно какой-то болезненный вид и взгляд.
– Да не сильно, – он вновь закашлялся, сделал еще несколько глотков.
«Упрямец. Считай, сильно», – мысленно подытожила я.
– Слушай, у тебя, кажется, жар… Голова болит?
Заволновавшись, я шагнула к Воронову, коснулась его лба ладонью. Вроде бы, горячий. Но, возможно, у меня руки прохладные…
– Вчера болела. Сегодня утром нет. Я мотался по встречам, а от коммерческих директоров, как известно, даже здоровая голова заболеть может, – хмыкнул язвительно.
Я снова и снова касалась его лба, щек, пытаясь понять, есть ли у мужчины жар или мне это кажется, внимательно всматривалась в его лицо, оценивала ситуацию.
– Что-то еще болит?
– В горле першит. Глотать больно, – Воронов, морщась, потер шею.
– Однозначно, тебе надо домой, лечиться, – проговорила с беспокойством, когда мужчина вновь начал кашлять. – Теплое питье, лекарство… О боже! У тебя, думаю, по-прежнему в аптечке пусто…
– Пусто, – подтвердил, криво ухмыльнувшись. – Но домой – хорошая идея.
Миша крепче обнял меня, прижав к себе.
А я застыла: когда его руки успели оказаться на моем теле и почему этого не заметила?
– И мне сразу стало бы лучше, если бы ты позаботилась обо мне. Приготовила теплый чай, бульон… Нашла градусник. Потом легла рядом, гладила бы по голове, тревожно вздыхая, – перечислил он вкрадчивым хрипловатым голосом, пускающим мурашки по коже, волнующим.
Я с подозрением прищурилась. Вгляделась в лицо Миши, отбросив переживания за него, трезво.
Похоже, здоров. Относительно, разумеется.
Опять сыграл на моих чувствах, неискушенности и жалости!
– Хм. – Я опустила голову словно бы в задумчивости, отследила пальцем ряд нитей на пуловере Воронова, со злорадством почувствовала, как напряглись его мышцы, а ладони беспардонно сползли с талии практически на ягодицы.
– А ты не боишься, что в чай вместо сахара насыплю тебе что-нибудь поинтереснее? Из мести.
С вызовом посмотрела в ухмыляющееся лицо, тут же засветившееся удовольствием.
– Сама же потом переживать будешь, солнышко, – насмешливо ответил, – лечить бросишься.
– Чертов притворщик.
Вспылив, я стукнула его в грудь кулаками, вывернулась из объятий, но уйти не получилось.
Поймав за локоть, Воронов резко развернул меня к себе, впился в губы поцелуем. Негодование вскипело в груди, но выплеснулось почему-то не в протест или сопротивление. Нет, то был самый страшный вид ярости, который преобразуется в агрессивную страсть. Тот самый, который бывает у влюбленных после пылкой ссоры, когда каждый остался при своем.
Мы целовались точно одержимые, прикусывая губы друг друга. Руки мужчины крепко, практически до боли, вжимали меня в его твердое тело. Я ощущала, как пальцы одной впились в кожу талии, проникнув под блузу, а пальцы другой – в затылок, как давит в живот его возбужденная плоть. Это не вызывало отторжения, наоборот, распаляло сильнее, делало действо еще безумнее, смешивая адреналин и либидо в опасный коктейль, напрочь уничтожающий сознание.
Страстно хотелось этого: стократного усиления, давления, полного растворения, подчинения, острейшего экстаза (его и своего).
Я крепко вцепилась в шею и затылок Миши, возможно, причиняя ему боль (желая причинить ему боль), задыхалась и сгорала, но была не в силах прервать этот жесткий, иссушающий поцелуй.
– Я соскучился, – шепнул он, наконец прекратив терзать мои губы. Скользнул носом по виску, оставил россыпь поцелуев на щеке, будоража горячим дыханием, нежными прикосновениями.
«Я тоже», – мелькнуло неожиданно и в моих мыслях.
Да, несмотря на все запреты, выводы, злость от его выходок и обмана, на то, что мы все равно не пара, считаю его своим, желаю сделать своим и давно уже согласна на то, что он запланировал для нас.
Облизав припухшие губы, я сглотнула поднимающуюся изнутри горечь, отстранилась от мужчины. Мышцы плохо слушались, кожа горела, шумело в голове, словно бы только что занималась сексом, а не просто жадно и страстно целовалась.
– И я не совсем притворялся, кстати. Несправедливое обвинение, – жаркий взгляд Воронова приклеился к моим губам.
– Это ясно. Поезжай домой и лечись. Скину тебе в сообщении список подходящих препаратов. – Я попыталась выбраться из тесных объятий Миши, но он не отпустил.
– Пей побольше теплого и полощи горло, – я подняла на него многозначительный взгляд, давая понять, что хочу уйти.
– Ну да, накроется наш с тобой номер в караоке, – хмыкнул весело, не обратив внимания на мою безмолвную просьбу.
Я скривилась, припомнив поступившее на днях предложение спеть вместе на «пятичасовом шампанском» песню «Расскажи, Снегурочка, где была».
– И не собиралась с тобой петь, – толкнула мужчину в грудь.
Миша коротко рассмеялся и отпустил меня.
– Я пойду. Надо закончить украшение приемной. – Получив свободу, я поправила блузку, юбку, цокнула языком, заметив, что моя прическа окончательно рассыпалась. Миша неотрывно наблюдал за мной, криво ухмыляясь.
– Задержись ненадолго. Мы не обсудили вечеринку, – он, повернувшись, взял со стола листок с какими-то записями.
– Тут несколько сотрудников пожелали продемонстрировать свой талант, по случайности вовремя не зарытый в землю и опасный, как ядерные отходы, – сыронизировал с улыбкой. – Чеботарев, к примеру, предложил сыграть на расческе, а наша уборщица – прочесть стихи собственного сочинения…
Я истерически усмехнулась.
– Нет уж, сам с ними разбирайся. А я работать. И вообще, все предложения и разговоры с тобой теперь только через СМС или в чате.
Он подался ко мне, вновь намереваясь поймать в объятия, но я предвидела маневр и успела шагнуть в сторону. Его пальцы скользнули по рукаву блузы, а в моей крови вновь зашумели адреналин и возбуждение.
– Леся, – Воронов посмотрел на меня с обаятельной усмешкой и искорками задора в глазах. – Трусишка.
– Забудь обо мне и своих интригах, – я развернулась и направилась к двери.
– А ты забудь о неприкосновенности своей попы, если снова увижу тебя на стремянке, – донеслось вслед ехидное, когда закрывала дверь. Щеки загорелись.
9. Ночь длиной в жизнь
Без семи минут пять.
Потирая висок, я заканчивала работу, вздыхала.
Народу в офисе было вдвое больше обычного. За порогом приемной гудели голоса, то и дело раздавался смех – возбужденные сотрудники, явно в самом удалом расположении духа, готовились к вечеринке. Даже Алина, давно уже выключившая свой компьютер, приплясывала, развешивая фонарики, цепляя провода за полки, аппаратуру. При этом она еще и напевала, поражая своим отличным настроением и энтузиазмом:
– А-а-а, белая зима началась внезапно, вышла и метет, метет, метет. А-а-а, я решу сама, что мне делать завтра, а завтра Новый год.
«Новый год, положим, и не завтра», – раздраженно подумала я, поглядывая на начальницу из-за монитора.
Тем не менее, мама уже интересовалась сегодня, какие у меня планы на новогодний вечер. Сказала, что они с отцом собираются отмечать большой компанией у друзей, предлагала присоединиться.
А какие у меня планы? Забыться, естественно. В прямом смысле…
Потом она обратила внимание на круги под моими глазами, начала расспрашивать о здоровье, настроении, выспалась ли я.
Выспалась…
Вчера где-то до половины двенадцатого ночи мы с Мишей общались во «ВКонтакте». Воронов посчитал нужным внести в сценарий несколько изменений, дополнив общую программу парой номеров офисных артистов (от игры на расческе и декламации стихов, слава богу, он отказался). После мы еще раз обговорили каждый пункт. Кроме того, я контролировала, полоскал ли этот упрямец горло, сделал ли себе очередную порцию теплого чая, какие именно лекарства купил, принял ли их.
Боже… Вот же я наседка! Влюбленная глупышка.
Хотя нет. Я ведь действовала исходя из того, какая ответственность лежит на нас обоих: вечеринка, корпоратив. Все это нужно сделать хорошо, без всяких оплошностей и простуд.
Последнее сообщение Воронова, на которое не стала отвечать, совсем не касалось организационных вопросов. Не было оно и очередным аргументом в нашей полемике (ставшей больше провокацией и способом поддразнивания) о том, делать или не делать нам совместный номер в караоке.
«Скучаю по тебе. Мы поговорим сразу же, как ты будешь готова. Я не стану напирать и вытаскивать из тебя правду клещами. Я готов ждать. Спокойной ночи», – написал он.
Скрипнув зубами, я закрыла окно чата, выключила ноутбук и легла в постель.
Не смыкала глаз до трех часов… Нет, я не размышляла, не тосковала, не баюкала ноющее разбитое сердце.
Я просто злилась, давила воспоминания, лезущие в сознание с проворством и наглостью тараканов, и уговаривала себя сказать Мише правду, чтобы уже прекратить все это. И тряслась от страха, потому что открытие истины грозит унижением. А еще болью нового разрыва…
– Ну перестань кривиться, – воззвала с сочувствием Алина, остановившаяся у моего стола. – Вечеринка на подходе! Ура!
– Ура, – безэмоционально повторила я, встала из-за стола. – Кто-то будет развлекаться, а кто-то – развлекать, – добавила с нажимом.
– Ох, – девушка закатила глаза. – Сорок минут поразвлекаете и айда с нами куражиться!
Я кивнула, убирая папки с документами в ящик.
– Хорошее предложение, только я…
Меня перебил телефон. Внутренний вызов. Без сомнений, это Воронов. Потерял меня…
Отвечать не стала, а Алина, покосившись на меня, многозначительно фыркнула и вернулась к тонким проводам гирлянд, заждавшимся ее внимания на рабочем столе. В приемную зашли двое агентов, которые накануне вызвались ей помочь.
Достав из сумки косметичку и зеркало, я пошла в кабинет Миши.
Там первым в глаза бросились оба наших костюма, разложенные на диване. Утюг стоял на небольшой брифинг-приставке к столу, а рядом с ним – наполненная кофе чашка (из которой обычно пила, когда мы с Вороновым уединялись в его кабинете). Сам мужчина разговаривал по сотовому, и с голосом у него, к счастью, было все в порядке.
Аромат кофе и бодрый тон Миши, в чем-то убеждавшего собеседника, чуть-чуть встряхнули меня, помогая сбросить апатию.
«Что ж, этот день вполне можно пережить. У меня и варианта-то другого нет», – устало подумала, раскладывая содержимое косметички возле поставленного на брифинг-приставку зеркала. Взяла чашку, сделала глоток – да, Воронов сделал напиток таким, каким и люблю…
– Ты как? Морально готова? – спросил Миша, закончив разговор и рассматривая меня привычным цепким и жадным взглядом.
– Если я пережила детей, то сотрудники «Мегаполиса» и подавно не страшны, – проговорила тихо, уселась.
– Спешу предупредить: они вдвойне опаснее детей и даже неуправляемых подростков, – усмехнулся он.
В ответ безразлично пожала плечами.
Пока он заканчивал работу, я успела уложить волосы, приступила к макияжу. Все делала механически, воспринимая происходящее как нечто далекое от действительности. Воронов несколько раз начинал разговор, но поддержала только темы, касающиеся предстоящей вечеринки.
Волнения никакого не было. Пытаясь проанализировать свое состояние, я поняла: просто ни на что не осталось сил. Эмоциональное напряжение и события последних дней оставили меня исчерпанной и желающей только того, чтобы поставить точку во всем и забыться. Отключиться, отрешиться от мира и себя самой.
А дальше будь что будет.
Минут десять мы молча готовились к своему выходу. Мужчина снял пиджак, аккуратно повесив его на спинку кресла, стянул галстук, расстегнул сорочку. Между тем праздник уже начался: за дверью кабинета звучала плавная музыка, громкие голоса, хохот.
Миша взялся за утюг, чтобы погладить наши костюмы, когда я заканчивала макияж. Наблюдала за ним, то и дело отвлекаясь. Не то чтобы впервые видела его за столь прозаичной и женской работой… Но происходившее так прочно ассоциировалось с домашним уютом, непринужденностью и покоем, что казалось странным в обстановке офиса и набирающей обороты вечеринки за дверью.
А потом Воронов, выключив утюг, уселся в соседнее кресло и выжидающее воззрился на меня. В уголке рта дрожала знакомая довольная ухмылка.
Я отложила кисть, посмотрела в карие глаза, блестевшие смешинкой:
– Что?
– Ничего, – он с улыбкой покачал головой. – Ты будто прекрасная греза. Поможешь мне собраться?
Вздохнула, подумав: «Куда ж я денусь?» Все самое жуткое между нами уже случилось, опасаться больше нечего, а помогать напарнику – моя обязанность, хочу того или нет.
Пододвинув кисти, пудру и румяна ближе к мужчине, я встала с места, приблизилась к нему.
Миша тут же вручил мне парик, непрозрачно намекая, что в этот раз процесс по его надеванию доверяет мне.
Секунду-другую разглядывала белые синтетические локоны.
– Лучше с лица все-таки начать, – вынесла вердикт и отложила парик на стол к бороде и шапке.
– Тебе виднее, – хмыкнул Воронов. Он не сводил с меня смеющихся хитрых глаз.
Явно что-то у него на уме. Но ведь и я не лыком шита.
Взялась за кисть и пудру, каждую секунду проверяя качество своей работы, всматривалась в лицо напарника. Рассеянно размышляла, что же нашла в Воронове такого, отчего не смогла выкинуть из головы? Ведь есть мужчины красивее? Безусловно. Но… Люблю именно этот нос с горбинкой, складочку между бровей, темные глаза, пронзительно смотрящие в мои, будто поглощающие целиком, тонковатые упрямые губы, жесткие линии подбородка, вот эту крошечную родинку у виска…
В какой-то момент поймала себя на том, что увлеклась преображением Миши, нашла это приятным, необычным, волнительным.
Потянувшись, взяла парик, начала его вертеть, пытаясь сообразить, как правильно надеть. И в этот миг почувствовала руку Воронова на своем бедре. Ладонь, лаская, стремительно и уверенно двинулась вверх, проникнув под подол юбки, коснулась обнаженной кожи над резинкой чулка, большой палец чувственно провел вдоль нее. По моему телу электрической искрой пробежала дрожь желания.
Сквозь ткань придавила его руку своей и возмущенно уставилась на нахала.
– Миша, – произнесла возмущенно, стараясь убрать его ладонь.
– Хочу тебя, – серьезные карие глаза, глядящие на меня снизу вверх, горели. – Но ты и так об этом знаешь.
– Знаю. – Сердце ускорило бег, возбуждение опалило низ живота. – Но тут уж как-нибудь без меня.
Воронов вопросительно приподнял бровь.
– Вокруг полно прекрасных дам, способных избавить тебя и от одиночества, и от пустой постели, – продолжила нарочито безразлично.
Мужчина хмыкнул. Руку он так и не убрал, продолжая ласкать большим пальцем кожу над чулком, вызывая мурашки и слабость в коленках.
Ну ладно. Сам напросился…
Надевая парик, я намеренно практически прижалась грудью к лицу наглеца. Вырез у кофты был путь и неглубокий, но вполне достаточный для осуществления мести.
Рука Воронова выскользнула из-под юбки, и я тут же воспользовалась свободой, шагнув от мужчины подальше, не дав ему поймать себя за бедра. Сделала вид, что отступила, чтобы оценить плод своих трудов.
Судя по весьма недовольному лицу и огоньках какого-то восторженного азарта в глазах, мою выходку Миша оценил на наивысший балл. В крови забурлили адреналин и жар желания.
– Ну, может, и полно, не замечал особо, – взгляд Воронова околдовывал и обжигал. – Но только у одной сочетание ума, характера и красоты взрывает мое сердце и либидо.
Я отвернулась, пряча вспыхнувшие щеки, судорожно вздохнула. После таких слов следует или немедленно отдаться, или же пренебрежительно попросить больше не говорить подобного. Первое исключено, а второе готова сейчас же реализовать, только почему-то язык отказывается шевелиться.
Миша незамедлительно воспользовался тем, что отвлеклась: потянулся, схватил за локоть и усадил на свои колени. Мой взгляд тут же опустился на его голую грудь, видневшуюся в распахнутой сорочке. Я сглотнула, подняла глаза вверх, к лицу мужчины. На мгновение мы застыли, глядя друг на друга, теряясь в этой близости, притяжении. Потом он потянулся к моим губам, а я, оценив нелепость ситуации, словно только что очнувшись и целиком узрев маскарадный образ Миши, уперлась ладонью в его плечо, останавливая. Изнутри прорывался истеричный смех.
– Воронов, не смей меня целовать в таком виде! Это будет… извращением каким-то.
Мужчина, остановившись, заразительно рассмеялся. Стянул парик и крепко обнял.
– Ты зачем снял? И вообще, отпусти, – отбивалась я, порываясь слезть с мужских коленей. Вдруг подумалось: если сейчас сюда кто-нибудь заглянет поторопить нас, то увиденное наверняка шокирует беднягу до икоты.
За дверями зазвучал веселый новогодний хит «Jingle Bells», означавший, что наше время на исходе, мне следует быстро переодеваться в «шубку» Снегурочки и выходить. Воронов наконец-то отпустил меня, и я бросилась к костюму.
– Не торопись. Помни: ты звезда вечера. А звезды не опаздывают, они задерживаются, – назидательно заметил Миша, прилаживающий бороду.
– Ага. А теперь отвернись. Я должна одеться тут.
– Леся, что я…
– Миша! – оборвала я хитро улыбающегося мужчину, гневно глядя на него.
– А ведь я мог бы помочь, – притворно обиженно выдохнул он, отворачиваясь. – Обожаю тебе помогать. И с одеванием, и с раздеванием.
