Текст книги "Снегурочка в беде (СИ)"
Автор книги: Awelina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
6. В гостях у сказки
К тому моменту, как мы пустились в обратный путь, совсем стемнело. Начиналась метель, крупные пушистые снежинки льнули к лобовому стеклу, мельтешили и блестели в резком свете фар.
Возможно, я бы и расслабилась, и даже вздремнула, поскольку чувствовала колоссальную усталость, но мешали ухабистая дорога и тревожное предчувствие. В такую погоду да в этой глуши попасть в беду легко…
Стволы сосен-гигантов, снег, яма. Вновь свет вырезает у темноты кусок пространства, и вновь в нем золотятся стволы… Нет, днем в лесу намного приятнее, а сейчас – будто в страшилке.
Машина зарылась в очередную выбоину и забуксовала. Спокойный обычно Воронов занервничал, я заметила, как вытянулись и твердо сжались его губы, взгляд стал пронзительным и жестким. В итоге он глухо выругался, приоткрыл дверь, чтобы оценить ситуацию, и снова предпринял попытку вырваться из ловушки, высунувшись наружу, наблюдая за движением колес.
– Попали, – констатировал он, остановившись. Затем вышел, не захлопнув дверь. В салон посыпался хаотичный рой снежинок, свет высекал из них искру, а через секунду они таяли.
Мужчина вернулся быстро. Сел за руль, рассеянно посмотрел вперед, в тоннель, созданный светом фар. В нем бесновалась метель, серебрились заснеженные колеи от колес проезжавших тут автомобилей.
– Миша, – тихо окликнула его, начиная все сильнее беспокоиться. Предчувствие не обмануло: мрачный и сосредоточенный Воронов, вокруг давящие на психику глушь и тишина.
– М? – Он повернулся ко мне, серьезный, собранный. – Тебе какую новость сперва: плохую или очень плохую.
Я похолодела, не нашлась с ответом.
– Ясно. Выбраться без помощи я, кажется, не смогу. А вторая: Леха меня прибьет. Но сначала его прибью я.
– Машина Леши? – переспросила, вспомнив его: друг Миши со времен вуза, общительный, но слегка не от мира сего, он нас знакомил как-то. – Он же не водит, вроде.
– Купил авто, месяц назад получил права. Чуть не попал в аварию и заявил, что это не его, – пояснил мужчина, явно сосредоточенный на чем-то другом, снова вернув взгляд к ненастью снаружи.
– Слушай, давай я выйду. И подтолкнуть могу, – предложила, припоминая, как мы обычно с мамой в таких случаях помогали отцу.
Воронов резко повернул ко мне голову. На губах какая-то угрожающая улыбка, в глазах жесткий блеск.
– Леська, ты в своем уме? При твоем воробьином весе и аналогичном телосложении это верный способ надорваться. А мне самоубиться от стыда, что моя женщина за мою глупость расплачивается.
Слова «моя женщина» резанули раздражением и болью. Решила сделать вид, что пропустила их – сейчас есть проблемы похуже.
– Это просто взаимовыручка, ничего такого. Мы с мамой…
– Леся! – предупреждающе процедил мой спутник. – Я не твой отец – это раз. В теме поставлена точка – это два.
Вот ведь упертый, упрямый человек! Диктатор неразумный.
– В любом случае это лучше, чем сидеть в яме и ждать… неизвестно чего. Вокруг ни души, кроме нас с тобой, темно, нам никто не поможет.
– Я найду выход.
– А если откопаться, – внесла очередное предложение, вспомнив аналогичные ситуации.
– Этот вариант уже проработан. – Миша едко улыбнулся. – И именно поэтому Леша у меня огребет. В багажнике нет лопаты. Этот чайник, думаю, просто не догадался ее туда положить. А я не проверил ее наличие, так как страшно избалован внедорожником да и вообще наивный городской пижон.
Я сникла.
– Впрочем… – Воронов потянулся к сотовому, находящемуся в ячейке у рычага передач. Я тут же полезла в сумочку за своим.
Минуту спустя, прекратив водить руками с зажатыми в них телефонами в разных траекториях, мы вопросительно посмотрели друг на друга.
– Успешно? – поинтересовался у меня мужчина. Приподнятая бровь и язвительная улыбка в уголке рта свидетельствовали о том, что и этот вариант провалился.
– Нет. На обеих симках.
– Все это было бы грустно, когда бы не было так смешно, – перефразировал он строчки Лермонтова, задумчиво глядя на меня, постукивая пальцами по рулевому колесу.
Меня же вдруг поглотило ледяное чувство страха. Будто в прорубь с головой погрузилась. Где мы? Как нам выбраться из этой глуши? Остаться ли в машине, ожидая помощи? Насколько это опасно? Что будет, если мы пойдем на поиски подмоги? Что будет, если не рискнем идти по темноте и останемся в машине до утра?
Сердце гулко, глухо колотилось, его стук противно отдавался в горле. Попытка сдержать это цунами вопросов и эмоций, найти выход провалилась. Я начала дрожать, к глазам почему-то подкатили слезы.
Не знаю, как Воронов это заметил, ведь ничем себя не выдала – просто смотрела вперед невидящими глазами, мертвой хваткой одной руки вцепившись в сумочку, другой – в предавший доверие сотовый.
– Леся… Эй, – тихо, вкрадчиво позвал меня мужчина. Не дождавшись какой-либо реакции, подался ближе ко мне.
– Счастье мое, ну что ты. Успокойся, все будет хорошо. – В его голосе разливалась бархатистая теплая нежность. Миша осторожно, ласково провел пальцами по моей щеке. – Клянусь, я все улажу.
Забота и теплое прикосновение мужчины оказались тем самым рычагом, обрушившим мою выдержку. Глаза невыносимо защипало, я всхлипнула.
– Леся, – произнес Воронов громче, уже с отчаянием и, крепко обняв, прижал мою голову к своему плечу.
– Эта проблема разрешится, – продолжил утешать, поглаживая по волосам, целуя в висок. – Для живых вообще нет неразрешимых проблем, поверь. Они неразрешимы только для мертвых.
Я вздрогнула, пронзенная приступом суеверного ужаса, попыталась освободиться, но Миша не отпустил. Зарылся носом в волосы на макушке, шумно выдохнул.
– Убери свой сарказм, – недовольно буркнула я, затихнув, расслабившись.
«Как же хорошо, что он рядом. Если уж и полагаться на кого-то, то только на него», – подумалось мне. Близость и тепло Миши укротили страхи и панические мысли. Слезы высохли, я поверила, что мы обязательно справимся со всем.
– Это черный юмор. И он помогает. Я нашел выход.
– Какой? – глубоко вдохнув напоследок успокаивающий запах мужчины, я проявила большую настойчивость, высвободилась и выпрямилась на сиденье.
Воронов мгновение вглядывался в мое лицо, видимо, оценивая состояние. Он был уверен и спокоен, что, в свою очередь, внушило оптимизм и мне.
В своей жизни предпочитала все сама контролировать, не ждать и не искать помощи. И лишь с Мишей нравилось быть ведомой и слабой. Не просто нравилось, мне это позволяла совесть. Я сознательно отдавала ему главенство и чувствовала, как воздушная легкость свободы будто наполняет каждую клеточку тела.
Подзабытое чувство вернулось вновь, расшевелив ставший в последние дни привычным микс горечи и боли: мы больше не пара, нам не суждено быть вместе.
– Тимофей остался в коттедже. Сказал, что уже начнет подготовку, набросает, что нужно сделать. Он живет где-то рядом, думаю, в поселке.
– И? – спросила, когда мой спутник умолк.
– Эта дорога ведет в поселок. Он пойдет по ней, – пояснил, показывая на снежную колею за лобовым стеклом.
– Он может выбрать другой путь. Мало ли в лесу троп для местных, – засомневалась я, покачала головой.
– Может. Поэтому лучше всего пешком вернуться в коттедж. Здесь навскидку два с половиной – три километра.
Я нахмурилась, размышляя. С одной стороны, в предложении Воронова был смысл, с другой…
– При таких условиях все пять. Можно разминуться, не успеть, – отметила тихо.
– Риск есть, – кивнул Миша. – Но это лучше, чем ничего не предпринимать. Хотя бы потому, что действия – это всегда хорошо для душевного равновесия, о чем ты мне пару минут назад сама напомнила, – закончил с язвительной усмешкой.
Я вздохнула, признавая его правоту. С минуту мы смотрели друг на друга: Миша – выжидающе, с азартом в темных глазах, я – с сомнением, вопросительно.
– Здесь можно заблудиться таким избалованным чадам цивилизации, как мы с тобой, – отвернулась, вглядываясь в кружевную занавесь снегопада за стеклами.
– Ну, я ходил в лыжные походы…
– В пургу?
– Нет, – смешок.
– Вот и все.
– Леся, послушай. – Мужчина потянулся ко мне, мягко обхватил теплой большой ладонью мою кисть, внушая, заверяя. – Тебе не обязательно идти со мной. Я встречу мужика, и мы вместе придем за тобой.
– Ох, Воронов, какой же ты идеалист и фантазер, – скептически усмехнулась я.
– То есть ты в меня не веришь? – спросил с вызовом.
О нет, Миша закусил удила. Это выражение лица я знала отлично. Теперь сбить Воронова с намеченного пути могли лишь кардинальные меры. Те самые, которые отныне под запретом.
– В тебя – да, в условия – нет, – ответила я, уже не надеясь, что он послушается и верно оценит опасность.
– Я дойду до коттеджа и приду за тобой с Тимофеем. А ты подождешь меня в тепле и комфорте.
Лишь усилием воли я задавила вспышку обиды и злости. Упрямо молчала, отвернувшись от мужчины. Он мой настрой уловил, тоже уставился на дорогу. Повисло заряженное грозой молчание.
Спустя минуту разозленный Воронов принялся порывисто одеваться: застегнул куртку, надел шапку и перчатки (чудо, что он вообще их взял! Как успела заметить, плюс и минус на улице не сильно влияли на его выбор одежды).
– Может, пожелаешь мне удачи напоследок? – поинтересовался с нажимом и негодованием.
Я из принципа промолчала, так и не повернувшись к нему.
– Спасибо. К такой понимающей и поддерживающей девушке я не могу не торопиться, – ехидно резюмировал. Добавил уже более миролюбивым тоном:
– Мотор пусть работает, иначе ты замерзнешь. Жди, – и вылез наружу. В обступающий со всех сторон лес под раскрывшимся покрывалом темноты. В бурлящую непогоду. В неизвестность. Безумец…
А я? Что делать мне? Ждать, как он сказал?
А вдруг с ним что-то случится? Упадет в занесенную снегом яму (их тут полно, судя по всему), сломает ногу, шею? Вдруг заблудится? Что-то пойдет не так у меня? Машина загорится, например…
Пугающая тишина в салоне разбавлялась лишь урчанием мотора, сейчас показавшимся мне тихим и угрожающим рычанием какого-то демона, затаившегося в ожидании добычи. Ассоциация лишь подстегнула мою панику.
Задрожав, едва сдержав вопль ужаса, я выскочила из машины, даже не застегнувшись. Сырость и мороз тут же безжалостно облизали тело. Провалилась по щиколотку в снег, захлебнулась студеным ветром, но крикнула:
– Миша!
На долю секунды испугалась, что мужчина, уже отошедший от автомобиля на десяток метров, не услышит. Или не обернется.
Напрасно. Воронов остановился.
– Леська, я никуда не денусь, честное пионерское, – развернулся ко мне.
Снегопад и темнота мешали разглядеть выражение его лица, но в тоне слышалось недовольство, смешанное с беспокойством.
– Дурак! Я с тобой, – беззлобно огрызнулась и принялась застегивать пальто.
Пальцы стыли на холоде, слушались плохо. Хорошо, что ветер был умеренным, иначе мы бы застряли в настоящем буране. Накинув на голову снуд, с остервенением убрав залепившие лицо пряди и натянув перчатки, я сделал второй шаг. И, разумеется, вновь увязла в снегу.
Да, сапоги на шпильках – это, безусловно, шикарная обувь, но не подходящая для путешествия по лесным зимним дорогам. Здесь требуются лыжи.
Еще шаг. Нога за что-то зацепилась и я, вскрикнув, взмахнув руками, совсем не изящно приземлилась пятой точкой на снежное полотно дороги. Было не больно, но очень обидно.
– Лесь, – голос Миши раздался совсем рядом. – Сильно ударилась?
– Пострадала только гордость, – ответила, не глядя на мужчину, соображая, как бы подняться и цел ли каблук.
– Давай-ка, иди ко мне, – Воронов, наклонившись, подхватил меня под руки и легко поставил на ноги.
Я, оказавшись в вертикальном положении, провела расследование: каблуки целы, но я по пояс в снегу. Счастье, что додумалась сегодня облачиться в брючный костюм, иначе масштаб катастрофы был бы больше.
В четыре руки мы с Мишей быстро отряхнули меня, а потом, выпрямившись, уставились друг на друга примерно с одинаковым выражением непримиримости и недовольства на лицах.
Он повыше поднял воротник моего пальто и, придерживая за него, наклонился, произнес, прищурившись:
– Это плохая идея, Леся. Тебе лучше…
– Я не останусь одна, – перебила, покачав головой. – Посреди леса. В неизвестности. И тебя одного не пущу. И точка. – Нахмурилась, ожидая ответа.
Сейчас, когда наши лица были так близко друг к другу, снегопад и сумрак не мешали мне твердо глядеть в его темные глаза, а ему – верно оценить степень моей решимости.
– Именно поэтому ты и блондинка, – кривовато улыбнулся Воронов спустя мгновение этой своеобразной дуэли.
– Лучше молчи, – я отпихнула мужчину от себя. Вернее, попыталась. Все, чего добилась: он отпустил воротник моего пальто и выпрямился.
– А если не стану?
Я не ответила. Еще мгновение мы стояли друг напротив друга, сверля взглядами, обсыпаемые со всех сторон снегом.
– Леся, – предпринял очередную попытку заставить меня остаться Миша.
– Если это не опасно, то и я могу пойти. Если опасно, то остаемся здесь. Оба.
– Хм…
Мужчина промолчал. Затем вернулся в машину, выключил мотор, фары и вылез обратно с моей сумочкой в руках – совсем забыла о ней второпях.
Нас обступила темнота со слабым молочно-серым отливом, идущим от снежного покрова. Стало страшно, тревожно. Словно источник искусственного света, которого сейчас не стало, был той самой нитью Ариадны, которая вывела бы нас из этого лабиринта сосен и сугробов.
– Что ж, пойдем, – сказал Миша, поравнявшись со мной и протягивая сумочку.
Достав сотовый, мужчина включил фонарик и, подсвечивая дорогу, зашагал назад, в сторону коттеджа.
Я двинулась следом за ним по колее, оставленной колесами автомобилей и являвшейся импровизированной тропой. Шаги давались с трудом, я все время увязала или спотыкалась. Складывалось впечатление, будто к моим ногами привязали тяжелые гири. Неудивительно, что сразу же отстала от своего спутника.
Миша тотчас же вернулся. Безапелляционным тоном обозначил:
– Я иду впереди, а ты крепко держишь меня за руку и идешь следом.
Спорить, проявлять независимость и держать границы было неразумно. И мы вновь начали путь. На этот раз вместе, так, как Воронов сказал.
«Безумие. Это невозможно», – такая мысль стучала в голове в первую минуту. «Никогда в жизни больше не куплю сапоги на шпильках», – пришло верное решение во вторую. «Какого черта вообще существуют леса и лесные дороги?» – постигло отчаяние в третью.
Если уж так тяжело идти по колее, то и представить невозможно, какие же сугробы там, среди величественных колонн сосен!
Глаза привыкли к темноте, и я оглядывала окрестности, ежась и даже не стараясь избавиться от мысли, что мы с Мишей посторонние, лишние люди в этом белом-белом царстве метели и сурового, будто тоже изо льда сделанного сосняка.
Серое небо, похожее сейчас на густой взбитый йогурт, нависало над головой. Мельтешили снежинки, облепляя одежду, лицо. Мы продвигались вперед неторопливым темпом, я старалась ступать след в след за мужчиной, крепко держала его за локоть, используя в качестве опоры, и низко наклоняла голову, пытаясь спрятаться от снегопада. Впрочем, за широкой спиной мужчины мне гораздо меньше перепадало. Думаю, Воронов гораздо быстрее шагал бы без меня, но ни слова упрека в медлительности, глупом упрямстве, помешавшем мне согласиться с ним и остаться, не было.
Да уж, привычка Миши молчать, когда особенно зол, и не попрекать чем-то уже содеянным и оставленным позади сыграла мне на руку.
А еще были приятны его терпение и твердость, с которыми он поддерживал меня, когда я спотыкалась или особенно сильно увязала. Я же в ответ старалась переставлять ноги быстрее.
Когда мы наконец нашли оптимальный темп передвижения, напряжение и адреналин слегка отпустили меня. Кажется, моего спутника тоже.
– Замерзла? – он чуть повернул ко мне голову.
– Наоборот, – откликнулась я. – Мне жарко!
И не соврала. Мороз, если верить синоптикам, был не больше десяти градусов, а от активного движения по снегу и преодоления непогоды я взмокла.
– Не вздумай расстегиваться.
– А сам-то. – Я отметила, что Воронов пару минут назад дернул молнию куртки вниз.
– Что дозволено Юпитеру… – не без сарказма ввернул он.
Я хохотнула:
– Я не бык!
– О нет, солнце! Ты раза в два упрямее…
Я предупреждающе двинула ему в плечо рукой с сумочкой. Послышался ехидный смешок.
– И в двести тысяч симпатичнее, – закончил этот провокатор.
Привычная для нас когда-то перебранка, обмен подначиваниями. Сейчас это не вызвало всполоха боли, не заставило отцепиться от мужчины, за которого держалась точно за соломинку, найденную в бушующем море. Нет, диалог успокоил, придал сил, вселил уверенность, напомнил: Миша как раз из такого сорта людей, которые нигде не пропадут. А если он не пропадет, то и я тоже.
Однако в следующий миг расслабленность слетела с меня так же быстро, как бахрома снега с потревоженной ветви.
– Слышишь? – Остановившись, я дернула мужчину за руку.
Мы оба замерли, прислушиваясь.
Пожалуй, впервые поняла, что тишина может быть такой… инородной. Человек, всю жизнь проживший в городе, просто не воспримет иначе отсутствие шума автомобильных двигателей, грохота автострад, звука людской речи, тихого топота ног прохожих, писка и пиликанья электронных устройств, резкого визга клаксонов и сирен.
Сейчас же, кроме постоянного, монотонного и какого-то густого гула ветра, словно бы застрявшего в верхушках деревьев, ничего не было. Хотя нет, было: сочный, будто выстрелы, треск.
– Это стволы трещат, – объяснил Воронов. Он направил свет фонарика сначала вправо, после влево, выискивая возможную опасность.
Искрящаяся белизна, исчерченная темными вертикалями толстых стволов. И больше ничего.
Достав из сумочки свой мобильный, тоже включила фонарик, посветила позади нас.
– Я в этом не уверена, – ответила, изучив темноту, в которой терялся свет наших благ прогресса.
– Больше ничего трещать не может. – Миша пожал плечами. – Пойдем. Задерживаться нельзя. – Он потянул меня за собой, ухватив за руку.
Спрятав телефон, я последовала за мужчиной. Тревога не отпускала. Беспричинная, и оттого справиться с ней было вдвойне сложно. Страхи вернулись, закопошились в голове, пустили мурашки по коже: если деревья трещат, вдруг какое-нибудь сгнившее рухнет на нас? А вдруг Тимофей уже ушел из коттеджа и мы не успеем? Вдруг окажется…
– Мы будто в сказку попали, – голос Воронова вырвал меня из засасывающей трясины паники. – Кажется, будто за тем поворотом увидим костер, у которого собрались двенадцать месяцев. Помнится, они как раз перед Новым годом свои посиделки устраивают. Или, может, набредем на домик Госпожи Метелицы.
Восхищенно-насмешливый тон мужчины удивил меня. Подобной тяги к фантазерству прежде не замечала за ним. Куда делись его практичность и основательность?
– Скорее уж, домик злой ведьмы, – не разделила я настроения Миши. – Мы точно Гензель и Гретель: птицы слопали наши хлебные крошки, дороги назад не найти.
– Ерунда! Может, мы в «Звездный талерах». Помнишь, такую сказку? Вот-вот с неба золото посыплется.
И Воронов на миг задрал вверх голову, словно и правда ожидал, что с мутных серых небес вместо снежинок на нас польется дождь из золотых монет.
Необычный настрой мужчины уже вызывал недоумение.
– Миш, а ты в курсе, что на самом деле это сказка о смерти? – поинтересовалась, перехватив его руку поудобнее.
– С чего бы?
От долгого разговора и порывистых накатов непогоды я запыхалась, но продолжила, не без назидательности:
– Девочка отдала все, что у нее было: еду, одежду. И осталась в неглиже посреди леса. Зимой. На морозе. Как думаешь, что с ней, голодной и холодной, стало?
– Чудо?
– Смерть, – отрезала я, взглянув в лицо обернувшегося спутника. – Золото, что она увидела, это просто свет небес, куда ее сердобольные ангелы забрали. А концовку еще вспомни. Мол, она больше никогда и ни в чем не нуждалась. Такое возможно лишь на том свете.
Миша тихо рассмеялся. Мое дыхание окончательно сбилось, и я остановилась. Мужчина же, резко развернувшись ко мне, вдруг крепко обнял за талию, прижал к себе.
– Леська, иногда твой ум просто оружие массового поражения.
– А не ты ли меня десять минут назад блондинкой обозвал? – припомнила, уткнувшись носом в холодный ворот его куртки, выравнивая дыхание, блаженствуя.
– Теперь ты мстишь изящно? Так? – усмехнулся он.
– Именно.
Чуть отстранившись, Миша пристально вгляделся в мое лицо. Понимая, что снег сотворил с тщательно наведенной утром красотой, я поспешила спрятать его, уткнувшись в грудь мужчины. Так остро чувствовала твердость его мышц, тепло, запах сырости, смешанный с горьковато-сладкой частичкой родного парфюма.
– Мы выберемся, – пообещал Воронов, прижимая меня к себе. – Наша сказка не страшная, а, по-моему, где-то даже смешная. Поучительная стопроцентно, – в его голосе звучала ирония.
Ошибается. Страшных сказок гораздо больше, чем поучительных. И почти в каждой действие происходит в лесу: «Морозко», «Красная шапочка»…
Воронов отпустил меня, повернулся, чтобы возобновить путь, но я, ошеломленная внезапной мыслью, не дала.
– Миша, – испуганно произнесла я, невидящим взором уставившись в его спину, парализованная, не в силах сделать шаг. – Как думаешь, здесь есть волки?
Мой спутник коротко и задорно рассмеялся, вновь разворачиваясь ко мне. Наклонился к самому лицу, успокаивающе обхватил руками плечи.
– Леська, их уже лет сто в этих местах не видели. Селяне, видишь ли, параноики, за свою скотинку так переживали, что, кажется, всех перестреляли.
– А вдруг не всех, – предположила, сглотнув. Карие глаза Миши засветились смехом и снисходительностью. С такими чувствами взрослый смотрит на любимое чадо, несущее глупости. – А вдруг… Вдруг здесь бешеные лисы есть?
Уголок рта Воронова дернулся в улыбке, он вновь крепко обнял меня, притянув к себе:
– Нет тут никого опасного, не переживай.
– А если… медведь-шатун… – Тревога не отпускала меня, страшные картины, в которых за каждым стволом прятался страшный зверь, заполонили мозг. Страх уже вышел на тот план, где сознание и воля, похоже, вовсе не действуют. – Или бешеный лось. Или…
Кажется, я оказалась близка к истерике.
– Миша, а если мы в капкан угодим, если…
Мой голос прервался. Я тряслась будто в ознобе, мертвой хваткой уцепившись за отвороты наполовину расстегнутой куртки мужчины, на широко распахнутых глазах выступили слезы.
Воронов быстро понял, что со мной творится. Скинув перчатку, он погладил теплой твердой рукой мою щеку, коснулся своим носом моего.
– Тсс. Здесь нет никого и ничего опасного, – повторил тихо.
– Верь мне. – И накрыл горячими губами мои.
Поцелуй был короткий, головокружительно сладкий, без подоплеки страсти или желания. Миша словно бы так сказал мне: все хорошо, я рядом, в обиду не дам, мы вместе и мы справимся.
Сердце споткнулось, из головы вылетели все страхи, мысли, решения. Осталась лишь ужалившая мысль: «Мало! Этого мало». Я задержала дыхание, сама потянулась к мужчине, глядевшего на меня горящими глазами, поцеловала, обняв его за шею.
Мы не переходили грань, наши губы двигались с осторожным напором, сдержанной, но все же выплескивающейся страстью, дыхание смешалось, обжигало. Я разомлела и возбудилась одновременно, притянула его еще ближе, не желая останавливаться, прекращать. И в следующий момент застонала бы, углубила бы поцелуй, если бы Миша сам не прервал это безумие.
Мы отстранились друг от друга, и я вернулась в действительность: в круговерть снегопада, торжественно ледяной и темный лес, в забирающийся под полы пальто, остужающий разгоряченное тело морозец. В глазах мужчины (бывшего, черт возьми!) видела торжество и удовлетворение, а внутри меня разливался холод ужаса. Уже не связанного с диким зверьем и прочими опасностями, которые могут нас подстерегать на пути к коттеджу.
Проклятие! Что же я наделала? Что такое на меня нашло? Какое-то затмение, умопомрачение…
Отрезвление сработало не хуже хлесткой пощечины. Если Воронов именно так решил предотвратить мою зарождающуюся истерику, то он замечательно преуспел!
Отшатнувшись, я чуть не свалилась в сугроб – шпильки вновь подвели, да и ноги не держали. Миша не дал мне упасть, снова прижал к себе.
– Отдохнула? Пришла в себя? – спросил с дьявольскими искорками в горячем взгляде, снова недвусмысленно потянулся к моим губам, выдохнул в них.
Сердце лихорадочно заколотилось, жар осел внизу живота, превратив мышцы в желе, а губы загорелись в предвкушении.
– Вполне, – выдавила я, отклоняясь назад.
– Леська, какая же ты все-таки красивая. – Он как-то сыто и довольно улыбнулся, отпустив мою талию, чтобы обхватить плечи. – Ресницы снегом все залеплены… Моя Снегурка.
Обжигающие губы Миши скользнули по щеке, приближаясь ко рту. Мне удалось вывернуться, отступить.
– Не вздумай, – я выставила вперед руку, подавляя дрожь желания, чувствуя, как в висках стучит горячая кровь. – Одного раза достаточно.
– Ты права. Пока достаточно, – согласился, прищурившись. – Пойдем, – развернулся, зашагал к коттеджу.
– Что значит «пока»? – Я, споткнувшись, последовала за ним. Меня потряхивало от наката адреналина, нервы будто наэлектризовались, натянувшись.
Воронов не спешил отвечать, вытянул руку, приглашая ухватиться за нее. Я же проигнорировала жест, сверля спину мужчины свирепым взглядом.
– Я хочу знать, что значит твое «пока достаточно»? Навсегда достаточно. Миша!
В ответ услышала короткий саркастичный смешок.
– Ты слышал меня, – настаивала я срывающимся голосом. Архиважным стало отвоевать хоть какую-то толику разумного, хоть как-то обезопасить себя.
Мужчина наконец остановился и повернулся ко мне. На лице снисходительная полуулыбка, взгляд уверенный и безмятежный.
– Лесь, ты же знаешь поговорку, что в одну реку дважды не входят?
Я, тяжело дыша, кивнула.
– Так вот. Мы с тобой не просто вошли. Вода уже до шеи доходит. Поэтому поговорки – это чушь и поэтому же «пока».
– Что? Нет, – я вцепилась в Воронова, собиравшегося продолжить путь. – Мы не вошли. И не войдем!
Миша перехватил мои руки, заключил их в свои.
– Леся, – мягко усмехнулся. – Если хочешь обсудить сейчас факты, то давай. Первый: и ты, и я до сих пор храним верность друг другу…
– Нет, я встречаюсь…
Воронов бесцеремонно накрыл мой рот пальцем, осуждающе покачав головой.
– Я уже предупреждал про твои три короба. Еще раз повторю: поищи для своего вранья другую тару. И потом, Лесь, я ведь не глуп, не слеп, наблюдал за тобой. У тебя никого не было, когда ты уходила от меня, и после тоже. Нет и сейчас.
Я глядела на него с бешенством, горечью и отчаянием. Пропала… Окончательно и бесповоротно. Все нарастало подобно снежному кому: сначала заставили с ним работать в паре, затем все эти постоянные встречи, контакты, игры в холодно-тепло, постоянные воспоминания, сны, мечты, желания… А после застряла с Вороновым в лесу – и вуаля! Снежный ком свалился прямо мне на голову, оглушив, поставив логичную точку во всей этой катастрофе.
– То, что произошло, – это не случайно. Не ошибка. К этому все шло с самого начала. Хорошо, признаю, что больше всего этого хотел я. Стремился, добивался, манипулировал, да. Но продолжила ты. Следовательно… – он многозначительно умолк. – В общем, сейчас не время и не место это обсуждать. Лучше идти. Тимофей ждать не будет.
Мы снова зашагали по колее, друг за другом, с той только разницей, что теперь я не цеплялась за своего спутника, шла самостоятельно. Было тяжело, я задыхалась, глотая ртом холодный ветер вместе со снежинками, а внутри бушевала такая же метель, что и снаружи, только сотворенная из эмоций. Удивительное созвучие природы и психики.
Сама во всем виновата… Но и Воронов тоже хорош! Признал, что манипулировал. Что теперь делать? Лучше всего вообразить, что ничего не было, постараться успокоиться и закутаться в равнодушие как в дождевик. Нет, такое больше не для меня… Давно не для меня.
– Так дело не пойдет, – Миша снова остановился, сурово посмотрел на меня, еле пробирающуюся по снегу. – Держись за меня.
– Я могу и сама…
– Можешь. Забуриться в снег. Но сейчас не до снежных ангелов, солнышко.
– Не называй меня так.
Я уже поравнялась с мужчиной. Спрятала слезящиеся глаза, поправляя снуд и воротник.
– Всего лишь констатирую факт.
Он помолчал, секунду размышляя.
– В общем так. Тебе эта тема неприятна, и пока мы ее закроем. Потому что, во-первых, мы спешим, на кону наше обоюдное спокойствие и здоровье. Во-вторых, я не хочу, чтобы ты злилась и переживала. И ты устала. Поэтому мы пока сотрем этот эпизод из памяти, будто его не было. Ты снова крепко ухватишься за меня, обопрешься, и мы условимся играть в молчанку до самого коттеджа. И ускоримся. Ну а потом вернемся к этому разговору и в подробностях разберем вопрос, почему же ты ушла от меня.
– Я объяснила, – напомнила тихо, страстно желая просто-напросто распасться на молекулы, исчезнуть. Превратиться в облако, как Снегурочка из сказки. Счастливица! Одним махом избавилась от всех проблем…
– Я помню. Но не принимаю ответ.
Во мне вновь взорвались боль и раздражение. Я вся кипела, тогда как Воронов был невозмутим, уверен, спокоен. И способен здраво рассуждать!
– Ты сволочь, – высказалась я, холодно глядя в его лицо.
– Ты тоже. Одним словом, мы созданы друг для друга. Итак, молчанка и ускорение?
Я глубоко вдохнула, задержала в легких сырой морозный воздух, выдохнула. Миша предложил очень разумный план, и, если не хочу остаться в этом сосняке снеговиком, стоит согласиться и послушаться.
Боже, как же не хотелось никакого контакта с этим человеком! Но действительно без его помощи не обойтись, особенно если учесть, что необходимо поторопиться.
– По моим подсчетам, где-то половину пути мы прошли, – сказал Воронов, когда я снова ухватилась за его руку и мы двинулись вперед.
Я едва слушала, все силы прикладывая к тому, чтобы отрешиться, стереть из памяти этот жуткий поцелуй, все, что мы наговорили друг другу после…
Постепенно меня отпускало. Я старалась держать дистанцию, не прижиматься к мужчине так сильно. Если разобраться, то ведь это смешно, как какая-то минута может все изменить: совсем недавно буквально висла на Мише, глядела на него как на единственную твердыню среди страшных течений океана, сейчас же даже накопившаяся усталость и усиливавшийся ветер, старающийся сбить с ног, не заставят искать у него помощи, считать его опорой.
Немало в чувство приводил и факт, что ноги промокли и начали замерзать, а еще: на шее за воротом как-то оказался снег и теперь от холода крайне неприятно немели мышцы.
Был ли прав Воронов и мы действительно прошли половину пути, не уверена. Но если так, оставшаяся часть показалась мне просто неодолимой. Замерзшие ноги гудели от усталости, мокрое от снега лицо стыло на морозном ветру, все тело ломило, холодный воздух забирался под полы пальто, ознобом скреб кожу, а мышцы ощущались точно деревянные.
