Текст книги "Двое: я и моя тень (СИ)"

Автор книги: AttaTroll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

========== И пришёл Джокер. Вместо пролога ==========

– Стойте! Стойте!

Лизи неслась по коридору, растрёпанная, уставшая, но безгранично счастливая. Размахивала руками, смеясь и вскрикивая «Стойте! Придержите лифт!» Синий рюкзак за спиной болтался из стороны в сторону, в нём что-то шуршало, звенело, потрескивало.

Дверь лифта уже почти закрылась, но вставший в проём коричневый ботинок явился спасительной преградой между маленьким разочарованием от ожидания лифта и большим лучезарным счастьем, дополняющим лучший из лучших день. Лизи уже почти заскочила в лифт, как её окликнули:

– Лизи Новак! Какие новости, детка?

Молодой чернокожий парень спрыгнул с лестницы и обнял Лизи.

– Дюки, угадай, кто занял первое место в веломарафоне сегодня утром?

Лизи закатила глаза и расплылась в улыбке, приплясывая на месте.

Веломарафон! Сколько лет она шла к этой большой маленькой мечте? Шесть! И наконец семёрка принесла не абы какую удачу, а маленькую победу над собой, над соперниками и над городом.

Лизи сияла.

– И это ещё не всё! Меня перевели на четвёртый курс. Всё-ё, конец мучениям, теперь я супервумен, сдала все экзамены, ни одного не завалила. Представляешь?

Лизи поправила очки и выдохнула после тирады. Дюки хлопнул её по плечу и кивнул, одаривая ответной улыбкой:

– Да, детка! Сегодня определённо твой день!

– Мой,– согласилась Лизи.

День и правда выдался отличный. Лизи вложила немало сил, чтобы прийти первой на марафоне. Крутила педали как последний раз, как будто улепётывала от самого дьявола. И наконец-то всё не зря, и Готэм отсыпал немного везения в её карман. А университет – как ещё одна премия «Оскар» за последнюю неделю. Вторая вышка, как-никак, и Лизи гордилась этим и лелеяла мечту уехать из Готэма. В практичную Германию, хотя манерная Франция с привкусом круассанов по утрам тоже ничего.

– Поедете?

Лизи оглянулась и ойкнула. Она заболталась с Дюки и совсем забыла про «гроб на верёвочках». Подпирая двери, на неё сверху вниз глядел тот самый странный сосед, которого Лизи, если говорить честно, считала чудиком. Она видала пару раз, как он, выходя из лифта, устало плёлся до своей квартиры и хохотал. Бывало, что, кем-то избитый, шаркал, хлюпал кровавым носом и всё равно смеялся. Такой смех не так просто забыть. Боялась ли она? Поначалу да, а потом, со временем, привыкла к чудаковатости соседа. С кем не бывает? В Готэме ещё и не такое увидишь. Но вот что её удивляло, так это то, что, несмотря на заливистый смех, она никогда не видела Артура Флека весёлым. Если он хохотал, то взгляд его, полный ненависти и боли, блуждал по стенам, и выглядел при этом Артур так, будто вокруг него не стены и не соты квартир, а толща воды. И Артур в ней тонул. Наверное, так смотрели отчаявшиеся и погибающие люди. Когда Лизи думала об этом, её каждый раз передёргивало.

– Да, – неуверенно ответила Лизи, оглянулась на Дюки и махнула ему.

Она шагнула в коробку лифта, как в гробницу, и встала в углу. Что-то скрипнуло, ухнуло, ладно хоть не взорвалось, и лифт как-то особенно уныло и тяжело тронулся. Чёртов ящик всё время дрожал, что-то натужно скрипело, стучало, и Лизи даже успела попрощаться с жизнью.

– Ужасное здание, правда?

Он кивнул.

– Поздравляю, – скрипучий голос Артура нарушил атмосферу Сайлент Хилла.

– Спасибо, – улыбнулась Лизи.

– Я Артур.

Лизи кивнула.

– А я Лизи.

И вдруг несчастный «гроб на верёвочках» тряхнуло как следует, да так, что Лизи даже стукнулась затылком об стену и простонала, потирая ушибленное место. Но это ещё полбеды. С шишкой на голове вполне можно было ужиться, пара-тройка дней, вот и все мучения. Вторая половина озадачила Лизи куда больше. Она осталась наедине с мужчиной, которого всегда считала чудиком. Ну… Дела.

Она не помнила, о чём они разговаривали, язык развязался сам собой. Всё-таки Лизи обычно в карман за словом не лезла, это самое слово у неё всегда было припасено на все случаи жизни. Лизи бы и рада была помолчать сколько нужно, но природная болтливость требовала выхода наружу. А когда живот жалобно заурчал, будто там поселился очень грустный кит, Артур выгреб из карманов всё содержимое и нашёл среди бумажек и прочих мелочей небольшую шоколадку. Он охотно отдал её Лизи.

– Спасибо. Ну вот, голодная смерть мне теперь не страшна, – засмеялась Лизи.

Артур улыбнулся. Он что-то спрашивал про велосипеды, про марафон, рассказывал про свою маму, но Лизи толком ничего не запомнила. А когда маленькая стрелка часов перевалила за первый круг циферблата и в ногах окончательно не осталось никакой правды, Лизи бросила рюкзак на пол и плюхнулась на него. Вызволят ли их когда-нибудь отсюда? Где носит этих ремонтников, когда они так нужны? Артур опустился рядом, и Лизи почувствовала тепло его тела. Да уж, в «гробу» было прохладно, но озвучить мысль вслух она всё-таки поостереглась, потому что Артур наверняка захотел бы поделиться с ней своей курткой, а Лизи почувствовала бы себя не в своей тарелке.

Сначала они молчали и слушали, как поскрипывает лифт, как орут на этажах.

А потом они разговаривали, много и ни о чём. Лизи зачем-то рассуждала про германские языки, рассказывала про то, как измазалась в чёрной смазке, когда на днях слетела цепь на велосипеде. Какая она была чумазая! Артур слушал и не сводил с неё взгляда. Шутил, в основном не очень смешно, но Лизи ради приличия и чтобы не огорчать соседа, смеялась.

Она вытянула ноги и сдула упавшую на лицо прядь волос. Ждать вызволения всё невыносимее. Время тянулось, и мир вокруг остановился, замкнувшись в четырёх гробовых досках. Когда даже жить стало тоскливо, Лизи покачала головой и задорно пропела:

«Ob-la-di, ob-la-da, life goes on, bra

La-la, how the life goes on

Ob-la-di, ob-la-da, life goes on, bra

La-la, how the life goes on*».

Артур слушал её и тихонько подпевал.

Легче не стало, и чтобы заглушить накатывающую волну ненависти к «гробам», Лизи запела новую песню, барабаня пальцами в такт:

«We all live in a yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine,

We all live in a yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine**»

И когда казалось, что они застряли в этой чёртовой коробке до конца столетия и Лизи уже была готова петь похабные песни, из-за дверей послышался мужской голос:

– Эй, певица, ты там как? Спасать тебя или ещё концерт дашь?

Лизи вскочила как ошпаренная и подпрыгнула, забарабанив по двери:

– Мы ту-у-ут! Спасите нас, а то мы сойдём с ума и останемся тут жить, мы очень голодные!

Артур поднялся вслед за ней, и Лизи на радостях чмокнула его в щёку.

– Нас пришли спасать! Ура!

Она вся светилась, её заряда хватило бы, наверное, на весь город, если бы жители Готэма собрались возле дома. Но все лучи энергии и безграничной радости достались Артуру.

– Я была рада с вами познакомиться, – засмеялась она и пожала Артуру руку. – Вы классный. Удачи вам на работе и в шутках.

Артур пожал плечами:

– Меня вчера уволили.

– Оу, – стушевалась Лизи. – Тогда удачи вам в поиске новой. И хорошего вечера!

В коридор вышла одна из соседок, и Лизи со всех ног понеслась к ней, подскакивая на ходу, как будто это не ей двадцать пять, а какой-то другой Лизи. А этой хохотушке сегодня снова тринадцать, и жизнь прекрасна.

– Марта-а-а! Прикинь, я в этой коробке застряла! Жесть!

***

А потом жизнь по какой-то только ей ведомой причине решила, что на большую удачу надо сыпануть унижение, страх. Долгие ночи, полные слёз.

В дверь постучали.

– Иду, Марта, иду! – крикнула Лизи и распахнула дверь.

Марта вот-вот должна была принести каталоги последних моделей велосипедов. Ужасно дорогих, и Лизи с Мартой предстояло хорошенько посидеть полночи, а то и всю напролёт, где, как и из чего собрать хороших двухколёсных коней, когда финансы поют не романсы, а похоронные гимны в дырявых карманах. Грело душу то, что вот-вот университет должен дать ответ, берут ли Лизи лаборантом при кафедре германских языков. Ну не сказка ли?

Но на пороге стоял он, будущий кошмар её долгих ночей, полных страха и слёз. Лизи даже спросить не успела, что ему надо. Джокер втолкнул её в квартиру и захлопнул дверь. Он словно сошёл с плакатов, развешенных по городу и кричащих о ненависти к богачам, к городу, к безликому обществу, продавшемуся за медный четвертак и «Макдональдс».

Джокер ухватил её за плечи и рывком притянул к себе.

Лизи дралась, отчаянно, как последний раз, царапалась и кусалась. Верещала, звала на помощь. А когда всё-таки кое-как отбилась, начала бросать в Джокера все вещи, попадавшиеся под руку. А он смеялся, хохотал, и когда ему надоела игра в кошки-мышки, он загнал её в угол, намотал длинные каштановые волосы на кулак и шарахнул головой об стену. Лизи вскрикнула, обмякла, и он подхватил её. Дальше всё было как в кошмарном сне. Джокер уложил Лизи на диван, задрал махровый халат и сорвал с неё трусики.

Она плакала, всё ещё пыталась вырываться, даже тогда, когда он уже был в ней. Он что-то рычал, лишь обрывки фраз врезались в память. «Ты получишь то, что заслужила», – билось набатом в висках. Тошно. Страшно. В нос ударил горький запах табака.

Потом он долго и много курил, а Лизи ревела в подушку, кусала её и выла, до сих пор не веря в происходящее. Когда она приподнялась и огляделась, силясь разглядеть что-либо сквозь солёную пелену, то увидела, что в дверях стоял кто-то. Какой-то мужик. Он стоял там, вывалив из штанов своё хозяйство, и наяривал, причмокивая и постанывая. Лизи сморщилась от омерзения. И Джокер, словно прочитав её мысли, взял со стола пистолет и направил на извращенца, и того сразу как ветром сдуло.

Лизи хотела что-то сказать, о чём-то спросить, силясь выдавить из себя хоть слово, но вместо этого закашлялась и захлебнулась слезами.

– Такова жизнь, – Джокер вдавил окурок в стол и повернулся к Лизи.

Он жеманно улыбнулся и потянулся к ней, распахивая полы халата и подтягивая Лизи к себе. Она закричала, и тяжёлая ладонь закрыла ей рот.

Когда страшный незваный гость наконец ушёл, Лизи доползла до телефона и не с первого раза набрала «девять один один».

– …меня изнасиловали… – рыдала она в трубку, плачась человеку на том конце провода.

– Запомнили, как выглядел? – вздохнув, лениво спросил мужчина.

– Это был Джокер, – всхлипнула Лизи.

Повисла гнетущая тишина, было слышно сопение в трубке. Наконец коп что-то прожевал и хохотнул:

– Дура, что ли? Наркоманка? Кто ты такая-то? Выйди-ка на улицу и проветрись, заодно посмотришь, до чего есть дело Джокеру. Город в огне, милая. На кой хуй ты ему сдалась, какая-то фанатичка. Иди проспись, пьянь.

Короткие гудки.

Три дня после этого Лизи не выходила из квартиры. Хотелось заколотить дверь и выйти в окно, раствориться в Готэме и дополнить картину смрада и ужаса. Одним кровавым пятном больше, одним меньше. На четвёртый день она всё-таки распахнула окно и забралась на подоконник. Долго стояла и смотрела вниз на мельтешащих людей, представляя как упадёт, как разом хрустнут кости. Лизи плакала оттого, что никак не решалась сделать шаг вперёд. Один, мать его, шаг.

В комнате надрывался телефон.

Лизи не слышала, как повернулась, щёлкнув, ручка, как в комнату вошёл Джокер. Она поняла это лишь тогда, когда он обхватил её за талию и стащил с подоконника.

Лизи кричала, звала на помощь, вырывалась. Бесполезно.

***

Кажется, прошла неделя. Или год. Или день. Или час. Лизи потеряла счёт времени, плавая на поверхности призрачного существования, никому не открывала дверь, никому не отвечала. Она была, и её не было. Призрак трущоб. Сначала Лизи рыдала, выла, била посуду и даже хотела сбежать, раствориться в Готэме и стать его тенью. Какие-то невидимые струны оборвались внутри неё, пламя жизни угасало, совсем скоро от него остался уголёк, и даже Марту встречало холодное, молчаливое отчаяние в глазах Лизи. Совсем скоро в её жизнь пришло угрюмое одиночество, нарушаемое лишь телефонными звонками и визитами Джокера.

Телефон надрывался, а Лизи просто стояла рядом и смотрела на него.

– Да? – безразлично спросила она.

– Лизи, это Сара, ты куда пропала? Пропустила подготовку к новому марафону и награждение за победу. Ты заболела? Что у тебя с голосом?

Лизи безразлично ответила:

– Я не приду больше.

Лизи повесила трубку и расплакалась.

Позже автоответчик услужливо щёлкнул, впуская ещё один голос в пустоту комнаты:

– Лизи Новак? Это Майкл Эстер, мы ждали вас на собеседование в понедельник, пытались до вас дозвониться. С сожалением вынужден сообщить вам, что мы взяли другого человека на должность лаборанта. Мне жаль.

Лизи лежала на диване и смотрела в потолок, на расползающийся жёлтый развод. Её опять затопили. Насрать. Позже она вывела розовой помадой на зеркале в ванной комнате: «Мой взлёт и моё падение». Лизи шептала фразу и наблюдала за своим отражением в зеркале. Пробовала горькие слова на вкус, представляла себя мёртвой. Белая Лизи в белой ванне.

А после обеда Лизи выкатила велосипед на улицу, оставила его у дороги и долго смотрела вслед угоняющему его пареньку и шептала: «Всё пройдёт, всё пройдёт». И всё глубже и глубже погружалась в бездну.

___________________________________

*Beatles «Obladi Oblada»

Об-ла-ди об-ла-да, жизнь река, да!

Ла-ла жизнь рекой течёт.

Об-ла-ди об-ла-да, жизнь река, да!

Ла-ла жизнь рекой течёт.

**Beatles «Yellow Submarine»

«На подлодке жёлтой мы живём,

В лодке мы живём, в лодке мы живём.

На подлодке жёлтой все живём,

В лодке мы живём, в лодке мы живём»

Комментарий к И пришёл Джокер. Вместо пролога

Нашли очепятку? ПБ к вашим услугам :)

Музыкальные темы:

1. The Beatles “Ob-La-Di, Ob-La-Da” https://www.youtube.com/watch?v=_J9NpHKrKMw

2. The Beatles “Yellow Submarine” https://www.youtube.com/watch?v=m2uTFF_3MaA

Артур Флек:

https://thecity.m24.ru/b/c/8059.jpg

http://i.timeout.ru/pix/resize/556/637/750x485.jpeg

Лизи:

https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcTuMupB15sOfgrFqWn_CtFG36kMf_szWF7DaRkDKWFL0pb2JHw4

========== Такова жизнь ==========

Лизи вытянула шею и заглянула в тетрадь. Женщина добавила неаккуратным почерком очередную заметку и отложила ручку. «Навязчивые идеи, расщепление…, инициальный период, стресс».

– Бет…

Лизи поморщилась. Она не любила, когда её так называли, и сейчас от этого было особенно дурно.

– Я попрошу доктора поменять тебе лекарство. Но мы возвращаемся к тому, с чего начинали: если ты не расскажешь мне, что тебя беспокоит, я не смогу помочь.

Лизи перевела взгляд с тетради на табличку, стоявшую на краю стола: «Энн Мозес, психолог».

– Мне плохо, – безучастно ответила Лизи. – Я хочу умереть.

Спустя три месяца.

– Артур, ведь так вас зовут, да? Вы следили за мной?

Лизи сложила руки на груди в ожидании ответа. Ещё секунду назад Артур поймал себя на мысли, что любуется ею. Она и правда хорошенькая, карие глаза блестели в неярком свете коридорных ламп, волнистые, каштановые волосы забраны в хвост. Девушка, острая на язык, такая в карман за словом не полезет, он хорошо это помнил. А на что он надеялся, когда увидал соседку на пороге? Что она захотела пригласить его на ужин? Его? Артура Флека? Да бросьте, эта конфетка не его поля ягода. К сожалению. Но ведь пришла к нему, не побоялась. Мда. В её глазах не было той привычной ненависти, того унижения, к которым привык Артур. Каждый день люди старательно не замечали его, а если и обращали на него внимание, то лишь для того, чтобы указать: ты никто, ты ничто, ты не существуешь. С ним и разговаривали обычно так, будто обращались к мешку мусора на улице. Но в её взгляде Артур заприметил интерес. Что ж, это будет необычный разговор.

Он виновато улыбнулся, прислонившись к косяку.

– Да, – он выдавил из себя не то смешок, не то ухмылку.

Вина? Чувствовал ли он себя виноватым? Нет, нет, ничего такого, но тогда почему его сердце затрепетало, будто он запыхался? Сперва он даже забыл как дышать, и это не от страха. Не от ненависти. Но сердце вдруг подскочило в груди и запело сильнее: тук-тук, тук-тук. Наверное, так себя и чувствуют нормальные люди, которых вдруг застали врасплох, загнали в угол, раскусили. Артур облизнул губы и усмехнулся в ожидании хода Лизи. Смотрел на неё, ожидая, что куколка разомкнёт свой ротик и скажет: «Я всё знаю про вас, Артур Флек». Он сунул руку в карман и сжал ножницы. Если Лизи думала, что загнала его в угол, то последнее слово не за ней. Нет.

Между тем Артур не чувствовал себя виноватым и всё равно исполнял роль нашкодившего мальчишки. От него ведь этого ждали?

– Я… – начал было он.

– Я думала, вы наберётесь храбрости и ограбите банк.

– Знаете, у меня есть пушка. Я могу прийти завтра.

Вопреки всем ожиданиям, мыслимым и немыслимым, Лизи улыбнулась. На секунду в её глазах вспыхнул задор, словно искра, – бах – и погас, как уголёк в кострище холодным осенним утром. И не было уже ничего, кроме серого пепла. Будто солнце погасло. А розовые, живые губы на исхудавшем бледном лице выглядели траурно и изящно. Серые тени легли под глазами как морок. Артур, чуть наклонившись вперёд, усмехнулся. Смех уставшего человека, измученного городом и его непониманием. Артуру не было смешно: он ощутил себя загнанным зверем. Готэм отрицал Артура, тогда как Артур мечтал вписаться в эту странную, мучительную картину бытия. Бытия пугающего и порой жестокого, и стать наконец не комедией, не пародией на самого себя, а долгожданной реальностью.

Может, Лизи всё-таки разглядела в нём что-то важное, нужное ей? Может, Готэм и её отрицал?

– Зайдёте?

Он провёл пальцем по двери, ощущая странные, доселе незнакомые, смешанные эмоции, и исподлобья глянул на Лизи.

– Спасибо, но уже поздно, а мне завтра рано вставать, нельзя опаздывать, я стажёр, у меня испытательный срок. Приятно было пообщаться, Артур.

Она вдруг дотронулась, очень легко, почти невесомо, одними подушечками пальцев, до его руки. Нежно провела по коже, и всё это время не отводила от него взгляда. Артур не мог оторвать взгляда от её губ, спрятанных под розовой помадой. Ему нестерпимо хотелось поцеловать Лизи, впиться в неё, прижать к стене и…

– Можно на ты, – предложила она. – Зайди за мной завтра в восемь, сходим в кафе.

Лизи коротко улыбнулась, но глаза не врали: в них стояла особенная вечерняя грусть, так улыбались одинокие, уставшие люди, загнанные в ловушку под названием Готэм.

– Это свидание? – Артур расплылся в улыбке, чувствуя себя мартовским котом на крыше мира, не меньше.

Лизи покачала головой и шаркнула ногой по рваному куску линолеума.

– Нет.

Артур замер, а его сердце отстукивало «да, да, да».

Будто заряд энергии и правда иссяк: потухший взгляд Лизи всё никак не загорался, не вспыхивал жадным горячим огнём. Но она на мгновение смутилась и поправила каштановый хвост, негромко кашлянула и спрятала руки за спину.

– Ну, тогда до завтра, – попрощалась она.

Артур провожал её долгим взглядом, жадно ловя каждое неторопливое движение. Тук-тук, тук-тук, каблучки её чёрных ботинок стучали по полу. Музыку одиночества дополнял шелест юбки, и Артур слушал её, прищурившись и расплывшись в улыбке.

Лизи остановилась на полпути и обернулась, неуверенно поправив волосы. Развела руками и сложила их в замок перед собой, словно извиняясь.

– Мне жаль твою маму. Сочувствую.

Артур щёлкнул зажигалкой, прикурился и выпустил горький дым в коридор. Покачал головой, затянулся ещё раз и улыбнулся:

– Ерунда, уже три месяца прошло. Я до сих пор праздную. К тому же Пенни – моя приёмная мать. К слову, не самая лучшая.

Лизи молча кивнула, похлопала себя по карманам – что-то звякнуло, и она выудила связку ключей. Замок согласно щёлкнул, и Лизи скрылась в квартире.

Артур вернулся в квартиру и прижался спиной к двери. Холодная. Шершавая. Вся ободранная. Он усмехнулся, затягиваясь глубоко и долго. Забавно. Если бы Лизи узнала, что он, Артур Флек, одиночка и псих, задушил Пенни, что бы она сказала тогда? Неважно. Она не узнает. Окурок упал на пол, и Артур раздавил его, оскалившись.

Она ничего не узнает.

***

Лизи включила воду и открыла шкафчик над раковиной. Рецепт настоятельно рекомендовал пить по одной таблетке в день, но Лизи пила по две, и всё равно было невыносимо хреново. Каждый сраный день начинался с желания выйти в окно.

Мучительно долгий день наконец-то подошёл к концу. Тяжёленькая выдалась неделя: Стив, начальник отдела, положил на неё глаз и проходу не давал. Все знали, чем это обычно заканчивалось. Если откажешь, то дорога одна – разгребать претензии, кучи штрафов в личном деле, а в итоге увольнение без зарплаты. Штрафы всё съедят подчистую. А если согласишься и раздвинешь ноги, то легче не станет. Так или иначе, всё равно всё закончится увольнением, потому что Стив берёг свою гнилую репутацию, а ещё пёкся, чтобы о его интрижках не узнала жена. Поэтому поимеет он или нет очередную юбку – всё равно уволит, не даст спокойно работать.

Надо подыскивать новое место, в банке её рабочие дни сочтены. Лизи ненавидела эту работу, ей осточертело целыми днями сидеть на месте, будто она цепная дворняга, которой ничего нельзя.

Сил ни на что не осталось. Ни жить, ни существовать. И как вишенка на торте: она пригласила чудика в кафе. «Боже мой, это я схожу с ума или таблетки спутали мой больной разум?» Наверное, ей просто захотелось ненадолго сбежать из ненавистной квартиры и забыться.

Да, занятно.

Чудик следил за ней, а она ведь шла его отчитать, сказать, что он чёртов извращенец и что на её долю выпало уже вполне достаточно уродов, и ещё одного ей не надо. Но вся шутка в том, что воспитание не позволило нагрубить человеку. О если бы всё было куда проще, Лизи бы вызвала полицию. Смешно, но почему-то смеяться совсем не хотелось. Полиция Готэма не для простых смертных, и Лизи усвоила этот жестокий урок. А вдруг её сосед – маньяк? Лизи сполоснула лицо и усмехнулась. Маньяк, надо же такое выдумать, он же тихий, мама у него долго болела, не выходила из квартиры. Как её звали? Салли? Нет. Бетти? Тоже не так. Пенни! Точно, её звали Пенни. Чудаковатая семейка.

Лизи иногда встречала Артура по вечерам, когда им доводилось в одно время возвращаться с работы. Иногда он, как был, приходил в клоунском гриме, а порой и эту смешную шапку забывал снимать. Дрожь пробирала. Словно не клоун, а демон во плоти. Стоял в лифте мрачный, уголки губ опущены, взгляд отрешённый, но где-то в глубине плескалась не то злость, не то что-то ещё такое. Последние три месяца в Готэме неспокойно, после убийства трёх парней в метро и после трагической гибели комика Мюррея Франклина Готэм стал сам не свой. Люди в клоунских масках разгуливали по улицам, творили бесчинства и создавали новые порядки. До сих пор Лизи везло не попасться этим лавинам людей на пути.

Она выключила воду и облокотилась о раковину. По дну тянулась ржавая трещина, а вокруг паутинками разбегались такие же рыжие разводы. Ничем уже не ототрёшь, надо новую покупать, да только не на что. Увы, зарплата стажёра смешна до слёз, и Лизи приходилось занимать у коллег, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а ведь ещё долги отдавать. Проклятая бездна.

Снизу капнуло, и Лизи закрыла лицо ладонями. Мало того, что раковина треснула, так ещё и подтекать начала.

Ладно, это полбеды. Её таинственный, страшный незваный гость не приходил уже четыре дня. Четыре долгих, странных, полных выматывающего ожидания дня. Сегодня пятый. Может, он наконец оставил её в покое? Нет, вряд ли. Так уже бывало, что некто, именуемый себя Джокером, мог не заявляться подолгу, а последний раз его и вовсе не было целую неделю. И Лизи вздохнула с облегчением, она не глотала горстями успокоительные и даже перестала ходить к психологу. Но потом пришёл Джокер, и втянул её обратно в мрачную безнадёжность. Теперь она знала, что его возвращение – лишь вопрос времени. Джокер отнял у неё жизнь, жажду творить мир вокруг себя, уничтожил её мечты. И сбежать бы во Францию, заедать горе утренними круассанами и забыть, забыть, забыть, но всё упиралось в деньги. У Лизи их не было.

Она выключила воду и стянула выцветшее полотенце со старенькой сушилки на стене. Надо бы уже спать, как-никак завтра всё ещё рабочий день, придётся держаться до конца. Стив не отстанет от неё, надо что-то делать. Сегодня с утра он зажал её около стойки для посетителей и полез щупать грудь. Мерзкий, потный, от него пахло жареным луком. Лизи изворачивалась, кусалась, кажется, ей даже удалось пнуть мерзкого начальника по яйцам, но то ли недостаточно сильно, то ли у него их попросту не было, но Стив взревел как медведь и выкрутил Лизи руки. «Не рыпайся, сука», – рычал он. Она сломала каблук, когда пиналась, но чаша весов перевешивала не в её пользу, как она ни боролась со Стивом. Он ухватил её и потащил к кабинету, и Лизи закричала. Она испугалась не на шутку, представив, как потный, мерзкий Стив задерёт её юбку и отымеет на своём грязном столе.

Никого из клиентов ещё не было в столько ранний час. Девочки за кассами отводили глаза и благодарили бога, что перст указующий пал не на них. Неизвестно, что бы случилось, но этот чудик, Артур, вдруг вошёл в банк. Решился таки, а ведь следовал за Лизи почти до самых дверей. Она уж думала, что ушёл, но нет, видимо, стоял у дверей, не решаясь войти. Может, он услышал её крик? И вот Артур зашёл, сунув руки в карманы горчичной куртки, и Стив то ли испугался, то ли что-то другое стало причиной, но он нехотя отпустил Лизи и тяжело ушёл в свой кабинет, что-то ворча себе под нос. Она одёрнула юбку и отвела взгляд в сторону. Ей было стыдно и обидно, что приходилось терпеть наглые подкаты Стива, а вот сегодня сосед застал её за актом едва не случившегося насилия. Надо увольняться.

Лизи отогнала воспоминания, закрыла дверцу шкафчика и вздрогнула. Он, Джокер, стоял за спиной и разглядывал её. Как всегда «при параде»: зелёные волосы зачёсаны назад, грим на лице. И красный костюм. Всегда одна и та же картина, вот уже три месяца Джокер не изменял своим страшным традициям.

– Здравствуй, – он всегда говорил полушёпотом. Злым шёпотом. И при этом скалился, морщил нос.

Джокер почти никогда не улыбался, а если и случались такие моменты, то и улыбка выходила недоброй, угрожающей.

Попробовать с ним поговорить? Воззвать к совести? Бесполезно. Лизи столько раз пробовала, что уже сбилась со счёта, как и неоднократно пыталась вырваться, закричать, позвать на помощь. Билась как валькирия, кусалась, царапалась. Тщетно. Это ещё больше раззадоривало Джокера, и он закрывал ей рот ладонью и делал своё дело.

– Я устала, – она и правда устала.

День выдался дерьмовый. Под стать картине за окном: сырость, морось, холод, грязь, груды мусора на каждом шагу. Беспросветную картину дополняли бесстрашные, опасные крысы, которые уже не боялись выходить на людные улицы.

– Я знаю, – ответил Джокер.

Лизи метнулась было к выходу в надежде успеть выбежать в коридор, но Джокер перехватил её и толкнул обратно к раковине. Развернул к себе спиной.

– Будь послушной девочкой.

Пальцы медленно проскользнули под юбку, собирая её складками на бёдрах. По телу пополз холодок, хотя руки у него как всегда горячие. Обычно нетерпеливый, сегодня Джокер не торопился. Приспустил трусики и надавил на спину. Лизи дёрнулась, и Джокер заломил её руку. Лизи застонала от боли и наклонилась к раковине. Раздался тихий, короткий шорох: расстегнул ширинку, устраиваясь поудобнее и расставляя ноги Лизи пошире. Она вздрогнула, когда он рывком вошёл в неё, и впилась в раковину.

Лизи закрыла глаза.

Каждый раз жёстко, всегда страстно, напористо.

Толчок. Толчок.

Полка над раковиной тихо звякает в такт. Тук-тук, это щётка в стакане.

Никто не поможет. Жизнь очень страшно пошутила над Лизи.

Толчок. Толчок.

Его горячие ладони шарят по телу, гладят. Сжимают грудь, и Лизи ахает. Неужели ей нравится это?

Он гладит её по спине, вплетает пальцы в волосы, легко и нежно гладит шею.

– Хочу видеть твои глаза, – зло шепчет и поворачивает к себе лицом.

Рывок, и усаживает на раковину. Лизи уже не сопротивляется, на неё действует чёртова таблетка, так не вовремя отнявшая волю к борьбе за право жить. Лизи ухватила Джокера за лацканы красного пиджака и притянула к себе. Ей тошно и хочется, чтобы кто-то обнял её, поцеловал, пожалел глупую девчонку. И Джокер обнимает свою Лизи, целует долго, смакуя её горькие от лекарства губы. Он подхватил её под бёдра, поудобнее. На этот раз вошёл медленно, растягивая удовольствие. И будто не было той грубости, будто не он каждый раз брал её жадно и жёстко, врываясь в жизнь Лизи как разрушающий ураган. Почему-то именно сегодня, сейчас в нём столько нерастраченной нежности: сильные, уверенные руки обнимали, мягко, заботливо гладили, он брал её лицо в свои ладони и целовал её губы, долго, с упоением, как любимую женщину, которая достойна этих поцелуев.

Лизи вздохнула в его объятиях? Всё плыло перед глазами, то рассыпалось, то вновь складывалось в странные образы.

Не потому ли она вздыхает, что эти руки, эти поцелуи иногда манили её? Нездоровое влечение кружило голову. Завтра утром Лизи будет проклинать себя за слабость, но сегодня можно всё. Наверное, за эти долгие, полные страха и унижения, три месяца она привыкла. Привыкла к Джокеру, сменяющего жёсткость на ласковую нежность, он умел обнять, а целовал как роковой любовник, но он не был им. И сбежать от него было некуда из этого ужасного города.

– Девочка моя, – он чмокнул Лизи в щёку и отстранился, застёгивая ширинку. Выудив из кармана пачку сигарет, Джокер огляделся. Ужасный дом. Ужасная квартира, старая ванная комната с подтопленными потолком и стенами. Он щёлкнул зажигалкой. Пф-ф-ф, белый дым разлетелся горьким облаком по маленькой комнатке.

Лизи прислонилась к шкафчику за спиной и равнодушно смотрела на Джокера. Обычно он сразу уходил, но в этот раз почему-то решил остаться.

– И что же такая конфетка делает в этом доме?

Привычная жёсткость в голосе, а губы кривятся в злой ухмылке.

Стряхнув пепел под ноги, Джокер подхватил с тумбочки шуршащий свёрток и положил на раковину, рядом с Лизи.

– Что это? – спросила она дрожащим не то от страха, не то от лекарства голосом, с опаской глядя на подарок.

– Открой – и увидишь. И это не последний сюрприз, радость, – он с иронией тянет последнее слово, в его голосе слышна издёвка. И он глубоко, со вкусом курил, смаковал каждую затяжку и с упоением выпускал дым.

– Мне пора, – Джокер вдавил окурок в стену и вышел из ванной, бросив через плечо: – До встречи, Лизи.

Её руки дрожали. Она с опаской дотронулась до пакета. Бомба? Нет. Соскальзывая и на ходу оправляя юбку, Лизи подхватила пакет и, придерживаясь за стены, ушла в комнату. На диване стопкой лежал рабочий костюм: белый верх, чёрный низ. Она тяжело осела рядом с одеждой и, поджав ноги, открыла пакет. Голова шла кругом.