Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Я долго смотрю ей вслед, пока светло-русая головка окончательно не скрывается из виду, и поезд не трогается с места, лишая меня очередного близкого человека – подругу детства.

***

Беды как наводнение: потихоньку, но убывают. Делли уехала, но при этом обещала надолго не пропадать. С того момента, как она покинула двенадцатый прошло пару дней.

К очередному разговору мы с Хеймитчем так и не прибегали, но, может быть, это и к лучшему. Зато беседы с доктором Аврелием никто не отменял. Только вот общаться мы стали намного реже, так как теперь у доктора появилась ещё одна немаловажная забота – Китнисс. Как-то заменив ей в хлам испорченный телефонный провод, я сказал, что теперь девушка чаще сможет созваниваться с мамой. Однако про врачей из Капитолия упоминать не стал.

Ведь я уже однажды послушался её совета, не с первого раза, правда, избавившись от привычки рисования на стенах. Теперь наступает черёд Китнисс.

На календаре тридцатое декабря. Я стою напротив окна, опершись руками о широкий подоконник. Бесконечный снегопад на улицах Дистрикта только подпитывает это скорейшее предновогоднее настроение. Я с улыбкой наблюдаю за тем, как старательно расчищает дорожку перед своим домом, Хеймитч. Пусть лопата жутко неудобная, щёки раскраснелись от мороза, и убирать снег во время снегопада немного глупо – на его губах тоже виднеется подобие улыбки. Ментор, кажется, не замечает меня, с головой погружённый в работу.

На ступенях его дома сидит Салли, зябко кутаясь в шерстяной платок. Она что-то увлечённо рассказывает и смеётся, из-за чего, кажется гораздо моложе своих лет.

– Что ты там увидел?

Я оборачиваюсь на знакомый голос и сразу же замечаю Китнисс, неторопливо шествующую вниз по лестнице. В руках она несёт целую стопку старых книг, альбомов и рисунков, скопившихся за это недолгое время. Она оказывается такой высокой, что девушке приходится наклонять голову в бок, чтобы увидеть меня. Поспешно отрываюсь от окна и иду в её сторону, чтобы забрать часть нужной макулатуры.

– Кое-что явно необычное,– улыбаясь, отвечаю я и кладу книги на кофейный столик перед диваном. Затем помогаю Китнисс сделать то же самое.

– Очень интересно,– отзывается она, оборачиваясь к окну.– Я быстро наверх, нужно ещё кое-что захватить, а потом обязательно посмотрю, что интересного ты там нашёл.

Она дарит мне быструю улыбку, отряхивает руки от книжной пыли и быстро поднимается на второй этаж.

Я присаживаюсь на спинку дивана и беру в руки новую, по сравнению с другими, книгу памяти.

Медленно листаю страницу за страницей, на которых то и дело мелькают фотографии. Я отчётливо помню, как каждая из них оказалась здесь. Это тоже своеобразная память: загнутые уголки страниц на более важных записях, мои старые рисунки, (я искренне не хотел, чтобы они оказались в этой книге, в отличие от Китнисс) которые теперь компромиссно, аккуратной стопкой лежат в самом конце, неудавшийся рисунок Китнисс, когда та битый час пыталась нарисовать неугомонного Лютика. В конце концов, девушка захотела вырвать не увенчавшееся успехом творение, но я вовремя её остановил – на ошибках учатся.

Улыбка моментально слетает с губ, когда я переворачиваю очередную страницу.

Сердце сжимается, и я нерешительно провожу ладонью по шершавой и сморщенной от пролитых слёз, странице с фотографией маленькой Прим.

Печальные мысли рассеиваются как туман на ветру, когда по всему дому разносится громкий телефонный звонок.

– Это доктор Аврелий! Возьми трубку, Пит, я сейчас спущусь,– доносится приглушённый голос Китнисс с верхнего этажа.

Откладываю книгу в сторону и подхожу к телефону.

– Слушаю.

Образуется небольшая пауза, которая перерастает в натянутое молчание.

– Кхм, доктор Аврелий, это Пит. Вы не могли бы подождать Китнисс пару минут?

Ответа снова не следует и когда мне уже начинает казаться, что связь нечаянным образом оборвалась, на другом конце проводе раздаётся знакомый мужской голос.

– Пит,– задумчиво произносит Гейл. Я ненадолго отвожу трубку в сторону и захожусь в лёгком кашле, оставшемся после болезни. За эти каких-то пару секунд успеваю подумать о далёком «кузене» Китнисс, об их разговоре и о том, как же везёт мне в последнее время.– Не ожидал тебя услышать, пусть и давно хотел пообщаться.

Оборачиваюсь в сторону лестницы, чтобы убедиться, не видно ли поблизости Китнисс.

– Ну, думаю, у нас есть пару минут.

Гейл тяжело вздыхает, и я понимаю, как тяжело ему говорит о ней со мной.

– Я хотел… хотел извиниться и сказать спасибо,– в его голосе сквозит нескрываемая обида. При этом я понимаю, что он приносит искреннюю благодарность.– Не знаю, прислушивался ли ты к моим словам, или же сам решил не бросать её, но в любом случае, сейчас всё в порядке.

– Откуда же тебе знать?– сощурив глаза и опершись рукой о телефонную тумбочку, спрашиваю я.

– Мне достаточно поговорить с ней.

Коротко качаю головой, слегка наклонив её, будто бы Гейл сейчас стоит прямо передо мной.

– Тебе не передо мной извиняться нужно.

– Я думал, ей уже лучше…

– Чушь,– тут же отзываюсь я, вспоминая заплаканную фотографию Прим.– Ну, то есть, да, Китнисс стала выходить из дома, общаться с людьми… но это не меняет её отношения к смерти сестры,– сдавленно произношу я.

Гейл решает промолчать, и я принимаю это, как согласие. Хоторн словно хочет что-то сказать, но никак не решается.

– Она простит тебя, Гейл. Ты приедешь, и со временем это забудется само собой.

Всё внутри меня так и протестует этому, но я никогда не думал только о себе. Не думаю и сейчас. Китнисс скучает по родным, и я не могу этого отрицать.

Но проходит всего пару секунд, прежде чем Гейл начинает говорить. Уверенно, непоколебимо – словно готовил речь заранее много дней.

– Нет. Я не вернусь в двенадцатый. Рана слишком глубокая. И Китнисс не из таких людей, которые прощают сразу. А я не смогу жить с этим грузом на душе всю жизнь. Ловить на себе её мимолётный осуждающий взгляд, чувствовать холод и слышать крики по ночам.– Гейл быстро выдыхает, словно вместе со словами, лишает себя ещё и внутренних терзаний.– Я не могу уберечь её от этого. Как и не могу стереть из памяти смерть Прим. Я виноват и я должен…

– Не вини во всём себя, Гейл,– осуждающе замечаю я.

– Это я! Я сбросил эти бомбы, Пит Мелларк!– его голос срывается на отчаянный крик, разом обрушив все пустые надежды, и я уже мечтаю забрать свои слова обратно. Его не просили, его не пытали и не вынуждали. Он сам дал приказ. В этой войне, как игре, Гейл Хоторн просто заигрался, так и не дойдя до финала.– Она только предполагает, что это я, но доказывать что-то даже тогда было уже поздно.

Я молчу и, затаив дыхание, слушаю его небольшой рассказ.

– И я уехал. Не только из-за того, что был беспомощен. Не только из-за того, что Дистрикт был к чертям разрушен.

Гейл выдерживает театральную паузу и продолжает более спокойным тоном.

– Я уехал, потому что убил её сестру.

На какой-то момент мне даже кажется, что Гейл сошёл с ума. Таким бесстрастным голосом он говорит о смерти Прим!

– И я не жду прощения от неё. Да, чёрт возьми, я сам себя не могу простить. Поэтому оставил тебе записку, и говорю это сейчас. Давно пора, кстати.

А вот я бы так не думал.

Вдыхаю воздух сквозь стиснутые зубы, запускаю пальцы в волосы и прикрываю глаза, мысленно пытаясь хоть как-то уложить эту новость в мыслях.

– И зачем же тогда ты звонил ей сейчас?– сиплым голосом, интересуюсь я.

– Она всегда рада слышать меня. Друзья детства так быстро не забываются.– Я сразу же вспоминаю Делли и ничего не могу сказать против, пусть внутри чувствую невероятную злость на Хоторна. Предательство и отчасти даже ложь. Хотя я и не вправе осуждать его. Сам же пытался убить Китнисс, пусть и не по своей воле.

– Не вернёшься в двенадцатый,– скорее риторически, произношу я.

– Нет,– эхом отзывается тот.

Видимо, теперь я начинаю вспоминать, за что недолюбливал «кузена» Китнисс. Даже сейчас меня в дрожь бросает об одной мысли, что после всего случившегося, он сможет как ни в чём не бывало целовать Китнисс, любить её, при этом всю жизнь проведя во лжи.

Не задумываюсь, я тут же бросаю телефонную трубку, когда за спиной слышу тихие шаги Китнисс.

«Удачи, Гейл».

Вот так мы закончили этот последний разговор.

Искренняя, лишь слегка натянутая улыбка трогает губы, когда я вижу девушку, спускающуюся по лестнице. Одной рукой она прижимает к себе оставшуюся небольшую стопку книг, а другой с внимательным видом листает какой-то очередной альбом. Почувствовав на себе мой взгляд, она отрывает глаза от чтения, поднимает голову и хмурится.

– Почему ты повесил трубку?– непонимающе спрашивает она.

Я заминаюсь всего на секунду.

– Доктор не хотел тебя отвлекать, поэтому сказал, что перезвонит позже.

Ненавижу ей врать.

Девушка коротко кивает, захлопывает книгу, которую рассматривала всего пару секунд назад и не торопясь подходит к окну, как и обещала.

В тот же миг её губы трогает задорная улыбка и Китнисс приветственно машет рукой. Видимо, Хеймитч всё-таки заметил её.

Я же в это время делаю пару глубоких вдохов, неотрывно глядя на телефон и про себя молясь о том, чтобы Гейл не был настолько глуп, собираясь перезванивать.

P.S.(конечно, куда уж без него) В общем, заранее прошу прощения, что так долго писала такую довольно-таки небольшую главу, но я, со своим везением, умудрилась заболеть даже летом)( Так, что Вы уж не сердитесь слишком:3

========== 24. ==========

Чувства – одна из самых ярких и неотъемлемых частей человека. Устойчивые эмоциональные переживания, возникающие в процессе отношений с окружающим миром. Формы чувств бывают разные, а так же желанные и нежеланные их обладателем.

На улицах Дистрикта стоит настоящее предновогоднее настроение. Оно прямо-таки витает в воздухе и вместе с большими снежными хлопьями опускается на землю, хочешь-не хочешь, окутывая всех жителей двенадцатого.

Невдалеке, за Деревней Победителей, слышится радостный смех детей, отдалённый шум запущенных салютов, то и дело окрашивающих тёмное вечернее небо в яркие цвета. Шум толпы, в ожидании долгожданного праздника – первого счастливого праздника за все упущенные годы.

Я не решаюсь окончательно выйти из дома, застыв в дверном проёме и поглощенный всем этим, а поражённая улыбка так и не сходит с лица.

В соседних окнах тоже гостеприимно горит свет, а из дома Хеймитча так вообще доносится громко играющая музыка.

Качаю головой и не торопясь миную злосчастные ступени крыльца.

У нас здесь тоже есть своя, слегка не похожая на традиционную, атмосфера праздника. Но для всех так будет привычнее. Салли с внучкой тоже обещала прийти, так что Новый год предстоит отмечать всем сбором.

Пару раз стучу в дверь, прекрасно понимая, что преспокойно и легко мог бы зайти без предупреждения. Проходит всего пару секунд, прежде чем дверь передо мной открывает Китнисс.

Привычную поношенную одежду сейчас заменяет кремовое платье по колено. Коса исчезла, а вместо неё на оголённые плечи ложатся лёгкие кудри тёмных волос. На её лице играет улыбка – не простая довольная, а по-настоящему счастливая. Я с удивлением узнаю в этой девушке прежнюю Китнисс, зябко кутающуюся в домашний персиковый свитер, небрежно накинутый ей на плечи поверх выходного платья.

Ошеломлённо гляжу на неё, словно вижу впервые (хотя отчасти так и есть, ведь никогда ранее я не наблюдал Китнисс такой добровольно) и совсем не боюсь быть пойманным за подглядывание.

– Я рада, что ты пришёл. С наступающим,– приветливо начинает она и отходит чуть в сторону, позволяя мне войти в дом.

– С наступающим,– эхом отзываюсь я, и чуть помедлив, добавляю,– ты потрясающе выглядишь.

– Спасибо,– смущённая моим словам, лепечет Китнисс. Девушка до сих пор не привыкла слышать комплименты в свой адрес, хотя я всегда прекрасно понимал, что ей это нравится.

Миную порог её дома и небольшой коридор, в котором над главным входом замечаю праздничный венок из еловых веток и бусин.

Из гостиной доносится приглушённый звук играющего телевизора. Капитолий продолжает оставаться Капитолием, и даже простые телевизионные программы в честь главного праздника отменять никто не собирается.

На кухне то и дело звякает посуда и доносится шум льющейся воды. Значит Сальная Сей уже здесь. Туда мы и идём. У плиты как раз суетится женщина, и даже поначалу не замечает нас. У стола же, я вижу девочку лет десяти, не больше. Уже в таком возрасте она вовсю помогает на кухне. В отличие от своей бабушки, девчушка как раз нас замечает и начинает смущённо улыбаться.

– Кассандра, познакомься, это Пит,– говорит Китнисс. Она стягивает с плеч свитер, попутно вешает его на спинку одного из стульев и присаживается на корточки рядом с девочкой. Та с интересом разглядывает меня своими серо-голубыми глазами и делает неуверенный шаг навстречу.

– Кэсси,– поправляет она и по-детски деловито протягивает мне руку.

– Приятно познакомиться, Кэсси,– улыбаюсь я, взаимно пожимая её небольшую ладошку.

– А, Пит, ты вовремя. Можешь помочь со столом в гостиной? А то чёрт знает, когда этот Хеймитч соизволит прийти,– Сей пытает говорить сердито, но в её голосе я точно улавливаю нотки веселья.

– Да, конечно,– с готовностью отвечаю я.

– Вот и славно, Китнисс всё тебе расскажет, а мы пока будем на кухне.

Моя «сопровождающая» согласно кивает и за руку уводит меня в гостиную.

***

Кое-как, совместными мучениями нам всё-таки удалось поставить этот стол. А Хеймитч решил прийти как раз в тот момент, когда всё было почти готово.

Небрежно прошествовав в гостиную, он ухмыльнулся и с шумом поставил две очередные бутылки спиртного (одна из которых как всегда была полна лишь наполовину) на деревянную поверхность стола.

– Какие молодцы, быстро же справляетесь без меня.

Мы одновременно зло посмотрели на ментора, а тот лишь рукой махнул и прошествовал на кухню с неясным бормотанием о чём-то вроде доброго светлого праздника и какого-то крайнего случая.

Пришлось пройти ещё какому-то времени, прежде чем мы все смогли оказаться в гостиной.

На часах в тот момент было уже за десять.

Китнисс устроилась по соседству со мной, а Хеймитч в самом начале стола. Место рядом с Салли, сидящей напротив, пустовало. Спокойно сидеть за столом для неугомонной Кэсси было за пределами возможного. От ёлки она могла отойти только на пару секунд и то для того, чтобы перехватить что-нибудь вкусное со стола.

Времени для скуки никто не находил. Хеймитч то и дело рассказывал какие-то истории в своём духе. Мы вспоминали всё хорошее, плохое, случившееся в убывающем знаменательном для Панема году. Радовались и в каких-то моментах грустили одновременно. Я опускаю глаза и замечаю почти незаметно трясущиеся руки Китнисс, когда речь заходит о погибших близких. Ободряюще сжимаю её ладонь, и девушка в точности повторяет моё действие. Наши взгляды встречаются, и в её серых глазах я улавливаю проблеск надежды и спокойствия.

Всё кажется настолько привычным, обыденным, правильным, что я начинаю привыкать к шуму запущенных салютов и петард за окном, к приглушённой игре новогодних телевизионных передач, к громким восклицаниям Хеймитча и смеху Сальной Сей над его неординарными суждениями и историями, к радостной Кэсси, сидящей у ёлки в самом предвкушении заветного часа, к Лютику, всеми способами старающемуся отгородиться от бесконечного шума, к лёгкой улыбке Китнисс – самой счастливой и невероятной улыбке в мире. Ведь она всегда улыбалась мне с такой добротой и доверием, что сердце трепетало и грозилось выпорхнуть из груди.

Вот и сейчас я стараюсь невзначай поглядывать в сторону девушки и словно специально мучить себя очередным, приятно ноющим, горьковато-сладким чувством в груди, которое приносит почти физическую боль, но вместе с тем и невероятный покой. Не похожие ни на что эмоции, которые просто нельзя спутать.

От мыслей меня отвлекает очередная порция запущенных салютов в центре Дистрикта и шум открывающегося шампанского. Я бросаю быстрый взгляд на часы и с удивлением понимаю, что до полуночи остаётся всего ничего.

Развлекательная программа по телевизору плавно переходит в официальное поздравление Пейлор – новой управляющей всего Панема. Хеймитч торопливо разливает всем шампанского, хотя сам, наверняка, не отказался бы от напитка покрепче. Кэсси тоже подбегает к столу и цепляется за бабушку. Салли улыбается девочке и помогает ей забраться на стул, чтобы «быть на ровне со всеми».

Когда речь президента заканчивается, сменяясь коротким отсчётом до Нового года, Хеймитч издаёт очередной праздничный клич и поднимает полный бокал. Я улыбаюсь, узнавая своего старого ментора, и тоже тянусь за шампанским, когда осознаю, что всё ещё держу Китнисс за руку.

Девушка оборачивается и с обескураженным видом замечает то же самое. Но я не отпускаю её ладонь, а только крепче сжимаю в своей.

Хеймитч уже вовсю говорит свои поздравления, а мы так и не двигаемся с места. Я понимаю, что должен сделать, но не знаю смогу ли. Приступов не было давно, но запрет на них никто не ставил.

Когда Китнисс свободной рукой привычно тянется к волосам, я перехватываю её движение и сам откидываю длинные тёмные локоны ей за спину. Отсчёт сменяется гимном Панема, но знакомая мелодия, как и мысли, напрочь путается и забывается в голове, когда я чувствую привычные мягкие губы Китнисс на своих губах.

Сердце почти болезненно пропускает удар, а потом с нарастающей силой начинает отбивать нечеловеческий ритм и шум его напрочь заглушает грохотание праздничных салютов.

Я ничего не ощущаю кроме головокружения и мягкого притяжения, которое ощущал почти всегда, невзначай прикасаясь к Китнисс. Сейчас это кажется иначе.

Чувствую её руки, крепко обвивающие меня за шею, словно не желая отпускать.

Всего лишь мягкое прикосновение губ по-настоящему вынуждает меня забыться, а мысль о том, что я могу целовать Китнисс, не боясь приступов, вселяет невероятную надежду и заполняет пустующую дыру в груди теплом и доверием.

Впервые я совершенно забываю про Хеймитча, Салли с внучкой и совершенно не задаюсь вопросом о том, что они будут думать об этом.

Я слишком долго ждал, чтобы вновь торопиться сейчас. И это не сон; не приступ. Это взаправду.

Под своими руками, лежащими на талии Китнисс, чувствую лёгкую ткань её сегодняшнего кремового платья.

Отрываюсь от её губ только потому, что дыхание напрочь перехватывает, а взгляд всё ещё затуманен.

Она улыбается лёгкой лукавой улыбкой и поспешно прячется у меня на плече. Я бесшумно вздыхаю и зарываюсь в небольшие кудри тёмных волос, вновь и вновь вдыхая их привычный вкусный запах.

Мы стоим так какое-то время, пока каждый не придёт в себя, а мысли не вернутся на круги своя. Сейчас я готов многое отдать за то, чтобы хотя бы на пару секунд узнать всю правду, таящуюся в голове у девушки, которую я с таким трепетом держу в объятиях.

Бегло оглядываюсь по сторонам и вижу, что всем либо просто-напросто не до нас, за открыванием новогодних подарков, либо гости тщательно строят из себя непричастный вид. Только глядя на Хеймитча я замечаю сдержанную, почти незаметную улыбку. Салли же стоит к нам спиной, помогая Кэсси освободить полученную куклу от упаковки.

– Знаю, звучит глупо,– неуверенно начинаю я,– но мы забыли про подарки.

Китнисс поднимает на меня свои серые глаза, беззвучно смеётся и чуть качает головой.

– Ты должна это увидеть,– настаиваю я.

Девушка хмурится и пожимает плечами.

– В любом случае, у меня тоже для тебя кое-что есть.

Мы расходимся только для того, чтобы каждый смог взять подарки. Я присаживаюсь на прежнее место, а Китнисс устраивается у меня на коленях.

С нескрываемым интересом наблюдаю за тем, как девушка пытается осторожно распаковать свёрток, что получается у неё не очень аккуратно. Я всегда любил дарить подарки больше, чем получать их. Китнисс изумлённо ахает, когда откидывает обёртку в сторону. Осторожно и трепетно, с застывшими слезами на глазах и поражённой улыбкой она разглядывает рисунок за рисунком. Улыбающийся Финник с невероятными бирюзово-изумрудными глазами, смеющаяся над очередной шуточкой Джоанну, Прим и Рута на большой поляне, усеянной цветами, та Энни, которую я помню ещё из Капитолия, Гейл на фоне лесной чащи, миссис Эвердин со своим мужем, фотографию которых я увидел в одном из старых альбомов. Здесь все, кто дороги Китнисс. Как-то девушка просила меня изобразить некоторых в книге памяти, но на тот момент я сказал, что временно не могу этого сделать. Дело было не в возможностях, а в желании. Я добавил сюда и портрет самой Китнисс. Тот самый, над которым столько работал.

Одна единственная слезинка скатывается по щеке девушки, и я торопливо смахиваю её.

– Это невероятно, Пит,– шепчет она, прижимая рисунки к себе, как невероятную ценность.

– Я рад, что тебе понравилось,– отвечаю я и бросаю на Китнисс понимающий взгляд.

Она натянуто улыбается и нехотя откладывает творения в сторону, чтобы вручить мне небольшой прямоугольный свёрток.

– Я ведь обещала.

Непонимающе смотрю на неё, и стараюсь так же осторожно развернуть подарок.

– С Новым Годом, Пит.

У меня в руках оказывается большая и тяжёлая деревянная коробка буквально со всеми оттенками гуаши и кисточек всевозможных размеров. Такие краски никогда не найдёшь в обычных Дистриктах!

– Откуда они у тебя?– искренне удивляясь, спрашиваю я.

Китнисс смущённо улыбается.

– Прямой заказ из Капитолия оказался не таким надёжным. Тогда мне пришлось провести несколько часов в ожидании задерживающейся посылки.

В уме сразу же всплывает тот день, когда Китнисс странным образом пропала, никого не предупредив. Ну, конечно!

– Прости,– виновато шепчу я.

Девушка отмахивается.

– Перестань, ты же ничего не знал. Главное, тебе понравилось?

Пару раз киваю. Ещё бы мне не понравилось! Особенно сейчас, когда я снова могу рисовать.

Китнисс улыбается и после этого, кажется ещё красивее. Самый главный подарок я уже получил, всё остальное – ерунда.

От мыслей меня отвлекает Хеймитч, который начинает громко смеяться и «даёт пять» Кэсси. Девочка лукаво ему улыбается и ждёт, пока ментор не развернёт полученный подарок.

– Праздник ещё не закончен,– протяжно констатирует Китнисс и поворачивается ко мне лицом с неясным блеском в глазах.– Ты когда-нибудь был в центре Дистрикта в Новогоднюю ночь?

P.S. Я знаю, что писать про Новый Год в конце июня слегка ненормально, но, надеюсь, хотя бы на минуту, эта атмосфера праздника передалась и Вам:3 Ещё раз извиняюсь за долгое отсутствие продолжения, просто, может быть как раз по этой причине глава далась мне с небольшим трудом, когда за окном температура достаёт до +30 и вовсю цветут деревья:D

========== 25. ==========

Откровения – это показатель чувств. Человек, как открытая книга: никакого притворства, никакой игры, никакой лжи.

Землю под ногами укутал пушистый скрипучий снег. Блестят и сверкают снежинки в свете уличных фонарей. Здесь, в отдалённой местности Дистрикта, улицы почти пустые, и только в окнах почти каждого дома приветливо и тепло горит свет.

Китнисс не торопясь идёт рядом со мной, нервно теребя края персикового свитера, надетого поверх выходного платья. Но свободной рукой она всё также продолжает держаться за мою ладонь.

Никто из нас за это время не произносит ни слова. Образовавшаяся тишина, если не считать отдалённого шума толпы, не приносит никакой скованности и неловкости. Каждый думает о своём, и обычные разговоры кажутся нелепыми.

У меня в голове носится рой мыслей, с которыми я, кажется, не справлюсь уже никогда.

Изредка глядя на Китнисс, вижу только спокойное выражение лица и привычный взгляд серых глаз. Я бы с лёгкость решил, что она абсолютно не взволнована, если бы не пальцы, безостановочно теребящие края свитера.

Чем ближе мы подходим к главной площади, тем шум праздника нарастает всё больше и больше.

Но я бы не прочь отвлечься на чём-то, поэтому уверенно продолжаю идти вперёд.

В конце концов, когда снег под ногами сменяется расчищенной плитчатой дорогой, приходится остановиться уже не мне. Китнисс отпускает мою руку и отходит чуть в сторону, прекрасно понимая, что я следую за ней. В итоге мы приостанавливаем свою небольшую прогулку у края главной улицы, в невысоких деревьях, вдали от домов, но так, чтобы вся площадь была видна как на ладони.

Девушка зябко скрещивает руки на груди и спиной прислоняется к стволу большой сосны.

Её на удивление строгий взгляд смотрит прямо, там, где в середине улицы стоит высокая новогодняя ель, вокруг которой вовсю празднуют жители Дистрикта.

Китнисс выглядит серьёзной и сосредоточенной, что никак не вяжется с её поведением пару минут назад.

Видимо, она тоже неправильно расценила мою задумчивость, потому что начала говорить первой.

– Что будет теперь?– тихо спрашивает она, всё так же продолжая глядеть куда-то перед собой. Я ничего не отвечаю и просто смотрю на неё.

Снежинки в тёмных кудрях волос причудливо блестят и переливаются. Острые черты лица кажутся строгими, но в то же время, такими родными и любимыми. Её красивые, чуть полные губы приоткрыты, словно она собирается сказать что-то ещё, но не решается. Бледную кожу то и дело освещают синие, красные, жёлтые цвета – отсветы запущенных салютов.

В конце концов, девушка переводит стальные серые глаза и, глядя на меня, её взгляд смягчается; становится похожим скорее на серое небо перед солнечным дождём.

Я молчу не, потому что не знаю, что ответить, а лишь из-за того, что не до конца решаюсь произнести правду вслух даже самому себе.

– Я не сердился, Китнисс. И не сержусь сейчас,– произношу на одном дыхании и тоже начинаю смотреть неизвестно куда. Меня захлёстывают эмоции – столько всего нужно ей сказать, но я просто не могу. А от молчания будет только хуже. Сам себе я твержу, что уже не будет момента лучше. Либо рассказать всё сейчас – либо никогда.

Глубоко вздыхаю, стараясь вспомнить уроки из Капитолия – беспринципность и спокойствие на лице.

– Ты знаешь, почему я вернулся в двенадцатый?– зачем-то спрашиваю, прекрасно понимая, что Китнисс не знает ответа. Прохожу чуть ближе к площади так, чтобы даже ненароком не пересечься взглядом с родными серыми глазами.

– Первые недели пребывания в Капитолии были обычными, спокойными. Я понимал, что рядом Энни, Бити, Джоанна – никакой опасности больше нет. Всюду были доктора, пристальное наблюдение и тщательное лечение,– я невесело усмехаюсь, вспоминая, как «добросовестно» принимал выписанные препараты. Кажется, это было вечность назад. – Мне было не о чем волноваться. Малейшие признаки приступа – и всё уже под контролем.

Краем глаза вижу, как Китнисс внимательно слушает мой до боли правдивый рассказ на «ночь откровений».

– Только вот никто не знал, что приступы бывают разными,– сухо продолжаю я.– В первый раз воспоминания застали меня на крыше тренировочного центра.

Китнисс неуверенно переминается с ноги на ногу и собирается что-то сказать, но я уже опережаю её вопрос.

– Лечебный корпус, главный больничный центр города, психушка – называй, как хочешь. Но для меня это навсегда останется тренировочным центром,– коротко отзываюсь я и снова возвращаюсь к начатому.– Приступы, как кошмары тогда стали привычны. Это же было что-то совсем другое. Поначалу я не придал воспоминаниям никакого значения. Только дальше это повторилось вновь, затем и ещё раз. Если приступами я мог нанести вред кому-то, то в этом случае я травил только себя,– глубоко вздыхаю, вспоминая, как реагировал на эти непредсказуемые вспышки воспоминаний.

– Держать всё в секрете долго не удалось. Теперь-то я понимаю, чего добивался доктор, отправляя меня в родной Дистрикт,– жаль только поздновато это осознание пришло,– в тот день, когда я узнал, что с тобой происходит, приступы отошли на второй план. Одна часть меня, всё так же дорожила тобой, Китнисс, и поначалу, нет смысла скрывать, я всеми силами старался от неё отгородиться.

Вздрагиваю, когда чувствую лёгкое знакомое прикосновение хрупкой руки на своём плече.

– Со временем тебе становилось лучше, я же терялся в догадках. Помощь с твоей стороны, касающаяся воспоминаний, и то, что ты делала – всё это окончательно перестало давать мне покоя.

Я оборачиваюсь, чтобы вновь увидеть так знакомые мне глаза. Я понимаю, что теперь уже никогда не смогу успокоиться, пока не встречусь с ними взглядом.

– Я не сразу понял, что означали тепло и трепет, разносящиеся внутри, стоило мне только увидеть тебя, услышать твой голос, заглянуть в твои глаза.

Китнисс с недоверием, лёгким трепетанием и нетерпением смотрит прямо на меня. Осторожно убираю её руку с плеча лишь для того, чтобы взять в свою ладонь.

– И может, когда-нибудь, ты всё-таки расскажешь, как нужно заново любить тебя, Китнисс Эвердин?

В серых глазах не осталось и следа былого испуга, холодными льдинками проявлявшегося в её взгляде. Он растаял, оставив после себя только тепло и воду – слёзы, которые я так редко видел на её щеках.

Я ничего не говорю, просто сжимаю Китнисс в объятиях, а затем чувствую и её нежные руки на своей талии и плечах. Держа её в надёжном кольце рук, мысленно вспоминаю все те моменты, проведённые с Китнисс после возвращения из Капитолия, за которые вновь смог понять, насколько дорога мне эта девушка.

Тот день, когда я в первый раз увидел её в окне соседнего дома. Совсем неуловимо, как дымку, она показалась и тут же исчезла.

Случай, когда я мог потерять Китнисс навсегда. Я до сих пор чувствую лихорадочную дрожь, при вспоминании этого.

Момент, когда я больше не мог вынести её криков по ночам, от которых до сих пор холодеет кровь, а сердце начинает болезненно сжиматься.

Наши совместные прогулки по местам значительной памяти и происшествие в том старом доме в шлаке.

Мгновение, когда я несколько раз был на грани приступа и реальности, но рядом всегда была она. Мне достаточно этого и сейчас.

Я уже знаю, что не смогу причинить боль Китнисс ни завтра, ни послезавтра, ни после послезавтра… никогда.

Но один вопрос всё же не даёт мне покоя.

Я привычно откидываю кудри тёмных волос ей за спину и наклоняюсь ближе к лицу, так, что начинаю ощущать тёплое мягкое дыхание на своей щеке.

И когда я шепчу ей:

– Ты меня любишь. Правда или ложь?

Она незамедлительно отвечает:

– Правда.

КОНЕЦ!

Без “P.S.” на сегодня. Вы и так всё знаете:3