Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

***

Когда наступает время уходить, все плавно переходят в коридор. Сей покидает нас первая, ссылаясь на оставленную без присмотра внучку. С Хеймичем дела обстоят несколько иначе. Такие ужины у него никогда не проходят без спиртного (хотя я сомневаюсь, только ли ужины). Но, несмотря на неровную походку и заплетающийся язык, прежде чем уйти он ободряюще кивает мне, намекая на то, что всё в порядке и разговор улажен. Один камень с грохотом падает у меня с души, но на смену ему тут же подкатывает другой. Поворачиваю голову и вижу, как Китнисс о чём-то переговаривается с Салли, не замечая нашего немного разговора.

«Китнисс также лучше будет в четвёртом».

Количество разговоров не закончится никогда и я, увы, не всегда смогу так удачно их улаживать.

***

– Почему ты нарисовал именно Энни?– спрашивает девушка, отрывая глаза от рисунка в книге. Должен признать – он получился весьма неплохо.

Мы с Китнисс сидим рядом, в гостиной. Её плечо касается моего, из-за чего начинаю чувствовать мягкое притяжение в этом месте.

– Я… разговаривал с ней сегодня.

Девушка удивляется и окончательно поворачивается ко мне.

– Правда?

Я киваю и пожимаю плечами.

– И как она поживает?

От пристального взгляда девушки мне становится неловко, и я беру из её рук книгу, делая вид, что также внимательно разглядываю остальные фото.

– Всё хорошо. Доктор часто звонит. И твоя мама о ней заботится.– Делаю паузу, чтобы убедиться, способна ли Китнисс слушать дальше. Она придвигается чуть ближе и тоже опускает глаза в альбом.

– Она бы и рада поговорить, но у тебя с телефоном… проблемы,– уклончиво поясняю, чуть улыбаясь. Уголки её губ тоже поднимаются, но совсем ненадолго.

Девушка старается вести себя равнодушно, но я вижу, как её взгляд лихорадочно блуждает по книге, бессмысленно пытаясь заострить внимание хоть на чём-то.

– И что она говорит?

Глубоко вдыхаю. Теперь готовиться следует не только Китнисс, но и мне.

– Ну, по словам Энни она беспокоится о тебе…

Китнисс замирает и внимательно слушает.

– А ещё она хочет, чтобы ты переехала к ней. В четвёртый.

Стискиваю зубы, когда в который раз чувствую боль от сказанного.

Девушка несколько раз моргает и в растерянности раскрывает рот, желая хоть что-нибудь ответить.

– Но она ведь уехала,– непонимающе рассуждает Китнисс, применяя тактику, которой тешила себя всё это время.

Я молчу, потому что просто не могу ответить и не знаю, каких слов ждёт от меня она.

Китнисс поднимает на меня глаза в поисках поддержки или любых поводов на ложь. Только вот кроме своего же страха и непонимания ей разглядывать нечего.

– Но я не хочу уезжать,– тихо отвечает она.

Сердце пропускает один удар и шумно начинает биться дальше. Я сразу же понимаю смысл этих слов, но не могу выяснить причины.

В немом вопросе, я смотрю на Китнисс почти спокойную и как всегда неколебимую.

Она тут же начинает объясняться и с каждым сказанным словом набирается всё большей уверенностью.

– Мне и здесь хорошо. Не хочу я уезжать из родного дома. Рядом ты, Хеймитч, Салли! Если мама так беспокоится, то пусть сама приезжает,– в порыве Китнисс машет рукой в сторону входной двери,– и смотрит, как же там поживает её больная дочь! Потому что я…

Кладу свою ладонь поверх её, стараясь успокоить. Китнисс замолкает на полуслове, всё ещё тяжело дыша от долгой речи. Её глаза блестят не от слёз, а от уверенности и обиды.

– Тише,– говорю я, притягивая её ближе к себе. Девушка ничего не говорит; просто утыкается лбом мне в плечо.

– Успокойся,– обнимаю её за плечи и свободной рукой, поглаживаю по спине.

Китнисс то и дело вздрагивает, а её прерывистое дыхание мягко щекочет мне шею.

Я как будто растворяюсь. Так здорово чувствовать её рядом! Самое дорогое, что осталось – у меня в объятиях. Такое малюсенькое, но бесценное счастье, сладкая истома – прижимать её к себе.

– Всё будет хорошо,– тихо шепчу, зарываюсь в её мягкие волосы. От них вкусно пахнет растительным молочком с алоэ, и я невольно готов вдыхать и вдыхать этот запах.

– Правда или ложь?– спрашивает Китнисс, возобновляя в памяти нашу старую игру. Девушка поворачивается ко мне лицом. На её губах печальная улыбка, а в глазах я вижу надежду, доброту и немного грусти.

– Правда. Обещаю.

========== 21. ==========

Ревность – это парализующее чувство, возникновение которого происходит спонтанно. Острое осознание того, как сильно дорог тебе тот или иной человек. Ревность – это не слабость, а боязнь за потерю близкого.

Непривычный шум моря. Блики закатного солнца на воде. Преддверный ночной ветерок.

Она стоит на берегу, чуть раскинув рук в стороны, на носочках, словно желая взлететь.

Тёмные локоны развеваются и причудливыми, от влаги, завитками, ложатся ей на плечи.

Глаза чуть прикрыты: она не замечает меня, а я не хочу её тревожить. Просто как наблюдатель со стороны.

Во всём Панеме, разве что кроме четвёртого Дистрикта, нигде не сыскать такой красоты.

Внезапно Китнисс оборачивается, а на её губах появляется привычная немного печальная улыбка.

К девушке не торопясь подходит женщина. Если они и похожи, то совсем немного для матери с дочкой. Но сейчас обе с такой добротой смотрят друг на дружку, словно делятся общим горем и от этого набираются сил.

Оказавшись рядом, миссис Эвердин заботливо обнимает дочку и что-то шепчет только ей одной.

Китнисс усмехается и устало кладёт голову на плечо матери, а та поверхностно начинает теребить локоны её волос.

Девушке хорошо там; рядом с мамой; в тепле.

Вместо угольной пыли и пепла вдыхать морской бриз, а вместо дождя нежиться под тёплыми лучами солнца.

– Эй, Кискисс!

Одновременно с девушкой, я оборачиваюсь и вижу то, а точнее того, кого никак не ожидал увидеть здесь. Гейл стоит в паре шагов от прибрежного домика, вертя в одной руке какой-то камушек, а другой жестом подзывая Китнисс к себе.

Она улыбается, теперь уже позабыв о грусти. Неловко перебросившись с мамой последними словами, Китнисс чуть ли не бегом подходит к парню. Тот без колебаний на ходу обвивает её талию и так же счастливо улыбаясь, притягивает к себе. Никакого удивления; никакой неловкости. Кажется, эти двое прожили так счастливо, без тени прошлых обид, уже несколько лет.

Их губы встречаются, из нежных улыбок превращаясь в поцелуй.

Внутри всё буквально переворачивается. В ту же секунду сердце проваливается и взлетает вверх, а затем начинает отбивать нечеловеческий ритм.

Подавить волну горечи – нет сил. Я ничего не мог поделать, кроме как бездейственно наблюдать за всем этим со стороны.

Тело пробивает крупная дрожь. От удивления, от досады, от горечи и от радости за Китнисс, одновременно.

Я медленно закрываю глаза, потому что внезапно начинаю чувствовать напряжение в животе от сдерживаемых слёз. Хочется одного – отгородиться от всего этого; скрыться где-нибудь вдали от всего и не чувствовать эту пульсирующую рваную рану в груди.

Она смогла забыть, я – нет. Осознание шумно раздаётся в голове как гром среди ясного неба.

Широко распахиваю глаза, мысленно всё ещё находясь в неприятном сновидении. Ночь за окном и темнота в доме не сразу позволяют разобрать, где именно я нахожусь. Сердце до сих пор колотится как ненормальное, а от быстрого сбивчивого дыхания начинают плясать пятна перед глазами.

Шумом оказывается, упавшая с моих ног книга, один из рисунков в которой этим вечером мы доделать так и не успели.

– Что с тобой?– сонным и в то же время обеспокоенным голосом спрашивает Китнисс, поворачиваясь на другой бок, ко мне лицом. Видимо, я разбудил девушку своим шумом. Медленно тяну руку к её волосам и начинаю успокаивающе и бережно перебирать спутанные ото сна локоны.

Как делала это миссис Эвердин.

– Всё в порядке.– Я шепчу слегка подрагивающим голосом, незаметно перемещая руку чуть ниже и тыльной стороной ладони, дотрагиваясь до её щеки.

Китнисс здесь; она рядом; не в четвёртом с матерью и Гейлом. А здесь со мной, Салли и с Хеймитчем.

Ужасный сон. До сих пор чувствую неприятный осадок, оставшийся после него.

Поспешно притягиваю Китнисс ближе к себе и крепко обнимаю, будто стараясь скрыть от подобных кошмаров. Словно только так могу заверить себя в том, что девушка никуда не исчезнет и её никто не посмеет отнять. Надеюсь, находясь в полусне сейчас, утром она не вспомнит моей паранойи.

Всё в порядке. Теперь всё хорошо.

– Засыпай.

Китнисс успевает пробурчать что-то неразборчивое вроде недосыпа и спокойной долгой ночи, но уже через пару минут я могу отчётливо расслышать её тихое сопение.

Надо же. Она и вправду спит гораздо лучше в моём присутствии.

Пытаясь сосредоточиться на её размеренном дыхании, я не замечаю, как и сам постепенно начинаю проваливаться в дремоту.

Девушка всё равно уже уснула. Поэтому я, наконец, отвечаю шёпотом:

– И тебе спокойной ночи, милая Китнисс.

***

До Нового года остаётся пара дней, когда внезапно Китнисс удосуживается вспомнить о существовании такового праздника.

Этим утром (буквально на следующий день) в уме я как раз прокручивал всевозможные варианты будущего подарка, когда девушка застала меня врасплох своим внезапным ранним визитом.

– Привет. Что-то случилось?– как можно более спокойно спросил я, лихорадочно закрывая блокнот с записями.

– Привет,– вся её уверенность куда-то испарилась и Китнисс теперь уже замерла на месте, неуютно переминаясь с ноги на ногу.

Я выжидающе смотрел на неё, дабы готовый слушать продолжение.

– Ты не занят?– осторожно и как бы между прочим, поинтересовалась она.

Улыбнулся и качнул головой, уже и позабыв, когда последний в действительности был серьёзно занят каким-то делом.

Она одобряюще кивнула и теперь уже увереннее подошла ближе. Так и не удосужившись оповестить о своих глобальных намеченных планах, она просто привычно взяла меня за руку, вынуждая идти следом к прихожей.

– Тогда идём.

Сейчас уже в который раз задаюсь вопросом: зачем ей это понадобилось?

Захотелось почувствовать себя обычной? Пусть всего на одну праздничную ночь отвлечься от плохих мыслей? Собрать всех близких вместе? Не знаю, но в любом случаем мне это нравится.

В гостиной витает приятный запах лесной ели.

Я видел её – большую и нарядную только на главной площади. У нас же в доме на Новый год такой красоты никогда не было.

Китнисс развешивает гирлянды на стенах, я же халатно отношусь в своей обязанности – вместо того, чтобы украшать ёлку, с интересом разглядываю каждую, достанную из ящика, игрушку.

Удивительно, что Китнисс наизусть помнит историю появления в их доме каждой из них.

Смастерил отец, подарок Прим, доставлена из другого Дистрикта… не суть. Я отношусь к этим вещам с трепетом, потому что они важны для девушки.

Не знаю почему, но от приподнятого настроения Китнисс, в душе у меня тоже начинает теплеть в предвкушении праздника.

– Пит,– слегка неуверенно зовёт Китнисс, оборачиваясь через плечо в мою сторону.

– Да?– Её скованность меня настораживает, но я стараюсь не подавать виду и всё так же продолжаю вертеть очередную ёлочную игрушку в руке.

– Можно я, позвоню с твоего телефона, как-нибудь?– Она внимательно разглядывает собственные ладони, как будто говорит с ними, а не со мной.

Я замираю, впоследствии догадываясь, зачем ей это понадобилось.

– Хочешь позвонить маме?

Но ответ мне уже не нужен.

Волей неволей опять вспоминаю свой кошмар, который теперь видится мне почти каждую ночь.

Глядя Китнисс такую: чуть смущающуюся от моего пристального взгляда, с длинной косой, выбившиеся пряди из которой, хочется заправить ей за ушко, с полуулыбкой на губах и, с надеждой выжидающими моего ответа, серыми глазами,– понимаю, что не могу расстаться с этой девушкой.

Но с другой стороны миссис Эвердин всё ещё является её матерью – последним родным человеком, в котором так нуждается Китнисс. И я не должен лишать девушку всего-навсего простого разговора с ней.

– Ладно… Ладно, хорошо. В любое время, ты же знаешь.– Я сонно и устало тру уголок глаза, отвечая ей вымученной улыбкой.

Китнисс сияет в ответ.

– Значит, я могу звонить кому угодно?

Непонимающе киваю, пожимая плечами. Речь идёт о вещах само сбой разумеющихся. Я что могу ставить ей какие-то запреты?

***

Хотя поставил, если бы смог…

– Нет, вряд ли получится,– отзывается Китнисс из соседней комнаты.

Я сижу, нервно постукивая ладонью по коленке. Только не оборачиваться. Не смотреть на неё.

Лучше бы не звонила. Лучше бы и я в конец перерезал этот телефонный провод.

Хотя, что толку? Девушка бы спокойно сделала звонок от Хеймитча. Это даже менее проблематично – ментор бы вряд ли даже заметил.

– Правда, не стоит, Гейл.

С мамой она уже поговорила, а вот от одного упоминания этого имени во мне начинает закипать злость, даже не смотря на то, что девушка разговаривает со своим далёким другом довольно холодно и нерешительно. Она ведь так до сих пор и не знает, кто является настоящим виновником в смерти её родной сестры.

А за что я так к нему отношусь? Ведь в тринадцатом лучший друг и «кузен» Китнисс не делал мне ничего плохого. Напротив, старался помочь, редкими вечерами навещая в больничной палате и разрешая задавать столько вопросов, сколько понадобится для того, чтобы хоть немного просветить мою воспалённую память. Но я всегда знал, что делает он это не из жалости, а лишь для неё.

Теперь уже не приступы, а мысли подгоняют мне воспоминания того дня. Его высекли на площади, и впервые моё сострадание к людям дало брешь. Мне было жаль Китнисс. Не его.

Даже их поцелуй я помню как сейчас, и недоброжелательные чувства теперь принадлежат мне. Они не выбраны из воспоминаний, зато ощущаются гораздо острее.

В который раз я понимаю, что не хочу, не могу потерять Китнисс, хотя после всего, что случилось со мной в Капитолии, даже думать об этом не должен. Да, я мечтал её убить пару недель назад! Ненавидел всеми фибрами души в Капитолии. О чём тут вообще может идти речь? На какую привязанность всё время ссылаюсь? Я потерял доверие к ней, а она ко мне с самого моего приезда в тринадцатый.

Но ведь сейчас я её друг? Девушка сама так сказала. Я её друг. Я её брат. Я её друг. Друг.

Так почему сейчас не могу просто успокоиться?

Старая обида? Нет. Неприязнь? Нет. Личные причины? Нет. Ревность?

– Может быть,– отвечает Китнисс, и по голосу я слышу, что она улыбается. Улыбается так же, как почти каждый день улыбается мне.

Наплевав на все мысленные запреты, я снова оборачиваюсь в её сторону и замираю.

Китнисс стоит в пол оборота, глядя в окно. На свету её волосы кажутся на несколько оттенков светлее, (я точно помню, как прикасался к ним) а одну прядь она по привычке нервно теребит между пальцами, которые когда-то осторожно касались моих ран, полученных в старом доме. На лице нерешительная улыбка, которую она дарит мне каждый день, а её губы то смыкаются, то размыкаются в разговоре, но слов я расслышать не могу. Их заглушают мои мысли. Потому что, не смотря на приступ, я отчётливо помню, как эти самые губы нежно целовали меня. На что я рассчитываю? Так друзей не целуют.

Задумчиво глядя перед собой, девушка и не замечает моего пристального взгляда по началу. Что и хорошо.

Я рассеянно качаю головой, с каждым новым доводом проделывая это всё усерднее. Нет. Так ведь не должно быть. Я не могу.

Усилием заставляю себя развернуться обратно и сквозь стиснутые зубы пытаюсь выровнять прерывистое дыхание с бешеным стуком сердца, обхватив голову руками. Это как приступ, только теперь я злюсь на самого себя.

Меня зовут Пит Мелларк. Мне девятнадцать лет. Мой нынешний дом Дистрикт-12. Моя семья погибла во время революции. Я ненавижу Китнисс Эвердин. Я влюблён в Китнисс Эвердин.

– Пит, ты куда?– Китнисс отводит трубку в сторону и обеспокоенно смотрит на меня, внезапно в порыве вскочившего с места.

– Всё в порядке. Всё хорошо. Всё. Нормально,– то и дело повторяю я, убеждая в этом скорее себя, нежели девушку.– Я… Мне… Нужно уйти. Я скоро вернусь,– невнятно отвечаю. Тщательно избегая встречи с её взглядом, я пячусь к выходу, рассчитывая на то, что лишь ледяной ночной ветер сможет привести мысли в порядок и притупить это не новое чувство.

***

Только оказавшись наедине с самим собой, за домом, на небольшом заброшенном дворике, позволяю себе успокоиться.

Холодный воздух неприятно морозит кожу, потому что я оказываюсь на улице только в одной футболке.

Опираюсь спиной о каменную стену дома и медленно начинаю оседать на землю, крепко обхватив себя руками для того, чтобы одновременно и согреться и спрятать это ненужное чувство внутри. По крайней мере, хотя бы для того, чтобы о нём никто не узнал.

Снова я хочу одновременно любить и ненавидеть Китнисс Эврдин. Приступы ушли, а неопределённые чувства остались прежними. Либо чёрное, либо белое. Серого не дано.

Зажмуриваю глаза и глубоко вдыхаю ледяной воздух; пытаюсь отвлечься на другом. Только вот о чём бы ни были мои мысли, так или иначе они всё равно возвращаются к ней.

Доктор был прав. Я настолько завишу от прошлого, что не могу приобрести настоящего. Но с другой стороны, старые вещи лучше новых, потому что они обрастают историями. И если я уже сейчас начинаю привязываться к Китнисс, то даже представить не могу, что будет, когда вспомню небольшую оставшуюся часть этих воспоминаний.

Единственное, что мне нужно – отвлечься; перестать всё время думать об этом; занять себя чем-нибудь. Ведь я не хочу во второй раз платить за свою любовь к ней.

– Пит?– Я узнал бы этот голос в любой толпе, ведь сердце всегда начинает предательски сильно биться, когда я слышу своё имя от неё. Страдать от одиночества и при этом нуждаться в уединении с самим собой – не нормально.

– Пит!– Покрепче обхватываю себя руками и поднимаюсь на ноги. Пусть здесь меня вряд ли кто-нибудь найдёт, но я не хочу, чтобы Китнисс приходилось волноваться.

Прислушавшись к голосу ещё раз, я выхожу с противоположной стороны дома так, чтобы она не смогла узнать, где я находился.

– Китнисс,– сам удивляюсь, когда слышу свой хриплый голос.

Девушка тут же оборачивается, и её выражение лица мгновенно сменяется, из слегка взволнованного, искажаясь в настоящем перепуганном.

Ловлю на себе её быстрый оценивающий взгляд и спешу отвести глаза. Не находя время на слова, она быстро хватает меня под локоть и уволакивает в дом, пока я в это время, мысленно ищу себе оправдание, выйдя в одной футболке на зимние улицы.

========== 22. ==========

Беззащитность – страх перед чем-то. Уязвимость и слабость. Нужда и привязанность.

Я снова отпускаю свой кошмар, сидя в кровати и обхватив голову руками, запустив пальцы в волосы. Дыхание, как и учащённое сердцебиение, ещё долго не приходит в норму. Мысленно я всё равно пребываю у океана четвёртого Дистрикта.

Всё-таки просыпаться и видеть что рядом, свернувшись калачиком у меня на груди, спит Китнисс, гораздо легче, чем в одиноком пустующем доме.

Окончательно оправляюсь ото сна и тут же иду в ванну. Как холодный душ и старательное самовнушение.

Сон. Это всего лишь сон. Сейчас девушка из моего кошмара, преспокойно спит в соседнем доме.

На часах ещё слишком рано, поэтому я решаю остаться на первом этаже и продолжить составлять примерный список будущих новогодних подарков.

Всё равно нужно чем-нибудь занять себя до прихода Китнисс.

Попутно заваривая себе чашку кофе, на столе замечаю сложенную записку. Непонимающе хмурюсь и подношу листок ближе к глазам.

«Не беспокойся и позаботься о себе ради меня,

Китнисс»

Улыбаюсь абсурдности этой фразы, но всё равно послушно принимаю оставленные таблетки и микстуру от кашля. Вчерашняя прогулка, увы, не далась мне просто так и девушке это явно было не по душе. Видимо, всё не так плохо, раз она ещё беспокоится обо мне.

Возвращаюсь обратно в гостиную и только тогда уже совершаю задуманное, взяв в руки карандаш и старый потрёпанный блокнот.

***

Занятый делом, я и не замечаю, как проходит час, два, три, время за обед, но Китнисс так и не появляется. Говорю себе успокоиться, ведь ничего страшного не происходит. Она оставила мне лекарства и записку, в которой ясно просила не переживать.

Только вот когда за окном уже начинает темнеть и в соседних окнах так и не загорается свет, я по-настоящему начинаю волноваться.

Натянув ворот свитера повыше, я выхожу из дома, не смотря на строгий болезненный запрет. Всего-то пару шагов сделать.

Переступаю с ноги на ногу и пару раз стучу в дверь соседнего дома. Без ответа. Пробую ещё раз, но понимаю, что это бесполезно. Внутри никого нет.

Вряд ли бы она пошла в лес так поздно, да и Салли бы не пустила. Остаётся только Хеймитч.

Лишь для приличия я всё равно предварительно стучусь и только потом открываю незапертую деверь. В доме царит такой же мрак. Как не странно, но Хеймитч встречает меня, раскинувшись в гостином кресле и устремив хмурый взгляд на экран телевизора, блики от которого в темноте отражаются на его лице.

Уже лучше, нежели спящий на полу с ножом в руке.

Когда я перещёлкиваю выключатель и комнату озаряет яркий свет, ментор брезгливо щурится и только тогда уже обращает на меня внимание.

– Привет, Хеймитч,– приветствую я и тут же захожусь в прерывистом кашле.

Тот вздёргивает брови и приглушает звук у телевизора.

– Ох, смотрите, кто пожаловал. И тебе не хворать, парень. Хотя о чём это я?– Хеймитч хитро щурит глаза и скрещивает руки на груди.– Надо лучше заботиться о своём здоровье, Пит Мелларк,– он бросает на меня быстрый оценивающий взгляд и качает головой с наигранным презрением.

– Уж не тебе мне об этом говорить,– замечаю я.

– Так кому же ещё? Птичка-то твоя ускакала,– усмехается он, и тяжело поднявшись с места, не торопясь плетётся к бару.

А вот это уже интереснее.

– Откуда тебе знать?– как бы между прочим, интересуюсь я, следуя за ментором.

Хеймитч, как будто не замечает меня, или принципиально не обращает внимания. Одной рукой он открывает дверцу шкафа и в задумчивости глядит на полки, уставленные разными, ещё новенькими, бутылками дорогих спиртных напитков.

В конце концов, простояв так ещё какое-то время, он наугад хватает самую крайнюю и уже на обратном пути, локтём захлопывает дверцу бара.

– С самого утра всё время где-то носится с сумками. Только след её и видел,– Хеймитч разводит руками и небрежно усаживается на подлокотник кресла, развернувшись ко мне лицом.– А тебе-то до неё что?

От непривычного пристального взгляда, становится неуютно, поэтому я спешу отвести глаза в сторону и поверхностно пожимаю плечами.

– А ну-ка,– видимо ментор замечает что-то такое в моём поведении,– так-так-так. Я смотрю, приоритеты резко поменялись за последнее время. Что, девчонка опять стала для тебя важна, да?

Я оторопеваю, тем самым лишь больше усугубляя своё шаткое положение.

– Ой, да брось, Пит. У тебя же всё на лбу написано.

Я не знаю, что ответить. Ложь уже не поможет, да и хватит с меня на этом. Но откровенничать с, явно нетрезвым ментором, тоже особого желания не находится.

– Даже если и так, что с этого?– Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Хеймитча. Он неторопливо откладывает взятую бутылку в сторону и закидывает одну руку на спинку кресла.

– Что с этого, говоришь?– задумчиво протягивает ментор. Он уже набирает в грудь побольше воздуха, чтобы добавить что-то ещё, но в самый последний момент передумывает и только спустя пару секунд говорит более спокойно.

– Либо ты окончательно ослеп, либо занимаешься каждодневным самобичеванием и глупыми внушениями. Нельзя же быть таким самоотверженным.

Его слова вызывают на моём лице печальную улыбку.

– Один раз ты уже не признался ей в любви, засим всю жизнь вас обоих преследовала эта ошибка. Так не соверши её и во второй раз.

Я не торопясь подхожу ближе к не зашторенному окну и становлюсь в пол оборота к собеседнику.

– Всё изменилось.

– Как раз на руку. Отличный повод начать всё заново.

– Не знал, что ты оптимист, ментор.

– Ой, я тебя умоляю. Ну, что ты как девочка сопливая? И вообще-то я реалист, когда говорю на полном серьёзе. Вас одних и на пару дней одних оставить нельзя. Как дети.

Я обращаю быстрый, но испепеляющий взгляд в сторону Хеймитча, и снова разворачиваюсь к окну, нервно теребя застёжку молнии свитера на шее.

– Ладно-ладно, – он начинает отступать. – Всё! Но ты не прав.

– И в чём же, Хеймитч?– спрашиваю я устало.

– Ты ведь наверняка думаешь, что безразличен Китнисс.

– Я не думаю, а знаю. У неё как раз по отношению ко мне ничего не изменилось.

– Ну, вот и дурак, раз так считаешь. Сам ведь говоришь – всё изменилось. Солнышко тоже не исключение. Хотя, по мне так она и раньше тебя братишкой не считала.– Хеймитч снова шутит, но я уже привык к его неординарному поведению относительно любой позиции и даже в таких словах могу найти долю правды.

Китнисс сильно изменилась не только со смерти Прим.

– Я бы на её месте, как бы хорошо к тебе не относился, не стал так из кожи вон лезть, чтобы помочь вспомнить всё до мельчайших подробностей. Прошло время – тебе бы стало лучше.

– Китнисс делала это лишь из-за того, что я просто-напросто ненавидел её. Хотела тем самым искупить вину, пожалуй.

– Тоже вероятно. Но, может, на то есть и другие причины?– Хеймитч сощуривает глаза и снова тянется за отложенной бутылкой спиртного под столом.– Подумай об этом, Пит.

***

Китнисс всё так же стоит на скалистом обрыве у моря в пол оборота ко мне. Её заботливо обнимает миссис Эвердин. Я вижу этот сон каждую ночь, но ощущения не меняются. Кажется, будто я чувствую это снова, снова и снова как в первый раз, хотя мысленно уже знаю цепочку каждого следующего действия.

Она порывисто обнимает Гейла и утыкается носом ему в плечо. Тот прижимает девушку ближе к себе, заключая в надёжное кольцо рук. Китнисс медленно закрывает глаза, а с её губ спадает счастливая улыбка. За глаза от других она становится чистой противоположностью девушки, которую я видел пару секунд назад.

– Пит,– сначала осторожно, почти неуловимо, до меня доносится её тихий шёпот, который с каждым новым зовом, становится всё громче, всё настойчивее.

– Пит!– Я пугаюсь, когда сквозь беспокойный сон чувствую её осторожные прикосновения – как бережно она убирает спутанные волосы, как осторожно дотрагивается до моего горячего лба.

– Проснись, Пит.

Всего мгновение назад Китнисс стояла на скалистом уступе в четвёртом Дистрикте, в объятиях Гейла, а теперь она же сидит рядом, беспокойно глядя на меня.

Погружённый в недобрые вчерашние размышления после разговора с Хеймитчем, я так и заснул в гостиной.

Пусть за окном поздняя ночь и совершенно непонятно, что девушка забыла у меня в гостиной, но я всё равно рад видеть её сейчас.

– Ты…– голос срывается, вызывая очередной приступ кашля.

– Тс, ничего не говори,– поспешно произносит она дрожащим голосом и прижимает указательный палец к моим губам.

От её прикосновения по плечам пробегают тёплые волны, накрывая всё тело.

Я привлекаю девушку ближе к себе и зарываюсь лицом в тёмные волосы. Китнисс привычно устраивается у меня на груди, из-за чего наверняка прекрасно улавливает бешеный стук сердца.

– Прости. Я здесь. Я вернулась, и я больше не уйду, слышишь, Пит?– то и дело тихо повторяет она.

Проходит какое-то время, и я более-менее успокаиваюсь, хотя сердце и дальше продолжает отбивать бешеный ритм, но уже не из-за кошмара.

– Зачем ты уходила?– спрашиваю осторожно.

– Мне было нужно,– уклончиво отвечает Китнисс.

Она ловит на себе мой осуждающий взгляд и снова качает головой.

– Просто нужно и всё. Не бери в голову,– тихо говорит она, пряча лицо у меня на плече.

Я молчу какое-то время, просто чтобы лишний раз привести мысли в порядок и убедиться, что Китнисс в самом деле находится рядом со мной.

Я беру её за плечи и чуть отстраняюсь лишь для того, чтобы заглянуть в глубокие серые глаза.

– Оставила записку, ушла рано утром и собрала вещи. Что я должен был подумать?

Девушка не боится смотреть прямо на меня; в её взгляде лишь вина и сожаление.

– Никогда не делай так больше,– серьёзно говорю я, как беззащитного ребёнка, вновь прижимая её ближе к себе. Хотя беззащитным скорее можно назвать меня, не будь рядом Китнисс. Я окончательно и бесповоротно нуждаюсь в ней.

Разговоры могут подождать до утра, день, неделю, месяц. Ведь теперь у каждого из нас есть небольшая тайна.

========== 23. ==========

Откровение – единственный способ излить душу. Облегчить тяжесть морального груза, разделив его с кем-нибудь ещё.

Несмотря на то, что Делли собирается покидать родной Дистрикт на довольно долгий период времени, вещей у неё всё равно едва хватает на пару дней.

– И где же теперь тебя искать?– с грустной улыбкой, спрашиваю я.

Девушка тоже улыбается, задумчиво глядя себе под ноги.

– В восьмом,– просто отзывается она.

После известия о единственной выжившей сестре, Делли не раздумывая собрала все вещи, которые у неё были, и сама решила уехать к кузине.

– Ты точно хорошо подумала?

Она откидывает с лица светло-русые пряди и поворачивается ко мне лицом.

– Да.

Я знаю, если Делли уверена в чём-то, то в большинстве случаев всегда поступает правильно. И сейчас как раз такой случай.

Девушка начинает объяснять.

– Здесь меня ничего не держит, Пит. Я потеряла почти всех, а известие о сестре вселило хоть какую-то… надежду?– Делли смотрит прямо перед собой, подбирая более нужные и правильные слова.

– Там я буду чувствовать себя кому-то нужной. Всё же лучше, чем потерянной,– с грустной улыбкой произносит девушка и понуро качает головой.

– Но ты вернёшься?– рассеянно спрашиваю я. Ловлю на себе мудрый взгляд её сине-зелёных глаз и без слов понимаю – подруга не вернётся.

– Я буду скучать, Делли.

С её лица не сходит печальная улыбка, а глаза начинают блестеть от непролитых слёз.

– И я тоже.

Девушка несколько раз моргает и затем поспешно отворачивается, незаметно пытаясь стереть непрошеные слёзы.

– Я вижу, что… Что у тебя всё налаживается. О тебе есть, кому позаботится, а если вдруг понадобится помощь, так я всегда приеду,– уверенно отзывается девушка.

Она нехотя останавливается, потому что мы доходим до перрона, где уже стоит поезд, который увезёт Делли в восьмой Дистрикт.

– Ведь у каждого должна быть семья,– тихо шепчет девушка, заключая меня в крепкие дружеские объятия. Она до сих пор кажется такой маленькой и хрупкой по сравнению со мной. Как младшая сестра. И я уже знаю, что буду скучать по ней.

– Береги себя, ладно?– говорю я, вдыхая привычный с детства запах её волос: душистого мыла и лимонов.

– И ты.

Девушка слегка отстраняется и внимательно смотрит на меня, словно стараясь надолго запомнить каждую черту лица.

Поезд издаёт протяжный гудок, извещая пассажиров о скорой отправке.

– Мне пора.

Делли уже сама берёт из моих рук свой небольшой багаж, дарит улыбку на прощание и поспешно идёт к нужному вагону, перекинув багаж через плечо.