Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Всё будет хорошо,– успокаивающе заверяет она, глядя на меня. Я неуютно чувствую себя под её пристальным взглядом, поэтому просто рассеянно киваю и отворачиваюсь обратно к окну, где уже мелькают картинки приближающегося перрона. Народу поутру ещё не так много, чему я очень радуюсь. Машина плавно тормозит и перед нами с двух сторон раскрывают двери. Водитель возится в салоне, Энни разъясняет миротворцам какой из двух багажей мой, а какой её. Один доктор Аврелий, как и я, стоит в стороне, скрестив руки на груди. Я уже собираюсь сказать ему пару слов для того, чтобы тот усомнился. Передумал и признался, что допустил ошибку. Но мужчина, словно бы прочитывая мои мысли медленно и отчётливо качает головой.

Я, чтобы скрыть своё разочарование, поджимаю губы и молча ухожу вслед за Энни в сторону поезда.

– Пит,– в последний момент окликает доктор. Я моментально оборачиваюсь. Вот, сейчас он скажет, что поторопил события. Что мне всё же стоит остаться в лечебнице на годик другой.– Не бойся перемен и используй этот шанс правильно,– спокойно произносит Аврелий и садится обратно в машину.

***

До сих пор не могу с этим смириться. Не могу поверить, что еду в двенадцатый.

Отчасти я рад. Этот Дистрикт – мой родной дом. Столько случаев из детства, которые я помню и, столько же чувств, навсегда похороненных внутри. Я бесполезно рою землю в душе: хочу их раскопать, вспомнить, заново ощутить. Но это как физически, так и морально невозможно. Я рвусь в двенадцатый и, в то же время, молю Бога не возвращаться туда. Для чего? Видеть развалины пекарни и домов, вдыхать этот пепел с примесью останков стольких погибших людей. Я не готов. Как и не готов вновь увидеть её. Одна мысль об этом уже вселяет ужас и, в то же время, что-то ещё. Давно забытое тепло. Оно как мягкий горячий шоколад растекается по всему телу. Без начала. Без конца. Заполняет эту зияющую и пульсирующую пустоту внутри.

За окном стремительно проплывает третий Дистрикт, а значит и Энни скоро придётся покинуть меня. Девушка сидит рядом с прямой спиной, сложив руки на коленях и устремив взгляд куда-то вдаль.

– Десять минут, миссис Одейр,– объявляет один из миротворцев

Энни начинает ёрзать на месте, и я понимаю, что она разворачивается ко мне лицом.

– Когда мне можно ждать тебя в гости?– бодро интересуется она, чем вызывает у меня улыбку.

– Давай уж лучше ты ко мне,– спокойно отвечаю я. Энни согласно кивает и, как мне кажется, очень крепко, обнимает меня.

– Будь осторожен,– шепчет она.

– И ты тоже.

Поезд начинает медленно и бесшумно останавливаться, а за окном мелькает перрон четвёртого Дистрикта.

– До встречи,– слегка грустно улыбается она и нехотя направляется в соседнее купе, с каждым шагом оставляя меня позади.

***

Сердце замирает и съёживается в груди, когда за окном начинают появляться первые очертания – пёстрые, но однообразные в вечернем сумраке, осенние леса двенадцатого Дистрикта.

Миротворец уже несколько минут назад скомандовал мне собираться на выход, но разве я мог? Неуверенной походкой добредаю до соседнего купе, выдвигаю ручку чемодана и иду к выходу. Что же, если мне суждено вернуться в двенадцатый и так решил доктор Аврелий, то нужно его не подвести. Уверенно поднимаю глаза как раз в тот момент, когда за окном появляется знакомая станция Дистрикта двенадцать. Народу здесь и раньше было не много, а сейчас так вообще по пальцам пересчитать можно.

В самом начале Перрона я замечаю Хеймитча, который зябко переступает с ноги на ногу и кутается в лёгкую ветровку. За целый день под вечер наверняка заметно похолодало.

Поезд замедляет бег до минимума и издаёт короткий шум.

Я дома.

В тот же миг двери передо мной раскрываются, и прохладный ночной воздух ударяет в лицо. В неуверенности замерев ещё на пару секунд, я всё же спускаюсь по лестнице и, наконец, ступаю на землю.

Хеймитч, завидев меня, приветливо улыбается и машет рукой. Я тоже умудряюсь приподнять уголки губ в подобии улыбки и не торопясь начинаю шагать в сторону бывшего ментора.

– Рад, что ты вернулся,– искренне говорит он, внезапно заключая меня в крепкие объятия.

«Мне бы твою радость…»

– Я тоже,– бормочу, оторопело приобнимая Хеймитча за плечи.

– Ладно, хватит. Мне ещё многое нужно тебе рассказать,– торопливо говорит он, внезапно резко разворачиваясь и направляясь в сторону Дистрикта. Я, слегка не поспевая, следую за ним.

– Ну, рассказывай.

========== 5. ==========

Сострадание – это осознание и понимание состояния разума, убеждений, желаний и, особенно, эмоций других людей. Одно из лучших положительных качеств человека. Это нередко способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это – предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас.

– Делли вернулась?– недоверчиво переспрашиваю я.

– Ну, да. Твоя подружка, точно? Приехала сюда сразу, как только смогла. Я видел её пару раз.– Значит, Делли тоже в двенадцатом. Честно, я никак не мог предполагать, что подруга вернётся в этот Дистрикт – место, где погибли почти все её близкие, а родной дом сгорел дотла.

– Она… Не знает, что я… Приезжаю?– слегка неуверенно спрашиваю я, опустив глаза в землю и не торопясь шагая за ментором по шуршащей опавшей листве.

– Никто не знает, пока,– просто отвечает ментор, пиная вперёд ногой какой-то очередной обломок кирпича, словно это футбольный мяч.

Я молча киваю. Странно, но новость о том, что ещё пока ещё никто не осведомлён о моём приезде, вселяет надежду и облегчение.

За разговорами мы не замечаем, как добираемся до Деревни Победителей. Хеймитч рассказывает мне о том, что сейчас в двенадцатом ведутся восстановительные работы. Можно сказать, Дистрикт заново рождается. Деревня Победителей теперь выделена для, проявивших себя участников восстания (хотя, в двенадцатом теперь таких найдётся не очень-то много), постепенно возвращаются выжившие жители, в новые дома заселяют беженцев.

Вообще, дома в Деревне Победителей – это единственное нетронутое бомбами место. Мой дом тоже уцелел. Я ещё издалека узнаю его тёмную черепичную крышу, вроде бы ничем не отличающуюся от остальных.

Хеймитч внезапно замолкает, хотя на протяжении всего пути щедро заваливал меня свежей информацией, касающейся общей жизни двенадцатого. О Китнисс он умалчивал и, кажется, теперь я понимаю почему.

– Что за…?– Не успеваю договорить, потому что дыхание из меня моментально вышибает при виде такой картины.

Её дом по соседству должен быть копией моего и вообще всех прочих домов в Деревне Победителей. Так и было раньше, но сейчас… Невооружённым глазом можно разглядеть, как сильно он изменился. Кажется, так и излучает уныние, тьму и полное одиночество. Все, абсолютно все; шторы на окнах плотно задёрнуты. Ни в одной комнате не горит свет, не смотря на уже довольно позднее время суток. Из каминной трубы не идёт дым, как из прочих. Ведь в осеннее время года в таких домах без отопления жить не очень-то сладко. У двери скопилась целая груда каких-то почтовых коробок и писем, уже запорошенных осенней листвой.

Но больше всего меня удивляет, или скорее шокирует другое. Окна на втором этаже наглухо и небрежно заколочены досками. Можно подумать, что Китнисс уже давным-давно не проживает в этом доме.

– Она там,– сухо отвечает Хеймитч, разворачиваясь в мою сторону. Я сразу догадываюсь, что грубостью в своём голосе он тщательно пытается скрыть разочарование и переживание. Даже дом ментора как никогда, казалось, выглядит лучше, чем дом его соседки. В этот момент во мне просыпается ещё одно забытое чувство по отношению к этой девушке. Сострадание. Искреннее сочувствие. Ведь, кто знает, на месте Китнисс мог бы сейчас оказаться и я.

«Да, но ты пережил не меньше! Зачем жалеть зачинщика всем твоим мучениям?»

Так и стою не в силах вымолвить ни слова. Просто немигающим взглядом наблюдаю за домом, хозяева которого когда-то казались мне гостеприимным и даже родными людьми.

– Солнышко не выходит оттуда с самого приезда. Никого к себе не впускает и сама не выходит.– В голове тут же начинает вертеться совершенно ужасная мысль, от которой даже в моей, давно опустевшей душе, больно колет.

– Нет-нет, с ней всё в порядке!– Тут же исправляется Хеймитч, видимо, догадываясь, о чём я думаю.– Относительно.

– Откуда тебе знать наверняка?– обеспокоенно шепчу, наконец, переводя взгляд с дома на ментора. Тот нервно хмурится и внезапно снова начинает идти дальше.

– С твоим домом всё так же. Ничего не изменилось. Только ключи желательно сделать новые, а то…

– Хеймитч!– обрываю я, и не желая продолжать путь. Мужчина разворачивается ко мне и скрещивает руки на груди.

– Ну, что? Хочешь знать, почему она ещё жива?– зло цедит он, сквозь зубы.

– Нет!– ошарашенно отвечаю я и отшатываюсь на шаг назад, словно его слова на самом деле смогли меня задеть. Хеймитч тяжело вздыхает, ставит мой чемодан на крыльцо дома и прежде чем уйти отвечает: «Кошмары».

========== 6. ==========

Беспомощность – это ощущение и внутреннее состояние, когда в трудной ситуации вместо того, чтобы предпринять необходимые действия, ты переходишь в пассивный режим и отказываешься что-либо делать. Довольно неприятное чувство. Ты осознаёшь, что что-то происходит не так, но ничего не можешь предпринять и изменить!

Картины. Всюду-всюду развешены портреты, пейзажи натюрморты… Но чаще всего я натыкаюсь на этот пронзительный взгляд серых глаз. Пока, для себя, я решаю ничего не менять. Глазами вокруг себя обнаруживаю настоящую галерею, и в мыслях, одновременно с тем, тоже. Новый рисунок – новая картинка воспоминаний. Это одновременно и странно и правильно. Я словно, заново проживаю свою судьбу.

Когда с коридором покончено, направляюсь в кухню. И пусть там почти нет картин, зато знакомая обстановка. Хеймитч прав – ничего не изменилось.«Несправедливая ирония,– грустно улыбаюсь,– даже все предметы сейчас лежат на тех же местах, что и раньше, но я совершенно этого не помню».Вот же, прямо перед глазами обычный листок на столе и что же? Пусто. Да вот только, сколько я не пытаюсь вспомнить, откуда он на самом деле взялся – всё без толку. Хмурюсь и беру листок в руки.

«Пит»

Всё тело предостерегающе сжимается, но я продолжаю читать записку. Видимо, память меня и вправду не подводит. Этого письма не было до нашего отъезда.

«Сам не до конца понимаю, зачем пишу это. Наверное, лишь из долга и сильной преданности к ней. Знаю, что рано или поздно ты всё равно вернёшься в двенадцатый. И прошу, не торопись откладывать записку в сторону!»

Я усмехаюсь догадливости Гейла, но всё равно продолжаю читать дальше.

«Сам, наверное, уже увидел в каком она состоянии. Жутковато, правда?»

Я чуть киваю, словно парень сейчас стоит рядом и говорит эти слова напрямую.

«Она заперлась там и никого к себе не впускает. Ни Хеймитча, ни меня… Хотя что это я привожу в пример себя? По вине бомбёжки погибла Прим. Ясное дело, почему Китнисс не хочет меня видеть».

Я всё ещё не понимаю, к чему клонит бывший лучший друг девушки, поэтому продолжаю вчитываться в неразборчивый почерк.

«Я уезжаю. Может быть, завтра, может послезавтра. Неважно когда, главное подальше отсюда. Ты, наверное, думаешь, как он может бросить Китнисс, когда ей как никогда нужна помощь? Нужна поддержка. Но, поверь, она даже на шаг меня к себе не подпустит. Проку будет мало. Ты её просто не видел. Поэтому, я прошу помощи».

«Можно подумать, на парня с затуманенным разумом и только-только вышедшего из лечебницы, она отреагирует лучше!»-саркастически усмехается внутренний голос.

«Ты знаешь Кискисс лучше. Жаль, что я это поздно осознал. Знаю, что не имею право просить такое у тебя. Но прошу, помоги ей. Главное – пусть она живёт. Пусть не ради кого-то, но хотя бы ради себя! Никогда в жизни не поверю, что тебе просто так за какой-то один день стала абсолютно безразлична её жизнь!»

Недовольно морщусь, потому что Гейл задел, наверное, самую живую частичку меня на данный момент. Настоящий я не просто искренне не желает смерти этой девушки. Он с каждым воспоминанием рвётся сильнее и сильнее, желая защитить девушку от всего плохого.

«Всё то, что с тобой случилось в Капитолии это, конечно, не передать словами. Но не передать словами и благодарность, которую я принесу тебе, если с ней всё будет хорошо. Уверен, что где-то в глубине ты всё равно её любишь. Может быть, сам этого ещё не осознаёшь, но любишь. И она тебя любила. Через строчки в письме в такое поверить, конечно, нельзя.

Просто береги Китнисс. Мы оба не переживём, если с ней что-то случится. Надеюсь, рано или поздно ты сам это поймёшь».

Я устремляю глаза в низ листка, где таким же мелким и слегка небрежным почерком Гейла написаны последние строчки.

«Кусты примул можно найти у южной стороны Дистрикта. Они растут прямо вдоль забора.

Гейл».

***

Когда на настенных часах стрелка уже почти добирается до часу, я не отправляюсь наверх. Не хочу. Просто не смогу. В лечебном корпусе каждую ночь приходилось класть под дверь своей комнаты подушку, и закрывал окна, чтобы врачи не заподозрили неладное в том, что мне снятся кошмары – очередной признак того, что пациент не принимает выписанные препараты. Была бы моя воля, вообще бы не спал.

Глаза слипаются, а голова тяжелеет с каждой пройденной минутой всё больше и больше. Не спать два дня для меня, в принципе, не проблема, но сейчас я так устал скорее не от действия, а от мыслей, что так и хочется забыться всего на пару часов.

Не торопясь иду на кухню, чтобы налить себе стакан ледяной из-за открытого окна воды. Лёгкий ночной ветер через открытые форточки проскальзывает в дом и тоже действует как своеобразный «против снотворный» препарат.

Я довольно долго обдумывал слова Гейла в письме и даже сейчас до сих пор они не выходят у меня из головы. Нервно тереблю чашку в руках, уже позабыв, зачем она мне понадобилась.

Крик еле уловимый, приглушённый, но до боли знакомый и ужасный, чересчур резко вытягивает меня из глубоких раздумий. Чашка моментально выскальзывает из ослабевших рук и с брякающим звоном ударяется об пол, мелкими осколками разлетаясь по сторонам.

-Ты воскрешаешь то, о чём я всё время пытаюсь забыть. Как тебе вообще удалось удержать в голове столько подробностей?– восклицает Китнисс, с интересом и удивлением разглядывая мои картины.

– Я вижу их каждую ночь,– коротко отвечаю, прокручивая в памяти кошмар, который преследует меня уже который день подряд.

Судорожно хватаюсь за спинку стула и зажмуриваю глаза. Возгласы в голове и крики из соседнего дома угнетают, не дают спокойно вздохнуть.

– Да, я тоже. Ну и как, рисование помогает?– интересуется девушка, разворачиваясь ко мне лицом.

– Не знаю. Вроде бы стало немного легче уснуть. По крайней мере, хочется в это верить,– пожимаю плечами.– До конца я от снов не избавился.

– Возможно, и не избавишься. Как Хеймитч.

– Пожалуй. Но лучше уж просыпаться с кистью в руке, чем с острым ножом,– с грустной усмешкой, произношу я.

К всеобщей какофонии звуков прибавляется ещё один. Телефонный звонок надрывается в соседней комнате. Наверняка, это доктор Аврелий звонит спросить всё ли со мной в порядке и хорошо ли добрался до двенадцатого. Только вот, что я ему отвечу, если подниму трубку?

– Итак, нам осталось несколько дней. Чем займёмся?– притворно бодрым голосом, интересуется Китнисс.

– Я хочу одного-как можно больше времени провести с тобой.

– Тогда заходи!– искренне улыбается она, увлекая меня в свою комнату.

Ужасное чувство – беспомощность. Оно буквально разрывает меня изнутри. Давит и всеми силами напоминает о себе. Сквозь вспышки картинок, я то и дело бросаю взгляд на соседний дом в надежде, что вот-вот всё это кончится и на втором этаже зажжётся свет, крики утихнут и Китнисс успокоят её близкие.

Теперь я, кажется, понимаю, что чувствовал Гейл каждый день, безнадёжно пребывая в Двенадцатом, и обречённо поглядываю на тёмный дом. Руки связаны – он ничего не мог сделать, кроме как наблюдать со стороны.

– Ни одного кошмара,– говорю я.

– Что?– не понимает Китнисс.

– Ты всю ночь проспала без кошмаров.– Лицо у девушки слегка вытягивает от удивления, но потом она снова улыбается мне.

– Мне что-то снилось, только не страшное,– задумчиво вспоминает она.– Вроде бы пересмешница, а на самом деле – Рута. То есть сойка пела её голосом. А я шла следом по лесу, долго-предолго.

– Куда же она тебя звала?– спрашиваю я ласково, убирая с её лба растрёпанные волосы.

– Не знаю,– вздыхает Китнисс.– Мы не дошли до места. Но мне было хорошо.

– Да, у тебя был счастливый вид.

– Слушай, а почему я не чувствую, когда ты видишь плохие сны?– внезапно спрашивает она.

– Трудно сказать. Кажется, я не мечусь и не вскрикиваю. Наоборот, просыпаюсь – и словно цепенею от ужаса.– Руки Китнисс крепче сжимают меня в объятиях.

– Будил бы меня,– говорит девушка.

– Зачем? Чаще всего я вижу, что потерял тебя. Открываю глаза – ты рядом, и всё хорошо.

Когда я вновь открываю глаза и могу мыслить более-менее спокойно, телефон уже не звонит. Поспешно закрываю почти все форточки, зашториваю занавески, гашу свет (словно это может хоть как-то приглушить крик из соседнего дома, разрывающий меня изнутри) и почти наощупь, в темноте, добираюсь до второго этажа. Главное – поскорее избавиться от этого чувства и выкинуть из головы крики девушки.

========== 7. ==========

Облегчение – чувство, которое можно отнести скорее к положительным, нежели к отрицательным эмоциям. Ты долго переживаешь из-за чего-то, и всё это время теряешься в догадках. Не знаешь, что и думать. Но порой, достаточно лишь одного взгляда, чтобы вселить надежду и уверенность…

Жизнь в двенадцатом с каждым днём кажется мне всё ужаснее и ужаснее. Таблетки, еженедельно присылаемые из Капитолия, я благополучно, по одной штуке, отправляю в помойку. Конечно, когда доктор Аврелий по телефону интересуется моим самочувствием, я всегда отвечаю, что мне не так-то уж и плохо живётся в Дистрикте, сам, правда, не понимаю зачем. Врач частенько жалуется мне на то, что его вторая пациентка, а именно моя соседка, просто на просто не поднимает телефонную трубку. Я мысленно усмехаюсь, однако, доктору говорю, что сейчас для Китнисс это ещё тяжело даётся. Она не хочет ни с кем разговаривать. Только вот это всего лишь слова. На самом деле всё гораздо хуже. Сам это понимаю. Её крики преследуют меня уже как дня два. Даже когда их и нет вовсе, они всё равно надрываются у меня в голове. Я обязан увидеть Китнисс своими глазами. Мне нужно убедиться, что с девушкой всё в порядке.

На третье утро следующего дня я впервые выхожу из дома. Продуктов было достаточно ещё с самого моего приезда, а лишний раз выбираться наружу нет ни малейшего желания. Не знаю, что я ожидаю увидеть, но сейчас, в очередной раз глядя на соседний дом, сердце у меня предательски сжимается.

Благо, жилище Хеймитча находится так же не очень далеко. Осторожно стучу пару раз в дверь, и так и не дождавшись ответа, захожу внутрь. Грязно, неряшливо и небрежно – всё, как и всегда. Неуверенно прохожу внутрь, отпихивая ногой пустую коробку из-под спиртного. В гостиной шумно играет телевизор, поэтому мне будет не сложно отыскать ментора. Он сидит, откинувшись на спинку дивана, и просто апатично пялится в экран, наверняка, даже не вникая в суть. Я уже собираюсь его окликать, как ментор сам выключает телевизор и поворачивается в мою сторону, закидывая руку на подлокотник.

– Я думал, ты придёшь раньше,– честно отвечает он. Я неуверенно стою в дверях в ожидании продолжения. Но Хеймитч, кажется, и не собирается говорить что-то ещё. Он просто, как никогда, внимательно наблюдает за мной.

– Как ты всё это выдерживаешь?– почти шепчу я, не в силах больше молчать. Хеймитч усмехается, словно только этого и ждал, а потом пожимает плечами.

– Кто сказал, что я выдерживаю?– Он машет перед лицом бутылкой в руке и с каким-то отвращением ставит её обратно на кофейный стол. Затем серые глаза вновь возвращаются ко мне, и сейчас уже с необъяснимым укором.

– Неважно выглядишь,– хмурится ментор.

– Могу себе позволить.

– Нет, не можешь,– спокойно настаивает Хеймитч, и прежде чем я успеваю возразить, продолжает.– Врачи не для того отправили тебя сюда. Я могу в любой момент позвонить докторам, забыл?

– Валяй,– сухо отвечаю, хотя сердце у меня сжимает при одной только мысли о том, что придётся оставить Китнисс одну здесь, да ещё и в таком состоянии.

«Можно подумать, когда ты просто так бездейственно сидишь дома, ей становится лучше!»

Хеймитч, словно прочитав мои мысли, ехидно улыбается, и делает очередной глоток из бутылки.

– По-твоему, мне доставляет удовольствие смотреть на то, как она медленно умирает?

– Думаю, нет,– поспешно отвечаю, за что получаю очередную улыбку со стороны ментора.

– Правильно думаешь,– он откашливается, снова отставляет бутылку в сторону и обращает ко мне взгляд.– Я надеялся, что когда вернёшься ты, она… Сможет справиться. Хоть немного. Поймёт, с кого стоит брать пример.– Затем ментор бегло окидывает меня оценивающим взглядом и вновь откидывается на спинку дивана.– Но, видимо, я ошибся.

Ошибся. Нашёл с кого брать пример! С парня, который всего пару дней назад вернулся из лечебницы!

Как можно сильнее закусываю нижнюю губу, чтобы скрыть отчаяние, коротко киваю и буквально вылетаю из дома.

Хеймитч не злится на меня. Он, скорее, предпочитает смириться. Зато я злюсь. Разочаровываюсь с каждым днём всё больше и больше.

Мысленно умоляю себя не смотреть в сторону соседнего дома, но уже на автомате делаю это. Какой смысл, спрашивается? Чего я ожидаю? Задаюсь этим вопросом каждый раз, когда вновь и вновь в надежде смотрю на зашторенные окна. Ответ не приходил. Не приходит до этого момента.

Неразборчивое, еле уловимое движение приковывает меня к месту в самой середине площади и вынуждает устремить взгляд на то самое окно на первом этаже. Штора чуть колышется, и я бы посчитал это за ветер, если бы не расплывчатый силуэт рядом. Сначала я даже не узнаю в нём знакомые черты. То ли из-за темноты, то ли из-за того, как сильно она изменилась. Горящие серые глаза с изумлением неотрывно наблюдают за мной, а как только наши взгляды пересекаются, штора тут же колышется вновь, и на этот раз я не успеваю заметить ничего. Остаётся лишь темнота, в которой я, готов поклясться, всего пару секунд смог разглядеть её.

– Китнисс!– кричу, сам предвидевший, что без толку. Я кликаю пустоту. Но она живая. Пусть там, у себя в темноте и вдали от всех, но она живёт.

***

На следующее утро (если не ночь) я, как ни странно, просыпаюсь с хорошим настроением. Появились небольшие планы на предстоящий день. На ходу выпиваю чашку слишком горячего кофе, накидываю на плечи кофту и выскакиваю из дома. В сарае неподалёку без проблем нахожу нужные инструменты и не торопясь иду в сторону луговины – южной части Дистрикта. Ранние улицы ещё слишком пусты, поэтому спешить мне не стоит. Теперь Хеймитч не посмеет упрекнуть меня в бездействии. Я сам этого хочу.

Не смотря на довольно холодный октябрь, луговина всё ещё засеяна редкими цветами, среди которых, прямо у забора, я тут же узнаю пёстрые примулы. Жаль, что цвести им осталось не так-то много времени. Но, всё равно, наступит зима, а затем весна и они, как первоцветы, снова начнут радовать глаз своей красотой. Я осторожно выкапываю сразу несколько кустарников, на мой взгляд, самых красивых цветов, отряхиваю руки и вновь отправляюсь в Деревню Победителей, только уже не с пустыми руками.

В доме Китнисс всё так же темно и загадочно, но теперь я могу с уверенностью говорить, что не безлюдно. Она живёт там. Останавливаюсь около дома девушки и внимательно вглядываюсь в окна. Пусто. Зря надеюсь, что вновь смогу разглядеть её даже через щёлочку в шторах. Бесполезно.

Тяжело вздыхаю, чуть заметно покачивая головой, и начинаю свою работу. Моя задача – избавить этот дом от всего плохого. Конечно, тогда, по иронии судьбы, я тоже должен покинуть его, но пока просто не могу себе этого позволить.

В очередной раз напоминать Китнисс о смерти её маленькой сестры бессмысленно. А вот почтить ей память очень даже можно. Бережно и терпеливо высаживаю рядом с крыльцом цветок за цветком. Стараюсь, чтобы растения одинаковых цветов находились как можно дальше друг от друга. Как только сажаю очередной кустарник, отклоняюсь назад, чтобы посмотреть, хорошо ли он смотрится на том или ином месте. Звучит странно, но мне доставляет удовольствие высаживать цветы рядом с её домом. За всё время работы, даю слово, не поднимать глаза на тёмные окна дома, чтобы лишний раз не разочаровываться и убеждаться в горькой реальности.

Когда в тачке остаётся около пяти самых чахлых кустиков, я тянусь за следующим, но не успеваю. Дверь в дом резко распахивается и на пороге появляется Китнисс. Она и до этого была испугана (при чём, не понятно чем), а как только замечает меня, серые глаза раскрываются ещё шире

– Ты вернулся,– шепчет она. Странное чувство. Всё это время я так яростно мечтал увидеть её, убедиться, что с девушкой всё в порядке. А что сейчас? Я просто неотрывно смотрю на неё с абсолютно безэмоциональным выражением лица, как делал это в лечебнице. Делал против воли.

– Доктор Аврелий совсем недавно разрешил мне покинуть Капитолий,– честно отвечаю я.– Кстати, он просил передать, что не может и дальше притворяться, будто лечит тебя. Бери трубку, когда он звонит.

Китнисс так же внимательно разглядывает меня, как и я её. Девушка похудела. Так сильно, что это больше напоминает болезненную худобу. Волосы неряшливыми сальными прядями ложатся ей на плечи. Кожа ободрана и почти везде покрыта алыми рубцами. Пристальные серые глаза широко распахнуты, а под ними, как и у меня виднеются синие круги от недосыпа. Не буду скрывать. То, как выглядит Китнисс, сильно пугает меня. Кажется, лёгкое дуновение ветра, и девушка упадёт. Слишком хрупкая. Разобьётся и уже никогда не сможет восстановиться. Я хмурюсь и уже собираюсь упрекнуть её, как девушка опережает меня.

– А ты что здесь делаешь?

– Утром сходил в лес и выкопал их – для неё. Подумал, что мы могли бы посадить их рядом с домом.– Китнисс бегло глядит мне за спину, где всё так же нетронутыми осталась пара кустарников примул. В то же время, на лице девушки появляется необъяснимый испуг. Она делает шаг назад и раскрывает рот, чтобы что-то ответить, но потом замолкает. Бросает на меня последний извиняющийся взгляд, коротко кивает, поджав губы, и поспешно скрывается в доме, закрыв за собой дверь.

***

Почти каждый день я прихожу к дому Китнисс, якобы ухаживать за цветами. На самом же деле, для того, чтобы лишний раз убедиться, всё ли в порядке с девушкой. Жива ли она. Ведь стоит лишь украдкой заметить движение в окне на первом этаже, как страхи тут же исчезают и на первый план выходит облегчение. Всё бы хорошо, за исключением того, что за каждый взгляд на силуэт в окне. За каждый облегчённый вздох при виде девушки, мне приходится платить. В основном по ночам, или же вечером. Приступы никуда не отходят. Они как тень преследуют меня по пятам. Стоит ненадолго расслабиться и порадоваться как, в тот же день они тёмными склизкими щупальцами поглощают и превращают меня в монстра.

Тогда я просто запираюсь на втором этаже у себя и стараюсь отгородиться от всего живого. Главное в такие моменты не находиться по близости с её домом.

***

Утром я по привычке захватываю садовые инструменты и не торопясь направляюсь к соседнему дому. Присаживаюсь на корточки рядом с цветами и смотрю всё ли с ними в порядке. В голову не раз приходила мысль: «Уже совсем скоро наступит зима. Выпадет снег. О цветах можно будет забыть. И что я соберусь делать? Как смогу успокаивать и убеждать самого себя в том, что с девушкой из соседнего дома всё в порядке?»

Тяжело вздыхаю и поднимаю глаза на то самое окно, в котором всегда встречаюсь с её серыми живыми глазами. Точнее встречался до этого момента. Сейчас, кроме угнетающей пустоты, там ничего нет.

========== 8. ==========

Тревога – Представляет собой расплывчатый, длительный и смутный страх по поводу будущих событий. Чувство, при котором происходит логический перебор будущих негативных вариантов развития событий. Человек, который беспокоится, испытывает неуверенность по поводу будущего, и эта неуверенность заставляет его напряженно размышлять о том, какие неприятности его могут ожидать впереди, и как он может с ними справиться.

Когда на следующее утро я просыпаюсь сам, не под крики из соседнего дома, как это происходит обычно, меня охватывает настоящая паника. Так не должно быть.

Быстро поднимаюсь, одеваюсь и, не позавтракав, иду к Хеймитчу. Уверен, ментор будет явно не доволен столь раннему визиту, но чувство беспокойства берёт своё.

Как это ни ужасно, но с Китнисс явно что-то случилось. Даже когда я сейчас второпях прохожу мимо её дома, штора не колышется как обычно, и я не вижу поблёскивающих серых глаз.

Без стука врываюсь в дом бывшего ментора, который, к моему удивлению, уже вовсю проснулся и сейчас нервно ёрзает, сидя на подлокотнике дивана.

– Мне кажется…– с лёту начинаю я.

– Можешь не продолжать,– грубо обрывает ментор, выставляя руки вперёд, словно так может остановить мои слова.– Я и сам слышал. Точнее не слышал.

– Думаешь, она…

– Заткнись, Пит!– командует ментор, порывисто вскакивая с места и направляясь в сторону двери.

– Куда ты собрался?– кричу я, на что получаю короткий дверной хлопок. Первые секунды так и стою посередине гостиной, не в силах пойти за Хеймитчем. Я не могу зайти к ней в дом. Одна мысль о том, что Китнисс может быть мертва, как ведро холодной воды заставляет меня содрогнуться всем телом. Но ещё хуже будет, если я сам этого не узнаю. Пойму, что с девушкой что-то случилось только по моей вине. Из-за того, что вовремя не смог ей помочь.

«Она мертва. Загнулась от одиночества. Что может быть лучше как не такая месть? Око за око. Милая Китнисс перебила всю твою семью, а ты беспокоишься за неё как за родную?»

Лихорадочно качаю головой из стороны в сторону, лишь бы поскорее прогнать чужой голос из мыслей.

«Мертва. Мертва. Мертва».

Сладостно, словно пробуя на вкус, повторял голос. Никогда ещё я не был настолько противен самому себе. Второй я не унимается, поэтому остаётся только один способ заглушить его.

Моментально срываюсь с места и нагоняю Хеймитча у самой двери соседнего дома. Видимо, сначала ментор просто пробовал стучать и звать обитательницу тёмного дома по имени, но, так и не дождавшись ответа, стал буквально выламывать дверь. Замок поддаётся с подозрительной лёгкостью и вскоре дверь сама раскрывается для нас обоих. Хеймитч тут же влетает внутрь, и начинает открывать окна. Я в своё время, перескакивая сразу через несколько ступенек лестницы, быстро поднимаюсь на второй этаж. Дверь в её спальню не заперта, но лучше бы было наоборот. Стоило мне зайти внутрь, как всё рвение и беспокойство сначала вовсе исчезают, а потом накатывают с большей силой. Голос в моей голове ликует при виде её, неподвижно свернувшейся на краю кровати. Покинутая, хрупкая и слишком бледная. Даже в кромешной темноте это невозможно не заметить.