Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)



========== 1. ==========

Каждый новый день – это совершенно отдельно прожитая жизнь. Она не похожа на все предыдущие. Её невозможно повторить. Ты нетерпеливо ждёшь это «завтра» с неведением и энтузиазмом. Ты заново проживаешь каждый Божий день, и получаешь от него что-то новое.

День девятнадцатый. Девятнадцатый! Чтобы убедиться в точности, даже сам пересчитываю клеточки на календаре. Подумать только, сколько времени я уже провёл в этом ужасном месте. Они, конечно, достаточно промыли мне мозги, и теперь я сам это понимаю, но неприязнь к Капитолию, как осадок, всё ещё пребывает в душе. Я ненавижу столицу Панема. Ненавижу всё, что связано с ней. Я ненавижу самого себя.

Вновь отгораживаюсь от своих каждодневных ненужных мыслей и возвращаюсь к календарю, который висит на стене при входе. Обычно, подъём в нашем лечебном корпусе (как я его всегда называю) наступает не раньше восьми часов, но я настойчиво просыпаюсь не позже шести. Каждый новый день начинается одинаково. Я избавляюсь ото сна, принимаю душ, переодеваюсь, отмечаю очередной день, проведённый здесь, на календаре и обычно ухожу на крышу-место, где с точностью могу быть уверен, что никого не увижу. Но сейчас стрелка настенных часов плавно и раздражительно бесшумно двигается к восьмёрке. Сегодня поход на последний этаж можно считать отменённым.

Тяжело вздохнув, я натягиваю на себя обычную белую футболку и, как всегда напустив на лицо совершенно беспристрастный вид, выхожу из номера.

На двенадцатом, самом последнем этаже, вряд ли можно встретить много народу и это мне нравится. Я сам выбрал себе самую дальнюю и ничем не примечательную комнату. Вечные надзоры очень сильно докучают. Думал, что таким образом смогу отгородиться от этой вечной суеты, но всё напрасно. Даже, когда нахожусь в полном одиночестве, всё равно, кажется, словно кто-то непрерывно следит за мной.

Только вот чем ближе я подхожу к лестнице, тем больше знакомых лиц встречаю. По привычке, апатично кивая каждому известному встречному, я прохожу дальше. Играть беспристрастие гораздо легче, чем изображать из себя совершенно здорового человека. Я сам этого не хочу. Пусть думают, что спокойно преодолеваю все стадии лечения и держат меня тут сколько душе угодно. Всё равно больше некуда возвращаться. Некуда идти.

Мысль о том, что вся моя семья теперь мертва, в очередной раз даёт о себе знать сильной болью в душе, но я уже привык и смирился. Боль-это единственное разнообразие в моих серых чувствах. Я тоже умер. Мысленно. Внутри абсолютно пусто. Словно кто-то тщательно пытался стереть все эмоции, что накопились за восемнадцать лет, но внезапно остановился, оставив лишь какие-то невнятные обрывки. И сколько бы я не пытался зацепиться хотя бы за один из них-всё без толку. Поэтому я и решил не сопротивляться. Вдруг эти бессмысленные процедуры врачей помогут мне окончательно забыть всё прошлое? До конца стереть эти обрывки чужих эмоций? Я столько раз пытался убедить в этом врачей, но они словно не слышали. Все эти люди в белых халатах напрасно пытаются восстановить прежнего меня. Вот и решил смириться. Уверен, станет лучше, если я не начну вновь сопротивляться, а просто буду строить из себя идущего на поправку податливого пациента. Рано или поздно, но врачам придётся меня отпустить, и тогда я уже сам смогу начать жизнь. Свою новую жизнь.

– Пит.– Я слегка вздрагиваю, заслышав своё имя. В глаза тут же бросается яркий цвет морской волны и пронзительный взгляд моей недавно приобретённой подруги.– Я сказала привет,– вздыхает Энни. Девушка уже привыкла к моим частым раздумьям. Я виновато ей улыбаюсь и тоже киваю в знак приветствия.

– Как спалось?– Словно ничего и не бывало, интересуется она. Я невесело усмехаюсь и просто качаю головой из стороны в сторону. Никак мне не спалось, в прямом смысле этого слова.

Недавно Энни узнала, что беременна и новость о том, что у девушки скоро появится такой нужный и родной человек, немного привела её в чувство. Как только Энни появилась в этом заведении, наотрез отказывалась не то чтобы говорить с врачами, но и принимать от них помощь. Она словно заболевала дисфорией. Не выходила из комнаты. Ничего не ела. Не произносила ни слова. Теперь напротив, мне кажется, что подруга расцветает на глазах. Она вновь нашла ради кого жить после смерти Финника.

– Как думаешь, долго нас ещё будут здесь держать?– слегка недовольно, интересуется девушка. Конечно, теперь она хочет вернуться к себе в четвёртый. Наверняка, сама отсчитывает дни пребывания в Капитолии. Но, вот только у подруги есть цель-вновь отправиться в свой родной Дистрикт, а у меня-нет.

Я безразлично пожимаю плечами и делаю вид, будто с интересом разглядываю что-то у себя под ногами. Вообще, теперь я не очень-то люблю раскидываться словами, хотя при докторах всё же приходится использовать весь словарный запас. Энни и так всё прекрасно понимает, и при ней я могу не притворяться.

Как всегда мы завтракаем в отдельном корпусе, заняв самый дальний столик, за которым уже сидят Бити с Джоанной. Будь моя воля, сидел бы один, или вообще не спускался со своего этажа, но эта придуманная «игра в послушного больного» ещё не закончена и не позволяет мне этого сделать.

Как и каждый день, после завтрака мы принимаем разные антибиотики, транквилизаторы (от последних я ограждён, спасибо доктору Аврелию). Никогда не понимал и не понимаю их смысла и действия. Как-то раз, я попробовал принять обычную с виду белую овальную таблетку, и после этого употребление каждодневной доли антибиотиков посчитал для себя закрытым. Всего несколько часов и без того притуплённых эмоций, последующая головная боль и всё!

Краем глаза наблюдая за тем, с какой поспешностью и жадностью Энни принимает эти самые таблетки, я кривляюсь и проделываю действие, которое повторяю изо дня в день в одно и то же время… Каждый-каждый Божий день. Быстро закинув себе под язык сразу две таблетки, я делаю совсем мелкий глоток воды и спешу к выходу, а точнее к ближайшему мусорному контейнеру…

Дальше, как и всегда, у меня намечен приём у доктора Аврелия. Быстро поднимаюсь на пару этажей выше и без труда нахожу нужную дверь, ведущую в кабинет. Тянусь к металлической ручке, и прежде чем зайти внутрь, проверяю бесстрастное выражение у себя на лице.

– Здравствуй, Пит,– как всегда дружелюбно и спокойно, приветствует меня доктор. Через силу подавляю в себе подступившую дрожь, которая всегда возникает, стоит мне зайти в этот кабинет, и неуверенно прохожу дальше.

– Доброе утро.– Голос охрип от долгого молчания, но я надеюсь, что это звучит не так заметно. Аврелию уже не нужно самому приглашать меня присесть в кресло, находящееся рядом с его письменным рабочим столом. Я сам это делаю.

– Как ты себя чувствуешь?– Я по привычке уже собираюсь пожать плечами, но вовремя себя одёргиваю, и просто отвечаю: «Хорошо». Благо, доктор в это время заполняет какие-то бумаги, и не видит моего смутившегося выражения лица.

– Это хорошо,– вздыхает он, наконец, отрываясь от заполнения каких-то бланков. Как всегда с предельным спокойствием выравнивает углы стопки бумаг и откладывает её в сторону.

Дальше разговор идёт своим чередом. Всегда повторяется одно и то же, одно и то же… Мне кажется, что со временем, я даже смогу выучить диалог наизусть. Да и вообще не составит никакой трудности описать весь мой день в мельчайших подробностях. Он будет чистой копией предыдущего и пред предыдущего и пред пред предыдущего…

Как всегда наша беседа заканчивается на условии о том, что я зайду завтра в то же время. На выходе устало, но как можно вежливее улыбаюсь доктору и прощаюсь с ним.

Последнее, что я замечаю, бесшумно прикрывая за собой дверь, как Аврелий вновь поспешно кладёт перед собой стопку бумаг и начинает что-то быстро писать, одним украдким взглядом прощаясь со мной.

========== 2. ==========

Воспоминания – это неотъемлемая часть нашей жизни. Мы часто вспоминаем как хорошие моменты, так и грустные. Это помогает нам подбодрить себя в сложные периоды жизни или же сделать выводы и не совершать новых ошибок. Главное – не жить одними воспоминаниями, а каждый день создавать новые.

Улицы Капитолия украшены в невероятные цвета. Красные, жёлтые, бордовые, они сменяют друг друга калейдоскопом разных красок. В столице постепенно наступает вечер. Улицы заметно темнеют с каждым днём всё раньше и раньше. Конец октября как-никак. Я люблю проводить свободное время здесь. Именно в этом месте. Стоило мне оказаться на крыше лечебного корпуса (бывшего тренировочного центра), как на душе сразу становилось спокойнее. Я до сих пор не могу понять, чем это вызвано. Может быть, таким образом, меня захватывают необъятные просторы Капитолия, или просто холодный ночной ветер, приятно ласкает кожу, тем самым освобождая и голову от всех этих ненужных накопившихся мыслей. Но здесь явно было что-то другое. Ещё один стёртый фрагмент из моей памяти. Обрывки и больше ничего. Внезапная злость зарождается внутри. Я вздыхаю, поднимаюсь с места и уверенными шагами направляюсь к самому краю крыши, ограждённому невысокими железными периллами. На горизонте виднеется полумесяц закатного солнца и его последние яркие лучи. Я люблю закаты и этот нежный оранжевый цвет. И раньше любил. Это не трудно выудить из своих небогатых воспоминаний.

– В чём дело?– встревоженно и нежно спрашивает знакомый сладкий голос.

– Вот бы растянуть этот день навечно-так, чтобы он никогда не кончался.

Я лихорадочно хватаюсь за голову и чуть ли не оступаюсь у самого края крыши.

– Разрешаешь?– улыбаюсь я, и снова начинаю перебирать её тёмные волосы.

– Разрешаю.

Воспоминая, яркими вспышками мелькают в моей голове. Глянцевые картинки одна за другой сменяют друг друга неясными пятнами. Только голоса с каждым разом становятся всё громче и громче. Слишком знакомые. До боли реальные.

– Я подумал, тебе захочется на это взглянуть.

– Спасибо,– выдыхает Китнисс, неотрывно наблюдая за тем, как над Капитолием сверкают последние алые лучи солнца.

Меня охватывает шок. Паника. Я уже привык к приступам и обычно они обрываются так же неожиданно, как и начинаются. Вспышки ярости и не больше. Это проходит так же быстро.

Но что со мной происходит сейчас?

Не знаю, каким образом смог добраться до номера, ведь перед глазами то и дело вспыхивали памятные картинки того самого вечера перед Квартальной бойней. Вечера, проведённого на крыше вместе с Китнисс.

Однако, как только я запираюсь в комнате, воспоминания и голоса тут же схлынывают, оставляя после себя лишь звенящую тишину и невероятно сильно бьющееся сердце. Я бы забыл эту внезапную вспышку, как страшный сон, если бы только мог. Вторая часть подсознания, как за соломинку начинает цепляться за эту картинку, не позволяя вновь забыть. Всё ещё потрясённый самому себе, я слепо прислоняюсь спиной к стене и присаживаюсь на пол. Меня буквально лихорадит. Не знаю, на самом ли деле так происходит, но внутри всё метается из стороны в сторону. Радуется чему-то и, в то же время, пугается. Так не должно быть. Я приказал себе больше никогда не вспоминать её. «Чем быстрее забуду, тем меньше боли принесу», то и дело твердил сам себе. Но разум как будто не слышал, упрямо кидая всё новые и новые картинки. Только раньше они были ужасными. Чудовищными. Ложными воспоминаниями, навязанными мне. Таких приступов раньше не было.

Я не сразу слышу упорный стук в дверь. Видимо моего ответа ждут уже довольно давно. На нетвёрдых ногах я подхожу к входу и коротко спрашиваю:

– Да?– Не хотелось бы видеть врачей сейчас. Хотя им, конечно же, не составит труда выломать дверь, да и от сопротивления будет только хуже. Но я просто не мог разговаривать с ними сейчас. Одним махом разрушить все барьеры, которые я так тщательно выстраивал вокруг себя всё это время.

– Ты не появился на обеде, и за ужином тоже… Что-то случилось?– на одном дыхании говорит Энни, с другой стороны двери. Я мысленно улыбаюсь. Хорошо, что это она, а не люди в белых халатах пришли проверить меня.

– Нет, Энни. Всё в порядке. Просто я сегодня очень устал.– Устал? От чего, интересно знать? От вечного пребывания в своей комнате?

– Значит, сегодня тебя можно не ждать?– слегка обеспокоенно, уточняет она.

– Да. Не волнуйся,– говорю как можно спокойнее, прикрывая глаза.– Завтра всё будет хорошо.– Хотел бы я сам в это верить…

***

– Доктор вызвал меня по какому-то важному разговору. И… Я не знаю. Вдруг это что-то серьёзное?– Иногда мне казалось, что Энни может разговаривать сама с собой. И даже сейчас девушка вроде бы обращается к себе, хотя зелёные глаза искоса наблюдают за мной, в ожидании ответа.

– Вряд ли. Наверняка, очередная смена приёма таблеток. Доктор заметил, что тебе становится лучше и просто решил выписать новые,– бесстрастным тоном, предполагаю я, самое подходящее объяснение, чтобы её успокоить. Девушка удовлетворительно кивает и снова начинает что-то привычно бормотать себе под нос.

Голова моя тоже забита не менее важными событиями вчерашнего вечера, с которыми ещё предстоит разобраться.

Мы вновь усаживаемся за привычный столик в обеденной. Джоанна о чём-то непрерывно спорит с Бити, как это бывало обычно, а Энни апатично водит вилкой по наполненной едой тарелке. И тут я краем глаза замечаю, как что-то поблёскивает на её руке. Загадочно переливается на свету и словно притягивает к себе взгляды.

– Что это?– спрашиваю я, прежде чем успеваю задуматься. Энни сонно отнимает глаза от тарелки и следует за моим взглядом. Её губы трогает еле заметная улыбка, и она говорит:

– Это подарок… От Финника.– Я уже тысячу раз успеваю пожалеть о том, что начал эту тему, но девушка совершенно спокойно кладёт вилку на стол и вытягивает руку вперёд, словно любуясь изящным браслетом у себя на руке. Я тоже приглядываюсь. Поверхность идеально ровных круглых белоснежных камушков радужно переливается под светом ламп. Я хмурюсь и осторожно тяну руку к браслету.

– Это…

– Жемчуг,– сладко говорит девушка, словно рассказывает о какой-то давней хорошей истории.

-Смотрите!– усмехаюсь я, указывая на круглую жемчужину размером с горошину у себя на ладони.– Знаешь,– обращаюсь я к Финнику с серьёзным видом,– под очень сильным давлением уголь тоже превращается в жемчуг.

Я старательно удерживаю на лице обычное выражение, не выдающее никаких эмоций, однако сердце начинает предательски громко биться в груди, когда воспоминания очередными глянцевыми картинками, вновь застилают разум. Губы мгновенно пересыхают, и я против воли с головой погружаюсь в этот поток заново пережитых эмоций.

Китнисс улыбается, наблюдая за нами. Ополоснув находку водой, я протягиваю жемчужину ей.

– Это тебе.– Я кладу небольшой подарок ей на ладонь, радуясь, что прежде чем умру, оставлю Китнисс такую небольшую, но важную частичку себя. Наши пальцы на миг соприкасаются, и по всему моему телу пробегает знакомая дрожь.

– Вряд ли. Феназепам, как и анксиолитик,– фыркает Джоанна, снова пререкаясь с Бити. Я привык к их вечным неординарным разговорам, но сейчас даже не мог толком вслушаться или что-либо сказать.

– Спасибо,– благодарит она, сжимая в ладони подарок, как самое дорогое сокровище. Однако взгляд девушки предельно невозмутимый. Я хмурюсь и пристально смотрю на неё.

– Медальон не подействовал, да?– громко произношу, не обращая внимания на присутствующих.– Китнисс?

– Подействовал,– робко и виновато отзывается она.

Внезапное беспокойство и обида зарождается внутри. С силой сжимаю кулаки под столом и зажмуриваю глаза, стараясь избавиться от приступа.

– Но не так, как бы мне хотелось,– горестно произношу я, отводя глаза.

– Ой, нет, только не сегодня,– смеётся Энни. Я снова выныриваю из той «реальности» и пытаюсь заново понять, где нахожусь.

– Это полная чушь. Скажи же ей, Пит?– возмущается Джоанна, переводя недовольный взгляд с подруги на меня. Она выглядит как обычно и просто ждёт ответа.

– Я… Мне…

После плотного ужина из моллюсков, устриц, солоноватой рыбы и небольших кусочков хлеба, нам ничего не остаётся, как ждать. Китнисс безмолвно сидит рядом со мной, рука в руке. Она не послушала меня прошлым вечером. Упрямо настояла на своём. Что же, время подарков и убеждений истекло. Теперь моя задача вытащить её живой стала сложнее во множество раз.

Воспоминания с каждым разом грозились поглотить меня с головой. Не в силах больше видеть перед глазами бесконечные вспышки, я отрекаюсь от прошлого, от реальности, и тогда уже не вижу ничего кроме сплошной темноты.

========== 3. ==========

Смятение – это чувство, вызванное страхом, перед тем, что мы ощущаем. Мы боимся этих эмоций именно потому, что не знаем, куда они нас приведут. Отдаемся чувству полностью, хотя сомневаемся в правильности этого действия и разрываемся на части от противоречия. Хочется верить, что всё под контролем, но, на самом деле, этого контроля может и не быть…

Всё это время на душе царил невероятный покой (скорее всего, напичкали этими таблетками), но стоит открыть глаза и пробудиться от долгого сна, как внутри снова зарождается то самое беспокойство и волнение. Приступы отошли, но осадок от них остался.

– Да, думаю завтра,– слышится приглушённый голос доктора Аврелия, словно он говорит через какой-то вакуум.– Ближе к вечеру. Мне нужно будет заполнить кое-какие бумаги, касающиеся выписки.– Не смотря на боль в голове и странное чувство, тут же распахиваю глаза и взволнованно озираюсь по сторонам. Ну, конечно, где же я ещё мог быть? Мягко-зелёного цвета стены кабинета главного врача. Но всё равно, я безумно рад, что оказался именно у Аврелия, а не у каких-нибудь других совершенно неизвестных врачей. Почему-то даже уверен, что мужчина сам настоял на том, чтобы забрать меня к себе.

–Нет, я ещё не сообщил о выписке. И миссис Одейр не в курсе,– спокойно говорит доктор. Его слова сильно шокируют меня, но, думаю, вряд ли Аврелий сильно обрадуется, когда узнает, что я подслушал часть его разговора, поэтому начинаю неуверенно подниматься с кушетки, чтобы вызвать шум. Но доктор не то чтобы замолчать, даже обращать на меня внимания не собирается, словно не слышит. Может, он уже давно знает о том, что я пришёл в себя?

– Да, уже пора,– в конце концов, говорит он, разворачиваясь в мою сторону. Вид у доктора усталый, словно не спал целую ночь. Глубокие карие глаза с лёгким презрением буквально прожигают меня насквозь. Не выдерживая больше, отвожу взгляд в сторону, виновато поджав губы. Ведь я так и не знаю, что произошло после моего приступа.

– Отлично. Значит, я могу на вас рассчитывать?– слегка напряжённо, улыбается Аврелий.– Не волнуйтесь, я знаю что делаю.– После этих слов доктор кладёт трубку на место и довольно шумно выдыхает. Видимо, начинать разговор он пока не хочет, и поэтому, просто оценивающе, как это было всегда, смотрит в мою сторону. Сомнений не осталось, впереди меня ждёт долгая дискуссия с докторами…

Скажу честно, главный врач, нравится мне больше других психиатров. Гораздо больше. Особенно тем, что он почти никогда не навязывает мне своего мнения, или не пытается успокоить банальными фразами. Но в общении с ним есть другая проблема. Доктор Аврелий как был, так и есть абсолютно непредсказуемый, и мне никогда не удаётся понять, что у него на уме.

– Рад снова видеть тебя,– вздыхает мужчина, присаживаясь на край стола, и за его спиной я вновь разглядываю уже знакомую стопку бумаг.

Коротко киваю, и поднимаю глаза на доктора. Играть роль здорового больше нет смысла. Карты раскрыты. Всё это время я притворялся.

– Должен признать, ты сильно меня… Удивил, Пит.– Я изгибаю уголки губ в подобии улыбки, хотя, на самом-то деле, в словах доктора не было ничего весёлого.

– Чем же?– хрипло спрашиваю я, хотя и сам знаю ответ. Но врач на удивление долго молчит, словно тщательно обдумывает ответ.

– Знаешь, я долго думал, что тебе мешает,– наконец, задумчиво начинает он.– Ты присутствовал на каждой нашей встрече, слушал советы врачей, выполнял все указания…– «Разве что только парочку пропустил».

– Но, кажется, теперь я начинаю понимать.– Сначала я просто жду продолжения его теории, но доктор внезапно замолкает, всё так же предельно спокойно глядя на меня. Как будто на прочность проверяет. И, главное, Аврелий не ждал слов. Он предельно внимательно следил за реакцией, ещё больше распаляя моё шаткое спокойствие.

– Скажи мне, Пит, чем был вызван твой приступ?– спрашивает он, даже немного наклоняя корпус вперёд. Я облизываю пересохшие губы и ненадолго закрываю глаза, чтобы привести переполох мыслей в порядок.

– Ничего особенного. Я просто увидел на Энни браслет из жемчуга и сразу вспомнил об арене на квартальной бойне. Море, песок, жемчуг, ракушки…

– Пит!– Обычно доктор Аврелий никогда не позволял себе повышать голос, и, видимо, сейчас сам впал в лёгкое оцепенение, но тут же сделал вид, что так и планировал.– К чему говорить неправду?

– А к чему спрашивать меня, если и так обо всём знаете?– подражая его тону, спрашиваю я. Доктор вновь откидывается назад и чуть заметно качает головой.

– Всё это время я, скажем, грубо говоря, даже халатно относился к твоему здоровью. Думал, ты идёшь на поправку…– И тут я понимаю, к чему он ведёт. «Должен признать, ты сильно меня… Удивил, Пит». «Знаешь, я долго думал, что тебе мешает». «К чему говорить не правду?» «Всё это время я даже халатно относился к твоему здоровью».

Он считает, что здесь мне находиться бесполезно. Я ненормальный. Психически неуравновешенный Пит Мелларк, заболевающей конфабуляцией. Такому как я здесь больше не место. Они хотят перевести меня, где окончательно и бесповоротно излечат от этой болезни. Избавят от мучительных воспоминаний. Разве не этого я хотел? Тогда почему сейчас внутри меня всё закипает от злости и обиды?

– Я… Нет, доктор. Я не…

– Тебе здесь больше не место,– словно повторяет мои мысли доктор Аврелий, только не жёстким тоном, как я ожидал, а на удивление мягко. Мужчина уже хочет продолжить, но я его перебиваю.

– Нет. Вы не понимаете. Не делайте поспешных решений. Я иду на поправку. Мне здесь хоро…– я осекаюсь, замечая недоверие на лице доктора, и тут же исправляюсь.

– Вокруг много врачей. И разве приступы воспоминаний это плохо? Разве не этого вы добивались? Я же вспомнил её и…– Я поздновато осознаю, что сбалтываю лишнего, но предпочитаю сделать вид, будто ничего и не было. Доктор с интересом ловит каждое моё слово, а на его губах играет, непонятно чем вызванная, улыбка. Я тоже молчу и умоляюще смотрю на человека, от которого в данный момент зависит будущее пациента по имени Пит Мелларк.

– У тебя всё?– небрежно интересуется он, немного приподнимаясь с места. Я молча киваю, и доктор неторопливо садится за стол на своё привычное место.– А теперь, позволь сказать мне.– Аврелий по привычке складывает руки на столе.– Я не собираюсь переводить тебя в другой лечебный корпус-это раз.– Видимо, мужчина замечает, как я тут же расслабляюсь, потому что поспешно добавляет:– Но!– Конечно, куда же без этих «но».

– Здесь ты оставаться тоже больше не будешь.– Я уже раскрываю рот, чтобы возразить, но доктор жестом просит меня замолкнуть.

– Позволь мне договорить,– повторяет он, ожидая, когда я вновь смогу нормально слушать.– Я тоже не слепой, Пит,– вздыхает доктор,– ты чахнешь здесь. Сам себе твердишь, что это пройдёт и скоро всё будет в порядке, но если это бездействие будет продолжаться и дальше, то тебе придётся провести в лечебнице всю жизнь.– Я недовольно морщусь, и доктор одобрительно кивает, а потом снова принимает серьёзный вид.– Все твои приступы вызваны… Какими-то моментами из жизни. Ты хорошо запомнил их глазами и, думаю… В двенадцатом таких воспоминаний должно быть предостаточно.– Кровь в жилах моментально холодеет и отливает от лица. «В двенадцатом таких воспоминаний должно быть предостаточно». «В двенадцатом таких воспоминаний должно быть предостаточно». «В двенадцатом таких воспоминаний должно быть предостаточно». Смысл сказанного беспощадной лавиной обрушивается на меня. Вернуться в Дистрикт двенадцать. К себе домой. Хотя не знаю, можно ли теперь назвать это место своим домом? Вдыхать пепел погибших людей, среди которых вполне могут оказаться и мои родители и братья. Видеть все эти унылые лица. Вернуться к Сальной Сей, к Хеймитчу… Вернуться к ней.

Нет! Я не могу! Не должен. Всё это время твердил, что больше никогда не увижу Китнисс, не причиню вреда, если не ей, то хотя бы себе. Она будет счастлива. Я буду счастлив тоже, только вдали от неё.

– Нет,– хриплю, хватаясь за голову.– Нет. Нет. Нет.– Чтобы не последовало очередного приступа, я с силой жму на виски и закрываю глаза.

Меня зовут Пит Мелларк. Мне девятнадцать лет. Мой бывший дом Дистрикт-12. Моя семья погибла во время революции.

Это всегда помогало, значит и сейчас поможет.

Всё это время доктор с бесстрастным видом наблюдает за мной, будто бы заранее ожидал такой реакции. Лучше бы он накричал. Установил двойной надзор врачей. Привёл бы в чувство и не давал такой разгул моим бушующим эмоциям. Но вместо этого врач просто сидит, молча прожигая меня взглядом.

– Я не хочу туда возвращаться,– прошу я, через силу разлепляя глаза.– В любое другое место. В каждый Дистрикт, только не туда.– Сейчас два меня действуют на удивление слаженно. Один не хочет ехать в двенадцатый к своему врагу, другой яростно борется за безопасность любимой. Ведь вред ей могу причинить только я сам.

Доктор Аврелий, кажется, даже не собирается задавать вопросы, он просто в упор смотрит на меня и твердит одно единственное слово: «Придётся».

– Да ничего не придётся!– кричу я, вскакивая с места, но, всё ещё не отнимая рук от головы.– Да я же убью её! Неужели вы этого не понимаете? Или вам совсем наплевать на её жизнь?– Доктор сощуривает карие глаза и чуть наклоняется вперёд.

– А тебе разве нет?– отвечает он вопросом на вопрос. Я так и останавливаюсь посередине комнаты, в смятении глядя на Аверлия. Лихорадочно ищу в голове любые слова оправдания, но их нет. Я на самом деле не хочу её смерти. Отрешённо качаю головой, за что получаю одобрительную улыбку со стороны доктора.

– Поезд завтра рано утром. Ты едешь вместе с Энни, и я уже обо всём договорился с Хеймитчем.– С Энни? С Хеймитчем? События ураганом проносятся в моей голове. Не могу чётко заостриться хотя бы на одном, как уже появляется что-то новое.

– Энни едет со мной?– единственное, что могу спросить, и то слова до меня самого долетают не сразу.

– Ребёнку во благо будет расти у себя в родном Дистрикте, нежели в Капитолийской лечебнице,– пожимает плечами доктор, раскладывая перед собой бланки из той самой стопки. Так он показывает, что разговор можно считать оконченным, но у меня ещё уйма вопросов.

– Китнисс там?– В последнее время я почти не произношу её имени вслух, и сейчас это звучит как музыка. Удивительные ноты, складывающиеся в знакомое слово.

– Да,– натянуто произносит доктор, словно я затрагиваю ненужную тему для разговора. Значит, стоит продолжать.

– И… Как она?– Доктор поднимает на меня усталые карие глаза и в них ясно читается нежелание и сожаление.

– Сам и увидишь,– сухо бросает он, снова опуская глаза.

– Можно я…

– Встречаемся завтра утром. Все вопросы задашь потом,– грубовато отвечает Аврелий, кивая в сторону двери. Видимо, я задел неприятную тему, касающуюся Китнисс, и эта мысль будет вертеться в голове до самого приезда в двенадцатый… Завтра есть последний день для того, чтобы отговорить доктора от необдуманной мысли по моей скорой отправке в этот покинутый Дистрикт.

========== 4. ==========

Переживание – это атрибут акта сознания, не содержащий образа отражаемого и проявляющийся в форме удовольствия или неудовольствия, напряжения или разрешения, возбуждения или успокоения. Это отражение самим субъектом своих собственных состояний, а не отражение свойств и отношений внешних эмоциональных объектов. Любое переживание – это волнение.

Я не сплю почти всю ночь, да и вряд ли вообще смогу уснуть в ближайшее время. Разговор с доктором даётся с трудом, и он, видимо, сам это замечает.

– Кофе?– вздыхает мужчина, поднимаясь со своего места. Но я отказываюсь. Когда приеду в двенадцатый, будет лишний повод отправиться домой, ссылаясь на усталость. Аврелий пожимает плечами и наливает себе очередную чашку тёмной бодрящей жидкости.

– Ты ведь понимаешь, Пит, что я делаю это не просто так,– рассудительно говорит он, присаживаясь на край стола передо мной

– Отправляете меня в двенадцатый?– безразлично спрашиваю я. Доктор кивает и я делаю тоже самое в ответ.

– Тогда я не понимаю, что с тобой происходит,– раздосадовано и задумчиво произносит он.– Тебя гложет переживание и что-то ещё…

– А по-вашему я должен быть спокоен?– слегка дерзковато интересуюсь я.

– Нет,– тут же отвечает врач,– тебе должно быть всё равно.– Я через силу стараюсь подавить ликующую улыбку. Всё это время я очень искусно демонстрировал своё безразличие, но, как сейчас оказывается, без толку.

Предпочитаю умолчать и вновь устремляю глаза в пол. Я не хотел уезжать сегодня. Не хотел возвращаться на родину. Двенадцатый – дистрикт мертвых, наполненный мрачными призраками и воспоминаниями. Но это не та причина, по которой я не хотел возвращаться.

В Двенадцатом живут не только призраки прошлого. Там она. Китнисс.

Я осмеливаюсь признаться в этом только самому себе, а это уже не мало.

В голове тут же всплывает картинка вчерашнего вечера. Как обрадовалась Энни, узнав, что может вернуться в четвёртый. За девушку радовались даже Джоанна с Бити. Я не разделял их радости. Только страх, который до сих пор сковывает всё тело.

Доктор замечает на моём лице растерянность, потому что просто вздыхает и снова возвращается на своё привычное место.

– У тебя, кажется, было много вопросов?

***

До перрона мы едем в полной тишине. Точнее сказать, это я еду молча, а вот Энни только рада бы нарушить эту затянувшуюся паузу. Девушка предпринимает пару попыток меня разговорить, но вскоре сдаётся.

Доктор Аврелий тоже решил проводить нас до поезда и сейчас едет где-то в хвосте на другой машине. Не знаю, зачем он это делает, ведь мы едем не одни. Может из лишней безопасности (за что я ему благодарен), или же это простое дружеское прощание. Хотя, я думаю, в прощании наш отъезд не нуждается. Прежде чем покинуть лечебный корпус, я сам попросил доктора звонить мне каждый день…

– Пит,– спокойно и лишь слегка грустно зовёт Энни, кончиками пальцев прикасаясь к моей руке. Я вздрагиваю и оборачиваюсь на свою подругу. Мне всегда не нравилось, когда люди смотрели на меня как на психа. Жалели. Но во взгляде девушки не было ничего похожего. Не опуская глаз, она осторожно расцепляет мои пальцы и тихонько вздыхает от облегчения. Всё это время я ногтями впивался в ладонь. Боль всегда помогала предотвратить приступы, и я уже по привычке своеобразным образом сцепляю руки.