Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Спасибо.

***

Китнисс недовольно морщит нос и зябко кутается в куртку, когда снова отряхивается от снега. Только какой в этом смысл? Всё равно белые хлопья, кажется, и не собираются переставать спускаться с небес на землю. С самого утра, без остановки, каждодневно.

Сегодня Китнисс вообще кажется мне слишком хмурой. Мы слегка не вписались в график, и теперь народу в Дистрикте попадается гораздо больше, чем обычно. Все торопятся по своим делам и, при этом, не упускают возможность бросить удивлённый взгляд на бывших символов восстания, мирно разгуливающих по Дистрикту. Наивные. Может быть, именно из-за этого день сразу и не задался.

Китнисс о чём-то задумывается, внимательно вглядываясь перед собой.

Я следую её примеру. Вдалеке виднеется главная площадь, на которой как никогда толпится много народу.

– Что там происходит?

Девушка, не отводя взгляда, внезапно начинает двигаться совершенно в другом направлении, при этом вынуждая и меня сделать пару шагов в сторону. Теперь вся площадь видна как на ладони. Там, как это бывало почти каждый год, горожане устанавливают огромную городскую ёлку – новогодний подарок из Капитолия. Приближается единственный день в году, когда каждый человек в Дистрикте двенадцать может быть действительно счастлив: без голода, с семьёй, а теперь ещё и без страха.

– Прим это всегда нравилось,– прерывисто вздыхает Китнисс. Чтобы удержаться от слёз, она упорно цепляется взглядом за каждого прошедшего жителя. Хотя теперь, чем дальше мы отходим от площади, тем меньше их встречается.

А я и забыл вовсе, что один из самых важных праздников в году уже топчется на пороге. Но это и не удивительно. Я любил этот день только потому, что мог больше времени проводить с отцом. Пекарня была закрыта, и он целый день посвящал нам. Мать, конечно же, была против. Она всегда была чем-то недовольна, но всё равно любила нас по своему, и мужу перечить не смела. Сейчас пекарни, как и отца – больше нет, и этот день уже не будет отличаться от всех прочих.

Оглядевшись, я замечаю, что мы снова проходим мимо школы и идём всё дальше – к самому краю Дистрикта. Именно там и расположен шлак. Дома здесь стоят в хаотичном порядке. Просто не весь огонь дошёл почти до окраины Дистрикта. Ну, а если такое случалось, то отдельными участками, друг за другом, по цепочке, как спички с лёгкостью загорались обветшалые дома. Каким-то даже повезло. Находясь в стороне, они отделались угольной пылью и выбитыми окнами. Китнисс с ужасом и трепетом смотрела на каждый из них.

Раньше здесь толпилось слишком много народу, теперь же улицы давят на нас своей пустотой и молчанием. Я вижу, как Китнисс тяжело находиться в бывшем шлаке, но сделать ничего не могу. Мне чуждо всё то, чем она так дорожила. Что пыталась спасти. И я уже знаю, куда так целенаправленно идёт девушка.

Дом стоит всего в паре метров от ограждения, если это можно так назвать. Грубая сетка, выстроенная вдоль первого редкого леса, в каких-то местах просто-напросто отсутствует и не выполняет своей прошлой, и без того халатной функции.

Китнисс значительно замедляет шаг, когда видит, что её дом как раз входит в число тех самых «счастливчиков». Его отдалённое расположение от других в этот единственный раз помогло.

Но и целой эту постройку тоже не назовёшь. Окон, конечно же, нет; крыльца тоже. Его ступени, как и школьные, напоминают скорее руины, уходящие в землю. Одна из стен слегка обвалилась, образуя своеобразный «проход». С противоположной дальней стороны дома как раз из-за этого покосилась крыша. В том-то и загвоздка, что она не упала, но держится устрашающе не прочно.

Китнисс делает уверенный шаг вперёд, и я тут же крепко хватаю её за руку. Девушка вздрагивает и испуганно разворачивается.

– Не стоит тебе туда ходить.– Мой голос наполнен холодом, а внутри же всё рвётся от переживания и необъяснимого страха за неё.

Девушка вздёргивает брови и кивает в сторону разрушенной постройки.

– Это мой дом, Пит. Ничего не случится.

Я только сильнее сжимаю ей запястье.

Китнисс вздыхает.

– Мне только нужно посмотреть, осталось ли что-нибудь целое внутри,– нетерпеливо говорит девушка, нервно постукивая ладонью по ноге.

– Я зайду там, если хочешь,– она предпринимает ещё одну попытку. Войти в дом через огромную дыру в стене благо лучше и безопаснее, чем по крыльцу, ушедшему под землю.

Неуверенно киваю, против воли отпуская её руку. Девушка благодарно улыбается мне глазами и равными шагами идёт в сторону пострадавшего дома. Китнисс выглядит такой маленькой по сравнению со зданием. Кажется, лёгкое дуновение ветра, и дом развалится как карточный домик, погребая вместе с собой и её.

– Стой,– кричу я, уже сходя с места. Китнисс оборачивается и непонимающе смотрит в мою сторону.

– Я иду с тобой,– говорю, не замедлив шага проходя мимо застывшей девушки к дому, тем самым стараясь показать ей, что никаких ответов не принимаю.

Китнисс это понимает, но всё равно взволнованно начинает теребить края куртки и неуверенно идти следом за мной.

Когда мы, таким образом, подходим почти вплотную к самому дому, я еле слышно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы и с готовностью отодвигаю пару досок в стене так, чтобы Китнисс смогла спокойно зайти внутрь.

Что-то без устали говорит мне не ходить туда. Но ведь я почти никогда не доверял внутреннему голосу. До этого момента, по крайней мере.

– Ты уверена, что всё-таки хочешь туда пойти?

Китнисс не оборачивается, но я вижу, как она молча кивает и почти бесшумно переступает «порог». Мне ничего не остаётся, как идти следом за ней.

В доме стоит полутьма. Свет льётся только через эту дыру в стене, так как окна плотно заколочены. Виднеются лишь какие-то неясные очертания. И как только Китнисс собирается здесь что-то искать?

– Мне нужна одна книга. Я не знаю, уцелела она или нет, но могу точно сказать, где её хранил отец,– в такт моим мыслям, отчего-то шепчет Китнисс.

Она старается ступать как можно осторожнее и тише, но на каждый наш шаг дом отзывается предостерегающим скрипом.

– Я могу помочь?– спрашиваю неуверенно, впервые проклиная свою неосторожность.

Еле разборчиво в темноте, Китнисс пожимает плечами, а потом словно что-то вспоминая, ударяет себя рукой по лбу.

– Вон там у нас раньше стоял комод. Посмотри в нём. Это довольно большая и толстая книга. В ней должны быть… фотографии,– всё так же тихо отзывается, руками показывая мне приблизительные размеры альбома.

Сама она тоже присаживается на корточки неподалёку и начинает лихорадочно перебирать содержимое полок, которые раньше висели на стенах.

То, что она называла «комодом», теперь никак на него не похоже. Ручек на дверцах нет, а выдвижные ящики выпали и валяются в стороне друг от друга. Здесь куча разных мелких предметов, которые я ненароком пару раз умудряюсь уронить, на что дом всё так же протяжно вздыхает, а доски в пробитом полу – скрипят. Китнисс шепчет быть осторожнее, хотя её предельное внимание тоже иногда может дать брешь.

– Нет здесь этой книги, Китнисс,– отзываюсь я, когда пересматриваю все ящики. Сейчас мне чудом удаётся скрыть своё недовольство, но как только мы выйдем отсюда – Китнисс не поздоровится. Какой смысл стоило рисковать нервами и здоровьем, если девушка так толком и не знала, есть здесь та самая книга или нет?

– У меня тоже ничего,– расстроенно отзывается Китнисс.

Я поднимаюсь с места и попутно подаю ей руку. Девушка машинально хватается за неё и легко поднимается следом.

– Есть ещё одно место. Если не там – то нигде. Подожди секунду,– она отзывается и отходит от меня на пару шагов в неизвестном направлении.

Бездумно начинаю приглаживать кирпичную крошку под ногами. Китнисс то и дело шумит за поисками, а шуршанием гальки я, видимо, надеюсь хоть как-то заглушить это. Взять весь шум на себя.

До невозможности хочется поскорее покинуть этот дом вместе с его угрозами. Ведь с каждой ненароком упавшей вещью, с каждый его «вздохом», сердце в груди на какую-то секунду предостерегающе замирает, а потом, так и не дождавшись последствий, продолжает биться в убыстрённом ритме.

– Нашла!– радостно выкрикивает Китнисс. Она поспешно вытаскивает большой альбом из-под груды обломков. Слишком поспешно и слишком резко. Дом издаёт привычный скрип, на который Китнисс даже не обращает внимания. Я же замираю.

Когда с улыбкой на лице, девушка поднимается на ноги, попутно отряхивая и книгу и себя от угольной пыли, раздаётся ещё один треск. И я понимаю, отчего он исходит, позже, чем кричу Китнисс «Беги!»

Одна из стен слегка обвалилась, образуя своеобразный «проход». С противоположной дальней стороны дома как раз из-за этого покосилась крыша. В том-то и загвоздка, что она не упала, но держится устрашающе не прочно.

Девушка поднимает голову и непонимающе смотрит на меня всего секунду, прежде чем над её головой не раздаётся теперь уже последний и оглушительный грохот.

Я понимаю, что делаю. В последнее время мои действия и желания подсознания – совпадают.

Стремительно преодолеваю расстояние в пару шагов, что разделяет меня и всё ещё застывшую в ужасе Китнисс, устремившую взгляд на обваливающуюся крышу.

В уме вертится только одна мысль: «Не позволить умереть!», когда я с силой отталкиваю девушку в сторону как раз в тот момент, когда рушится огромный кусок крыши.

А дальше – ослепляющая пустота.

– Пит!– душераздирающий крик Китнисс – последнее, что я слышу, прежде чем получить удар силового поля.

– Пи-ит!– её голос слишком приглушённый и слишком слабый, доносится издалека, почти неразборчивыми словами. Неужели я опоздал? Неужели не успел всего на пару секунд?

Я одновременно чувствую и боль и спокойствие. Ни голосов, ни крика. Вообще ни единого звука! Из мыслей, всего на пару секунд как будто исчезают переживания, все минувшие события и я не чувствую абсолютно ничего.

Чем яснее я осознаю всю суть случившегося, тем острее чувствую, как тело парализует боль, а лёгкие постепенно лишаются воздуха.

И когда под непониманием происходящего уже собираюсь сдаться, меня начинает сковывать удушье. Как будто воздух вышибают из лёгких, а потом сразу же возвращают на место.

Всё это время я находился под каким-то невидимым, но слишком ощутимым давлением. Словно что-то затрудняло шевелиться, замедляло дыхание и лишало сил. Какое-то время, и это что-то внезапно исчезает, отчего я начинаю кашлять и при этом хватать ртом угольную пыль.

Вспышка. Щелчок. И я с ужасом осознаю, что произошло.

– Пит?– нежно и взволнованно шепчет знакомый голос. Китнисс. Только она могла так разговаривать со мной. Тонкие пальцы лёгкими движениями бережно убирают мне волосы со лба и лихорадочно дотрагиваются до шеи – там, где должен биться пульс.

Мои ресницы дрожат и взлетают вверх. Я так хочу встретиться с её взглядом.

Серые глаза, излучающие одновременно и покровительственный холод и дружелюбие, теперь были переполнены нежностью и невероятным страхом. В них уже застыли слёзы.

Бесконечные вспышки приступов и без того мешают сфокусировать взгляд. Но тут ещё и повсюду витает непроглядная угольная пелена и пыль. Я снова начинаю кашлять.

– Пит.– Я, точь-в-точь, как и в приступе, чувствую быстрое и успокаивающее прикосновение рук на своей шее и щеке. Серые глаза в любой другой момент сливались бы с окружающей обстановкой, но её, невероятно блестят и пронизывают внимательным обеспокоенным взглядом.

Я перестаю задыхаться и теперь уже изредка покашливаю, потому что под рёбрами чувствую сильную боль. Китнисс сразу понимает, что я её слышу.

– Осторожнее,– слабо шепчу я, неотрывно наблюдая за ней.– Впереди силовое поле.

Китнисс смеётся, а по щекам в три ручья бегут слёзы.

– Гораздо сильнее, чем в Тренировочном центре,– продолжаю я.– Но со мной всё в порядке. Так, небольшое сотрясение.

Глаза Китнисс расширяются, и она ещё крепче сдавливает мне плечи.

– Ты был мёртвым! У тебя сердце остановилось,– в исступлении кричит она, прежде чем успевает подумать.

– Ты с ума сошёл?– надрывается Китнисс. Её голос дрожит от несдерживаемых слёз, которые позже падают мне на щёки. Тело то и дело подрагивает, словно её бьёт лихорадка, а не рыдания. Мне и без того больно, но смотреть на неё такую – всё превосходит.

– Ну, сейчас-то оно заработало. Всё нормально, Китнисс,– как можно бодрее отзываюсь я, превозмогая боль. Китнисс кивает, но так и не может перебороть рыдания.

– С тобой всё в порядке?– Теперь наступает моя очередь изучать её внимательным взглядом. Пара царапин еле различимы в темноте, но наблюдая за поведением Китнисс, можно сказать, что с девушкой всё в порядке.

– Ты мог умереть!– кричит Китнисс, не придавая никакого значения моему вопросу.

– Я думал, ты просто скажешь спасибо,– как можно непринуждённее отзываюсь я, натянуто улыбаясь.

По щекам Китнисс всё так же бегут слёзы, но теперь и она позволяет растянуться губам в улыбке.

– Китнисс?– вздыхаю я. Как бы хотелось, чтобы моё недавнее спокойствие теперь передалось и ей.

– Да ладно, это у неё гормональное,– слышится голос Финника.– Из-за малыша.

– Это не из-за…– начинает было Китнисс, но тут же умолкает, с очередным потоком слёз.

Девушка хмурится и придвигается ко мне чуть ближе.

– Что с тобой?– спрашивает она, уже готовая вот-вот сорваться с места и побежать за врачами в город.

Я машинально качаю головой, всё ещё погружённый в то самое время, проведённое на Квартальной бойне. Моя кратковременная гибель и переживания Китнисс, которые она никак не могла так блестяще сыграть на камеры.

– Знал бы ты только, как напугал меня,– шепчет Китнисс, закусывая нижнюю губу и отворачиваясь, сосредоточив внимание на чём-то неопределённом.

Я приподнимаюсь на локтях и морщусь от боли.

– Тебе больно?– обеспокоенно спрашивает девушка.

– Больно за тебя такую,– отзываюсь я.

Китнисс поджимает губы и попутно старается вытереть слёзы с лица тыльной стороной ладони. Её пальцы измазаны в саже, которую она только размазывает по щекам. Неуверенно тянусь рукой к её лицу, так что чувствую её прерывистое дыхание на своей коже. Бережно и осторожно, словно боясь спугнуть самого себя, стираю размытую тёмную полосу с её лица и приподнимаю уголки губ в подобии улыбки. Китнисс тоже благодарно улыбается. В её взгляде почти исчезает былое беспокойство и на смену ему приходит какое-то неясное чувство. Удовлетворённости?

Мне всё-таки приходится оторвать руку от её щеки и глаза Китнисс тухнут в то же мгновение. В них опять стеклится переживание, а лицо становится сосредоточенным.

– Мы не можем находиться здесь долго,– обеспокоенно говорит она, кивая на обломки крыши.– Ты идти можешь?

– Если только чуть медленнее,– неуверенно отвечаю я, остро чувствуя боль в груди и под рёбрами.

– Медленно лучше, чем никак. Надеюсь, у тебя дома есть аптечка,– отзывается Китнисс, помогая мне подняться следом за ней.– И, да, спасибо, Пит.

Краем глаза я вижу, что свободной рукой она бережно прижимает к себе ту самую книгу.

========== 17. ==========

Забота – целенаправленное содействие чьему-либо благу. Стремление сделать лучше, помочь кому-то. Как правило, воздействие играет роль на дорогих людях.

– Не шевелись,– тихо командует Китнисс. Умелыми, но боязливыми движениями она, как можно осторожнее, обрабатывает края ран какой-то обеззараживающей жидкостью. Приятного в этом, конечно же, ничего нет. Зажмурив глаза, я тешу себя единственной мыслью о том, что благо сейчас этим нелёгким делом занимается сама Китнисс, а не врачи.

Я смог. И я успел.

Впервые за это долгое время понимаю, что совершил достойный поступок. Пусть не очень хорошо отыгравшийся на мне впоследствии.

Коротко киваю, пусть и снова вздрагиваю от боли.

Китнисс уверенно продолжает гнуть своё, не позволяя мне расслабиться. Она серьёзна, как и всегда, только сейчас более сосредоточена. Девушка хмурится и лишь изредка позволяет себе отрываться от работы. Я прекрасно помню, как тяжело она переносила дело, касающееся части медицины и вида человеческой крови.

При этом я всегда удивлялся, с какой лёгкостью она убивает животных, но с каким бледным лицом смотрит на свежие раны.

– Потерпи немного, ладно?– говорит Китнисс, обращаясь то ли ко мне, то ли к самой себе.

Пусть девушка искренне благодарна, но я не хочу, чтобы она, таким образом, искупала свою «вину». Внимательно ловлю каждое её слово, каждое движение и осторожное прикосновение к моей повреждённой коже.

– Мне очень жаль, что… Я причиняю тебе неудобства.

Китнисс замирает, так и не начав обрабатывать очередную ссадину. Она наклоняется ближе к моему лицу и хмуро интересуется:

– Скажи мне, Пит, ты случайно головой ненароком не ударялся?

– Нет, я правда…

– Ох, замолчи.– Она обрывает меня на полуслове, выпрямляется и снова смачивает чистый от крови край полотенца обеззараживающей перекисью. Затем с нарочитой небрежностью начинает промокать им очередную глубокую царапину. Я морщусь, но ничего не отвечаю.

Китнисс злится, но спрашивать, на что именно – я не хочу.

Ещё какое-то время мы сидим в молча. Китнисс деловито и бережно обрабатывает даже самые мелкие ссадины. Я же сижу молча, уставившись в окно. День уже наступил, солнечными лучами играя с бликами снега. Шёрстка Лютика, привычно сидящего на подоконнике, тоже отливает необычным золотым светом. Кот отбросил прежнюю неохоту и теперь с интересом наблюдает за происходящим.

В гостиной как никогда царит беспорядок. Но мне не кажется это неправильным. Напротив, дом не выглядит пустым обиталищем, за исключением его ненормального хозяина.

На полу, помимо разных флакончиков с антисептическими средствами, стоит таз, в котором в полу-алой воде отмокает моя рубашка.

Рядом книга, к которой Китнисс даже не притронулась с самого нашего возвращения.

– Зачем это тебе?– спрашиваю я, кивая в сторону небрежно брошенного альбома. Китнисс даже не оборачивается. Словно не расслышав моего вопроса, она молча выжимает остатки воды из полотенца и откладывает тряпку в сторону.

Затем быстрым движением откидывает косу за спину и, наконец, заглядывает мне в глаза.

– Для книги,– просто отвечает она.

Я хмурюсь, не до конца понимая смысла. Книга для книги.

Китнисс видит моё замешательство, и уголки её губ поднимаются в улыбке.

– У моей семьи была книга. В основном её можно считать познавательной. Иллюстрация растений – название, иллюстрация – название. Смысл не в этом,– разъясняет девушка.

Взяв альбом одной рукой, она присаживается рядом, и быстро отерев руки о брюки, открывает его.

Первое, что я отмечаю – старые, пожелтевшие страницы. Значит, книге уже немало лет.

На каждой из них нарисованы вживую, или приклеены, множество фотографий, иллюстраций. По нескольку на одной странице. Свадебное фото мистера и миссис Эвердин, малютка Прим на руках у Китнисс, лесная поляна в цветущее летнее время… всё, что так запомнилось, и с чем было связано счастливое детство. Те вещи, которые вряд ли когда-нибудь забудутся.

Теперь я понимаю, насколько важен для девушки этот альбом.

Китнисс быстро перелистывает страницу за страницей, не позволяя хорошо рассмотреть ни одной фотографии.

– И у меня появилась идея. Что если сделать свою книгу. Книгу… памяти. Заносить в неё что-то из прошлого, что-то из настоящего. Видеть и вспоминать, как было когда-то.

– И как будет потом,– поправляю я, всё ещё с интересом блуждая глазами по истёртым страницам.

Китнисс согласно кивает и задумчиво начинает поглаживать шершавую постаревшую обложку книги.

– Мне нравится,– в конце концов, заключаю я.

Рука девушки замирает, а серые глаза с удивлением и добротой начинают смотреть на меня.

– Серьёзно?

– Конечно. Я уверен – у тебя получится. Ведь здесь столько всего,– я киваю в сторону альбома у неё в руках.

– Такое нельзя забыть.

«Ну-ну».

Я с усилием подавляю усмешку на своём лице, цепляясь взглядом за помятый уголок страницы.

Внезапно, Китнисс вновь становится серьёзной. Добрая улыбка пропадает, превращаясь в тонкую полосу, искренний блеск в глазах – тухнет, и девушка нервно начинает, теперь постукивать по истёртой обложке. И когда я уже пугаюсь, что сказал что-то ненужное, она неуверенно начинает говорить:

– Ты мог бы мне помочь. У тебя ведь тоже были…– Девушка хмурится и закусывает губу. «У тебя ведь тоже были близкие». Я часто думаю об этом. О их смерти. Это покажется странным, но я бы не хотел, чтобы сейчас они находились рядом со мной. Какой-то, совсем крохотной частью души, я радуюсь, что их нет сейчас.

Я не хочу, ведь им приходилось бы страдать так же, как и оставшимся выжившим. Не хочу, чтобы помимо всего, им приходилось делить со мной один дом, одну улицу, один Дистрикт. И дело не в семье. Дело во мне. В том, кем я стал.

Я был бы искренне счастлив, будь они сейчас живы. Но это счастье я бы разделял с самим собой.

Упорно цепляюсь взглядом за книгу, и как не странно, это помогает мне держать эмоции на замке.

Я хмурюсь, открываю рот, собираясь дать ответ, но затем сразу же плотно сжимаю губы.

Раньше Китнисс была безмерно дорога мне. Как и семья. Только братья и родители погибли, а она – единственный родной и такой важный человек, сейчас не боясь, сидит бок о бок с не человеком, который в любой момент может наброситься на неё. Опускаю глаза на свои руки, ранки на которых теперь тщательно промыты, и поневоле начинаю испытывать ещё большее чувство вины.

– Хочешь, чтобы я вспомнил?– Осмеливаюсь, наконец, задать один из главных вопросов, всё это время неугомонно вертящихся у меня в голове.

Китнисс внимательно наблюдает за мной своими серыми глазами, словно как в том самом кошмаре, пытается что-то сказать взглядом.

– Нет,– просто отвечает она, тем самым напрочь ломая все мои предположения, тщательно и логически выстроенные на протяжении этих нескольких недель, проведённых в двенадцатом.

– Тогда зачем всё это?– восклицаю я, совсем забывая об осторожности и настроенном липовом спокойствии.

Китнисс пару раз рассеянно моргает и вдыхает побольше воздуха. Впервые я вижу её растерянность.

– Зачем ты помог мне тогда, в доме?– Так и не дав ответ, она кивает в сторону, словно это самое здание из шлака находится в паре шагов от нас.

Голос внутри меня тоже сгорает от нетерпения, отчего я начинаю волноваться. Раньше все мои поступки, касающиеся девушки напротив, зависели только от его воли. В этот раз я совершил что-то сам, а значит, и сам ручаюсь за ответ.

– Я просто хотел…

– Вот и я «просто хочу» помочь тебе, Пит,– не сдерживается она.

Тонкие пальцы, порхающие по обложке книги, теперь сжимаются в кулак так, что можно отчётливо разглядеть причудливый узор синих жилок на запястье.

– Конечно. Конечно, я хочу, чтобы ты вспомнил. Но я и так слишком многого хотела, и вот к чему это привело,– сквозь зубы шипит она.

Но даже тут я готов поспорить. На девушку слишком много возложили. Слишком многого требовали они.

После известия о настоящей причине смерти моих родителей, я сильно усомнился в верности всего, что мне так усердно вдалбливали в Капитолии. Быть может, я правда чего-то не знаю, или, напротив, знаю, но в жутко искажённом виде? А эта книга – ещё один способ разобраться во всём?

– Хорошо,– в конце концов, отвечаю я.

– Что «хорошо»?– Китнисс устало вздыхает и снова начинает выводить пальцем на обложке книги невидимые узоры, словно это каким-то волшебным образом успокаивает её.

– Когда я могу помочь тебе?

Китнисс непонимающе хмурится, а в её блуждающем взгляде я вижу лишь недоверие.

– С книгой,– добавляю я, усердно удерживая в голове только положительные стороны этой нелёгкой затеи.

Одна мысль о том, что мне предстоит часами напролёт проводить бок о бок с девушкой из соседнего дома, одновременно и обнадёживает и заставляет внутреннего монстра в предвкушении засесть в голове.

Ещё какое-то время требуется Китнисс на то, чтобы уловить суть сказанного, а потом уголки её губ подрагивают от сдерживаемой улыбки. Она кладёт альбом на прежнее место и деловито засучивает рукава свитера.

– С этим придётся немного повременить,– отвечает она, снова усаживаясь на пол возле аптечки.

P.S. Дорогие читатели, сразу прошу прощения за довольно не большой (в отличие от предыдущих) объём главы. Планировала иначе, честно:D Дело в том, что все предстоящие праздники я буду отсутствовать, а так так не хотелось бы откладывать выход главы ещё на неделю, я решила выложить пусть немного, но сейчас. Надеюсь на Ваше понимание!) Обещаю выложить продолжение как только вернусь, то бишь 13-14 мая.

========== 18. ==========

«Любовь всегда одна, ни выстрела, ни вздоха,

Любовь – это когда хорошим людям плохо».©

И так проходит пару дней. Странно, но спустя этот явно небольшой период времени затея с книгой уже не кажется мне такой рискованной. Большую часть времени мы проводим на первом этаже, в гостиной, окружённые несчитанным количеством альбомов.

Оказывается, идея с книгой памяти, как называет её Китнисс, пришла к девушке ещё давно. Это я понимаю в первый же день, увидев все нужные материалы для её осуществления, привезённые заказом из Капитолия.

Помимо работы с альбомами, на днях мы переклеили обои в моей комнате. Я был категорически против, утверждая, что рано или поздно всё равно не удержусь, ведь раньше именно это помогло мне предотвратить приступ. Но теперь настала очередь Китнисс утверждать, что у нас существует лишь «завтра», а от всякого «раньше» следует избавляться, как и от прежних привычек.

От Хеймитча не утаилось, что мы много времени проводим вместе, но он ничего не говорит; не возражает. А лишь бросает задумчивый взгляд, когда видит, как каждый из нас занимается определённым делом.

Я, как можно аккуратнее, вырезаю нужные фотографии из старых альбомов и приклеиваю их уже в новый. Китнисс делает записи внизу.

– Это ты?– искренне удивляюсь и улыбаюсь, глядя на очередное постаревшее фото.

Девочка на нём выглядит как совершенно обычный ребёнок. Без забот, без горя и голода, одетая в хорошую одежду. Длинные тёмные волосы заплетены в две косы, на лице счастливая улыбка. Тогда в семье Эвердин не было Прим, но зато был жив отец.

– Да,– отвечает чистая противоположность той девочки на фото. Жизнь Китнисс можно полноправно разделить на две части: до и после Игр. Начиная с того самого момента, когда умер её отец. Когда со всем былым счастьем можно было распрощаться.

И я не знаю, какую из этих частей можно считать лучшей.

Китнисс поспешно забирает из моих рук фотографию и сама приклеивает её.

Я не возражаю, а для себя лишь отмечаю, что ворошить прошлое впредь буду только мысленно.

В такие дни я всегда узнаю для себя что-то новое. Как ни странно, но Китнисс тоже не является исключением.

В ходе почти страничного письма под, еще не приклеенным фото, девушка внезапно откидывается на спинку дивана.

– Можно тебя кое о чём попросить?– спрашивает она. Я, не задумываясь, киваю, потому что уже знаю – Китнисс вновь попросит вырезать какое-нибудь фото, или принести книгу из комнаты Прим, так как сама она наотрез отказывается в неё заходить. А мне и не трудно.

Девушка кидает на меня виноватый взгляд, и мимоходом постукивает концом ручки по пустому месту в книге, предназначенному под очередное фото.

– Где?– с готовностью спрашиваю я, поднимаясь с места.

Китнисс смотрит прямо на меня. В серых глазах нет ни доброты, ни злобы. Я вообще не могу понять, что сейчас чувствует девушка! Как будто ждёт чего-то от меня, не давая никаких подсказок на выполнение.

Не успеваю даже спросить, чем я должен помочь, как в голове сам по себе всплывает тот самый незаконченный портрет Китнисс. Осознание приходит как раз в тот момент, когда девушка начинает говорить.

– В этих альбомах,– она кивает в сторону стопок постаревших книг разных размеров и расцветок.– Есть не все фотографии. Я часто бывала в лесу, но помню его только мысленно. Да и что уж там, какие-то фото мы уже никогда не получим.

Китнисс судорожно вздыхает, не переставая нервно теребить ручку.

– Вот я и подумала, что если ты…

– Я… больше не могу рисовать, Китнисс,– отвечаю, не в силах больше выдерживать.

Девушка больше не смотрит на меня, а ручка выпадет из руки, прежде чем она успевает это осознать.

– Не можешь?– тихо переспрашивает Китнисс. Я коротко киваю, присаживаясь на край подлокотника, раз уж теперь идти никуда не требуется.

Больше девушка ничего не отвечает. Её губы превращаются в тонкую полосу, глаза ошарашенно и недоверчиво скользят взглядом по написанной странице, словно выискивая подвох не в моих словах, а в книге.

«Ну! Скажи, что они лишили тебя даже этого! Посмотри, каково ей сейчас!»

– Поверить не могу,– рассеянно отвечает Китнисс. Она то и дело качает головой, словно желает отгородиться от плохих мыслей. Догадывается и винит в случившемся лишь себя.

«А кого же ещё?»

– Думаю, со временем это пройдёт.– Я стараюсь её успокоить, хотя сам далеко не до конца уверен в сказанном.

Китнисс горько усмехается.

«Успокоить её решил? Ну-ну, флаг тебе в руки!»

Но мне это и не требовалось, как оказывается. Так же внезапно горькая обречённость рассеивается, и уголки губ девушки подрагивают в предвкушающей полуулыбке.

Она снова поворачивается ко мне, теперь уже в пол оборота. Всё в её движениях, в выражении лица так и излучает непоколебимой уверенностью.

Она прищуривает глаза и чуть наклоняет голову.

– Ты когда-нибудь бывал в лесу?

***

Дурная это затея. Лес. Конечно, я никогда в нём не был! За исключением пребывания на арене в семьдесят четвёртых Голодных Играх. Да и вряд ли это можно назвать настоящим лесом.

В который раз откладываю затупленный карандаш, отрываю небольшой кусок скотча и приклеиваю очередной лист с иллюстрацией из кошмара на стену. Когда приходит ещё один, я снимаю прежние и, нарисовав, клею новые. В итоге, бумаги на это нелёгкое дело уходит немало. Но доктору Аврелию не трудно присылать мне её стопками почти каждую неделю. Пусть думает, что это для книги.

Да и чего уж там таить, я не хочу вновь расстраивать Китнисс.

Отхожу к двери и любуюсь своей работой. Бело-серые, нарисованные карандашом, изображения сливаются всего лишь в один приступ, а это слишком мало.

Единственная картина, которую я не могу повесить – это портрет. Её портрет. А всё потому, что так и не осмеливаюсь его закончить.

Тяжело вздыхаю, в последний раз за сегодня глядя на эту неординарную «галерею» и, выхожу из комнаты, прихватив куртку со спинки стула.

Китнисс будет ждать меня аж в бывшем шлаке, неподалёку от её разрушенного дома. Брешь в заборе встречается почти каждые пару метров, а про ток вообще можно забыть. Но привычки есть привычки. От них, оказывается, не так-то легко избавляться.

Поэтому когда мы встречаемся в назначенном месте, я не задаю девушке лишних вопросов, а просто жду указаний. Здесь мне придётся рассчитывать либо на неё, либо на удачу, которая, как известно, не всегда была на моей стороне.