Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Чёрт бы тебя подрал, солнышко,– рычит у меня из-за спины Хеймитч. Как он ни старается быть грубым, в голосе всё равно сквозит слишком много испуга. Ментор отталкивает меня к стене и бросается к девушке.

– Ну, что ты стоишь? Быстро вызывай врачей.– Мужчина говорит это так тихо, что я даже не сразу понимаю, к кому именно он обращается: к самому себе, или ко мне.

– Пит!– теперь уже гораздо громче зовёт он.– Ты меня вообще слышишь?– по выражению лица его голос должен звучать гораздо громче, чем его слышу я. Приглушённый, словно доносится откуда-то издалека. Коротко киваю, облокачиваюсь о стену, поднимаюсь на ноги и неуверенной походкой выхожу из комнаты, в то время как Хеймитч бесполезно пытается открыть окна, и оказать первую помощь умершей.

Нахожу домашний телефон в прихожей и пытаюсь непослушными пальцами набрать номер скорой. Никаких гудков. Я непонимающе набираю ещё раз и только сейчас замечаю перерезанный телефонный провод. Со злобой кидаю бесполезную трубку в противоположную стенку и выскакиваю из дома, чтобы набрать номер уже от себя.

«Зачем я всё это делаю?»– мысленно задаю вопрос, когда даю точный адрес медсестре на проводе. Мне надоело во всём винить доктора Аврелия, но ведь так и есть! Не отправь, он меня в этот чёртов Дистрикт, ничего бы сейчас не было. Жил бы преспокойной и бессмысленной жизнью в лечебнице, пока врачи бесполезно пытались выбить из меня всю дурь от побочного эффекта яда ос-убийц.

– Выезжаем,– объявляет девушка на проводе, после чего вешает трубку.

***

Они приехали уже довольно давно, и всё это время проводили на втором этаже, пытаясь привести её к жизни. Не знаю зачем, но я тоже нахожусь в этом доме, только внизу. Наверное, просто жду, когда врачи напрямую скажут, что с ней. Я беспокоюсь за Китнисс. Переживаю, но не так, как все люди в похожих ситуациях. Это не обычная человеческая жалость, а страх. Я просто не представляю, что будет со мной, если сейчас потеряю ещё и её.

«Ты будешь счастлив! Этот переродок – враг! Убийца! Не будь её, все твои близкие были бы живы».

Но сам-то знаю, что сейчас этим переродком, являюсь только я один.

– Эй, Пит,– кричит Хеймитч, перегибаясь через периллу лестницы. Голос его смягчился и даже выражение лица сейчас кажется не таким суровым и сосредоточенным, как раньше. Я устало поднимаю на него голову и дёргаю вверх подбородком, как бы говоря: «Ну, что там у тебя ещё?» Ментор ничего не отвечает, а просто жестом зовёт меня подняться к нему. Послушно волочу ногами в сторону лестницы и вскоре оказываюсь на втором этаже, где врачи уже выходят из комнаты девушки. Я тут же прогоняю всю вялость прочь и ускоряю шаг. Хеймитч уже о чём-то увлечённо разговаривает с невысоким мужчиной в белом халате (видимо, главным врачом) и я пользуюсь этим моментом. Почти незаметно и бесшумно пробираюсь в спальню девушки, тихонько прикрыв за собой дверь. На краешке кровати рядом с Китнисс всё ещё сидит одна из медсестёр. Она легко стягивает с рук резиновые перчатки, потом замечает меня и дружелюбно, даже слегка смущённо, улыбается. Но я не улыбаюсь ей в ответ, а вместо этого лишь вопросительно перевожу взгляд с больной на медсестру и наоборот. Девушка, видимо поймав мой взгляд, удовлетворительно кивает и начинает смотреть в окно.

– Вовремя вы нас вызвали,– говорит она,– сейчас всё в порядке. Мы вкололи ей немного снотворного.

Я смотрю на Китнисс, которая всё такая же бледная лежит на кровати. Тёмные волосы свалявшимися прядями разбросаны по подушке. Досок на окнах больше нет, что позволяет мне получше разглядеть основные повреждения. Лицо почти не тронуто царапинами и ожогами, зато бессонные ночи дают о себе знать, большими синяками под глазами. Всё тело разукрашено, когда мелкими, а когда и глубокими ожогами и царапинами. Её кожа ещё слишком тонкая и чувствительная, чтобы так грубо с ней обращаться. Понимающе киваю, неотрывно наблюдая за пострадавшей. Медсестра, в свою очередь, с заботой и беспокойством глядит на меня, немного нахмурив брови.

Она раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но потом вовремя останавливает себя и впопыхах поднимается с кровати. Быстро убирает перчатки в карманы халата, подхватывает рабочую сумку и направляется к двери.

– Мне… жаль,– запинаясь, почти шепчет она, прежде чем выйти за дверь. Я даже не оглядываюсь. За время пребывания в Капитолии, сумел охладеть ко всяким проявлениям жалости. Одними словами делу не поможешь, и это я тоже сумел осознать.

Когда дверь за спиной закрывается, и медсестра выходит из комнаты, неуверенно присаживаюсь на её прежнее место. Китнисс находится рядом так, что я могу видеть, как её плечи медленно поднимаются и опускаются, делая вдох.

А тот, второй я, в это время пытается рвать и метать, да вот только чем дольше я смотрю на то, как ровно дышит рядом она, ненужный голос уплывает всё дальше, а вскоре и вовсе затихает, смиряясь со своей безысходностью.

========== 9. ==========

Обескураженность – это чувство почти всегда сопутствует недостатку веры. Слабое доверие к жизни и обстоятельствам, в свою очередь, является показателем отсутствия доверия и к самому себе.

Она стояла на заснеженной поляне. Зимнее солнце причудливо играло с длинными тёмными волосами и отбрасывало на них несхожие отблески. Жаль, я не мог видеть её лица в тот момент. Девушка стояла ко мне спиной, прямая и грациозная.

Белоснежное платье развивается на холодном ветру, который словно был ей не страшен.

– Китнисс!– зову я, делая шаг к девушке. В тот же миг серые глаза устремляют на меня свой пристальный взор, и в их глубине начинает теплиться надежда.

Девушка разворачивается ко мне лицом и протягивает руку, словно подзывая подойти ближе. Не задумываясь, я ровными шагами преодолеваю заснеженную поляну, в которой узнаю Луговину, и вскоре оказываюсь всего в шаге от прекрасного создания. Лицо незнакомки спокойное, однако, в глазах так и пляшут искорки. Но Китнисс молчит. Во всех моих снах она молчала, а все свои эмоции демонстрировала через взгляд.

На идеальном лице, сейчас нет ни одной царапины, ни одного шрама. Кожа гладкая и белоснежная, какой бывает красивая. Манит и зовёт прикоснуться к себе.

Неуверенно протягиваю руку к её руке и медленно провожу вниз от плеча, наслаждаясь моментом. Воздух вокруг кажется сожжённым от тишины, нарушаемой лишь шумом ветра и моим прерывистым дыханием. Стоит прикоснуться к её коже, и больше не можешь остановиться. Мысленно сказать себе «нет». Я дотрагиваюсь до её локтей, кистей, плеч, шеи…

Лицо девушки не меняется. Оно привычно спокойное и не выдаёт никаких эмоций. Глаза следуют каждому моему движению.

Но я остановился, так и не дотянувшись до щеки, по которой проложила дорожку одна единственная слеза.

– Что случилось?– шепчу я, смахивая кристальную капельку с её лица. Но девушка как всегда молчит. А вместо этого ответ приходит сам собой. Я испуганно отдёргиваю руку. Вместо одной слезинки от прикосновения моих пальцев осталась красная зияющая рана. Я отхожу на шаг назад и вскрикиваю, убеждаясь в своей ужасающей теории.

Широко распахиваю глаза и озираюсь по сторонам, дабы убедиться, что с девушкой из моего сна всё в порядке.

Китнисс всё так же тихонько лежит на краю кровати, почти касаясь кончиками пальцев моей руки. Я неуверенно продвигаю руку немного вперёд, так, что чувствую озноб, исходящий от неё. Но ничего не происходит. Никаких ран от моих прикосновений. Только ощущение того, какая всё-таки холодная у неё кожа. Я обескураженно качаю головой и, в то же время, облегчённо выдыхаю. Девушка слегка морщит лоб, и я тут же отдёргивая руку, спрятав её подальше за спину.

За окном ещё светло, значит прошло всего пару часов с ухода врачей. Не рассчитывал, что она проснётся так рано.

Тут же, длинные тёмные ресницы дрожат и взлетают вверх.

– Пит,– шепчет она, и уголки губ изгибаются в подобие улыбки.

– Привет,– слегка рассеянно приветствую я, всё ещё не оправившись от кошмара.

Серые, как утренний туман над озером, глаза с предельным вниманием ловят каждое моё слово, каждое движения, словно видят всё это впервые.

– Зачем ты здесь?– спрашивает она.

– На то есть много причин…– отзываюсь устало.

– Я не тороплюсь. Как видишь,– поспешно отвечает девушка, приподнимаясь на локтях. Я хочу остановить её, потому что врачи ясно сказали не нагружаться в первое время, но вовремя одёргиваю себя, ещё крепче сжав руку в кулак за спиной.

– Это обычная человечность, Китнисс. Я же не мог позволить тебе умереть. Никто бы не мог.– Девушку мой ответ явно не устраивает, однако она всё равно послушно ждёт.

– Ты сказал, причин много,– настаивает собеседница.– Какая следующая?– нетерпеливо ёрзая на месте и щурясь от яркого света из окон, спрашивает она.

– Для начала ляг, если не хочешь, чтобы вместо меня здесь снова находились врачи.– Китнисс коротко кивает и откидывается обратно на подушку.

– Воспоминания,– колебаясь, отвечаю я.

– Что?– восклицает девушка, снова отрывая голову от подушки. Я недовольно поджимаю губы и жду, когда она снова приляжет на место.

– Воспоминания,– спокойно повторяю, внимательно исследуя её лицо.

– Ты… Ты что вспомнил?– ошарашенно переспрашивает она, окончательно садясь в кровати так, что наши лица разделяет всего пол метра, что уже является не малым достижением. Я неуютно ёрзаю на месте.

– Нет,– поспешно отвечаю, чтобы лишний раз не давать ложных надежд. Китнисс заметно мрачнеет, пусть и пытается это скрыть.

– Давно ты здесь?– как бы, между прочим, спрашивает она, отдаляясь от темы.– В смысле в двенадцатом.

– Около недели. Может чуть больше,– пожимаю плечами, устремив глаза в пол. Не знаю, что именно происходит, но стоит мне хоть на секунду пересечься с пронзительным взглядом серых глаз, как по всему телу пробегает дрожь, и я начинаю забывать о том, что собираюсь сказать.

– Почему они тебя отпустили?– искренне удивляясь, продолжает девушка.

– Не знаю…

Мы молчим, и я, наконец, могу взглянуть на неё. Оказывается, всё это время девушка тайком подглядывает за мной, а как только засекаю её на месте преступления, смущённо опускает глаза.

– Можешь пообещать мне кое-что?– неуверенно прошу я, прожигая её взглядом.

– Всё что угодно,– эхом отзывается девушка, после чего вновь закусывает губу, как будто говорит что-то лишнее.

– Постарайся… Больше нас так не пугать,– серьёзно прошу я. Девушка слегка удивлённо вздёргивает брови и хмурит лоб.

– Нас?

– Думаешь, Хеймитча это стороной обошло?– недоверчиво интересуюсь я. Китнисс лёжа пожимает плечами, а потом медленно опускает веки, словно пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок, а не заснуть.

– А теперь ты пообещай мне кое-что взамен,– шепчет она и в самый неподходящий момент распахивает, как два блестящих гематита, глаза. Я молчу, не в силах вымолвить ни слова под их пристальным взглядом.

– Не уезжай,– как молитву, шепчет она,– пожалуйста.

Я значительно расслабляюсь и еле сдерживаю вздох облегчения. Она просит именно то, на что я, несомненно, могу дать согласие. Ну, хотя бы до тех пор, пока девушка окончательно не поправится.

– Хорошо,– с уверенностью говорю я. Китнисс чуть улыбается и снова прикрывает глаза, на этот раз от усталости.

– Останься,– шепчет она, кончиками пальцев дотрагиваясь до моей руки. Прикосновение такое лёгкое, почти неощутимое, но даже от него по всей коже тут же пробегают мурашки. Я не понимаю, чем вызвана такая необычная реакция на каждое её прикосновение, ведь в душе у меня по-прежнему холодно. Но безразличие всё же лучше, чем ненависть.

***

– Ну, так ведь нельзя, Китнисс!– Последняя доля терпения Сей постепенно уходит на нет. Женщина уже около часа борется с девушкой по поводу ужина, как с маленьким ребёнком. Китнисс упрямо сидит за столом, скрестив руки на груди. Съесть всего пару ложек картофельного пюре для неё кажется преувеличенной нормой.

– Чем ты вообще тут питалась?– размахивает руками Салли, а потом тут же прикусывает язык. Молчание девушки и так говорит само за себя – ничем.

Днём, пока спала Китнисс, мы убирались в доме. Развешивали шторы, наполняли шкафы на кухне, выбрасывали груду ненужных вещей и мусора, а сейчас, Сей, видимо, решила дать мне передышку. Признаюсь, я получаю лишь удовольствие, небрежно сидя на подоконнике и наблюдая за их спорами.

– Ладно,– в конце концов, сдаётся женщина, с шумом кладя почти полную тарелку еды на стол. Китнисс заметно расслабляется и тут же откидывается на спинку стула.– Пойдём, Пит,– говорит Салли, жестом приглашая меня идти следом за ней.

– Нет,– вырывается у Китнисс, и девушка испуганно поднимается с места.

– Я сейчас,– говорю Сей, спрыгивая с подоконника. Женщина кивает и выходит из кухни.

– Ты обещал, что…– лихорадочно начинает девушка, то и дело, качая головой.

– Я вернусь,– пытаюсь заверить её. Держать дистанцию между нами – дело не из лёгких. Сам ведь поставил себе условие: помогать ей, не значит держаться рядом. Значит, стоит следовать правилам.– Правда, вернусь.– Девушка всё так же продолжает лихорадочно перебирать пальцами и качать головой.

– Обещание. Неужели забыла?– решаю предпринять другую тактику, раз уж обычными словами девушку не заверишь. В серых глазах, как в открытой книге, легко читается понимание и Китнисс отрывисто кивает.

– Соседний дом рядом. Он никуда не денется, как и я,– чуть улыбаюсь, и против воли дотрагиваюсь до её плеча. Девушка чуть вздрагивает, а потом тут же успокаивается и замирает. За какую-то секунду дыхание её сбивается. Хотя, может быть, я снова всё это сам себе придумываю, что вполне больше походит на правду.

– Хорошо,– хрипловато отвечает Китнисс. Я поспешно отнимаю руку, и мысленно бранясь на самого себя, поспешно удаляюсь с кухни, даже спиной ощущая на себе её пристальный взгляд.

========== 10. ==========

Осознание – это процесс понимания. Почему человеку так трудно применить полученные знания, понять, что с ним происходит. Это путь к исправлению. Ведь порой достаточно лишь одного слова для того, чтобы изменить взгляд на суть.

Китнисс кричит от кошмаров чуть реже, чем раньше. Замечаю это в первую же ночь. Только вот крепче от этого я всё равно не сплю. Теперь крики гораздо громче, а это не менее ужасно. Не знаю, как сама девушка такое выдерживает. Хотя, она бы и перестала выдерживать, не окажись мы рядом.

Меня вновь и вновь преследует один и тот же кошмар. За одну ночь он снится и не один раз. Стоит закрыть глаза и ненадолго (иначе уже не получится) провалиться в забытьё, как он тут же с готовностью предстаёт передо мной во всей «красе». Раньше мне снились совершенно другие сны. Там она, Китнисс, причиняла боль мне и моей семье. Из прекрасной девушки на поляне превращалась в безмолвного переродка – убийцу. Теперь, мы обменялись ролями. Крик из соседнего дома звучит не только наяву, но и аккомпанирует моим кошмарам. Прямо под стать ужасающим картинкам. Аж в дрожь бросает.

И если бы я только мог, то наверняка кричал бы во сне, как Китнисс. Да, вот только ещё одна из немногих черт во мне так и не изменилась. Исходя из недавнего приступа, я это понимаю.

– Слушай, а почему я не чувствую, когда ты видишь плохие сны?– спрашивает Китнисс.

– Трудно сказать. Кажется, я не мечусь и не вскрикиваю. Наоборот, просыпаюсь – и словно цепенею от ужаса.

Вновь и вновь прокручиваю эту фразу в голове, пока снова не погружусь в беспокойный сон. Ночь становится для меня самым беспокойным временем суток.

***

– Да, так и было,– нарочито бодро отвечаю я доктору.

– И приступов не последовало?– раз в пятый интересуется тот.

– Нет,– как можно сдержаннее отвечаю я.

– Хочешь сказать, что сам вызвал скорую для мисс Эвердин и после этого ещё смог пробыть рядом с ней какое-то время без приступов?– не отступает доктор.

– Да,– вздыхаю я. Аврелия так удивили произошедшие события, что он, буквально позабыв обо всём своём наигранном терпении, теперь засыпает меня вопросами.

– Потрясающе,– снова выдыхает психиатр, после чего следует небольшая пауза. Наверняка, опять что-то заносит на свои бумаги. Уже представляю его, склонившегося над рабочим столом, одной рукой лихорадочно чиркающего в блокноте, а другой, держащего кружку с утренним напитком, при этом поддерживая трубку плечом.

– И давно это у тебя?– спрашивает он, отрывая меня от чашки с кофе. В последнее время я часто пью, скажу так, эту, не очень полезную, штуку. Может быть, для здоровья она и не благотворна, однако, только благодаря ей я могу не выдерживать каждодневные ночные муки и не валиться с ног днём.

– Что именно?

– Отсутствие приступов.– У меня вырывается короткий смешок относительно его теории.

– Отсутствие?– переспрашиваю я.

– Именно.

– У меня не было приступов всего один день, а вы уже считаете это достижением,– презрительно усмехаюсь я, хотя в душе тайно всё равно надеюсь на то же.

– Ты принимаешь выписанные мною таблетки?

– Да,– по инерции, отвечаю я, внутренне кривясь гадким препаратам. Ещё чего не хватало.

– Ты принимаешь мои антибиотики, Пит?– с той же интонацией повторяет доктор. Он только что задавал этот вопрос! Какой смысл? Всего секунда, и я вдруг понимаю, в чём здесь подвох. Таблетки мне присылают из Капитолия каждую неделю, так как на больший срок их не хватает. А новая пачка ещё не приходила… Молчание говорит само за себя и на другом конце трубки слышится тяжёлый вздох.

– Ничего не понимаю,– рассеянно бормочет Аврелий, и снова я представляю его. Откладывает блокнот на край стола, небрежно кидает ручку в карандашницу и устало потирает шею.

– Прости, Пит. Я пока не могу с тобой договорить. Нужно бы пересмотреть пару решений.

– Что значит пересмотреть пару решений?– тут же встреваю я, прежде чем доктор успевает повесить трубку.

– Думаю, я и вправду поторопился. Всё же стоило ещё хотя бы немного подержать тебя в Капитолии…

– Нет!– Я не даю ему договорить и сам слишком резко поднимаюсь из-за стола. Кружка с кофе покачивается, и часть её содержимого выплёскивается за края.

И снова вздох. Представляю, каково доктору каждый день общаться с таким трудным пациентом как я, но тут уж ничего не поделаешь.

– Я не понимаю тебя, Пит. Чуть больше недели назад ты точно так же отказывался ехать в Двенадцатый и покидать столицу. А сейчас, когда я предлагаю тебе вновь туда вернуться, ты отказываешься!– Аврелий тщательно старается совладать с собой, однако, его смятению даже по голосу не слышно границ.

– Мнение изменилось.

– Едва ли?– устало интересует доктор. «Ну же, не молчи! Скажи что-нибудь, отчего он тут же изменит своё решение!» Я ненадолго цепенею, от еле слышимого голоса внутри. Раньше я его никогда не слышал…

– Дайте мне шанс. Ведь когда-то вы сами так говорили,– уверенно произношу я, вспоминая слова доктора у поезда.

– Говорил, и не отрицаю. Но я имел в виду не это, Пит.– Можно подумать я читаю мысли или обладаю интуицией, чтобы догадываться, какой скрытый смысл имели слова доктора.

–Но это уже не важно. Вы так сказали,– настаиваю я. Мужчина натянуто молчит. Даже его, наработанная долгой практикой выдержка, иногда может не выдерживать.

– Я позвоню вечером,– слегка напряжённо отвечает доктор, после чего в трубке раздаются короткие гудки.

***

Я сижу за столом в пол оборота и бездумно вожу карандашом по чистому новому листу. Подумать только, они отобрали у меня и это. Точнее нет. Я до сих пор хорошо рисую, но просто не могу этого делать. Морально. Словно какая-то частичка в уме стёрлась, как и большинство воспоминаний. Раньше мне нравилось рисовать. Я любил это. А теперь – просто не знаю. Не помню. Рассчитываю понять по прошлому, но и его я тоже не вижу, так как на большей части моих картин была изображена она.

Украдкой смотрю в сторону окон соседнего дома. Сейчас ещё слишком рано, но шторы на втором этаже чуть раздвинуты. Учитывая то, что последние несколько часов я не слышал криков – Китнисс больше не спит.

Всё ещё не смирившийся с безысходностью своего положения относительно рисования, я поднимаюсь с места и подхожу к окну, опираясь руками о подоконник и прислонившись лбом к холодному стеклу.

Короткий, но настойчивый стук в дверь вынуждает меня отстраниться от форточки и пойти встречать нежданного гостья. На пороге может стоять кто угодно (за исключением Хеймитча. Он в такую рань вряд ли стал бы заявляться). Ненадолго эта мысль заставляет меня остановиться прямо перед входом, но я тут же беру себя в руки, распахиваю дверь, принимаю бесстрастный вид, который тут же рассеивается, стоит мне увидеть на пороге светло-русую головку подруги.

– Делли!– одновременно радостно и удивлённо восклицаю я. Девушка стоит уже на последней ступени, видимо, собираясь уходить домой. В зеленовато-голубых глазах пляшут радостные искорки. Я не успеваю толком ничего сообразить, как девушка перепрыгивает сразу две ступеньки, ловко обвивает меня вокруг шеи, при этом поднимаясь на носочки, и крепко обнимает.

– Пит, как же я рада тебя видеть,– шепчет она. Знакомая, слишком-слишком знакомая Делли сейчас стоит рядом. Я помню почти все моменты из детства, связанные с ней. Эта хрупкая девушка стала для меня настоящей сестрой.– Я думала, что ты не вернёшься в ближайшее время,– произносит она, чуть отстраняясь от меня.

– По-моему тоже,– натянуто улыбаюсь я, вспоминая недавний разговор с доктором Аврелием.– Заходи,– предлагаю я, чуть шире раскрывая входную дверь. Делли согласно кивает и, всё ещё с улыбкой на лице, заходит в дом. Я следую за ней.

– А здесь всё так же,– с лёгким благоговением в голосе, произносит девушка, оглядываясь по сторонам. Я пожимаю плечами, глядя на подругу, а не на привычный дом. Стараюсь ухватиться за любое воспоминание, связанное одновременно и с Делли и с девушкой из соседнего дома, но таких, увы, не нахожу. Единственное, и самое недавнее, что приходит на ум – Дистрикт тринадцать. Но оттуда ничего хорошего взять нельзя, это я могу сказать без сомнения.

– Как ты?– спрашивает Делли, выгоняя меня из задумчивости.

– Хорошо,– честно отвечаю я. Для врачей это была заученная фраза. Для подруги – чистая правда. Делли удовлетворённо кивает, и идёт дальше, в кухню. Я мысленно чертыхаюсь, когда вспоминаю, что оставил листок с начатым рисунком на столе. Как только Делли заходит внутрь, то зеленоватые глаза тут же скользят по незаконченной работе. Я прохожу мимо девушки и сажусь на край стола так, чтобы листа не было видно. По лицу подруги я сразу замечаю, что она всё понимает. Нервно теребя одной рукой край бежевого свитера, она подходит чуть ближе ко мне и уже собирается что-то сказать, но я вовремя опережаю её. Делли явно пришла не чай пить. Она, как и все, хочет серьёзного разговора.

– Прошлое зарыто, Дел. Его больше нет, понимаешь?– Девушка отрешённо качает головой.

– Я изменился. Она,– киваю в сторону соседнего дома,– тоже.– Но Делли, словно не хочет ничего слышать. Подойдя к столу, девушка осторожно проводит по незаконченному рисунку рукой. На этот раз я не сопротивляюсь.

– Ты, наверное, думаешь, что я, как и все пришла с тобой серьёзно поговорить,– с грустной улыбкой произносит она, цитируя мои недавние мысли. Иногда мне кажется, что я словно открытая книга. Люди с такой лёгкостью повторяют всё, что я не осмеливаюсь сказать вслух… Это, вроде бы, и пугает и радует одновременно.

– Изменились все, Пит,– продолжает она.– Но если только внешне.

Я презрительно усмехаюсь и отвожу взгляд в сторону.

– Изменились внешне,– твёрдо повторяет девушка,– но здесь изменить не способно ничто,– говорит, почти что шепчет, Делли, и я чувствую лёгкое прикосновение её, значительно маленькой, ладони у себя на груди в том месте, где непрерывно бьётся, скупившееся на чувства сердце.

– Они не могли этого отнять.– В голосе подруги столько уверенности, столько призыва, что слова так и остаются витать в воздухе. Я цепенею и безмолвно наблюдаю за, внезапно посуровевшим, лицом девушки. Такие мягкие черты сейчас превратились в чёткие линии, а невинные зеленоватые глаза в холодные камни хризопраза.– Подумай об этом,– советует она, отнимая руку, и направляясь к гостиной по коридору. Я не тороплюсь её останавливать, всё ещё поглощённый сказанными словами. Когда входная дверь с лёгким шумом закрывается, вновь припадаю к окну, но так и не слежу за Делли. С облачного неба большими хлопьями опускаются первые снежинки. Они всеми цветами радуги красиво переливаются на зимнем солнце и медленно ложатся на примулы у соседнего дома.

========== 11. ==========

Понимание – более или менее правильное восприятие выраженной мысли. Это постижение смысла и значения чего-либо. Понимание может относиться как по отношению к кому-то другому, так и к самому себе.

– Привет, Пит,– улыбается Сей. Женщина суетливо направляется к дому Эвердин, накинув на голову платок, чтобы хоть как-то отгородиться от снега.

– Доброе утро,– говорю в ответ, лишь мимолётом взглянув в её сторону. Хеймитч был прав. Дверной замок совсем разболтался, и пробовать открыть его ключом нет смысла.

После ухода Делли от нечего делать я решил заняться его починкой, хотя сомневаюсь, что смогу здесь что-то исправить.

– А, Салли, подождите,– поспешно зову я, совсем позабыв об одной вещи. Не дожидаясь ответа, поднимаюсь с корточек перед дверью на ноги и забегаю в дом. Хлеб должен быть ещё тёплым. Часть я отнёс Хеймитчу, а часть собирался оставить. Но самому мне он ни к чему. Быстро заворачиваю часть буханки и снова появляюсь на крыльце.

– Передадите?– спрашиваю я, глядя на окна соседнего дома, а не на женщину.

– Может быть, сам и передашь?– чуть улыбается она, одной рукой поправляя платок, из-под которого виднеются золотые, поседевшие пряди. Я хмурюсь и чуть качаю головой.

– В другой раз,– извиняюсь, кивая в сторону замка, которой раньше валялся у двери, а уже сейчас почти целиком запорошен снегом. Женщина беспрекословно кивает и принимает из моих рук хлеб.

– Я передам, что это от тебя.

Благодарно ей улыбаюсь и вновь возвращаюсь к двери.

***

С замком я провозился до самого обеда. Салли уже успела уйти к тому времени. Улыбнувшись на прощание, она направилась прочь из Древни Победителей. Наверняка, помимо заботы о нас у неё есть и свои дела.

Пусть пальцы окоченели, а в глазах уже рябит от белого снега, но работой я доволен. Прежде чем зайти обратно в дом, пару раз проверяю замок для того, чтобы убедиться, всё ли сделал правильно. Поднимаюсь на ноги, отряхиваю колени от снега и оборачиваюсь. Небольшая заснеженная поляна перед домами, чуть яркое зимнее солнце…

Она красивая. Слишком красивая, отчего на душе становится только хуже. Неуверенно выходя на крыльцо своего дома, Китнисс сначала смотрит под ноги, то ли не замечая меня, то ли попросту выжидая нужный момент. Как только наши взгляды пересекаются, на лице девушки не остаётся ни следа задумчивости. Радостно улыбаясь, и она уже поспешно бежит в мою сторону. Девушка почти сбивает с ног, но я вовремя успеваю её подхватить и мы оба летим в сугроб – я снизу, она сверху – и целуемся, впервые за несколько месяцев.

Мне уже не нужно время, чтобы понять, что происходит. Разве что пару секунд на осознание реальности. Несколько раз моргаю, чтобы хоть как-то размыть картинку перед глазами, наощупь за спиной нахожу дверную ручку и вваливаюсь в дом. Тяжело дыша, прислоняюсь к стене и опускаю веки. Губы до сих пор приятно покалывает от воображаемого прикосновения её губ. Ошарашенно прикасаюсь к ним и отрешённо качаю головой. Мне ведь даже нравилось это раньше…

Картинки встречи перед Туром Победителей ещё вспыхивают в голове, но я привыкну подавлять приступы. Со временем.

***

Когда тем вечером звонил доктор, ничего нового я так и не услышал. Конечно, Аврелий понимает, что теперь выписывать мне таблетки нет никакого смыла. В итоге, он просто звонит мне почти каждый день с одними и теми же вопросами.

Каждый раз, когда к Китнисс заглядывает Сей, я перехватываю её и передаю что-нибудь для девушки. Салли всегда всё принимает, но недоумевает, почему я сам не могу заглянуть к соседке. Всегда избегаю ответа на этот вопрос. Я ведь никуда не уезжаю, а значит – обещание не нарушено. Тогда почему чувство вины просыпается внутри каждый раз, стоит мне снова передать небольшой гостинец через Салли?

Делли не заглядывала, чему я, отчасти, рад. К Хеймитчу захожу почти каждое утро. Приношу хлеб, пока он спит, и ухожу обратно. Мне достаточно лишь убедиться, что с ментором всё в порядке. Что он жив и здоров.

Я не сплю по ночам уже которой день. Держаться в реальности помогает только кофе и вспоминание каждодневного кошмара. Стоит мне вспомнить ужасный сон, как всё желание заснуть тут же пропадает. Когда мне не остаётся ничего делать – пробую рисовать. Карандашом, без красок и на обычной бумаге. Но даже так, мало что выходит. Жизнь становится однообразной, как в лечебнице, и я готов сойти с ума от этого.

***

Серые глаза. Спокойное выражение лица. Идеальная белоснежная кожа. И кровь. Боль, которую я причиняю ей в своём сне. Неестественные алые губы размыкаются в беззвучном крике. Только он совсем не беззвучный.

Ошарашенно распахиваю глаза и тут же сажусь в кровати. Крик из соседнего дома идеально сплетается с моим кошмаром и создаёт один ужасный сон на двоих. Лихорадочно откидываю одеяло и поднимаюсь на ноги. Мне уже кажется, что я чувствую себя бодрее, когда не сплю. Быстро натягиваю брюки и футболку, раздвигаю шторы и тут же щурюсь от яркой белоснежной вспышки. В глазах ещё какое-то время пляшут разноцветные пятна, однако мне удаётся понять, что за окном уже довольно светало. Мимолётом умываюсь, и даже не накинув на плечи куртки, поскорее выскакиваю на улицу.

После того случая, дверь в её дом всегда не заперта, поэтому мне не составляет никакого труда войти внутрь. Здесь крики слышатся гораздо отчётливее, но не менее ужасно. Прежде чем успеваю подумать, стремительно поднимаюсь на второй этаж, то и дело, спотыкаясь в темноте. Сердце невозможно колотится, глубокими ударами разносясь по всему телу. Дыхание сбивается, в глазах темнеет, от резких движений. Как только добираюсь до нужной двери, стремительно её распахиваю, но вся решимость тут же ускользает, стоит мне оказаться всего в паре шагов от неё. Истошный крик висит в комнате; эхом отдаётся от глухих стен. От него самому хочется завопить, отгородиться и забраться в самый дальний угол.

Китнисс, обхватив колени руками, лежит на краю кровати. Одеяло валяется совершенно в другой стороне.

«Вспомни, зачем ты пришёл. Посмотри на неё. Не стой просто так!»

Мысленно слышу голос. По сравнению с её криками он похож на неразборчивый шёпот, но этого вполне достаточно, чтобы вернуть меня в реальность.

– Китнисс,– зову и только после этого осознаю, какой тихий у меня голос, по сравнению с её