Текст книги "Завтра (СИ)"

Автор книги: art deco out on the floor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

В мыслях за какую-то долю секунды всплывает сразу несколько вариантов возможных причин и среди них я успеваю отметить, слишком ужасные. Точнее нет. Они приходят в голову первыми.

Кожу обдаёт невероятным холодом, который никак не относится к неблагоприятной погоде. Кровь в жилах холодеет, когда я слышу её крик – первое по счёту предположение.

Но было уже слишком поздно. Не в силах предпринять хоть какие-то меры, я по чужой воле скрываюсь в тёмных стенах своего дома. Её крик эхом разносится в голове. Он словно сжигает весь воздух. Рвётся, надрывается и пытается достучаться. Но я уже действую с несвойственной мне уверенностью. Отточенные действия, уверенный подход. Только мысли всегда мои. Я понимаю, что совершаю, но ничего не могу сделать. Это как утопление.

Я иду ко дну. Над головой шумно перекатываются волны; смыкается вода. Ногами пытаюсь зацепиться за илистое дно. Я уже ничего не вижу – только смутные полосы света, скользящие в глубине. Я погружаюсь в бездну сознания. Мне хочется закричать, но горло сковала вода – воля. Я не могу издать ни звука. А удушье только нарастает. Сознание меркнет.

И внезапно всё это заканчивается. Как будто рукой снимает. Глаза не застилает матовая пелена, а действия снова принадлежат мне. В ушах ещё стоит звон от её крика, но вскоре и он затихает, оставляя на своём месте непривычную зияющую тишину.

Ошарашенно припадаю к холодному оконному стеклу и изумлённо моргаю пару раз. Крик и вправду стих, а одно единственное окно на втором этаже соседнего дома, озаряет тусклый тёплый свет.

***

Я сижу в кухне за столом, на первом этаже и внимательно вглядываюсь в незаконченный портрет, словно в ожидании того, что воспоминания о ней, придут сами собой, когда из коридора доносится короткий стук в дверь. Поспешно убираю «творение» и иду встречать нежданного гостя. А точнее, как оказалось, гостью. Замираю в проходе, всё ещё с опаской и недоверием, вглядываясь в знакомые черты лица, которые пару секунд назад видел, набросками, изображёнными на листе бумаги.

– Не помешала?

Но девушка робко улыбается, и я более-менее расслабляюсь. У неё просто восхитительная и такая редкая улыбка. Каждый раз, при виде неё, я словно попадаю в иной прекрасный мир. В круг несбыточных иллюзий.

На Китнисс надет всё тот же свитер, который так понравился мне ещё вчера, а сверху обычная куртка. Волосы уже не влажные, а ухоженные, собраны в привычную косу, при этом были тщательно расчёсаны. И всё хорошо, если бы не признаки её явного недосыпа.

Ловлю себя на том, что откровенно пялюсь на неё, поэтому поспешно отвожу глаза.

Рассеянно качаю головой и отхожу на шаг в сторону.

– Проходи.

Девушка с благодарной улыбкой заходит внутрь, попутно отряхивая одежду и волосы от снега. Пытается навести на себя, совершенно повседневный вид и привычное настроение. Думает, что я не знаю о её недавнем кошмаре.

Закрываю дверь уже изнутри, и лихорадочно выдыхаю, пользуясь тем, что стою к Китнисс спиной.

Сердце невероятно сильно стучит в груди, отчего глухие удары буквально разносятся по всему телу.

С готовностью разворачиваюсь лицом обратно к девушке и слегка удивляюсь, когда вижу её, с интересом и задумчивостью разглядывающую одну из моих картин на стене.

– Только я пришла по другому делу,– задумчиво начинает она, не разворачиваясь лицом, чему я безмерно благодарен.

Удивлённо вздёргиваю брови и скрещиваю руки на груди. В это время девушка плавно переводит взгляд на другую картину.

Проходит ещё около минуты, прежде чем Китнисс вновь начинает говорить.

– Ну, вообще-то, я хотела кое-куда тебя сводить.

Непринуждённость в её голосе вводит меня в ступор. Она разговаривает так легко и спокойно, словно мы общаемся душа в душу уже долгое время. Хотя, может быть, раньше так и было. Мне этого уже никогда не узнать. Зато Китнисс всё прекрасно помнит. Но могу ли я доверять ей после всего случившегося?

«А после чего именно?»

Мысленно молчу. Ведь на самом деле, я и не видел собственными глазами смерти моих родных. Версия о том, что их убила именно она, дошла до меня в Капитолии.

«Так почему тогда ты так легко поверил, а сейчас отказываешься от правды?»

– И куда же?– поспешно спрашиваю я, лишь бы поскорее закончить этот мысленный монолог.

Китнисс уже собирается ответить, когда в доме раздаётся громкий звонок телефона.

«Чтоб его».

– Это доктор Аврелий. Побудешь здесь, пока я отвечу?– спрашиваю на ходу. Китнисс отрывисто кивает, всего на мгновение, отрывая взгляд от картины.

Как только дохожу до кухни, беру в руку телефонную трубку и глубоко выдыхаю, прежде чем приложить её к уху.

– Слушаю,– как можно спокойнее, приветствую человека на проводе.

– День добрый, Пит.

– Добрый,– эхом отзываюсь я. Нужно поскорее закончить с этим разговором. Не хочу, чтобы Китнисс приходилось ждать, как и, равносильно, чтобы доктор узнал о нашем общении.

– Я не помешал?– Аврелий всегда начинает разговор именно этим вопросом. Можно подумать, что у меня так много дел…

– Нет,– через силу, отвечаю я.

– Но я ненадолго. В принципе, как всегда.– Доктор говорит с таким предельным спокойствием, что от него мне становится только сложнее держать себя в руках.

– Отлично. Тогда чего же мы ждём?– спрашиваю я, нервно переступая с ноги на ногу. Но доктор, как раз, не торопится начинать. В трубке слышится шелест бумаги, значит, он снова собирается что-то заносить в свой блокнот.

– В последний раз мы общались…– непринуждённо начинает он.

– Вчера утром,– я коротко отвечаю. На какое-то время в трубке воцаряется молчание, а затем следует очередной бумажный шелест.

– За это время приступов не было?

За всё то время, что я пробыл в окружении врачей, они все как один, твердили мне, говорить всё как есть. Не скрывать и не врать. Доктора убеждали, что от этого будет только хуже. И, скорее всего, они были правды, но только ложь иногда, может действовать и во благо.

– Нет,– коротко отвечаю я, всё ещё с содроганием вспоминая приступ, случившийся совсем недавно.

– Это хорошо,– обыденно отвечает Аврелий. Он как будто чувствует слова насквозь. Во мне тут же срабатывает чувство вины, ведь доктор хочет помочь, а я бесстыдно вру ему. Но, вместе с тем, просыпается и другое чувство. Что-то вроде осознанности и справедливости. Как будто я поступаю правильно, когда вру ему сейчас. Словно от этого мне станет только лучше. Хотя, может быть, оно так и случится. Кто знает?

– А сны? Ты всё ещё видишь кошмары?– продолжает он.

Здесь мне не с чем спорить. Мне снится она. Китнисс. И я там тоже есть. Луговина, как заснеженная поляна. Чуть яркое, зимнее, закатное солнце. Её невероятная красота. И мои смертоносные прикосновения.

– Да.

Доктор ненадолго замолкает (наверняка опять делает какие-то пометки) и этого мне хватает для того, чтобы расслышать еле уловимый шорох из гостиной. Китнисс всегда передвигается почти бесшумно, и сейчас я еле улавливаю шум её шагов. Как она поднимается по лестнице. На второй этаж. Где самая первая дверь ведёт в мою спальню.

Моментально, весь воздух, как будто вышибают. Тело пробивает крупная дрожь и я, насколько это позволяет телефонный провод, подхожу к дверям кухни, ближе к гостиной. Китнисс там нет. Сердце успевает пропустить сразу несколько ударов, когда я осознаю, какие могут быть последствия этого «визита». Внутри всё буквально переворачивается; сжимается в тугой плотный узел.

–…думаю, у тебя поучится. Только подожди и не торопись. У меня только один совет. Так ты согласен?

Погружённый в свои собственные мысли, я не сразу улавливаю слова доктора.

– Что?– выдыхаю я, готовый в любой момент сорваться с места. Аврелий молчит. Это молчание, рано или поздно, сведёт меня с ума!

– Пит, у тебя всё в порядке?– обеспокоенно спрашивает он.

Её крик, и я уже срываюсь с места. Плевать на то, что подумает доктор. Пусть после этого забирает меня куда захочет. Может, это будет даже лучше. Теперь отгородит меня от Китнисс. Я не хочу находиться рядом, если из-за этого ей будет хуже. Хотя, сейчас всё только к этому и ведёт.

Не замечаю, как уже поднимаюсь по лестнице и оказываюсь на втором этаже. Дверь в мою комнату, как и думал, приоткрыта. Не мешкая, влетаю в неё и тут же натыкаюсь на Китнисс, которая молча стоит всего в шаге от выхода, и ошарашенно вглядывается в иллюстрации на стенах. Я опоздал.

========== 14. ==========

Ложь – обман

Обман – предательство

Предательство – жестокость

Жестокость – боль

Боль – …

Я быстро хватаю Китнисс за руку и буквально выволакиваю прочь из комнаты.

Она молчит. Только пара слезинок беззвучно стекает по щекам. Кажется, увиденное, на время лишает её дара речи.

– Не стоило тебе туда ходить. Не нужно было,– то и дело повторяю я, пока мы спускаемся вниз. Точнее спускаюсь я и волочу Китнисс за собой.

На ходу кладу оставленную телефонную трубку и усаживаю девушку на один из стульев в кухне. Она безропотно подчиняется. Лихорадочно пытаюсь нашарить стакан в буфете, но руки совсем не слушаются. Как будто мысли, желания и действия следуют каждые по-своему. Как можно скорее наливаю Китнисс воды, но она, как будто не замечает, или просто не хочет замечать. Неотрывно наблюдает за мной, словно видит такого впервые.

– Китнисс, пожалуйста, прости меня. Тебе и вправду не стоило туда ходить.

Невероятное желание утешить девушку, успокоить и обнять, парализует меня. Что должен делать? Если подойду ближе, то, наверняка, только сильнее её напугаю. Отойду дальше – обижу.

Проходит немало времени, прежде чем Китнисс начинает говорить.

– Почему?– только и спрашивает она, с непроглядной горечью в голосе и какой-то необъяснимой обидой в глазах.

– Что почему?– через силу, как можно мягче, переспрашиваю я. Слишком много усилий тратится на это.

Китнисс вздыхает и отрывисто качает головой, как будто удивляется, из-за чего я её не понимаю.

– Почему ты не говорил мне об этом?

О чём? О том, что со мной делали в Капитолии? О том, что после этого я окончательно и бесповоротно стал ненавидеть её? О том, что эта ненависть теперь проявляется в приступах?

– Ты и так всё…

– Нет! Я не знала, что это… Так,– жёстко обрывает она, качает головой и поднимается с места, крепко вцепившись пальцами в край стола. Я не двигаюсь.

– Мне жаль… Китнисс,– я запинаюсь на её имени,– что ты всё это увидела. Но пойми…

Девушка с грустью в глазах внимательно слушает меня. На лице читается столько страха, столько боли и презрения к себе.– Так будет лучше.

– Да как, Пит? Как лучше? Неужели ты не понимаешь?

Изнутри пробивает мелкая дрожь, когда она зовёт меня по имени. Слишком непривычно слышать это вновь.

В её глазах снова поблёскивают непролитые слёзы, и я уже жалею, что начал этот разговор.

Нервно сжимаю руки в кулаки, готовый вновь и вновь доказывать Китнисс правоту своих действий, но внезапно, так, что я даже не успеваю толком ничего сообразить, девушка порывисто обнимает меня. Вот, вроде бы, всего пару секунд назад стояла у стола и прожигала меня серыми глазами, а теперь уже болезненно и надёжно цепляется за шею. Так здорово чувствовать её рядом. Та самая девушка у меня в объятиях. Такое неожиданное счастье, сладкая истома. У неё восхитительный запах, смешанный с алоэ и растительным молочком. Мягкие волосы и нежные прикосновения.

Руки сами собой медленно смыкаются на её талии.

Испуганно вздрагиваю, когда понимаю, что не контролирую свои действия и мысли, но всё равно не отстраняюсь.

«Не имею права».

– Вас так мало осталось,– шепчет Китнисс, утыкаясь мне в плечо.

– Нас?

Девушка отстраняется для того, чтобы в очередной раз заглянуть в глаза.

– Тех, кто мне дорог,– коротко отвечает она, и от этого признания, по всему телу пробегает мелкая дрожь. Не от страха, не от приступа, а от чувства спокойствия. Так, словно я услышал что-то поистине нужное мне сейчас.

Я молчу. Просто не хочу рушить момент. Настолько заворожён её словами.

– Что сказал доктор Аврелий?– как бы между прочим, спрашивает Китнисс, тем самым, спуская меня с небес на землю. Ведь это могут быть последние минуты, проведённые рядом с девушкой. А потом меня вновь заберут в Капитолий, поместят в лечебницу, под круглосуточный надзор врачей и я больше никогда её не увижу.

– Идём,– уже на ходу, бросаю я.

– Куда идём?– Китнисс явно растеряна и не осознаёт причину моей резкой смене настроения.

– Не важно! Просто следуй за мной. По пути всё объясню.

И она идёт.

***

– Скажи, что будешь самостоятельно следить и контролировать моё самочувствие.

– Прекрасная идея! Особенно учитывая то, что я обещал Аврелию то же самое около месяца назад, когда забирал тебя из Капитолия,– Хеймитч язвительно усмехается, набирая контактный номер доктора.– И посмотри, к чему это привело,– ментор вздыхает, отходя с телефоном к окну.

Я раскрываю рот, чтобы предложить ему очередной повод на то, чтобы убедить доктора Аврелия оставить меня в двенадцатом, но Хеймитч тут же просит замолкнуть. Китнисс неуютно топчется в дверях, всё ещё не до конца понимая смысл нашей взвинченности и спора.

– День добрый.

Приветливость Хеймитча выглядит совершенно неуместно. Ментор стоит, небрежно облокотившись о стену и покручивая в одной руке полупустую бутылку дорогого виски, видимо, привезённого ещё из Капитолия. И я не могу не улыбнуться при виде такого странного совмещения.

Затем следует молчание. Хеймитч неодобрительно хмурится и внимательно слушает всё то, что ему высказывает Аврелий. То и дело он халатно забывает про свою приветливость и обращает в мою сторону злой взгляд.

– Пит,– как можно тише, зовёт Китнисс из-за спины. Но Хеймитч с перекошенным лицом, уже лихорадочно машет бутылкой в руке в сторону двери, тем самым, без слов, настаивая на том, чтобы мы убирались отсюда.

Я молча разворачиваюсь и покидаю дом первым лишь для того, чтобы придержать дверь для девушки, которая идёт следом за мной.

– Что случилось?– она повышает тон и уже не боится быть услышанной. От разговора не отвертеться. Но мне так не хочется нагружать Китнисс ещё и своими проблемами.

– Ты, кажется, хотела мне что-то показать?– интересуюсь я, как бы между прочим.

Китнисс явно обескуражена такой смене разговора.

– Я не…

– Расскажу всё по дороге,– спешу оправдаться, и уже направляюсь в сторону выхода из Деревни Победителей. Но вряд ли, Китнисс нашла бы что-то интересное в её пределах.

***

Мы идём молча. Слышится только тихий скрип снега под нашими размеренными шагами. Остатки жителей двенадцатого в зимние вечера предпочитают отсиживаться в своих новых отопленных домах. Как бы и я сейчас хотел хоть на время стать одним из этих самых обычных жителей.

Китнисс идёт следом. Ей, на самом деле, хочется поскорее во всём разобраться. Но девушка терпеливо молчит. Не хочет давить.

– Доктор Аврелий звонит мне почти каждый день,– неуверенно начинаю я, бездумно глядя себе под ноги. Я не смотрю на Китнисс, но прекрасно чувствую на себе её взгляд.– Мы заранее договорились с ним об этом. Чтобы хоть как-то иметь дело в виду, доктор спрашивает меня о приступах, снах и общем самочувствии…

– И сейчас что-то пошло не так?– предполагает девушка.

Я непринуждённо качаю головой, слегка озадаченный её взволнованностью.

– Нет. Нет, всё… Хорошо.

– Тогда почему они хотят вновь забрать тебя в Капитолий?– вновь спрашивает Китнисс. Она всё ещё не понимает всей сложности возникшей ситуации.

Я выпрямляюсь, складываю руки за спиной и уже серьёзнее продолжаю.

– Решение о моём отправлении было принято после нескольких приступов воспоминаний в Капитолии. Всё это с целью – вновь возобновить мне память.

– Звучит как-то заученно,– неодобрительно замечает Китнисс. Теперь наступает её очередь смотреть под ноги.

– Так и есть. Ведь врачи думали, что в двенадцатом таких приступов будет больше.

– И как же это относится к моему вопросу?

Я неодобрительно хмурюсь, позабыв о своей наигранной серьёзности.

– Они отправили меня домой, Китнисс. Всё с определённой целью.

Девушка внимательно слушает, всё так же задумчиво глядя в никуда.

Я глубоко вздыхаю, отчего тут же образуется маленькое полупрозрачное облачко пара на холоде.

– Мне нельзя находиться рядом с тобой.

Я был готов к чему угодно: к неодобрению, ссорам, крикам, спорам, но никак не к пониманию.

– Опасно?

Молча и рассеянно, киваю. Я был не прав, утверждая, что прекрасно знаю Китнисс. Сейчас всё как раз выходит наоборот.

На лице девушки появляется и без того задумчивое выражение и она скрещивает руки на груди.

– Если нельзя тебе, то буду я.

Улыбаюсь. Всё-таки Китнисс осталась такой же упрямой и настойчивой, с хорошей стороны. Что-то в этом напоминало мне её в прошлом.

– Нет.– Сам удивляюсь, с какой трудностью даётся мне этот отказ, но всё равно продолжаю. Просто прокручиваю в памяти слова доктора и сейчас, всего-навсего, излагаю их вслух, словно Китнисс вовсе и не идёт рядом.– Перестань цепляться за прошлое. Его больше нет. Всё изменилось.

Девушка не отвечает, и я не осмеливаюсь взглянуть на неё. Так мы и продолжаем идти в неизвестном мне направлении. В центр Дистрикта, но придерживаясь стороны леса, пока почти все дома не превращаются в остатки пепла и заржавевшего железного каркаса.

– Куда мы идём?– недоумеваю я.

Китнисс молча придерживается собственного маршрута, и, всего через каких-то пару минут, останавливается ровно напротив очередного, дотла сгоревшего, здания.

– Мы пришли,– просто отвечает она. Вид сгоревшего дома походит скорее на огромную груду углей и железных балок, которые, увы, не смогли избавиться от своей участи, как простые деревяшки. Всё это припорошено первым снегом, слегка почерневшим от угля и пыли.

– Что это за место?– Я спрашиваю, потому что никак не могу понять, почему Китнисс решила привести меня именно к этому разрушенному зданию. Не к сотням таких же, схожих между собой, а именно к этому.

Девушка несколько раз моргает и ошарашенно смотрит на меня, словно видит на месте приведение.

Но в этот момент я понимаю. Как будто, все частички трудного пазла собираются в одну картину. Ужасную картину. Раньше, где относительно недалеко находились дома жителей шлака – все эти обгорелые каркасы. Но я не жил там, а лишь каждодневно проходил мимо, торопясь к отцу. Краска на вывесочном столбе вздулась и полопалась от высокой температуры, как и всё остальное. От огня. Они ничего не оставили от места, где я днями напролёт проводил время с отцом. Где помогал ему и часто встречал новых и новых посетителей. Теперь уже ничего здесь не напоминает двухэтажное здание бывшей пекарни.

– Не говори,– шепчу Китнисс, потому что больше ответить ничего не выходит. Я буквально вживую чувствую, как каждое старание моего отца, каждая важная часть здания медленно рушится и сгорает заживо вместе с моей семьёй. Они обманули меня. Китнисс тут ни при чём.

Даже голос в это время не может найти подходящих слов. Хотя может быть, теперь и он, на самом деле, принадлежит мне?

Я совершил столько ошибок.

– Ты привела меня сюда,– я поворачиваюсь лицом к Китнисс. В животе образовался тугой плотный узел от сдерживаемых слёз.– Зачем?

Девушка неуютно стоит в стороне, сложив руки за спиной и наблюдая за мной. По её виду можно понять, что она уже успела пожалеть о том, что это сделала.

– Хотела, чтобы ты знал.

Она говорит так тихо, что, кажется, лишь ветер доносит этот ответ до меня. Коротко киваю и вновь поворачиваюсь к «пекарне».

– Я и без того знал, что мои родители мертвы.

– Нет. Не так. Я хотела, чтобы ты… Вспомнил.

«Вспомнил о чём? О родителях? О деле всей семьи, покатившемся к чертям?»

– Спасибо.

И я добавляю ещё один мысленный пункт – ложь, которую мне приписали в Капитолии.

========== 15. ==========

Улыбка – это распахнутое окно души.

По приходу домой, вид сгоревшей пекарни так и не выходит у меня из головы. Как чёрным по белому расплывается надпись «Ложь, ложь, ложь». Даже новость о том, что меня всё-таки оставляют в двенадцатом, не внушила никакой радости. Услышал, воспринял и в очередной раз убедился в том, что всё это время буду ходить по живому кладбищу. Я уже не в первый раз жалею о том, что тогда, во время войны, не сгорел вместе со своими родными.

Лучше бы их на самом деле убила Китнисс. Я уже смирился с такой реальностью, а теперь, как будто приходится переживать смерть близких заново. Ещё один целый мучительный раз.

Не в силах больше думать об этом я в очередной раз ворочаюсь в постели с одного бока на другой. Лунный свет, проникающий в комнату, мешает уснуть и ещё больше раздражает меня, поскольку я хочу забыться сном, чтобы этот день поскорее остался в прошлом.

Завтра, а точнее уже сегодня, мне предстоит вновь встретиться с Китнисс. (Такова наша нынешняя договорённость). Но я даже не представляю, как буду смотреть ей в глаза после всего случившегося. Снова переворачиваюсь на другой бок и зарываюсь лицом в подушку, чтобы скрыться от лунного света. С такими дурными мыслями я и встречаю свой привычный кошмарный сон.

***

– Значит, твоя мама уехала?– уточняю я.

– Ровно в то время, когда я вернулась в двенадцатый. Вследствие чего, Хеймитчу повесили меня на шею.

– Сей тоже заботится о тебе,– настаиваю я.

– Лишь из жалости,– виновато и слегка смущённо, замечает Китнисс.

Я качаю головой.

– Ты ей дорога.

Китнисс поднимает голову, откидывает волосы за спину и начинает нервно тянуть рукава куртки до самых кончиков пальцев. Я уже выучил пару её жестов, относительно своей позиции.

– Я не…

– Куда мы идём?– я перебиваю её, делая вид, что внимательно оглядываюсь по сторонам.

Но ответа так и не дожидаюсь. Девушка презрительно щурится и вновь начинает идти, глядя себе под ноги.

После относительно бессонной ночи, я чувствую себя не в самом хорошем расположении духа, но стараюсь не срываться, чтобы не нарываться на вопросы. Предельное спокойствие даётся мне гораздо легче.

Рано утром мы не торопясь идём почти к самому центру Дистрикта. Народу ещё пока мало, чему я мысленно благодарен.

В который раз задаюсь вопросом, зачем Китнисс всё это понадобилось. Вчера она сама настояла на своей помощи. И что самое главное – доктор не возражал. Ни одного слова против. Словно эти двое как-то договорились за глаза.

А может быть, Аврелий просто считал, что такое «лечение» не навредит и Китнисс. Благо лучше, чем принимать таблетки.

Чем ближе мы подходим к центру, тем реже встречаются погоревшие дома. На их месте уже вовсю отстраиваются новые, или того гляди, уже стоят жилые.

Китнисс настоятельно отказывалась говорить мне место нашего сегодняшнего назначения. Просто шла рядом, потупив глаза в землю.

Я замечаю, что мы упорно обходим главную площадь стороной, хотя пройдя по ней, наверняка бы уже давно добрались. Но я знаю, как будет тяжело Китнисс вновь оказаться там, поэтому и не возражаю. О себе же ничего сказать не могу.

Ещё немного времени пути, и девушка успокаивается. Запускает обе руки в карманы куртки и беззаботно пинает вперёд ногой какую-то ледышку, словно это футбольный мяч.

– Но я всё равно благодарна Салли за то, что она для меня делает,– непринуждённо отвечает Китнисс, словно с конца нашего разговора не прошло и минуты. Она вновь пинает льдинку с ещё большей силой и та скрывается из виду. Но девушка не идёт следом за ней. Не успеваю я даже слова сказать, как девушка, балансируя, уже идёт по, значительно, тонкому, но прочному фундаменту очередного, заново отстраивающегося дома.

– Что ты делаешь?– испуганно восклицаю я. Китнисс мои беспокойства только забавляют. Мыском ботинка она откалывает замёрзший обломок кирпича, тоже, больше напоминающий ледышку, и останавливается. Стоя на каменной ограде, она становится на метр, а то и полтора выше меня.

– Мы пришли,– девушка пожимает плечами и, облокачиваясь об одну руку, ловко спрыгивает с фундамента, прихватив с собой тот самый кусочек камня.

Непонимающе хмурюсь и подхожу ближе. Раньше здесь, несомненно, было какое-то большое здание и, видимо, важное, раз его так скоро решили отреставрировать.

Мы стоим в месте, которое больше напоминает руины. Широкая каменная лестница, больше напоминающая крыльцо, наполовину разбомблена и почернела от сажи. Перед этим самым необычным входом – большая поляна. А за ней, всего в паре шагов, уже располагался шлак.

– Школа,– говорю я без сомнения, и разворачиваюсь лицом к Китнисс. Она вновь расположилась на фундаменте, только уже сидя, и подкидывая в руке обломок кирпича, словно взвешивая его.

На сосредоточенном лице появляется подобие улыбки, и девушка согласно кивает.

– А вон там,– я указываю рукой в сторону территории бедных домов.– Шлак. Ты жила там раньше.– Девушка вновь одобрительно кивает.– И я знаю, зачем ты привела меня именно сюда.

Китнисс, так и не отрываясь от своего занятия, внимательно слушает меня и вздёргивает брови, как бы спрашивая ответ.

– Здесь я впервые увидел тебя. Маленькую девочку, поющую песнь Долины. Две косы, клетчатое платье. Это были мои первые воспоминания о тебе.

Ледышка вновь взлетает в воздух и на этот раз её уже никто не ловит. Китнисс замирает, словно так же, как и я, погружается в то время.

– И цветок. Ты сорвала его именно здесь,– всё ещё под действием воспоминаний, я широкими шагами прохожу мимо крыльца к большой поляне.

Китнисс что-то говорит, но издалека мне не разобрать её слов.

– Что?– переспрашиваю я, возвращаясь на место.

Девушка испытующе смотрит на меня, словно ждёт какого-то важного ответа.

– Одуванчик,– тихо, почти шёпотом, добавляет она. Я был так погружён в свои мысли, что даже не сразу смог вспомнить название цветка. Отрывисто киваю, искренне рассчитывая на ещё хотя бы малую часть памятных событий. Они приходят, но совершенно невнятные. Мои мысли. Как будто я делал что-то один и об этом никто не знал. Если скажу о таких воспоминаниях – Китнисс меня не поймёт. Она просто не знает. Я и сам не до конца понимаю.

«Ты тайком следил за ней».

Выходит, даже будучи ещё совсем ребёнком, я совершал самые необъяснимые и бесполезные поступки.

«Но зачем?»

Только ответ оказывается не нужным. Он и сейчас со мной. Достаточно лишь взглянуть на неё. Видеть, что с ней всё в порядке. Пусть бессмысленно, пусть глупо, но такая мысль словно успокаивает. Часть меня, всё ещё радуется этому и остаётся такой. И сейчас, всего на эти пару секунд, она заняла большую сторону души. Как бабочки в животе. Хотя, на мой взгляд, скорее похоже на пчёл-убийц. И хорошо и плохо одновременно.

Но воспоминания кончаются, и всё это волшебное ощущение рассеивается. Леденеет на холодном утреннем ветру и исчезает вновь.

Китнисс ещё пару секунд вертит в руке тот самый камень, а потом вздыхает, словно чувствуя моё состояние, с размаху кидает обломок далеко в лес. Она оборачивается ко мне, грустно улыбается и жестом предлагает присоединиться к ней.

Сначала оторопеваю, в надежде всё ещё придерживаться мысленно установленной дистанции, но девушка сама кидает мне очередной заледеневший камушек, который я тут же принимаю. Она улыбается. Мне нравится видеть её в хорошем настроении. Ведь у неё просто восхитительная улыбка. И уже сегодня я изображаю на портрете и её.

========== 16. ==========

Спасибо – это слово, которое порой может значить нечто большее, чем просто «благодарность».

– Почему ты никогда не разговариваешь со мной?– непонимающе шепчу я, потому что говорить во весь голос никогда не получалось.

Её тёмные волосы кажутся почти чёрными по сравнению со всем тем, что окружает девушку: белое платье, заснеженная, словно накрытая одной большой простынёй, поляна, бледная кожа.

– Почти всегда молчишь, но всё понимаешь. Словно слышишь, но не можешь ответить.

На лице Китнисс появляется задумчивое выражение. Она ещё какое-то время стоит неподвижно, глядя в никуда, а потом вновь переводит на меня свои серые необыкновенные глаза. Я подаюсь немного вперёд, когда девушка уже раскрывает рот, чтобы ответить. Но вместо её знакомого голоса я слышу совершенно другой. Чужой и незнакомый.

– Пит,– говорит не она.

Я испуганно вздрагиваю, когда ощущаю невидимое прикосновение к своей руке.

– Пит, открой глаза.

– Ты слышишь меня?– спрашиваю я, обращаясь к Китнисс. Но она обречённо и молча смотрит на меня с каким-то сожалением.

– Ты слышишь меня?– эхом отзывается чужой голос.

Я так и не дожидаюсь ответа, потому что уже теряю связь со сном, вновь ощущая теплоту, находясь в собственном доме, а не на заснеженной поляне.

Нехотя раскрываю глаза и первое, что вижу – встревоженное лицо Сей. Видимо, вчера я так и заснул в гостиной.

– Простите.– Вот первое, что я говорю этой женщине. Не что она делает в моём доме в такую рань или не, почему вошла без разрешения и потревожила мой сон. Я и так уже всё понимаю.

– Я собиралась зайти к Китнисс, как это обычно делала по утрам, но услышала, что в твоём доме звонит телефон и что трубку никто не поднимает,– она мимоходом кивнула в сторону раскрытого окна. Я всегда оставлял его открытым на ночь.– Я не хотела тебя тревожить, честно,– шепчет женщина, снова переводя на меня свои голубые глаза. Хотя, их цвет скорее напоминает серый – словно выцветший за долгое время. Потускневший и потерявший былой оттенок.

Дряхлые, но такие заботливые руки Салли успокаивающе, скорее, для самой себя, гладят меня по спутанным волосам.

– Простите,– повторяю я.– Не хотел вас… напугать,– я вздыхаю, окончательно избавляясь ото сна.

Её необычные глаза метаются от угла к углу, словно женщина никак не хочет пересекаться со мной взглядом, или пытается скрыть что-то.

– Мне всё равно уже пора. Китнисс наверняка будет ждать,– сухо отзываюсь я, тем самым, своеобразным способом, спасая Сей. Конечно, слова прозвучали грубовато, но мне не хочется продолжать этот разговор. Ведь я уже знаю, какой будет следующий вопрос.

Никто кроме доктора Аврелия никогда не знал, что, а точнее кого, я вижу в своих самых страшных кошмарах. И этот сожалеющий и понимающий взгляд… Все только делали вид, что понимают и из-за этого я всегда злился. На самом же деле, никто кроме меня не мог и не может чувствовать такого же. И Китнисс. Даже Китнисс.

Поспешно поднимаюсь на ноги, отчего руки женщины беспомощно падают с моих плеч. Она рассеянно глядит на меня, но ничего не отвечает.

Молча кивает и тоже поднимается следом. Вид у Салли серьёзный и задумчивый, словно она мысленно решает какой-то трудный вопрос.

Пока мы без слов идём к выходу, я чувствую себя слегка неловко. Словно своей задумчивостью и отрешённостью Сей заглядывает мне прямо в душу.

В дверях женщина даже не задерживается. Довольно быстро преодолев ступени крыльца, она уверенным шагом идёт в сторону соседнего дома, даже не обернувшись.

– Салли,– зову я, отчего-то чувствуя себя виноватым. Она останавливается на полпути, оборачивается и торопливо дёргает вверх подбородком, как бы говоря: «Ну, что там у тебя?»