Текст книги "Замкнутый круг (СИ)"

Автор книги: Arne Lati

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Вхожу без стука, уверенный, что дверь не заперта. Вадим отрывается от экрана ноутбука, приподняв вверх брови скорее показательно, чем на самом деле удивляется. Август сопит на второй кровати, ближе к окну, как всегда закутавшись в одеяло.

– Переложи Малого к Денису, – не прошу, скорее сообщаю как данность.

Пока развешиваю одежду на стуле, Вадим, отставив ноутбук в сторону, поднимается с постели, разминая плечи нехитрыми движениями, подходит к кровати, осторожно, даже бережно пропускает руку под шеей Августа, второй подхватывает ноги и, прижав его к своей груди, поднимает на руки без напряга. Ну сколько Август весит? Килограмм пятьдесят? Разве это вес для мужика?

Открываю ему дверь, пропуская вперед, то же делаю со второй, в нашу с Деном комнату. Пока мент возится с Малым, возвращаюсь в комнату, все-таки нацепляю джинсы на голое тело и, развалившись на животе на кровати Вадима и щелкнув по мышке, включаю остановленное видео. Уйдя с головой в просмотр с камеры видеонаблюдения возле магазинчика, находящегося неподалеку от моего офиса, упускаю момент возвращения Вадима.

Прислонившись к косяку, наблюдает за мной какое-то время, пока я, почувствовав на себе взгляд, не поднимаю голову, вздрагивая от неожиданности.

– Хоть бы копытами поцокал, подкрался, бля, – выдыхаю нервно, останавливая запись.

– Может, надо было еще рогами в дверь постучать? – кривит лицо, не выражая особой радости при виде меня. И, если быть совсем уж честным, это обижает. Не то чтобы сильно… скорее, глубоко.

Между нами нет напряжения или заминок, неловкости, которая по идее должна присутствовать. Можно было бы предположить, что недавнего разговора и вовсе не было, но он был, и это напрягает.

– И чем тебе не спалось с Деном? – заваливается рядом, чуть не спихнув меня с односпальной кровати.

Его близость сейчас действует совсем иначе. Она ли это, или надуманные мною мысли, может, моя блядская натура берет вверх, или азарт возможного пьянит – я не знаю, и не уверен, что хочу знать. Но меня потряхивает от напряжения, и это чувствует даже Вадим, правда, не так чувствует. Приняв все по-своему, фыркает раздраженно и накидывает мне на спину содранный ранее плед.

– Храпит, – вру внаглую и знаю, он не поверит. Да и не храпел Ден никогда.– Что за записи? – киваю на монитор, пока он отматывает назад то, что успел просмотреть я, и начинает по новой.

– Пытаюсь понять, когда тебя накачали… – растягивает слова, отвечая с неохотой. И, сука, непоколебимый такой, такой же, как и всегда, и въебать ему хочется так же, как обычно.

– И как?

– Пока глухо. Лесь, ты че приперся? Говори прямо, мне некогда, – спрашивает на полном серьезе, ставя на паузу и поворачиваясь ко мне.

Наши лица в десятке сантиметров друг от друга. Настолько близко, что ощущаю его дыхание, пропитанное свежим перегаром, мятной жвачкой и выкуренными сигаретами. Его плечо прижато к моему, хоть и в футболке, но от него распространяется жар. Кажется, я краснею, и, струсив, отворачиваюсь обратно к монитору.

– Мне переспросить? – отодвигает ноутбук к спинке кровати, поворачивается на спину, обтеревшись о мое плечо, и заглядывает мне в лицо снизу вверх. – Лесь? – ждет. Чего он ждет? Пока я окончательно свихнусь? Так уже. Все. Уносите готовенького.

И мозг отключился. На время. Всего пару секунд, которых хватило, чтобы склониться к его лицу и, все также глядя в спокойные, как безмятежный океан, темно-серые глаза, прижаться к его сухим губам. Он так и продолжал смотреть на меня, не отталкивая и не пытаясь углубить поцелуй, пока я своими руками закручивал в тугой жгут свою душу.

Это не описать словами, я так и не понял, что почувствовал, и почувствовал ли вообще, но когда отстранился, мог по-прежнему прямо смотреть на него, без смущения или юношеской робости, которой и прежде за собой не замечал.

– Пережрал? – уточняет как ни в чем не бывало, не меняясь в лице. Неопределенно пожимаю плечами, вновь подтаскивая к себе ноутбук и включая запись.

Вадим, как-то обреченно вздохнув, возвращается в прежнее положение, вновь чуть не уронив меня, в последний момент успевает поймать за запястье и затянуть обратно.

– Кто-то слишком много жрет, – делаю замечание.

– Кто-то слишком много пиздит, – копирует мою издевательскую интонацию, и, вновь отмотав назад, просматривает запись. Хорошо ему, я вот ни черта не вижу, а если и вижу, то не могу сосредоточиться.

Возбуждение уже давно заняло свое законное место и теперь, пульсируя, щекоткой отдается внизу живота. Хочется сжать член ладонью и снять больное желание, или уже, в конце концов, передернуть и кончить. Но, думаю, Вадим такого шоу не оценит.

– Ты че пришел? – вновь ставит на паузу и, найдя опору в локтях, трет глаза. – Говори сразу, что тебе надо, и вали, мне некогда.

– Тебе всегда некогда, – выдаю на автомате, высматривая, где валяются сигареты.

– Курить не дам, только проветрил.

– Я тебя как-то и не спрашивал.

– По роже твоей видно.

– И что с моей рожей не так? – как быстро-то все закрутилось. С ним и не бывает по-другому. Вот мы смеемся все вместе, а вот он меня уже пиздит на газоне в парке. Иногда я его просто ненавижу.

– Все с ней так.

– Дай сигареты, – психую, оглядываюсь по сторонам, вновь чуть не слетаю с кровати. Вадька ловит меня за талию и тянет обратно.

– Не вырастешь, курить будешь, – смотрю на него как на полного идиота. И не улыбается же.

– Все, что могло, уже выросло, теперь только усохнуть могу.

Вдыхает глубоко, медленно, и так же плавно выдыхает. Смотрит мне в глаза, повернув голову в мою сторону, злится.

– Что. Тебе. Надо? – четко, раздельно, внятно.

– Трахни меня.

Часть 6

– Трахни меня.

– Зачем?

Скажу честно, я ожидал другой реакции.

– У меня нервы ни к черту, мозг уже реально плывет, и если я не сниму напряжение, то чокнусь к ебанной матери, или херни наделаю, – адреналин выбрасывается неравномерно, смешивается с кровью и будоражит все чувства сразу. Никогда так остро не ощущал собственное возбуждение.

– А я тут при чем? – Бесчувственная скотина!

– А что, вообще не хочется? – издевательски тяну и, скорее всего, делаю ему больно, но сейчас мне тоже больно, и боль эта новая и ее все труднее удерживать в себе.

– Хочется. Но, спасибо, нет.

– Я не хочу идти искать по мотелю, кого бы трахнуть. И если уж тебе не насрать на меня – соверши подвиг, – мне не стыдно его упрашивать, куда неприятнее обнаруживать по утру чужого человека в своей постели.

– Иди спать. – Блядь! Ненавижу!

Но, вопреки ярости, клокочущей в груди, и даже не обращая внимания, что дрожат пальцы, неопределенно хмыкнув, вновь включаю запись, возвращая все свое внимание к монитору.

Молчит. Дышит неспокойно, все время скачет взглядом с монитора на меня, пока я мысленно успокаиваю свою самооценку, что ничего страшного не произошло, всего-то человек, два часа назад признавшийся мне в любви, на хуй послал. Бывает и хуже.

– Лесь, – а нет меня: был, да вышел весь.

– Не отвлекай.

– Леська.

– …

– Олесь! – да хоть заорись.

В комнате темно и прохладно, только свет от монитора дает хоть какое-то освещение. За окном без конца проносятся фуры, матерятся дальнобойщики, и через деревянные старенькие окна прекрасно слышен их протест ко всему миру, полностью поддерживаю последнее высказывание, что дороги в наше время хуйня!

Вадим щелкает по пробелу, в который раз тормозя запись, захлопывает крышку ноутбука, погружая комнату во мрак, и убирает его под кровать.

– Я смотрел, – считаю нужным ему сообщить, повернув голову к нему, и сразу жалею об этом.

В темноте выражения его глаз почти не видно, лишь серьезный взгляд, красиво выступающие ключицы, проступившие от напряжения в руках, на которые опирается приподняв торс, и четко очерченные приоткрытые губы – все, что удается рассмотреть.

Потянувшись вперед и едва ощутимо потеревшись носом о мой нос, прижимается к моим губам, мягко, без напора, и в то же время уверенно. Низ живота судорогой сводит, выдохнуть боюсь, так же как и закрыть глаза.

Не касаясь меня руками, приоткрывает губы, захватывая мою нижнюю и скользнув по ней самым кончиком языка, вновь прижимается к губам, целуя без языка, почти невинно, но невинностью тут даже не пахнет. Распаляюсь с полоборота, потянувшись за ним, позволяю углубить поцелуй, и стоит ему только почувствовать мое согласие, плед с моей спины слетает в сторону, Вадим уверенным движением, обхватив меня за талию левой рукой, подминает под себя, опрокидывая на спину, и нависает надо мной не разрывая поцелуя, а углубляя его, насколько это вообще возможно.

Тяжело дышит, чуть не постанывая мне в рот, цепляет мой язык, кружит его совсем непривычно, но от этого еще более страстно, трется пахом о мой пах, не позволяя мне сделать и лишнего вздоха.

А я знать не знаю, куда деть свои руки. Не могу обнять его, кажется, это неправильно, что не могу себе этого позволить. Глупо все, знаю.

В какой-то момент он отрывается от меня так неожиданно, что, растерявшись, тянусь за ним, касаясь его легким поцелуем. Он не отталкивает, сам целует, надавив на меня, укладывая мою голову на одеяло.

– Ты че творишь? – злой шепот отдался сотней тысяч мурашек, кинувшихся по моему телу. Он смотрит мне в лицо, и почти уверен, что вид у меня сейчас как у обдолбанного. – Лесь? – хрип на грани скулежа, крошит мозг одним своим тембром голоса, и от него такого делается почти больно. – Не молчи, – впервые он так мягок со мной, осторожен, и я боюсь этого, боюсь того, что происходит сейчас, но и оттолкнуть не могу. Эта заторможенность вовсе не от алкоголя, так неожиданно ударившего в голову, это что-то… я не знаю – что, но оно как живое, во мне.

Через силу разжав пальцы, сминающие одеяло, опускаю ладони ему на поясницу, пробираясь под футболку, глажу так приглянувшиеся мне ямочки, средним пальцев скольжу по позвоночнику, улыбаясь, ощущая влагу, выступившую на его коже от волнения. Ласкаю выступающие лопатки… ВАДИМА! Блядь! А его ведет. Он все так же смотрит на меня, и я кричать от радости готов, что сейчас темно и всех эмоций я разглядеть не могу.

– Чего ты добиваешься? – невнятный стон, но все такой же упертый, искренний, и я уважаю его за выдержку, за характер… но если он еще будет медлить, я сам трахну его. Свяжу, отпизжу и трахну. Изнасилование не сильно повлияет на мой срок.

– А сколько дают за изнасилование? – решаю уточнить вслух, но даже мне показалось, что прозвучало это по-блядски провокационно.

– Бестолочь, – шепчет без улыбки и, скатившись по мне, садится на колени между моих ног.

Страхом дернуло вверх, вздрагиваю от злости и порывисто кидаюсь к нему, сам целую, поздно осознав, что он собирался снять футболку. От этого становится неловко, а он, будто издеваясь, улыбается мне в губы, снимает мои руки со своей шеи, опускает вниз и подцепляет моими же пальцами край своей футболки.

– Сука, – рычу ему в губы, прикусывая нижнюю, и, отстранившись, помогаю ему снять через голову ненужный сейчас предмет гардероба.

Не успеваю откинуть футболку в сторону, Вадим роняет меня на кровать, прижимаясь кожа к коже, целует шею, коротко, быстро, по-хозяйски сжимает мои ягодицы так, что выгибает всего и приходится вскидывать бедра выше. А он так и сидит на коленях, целует мою грудь нежно, сладко, одновременно грубо расстегивая пуговицу на моих джинсах, и, вжикнув молнией, отстраняется от меня.

Раскинув руки в стороны, слежу за его манипуляциями: подцепив джинсы за ремень, сначала стаскивает их с ягодиц, плавно, осторожно, чтобы жесткой “собачкой” замка не сделать больно, перекидывает левую ногу к правой, и уже так сдирает их окончательно, скидывая на пол. Возвращает мою ногу на место, гладит живот, сжимает пах так, что вдохом давлюсь, и пару раз передернув мне, смотрит в глаза, расстегивает свой ремень, не вытаскивая его, то же проделывает с замком, и, привстав, стягивает с себя джинсы.

А мне почти физически плохо от возбуждения. Кажется, куда не ткни, везде эрогенная зона. Остро, ярко, феерично, как и говорил Август. Еще не дойдя до секса, я уже готов скулить. Нет обожания, нет желания клясться ему в любви, просто я до чертиков, адово, бессовестно и совершенно дико его хочу.

Начинаю нервничать. Чем ближе он становится ко мне, тем слабее делаюсь я. Пинаю его по бедру, когда он откровенно тянет время. Сомневается. Не решается преступить черту, через которую я давно перелетел, и стер бы ее к чертовой матери, лишь бы он не тянул. А эта тварь издевается! Перехватив мою ногу, целует меня в колено, неправильно, не так как надо, как я привык.

Все.

Не могу больше.

Пнув его еще раз, переворачиваюсь на живот, шире разведя ноги. Да, знаю, что выгляжу сейчас как законченная блядь, что неприятно ему это может быть – тоже знаю. Поэтому, когда он грудью прижимается к моей спине, когда стук его сердца кожей ощущаю, запускаю руку ему за голову, притягивая за шею к себе, коротко целую. Он кусает меня, злится, трется носом о лопатки, прикусывает загривок, и эти ненавязчивые ласки возбуждают сильнее, чем если бы я засунул ему в рот свой член.

Трется стояком у меня между ног, коротко оглаживает ягодицы, не стесняясь и не зажимаясь в действиях, скользит пальцами у меня между ног. Напрягаюсь, готовый получить…

– Ай! – вскрикиваю и утыкаюсь лицом в подушку. Ягодица огнем горит так, что даже безумное возбуждение отступает. – Сука…

– Мне вот интересно, – сжимает пальцами волосы у меня на затылке, отрывая голову от одеяла, причиняя легкую, но все же боль, – ты под меня готовился или кого еще ждал? – не рычит и даже не повышает голос, спрашивает спокойно, безразлично, и это бесит.

– На все случаи жизни, – шиплю и пытаюсь вырваться, но делаю только больнее. – Прекрати, псих, – гаркаю на него, дергая головой, оказываясь на свободе, и до нервных спазмов под ребрами боюсь, что он может уйти. А он может. После такого – может.

Запускаю руку себе за спину, прижимая ладонь к его боку, ближе подтаскивая к себе. Не хочу, чтобы он уходил. Не сейчас.

Отстраняется от меня, теряю тепло его тела, ладонь соскальзывает с его влажной кожи. Резко оборачиваюсь, натыкаясь на его взгляд, и не могу прочитать его. Спускается ниже, обняв меня за бедра, прижимается губами к позвоночнику, целует поясницу, ямочки на ней, бока, быстро, но от этого не менее жарко. Утыкаюсь мордой в одеяло, пахнущее пылью и затхлостью, опять издевается, как в тот раз с футболкой. А я ведусь как пацан, выдавая себя с головой. Бесит.

Не дожидаясь, пока он наиграется, отстранившись от постели, перегибаюсь через край кровати, с трудом найдя свои джинсы, достаю из заднего кармана маленький тюбик лубриканта и презик. Что я могу поделать, если у меня это добро в куртке валялось?!

Перевернувшись почти с боем и оттолкнув Вадима, заставляю его сесть. Сидит на коленях, раздвинув бедра, совершенно не стесняясь меня, и даже не понимает, как эротично сейчас выглядит. Разрываю зубами фольгу упаковки, откидываю ее в сторону, и сам раскатываю защиту у него по стволу, что дается куда сложнее, чем обычно.

Вадим ерзает, все время тянется ко мне, пытается поцеловать, уворачиваюсь от него, не вижу ни черта, у него член потолще, чем у меня, и раскатывать презик почти адская мука.

Дергается вперед, заваливает меня на лопатки, вовлекает в поцелуй уже не спрашивая разрешения, а меня подкидывает от его решительности, от вздохов тихих, и больше всего от того, что сейчас на мне тот, кого тут быть в принципе не должно.

Со щелчком открываю крышку геля, выдавливая себе на пальцы больше чем следовало, часть его капает на постель, пропитывая одеяло. Скользкими пальцами размазываю его по презервативу, Вадим замирает, прислушивается к ощущениям, а я, воспользовавшись его заминкой, переворачиваюсь на живот. Не стесняясь взгляда позади себя – а я знаю: он смотрит, не может не смотреть, – остатки смазки размазываю себе между ног.

– Еще порочнее можно? – грубит и не скрывает своего отношения.

– Если очень надо – могу, – отвечаю лаской на ласку, но вот сбившийся голос, пропитанный возбуждением, выдает нас обоих.

Дотягивается до тумбочки между кроватями, приподняв меня, засовывает мне под живот подушку, шире разводит мои бедра, удобнее устраиваясь. Медлит. Боится чего-то, а я не тороплю, не тот случай. Справляется сам. Прижавшись к моей спине, под жалобный скрип кровати приставляет прохладную головку члена ко входу и, уперевшись лбом в мое плечо, удерживая свой вес на ногах и одной руке, а второй зафиксировав мои бедра, начинает плавно входить.

Шиплю в одеяло, сжимая его пальцами. Черт! Плохо растянул себя, больно.

Почувствовав, что идет туго, сбавляет напор, хмыкает, будто предполагал, что влетит в меня с разбегу без проблем, мудак. Осторожно, по сантиметру продвигается вперед, тужусь, стараясь ему помочь, на время забывая про возбуждение.

– Блядь… – хрипит, расслабляя пальцы на моем плече. Сжимаю его изнутри, снова слыша этот жалобный выдох. Плохо тебе, да, милый? Или так хорошо, что плохо?

Переведя дыхание приподнимаю зад, подаваясь вперед и сам возвращаясь обратно. Это тянущее, полное экстаза, распирающее всего тебя изнутри чувство на раз возвращает меня в мир удовольствия и порока.

Вадим все понимает правильно, неторопливо толкается в меня, уложив торс мне на спину, просовывает руку мне под грудь, теснее прижимая к себе, пока я, ерзая под ним, не нахожу нужный мне угол проникновения.

Вспышка!

Внутри. Глубоко внутри от сильного толчка. Издаю стон, больше похожий на скулеж. Вадим, выматерившись, утыкается мне в лопатку, фиксирует мои бедра, не позволяя дергаться, и набирает постепенно темп. Уж не знаю, сколько у него было партнеров, но нужный мне ритм чувствует почти сразу.

Толкается глубоко, сильно, со шлепком врезаясь в мое тело, но прет меня не от него такого, не от запаха секса, заполнившего собой все пространство, смешанного с потом и его одеколоном, не от сильных рук на моем теле, подчиняющих, заставляющих сбиваться дыхание и прятать скулеж в сгибе локтя, а от стонов! Его стонов! Он не просто глубоко дышит – он выдыхает так, что, забываясь, стонет откровенно по-блядски, не сдерживаясь, не пытаясь скрыть как ему хорошо, почти воет – и вот от этого реально сносит крышу.

Заваливается на бок, когда я чувствую, что почти все, что все те переполняющие меня эмоции сейчас сбились в одну стаю и пульсируют внизу живота, как все мысли скатываются вниз, как даже стыд и моральные принципы летят к чертовой матери, грозя опустошить меня полностью. Это ощущение на грани желания – прекратить и продлить до бесконечности – оно восхитительно прекрасно, и его невозможно контролировать. Оно завладевает тобой. И плевать уже, что поясницу ломит, что, подмахивая ему, трясутся мышцы на бедрах, что горло дерет от горячего дыхания – на все плевать. И хочется еще сильнее, до конца, чтобы разорвало удовольствием.

Повернув меня к себе спиной и закинув мою ногу на свое бедро, начинает ускоряться с каждой фрикцией, опускает руку мне на член, надрачивая его в такт своим движениям, ласкает мошонку, бедра, вновь возвращаясь к члену, а мне, по сути, это и не нужно, чувствую, что и так кончу! Вот сейчас, когда в перепонках гул поднимается, когда сам себя не слышу… сейчас, с его глубоким толчком и раздирающим душу стоном… вот сейчас, дрожа всем телом и прижавшись к нему, сжимаю его изнутри, не давая двинуться, желая почувствовать весь его размер в себе. Колючей вспышкой ощутив приток крови и удовольствия, с криком, с болью кончаю! Кончаю так, что слезы из глаз – это все навалившийся стресс и порванные нервы. Дыхание – на хуй, не вздохнуть, воздух дерет глотку. И тело ватное, и силы все прочь…

Меня еще дергает толчком Вадима во мне, слышу, как он, с хрипом уткнувшись мне в спину, додрачивает сам себе, кончая в презерватив, но не могу даже помочь ему, потому что какой-то частью мозга отключаюсь.

Запах дыма едва уловим, но среди прочих ароматов этого места, смешения наших тел и недавнего секса, он выражен сильнее всего. Лежу на спине, прикрыв бедра пледом, влажные простыни неприятно липнут к телу, голова гудит после выпитого, и ужасно хочется пить.

Уже пару минут смотрю в потолок. Бездумно. Совершенно тупиково. В голове ни единой мысли. Совсем. И лишь железное спокойствие мой спутник. Я знаю, что сейчас все вернется на свои места, что вновь начнет давить паника, что будет трудно, плохо, но сейчас мне восхитительно хорошо. Как будто вот-вот станет непомерно плохо.

Вадим, пристроившись в углу кровати и задевая своими ногами мои, протягивает мне сигарету. Не беря ее в руки, дотягиваюсь до его рук, коротко затягиваюсь и падаю обратно. В горле и так засуха, а едким дымом обжигает глотку.

Ловлю на себе внимательный взгляд серых глаз, приподняв брови, без слов интересуюсь, что ему надо, он отрицательно качает головой, тушит окурок в пепельнице, и, кинув мне джинсы, одевается сам.

Прохладно. Одевая все, что прихватил, стелю постель покрывалом, с горем отыскав бутылку с водой, выпиваю ее почти полностью, и вновь заваливаюсь на кровать, подтаскивая к себе ноутбук. Сна ни в одном глазу.

Возникшее между нами молчание не давит. Оно привычное. Часто так бывало, что, оставшись с Вадькой наедине, я не мог найти слов, но тишина не казалась дикой и чужой: в ней было спокойно, так же и сейчас. Я не чувствовал напряжения, Вадим вел себя так же как и всегда, но делать вид, что между нами ничего не произошло, было глупо. Мы прямо смотрели друг другу в глаза, без труда выдерживали взгляд и даже смущения не было. Возможно, мы слишком взрослые, чтобы упиваться неловкостью момента. Давно научились видеть все как есть и не искать в своих же действиях подтекст.

Я не стал относиться к Вадьке иначе, так же как и он ко мне. Это был всего лишь секс, хороший секс, но не больше. Он видел, что я не воспылал к нему чувствами, я этого и не скрывал. Ситуация не та, чтобы копаться в себе. Слишком мало у нас времени. От этого было даже немного грустно.

– Ты не хочешь сесть? – интересуется негромко, толкнув меня в бедро.

Прикинув площадь кровати, прихожу к выводу, что не навернулись мы отсюда только чудом.

– Не.

– Тогда двигайся, – падает рядом, частично заваливаясь на меня, приходится потесниться, но все равно остаемся лежать прижавшись друг к другу плечом.

– Сколько уже просмотрел? – смотрю в экран ноутбука, пока он грузится.

– Не много. Ты помешал.

– Уж прости.

– Прощаю, – нет, он даже после секса уебком остался.

Смотрим записи минут сорок, приходится сосредоточиться на видео, чтобы не пропустить что-то важное. У Вадима это выходит лучше. На меня уже два раза наорали, когда я пытался у него что-то спросить, а мне хочется посмотреть на него, на глубоком подсознательном уровне хочется увидеть хоть какие-то зачатки эмоций в его глазах. И ничего. Молчит.

– Так, вот ты заходишь в офис, – отвлекаюсь на его голос и фокусирую взгляд на нечеткой записи плохого качества. И вправду я.

– Что ты делал в воскресенье в офисе? – нажимает на паузу, поворачиваясь ко мне.

– Работал, – отвечаю без напряга. – У меня встреча была.

– В воскресенье? – уточняет с недоверием.

– Платная встреча, – отвечаю с нажимом.

Под скрип двери оба поднимаем головы, встречая заспанного Августа. Помятый, с мокрыми волосами и красными глазами, злой и едва не дышащий огнем, скрестив руки на груди, смотрит на нас как на врагов народа. А мы лыбимся лежим, отчаянно пытаясь не показывать своего веселья.

– Суки вы, оба, – прислушивается и оглядывает нас пристально. – Оба суки. Значит, пока вы тут трахались, – проходит в номер, закрывая за собой дверь, – я там страдал.

– Чем ты страдал? – ухмыляется Вадим, даже не думая садиться.

– А никто не в курсе, да, как Дениска с похмелья болеет? Он сначала мне так душу изливал, а потом изливал ее унитазу. Че вы ржете, мудачье! Я его еле уложил! – возмущается, артистично жестикулируя.

А я сквозь смех скрываю слезы. Если бы на его месте был я, если бы Денис начал все это вновь говорить мне, я бы сдох там, или бы уже вызвал ментов и сдался.

– И с чего ты взял, что мы трахались? – возмущаюсь я, вот теперь мне делается неуютно.

– Это слышали все. И что, я не узнаю, как Вадька стонет? Его же хер заткнешь, – отвечает буднично, и падает на обоих нас, с удобством разместившись на наших спинах и положив голову на моё плечо. – Что смотрим?

– Записи видеонаблюдения возле офиса.

– Где взял? – его голова перекочевала на плечо Вадима и дунула тому в ухо. Вадьку перекосило счастьем, и он, отодрав от себя головешку за мокрые пряди, отгрузил ее обратно мне.

– Места знать надо. Все. Приткнулись и смотрим.

Ну, мы и смотрим, вплоть до вечера того дня. Перематываем конечно, но ничего особенного я не вижу.

– Ты до скольки на работе был?

– Не помню.

– А выход запасной есть?

– Есть.

– А машина твоя где? – голос, которым обычно на допросе пытают, начинает напрягать.

– Дома осталась.

– Почему?

– Пил.

– С кем?

– Не помню.

– Конкретнее.

– Конкретнее – я нахуярился в гавно в клубе.

– Ночевал где?

– Дома.

– А проснулся один?

– Да, к счастью. Ничего нового не обнаружил.

– Значит, выводили тебя другим выходом… – задумался, на меня не смотрит, Август притих, тоже думает.

Пока мы с Августом бродим по номеру, тихо переговариваясь, Вадим еще раз просматривает запись, пока громким клацаньем пробела не привлекает наше внимание.

– Малой, иди сюда, – зовет Августа, и мне уже не нравится его голос.

Иду следом, пристраиваясь с правого бока от Вадима и, так же как и Август, глядя в монитор. Стоп-кадр показывает, как в двери офиса входит женщина. Я ее знаю. Именно с ней у меня была назначена встреча, но вот финал той самой встречи я и не помню. Неприятные подозрения заскребли внутри, стало неприятно, будто в душе кто покопался.

– Мне показалось? – не своим голосом спрашивает Вадим, все так же глядя на не менее застывшего Августа. Он отрицательно качает головой, глядя Вадиму прямо в глаза с нескрываемым ужасом. Кажется, я один чего-то не понимаю.

– Окей, – перебиваю их, пока у меня не закипел мозг. Вся расслабленность испарилась, будто ее и не было. Подрываюсь на ноги, расхаживая перед ними. – Я начну – вы продолжите, потому что по вашим ахуевшим рожам могу судить, что только один я чего-то тут не знаю. – Август кивает, Вадим прикуривает и в глаза мне не смотрит, это напрягает. – Эта женщина, Алена Вираневская, моя клиентка… – запинаюсь, но стараюсь не терять голос, когда у Вадима из рук выпадает сигарета, Малой поднимает ее и возвращает ему обратно. – Записана на консультацию была в прошлую среду, но так как меня не было в городе, перенесла встречу. Теперь ваша очередь говорить, потому что, как она в кабинет ко мне вошла – я помню, а как вышла – нет. Хотя, как вошла – тоже все смутно.

Тишина зазвенела сорванной струной, неприятно резанула по нервам и эхом осталась гудеть в голове. Мерзко тянет плечи, как к земле давит, и стоять на ногах выше моих сил, но на месте все равно не усижу.

– Сам расскажешь или я? – без шуток спрашивает Август. Вадим, глянув на него исподлобья, отворачивается в сторону. С ним что-то не так. Он бледный, ссутулившийся, разом постаревший на пару лет, и ему плохо, его боль ощущаю почти как свою, только причину ее появления никак не могу понять.

– Значит, я, – Август выдыхает обреченно, и впервые вижу его таким сосредоточенным. – Когда-то эта девушка была блондинкой, довольно симпатичной. Платиновые волосы до поясницы, сбитая фигурка, мягкая по характеру, – теребит в руках зажигалку, которую хочу выкинуть в окно, потому что на нервы давят эти манипуляции, за которыми волнение скрыть пытается. – Это сейчас она похудела сильно, перекрасилась в брюнетку, да и имидж поменяла, я ее едва узнал, – понижает голос, думает, что-то вспоминает. – Может, ты помнишь – Вадим года два назад бухать начал? Не то чтобы сильно, но с нами почти не общался… – неопределенно пожимаю плечами, глядя Августу в глаза. Он улыбается, а в улыбке его четко так написано “и не удивительно”. Стало мерзко, словно в грязь окунули, да лучше бы утопили сразу, потому что не отмыться от нее уже. – Так вот, в то время он с ней как раз и расстался. Вернее, как расстался – сам ушел. Они почти год встречались, даже жить вместе пробовали. Алена, наверно, была единственной женщиной, способной выносить его загулы и вечную нескончаемую работу, – Вадим нервно растер лицо ладонями, поднялся на ноги и вышел из комнаты, оставляя нас наедине. Вздрагиваю от хлопка чудом не выпавшей двери. – Так даже лучше, – шепчет Август. Сажусь рядом с ним, курим одну на двоих, тяжело. – Аленка забеременела после полугода знакомства. Вадим даже рад был, жениться хотел. Остопиздела ему эта неопределенность. У него на службе тогда конфликт с начальником начинался, а тут дома человек, который всегда поймет, еще и ты с этим, как его, Артем, что ли… встречаться начал, все уши нам прожужжал. Ну он и решил, что все, хватит, пора строить свою жизнь.

– А в чем драма тогда? Почему расстались?

Август смотрит на меня как на малое дитя, и разве что по голове не гладит, но этот взгляд его – липкий, до души продирающий – пугает.

– А думаешь, легко сломать себя? – ждет недолго, давая мне время все переварить. – Не легко, Леська. Вадим не смог. Как ни старался – не смог через себя переступить. Он напился тогда сильно, я его таким первый раз видел. Я просил его домой не ехать, оставлял у себя, а он еще тогда для себя все решил. Трезвый бы поступил иначе, а пьяный он же дурак… Рассказал все ей, все как есть рассказал: и что тебя любит, и что с ней так, из-за корысти личной, и что не может больше ни ей врать, ни себе, одному легче ему было. Они же близки были, как друзья, понимаешь? – а я ни хуя не понимаю, давлюсь эмоциями, орать хочу, выть и выпить, но молчу. – Он поэтому и подпустил ее к себе. А она втрескалась в него по уши. Просила одуматься, обещала, что будет поддерживать… – усмехается недобро, встает на ноги, отходя к окну и отдергивая штору, смотрит на улицу, взгляд прячет. Светает. – Он отказал. Она с дуру таблеток нажралась, ну и скинула…

– Куда скинула? – прокашлявшись, выдаю со второго раза.

– Выкидыш у нее был. Двойня должна была быть, пятый месяц шел. Да там серьезно все было. Ее еле откачали, думали не выживет. Но детей она больше иметь не могла, а хотела. И Вадим этих малышей ждал, он же в них свое будущее видел. Я думал, он с собой тогда сделает что-нибудь, – вижу, как ему физически с трудом даются эти слова, как морщится, глубже погружаясь в воспоминания того времени. Знаете, что в этот момент чувствовал я? Отчаяние и одиночество. Больше ничего.

– Она потом сама перестала с ним общаться, Вадим отошел вроде, но болеет этим до сих пор. Себя винит, что из-за него так, что если бы сразу все оборвал…