Текст книги "Замкнутый круг (СИ)"

Автор книги: Arne Lati

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Замкнутый круг

http://ficbook.net/readfic/3594445

Автор: Lati (http://ficbook.net/authors/531552)

Беты (редакторы): Paulana (http://ficbook.net/authors/998630)

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: NC-17

Жанры: Слэш (яой), Ангст, Детектив, Экшн (action), Психология, POV

Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Нецензурная лексика

Размер: Миди, 70 страниц

Кол-во частей: 8

Статус: закончен

Описание:

Четыре друга: юрист, патологоанатом, врач и мент – взрывоопасный коктейль. Никто из них и предположить не мог, что дружба, скреплённая годами, под напором обстоятельств может дать трещину. Один неверный шаг – и в “ловушке” уже все четверо. Отступить – подставить товарищей. В игру вступает человеческий фактор.

Примечания автора:

http://b1302.hizliresim.com/16/9/jyjw0.jpg – Вадим

http://pcache-eu1.badoocdn.com/p85/204/7/3/5/444790759/d1309958/t1423855590/c_T.NWK1LkBUcuJgBZmzOLrRLsqXcxgfvjTkVzijn.NMM/1309958800_920.jpg – Денис

http://i.viewy.ru/data/photo/e0/0b/e00bf4d63cGVPGSEX_159500_3fe9e2c259.png – Олесь

http://s1.favim.com/orig/16/alex-alex-gaskarth-all-time-low-atl-gorgeous-Favim.com-191975.jpg – Август

– Да, – хриплый голос, сухой и колючий со сна, резанул по и так расшатанным нервам. Из рук выпадает смятая пачка из-под сигарет, и не сразу удается отвести взгляд от кровавого подтека на коробке и сосредоточиться на звонке. – Если ты опять напился – звони Вадиму, – раздражение прошлось вибрацией по коже и, прежде чем собеседник бросил трубку, пытаюсь сказать, произнести хоть звук, но из горла удается вытолкнуть лишь больной хрип. – Лесь?

– Денис, – ком в глотке проглатываю с болью, руки не слушаются от паники и мне едва удается удержать телефон в онемевших пальцах. – Мне нужна твоя помощь… – жалкий скулеж на грани рёва. Отчаяние подбирается все ближе, благо у моего собеседника хладнокровия в разы больше.

– Где ты? Адрес, Лесь! – почти кричит, но все же вовремя берет себя в руки, пока я, испугавшись самого себя, не скидываю вызов.

Описываю ему что вижу, на это уходит слишком много времени, голос пропадает периодически, да и сконцентрироваться на чем-то одном почти невозможно. Окружающее меня пространство плывет незримым маревом, утягивая меня в свою бездну. Ветер свистит над головой, вздрагиваю от каждого звука, все сильнее поддаваясь панике.

Жалкие попытки описать, где нахожусь, нисколько не помогают определить мое местонахождение. Я понятия не имею где я! Сорвавшись на крик, Денис заставляет меня включить навигатор в машине. Измазав его кровью, не хочу к нему притрагиваться, боюсь дышать этим спертым, сдавленным воздухом в салоне, от которого гнилью покрывается все внутри и горечью оседает на языке. Если бы мне было чем тошнить, то меня бы уже вырвало в третий раз.

Навигатор мерзко пикает, долго выстраивает маршрут и, спустя бесконечно долгое время, когда желание вырвать его с корнями и выкинуть к ебаной матери становится навязчивой идеей, выдает результат. Сначала не могу поверить в то, что вижу. Сто сорок седьмой километр от города. Лес. Тут даже дороги поблизости нет. Какого хера я забыл в лесу? Это все не мои мысли. Это Денис надрывно орет в трубку, попутно набирая кого-то еще с рабочего телефона, звенит выпавшая связка ключей, щелкает замок под его приглушенные маты. Он просит оставаться на месте, просит подождать, что уже едет, но даже его слова не могут пробиться через толщу барьера выставленного сознанием. Киваю и отключаюсь, не сразу понимая, что он меня не видит.

Близится рассвет. Часа четыре, наверно. Не вижу солнца – вообще смутно что-то вижу: перед глазами маячат белые мошки и их никак не удается отогнать.

Сижу прямо на холодной после прохладной ночи земле, тепла или холода не чувствую совершенно, лишь липкий страх и паника. Не берусь что-то предполагать, додумывать, даже вспоминать, что было накануне, не берусь, потому что башка и так трещит адово, прямо по вискам и к затылку, и хочется закрыть ладонями глаза, уткнуться лбом в колени и просто завыть – навзрыд, под грохот разрушения своей жизни.

То чувство, что жизнь кончена – оно во мне, засело в груди и жрет меня постепенно, выедая все живое. И мне не страшно, перед собой не страшно, не боюсь, что черти меня в аду на лоскуты порвут, что друзья кинут, что один останусь, и останусь ли вообще, идея вздернуться на ближайшей покореженной сосне уже не кажется такой уж бредовой… я боюсь того, что сделал.

Встаю на негнущихся ногах, едва перебирая ими по высокой траве, и понятия не имею, как сюда вообще умудрился проехать на своей “KIA”. Обхожу салон, заглядывая на заднее сиденье, и почти сразу хватаюсь за сердце, стремясь унять бешеный стук в груди и колотую боль под ребрами. Не чувствую ни рук, ни ног, ни того, как до боли впиваются пальцы правой руки в открытую дверь авто, как кривится лицо от отвращения и шока, я вообще ни черта не ощущаю, лишь мертвые, безжизненные, холодные распахнутые глаза, смотрящие куда-то вверх, и хрупкое тело на сиденье, уже порядком пропитавшееся кровью.

Я не знаю ее. Не видел никогда. Мы даже не знакомы. В юной груди, прямо из сердца, торчит огромный кухонный тесак, изуродовавший молодое тело. Ее голова вскинута вверх, руки неестественно согнуты, и чем дольше я смотрю на нее, тем спокойнее делается мне. В душе селится что-то, отдаленно напоминающее хладнокровие. Ощущаю себя чудовищем.

Где-то позади слышен едва различимый в шорохе поднявшегося ветра сигнал авто. Почти уверен, что это Денис, только его джип так надрывно орет. Пару шагов делаю вбок, боясь упустить девушку из виду, будто, стоит только отвернуться, и она восстанет из мертвых, вцепится тонкими, мертвыми пальцами мне в глотку и будет душить, улыбаться окровавленной улыбкой и душить. Почти ощущаю ее липкие пальцы на своей коже, от этого ознобом трясет, и воздух все стремительнее покидает легкие.

Сигналю в ответ, даже как-то истерично зажимая сигнал и боясь отпустить пальцы, боясь, что минимальный шанс на поддержку исчезнет. Еще никогда в жизни я не ощущал себя так одиноко.

Через пару минут на поляну, ставшую мне пристанищем, едва протиснув мощный кузов меж двух елей, продирается джип, круто тормозит, шелестя шинами по влажной пожухлой траве, не глуша двигатель, из салона вылетают трое. Их лица размыты, почти не вижу их выражения, а быть может, боюсь увидеть, увидеть ненависть, презрение, злость, которой доселе никогда от них не видел.

Почти жалобно смотрю перед собой взглядом затравленного щенка, выставляю вперед окровавленные ладони, покрывшиеся сухой потрескавшейся корочкой чужой крови, мысленно ору от ужаса, и уже сейчас начинаю жалеть, что позвонил им. Боюсь подставить, сам еще не до конца понимая, что происходит.

– Леся? Лесь?! – чей-то крик, как из-под толщи воды – тону в его звучании, плавно отключаясь. Кто-то командным тоном матерно просит ничего здесь не трогать, стрекот каких-то птиц, шаги, много шагов, и вся картинка разом встает на место, когда свист и жгучая боль от пощечины выдергивают меня из истерики.

– Слышишь меня? – спокойствие его настолько наигранное, что смеяться хочется.

– Слышу, – не узнаю собственного голоса, он слишком сухой, глубокий, как из-под земли звучит.

– Болит где? Поранился? – спокойно уточняет Денис, держа меня за запястья с такой силой, что пальцы белеют. А я, все-таки не сдержавшись, глумливо усмехаюсь.

– Думаешь, это первостепенный вопрос? – привычно изгибаю бровь, и по тому, как дернулся Денис, вид у меня более чем ненормальный.

– Ты о том трупе на заднем сиденье твоего авто? – встревает Август, подныривая под руки к Дену, и, грубо оттолкнув его в сторону, щелкает пальцами у меня перед глазами. Киваю. – Да брось. Она уже мертвая. Ей не поможешь. А вот у тебя кровотечение на плече и легкое сотрясение, – изрекает спокойно своим елейно-сладким голосом, поднимается на носочки, чтобы быть со мной одного роста, заглядывает в зрачок, чему-то усмехается и отходит на пару шагов. Так и не понял, что это было, но дышать стало легче. Правда, ненадолго.

Осознание, что за тобой следят из другого мира, что за спиной стоит черт, накручивая на запястье кнут, которым сейчас вырвет твое сердце, скормив его псам, начинает душить. Спину обдает холодом, на висках проступает испарина и плечи начинают подрагивать, в то время как беспокойное сердце замедляет стук.

– Ты, долбоеб, куда вляпался? – спокойно, слишком спокойно, так, что звон в ушах поднимается, так же как и тошнота. – Я ж тебя, сука, лет на пятнадцать строгача закрою, – рассуждает неспешно, а я так и стою к земле примороженный, начиная ощущать хоть что-то. – Я ж тебя, тварь белобрысая, вместе с этой бабой закопаю.

– Вадим, не напирай, – осекает его Денис, когда конфликт грозит перерасти в банальный мордобой. – Лесь, объясни, какого хера тут происходит? – просит осторожно, скрывая истинные эмоции, но отчетливо вижу, как его ломает, как тянет в груди от беспокойства, но он все еще старается держаться, и я благодарен ему за это.

Август с любопытством первооткрывателя разглядывает труп, чему-то восхищается и тянется за телефоном, делая пару снимков. Денис громом завис надо мной, а Вадим так и остается стоять сбоку. Тяжестью атмосферы к земле давит.

Сползаю на корточки, Малой тут же оказывается рядом, отшугивает от меня остальных и заботливо укачивает в своих руках, не грея, а лишь раздражая.

– Ты ее убил? – спрашивает так, будто уточняет, что купить в магазине.

– Я не помню.

– Как это – не помню?! – орет на всю опушку Вадим, за что в него тут же прилетает зажигалка, но заткнуть его это не помогает.

– То и значит – не помню. Я вообще ничего не помню.

– Это бред!

– Это правда!

– В жопу себе засунь свою правду, опездол. Ты человека завалил!

– Мне извиниться?! – начинаю орать в ответ, трезво осознавая, что банально сорвался на эмоции. На психику давит, ищейка поганая.

– А, думаешь, ей поможет? – невзначай уточняет Август, разглядывая пасмурное небо.

– Мелкий, не пизди, – просит Денис, отдирая меня от него, и одним сильным движением вздергивает на ноги. Даже плечи заныли от его хватки. – Вчера что было? – подвисаю, наблюдая, как Малой скачет по поляне, собирая пожухлые ромашки. – Лесь?!

– Ничего не помню, в голове каша.

– Ты у меня щас эту кашу, сука, жрать будешь.

– Вадим!

– Вадим!

– Уебок! – последнее от меня и от всей души.

– Слушайте, а никого не смущает, что ты в лесу? – уточняет Мелкий, выбираясь из машины Дениса со своим рюкзаком. Холодом пробивает все тело, когда он с мертвым спокойствием и легкой улыбочкой надевает на себя кожаный фартук, натягивает на тонкие пальцы перчатки и прячет под бандану красные волосы.

Переглядываемся, ощущая одну на всех больную дрожь.

– Значит, смущает, – кивает сам себе, направляясь к машине и выдергивая оттуда за плечи девушку, роняет ее на траву, она падает неестественно, рука подгибается под спину, но это не имеет для него никакого интереса.

– Ой, да бросьте, она мертвая уже… – прощупывает пульс, – да, точно мертвая, – тяжело вздыхаю, почти с хрипом, и утыкаюсь лбом в плечо Денису. Все. Это слишком. – А вот как она стала такой, придется узнать.

– Август, не тронь, – хрипит Вадим, делая шаг к нему. В своей руке он сжимает рабочий телефон с уже снятой блокировкой. – Эксперты во всем разберутся. Я вызову бригаду. – Как же плохо, Денис крепче за плечи прижимает меня к себе, то ли поддерживая, то ли сам утешения ищет.

– Давай, милый, заодно и Леську до участка подбрось. Лучше сразу в тюрьму, – улыбка с его губ слетает как испуганная стая птиц, почуявших приближение урагана. – Ты же знаешь, что он живой оттуда не выйдет.

– Ты в своем уме? – хрип на гране рыка, голые эмоции, поэтому такие откровенно яркие и болезненные.

Меня едва держат ноги, левую руку почти не чувствую, все тело тянет слабостью – и не далек момент, когда я вырублюсь. А я стою молча, понимая политику одного, того, кто жизнь свою отдал на благо делу, которым болеет, и стремление защищать другого, того, кто смерти видел больше, чем кто-либо из нас, и в ней не ощущает ничего кроме формальности, цепко держась за живых. И слова не вымолвить, потому что давить на них права не имею. Они должны сами сделать свой выбор. Сейчас. За нас за всех. Бросить меня подыхать, так ни в чем и не разобравшись, или же, наплевав на свое будущее и, возможно, жизнь, пойти за мной. Только сейчас начинаю осознавать, в каком же я дерьме и каким уродом, по сути, являюсь, втянув в это парней.

– Если ты не заметил, то да, у меня и справка есть, – холодно отвечает ему Август, в момент злости становясь старше лет на десять. – А ты? Ты же мент, Вадим, должен понимать, во что все это выльется. Чем ему грозит. И ТЫ сможешь поступить так? Спать потом ночами хорошо будешь? – так с Вадимом может себе позволить говорить только Август, у остальных на такое здоровья не хватит.

– Любой поступок влечет за собой последствия. Если он во все это вляпался, должен уметь отвечать за свои действия. Ему не пять лет.

– Он прав, Мелкий, я сам… не надо вам сюда, – голос запинается, не пролитые слезы душат, и лишь из упрямства мне удается отступить от теплых рук Дениса. – Я сам, – повторяю как заклятье и отчаянно прячу взгляд от Вадима, не могу смотреть ему в глаза. Ощущение, что он меня предал.

– И много ты сам наворотишь? Труп хоть закопать сможешь? – издевается Мелкий, вытряхивая на кусок черной материи инструменты, от блеска которых начинает вести. – Вот и я говорю, что нет. Мы крупно влипли – все мы, разом, когда сюда приехали. Олесь мухи не обидит, тем более убить кого-то. Все это подставой попахивает. Не чувствуешь родной запах, а, мент?

Вадим молчит, разглядывает меня. Я кожей ощущаю его липкий, пристальный, подозрительный взгляд. И, как на себя наступив, смотрю в ответ: смело, жестко, давая ему увидеть мою уверенность, хотя и не было ее там ни капли. Неуверенность, страх, отвращение к себе – да; вера, что прав – нет.

– Денис, забирай его, отвези к себе на дачу. Тут километров шестьдесят, потом за нами приедешь, часов через… – взгляд на Августа, снимающего с рук девушки украшения.

– Шесть.

– Шесть, – подтвердил он.

– Справитесь? – уточнил Денис, силком заталкивая меня в машину. А я как баран упертый начал сопротивляться, представляя, через что сейчас придется пройти им.

– А есть выбор? Не этого же остолопа просить.

– Заткнись, милый, и осмотри машину. Ну что вы на меня так смотрите? – выдохнул Август, разминая пальцы, затянутые стерильными перчатками. – Да, я устрою вскрытие. Да, именно тут. Работа на свежем воздухе так бодрит.

– Заткнись и приступай. Ден, увози его, зеленый уже весь – того и гляди, инфаркт хватит, – не скрывая злости, командует Вадим, небрежно скидывает куртку прямо на траву, вздергивает рукава водолазки, Малой что-то ему рассказывает, смеется, из-за плотно поднятых стекол ничего не слышу, лишь вижу, как Август возмущается, получив пинок от мента, и обреченно принимается разрезать одежду на теле погибшей.

Все это время, пока Денис выезжает с поляны, пока могу видеть их, тех, кому бы жизнь доверил, задыхаюсь от собственной слабости, жалею, каждой клеточкой мозга жалею, что позволяю это им.

– Лесь, успокаивайся, ты бледный, – просит Денис, выезжая на трассу.

– Думаешь, это реально?

– Думаю, это необходимо, – уверенно объезжает ямы, прикуривает, жестом предлагает мне, отказываюсь, во мне и так полно горечи. – Мы разберемся, – сам не верит своим словам и именно его неуверенность вселяет веру в меня.

– Ден, разворачивай. Вези меня в город. Я ментам сдамся, – в один скачок адреналин лупит по мозгам и ясно становится как божий день – из-за меня пострадают трое.

– А смысл? – невесело усмехается, набирая скорость на относительно ровной дороге. Уже совсем светло, только пасмурно, и от этого становится еще паршивее, хотя, куда еще хуже. – Август уже, скорее всего, располосовал беднягу, Вадим осмотрел машину, и если ты думаешь, что он не оставил там следов, то сильно ошибаешься. Мы теперь все завязаны. Ошибется один – за ним потянутся другие.

– Я не хотел, – с ужасом выдыхаю, видя всю “прелесть” очевидного.

– Я знаю, малыш, к сожалению, знаю. Ты не злись на мента нашего, он же всегда нервный такой, ну не умеет иначе выражать эмоции, не научили его, да и Август на грани…

– Он пел.

– Это нервное.

– Возле трупа.

– Сильно волнуется.

– Он примерял ее кольца.

– Не придирайся к нему, он хочет помочь.

– Мне не нужна такая помощь! – от собственного крика першит в горле, Ден резко бьет по тормозам так, что меня ударяет об переднее сиденье, круто разворачивается ко мне, сверкая злыми зелеными глазами почти полностью утонувшими в черноте расширявшегося зрачка. Придерживаю взорвавшееся болью плечо, шиплю сквозь зубы, пережидая вспышку.

– Если бы она была тебе не нужна, ты бы не звонил мне.

– В том-то и дело, что я звонил тебе! Зачем ты их притащил?

– Ты винишь меня в том, что вляпался во все это дерьмо? – искренне удивляется, ослабляя хватку на подлокотнике. Неосознанно оттолкнув от себя того, кто хочет мне помочь, сразу же об этом жалею.

– Нет, – сдаюсь сразу, откидываясь на спинку сиденья и сползая по нему вниз. – Нет, Ден, я виню лишь себя за то, что втянул вас во все это.

– Если ты не заметил, мы сами втянулись. Без твоей просьбы. Потому что дружба, это не просто насрано – это ответственность, которую мы все вынуждены нести. Я понятия не имею, что нам делать, и знаю, как тебе страшно, но попробуй сейчас успокоиться и взять себя в руки. От твоих истерик никому лучше не станет. Сейчас мы поедем ко мне, я осмотрю тебя, наложу повязку, возьму анализ крови и уеду в клинику, чтобы его проявить. А ты будешь спать, потому что всандалю я тебе успокоительного со снотворным, а когда приеду вечером с парнями, тогда и поговорим.

– Ден..

– Заткнись, пока я тебя силой не вырубил, сэкономив на этом лошадиную дозу лекарств.

И я молчу. Молчу, потому что больше ничего не остается. Совсем. Иду за ним, по приказу снимаю одежду, позволяю осмотреть себя, и почти не чувствую боли, когда он зашивает мне рану на плече. Сжигаю свои же шмотки в печи, одевая его свободные и теплые вещи, помогаю ему отмыть машину, особенно колеса, зачищаю свои следы в его авто и только после того, как Денис успокаивается хоть немного, он ставит мне укол. Вырубаюсь раньше, чем он успевает переодеться и покинуть дом…

Часть 2

Проснувшись, не сразу открываю глаза. Пару минут лежу в темноте, не желая спугнуть мнительную надежду на то, что все произошедшее накануне – бред. За стеной на кухне слышу голоса ребят, слов не разобрать, но это точно они. А я, как обычно, перебрав вчера, первый вырубился, за что надо мной будут стебаться не один день…

Спокойно открываю глаза, безразлично глядя в занавешенное темными шторами окно. В комнате темень кромешная, и лишь полоска тусклого света из коридора виднеется под дверью.

Неторопливо сажусь, правой рукой потирая глаза, тру не переставая, пока сухость не сменяет зуд. Вместе с болью в руке и затылке возвращается и трезвость сознания.

Никогда не умел себе врать, и впредь этого делать не хочу. Я в полной жопе. Глубокой и беспросветной, выбраться из которой так же нереально, как выучить английский за неделю. Как же быстро все закрутилось. А главное, ни единой мысли в голове, ни одной зацепки, пусто. То ли психика стерла воспоминания за большей ненадобностью, то ли помог кто, но я абсолютно ничего не помню о вчерашнем дне.

Не спеша выбираюсь из кровати, залпом выпиваю воду из оставленного на тумбочке стакана, кручу его пару секунд в руках, пытаясь в темноте рассмотреть резные стекольные бока, до боли в пальцах сжимаю стекло, желая, чтобы оно треснуло, чтобы лопнуло и впилось в кожу, чтобы физической болью заглушить душевную, и это состояние непрекращающегося полета…

С воем швыряю стакан об стену, он разбивается на крупные осколки, осыпаясь на тонкий аляпистый ковер, все звуки за стенкой смолкают. Психанул. Не сдержался. Глупец. Не стоило.

Встаю лениво, расправляю одежду, разминаю плечи, пытаюсь на ощупь собрать осколки, только раню пальцы, но так и не решаюсь зажечь свет. Не могу. Кажется, зажги его над головой, и я сгорю, не найдя больше места нигде, кроме как в кромешной тьме собственной души.

Дверь в комнату оказывается не заперта, чему я, честно признаться, удивлен; иду по коридору, роняя пару капель крови с рассеченного мизинца; зайдя на кухню, ни на кого не смотря, выкидываю осколки в ведро под шкафчиком и, слишком сильно выкрутив кран, так, что холодные капли попадают мне на одежду, с остервенением смываю кровь с рук. А она все не исчезает, алыми, едва заметными разводами кружит по хромированной раковине и никак не хочет раствориться.

Денис медленно, словно крадучись, подходит ближе, и мне от осторожности его смеяться хочется, выключает воду, закутывает мои руки в серое кухонное полотенце и зажимает пальцы.

– Стакан-то за что? – интересуется без напряга, через пару минут убрав влажную ткань. Порезы неглубокие и кровь почти сразу перестает течь, но даже красные полосы вызывают животный ужас.

– Прости, – хриплю, глядя под ноги, высвобождаю руки и, не зная куда податься, отхожу к окну, нервно прикуривая из оставленной там пачки. Почему-то мне кажется, что сесть со всеми за один стол будет оскорбительно по отношению к ним. Лучше так, одному.

– Выяснили что? – решаю уточнить, раз уж они приехали. На их месте я бы уже давно поджидал меня с нарядом.

Август и Вадим выглядят не просто усталыми, а замученными. Если по Вадиму еще не так заметно, уж больно адаптированный у него к стрессам организм, то мелкий едва сидит, расплываясь по столешнице, наплевав на любое подобие этикета. Красные волосы сейчас влажные – скорее всего после недавнего душа, темно-карие глаза полуприкрыты, губы едва шевелятся, напевая что-то, и весь его вид кажется удручающим.

– Да. Есть хорошие новости и плохие. Тебе с каких? – начинает Денис, видя, что один говорить не хочет принципиально, а второй не может.

– С плохих, – отвечаю не задумываясь.

– Значит с хороших, – не слышит меня Денис. – Ты помнишь, что было вчера утром? – отрицательно качаю головой.

– Последнее, что помню, это позапрошлый вечер.

– Значит, новости только плохие, – прикуривает из пачки валяющейся возле меня, встает рядом, выдыхая в открытую форточку. – Смерть девушки наступила от асфиксии.

– Это как? – На какой-то промежуток времени выпадаю из реальности. – Если мне не изменяет память, у нее в груди торчал нож.

– Торчал, – подхватывает Август, укладывая голову на скрещенные руки так, чтобы видеть меня, – но всадили его позже. Ее задушили, причем не совсем гуманно. Надели на голову пакет и затянули так, чтобы следов не осталось, а она медленно умирала…

– Я понял. Как узнали?

– Если ты не забыл, я патологоанатом, – наигранно сокрушается Август, садясь ровнее, и, забрав у Вадима прямо из-под носа кружку, допивает остатки все еще горячего кофе. – Тебе в подробностях рассказывать, как я это понял? Про устройство легких, про…

– Воздержусь.

– Ну, так вот, после момента смерти прошло часов шесть-восемь, потом ее перенесли и вонзили тесак в грудь уже мертвой.

– А? – не догоняю, что к чему. Слабость наваливается рывками, приходится сесть. Август тут же поворачивается ко мне, отслеживая каждое мое передвижение, каждую эмоцию, жест… – Прекрати следить за мной, я не псих, – выходит грубее, чем мне бы хотелось.

– А вдруг? Проще бы было: полежал в больничке… Молчу, – обижается, отворачиваясь к окну. Худые плечи под светлой футболкой нервно подрагивают, и мне кажется, что ему очень холодно, только видимое все это – трясет-то его изнутри.

– Я не понимаю, – честно признаюсь, переваривая вышесказанное. Забыв про сигарету, обжигаю пальцы, откидываю окурок в окно, не рассчитав, что оно закрыто. Ден матерится, но скорее для виду, убирает пепел и прячет пачку в карман, поймав на ней мой голодный взгляд.

– “Чего” или “как”? – ерничает Вадим. По глухому стуку могу предположить, что Август его пнул.

– Скорее “зачем”, – копирую его интонацию, и тоже хочу пнуть, жаль здоровья не хватит. – Но и “как” тоже не мешало бы разобраться.

– Ну, смотри, – начинает Август, и я уже жалею о том, что спросил. – Когда она умерла, предположительно это было около часа дня, ее тело обмякло и не успело закоченеть, хотя окоченение уже началось. Затем, приблизительно часов в девять вечера, ее привезли на твоей машине к тому лесу. Везли ее именно… эм… целой, потому что есть свежий перелом шейного позвонка из-за неудобной транспортировки. Когда же тело все-таки было доставлено и разложено из багажника на заднем сиденье, в грудь ей вонзили тесак, да с такой дурью, что лезвие прошло насквозь, зацепив сердце и врезавшись в кожаную обивку – об этом свидетельствует порез на коже. Еще часов шесть кровь медленно вытекала из ее тела, это мы поняли, взяв анализы и определив свертываемость уже… Тебе это важно? – отрицательно качаю головой, пребывая в полном ахуе. – Ну, не суть. В общем и целом, пока ты спал, а ты именно спал – в твоей крови был обнаружен психотропный препарат, но это не все, что там может быть, ибо анализы будут готовы только через два дня, – тебя привезли вместе с ней. Вопрос в том, кто ее убил.

– Кто? – все дружно посмотрели на меня как на идиота. Денис потер виски, Вадим, не скрывая издевательской улыбки, оскалился во все тридцать два зуба, Август лишь устало покачал головой.

– Ты, вообще, понял, что я тебе тут говорил?

– Честно?

– Лучше не совсем честно, но так, чтобы мне не захотелось дать тебе в морду, – улыбается, и от его улыбки меня всего передергивает.

– Я понял, что ее убили, но при чем тут я?

– А вот тут именно ты и “при чем”, – подхватывает меня Вадим, и мне уже не нравится его уверенность. – Нож, которым было нанесено увечье, твой – я сам дарил тебе этот набор на прошлый Новый год.

– Я им не пользовался.

– Я знаю. Значит, еще кто-то об этом знал. И этот кто-то был очень близок с тобой, раз был в курсе, где ты хранишь запечатанный набор, – в его словах послышалась обида.

А что я могу поделать? Я не люблю такие ножи. Я, вообще, дома кроме колбасы и хлеба ничего не режу, и то, если совсем прижмет.

– И? – подгоняю его. Пока в голове беспросветный пиздец. Ни единой мысли.

– Лесь, ты же не долбоеб, – встревает Денис, – начинай соображать. Сил бы у тебя так нож вбить не хватило, уж прости, но я знаю это, – морщусь, оглядывая себя со стороны. Не дрищ, нормальный, ну качаюсь иногда, но да, признаю, силы во мне не так уж много, как хотелось бы. – На багажнике твоих следов тоже нет. Их либо стерли, либо их там и не было. В итоге, выходит, что действовал ты не один.

– Никуда я не действовал! – подрываюсь на ноги, роняя позади себя стул. Все смотрят на опрокинутую мебель, и хоть бы кто в глаза посмотрел. – Вы верите, что это я? – четко, жестко, готовый услышать ответ.

– Лесь, щас не важно, кто прав, а кто нет, и во что кто верит. Нужно разобраться: как все произошло, кто зачинщик, где, вообще, ты был эти сутки и что это за баба.

– Где она? – неприятный холодок прошелся по спине, ударяя в ноги. Возвращаю стул на место, присаживаясь на самый край. Кто я такой, чтобы что-то с них требовать? Ментам не сдали, и на том спасибо. Я им уже по гроб жизни обязан. А так у меня есть время хотя бы на что-то. Я не намерен сдаваться.

– В подвале, – улыбается Август, Денис выплевывает в спину Вадиму холодный кофе, Вадим орет, Август ржет с легким надрывом, Денис пытается вытереть футболку нашему менту, тот орет еще больше, а я плавненько сползаю на стол, неторопливо бьюсь головой об его холодную гладь.

– Нахуя она там? – прекращаю весь балаган одним вопросом.

– Ну… похоронить бы…

– Он не закончил осмотр, – обрывает его Вадим, стягивая через голову футболку и швыряя ее в виноватую морду Дениса.

– А если менты нагрянут? – непривычно холодно спрашивает Денис, комкая в пальцах чужую футболку. Страшно тебе, родной? Что труп в доме, что на тебя свалить могут. Страшно. И мне страшно, что виновник ее гибели я. Людские страхи так легко распознать, когда сам переполнен ими.

– Посадят, – подводит итог Август, разминая плечи, потягиваясь всем телом, от чего и так короткая футболка задирается почти до пупа, обнажая плоский бледный живот с маленькой звездочкой с левого края.

– А вы не могли ее привезти куда-то еще? – хочется закрыть уши руками и не слышать ничего.

– Куда? Ко мне в участок? Мол, простите-извините, я с дамой, а то, что у нее грудина разорвана, это так, новая мода, да?! – эмоции выходят из-под контроля, это все стресс.

– Можно было ко мне, но я в отпуске и, придя с трупом, выглядел бы подозрительно.

– А я не подозрительно?

– Прекратите, – рявкаю на всю кухню, призывая к молчанию. – Кого не устраивает, можете валить отсюда. Я сам справлюсь.

Денис, психанув, вылетает из кухни, вернув Вадиму его уже непригодную к носке футболку; Август, прихватив со стола пакет со звякнувшими инструментами, семенит следом, и я до немого крика боюсь, что они уйдут. Оставят меня. А могут. Имеют на это полное право.

– Че стоишь? Беги давай, – срываюсь на Вадима. Не со зла. Его уверенность, хладнокровие это заставляет в груди все кипеть и плавиться. Уже слабо ощущаю себя, будто и не я это вовсе, другой человек. Думаю, он видит это по моим глазам, поэтому и не орет в ответ.

– Завтра поедешь со мной, напишешь заявление об угоне авто. Но для этого придется вспоминать, где ты провел эти сутки, чтобы не вызвать подозрений.

– Где. Моя. Машина?

– В земельке закопана. А что?

– Вы больные?!

– Нет, но отмыть ее все равно бы не вышло, и сиденье слишком пропиталось кровью, так что улик хоть отбавляй. А так бензином залили, подожгли, подождали пока прогорит, – кажется, я седею на глазах, – и закопали. Все. Вали вспоминай, где твою блядскую тушу таскало.

– Я не помню.

– Лучше вспомни, а то я сам докопаюсь, где тебя носило, – подходит ближе, оставаясь в метре от меня, и дышит так тяжело, загнанно, будто, блядь, машину закапывал. – И уж тогда точно посажу.

– В тюрьму? – пискнув, вжимаю голову в плечи, отступая к стене.

– На кол, – рявкает на всю кухню и уходит прочь. Вот и поговорили.

Мы с Вадимом всегда тяжело находили общий язык. Несмотря на то что дружим больше десяти лет, я ближе к Дену, а он с Августом постоянно на связи. Но когда мы все вместе, у нас нет четкого разделения, всегда находятся темы для разговора, поднимаются глобальные вопросы, даже личное обнажается, но некое напряжение чувствуется. Всегда чувствовалось. Напрягает ли меня это? Вовсе нет. Он слишком… слишком правильный, принципиальный, навряд ли я когда-нибудь смогу подпустить его ближе, чем Дениса или Августа.