Текст книги "Замкнутый круг (СИ)"

Автор книги: Arne Lati

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– У тебя выходной был, какого хера в больнице забыл? – подаю голос, сверля Дена ненавидящим взглядом. Не верю ему. Хочу, но не могу – перестроиться сложно. Слишком гладко все. По сути, Ден ни в чем и не виновен. Разве что укрывал преступников у себя. Машину не закапывал, труп не расчленял и не избавлялся от него. Недоверие разрастается подобно инфекционному заболеванию, быстро и бесконтрольно.

– У меня был платный пациент, – отвечает спокойно, выдерживая мой тяжелый взгляд.

– Мужик на кладбище от тебя был? – интересуется Август, доедая третий по счету бутерброд, а меня при виде еды тошнить начинает.

– Какой мужик?.. – вот тут-то мы все и присели. Переглядываемся, рожи у всех обеспокоенные, и непонятно же ни хрена.

– На кладбище… что с трупом помог… – завидую выдержке Вадима, внешне он спокоен, но нервозность в каждом жесте выдает его.

– Ребята, я сейчас, видимо, чего-то не понял, но я никому не звонил, – охрипшим голосом выдает Ден, и у меня сердце в пятки уходит.

– Ты уверен? – усмехается Вадим, истерично трет глаза и откидывается на спинку стула все с той же больной улыбочкой.

– Да. Я бы не стал. Вадька, а че за хуйня, а?

– А вот это вопрос, родной. Кто видит нашу грядущую перспективу – поднимите руки? – сидим, притихли, Август клешню тянет, ухмыляется. Я, не выдержав такого давления, отвешиваю ему подзатыльник, вроде затихает.

– То-то и оно, – продолжает Вадим, – если это был подставной, то труп уже откопали и передали на экспертизу, – со злости лупит ладонями по столу так, что меня на месте подкидывает. – Я ж, блядь, чувствовал, что подстава! – холодным потом обдало спину, толпа мурашек скатилась вниз по позвоночнику, оставляя после себя дрожь.

– Вадь, нам надо быстро искать, кто зачинщик, иначе нам пиздец. На экспертизу дня два уйдет, максимум три, я там перемешал всего, как жопой чуял, да и реактивы подмешал, определить, чей труп, почти нереально…

– Отпечатки, зубы, волосы? – перечисляю как вариант, теряя голос.

– Нет ни первого, ни второго, ни третьего. Не суть важно, – отмахивается, а я теряю пару лет жизни от его легкого жеста. – Первым на меня выйдут, так разобрать только я мог. Потом на Дена, Леська следующий, ты пока не при делах. Вадь, вали-ка ты из города.

– Щас. Уже на старте.

– Ты не понимаешь, что происходит?! – начинает орать Мелкий, подскакивая на ноги. Дергаю его обратно, чудом не уронив мимо стула. Он, покачнувшись, остается сидеть.

– Не ори, соседи ментов вызовут.

– Надо собраться и подумать, – предлагает Денис, бледнея лицом, а я гипнотизирую его как врага, и одновременно обнять хочу. Гадское чувство.

– Значит так, сейчас собираемся и меняем место дислокации. Я с работы забрал кое-что занимательное. Да и Дену, думаю, есть что рассказать, – кивает. – Поэтому ноги в руки и на выход.

Спешно собираемся, переговариваясь вполголоса. К Дену намеренно не подхожу. Не могу. Через себя переступить не могу. Он видит это, угрюмый ходит, все взгляд мой поймать пытается. Бесит.

– Вадим, а если это и не менты вовсе были? Ну те, которые меня пасли?

– Вариант. Первостепенным остается вопрос, кто подставил Леську, – глянув на меня, мерзко скорчил рожу и покачал головой, – да кому он, вообще, ущербный, нахрен сдался? – от возмущения давлюсь вздохом, и в таком не отпускающем ахуе меня выдворяют из квартиры.

В мотель на окраине с противоположного выезда города добираемся к четырем. Небольшое двухэтажное кирпичное строение, выгоревшее от времени и палящего солнца, несколько одиноких берез, усыпанных желтыми листьями, и грязный асфальт возле пролегающей мимо трассы. Чудесное место.

Внутри ненамного лучше. Серые блеклые стены, бухие дальнобойщики, продолжающие вчерашний фуршет в маленьком кафе, запахом табака и перегаром пропиталось все вокруг, даже тучная дама за импровизированным прилавком.

– Еще большего гадюшника найти не мог? – спрашиваю у Августа, сжимая его локоть до боли и также улыбаясь ему в ответ.

– Нет, этот – такой единственный, – вырывает руку и идет забирать ключи. Женщина на удивление легко с ним здоровается, забирает несколько купюр и отдает ему ключи от двух двухместных номеров. Собираемся в одном из них, скинув сумку прямо на пол.

– Вот только давайте без тайн, ладно? – прошу сразу, стоит только нам разместиться. Август и Ден сидят на одной кровати, Вадька развалился на второй, а я, задернув шторы на окне, подпираю задницей подоконник.

– Окей, – соглашается Вадим, произнося в потолок. – Кто начнет? – тишина. – Тогда я, – неторопливо садится, глядя на всех по очереди. – Снятые пальчики с ножа совпадают с твоими, Лесь, других я не обнаружил. На бутылках в твоем доме есть отпечатки всех нас, и опять нет чужих.

– Подожди, – обрываю его, подаваясь корпусом вперед. – Как, всех нас?

– А это вопрос. Нас у тебя точно не было. Хорошо, одну бутылку Джина тебе дарил я, там мои отпечатки и Августа, на коньяке – Дена и твои, а банки из-под пива усыпаны общими.

– Бред какой-то, – возражаю безапелляционно.

– В твоей крови алкоголя не обнаружено вообще, – подхватывает его Денис, также глядя на меня. – А вот что поинтереснее есть.

Все это время Август листал какие-то бумаги, протянутые ему Деном.

– Друзья мои, – начал торжественно Август, и желание ему ебнуть я прочитал еще в двух парах глаз. – А кто знает что такое Циклогексимид? Никто? А я вам расскажу, – поднимается на ноги, расхаживая из угла в угол не сгибая колен, чем становится похож на сломанную куклу. – Это вещество нарушающее память. Токсично. Вызывает временную потерю памяти. Но! Есть там еще один компонент – Фентанил, не менее увлекательная вещь. Наркотический анальгетик, в дозах выше терапевтических оказывает обездвиживающее действие. Занимательно, да? – в ушах шумит, как под водой, сердце колотится в груди оглушающе громко, настолько, что кажется его удары слышат все. – Я бы эти препараты смешивать не рекомендовал, больно опасно для нервной системы. И чтобы сделать это правильно, надо иметь химическое образование и высшую докторскую степень, а также чуйку от бога, потому что стоит немного спутать дозировку, и ходил бы ты, Лесь, дурачком, или вообще бы не ходил, – останавливается посреди комнаты, глядя на меня жалостливо и с сочувствием. Только жалости мне не хватало для полного счастья. – Тебе очень повезло. А вот бабе той, по ходу, нет. Кровь у нее не брал, но почти уверен, что опоили ее тем же, а потом задушили.

– Дайте закурить, – прошу хриплым голосом, сползая на пол. Август подкуривает мне, передает фильтром вперед, затягиваюсь так глубоко, как только могу, стараясь дымом заполнить себя, но помогает слабо, разве что мозги плыть начинают.

Молча курим, Вадим отмечает в блокноте очередные важные моменты, суть которых вряд ли пойму, Малой обеспокоенно шатается по комнате, а Ден окончательно завис.

– Что получается? Какая-то тварь опоила меня, убила девку, вывезла нас в тот лес и бросила?

– Именно, – соглашается Вадим.

– А ты отпечатки с руля брал?

– Брал – только наши.

– И кому это могло понадобиться? – напряжение стало вытеснять весь воздух из помещения, видеть этих людей, как и им меня, становится невыносимо. Это психологическая атака. Серые, с облупившейся от времени краской стены давят, потолок, некогда белый, сейчас же пожелтевший и прохудившийся, с мокрым пятном в углу, вот-вот грозится упасть на голову, даже кровати с застиранными покрывалами вызывают отвращение.

– Я сейчас свихнусь, – говорю на полном серьезе, уткнувшись лицом в колени.

– Надо снять стресс, – соглашается Денис, поднимаясь и разминая ноги.

– Я бы потрахался, – признаюсь честно, все так же находясь в темноте.

– Кто бы сомневался, – ворчит Вадим, но почти не слышу его из-за гула в голове. – Иди, дерзай, там полно дальнобоев, кому-нибудь да приглянешься. Только труп опять не притащи.

– Да пошел ты!

– Щас ты пойдешь.

– Хватит, – обрывает нас Август, надевая темно-синюю куртку. – Нам еще между собой посраться не хватало. Утихли тут, а я за настроением.

– Я с тобой, – подхватывает инициативу Вадим, с хлопком сдергивая свою кожаную куртку с кровати.

– Псих, – шиплю ему в спину.

– Уебок, – вторит мне не менее ласково. Вот и поговорили.

Тихо. Денис сидит неподалеку, подойти не стремится, знает: пока не отойду, со мной лучше вообще не общаться.

– Лесь, – зовет спокойно, поерзав на жесткой постели. – Поговори со мной, а? Или дай я выскажусь. Видеть не могу твою обиженную рожу.

– Не нравится – выход там, – тыкаю наугад, надеюсь в дверь.

– Левее, – помогает мне, без улыбки.

– Хоть через окно, один хрен.

– Леська…

– Все. Отъебись от меня. Не хочу с тобой разговаривать.

– Совсем?

– Сейчас. Может, напьюсь – выслушаю. Пока нет, не могу.

Отгородившись от него, раз за разом прокручиваю в голове события прошлого дня, пытаюсь понять, где совершил ошибку, зачем все это и кто мог пойти на такое. Я ли им был нужен? Может, я всего-лишь верхушка пирамиды?

Из размышлений меня вырывает стук в дверь, смех Августа и завалившаяся парочка друзей с двумя пакетами наперевес…

Часть 5

Пьется на удивление легко. За импровизированным столом, сотворенным из прикроватной покосившейся тумбочки, в кругу друзей, с растерзанными мыслями… Пьется легко, да: водка идет как вода, но стресс снять помогает слабо. Наоборот, чем более беззащитным, расслабленным становится тело, тем активнее работает мозг.

Выпадаю из разговора, перешедшего в нейтральное русло. Негласно было решено на время оставить все разговоры о случившемся и взять тайм аут. Еще бы знать, как щелчком отключить страх и чувство опасности преследующие меня повсюду.

– Ой, да брось, – усмехается Август, сверкая пьяным, блестящим взглядом. – Не было такого, – выкидываю окурок в окно и пытаюсь вникнуть в смысл сказанного. Уж больно Малой возбужденно жестикулирует и трясет ухмыляющегося Вадима за плечо, сидя на коленях рядом с ним.

– Было, – возражает Вадим, отталкивая мелкое недоразумение от себя. Легкий румянец на щеках Августа удивительно привлекательно гармонирует с ярким цветом его волос. – Ден, подтверди?

– Подтверждаю, – ухмыляется наш доктор.

– Это было один раз, и то – в далекой молодости.

– А как вы вообще спелись-то? – встреваю в разговор, подходя ближе и пристраиваясь задницей на вторую пустующую тумбочку. Денис смотрит обиженно, хлопает по покрывалу рядом с собой, на что получает мой выставленный вперед средний палец.

– О! – подскакивает Мелкий так неожиданно, что Вадим едва не роняет банку с пивом на пол. В нашей компании пиво пьет только он. Не переносит крепкие напитки. – Это было давно…

– И неправда, – подхватывает его Вадим, придерживая, когда мелкое недоразумение пытается перебраться через него, желательно, не навернувшись с кровати, и встать в центре комнаты, для лучшего обозрения.

– Так, не перебивай, я на лирику настроился, – отмахивается Август, дернувшись неудачно, и заваливается на колени к Вадиму. Они ржут, не долго, Мелкого быстро сгоняют на пол.

– Ну, вещай, лирик, – помогаю ему. Не помню, чтобы тема их знакомства обсуждалась. Внутри разрастается легкая дрожь, дать классификацию ей даже не берусь.

– Мы были знакомы еще до того, как Леську встретили.

– И как же?

– Вообще, мы с Вадимом встречались, – тишиной накрыло всех разом, разве что Вадька так и продолжал гаденько ухмыляться, не перебивая и предоставив другу выговориться. Август сиял, его распирало поделиться знаниями, и по тому, как он подпрыгивает на месте, уже достаточно давно распирало.

– В смысле? – я опять что-то не понял.

Переглянулись с Денисом, пожали плечами, бред какой-то. Хотя теперь понятно, почему они так близки, почему вечно на связи, и где есть один – автоматически появляется второй. Но я не верю! Не верю, блядь, даже мой залитый водкой мозг не верит. Иные у них отношения. Нежность, забота, дружба в конце концов, но не любовь ни хрена. Не она это.

– В прямом, – скалится Август, откидывая непослушную челку назад. – Вадьке восемнадцать было… почти, мне шестнадцать… уже! Мы и так дружили с детства, мамки наши общаются по сей день. Но Вадим все по бабам был, а меня не тянуло к ним совершенно. Ну, я и рассказал ему…

– Он тебя понял? – уточняет Денис, пьяно икнув и покраснев.

– Видимо, нехуево понял, раз встречаться стали, – сам не понимаю, какого хера завожусь с полоборота. Тереблю в пальцах зажигалку, скрывая за непринужденным жестом нарастающее волнение.

– Да не понял он меня, – почти ржет Малой, обнимая меня за плечи. – Он меня трахнул. – И тишина. Вадим все также улыбается непривычно мягко и почти не пьяно, Малой строит ему глазки, видно, что на показ, играет, да и интимности там не больше, чем в чтении газеты, но все равно бесит. – А потом я влюбился.

– Потом тебе понравилось трахаться и ты подсел на секс со мной, – поправляет его Вадим, прикуривая.

– Ну, это тоже. И влюбился, – произносит совершенно по-пидорски, с придыханием, и мы, не выдержав, начинаем ржать.

– А вообще, не так все было романтично, – сокрушается наигранно мерзко.

– Какая уж романтика. Мы либо трахались, либо не общались, потому что кто-то дома отлеживался.

– У меня был растущий организм, любвеобильный, заметь.

– О, я замечал.

– Подожди, – обрывает его Денис, разливая всем по стопке. – Это выходит, когда мы познакомились, вы еще встречались? Сколько, вообще, и почему мы не заметили?

– Да. На тот момент мы встречались не больше полугода, а в целом наши отношения продлились года два, – честно признаюсь – я ахуел. – Вадим вообще не любитель демонстрировать свои эмоции на людях.

– А в постели? – Это сейчас я спросил? Все трое уставились на меня с глупыми, не менее прифигевшими рожами.

– О, раз уж у нас вечер откровений, – Мелкий в последний момент успел отскочить от Вадима, прогуливаясь мимо него, и не нарваться на взбучку. – В постели он человек настроения. Может быть нежным и ласковым, – Вадим показал ему фак и отпил из банки. На его скулах вспыхнул румянец, хотя внешне он остался невозмутим. – А бывает наоборот, безбашенным. В любом из случаев секс с ним фееричный, – Август перехватывает из моих рук сигарету и быстро вдыхает. – Есть у него уязвимое место, – шепчет томно, подмигнув мне, – когда ему вылизывают живот, он становится почти ручным. Но сам, гад, не дается. Би-си-к-су-ал недоделанный, в “пасс” его не загонишь.

– Что еще обсудим? – почти ржет Вадим, совершенно не чувствуя стыда. Неловкость – да, смущение – вообще нет.

Ерзаю на тумбочке, пересаживаясь на кровать и сразу скидывая руку Дена со своего плеча. Не отпустило еще. А вот все эти разговоры, вроде бы простые и незатейливые, кипятят кровь и стягивают неудовлетворение в пах. Только сейчас понял, как давно я не трахался.

– А расстались чего? Не сошлись характерами? – попытка пьяного Дениса произнести это с пониманием провалилась на корню. Сам ржет сидит, гад.

– Типа того, – соглашается Малой, поднимая рюмку и, чокнувшись с двумя нашими, выпивает первый, занюхивая моими волосами. Шутя отталкиваю его, кидая в него яблоком. – Проще все было. Разошлись без драм и истерик, сами решили. Первая влюбленность прошла, она осталась, конечно, как можно не любить меня, но видоизменилась. Мы друзья, может, чуть больше, совместное будущее между нами было невозможно и мы быстро это поняли, потому что и не скрывали друг от друга, что чувствуем.

– А перед этим чудовище наше еще и влюбиться умудрилось, так что все было к лучшему.

– Бедная женщина, – сокрушаюсь понимающе, стоит только представить, что ей достанется такой психованный муж. Его вечно нет дома, он болен работой, там же ест, спит, и ебет его тоже она. А еще у него есть мы – и это тоже минус.

Август как-то странно на меня посмотрел, перевел взгляд на Вадима, вскинул бровь, тот показал ему язык и вновь оскалился.

– Н-да, бедная женщина, – протянул Малой, даже трезвея.

– Че? – ну скрывают же что-то, суки.

– Да женщиной там и не пахнет…

– Август, приткнись, – просит Вадим, но не особо давя. Складывается впечатление, что ему все ровно, что его личную жизнь обсуждают. Напился, что ли? Так нет, трезвый сидит.

– Да брось, – отмахивается как ни в чем не бывало. – Если нас всех посадят, никто так и не узнает правды! Я не могу этого допустить. Так вот, было это по весне.

– Ты бы еще сказал под луной, – перебиваю его, сбивая с мечтательного тона. Наливаю еще по одной, здраво рассуждая, что это последняя.

– Не мешай. Шли мы с Вадимом, тогда еще молодым и красивым…

– А сейчас я уебище?

– Гуляли. А темно уже было. Парк. Пустые лавочки. Ни единого прохожего.

– Только не говори, что вам размножиться приспичило, – прошу с нажимом, а мне вот приспичило. Надо срочно снять стресс.

– Не. И тут обнаруживаем на одной из лавок спящее тельце… – оба расплылись в издевательской улыбке. Су-у-у-у-ки!!!

– Не вспоминайте! – возмущаюсь открыто. Они мне тот день до сих пор припоминают.

– Да подожди! Дай понастальгировать.

– Иди ностальгируй один.

– Нет. Спит себе клубочек, галстук вокруг шеи обмотал, – чувствую, что краснею, – в куртку замотался, – ненавижу гадов, – перегаром за километр несет, и сопит так забавно. Жопа чуть не спадает с лавки, носом в ладони ткнулся… Короче, мы поржали минут двадцать, Вадька даже сфоткал, но прохладно еще было, сжалились над убогим. Растолкали, а тут такое чудо сидит. Заспанное, пьяное еще, глаза трет свои зеленые, матом ругается, объясняет, что просто моргнул неудачно, и не спал он, в общем, – ржут уже не скрываясь.

– Леська по молодости вообще был миленький, – соглашается Денис, чем вызывает у меня бурю возмущения.

– Миленькими бывают карманные собачки, а я был очаровательно-ахуенен, как и сейчас.

– Сейчас ты прожженная недешевая блядь, знающая себе цену, а тогда ты был миленький, – встревает Вадим, как всегда, с кучей комплиментов.

– Ну, мы его и повели домой. Мамка орет, что, мол, мудачье, споили ребенка, ему пятнадцать только хлопнуло. Вадим соглашается, что его вина. С тех пор мать твоя его и не переваривает.

– Я как-нибудь это переживу, – скалится Вадька, допивая остатки пива из банки, облизывает влажные губы и тут же прикуривает, пару минут висну на нем, Август виснет на мне, Денис виснет просто потому, что нахуярился в ноль. Бред какой-то.

– Скажите, господа, – размышляю вслух, затушив окурок, с боем отобранный у Мелкого, пока он не обжег пальцы. – При чем тут я и несчастная влюбленность Вадьки?

– Н-да, все-таки, Лесечка, ты у нас та еще блондинка.

– Я реально не понял. Ты в маму мою влюбился? – представил Вадима своим отчимом, чуть не вырвало.

– Боже упаси, – ржет Вадим, поднимаясь и твердой походкой отходя к окну, приоткрывает форточку, дымя на улицу, а заодно и проветривая.

– В тебя, бестолочь, наше чудовище влюбилось. Че непонятного? – серьезно вопрошает Август, и теперь ржать хочется мне. Истерично, до всхлипов.

– А? – нет, по его серьезным протрезвевшим глазам понимаю, что не врет, но как-то романтикой меня даже не огрело. Бред, не иначе.

– То! Что не ясно? – Малой злится. Он, может, и предполагал, что я кинусь к Вадиму на шею со словами: “Любовь моя, я ждал этого всю жизнь!” По тому, как меня перекосило, даже Август растерялся.

– Что, вообще нигде не екнуло? – уточняет, переглянувшись с Вадимом.

– Не очень, – честно признаюсь. – Может ему, – кивок на Вадьку, – на колени упасть или цветы подарить? – понимаю, что бред несу, но состояние отдаленно напоминает шоковое. Вероятно защитная реакция, но отношение мое к нему не шибко поменялось, от слова совсем.

– Если ты думаешь, что я томно вздыхаю по ночам, сижу в подъезде под твоей дверью, пишу стихи и плачу, то вот хуй, – буднично отвечает Вадим, шлепая Малого по рукам и не давая ему затянуться.

– Чего это? – какая-то странная у него любовь, скажу я вам.

– Оно мне зачем?

– Август, ты слово “любовь” с “неприязнью” не перепутал? – атмосфера накаляется, улыбки на лицах становятся лживыми, Денис злится – я вижу как его потряхивает – и окончательно ни хрена не понимаю.

– Это из-за неприязни нашего друга так ломало, да? – поворачиваюсь к Денису, не узнавая его голоса. – Поэтому он, стоило только тебе удариться в очередной роман, бухал не просыхая так, что в клинике лежал две недели. Не спился чудом. Август выхаживал, – теряю опору в ногах, хочется сесть, а еще лучше убежать. Голые эмоции проникают под кожу, в каждую клетку, и больно ранят. Но так и остаюсь стоять на месте обездвиженный.

– Я не видел ничего такого.

– Еще бы ты видел, – подхватывает Август, злость в его звонком голосе слышна особенно ясно. – В очередной раз влюбившись, ты терял голову, свято веря, что нашел своё счастье. Полностью уйдя в ощущения, ты пропадал, а Вадим слишком хорошо умеет скрывать то, что не хочет показывать.

– Но вы-то знали! – срываюсь на них. – Знали и молчали. За глаза считали меня тварью, да?

– И в мыслях не было, – легко отвечает Ден, дергает меня за руку, роняя на кровать, но больше прикоснуться не пытается. – Вадим просил не вмешиваться, говорил справляется, и пока он действительно держал все под контролем, говорить не было смысла.

– Прекращайте поднимать скандал на ровном месте, – встревает Вадим, закрывая форточку. Прохладно. – Это все не имеет значения, – произносит спокойно, прямо, без давления глядя мне в глаза. – Какая, к черту, разница, кого я люблю или нет? Это мои чувства, я к ним привык, мне с ними комфортно, есть-пить они не просят, жертв не требуют… Малой, поставь бутылку, с тебя хватит, – шикает на Августа, тянущегося за добавкой.

– Злой, – сокрушается Мелкий, плюхаясь на кровать, и, подперев пяткой пружинистый матрас, укладывает голову на коленку.

– Какая-то у тебя любовь… странная, – признаю при всех, сам уже потерявшись, что, вообще, должен чувствовать. В груди мягким теплом греет алкоголь, посылая по телу слабость и лень в движениях, мозг постепенно отключается, вот только нервная система, сука, все никак не успокоится. Пальцы дрожат и в жар бросает. Но этот разговор, видимо, смущает только меня. И как я теперь должен к Нему относиться?

– Любовь – моя, и тебя она не касается.

– Да ну?

– Ну да. Тебя в ней участвовать не заставляю, больше того – этого не желаю.

– Ты противоречишь самому понятию любви, – возражаю открыто, язык заплетается – бля, я напился.

– Каждый в это понятие вкладывает свой смысл. Лесь, если я тебя люблю… – блядь, да что такое-то?! Как можно об этом так спокойно в глаза говорить? И задолбал меня этот фейерверк в груди, бесит, злюсь. – …тебя это ни к чему не обязывает. Я не прошу тебя собирать вещи и переезжать ко мне, ждать меня после работы и кормить ужином – это, по сути, нереально. Зная твой блядский характер, такие нервотрепки мне ни к чему, мне их и на работе хватает. А отшугивать от тебя ебарей и баб блядливых, уж простите, годы не те, не опущусь до подобного.

– Ты все равно козел, – это сказал не я, а мое подсознание.

– Обидься на меня и не разговаривай со мной, по возможности – подольше, – улыбается аки хищник перед охотой и, подцепив почти дремлющего Августа, тянет его на выход. Малой еле передвигает ногами, что-то несвязно бубнит, смешно морщит нос и молодеет лет на пять. Несмотря на его морщинки вокруг глаз и детскую улыбку, он уже взрослый мужчина, хоть и выглядит на двадцать, если пристально не разглядывать.

– Все по нарам, отбой.

– Пиздец шутка в тему, – возмущаюсь, кидая в него откушенным Августом яблоком.

Они уходят, становится пусто и неуютно. Остаюсь в растерянности.

– Ден, че за фигня, а? – оборачиваюсь к другу, ненадолго залипая на его холодном, глубоком взгляде серо-зеленых глаз.

– Леська, не заморачивайся, Вадим всегда был с причудами.

– Мне-то теперь как быть? – начинаю откровенно срываться. Злюсь. Хочется бить посуду, орать, выть дурниной, но позволить себе могу только глубокий вздох.

– Ничего. Меня выслушать, – склоняет голову к плечу, скрестив кисти на коленях и сгорбив плечи.

– Ты все еще про Вадима? – спрашиваю, и так зная ответ. Он отрицательно мотает головой, опуская взгляд.

Ссутулившийся, бледный, испуганный, заросший недельной щетиной, с потухшим взглядом – он будто сломался. Это больно осознавать, но все происходящее сейчас сильнее всего отразилось на нем.

Да, мы всегда были близки с ним, всегда делились правдой, не было меж нами лжи, и за это я готов ручаться, а сейчас он потерянный, сбитый с толку и погрязший во всем этом дерьме из-за меня. Чувствую себя ничтожеством.

Нерешительно подхожу ближе, сажусь перед ним прямо на грязный пол задницей, согнув ноги в коленях, и выжидательно на него смотрю, даю время собраться. Он пару минут изучает мое лицо, думает, и все же решается.

– Я спросить хотел… Почему ты тогда позвонил мне, а не Вадиму? – поднимает на меня взгляд полный боли и тоски. – Ты же обычно ему звонил.

– Обычно я не хотел тебя волновать. Ты сразу начинал таскать меня по врачам и жутко нервничать, а ему все было фиолетово, – задумался, – как я считал.

– А в этот раз? – ждет, боится, а меня ломает от его искренности, гнет так, что вцепляюсь пальцами себе в колени, сжимаю их до боли, чтобы не застонать от отчаяния.

– Я не хотел подставлять тебя, Ден, правда не хотел. На автомате же все было. Я и номер-то твой по памяти набирал, хотя все ваши знал. Оно само, понимаешь?.. – почти скуля, глядя на него взглядом побитого щенка. Я виноват перед ним, очень виноват.

– Лесь, – сухой сдавленный голос резанул слух, от шока распахиваю глаза, холодея душой. Из его всегда смеющихся глаз капают слезы. Крупные капли стекают по щекам, а на губах больная улыбка. – Лесь, прости меня, – шепчет, сползает вниз, ко мне между ног, утыкается лицом в мое плечо, крепко сжимая сильные руки у меня на спине. А я рук поднять не могу, обнять его, утешить, потому что ШОК! Ступор! Я потерян! Я, блядь, щас сам разревусь или сдохну уже, наконец! – За предательство прости, что не смог помочь. Я хотел, честно… – шепчет едва разборчиво, а мне и слышать не надо, о чем он толкует, мне достаточно того, как ему паршиво, чтобы заранее простить ему все. – Ты верил мне. Я знаю. Всегда доверял. Только я знаю тебя настоящего, как и ты меня. Я тебя больше чем братом считал… – сбивается на всхлипы, сам нервно смаргиваю слезы, неожиданные, дикие, сейчас совершенно ненужные. Это все эмоции. – Всегда старался помочь, хотел помогать, и был уверен, что смогу пойти ради тебя на все. А тут струсил. Я испугался, Лесь, – повышает голос, приподнимая голову и садясь передо мной прямо, только рук с плеч так и не убирает, держит, боится, что сбегу. Какой там сбегу?! Я дышу через раз и сердце колет невыносимо. Плохо! – Я предал тебя. Тебя. И боялся этого всю жизнь, сам боялся, и не смог через себя переступить, сдался. Я трус! Я ничтожество! Ну, чего ты молчишь?! – уже орет мне в лицо, и я не успеваю перестраиваться за его эмоциональным фоном. Серо-зеленые глаза напротив пьяные теперь уже от эмоций, от боли, от страха потерять, горят живым огнем. А мне страшно. Что довел его до такого состояния – страшно.

– Ты мне ничего не должен, – выдавливаю из себя сиплым голосом и с трудом сглатываю вставший в горле ком. Челка лезет в глаза, но убрать ее не могу, боюсь руку поднять и спугнуть. – Я не злюсь…

– Ты ДОЛЖЕН злиться! ДОЛЖЕН ненавидеть меня за предательство, за ложь, за то, что бросил, когда нужен был! – трясет меня за плечи, а я улыбаюсь, и улыбка эта рвется изнутри. – Они не бросили. Даже они, а я не смог. Ты же мне позвонил! А я не смог… Лесь, родной, ну накричи на меня, ударь, избей, если хочешь, я стерплю, только не молчи, слышишь. Я же сдохну сейчас. Сердце не выдержит. Ну пожалуйста, оттолкни, вышвырни из своей жизни. Сделай хоть что-нибудь, чтобы я вновь не смог причинить тебе боль.

Время зависло над нами. Потерялось в тиканье его наручных часов, растворилось ветром под потолком и исчезло в крике бродячих кошек за окном. Тот, кто сам погряз в грехах, никогда не сможет разглядеть эти грехи в другом. Его искренность, его правда подкупали. Мы через столько вместе прошли. Столько было счастливых моментов, хоть и дрались не раз, и скандалили, срывая голос на криках, но помнится только хорошее. Этот человек, сейчас утянутый в мои руки, никогда не сможет оттолкнуть меня. Да, он не справился, но я сам виноват в том, что втянул его во все это. Это моя вина, что сейчас ему так плохо. Я сломал его. И мне нести за него ответственность.

– Прости меня, – шепчу ему в висок, едва задевая его пересохшими губами, глажу по голове, по темным коротким прядям колющим ладонь, шепчу что-то успокаивающее, вспоминаю прошлое, пытаюсь своим гулом перекрыть его тихие всхлипы и сорванное дыхание. Он так и засыпает у меня на руках. Полубессознательного укладываю на кровать, укрываю одеялом, думаю, прокручивая в голове все произошедшее, и разом трезвею. Нет, тело все еще несет в себе слабость от выпитого и легкую заторможенность, но разум кристально чист. Даже обидно.

Поздний вечер плавно перетекает в ночь. Пейзаж на улице, жалкий и тоскливый, не вызывает ровным счетом никаких эмоций. Разве что уныние, но и оно теряется в общей куче разрозненных переживаний. До сих пор не могу осознать, что рано или поздно окажусь в тюрьме. А я там окажусь. Точно знаю, а поверить не могу. И ладно я: я справлюсь, у меня выбора другого нет – а остальные? Вадька мент, ему там жизни не будет, про Августа вообще молчу, кипя от злости, а Ден… Ден сам не выдержит, вздернется на первой освободившейся после предыдущего смертника батарее. И то, что прожито зря, и будущего нет. Кому ж я так нагадил, что вот так со мной?

Дымлю в форточку, допивая из стакана остатки водки, все еще веря, что смогу напиться и вырубиться. Денис мирно спит, разве что ворочается на неудобной постели, и мне все время кажется, что ему холодно.

Общее состояние примерно как у бомбы замедленного действия. Если не обезвредить – взорвусь. Слышу тиканье в своей голове, отмеряющее минуты до того, как меня разорвет и я сорвусь в истерику, начну орать, а может, просто забьюсь под батарею в ванной и буду выть. Не знаю. Устал представлять, что со мной будет дальше.

Всего слишком много. Я переполнен, и если сейчас же не скинуть напряжение, может поехать крыша.

Тушу окурок в своем же стакане, закрываю форточку и задергиваю шторы. Иду в душ, благо он имеется в номере, совершаю нехитрые манипуляции, пережидая внутренний мандраж.

Одеваться откровенно лень, да и смысла нет. Обмотавшись затасканным, но относительно чистым полотенцем вокруг бедер, покидаю заполненную паром ванную, прихватив с собой свои вещи.

Благо идти недалеко, не успеваю даже замерзнуть, а может, я горю изнутри. Знаю, что сейчас на щеках тусклый румянец, что губы искусанные раскраснелись и вид у меня на редкость жалкий, но на все это так откровенно плевать.