Текст книги "Две стороны одной монеты (СИ)"

Автор книги: Argo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

========== Глава 1 ==========

– Я видел это… Странные вещи. Человек прошел прямо сквозь стену в метро, но никто не обратил на это внимания. А неделю назад маленькая девочка вдруг обернулась птицей прямо в парке. Клянусь, это правда! Я не выдумал! Вы считаете меня психом?

Эрик тяжело дышит, глядя в сочувственно-равнодушные лица врачей. На лице его матери застыло выражение болезненного испуга, словно Эрик тот, кого следует приковать к больничной койке. Словно он болен…

Ему двенадцать, и он готов выть, потому что никто – НИКТО – не верит тому, что он видел.

– Я не псих! – он кричит и вскакивает с места, сжимая кулаки.

Ему кажется, что он ощущает каждый металлический предмет в комнате. Кажется, что вот сейчас он взмахнет рукой, и железные стулья под этими хлыщами в белых халатах расплавятся. И тогда он докажет, что не сумасшедший… Что он прав!

Ничего не происходит.

Доктор Эдденс качает головой, что-то записывая в карте, и кивает коллегам. Женщина слева от него с милым личиком вопросительно шепчет: «Манифестация*?» Неприятный высокий мужчина в очках оценивающе смотрит на Эрика, будто он не более, чем интересная букашка, попавшаяся ему на пути.

Внутри у Эрика все клокочет от злости.

– Не волнуйся, милый, доктора тебе помогут, – по щекам матери текут слезы, и она тянет к нему руки, чтобы обнять, но он вырывается.

– Мне не нужна помощь, как вы не понимаете?

– Эрик, с разрешения твоей мамы мы оставим тебя здесь на некоторое время, чтобы провести обследование и назначить тебе лечение.

Слова доктора Эдденса не слышны за шумом в ушах.

Оставить? Здесь? Это психушка, в которой его хотят запереть…

Кажется, он пытался сбежать или это было лишь в его воображении. Все тело горит, кисти рук буквально сводит от боли.

«Ну же! Ну! Повинуйся!»

Мысленно он кричит, но предметы в комнате остаются недвижимы. Доктор в очках склоняет голову на бок, следя за выражением его лица.

Эрик остается в палате этим вечером. С ним на соседних койках еще трое мальчишек. Они не выглядят всклокоченными агрессивными психами из фильмов, не раскачиваются из стороны в сторону и не вырывают волосы на голове. Один пытается развести Эрика на философский разговор и подсунуть какую-то книгу о высоких материях.

– Ты должен просвещаться. Я изучал труды великих философов и…

– И посмотри, куда они тебя привели, – грубо обрывает Эрик.

Ему плевать на философию. Он хмуро смотрит в окно палаты на странный корпус с куполообразной крышей. Там лечат электрошоком – ему уже сказал белобрысый мальчишка. И Эрика ждет такое «лечение»?

– Ничто в нашей жизни не бессмысленно. Дороги приводят туда, где нам положено быть. А что положено, то случится. А случившееся не отменишь. Ноги приведут тебя туда, где случится…

Эрик ложится на кровать и затыкает уши. Это не его путь.

Доктор в очках приходит на следующий день и расспрашивает Эрика. Тот отмалчивается, как военнопленный на допросе, но в конце концов уступает. Голос у доктора слишком елейный, а вопросы слишком подозрительные, но ему нужно хоть с кем-то поделиться…

– Ты должен знать, Эрик. Я верю тебе.

Эрик не верит. Ему обидно до слез. Обидно, что он слышит ложь в обмен на правду. Его кисти снова сводит от боли, и он стискивает пальцы в кулаки, на этот раз пытаясь сдержать невидимую силу, которая никак не хочет проявиться. Она клокочет внутри вместе с горькой досадой и злостью на всех этих лицемеров и на мать, которая оставила его здесь… Эрик хочет высказать этому доктору все: о нем, о клинике, об их «вере». И, конечно же, о том, что он видел. О да, пусть проверят, пусть найдут ту девочку, и того парня в метро, и мальчика, который стреляет лазерами из глаз. Эрик знает, где он живет.

Он ухмыляется, открывает рот и… не может произнести ни слова, потому что чей-то голос в его голове приказывает: «Молчи!»

– Ну же, Эрик. Так что ты видел? Я должен знать, чтобы помочь тебе с этим справиться.

Брови Эрика нахмурены, он смотрит на доктора, но взгляд его пустой.

Какого черта это было? Пожалуй, сейчас он и в самом деле немного напуган. Руки сводит, но он уже не чувствует былого запала.

– Я…

Доктор тяжело вздыхает и перекладывает ногу на ногу. Его терпение, кажется, на исходе, но Эрик не может взять себя в руки и выглядит рассеянным.

– Ты говорил, что видел людей с… необычными способностями. Может быть, расскажешь поподробнее?

«Нет!»

Голос в голове против, и Эрик почти вздрагивает от этого. Нельзя говорить? Не говорить ему? Почему? Не сходит ли Эрик с ума в самом деле? Ему уже дали какие-то таблетки этим утром…

Чтобы там ни было, будет лучше сначала разобраться с самим собой, а уже потом с доктором. Он делает долгий выдох, стараясь успокоиться, и чувствует, как боль уходит из рук, хотя сердце продолжает стучать где-то ближе к горлу, а в ушах шумит. Надо придумать ложь, похожую на правду, чтобы самому не запутаться потом…

– Я видел людей и животных, да. У них были необычные силы.

Мужчина заинтересованно подается вперед, заставляя подростка откинуться на спинку кресла, нервно сжимая пальцы на коленях.

– Я умею разговаривать с животными, вообще-то, – Эрик нервно чешет в затылке, чувствуя себя ужасно глупо. – Моя собака… Это она велела мне сказать про то, что я видел. Клянусь вам, сэр. Та девочка в парке превратилась в птицу, а мужчина в метро… Он… Он стал мухой и пролетел через вентиляцию. И я не пересмотрел кино, я видел это!

Губы доктора скептически поджимаются, он скрещивает руки на груди.

– Собака велела тебе рассказать матери о том, что ты видел?

– Да… Я бы сам не стал говорить, но… это ведь собака! – Эрик таращит глаза, отчаянно краснея. Он в жизни не нес такой чуши и сомневается, что доктор поверил хоть одному его слову.

– Что ж, малыш, я верю тебе. Иди в палату, я поговорю с доктором Эдденсом о твоем лечении.

Лицо мужчины становится кислым, будто он раскусил лимон и разом потерял весь интерес к Эрику, прекратив сверлить его взглядом черных глаз.

Эрик вылетает из кабинета с надписью «Доктор С. Шоу», обливаясь потом и чувствуя, как трясутся колени. Медбрат, ждавший в коридоре, берет его под локоть и проводит в палату, словно Эрик какой-то буйнопомешанный и может в любой момент броситься бежать.

Стоит ему оказаться возле двери в комнату, как он тут же бежит в туалет и закрывается изнутри.

В зеркале его лицо белее мела, зрачки заполнили всю радужку. Руки дрожат, но боли, появляющейся из-за рвущейся наружу неведомой силы, нет. Может быть, он такой же необычный, как те дети? А может, просто спятил…

– Кто ты такой? – Эрик шепчет это себе под нос, надеясь услышать голос, который звучал в его голове в кабинете Шоу, но ответа нет.

Он совершенно один…

***

Эрику восемнадцать и все, что напоминает о детях со способностями, – это отметка в амбулаторной карте «состоит на учете в психоневрологическом диспансере» и посещения психиатра раз в квартал.

«Параноидная шизофрения**. Манифестация в подростковом возрасте с преимущественно галлюцинаторной симптоматикой визуального и слухового характера, бредом воздействия***. Пациент уверен, что общается с животными и людьми, обладающими сверхспособностями. Пройден медикаментозный курс лечения, психотерапия. Пациент находится в состоянии полной ремиссии в течение 5 лет».

Он читает это в личном деле, пока доктор, отвлекшись, выходит из кабинета. Ремиссия – это ведь здорово? С тех пор он не видел ничего странного и больше не слышал того голоса в голове. Все говорят, что это хорошо. И Эрик тоже так считает. Голоса и дети со сверхспособностями – это не то, что поможет ему поступить в колледж и строить отношения с Магдой из параллельного класса. Она, кстати, тоже поступает на физический факультет. А значит, они смогут проводить еще больше времени вместе, готовясь к экзаменам. Если, конечно, смогут сосредоточиться на учебниках…

– И что ты забыл на физическом факультете, Эрик… У тебя способность к языкам, неужели не хочешь развивать талант, который у тебя от Бога? – мать ворчит по привычке, уже смирившись с выбором сына.

Выбрал что-то – и то хорошо. А мог бы и вовсе, связавшись с дурной компанией, пить пиво в подворотне и не интересоваться ничем, кроме развлечений.

– Бог богом, мама, но переводчиков сейчас полно. А вот тех, кто хочет изучать редкие металлы и продвигать науку, – не слишком. Вот мы с Магдой, например…

– Ах, Магда! – мать улыбается, и взгляд ее становится мечтательным.

Она смотрит в окно, за которым видно полуденное солнце. Эрик уже слишком взрослый, чтобы жить и дальше под родительским крылом. Хорошо, что у него есть кто-то, кто позаботится о нем.

Эрик идет по вечернему парку. Они с друзьями выпили, отмечая его поступление, и он немного нетрезв. Его шатает, но не настолько, чтобы упасть под скамью и проспать там до утра. Настроение веселое, и он приветливо машет каким-то незнакомцам, те смеются в ответ. Он чувствует себя окрыленным мыслями о будущем, не обращая внимания на покалывание в пальцах рук. Так бывает, когда он выпьет.

Эрик считает, что его жизнь идет, в общем-то, неплохо. Поступление, красивая девушка, с которой он надеется на продолжительные отношения, мать счастлива за свое единственное чадо. Еще бы подкопить деньжат на новый мотоцикл и выбрать подарок ко дню рождения Магды, а еще неплохо бы на Рождество куда-нибудь съездить отдохнуть…

И вдруг это случается снова.

«Стой! Не ходи туда!» – вопит голос в его голове.

От неожиданности Эрик спотыкается о собственную ногу, шарахнувшись в сторону, и самым позорным образом летит в канаву. Ветки кустарника расцарапывают ему лицо, заставляя шипеть от боли, но он тут же пытается подняться и оглядеться.

Уже темно, и в парке никого нет, компания ребят осталась далеко позади, а одинокий старик, выгуливающий коротколапого пса, скрылся где-то за поворотом. Он один.

– Кто здесь?! – Эрик не кричит, а шепчет практически себе под нос. Если здесь кто-то и есть, разве услышит он бубнеж Эрика?

Он раздраженно выдыхает и уже хочет гаркнуть на шутника: наверняка тот стоит на тропинке за кустами, через которые Эрик завалился в эту канаву.

«Молчи!»

Эрик ощущает, как по его спине бегут мурашки, а лоб покрывается каплями пота. Нет-нет-нет! Он просто выпил, и ему мерещится из-за алкоголя. Врач говорил, что ему нельзя пить, ведь говорил! Но полторы бутылки пива не в счет, не в монахи же чертовы ему записаться!

Он сжимает в кулак пучок грязной травы и хочет подняться, но голос в голове появляется снова.

«Сиди тихо, не высовывайся. Прошу тебя, ты можешь пострадать…»

И Эрик решает послушаться. Он замирает. Даже задерживает дыхание, стараясь слиться с темнотой парка. Его разрывают на части истерический смех и животный ужас. Он чувствует, как начинают мелко дрожать мышцы, а из головы пропадает хмельной туман.

Фонарь тускло мигает, и Эрик слышит торопливые шаги. Кто-то спешит по дороге… Девушка?

Эрик смотрит сквозь листья на тропинку, но там никого нет. Слух его обманывает? Он вглядывается в круг желтого света и вдруг понимает, что на песке появляются следы.

Его сердце стучит так сильно, что, кто бы там ни был, он точно слышит этот стук и сейчас набросится на Эрика.

Нечто невидимое останавливается, тяжело дыша, и Эрик видит, как на песок капает красная кровь… А в следующую секунду, словно просачиваясь из воздуха, появляется девушка, и Эрик зажимает рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

Она вся в крови. Разодранная на животе кофта пропиталась красным, колени разбиты, по левому бедру от огнестрельной раны струйками стекает кровь и капает на песок. Она молча прижимает руку к глубокому порезу под ребрами, ее лицо такое бледное в желтом свете фонаря, что даже Эрику понятно: у нее шок.

Черт возьми! Ей надо срочно помочь! Вызвать скорую! А Эрик спрятался в кустах, как какой-то отморозок! Он дергается и буквально ощущает, как чья-то сила удерживает его разум на месте, не давая телу шевельнуться. Мысленная связь с неизвестным дрожит от напряжения, словно Эрик своим непослушанием натянул невидимые нити до предела, но они оказались слишком прочными, чтобы порваться.

«Нельзя…» – голос в голове еле слышен, и Эрик отстраненно думает, что его обладатель потратил все силы на то, чтобы не дать ему выскочить на дорогу.

«Чертов ублюдок!» – думает Эрик в адрес голоса. Он не готов к волне чужой вины и боли в ответ.

И к тому, что тишину прорезает звук выстрела.

На секунду Эрику кажется, что это его пристрелили. Что пуля вошла в его лоб, и все, что он видит сейчас, – бред умирающего или вроде того.

Девушка падает на землю, ее тело бьется в предсмертных судорогах, а остекленевшие глаза смотрят прямо на Эрика. На мгновение она становится невидимой и снова появляется. На этот раз навсегда, понимает Эрик.

А потом приходят они – двое людей в неприметных одеждах, в руке одного пистолет, второй держит рацию. Человек с пистолетом пинает ногой мертвое тело.

– Готова, сучка. Заставила нас побегать.

Второй с рацией сообщает кому-то:

– Задание выполнено. Мутантка ликвидирована.

– Пусть Джейк поторопится и пригонит машину поближе. Жрать охота и спать.

Мужчины ведут себя так, словно не произошло ничего особенного. Всего лишь убили девушку-невидимку в ночном парке.

– Лучше бы они в следующий раз хорошенько следили за своими подопытными крысами. Надоело постоянно разгребать это дерьмо. Этот проклятый телепат наверняка все подстраивает у Шоу за спиной.

Мужчина с пистолетом следит взглядом за женщиной, проходящей мимо. Она говорит по телефону с подругой, не обращая внимания ни на подозрительных личностей с оружием, ни на окровавленный труп девушки на тропинке. Так, словно в этом нет ничего особенного… Так, словно она ничего не видит!

– Тупая сука, может, и ее пристрелить для развлечения? – мужчина направляет дуло пистолета в спину прохожей, которая не подозревает о грозящей ей опасности.

– Однажды кто-нибудь грохнет тебя за твой садизм, Страйкер. Шоу любит ублюдков, но ты иногда бесишь даже меня.

На тропинке показывается щуплый парень с полиэтиленовым черным мешком. Мужчины с усмешкой наблюдают как он, матерясь и отряхивая руки от крови и грязи, засовывает труп в мешок.

– Нежнее, Джейки. Кажется, лабораторные крысы Шоу еще хотели попотрошить эту пташку.

Эрик понимает, что сейчас его вырвет. Дурнота подкатывает к самому горлу, и он держится из последних сил, чтобы не выдать себя. В отличие от женщины с телефоном, он-то все видел, и его убрать, как ненужного свидетеля, дело принципа. Троица поспешно удаляется в сторону южных ворот, и лишь тогда, когда их шаги перестают быть слышны, Эрик позволяет съеденному и выпитому накануне покинуть желудок.

Твою мать…

Он тяжело дышит, взрывая пальцами землю. Голова идет кругом и звенит. Кажется, что фонарный столб и металлическая урна звенят в унисон. Пальцы сводит невыносимой болью, как тогда… Как раньше, когда ему казалось, что вот-вот что-то случится. Например, гудящий повсюду металл пойдет волнами, растает ртутью или вопьется во что-нибудь острыми железными иглами. Он сжимает сведенные пальцы в кулак. Ничего не происходит.

– Ты здесь?.. Кто ты?.. Что все это значит, твою мать?! Я не псих?

Ответом ему служит тишина.

И когда Эрик, наконец, находит в себе силы подняться, с шелестом ветра ему слышится:

«Будь осторожен, Эрик…»

***

Эрику двадцать четыре и теперь он знает, кажется, все о генетических мутациях, спящих генах, изменчивости, строении ДНК от древнего человека до современного, о запрещенных экспериментах на людях во времена войны и о всех ныне существующих генетических теориях. Его диплом магистра генетики пылится на верхней полке письменного стола, за которым он проверяет лабораторные работы своих первых студентов. Еще полгода назад он был одним из них, строча конспекты на интересных лекциях и засыпая на скучных. Его старания были отмечены профессорами, и после выпуска он был приглашен в качестве молодого сотрудника. Эрик ведет лекции у младших курсов, но его руководитель надеется, что он продолжит научные труды и закончит-таки образование написанием диссертации.

– В тебе есть тот самый огонек, которого так не хватает многим нашим студентам, Эрик. Стремление открывать, творить. Ты, как морской хищник, скользишь по просторам нашей науки, выискивая все самое интересное. Думаю, тебя ждет большое будущее, сынок.

Эрик криво ухмылялся на эти слова и, вежливо простившись с престарелым профессором, шел в библиотеку. В тот самый темный угол, где обычно они с Хэнком – юным гением и зазнайкой – готовились к занятиям и писали дипломные работы.

Эрику двадцать четыре, и теперь он знает, что такое одиночество.

– Я рада, что ты так увлечен учебой, Эрик, но все же не стоит забывать про друзей. И как же Магда, дорогой? Вы были такой прекрасной парой!

– Мама, прошу. Давай я сам разберусь со своей жизнью. Мне надо заниматься, прости.

Эрик всю жизнь не любил ботаников. В школе он был в числе тех, кто посмеивался над зубрилами, просиживающими свободное время с книгой вместо того, чтобы пойти прогуляться. Теперь он был один из них – хмурый заучка, сидящий на первой парте, жадно ловящий каждое слово преподавателя и проводящий за грудой книг в библиотеке все свободное время.

Друзья остаются в прошлом. Магда, расстроенная внезапными изменениями в его поведении и планах, решает, что он, видимо, нашел другую девушку. Их расставание после полугода отношений болезненно, но у Эрика слишком много дел, чтобы страдать из-за разбитого сердца. Через пару месяцев она переезжает в другой штат, они не видятся с тех пор.

Хэнк ему не друг. Они просто сидят рядом за партой и в библиотеке. А потом невзначай начинают общаться, обсуждать темы лекций, спорить о генетике, пишут совместный проект… Хэнк, пожалуй, наиболее близок к тому, кого Эрик мог бы назвать… приятелем.

Да. Единственным приятелем, с которым теперь он встречается пару раз в неделю, чтобы обсудить новости из мира науки, или поехать на конференцию, или сам Хэнк приходит в колледж, чтобы помочь Эрику с лекциями.

Хэнк работает в лаборатории. Эрик тоже предпочел бы что-то более научное, чем просиживать штаны в классе с детишками, но Хэнк все же юный гений, а Эрик всего лишь старательный ученик «с огоньком». В лаборатории ему отказали.

– Не расстраивайся. Обязательно попробуй подать заявление еще куда-нибудь!

Эрик ухмыляется и остается преподавать в колледже. В конце концов, это лучшее, что можно придумать для человека, которому не стоит высовываться слишком сильно…

Единственное, чего Эрик не знает, так это то, что происходит сейчас в этом чертовом мире?

Он регулярно смотрит на пальцы своей правой руки – большой, указательный и средний – и невзначай потирает их, чтобы не забыть… Чтобы удостовериться еще раз… Чтобы вспомнить, как в ту ночь в парке он подошел к тропинке, на которой еще недавно лежало тело девушки, и прикоснулся трясущимися пальцами к начавшей застывать крови. Он хотел убедиться, что это все взаправду. Кровь была густой и вязкой, уже холодной от ночного воздуха, липкой… Он бездумно растер ее по пальцам и пошел домой, не разбирая дороги.

Мать, проснувшаяся из-за шума, вышла встретить его и, увидев окровавленную руку, тут же побежала за аптечкой. Голос Эрика был твердым и спокойным, по крайней мере, ему так казалось.

– Все в порядке, просто Лари подрался и нос разбил, я испачкался.

Он не смог уснуть в ту ночь и даже после принятого душа продолжал потирать подушечки пальцев. Эрик мог бы поверить, что кровь была его галлюцинацией и он окончательно свихнулся. Но мать тоже ее видела, а значит, все было реально. Он не псих. Мутанты правда существуют. И есть какой-то телепат, который помогает тем подонкам истреблять людей со способностями так, чтобы никто этого не видел. И только на Эрика почему-то его способности не действуют. Или нет?

Огонек… Эрик грустно ухмыляется, вспоминая слова профессора. Если бы старик знал, почему Эрик здесь… Это был не огонек. А чертово пламя, горящее у него в груди и заставляющее день за днем подниматься, слушать лекции, хвататься за книги, задавать вопросы и копать-копать-копать.

Он уверен, что тоже мутант. Вот в чем его проблема.

Это чувство звенящего металла, эта боль в руках, ощущение, словно внутри него дремлет сила, которая никак не может найти выхода наружу. Может, он накручивает себя. Может, все это действительно шизофрения? Эрик не знает, чему верить, но решает предположить худшее (или лучшее). Он тоже обладает сверхсилой и тоже находится в смертельной опасности. Если те люди найдут его, что сделают с ним прежде, чем он окажется на месте той девушки?

Эрик нервно пьет остывший горький кофе из кружки и возвращается к чтению работ какой-то Кэти Джонс. Кэти явно пришла на этот курс не по собственному желанию и пишет такую чушь, что Эрик хочет смыть ее тетрадку в унитаз.

Пять лет он ищет все возможные следы группировки, отлавливающей мутантов. Он осторожен, как кот, выслеживающий опасную крысу на садовом участке. Заметки о пропавших без вести, настройка рации на полицейскую волну, поиски в газетках, Эрик общается с самыми видными светилами генетики в стране, посещает конференции и ненавязчиво интересуется «А не может ли?..». Но если поначалу его пыл огромен, и он действительно напоминает акулу, учуявшую жертву и поставившую перед собой цель нагнать ее, то со временем его страсть к поискам ослабевает.

Идут месяцы, но он не видит больше мутантов, ему не встречаются ни неизвестный Страйкер, ни Джейки, ни какой-то Шоу.

И он больше не слышит голос.

– Чертов ублюдок, почему не можешь сказать, что мне делать? Я же хочу помочь им! Уверен, я один из них. Почему не покажешься? – в минуты злого отчаяния Эрик мысленно или вслух взывает к неизвестному, но в итоге получается, что он разговаривает сам с собой.

И когда ему начинает казаться, что голос был галлюцинацией, он снова смотрит на пальцы и вспоминает, как нечто невидимое и сильное держало его, не давая выскочить на дорогу.

– Спас мне жизнь, а теперь молчишь, словно тебя не существует. Но я-то знаю, что ты есть. И однажды я обязательно тебя найду, так и знай.

Он бубнит это под нос, напоминая самому себе старика, и радуется, что никто в такие моменты его не видит.

Однажды он даже пытается использовать свою «суперсилу». Полчаса страдает над краном в ванной, пытаясь пошевелить его, сдвинуть вентили или расплавить. Он корчит рожи, крючит пальцы, пыхтит, но добивается лишь того, что выглядит, как идиот, в зеркальном отражении, краснеет и забрасывает это дело.

Эрик никому больше не рассказывает о том, что видел, и о том, что знает. О, нет. Он не повторит этой ошибки снова, как тогда, в двенадцать лет. Больше никто не заслуживает его доверия. Но это не единственная причина. Он бы не хотел подвергать никого опасности. Мать? Магду? Хэнка? Нет уж.

Уже поздно, и Эрик возвращается в свою квартиру. Она не слишком далеко от колледжа, где он преподает. Всего лишь пара кварталов вверх по улице. Вчера он забрал из дома матери последние коробки со своими вещами. Ни к чему ей этот «памятный хлам». Эрик разберет все и выкинет большую часть, но матери знать про это необязательно.

В его квартире не слишком много мебели. После детства в тесных однушках с матерью Эрик, наконец, может себе позволить свободное пространство. Ничего лишнего. Полутораспальная кровать в углу, диван для просмотра телевизора, шкаф для одежды, комод, письменный стол и, конечно же, куча полок с книгами и журналами по генетике.

Он раздевается и греет поздний ужин. Безымянный котяра, которого однажды притащила к нему в дом мать «для компании», трется об его штанину, оставляя на ней пучок рыжей шерсти.

– Толстый пакостник, тебе лишь бы пожрать. Эволюция не коснулась твоего разума, приятель. Ты все такой же бестолковый, как и твои предки. Думаешь только о еде.

Желудок Эрика урчит от голода так же громко, как и кот. К сожалению для Эрика, люди еще не эволюционировали до уровня, на котором можно питаться солнечной энергией.

Он включает телевизор на новости, попутно жуя разогретый бутерброд, и садится на диван перед большой коробкой с вещами. Почему бы и не сейчас разобрать?

Старые аудиокассеты, поношенные футболки, которые можно надевать дома, не боясь запачкать, пара школьных тетрадей – любят матери хранить такие вещи… Под тетрадями отыскивается школьный фотоальбом, и Эрик с ностальгией пролистывает несколько страниц. Вот он на каком-то празднике выступает на сцене, вот они с друзьями перед школой: все улыбаются, а у Эрика фингал под глазом – они подрались с мальчишками из другого класса. Вот он на первом байке; их старый пес, который умер давным-давно; первая любовь; поездка на море с матерью; выпускной, на котором они с Магдой вместе – весело машут в камеру. После этого только официальная фотография с выпускного из колледжа.

Эрик захлопывает альбом и убирает его подальше. Счастливое детство давно окончилось, нечего тут вспоминать. Он должен идти вперед, у него есть цель.

На самом дне коробки валяется его детская медицинская карта. И зачем только мать это сложила сюда? Чтобы Эрик не забыл, какие кости он ломал, упав с мотоцикла, что переболел в детстве корью и ветрянкой и что стоял на учете в психдиспансере?

Эрик достает пухлую карту и открывает. Записи, что были вначале, уже истерлись, бумага потрепалась от времени.

Вдруг становится интересно, что писали про его состояние врачи, когда он был в клинике. Он листает страницы. Болезни, школьные осмотры, лечение у стоматолога (он морщится, пропуская вкладыш), опять осмотры…

Да, вот оно.

Судя по всему, в карте лишь пара листков – результаты первичного осмотра и выписка с диагнозом, пройденным курсом лечения и терапии.

Эрик пробегается по тексту глазами. Описание симптомов, список препаратов, которые он принимал, – нехилый такой для ребенка двенадцати лет. Сейчас после пары курсов по психологии некоторые термины и названия стали ему куда более понятны, чем в восемнадцать, когда он из любопытства сунул нос в записи психиатра.

Заключение заканчивается рекомендациями и списком врачебной комиссии. Доктор М. Эдденс был ее председателем, и Эрик криво ухмыляется, глядя на его размашистую подпись, вспоминая, как нес чушь про говорящих собак и кошек на его приемах. Д. Морган – миловидная девушка, которую он видел в клинике всего лишь пару раз. И…

Эрик чувствует, как руки начинают трястись против воли, и карта выпадает из ослабевших пальцев. Он словно застывает, а вся энергия из тела устремляется к его кистям. Кот, до этого лежавший рядом, с шипением отпрыгивает в сторону и, выгнув спину, смотрит на хозяина огромными испуганными глазищами. Но Эрик не обращает на это внимания. Он не видит ни кота, ни комнаты, ни заключения, вклеенного в карту.

Только одно имя и тонкую вязь подписи.

«С. Шоу»

Пространство вокруг словно искривляется от его сил, а может быть, это от шока у Эрика плывет зрение. Очевидно, тело подводит его, и он слышит со стороны мучительный стон, сорвавшийся с его губ. Как он мог забыть?.. Как мог упустить?.. Как он…

Невнятное мычание перекрывает шум телевизора и заставляет кота сбежать на кухню. И Эрик вдруг с ужасом понимает, что это не он стонет. Он пытается пошевелиться, но не может. Во всем теле ужасная слабость, словно мышцы превратились в кисель, спина ноет, будто он вечность лежал на больничной койке, а голова тяжелая, как огромный каменный валун… Но Эрик продолжает сидеть, он не падает от слабости, не роняет голову на грудь! И, наконец, он понимает, что это не его ощущения. А его.

– Ты здесь? Отвечай! Это ты? – он не может говорить вслух, губы не шевелятся, но он вполне может кричать мысленно.

Никто не отвечает. В голове проплывают какие-то смутные образы, заставляющие сердце еще быстрее колотиться от страха.

– Кто ты? Ты можешь говорить?

Эрику кажется, что он слышит какой-то шум, гул, шаги? Голоса? Но в квартире работает только телевизор.

– Я не слышу твоего голоса, если ты вдруг пытаешься говорить. Не знаю, слышишь ли ты меня. Если да, подай какой-нибудь знак, черт возьми. Я узнал про Шоу! Слышишь?

Такое ощущение, будто тело Эрика прошибает током. Он дергается и приваливается к спинке дивана, тяжело дыша. Его тело теперь только его, он сжимает и разжимает пальцы и глубоко, старательно вдыхает и выдыхает, будто на какой-то чертовой йоге.

В руках больше нет ощущения силы, и пространство не искривляется. Эрик закрывает глаза. Мысли роятся, как стая пчел.

Кем бы ни был этот человек, он явно в беде. И ему так плохо, что в этот раз он не смог ответить Эрику. И Шоу… Доказывает ли его реакция, что Шоу точно тут замешан?

Весь вечер Эрик топчется по квартире туда-сюда, не зная, что делать. Чужой разум не появляется снова, и Эрик боится худшего: что если этот парень погиб? Что если это из-за него? Нет, чушь. Он отбрасывает подобные мысли, не имеющие доказательств. Но не может прекратить думать о том, что телепат, о котором говорил Страйкер, и телепат, который связывается с Эриком, – один и тот же человек. Если этот мутант в руках у тех людей, все очень херово.

Почему он связывается именно сейчас? Почему именно в тот момент в парке? Эрик заваривает еще одну чашку кофе и успокаивает кота, посадив себе на колени и поглаживая его пушистую шерсть. Он слышал голос телепата три раза. Первый раз рядом с Шоу, второй – в парке рядом с пособниками Шоу и теперь, когда узнал про него. Очевидно, все связано с этим человеком. С этим именем, может быть? Нет, звучит как-то неубедительно…

Эрик снова трет пальцы и вдруг замирает. Его сила, если она есть, проявляется, когда Эрик сильно нервничает, попадает в стрессовую ситуацию. В прошлый раз это был парк, сейчас – озарение: он нашел хоть один кусочек головоломки после пяти лет поисков. А в первый раз… Он услышал его голос в кабинете Шоу, злясь на его лицемерие, ощущая боль в руках… Эрик вскакивает с дивана, сбрасывая кота, и ходит туда-сюда. Он нервничает, но, очевидно, уровень адреналина в крови недостаточно высок, чтобы заставить его силу пробудиться. Руки не ломит, пространство не вибрирует… Он должен сделать что-то такое, что заставит его испугаться и высвободит силу.

Но что?! Не прыгать же с балкона или под машину, чтобы испытать прилив адреналина!

Эрик спотыкается о коробку и хватает в руки телефон, матеря себя и кота, крутящегося под ногами. Зачем ситуация, если он может просто вколоть себе адреналин, черт возьми.

– Хэнк, это Эрик.

Хэнк что-то сонно бормочет в трубку. Он жаворонок и в десять часов обычно уже лежит в постели. Звонок Эрика явно вырывает его из сладкой дремы.

– Чт… Эрк, что случилось?

– Хэнк, мне срочно нужны ампулы с адреналином, можешь достать?

– Что? Адрена… Что происходит? Ты какой-то опыт проводишь? – Хэнк отчаянно тупит и зевает.