Текст книги "Лагерь у моря (СИ)"
Автор книги: Arclide
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Ос-с-тановис-с-ь, – яростно зашипела тварь, – ты и с-с-ебя убьеш-шь!
– Вот как ты заговорила? – такая легкость, полное ощущение того, что с этим призрачным миром сгорает мое темное прошлое.
И против одиночества – любовь…
Эти воспоминания, эти чувства, они – самые дорогие. Хулиганка снаружи, рыжий ангел внутри, такая нежная, ранимая, теплая, родная… янтарные глаза, улыбка, чуть ехидная, старающаяся скрыть за напускной бравадой всю чувственность души. Ласковые, но настойчивые, руки, податливые, но требовательные, губы, гладкая кожа, жаркое дыхание. Чудо, обретшее плоть и появившееся в этом мире. Твой голос, он тоже со мной, теперь он – часть меня, и, где бы я ни оказался, что бы со мной ни случилось… твой образ, со мной, Алиса.
– Алиса, – тихо прошептал я заветное имя, сорвавшись с губ, оно эхом прозвучало в умирающем мире.
– Это недоразумение конфет в столовой объелось.
– Да какая разница?
– А, Док, это ты, а я-то думала всё, писец котенку.
– Вот ты и попался, Док.
– Н-не останавливайся, прошу…
Свет стал белым, белоснежно-чистым. Взрыв, вспышка сверхновой, ослепительное сияние, всё вокруг исчезло, словно сдули черную краску из по недоразумению рассыпавшегося картриджа, словно сожгли черное полотно, на котором неумелый художник пытался передать все унылые краски мира. Свобода, сейчас и навсегда!
Остались только я и кошмар, зависшие в невесомости, лицом к лицу среди мириад появившихся из ниоткуда сияющих звезд и туманностей. Столб белого света, в котором я стоял, постепенно обретал форму, извивался, пока не обратился в…
Словно отражение в зеркале, он принял форму моего врага – абсолютная копия, сотканная из чистого света, с сияющими, как драгоценные камни, глазами и чешуей. И две противоположности рванулись, стремясь уничтожить друг друга. Столкнувшись, свет и тьма слились, черная змея, немыслимо изогнувшись, вцепилась в белую, повторившую маневр, со страшной точностью сомкнув клыки на противнике.
В тот миг реальность дрогнула, звезды вокруг замерцали, и обе рептилии начали исчезать.
Первой растворилась белая, и с её исчезновением вокруг сразу стало заметно темнее. Затем начали размываться контуры и черного кошмара, постепенно становясь всё прозрачнее и прозрачнее. Да уж, кого-то изрядно потрепало: чешуя висела ошметками, из-под полуприкрытых век смотрели тусклые глаза, из пасти вырывалось глубокое, но уставшее дыхание. Сквозь змеиное тело уже можно было разглядеть звезды, когда кошмар сказал ослабевшим голосом всего три слова. Резанувших страшнее клыков, страшнее пустоты, они перевернули мир с ног на голову. Три слова:
«Так держать, чувак…»
Комментарий к Лагерь у моря 36-37
Вычитано бетой.
========== Лагерь у моря 38-39 ==========
Пространство, огромное, свободное, вокруг – лишь вакуум да россыпь сверкающих звезд. Кто знает, реальное оно или только образ, возникший в утомленном сознании? В этом мире, лишенном привычного понятия пространства и времени, раздавались лишь два голоса.
«ТЫ?! – Я не мог поверить, я не хотел верить! – Это был ты, всё время! И куда подевался твой змеиный акцент?»
«За этот спектакль, прости, чувак. – Было заметно, как тяжело даются Шизе эти слова, я понимал, что кошмар, на деле оказавшийся моим альтер-Я, на последнем издыхании. – Это было необходимо.»
«Но зачем? – Я чувствовал не злость, скорее – опустошение, это как предательство, нет, даже хуже – это словно собственная рука вонзила нож в сердце! – Я верил тебе, считал другом, я, я дорожил общением с тобой!»
«Это долгая история, – змея закрыла глаза, контуры её тела задрожали; через мгновение, напротив меня был… я? Точь-в-точь мой облик, только словно созданный из темного тумана, одни лишь глаза были живые. Шиза тяжело дышал и не мог стоять прямо, шатался из стороны в сторону и горбился, как странник, прошедший долгий и тернистый путь. – Думаю, – продолжил он, – мне хватит времени… Слушай, – Шиза посмотрел мне в глаза – точная копия, брат-близнец. – Я появился в твоем сознании уже давно, делал первые шаги, первые ошибки вместе с тобой, наблюдал, кем ты становишься, сначала мои мысли были неотделимы от твоих, – тут Шиза печально вздохнул. – Но несколько лет назад я начал осознавать себя как личность, спорить с тобой, не всегда наши мнения и взгляды совпадали, – Шиза улыбнулся, глаза слегка прищурились. – Помнишь, когда я впервые заговорил с тобой? Как ты уже собирался идти в дурку, на третьем курсе?»
«Да, и кто меня отговорил, а? – спросил я, слегка улыбнувшись, хоть на душе уже скребли кошки, чуя неладное.»
«Изначально, признаю, – покаялся Шиза, – первым моим желанием было поглотить тебя и занять твое место. Но потом, – взгляд его устремился вдаль, Шиза словно не хотел смотреть мне в глаза, – потом я смирился, сначала смирился, а затем начал наслаждаться своим существованием и нашей с тобой жизнью. Однако, друг, – он сделал паузу, пробуя слово на вкус, впервые Шиза назвал меня так прямо, – моё присутствие разрушало тебя: две личности в одном сознании, сам понимаешь, ни к чему хорошему это не приводит. Отсюда, Док, все твои странности, апатия, замкнутость – да вообще всё! Те солдаты, – Шиза сжал кулаки, – я просто хотел напугать их, но, почуяв кровь, и освобожденный от контроля, я убивал, убивал – и наслаждался тем, как напавшие на нас смотрят глазами, полными ужаса, как хрустят их кости, как, с последим вдохом, я выдавливал из них жизнь. Да. Отдельно от тебя я превращался в простого монстра, безумного и жестокого. Твой добрый характер перевешивал меня но… пойми чувак, это… Это моя вина! Я источник дисгармонии, и, чтобы исправить это, пока не стало слишком поздно, я начал этот фарс! – Шиза перешел на крик, он посмотрел прямо на меня: его контуры таяли, Шиза исчезал, – признаю, водить за нос ТЕБЯ было непросто. Я нематериален, практически неуязвим, лишь ты мог меня уничтожить, и теперь я уйду. Не смотри так печально, Док. Я свободен! Ни о чем не жалею, хотя вру… жалею. Жалею, что наше с тобой приключение, теперь закончится, моё, точнее, а ты – обязательно проживи хорошую жизнь, друг…»
Моя тень, моя копия, смотрела на меня с грустью в глазах. И тут я понял: сейчас навсегда исчезнет часть меня, что бы там он не говорил про две личности. Из глаз хлынули слезы, сами собой, я удивленно провел ладонью по мокрой щеке, никакого зла я и в помине не держал.
«Нууу, распустил нюни! – передразнил меня Шиза. – Хватит, перестань, иди вперед, веселись за нас двоих, теперь твоя история начнется с чистого листа! Одна просьба, чувак, обними за меня наших рыжиков и… прощай.»
Туманное тело рассыпалось на части, превратилось в простой, бесформенный сгусток темноты, уносимый незримым течением. Отзвуки его последних слов эхом витали в воздухе.
– НЕТ! НЕТ! Так всё это не закончится! – я вытянул в перед правую руку. – Ты – часть меня! Я не отвергаю тебя, принимаю, принимаю таким, какой ты есть, – из глаз всё ещё текли слезы, дыхание сбивалось, – ВОЗВРАЩАЙСЯ ТУДА, ОТКУДА ПРИШЕЛ, ТУДА, ГДЕ ТВОЁ НАЧАЛО!
Последним, что я увидел, это втягивающиеся в ладонь остатки тумана. Всё пространство вокруг – звезды, туманности, даже вакуум – внезапно ринулось ко мне, и я ощутил себя очень странно, как механизм, которому поставили недостающую шестеренку, как картина, когда художник сделал последний мазок, монолит, целый и неделимый. А затем многострадальное сознание, милостиво покинуло меня.
***
В себя я пришел резко и понял сразу две вещи: первая – дико болела спина, словно на неё плеснули раскаленным металлом, болела так, что я до крови прокусил губу, сдерживая крик. Второе – это то, что я полон сил, на усталость или голод – ни намека. Море шумело сильнее, а с серого неба уже срывались первые дождевые капли, грозясь перерасти в настоящий ливень. Вовремя я оклемался.
– Шиза, – позвал я вслух, – прием.
Ответом было молчание. Как же так, почему? Сильный ветер и влага пронизывали до костей, невзирая на время года. Спина болела ужасно, но постепенно успокаивалась, оставалось лишь жжение между лопаток. Я глянул на экран мобильника: если гаджет не врет, то пролежал я три дня. Три! Вот это да. Надо возвращаться в лагерь, и возвращаться срочно. Будем решать проблемы по мере их поступления! Взглянув на серый горизонт, я сосредоточился: пора.
– Шифт!
Вместо привычного перехода восприятия было нечто! В ушах раздался низкий глубокий гул. Время почти остановило для меня свой бег: молния, ударившая неподалеку за секунду до скачка, застыла в воздухе изломанной дугой и не шевелилась! Сделав первый шаг по воде, я почувствовал под ногами не привычную упругость, а самую настоящую твердь. Вот тебе и апгрейд, но какой ценой! Я побежал обратно, ориентируясь скорее интуитивно: хоть у меня и не было карты, я чувствовал, что иду домой.
***
Лагерь, вечер, недалеко от корпуса стояли два человека, укрывшись от дождя под прозрачным навесом навесом. Оба мужчины средних лет, на которых были строгие костюмы, всё по высшему разряду: рубашки, галстуки, пиджаки. Оба среднего роста, с темными волосами и совершенно не запоминающейся внешностью. Официально – это была комиссия из санэпидемстанции, а на самом деле…
– Долго нам тут ещё куковать? – спросил первый, закуривая сигарету, пока не видит докучающая малышня и вожатые.
– До тех пор, пока объект не появится, мы будем изображать из себя болванчиков, – спокойно ответил второй, – чем ты недоволен? Курорт, а не работа.
– Я боюсь, – тихо ответил курящий, – говорят, он один их этих.
– Ну и что, бояться аномальных – нормально, – с усмешкой сказал второй, – но задание поручили нам, лишние уши и глаза всегда хорошо.
– Верно, – расслабился первый, выдыхая табачный дым, – не с неба же он свалится?
Разговор людей прервала вспышка молнии, мелькнувшая неподалеку и на миг ослепившая обоих говоривших. Стоило глазам прийти в себя, как мужчины чуть не потянулись к табельному оружию. Под навесом появился человек, человек, которого им много раз показывали на брифинге на фотографиях. Но одно дело – там, а другое – когда кто-то появляется настолько внезапно прямо под носом. Под небольшим навесом сразу стало тесно: пришелец был на голову выше агентов и намного шире в плечах. В наступившей тишине слышался лишь вой ветра да шум капель дождя, барабанящих свой мотив на асфальте и крыше навеса.
– Добрый вечер, – сказал Док всё ещё не отошедшим от шока людям. – Я понимаю, конечно, конспирация, наблюдение и всё такое, но прошу, – Док вытянул руки перед собой и раскрыл зажатые кулаки: из каждого на землю упало по небольшому, смятому в хлам пистолету. – Не мозольте мне глаза, – и он просто исчез, оставив агентов приходить в себя и жаловаться Виоле через коммуникаторы.
***
Я был в лагере, но после всего происшедшего настроение было паршивое и, заметив двух подозрительных типов, я осмотрел их в ускорении. Обостренный взгляд и интуиция сделали своё дело: незнакомцы были вооружены. Глянем поближе, благо в шифте оба стоят соляными статуями. Так и есть: пистолеты, боевые, даже не травматические! Они с оружием караулят корпус с детьми, совсем охренели? Ладони сами собой сжались, и металл смялся в них как пластилин, два отличных пистолета за мгновение превратились в металлолом. Интересно, откуда такая сила – последствия слияния? Поговорив и высказав агентам своё «фи», я решил оставить их в покое. Надо при случае позвонить Виоле, так дела не делаются, мы же договорились: посторонних не трогаем! Хоть я пропал на три дня, это не давало им никакого права посылать людей на прямое наблюдение, вооруженных людей!
Оказавшись внутри корпуса, я прервал ускорение, и первым делом вдохнул полную грудь слегка пыльного, пахнущего мокрой землей и асфальтом воздуха. Окна были нараспашку: кто-то предусмотрительный открыл их с подветренной стороны, людей вокруг не наблюдалось. Скорее всего, просто спят, в такую погоду на улице не отдохнешь, и те, кто не засели в кинозалах, уже давно сопят в две дырочки. Вообще, что-то слишком часто в последнее время тут идут дожди.
А вот и мой кабинет, то, что в нем кто-то есть, было понятно сразу: свет включен, а изнутри доносятся голоса, очень знакомые голоса.
– Привет! – бодро сказал я, заходя внутрь.
Ответом мне стали две пары прекрасных глаз, на которых, поочередно сменяя друг друга, проступали удивление, осознание, радость. А потом меня просто атаковали два рыжих вихря.
– Уря! – возопила Ульянка, повисшая на мне, прижавшись всем своим теплым тельцем так, что ноги в тапочках не касались земли, а и без того коротенькая майка задралась выше пупка, – Док вернулся! Док вернулся!
Алиса, красовавшаяся бежевой домашней кофтой и джинсами, молча обняла меня, затем посмотрела на Ульянку и без перехода пнула локтем в бок. Довольно чувствительно!
– Мы тут чуть с ума не сошли, – Алиса была красная, как рак, то ли от злости, то ли от смущения, – а он приходит весь такой потрепанный, и как ни в чем не бывало – «привет»?! Я, да я, – рыжая подбирала слова, наверняка думая, что бы такого сказать едкого, но при этом позволенного при несовершеннолетних ушах, – я тебя…
– Поцелуешь? – я сам удивлялся своей наглости. Алиса залилась краской, а Ульянка весело захихикала. Эх, хорошо-то как, вот бы ещё пару привычных комментариев, которых больше нет…
– Что-то плохое случилось да? – спросила Ульяна, смотря на меня снизу вверх своими большими глазами. – На тебе лица нет.
– Трудно сказать, – я неопределенно пожал плечами и порывисто обнял оба этих чуда своими большими, слегка мокрыми руками.
Ульянка вздрогнула от неожиданности, когда я прижал повисшую на мне девочку к себе ещё крепче, но сразу расслабилась, маленькая ладошка гладила мою спину, и с каждым таким поглаживанием по спине проходила волна заботливого тепла. А Алиса уткнулась носом мне в шею, тепло её дыхания щекотало кожу. Рыжики, теплые, милые, дорогие, всю жизнь вот так бы их держал. Я выполнил обещание, да? Эти обнимашки и от тебя тоже, друг. Невольно вырвался тихий смешок – это я подумал, как Шиза прокомментировал бы слово «обнимашки».
– А ты расскажешь, где пропадал три дня? – нарушила молчание Алиса.
– Вам, расскажу, только приму душ, – я принюхался к себе: запах, однако, как у тех тюленей на острове.
Пока я шел в душевые, в голове было много мыслей, но главной была…
Рассказать ли им правду, хотя бы Алисе, или умолчать о странностях, придумав себе приключение в стиле «Упал, потерял сознание, очнулся – гипс»?
***
Док.
Душевая встретила меня тишиной и темнотой. Щелчок выключателя – и вот уже небольшое помещение озаряется тускло-желтым светом. В воздухе пахнет влагой, вокруг стройными рядами ютятся несколько шкафчиков для одежды, в том числе и мой, кроме них – ещё две длинные скамейки в центре комнаты. Стены и пол выложены плиткой, есть подозрение, что ещё советских времен, лишь кабинки сияли новизной и чистым матовым стеклом.
Я снял одежду и убрал её, джинсы и обувь в шкаф, майку – в мусорку. Ха, это скоро станет традицией, после каждого приключения выкидывать часть гардероба. Док гробит майки, а бедные китайцы – своё здоровье, вкалывая на текстильных фабриках. Наконец, я стал под горячую струю воды, которая смывала пот и усталость. Кра-со-та. Слава личной гигиене! Помню, как приходил завхоз лагеря, жаловался на резь в глазах и слезотечение. Тогда только воспитание не позволило сказать ему, что с его приходом резь и слезотечение в глазах начались и у меня! После него я битый час проветривал кабинет.
***
Алиса. Немногим ранее.
Когда волнение перешло уже все границы, Док вернулся. Просто зашел, как ни в чем не бывало, в свой кабинет. Мелкая тут же бросилась ему на шею, а я, сохраняя достоинство, просто обняла его, хоть в глубине души и желала повторить маневр Ульяны.
– Ну и что дальше? – спросила я у подруги, когда он ушел купаться.
– Не знаю, как ты, – ответила Ульяна, – а я спать, думаю, до утра он никуда не денется. Но Алиса, – тут мелкая хитро усмехнулась, – если хочешь, можешь пойти покараулить его ночью.
– Ах, ты, – Ульянка ловко увернулась от дружеского подзатыльника, и рыжей кометой умчалась к себе. – Зараза! – крикнула я ей вдогонку, – но идею подкинула…
Спустя несколько минут я уже стояла возле входа в душевые. Ноги сами привели сюда! Половина меня сейчас хотела забежать внутрь, а другая – спрятаться под одеяло и сгореть со стыда. Не знаю, что бы я сделала и к какому решению пришла после раздумий, но в коридоре раздались чьи-то шаги, и я шмыгнула внутрь, благо дверь была не заперта. Блин! И что я делаю! А если этот кто-то идет сюда? Но шагов слышно не было – звучал лишь шум воды, и сосредоточенное сопение в одной из кабинок.
– Дооок, – позвала я, – ты здесь?
Вода тут же замолкла – это купающийся закрыл душ, вот будет весело, если там кто-то из вожатых! Но пронесло – из кабинки вышел Док, собственной мокрой персоной, с одним лишь полотенцем на талии. Какой он все же большой… Он посмотрел на меня, и сердце в груди забилось быстрее, предательское тело, а ну, веди себя нормально! Но было поздно, я прямо чувствовала, как лицо заливает краска, а дыхание учащается: память подкидывала картинки того, чем мы занимались в прошлый раз в этой самой комнате.
– Привет ещё раз, – Док обнял меня, и по всему телу прошла легкая дрожь, – как же я скучал.
Он попытался поцеловать меня в губы, но я сделала шаг назад, сама не знаю почему. Наверное, понимала, что начни он меня ласкать, из головы всё вылетит, а мне нужно выведать, куда он пропадал.
– Док, скажи мне, – я опустила голову вниз, уткнувшись взглядом в большие босые ступни: спрашивать такое, глядя в глаза, я стеснялась, – скажи, ты меня… я тебе нравлюсь?
Ну вот, спросила в лоб, я дура? Дура. В душевой стало тихо, лишь капала вода с одного из кранов. Что-то, Алиса, странно себя ведешь сегодня, слишком много сумбурных действий, от радости, что Док вернулся, или само его присутствие так на меня действует? Воздух был душным от пара после купания. Пауза затянулась…
– Знаешь, я бы назвал это не совсем так, – слегка хрипловатый, глубокий голос нарушил воцарившееся молчание, – то, что я испытываю к тебе, Алиса, простой симпатией не назовешь. Я не могу сказать, что до встречи с тобой кого-то по-настоящему любил, – Док продолжал говорить, и после каждого его слова сердечко отзывалось непривычным ему трепетом. – Я хочу, всегда быть с тобой. Я хочу видеть тебя каждый день, – он обнял меня, и я больше не могла отстраниться, ноги стали ватными: отпусти он меня сейчас, и я рухну как подкошенная, – каждый час, каждую минуту, каждый миг моей жизни. Я не знал любви, и мне некому было её подарить, – Док наклонился ко мне и шептал слова прямо в ушко, жар его дыхания и тела делал меня слабой: как-то не привыкла я к такому отношению, обычно я парней била, стоило им только начать заигрывать со мной. – Но если это чувство бесконечной нежности, желания всегда быть рядом, защитить, обнять, приласкать, называется любовью, – он говорил просто и открыто, а я стояла, как язык проглотив, – то да, я в тебя влюблен.
Я попыталась отвернуться, чтобы Док не видел моё красное лицо, но он взял меня одной рукой за подбородок и аккуратно повернул, чтобы наши глаза встретились. Карие, казалось бы, самые обычные глаза, но смотрит так, так… не знаю, как сказать! От этого пронзительного взгляда по спине бегали мурашки.
– Ты от меня что-то скрываешь, – тихо прошептали мои непослушные губы, – пропадаешь уже не в первый раз, возвращаешься потрепанный, и ничего не рассказываешь.
– Алиса, хочешь ли знать правду? – Док говорил серьезно. – Долгие отношения, без доверия, возможны, но это будет уже не то – подделка, муляж, – он говорил странные вещи, но я слушала и понимала: сейчас Док решает, стоит ли мне рассказывать всё.
– Я хочу знать, хочу знать, что с тобой происходит, – ответила я, – не потому, что мне любопытно, просто ты мне небезразличен!
«Он тут в любви признался, – подумала я про себя, – а в ответ получил „небезразличен“. Боже, что я делаю? Если он сейчас развернется и уйдет, я его пойму».
– Хорошо, я расскажу всё, но сначала, – Док сложил вещи в шкаф, а меня поднял на руки, как принцессу, – закрой глаза.
Я послушалась: легкий ветерок в лицо и чувство толчка в спину. Я не верила свои глазам: стоило их открыть – и душевая пропала, вместо неё – небольшая комната.
– Это мой уголок, – сказал Док, опуская меня на кровать. Стоило моей пятой точке занять удобное положение, он сел рядом и начал рассказывать про свою жизнь в лагере.
По мере повествования мои глаза становились всё шире и шире. Ну, кто в такое поверит? Наверное… я. Если бы он хотел соврать, то придумал что-то подостоверней, попроще в конце концов. Если принимать сказанное им за правду – всё сходилось: и его исчезновения, и злополучное цунами – вообще всё! Кроме того, он воспользовался своим ускорением, пока нес меня сюда. Время пролетело незаметно, к концу откровенного рассказа была уже глубокая ночь.
– Ладно, допустим, я поверю тебе, – пыталась сказать я ровным голосом, но он всё же дрожал от волнения. – И что дальше? – спросила я Дока.
– А дальше, – он, казалось, до последнего был уверен, что я просто посчитаю его последним психом, – а дальше мы идем спать, а завтра живем полной жизнью! Проблемы будем решать по мере их поступления.
– До сих пор не верится, – улыбка, против воли, всё-таки растянула мои губы, – мой парень – супергерой, весь лагерь спас.
– Да ладно, – Док ответил на мою улыбку, – не герой, да и не супер, хотяяя, хочешь фокус?
– Какой? – осторожно спросила я.
Док хитро улыбнулся и выключил свет. О, я, кажется, догадываюсь, какой сейчас будет фокус… Но фиг я угадала.
– Подними руки вверх, – попросил он.
Стоило мне выполнить это, как фигура Дока на секунду исчезла, словно мигнула, и появилась, а потом он демонстративно показал мне зажатый в левой руке белый лифчик. Стоп, откуда это чувство свободы в груди? МОЙ ЛИФЧИК!
– Ты! – злость, смущение и веселье сдетонировали целым коктейлем эмоций. Я кинулась на Дока, и мы как были, растянулись на обиженно скрипнувшей кровати.
– А ну отдай! – я задумалась, что бы такого сказать, а сама тем временем пыталась отнять своё богатство. – Если не отдашь, я буду всю ночь тебя… ну… это самое… вот!
Что я несу? Голова совсем не работает, одно его присутствие заставляет мысли путаться, а щеки пылать. Я лежала на широкой груди и, не отрываясь, смотрела в эти теплые, лукавые глаза. Будь с собой честна, Алиса, ты хочешь его.
– Не отдам, – Док нагло усмехнулся и спрятал лиф за спиной, а когда я за ним потянулась, схватил и поцеловал в губы.
Страстный, обжигающий, но одновременно такой чувственный и нежный поцелуй, во время которого он запустил руки мне под кофту и ласкал обнаженную грудь. По телу, с головы до пят, прошла волна истомы, внизу живота стало так тепло.
– Малышка, – тихо прошептал Док, ненадолго оторвавшись от моих влажных губ.
Его руки медленно, поглаживая то там, то здесь, играли со мной, постепенно освобождая от одежды. Не переставая, он осыпал моё тело поцелуями, ВЕЗДЕ! Я так расслабилась, что даже не заметила, как оказалась полностью обнаженной.
– Не смотри на меня так, – сказала я, хотя на самом деле просто млела от этого возбужденного, пристального взгляда, про себя думая: «Только попробуй отвернуться!»
– Может, снова завязать тебе глаза? – игривым тоном спросил Док, пока его пальцы массировали мои бедра. Ммм, как классно, я готова была замурлыкать от удовольствия.
– Иди сюда уже! – не выдержав этой пытки, я залезла сверху, нагло утвердившись в позе наездницы.
Он обхватил ладонями мои бедра, и мы стали одним целым, на пике возбуждения было очень приятно. Я, я, не помня себя, всё ускоряла темп, целовала его в губы, прижимаясь всем телом к такому большому, любящему меня Доку, чувствуя что вот-вот – и кончу. Но он всегда приостанавливал меня, руками замедляя движения моих бедер, гладил меня по спине, массировал шею, слегка покусывая грудь и ямки у ключиц, в общем – превратил секс в пытку, не давая разрядиться ни себе, ни мне. Наконец, когда мы оба уже были потные и не имели ни сил, ни желания сдерживаться, больше не стали сбавлять темп. Мой крик, не закрой мне Док рот поцелуем, разбудил бы половину лагеря.
Вымоталась, но это того стоило! За окном сияли звезды, после недавнего дождя занавески вздымались от проникавшего между створок ветра, было так свежо. В тишине, нарушаемой лишь шумом нашего дыхания и звуками ночного лагеря, я чувствовала, как меня заполняют странные, непривычные чувства. Как там он говорил – бесконечная нежность? Благодарно чмокнув Дока в губы, я без сил упала на кровать, отвернувшись лицом к стене, а мой, теперь я уверенна, мой любимый, обнял меня, прижав к себе. Так тепло, так уютно… Глаза сами собой стали слипаться.
– Всю ночь она будет со мной это самое, – усмехаясь, передразнивал Док мои слова, накрывая одеялом утомившуюся девушку, – сладких снов, половая террористка.
Комментарий к Лагерь у моря 38-39
Вычитано бетой.
========== Лагерь у моря 40-41 ==========
Сперва проснулась боль, а потом уже я. Нет, серьезно, разбудило меня адское ощущение: на спине, между лопаток, будто прошлись циркулярной пилой, а затем на получившуюся рану щедро плеснули кислоты! Не было печали…
Так, а где там наше рыжее чудо, не убежало за ночь? Я огляделся, стараясь не делать лишних движений и не тревожить и без того ноющую кожу. Алиса спала рядом, лежа на спине, одеяло прикрывало её только до середины груди, оставляя открытыми соблазнительные холмики и ложбинку между ними. В любой другой момент я, скорее всего, восхитился бы её прекрасным спящим лицом, но сейчас пришлось укусить одеяло, чтобы не разбудить её криком. Ужас!
Спустя несколько минут боль начала утихать, и я стал рыться в памяти, в поисках болезни, соответствующей таким симптомам. Вышло что-то среднее между невралгией и полным пи… то есть, не очень хорошим состоянием.
Разблокировав экран телефона, я взглянул на время. На часах было всего шесть утра, но солнце, рано встающее летом, уже бросало свои лучи в окно, один из таких упал на веки спящей девушки. Алиса недовольно поморщила носик и медленно, с неохотой, открыла глаза.
– Доброе утро, – не удержавшись, я легонько ткнул подушечкой указательного пальца в щечку Алисы, такая мягкая, нежная кожа… – смотрю, кто-то любит поваляться подольше.
– Утро, – она широко зевнула и потянулась в кровати, отчего одеяло сползло до самого живота: вся такая растрепанная, сонная и голая. Зрелищееее – закачаешься!
Я обнял её и поцеловал, беря в плен полусонные губы. Алиса, такая теплая, родная. Сначала она попыталась что-то сказать, затем вяло отбрыкивалась, и наконец, расслабилась, обхватив меня за шею и охотно отвечая на поцелуй. Я поймал одну из непослушных рыжих прядей, растрепавшихся во время бурной ночи и, приблизив к лицу, сделал глубокий вдох. Да, это, конечно, откровенный фетишизм, но как же приятно пахнет!
– Хватит нюхать мои волосы, – ответила она на мои поползновения, – дай мне поспать, ещё же рано.
– Спи, я не разрешаю, что ли? – сказал я, поглаживая мягкие рыжие локоны и заодно массируя руками нежную кожу девушки, – а я тут плюшками побалуюсь.
Алиса повернулась ко мне спиной и замоталась в одеяло, наподобие кокона, при этом недовольно фыркнув. Характер показывает? Вот зараза, мне нравится… Да, к жаворонкам малышка определенно не относится. Ладно, зимой я бы её понял, сам любил укутаться с чем-нибудь горячим и смотреть в окно, как падает снег и прохожие на льду. Но сейчас же лето, нет, не так – ЛЕТО! Лето на море, утро, свежий воздух, красота, где-то в траве под окном стрекочет кузнечик, море шумит, как говорится – проснись и пой. Необязательно сразу идти наружу, конечно, можно и в корпусе чем-то заняться: комнаты отдыха, спортзалы, импровизированный кинотеатр. Правда, из комнаты с видеоаппаратурой придется выгонять вожатых, облюбовавших её под курилку, но да фиг с ними.
– Алиса, вставай, всю жизнь так проспишь, – я попытался стянуть одеяло с рыжей, но та вцепилась в него, как клещ.
– Я спааааать хочу, Док, ты должен знать: молодому организму сон полезнее всего, – она всё же повернулась ко мне, и этот просительный взгляд янтарных глаз…
– Ну, как знаешь, – я перевернулся на живот, – тогда спим.
На несколько минут в кабинете наступила тишина, только шум прибоя за окном и шелест ветра нарушали эту идиллию. Ну и воробьи устраивали скачки по подоконникам, последние были из нержавейки, и на каждое движение перекормленных пернатых отвечали металлическим скрежетом. Нет, я всё же сделаю рогатку Ульянке, бронебойную, из медицинского жгута! Пусть устроит этим гадам армагеддон. Кстати, что-то рыжик притихла, уснула?
– Дооок, – удивленно сказала Алиса, прерывая молчание, – когда ты успел себе татуху набить?
Спина! Что-то на спине?! Я мигом поднялся, невзирая на то, что был в одних трусах, и открыл ближайший шкафчик, чья створка протестующее заскрипела. В первых лучах восходящего солнца я увидел…
На внутренней стороне дверцы было довольно большое зеркало, в которое я смог разглядеть себя в полной красе. На коже спины было изображение, как и сказала Алиса, похожее на тату, но не совсем.
Изображение двух змей, на первый взгляд, просто переплетенных друг с другом, но если приглядеться, то было видно, что змеи – одно целое. Черная змея заканчивается не хвостом, а ровно посередине изображения переходит в начало белой. Узор занимал всю спину, доходя вплоть до пояса: голова черной рептилии была на правом плече, ближе к шее, а голова белой – на левом. Братья-близнецы, отличающиеся только цветом и глазами, самым интересным было то, что глаза у черной змеи были белыми, а у белой – черными.
– Вот это да, – прокомментировала Алиса, – сколько я спала? Вчера же её не было.
Я не знал, что сказать. Алиса, согнав остатки сна, встала с постели. Какая же она красивая! Солнце из окна за спиной выгодно подчеркнуло все изгибы изящной фигурки и, пробиваясь лучами сквозь распущенные рыжие волосы, превращало просто красивую девушку в прекрасное видение. Заметив мой взгляд, рыжая покраснела и резко накинула на себя одеяло. Поздно, стесняшка, я всё уже видел, и не раз, и не только видел. Хотелось смеяться от души, да и как грустить, когда просыпаешься с такой очаровательной девушкой? От змей не веяло ничем опасным, а шестое чувство пока меня не подводило, оно бы отреагировало на близкую угрозу.
– Док, – задумчиво сказала Алиса, бесстрашно проведя рукой по моей спине, – это чешуя?
– Что?! – Я проверил это, ощупав все места, куда мог дотянуться – и правда, рисунок был выложен мельчайшими чешуйками, по размеру меньше спичечной головки. – Не обращай внимания, думаю, это не опасно, да и посмотри, какая красота. Такую вещь ни один мастер не набьет.
