Текст книги "Разведи Огонь (СИ)"

Автор книги: Aphrodyte Valentine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Мне страшно, – полушепотом оповестил Такума, но его заявление не было замечено. Взгляд Канаме был прикован к сдвинутой крышке гроба. Его физической силы не хватит, чтобы поднять ее, но можно было еще раз попробовать силу мысли – в первый раз же удалось.

– Кана-кун, смотри! – вновь отвлек крик маленького аристократа, который поднял что-то блестящее с пола и начал вертеть этим перед лицом Канаме. Чистокровный уже почти рассердился и грубо схватил друга за запястье, но блестящий предмет заставил мальчика остановить свой взгляд на себе. При ближайшем рассмотрении этот предмет оказался золотой цепочкой с необычным кулоном: это было схематическое изображение розы, в виде четырех лепестков, наложенное на полумесяц*. Канаме прикоснулся к нему, и внезапная вспышка в глазах заставила его отскочить назад. Не разбирая визга одуревшего от ужаса Такумы сквозь туман, вдруг застеливший глаза, чистокровный начал мотать головой из стороны в сторону, будто пытался смахнуть резкий наплыв ярких картинок и голосов из своего прошлого. Его силы вышли из-под контроля, и мощный выплеск энергии заставил его повернуться назад и упасть лицом на гранит. Крышка гроба сдвинулась и с оглушительным шумом упала на пол. Сквозь пелену в глазах и вопли маленького аристократа Канаме увидел содержимое гроба. Это привело его в столь дикий ужас, что он с гортанным криком спрыгнул на пол, схватил за рукав Такуму и пулей вылетел из склепа.

Волны энергии с невероятной скоростью носились по помещению, отскакивая от стен. Огонь в факелах потух. За дверью два маленьких тела пытались справиться с дрожью. Такума плакал.

Буквально в тот же момент, когда дверь захлопнулась, на лестнице показался силуэт Харуки.

– О Боже мой, мальчики! – мужчина стремительно сбежал вниз и сгреб в охапку обоих детей. – Что вы тут делали? Что случилось?

Ичиджоу продолжал рыдать, обхватив голову руками. Лицо Канаме, перечеркнутое непонятной пока еще для Харуки скорбью, было обращено к двери. Повернувшись к мужчине, с подозрительностью взиравшему на него, Канаме тихо, устало и как-то совсем уже по-взрослому попросил:

– Сотри его воспоминание об этом.

Харука молча кивнул и, взяв обоих детей за руки, повел их наверх. В голове у него была та же мысль, что и у Канаме.

Могущественный чистокровный Прародитель, закованный в тело малолетнего ребенка, наконец-то все вспомнил.

*****

Одно время года сменилось другим, холод был изгнан теплом, после чего снова восстановил свои права. Жаркие летние ночи расплавились от духоты, и их место заняли их более холодные и суровые зимние сестры. И в безоблачную ночь, когда хрустальные звезды таяли от лучей бледно-лилового морозного солнца, в предрассветный час Айя родила сына.

Йоширо, впавший от радости в настроение, характерное детям, начал припрыгивать и пританцовывать, стоя у двери в спальню своей сестры. Вспомнив, что ему необходимо было сделать, он хлопнул себя по лбу и на всех парах помчался вниз в свой кабинет, где его ожидал Куран Ридо.

Чистокровный, облаченный в длинный черный сюртук, сидел за столом и нервно теребил бокал с вином. Темно-бордовая жидкость беспокойными потеками стекала по стенкам хрустальной тары, отражая собой физическое и душевное состояние Ридо. Звук распахивающейся двери заставил его гетерохромные глаза загореться тем огнем нетерпения, который обычно сжигает изнутри людей, изводящих себя и всех окружающих в ожидании хорошей для них новости.

– Мальчик! – выпалил с порога Йоширо и, не дожидаясь ответа чистокровного, который от неожиданности даже застыл на мгновение, подошел к столу, схватил вино и прямо из бутылки отхлебнул внушительный глоток. – Вы счастливы? – по-детски поинтересовался Шики, когда проглотил хмельную жидкость.

– Сядь, – сердито приказал Ридо, и аристократ тут же послушался. Неизвестно чем было вызвано столь паршивое настроение чистокровного, но ему, лорду Шики, никто его не испортит. – Значит, мальчик…

Слова прозвучали утвердительно, а не вопросительно, но Шики все равно кивнул, широко улыбаясь.

– Как Айя?

– Шикарно, – довольным голосом ответил Йоширо, – на седьмом небе от счастья. Возится с ним, целует, улюлюкает, это все так мило. Никогда бы не подумал, что ей это идет. Кстати, она Вас ждет.

– И без тебя это знаю, – презрительно осклабился чистокровный и допил содержимое бокала. – Она, вероятно, уже думает над именем. Надеюсь, без меня она не придумает ничего из ряда вон. Или уже придумала? – спросил чистокровный, наклоняясь чуть вперед, чтобы разглядеть лицо аристократа ближе. Тот замялся, и улыбка сошла с его губ.

– Ну… Э-эм, она уже придумала, но, конечно, прежде чем…

– Пойди и скажи ей, чтоб забыла обо всех своих идеях, – грубо перебил аристократа Куран. – Имя ребенку дам я.

– Хорошо, – беспрекословно подчинился Шики, – Вы отец, и это Ваше право. Мне сообщить ей, какое имя Вы выбрали?

Ридо размышлял, постукивая ногтем по столу и глядя в потолок.

– Сенри.

– Мне объяснить Ваш выбор? – осторожно спросил Йоширо. Куран пожал плечами.

– Это королевское имя, немало наших предков носили его.

– Хорошо, – смиренно ответил Шики и покинул кабинет.

Ридо тяжело вздохнул. Судьба сыграла с ним злую шутку. Он всю свою жизнь мечтал о сыне, но только о чистокровном – продолжателе королевского рода. Но так как он был лишен любви Джури, то и мечта эта оказалась несбыточной. Шизука не в счет: даже если бы у них и родились дети, то до мощи Куранов им было бы далеко. А сын-грязнокровка и вовсе рядом не стоял с детьми Куранов. Утешало лишь то, что этот сын может ему пригодится, если что-то в его плане пойдет не так. Но были обстоятельства, которые не зависели от него лично.

Как бы Ридо ни ненавидел своих брата и сестру, он всем своим сердцем желал, чтобы у них родилась дочь. И конечно же, совсем не потому, что желал им счастья или раскаивался в совершённых грехах.

Вспомнив о возможных проблемах, которые могут возникнуть при претворении его плана в жизнь, Куран вспомнил и об Айе. Он прокусил свое запястье и слил вытекающую кровь в бокал. Молодую маму тоже надо кормить, чтобы во всем подчинялась мужу.

*****

Через неделю после рождения Шики Сенри, когда небо наконец заволокло тяжелыми тучами, которые начали посыпать землю снежными хлопьями, разрешилась от бремени и Джури. Но в отличие от аристократки, чистокровная не принимала открытки с поздравлениями и подарки. О ее беременности знали совсем немногие, и те были слугами в их доме. Но один человек в тот вечер впервые переступил порог их дома.

Канаме с интересом смотрел на новорожденную. Имя Юуки, означавшее «нежная принцесса», очень ей шло. Огромными глазами, напоминавшими чашки шоколада, она осматривала новый для нее мир. Длинные ресницы, губки бантиком, шелковистые волосы – все как в сказке, все словно ненастоящее. Истинная принцесса Куран.

Канаме поднес палец и медленно нажал на крохотный нос девочки. Она сначала испуганно посмотрела на него, а потом засмеялась и попыталась поймать палец, но Канаме вовремя убрал его, чтобы тот не оказался во рту шустрой малышки. Губы мальчика тронула легкая грустная улыбка.

– Ты ей понравился, – довольно сообщила Джури, со стороны наблюдавшая за детьми.

– Можно вздохнуть с облегчением? – хмыкнул он и поднял взгляд на чистокровную. Та хитро улыбнулась и, подойдя к Канаме, положила руку ему на голову.

– Знаешь, кем бы ты ни был, для меня ты все равно маленький мальчик, и я буду обращаться с тобой как с ребенком. Поэтому выключай своего внутреннего злобного дядю и улыбнись.

Закончив небольшую речь, Джури чмокнула Канаме в макушку. Тот не нашел причин не подчиниться чистокровной и мягко улыбнулся. Дитя в колыбели, засмеявшись, потянуло руки к брату.

– Я защищу ее, Джури, – вдруг мрачно сказал Канаме. – Мир переверну и жизнь свою отдам, но защищу.

Не успела она ничего возразить, как звонок у входной двери оповестил о том, что у порога стоял гость. Харука, все время дежуривший неподалеку в ожидании этого человека, тут же подскочил и открыл дверь.

– Здравствуй.

Вой метели на улице заглушил голос гостя, и Канаме почти ничего не разобрал. Он посмотрел на Джури. Чистокровная подмигнула ему и шепнула:

– Все будет хорошо, не волнуйся.

В дверном проеме показался Харука, а вслед за ним – высокий мужчина средних лет в коричневом пальто до пола. Длинные, соломенного цвета волосы спутались от морозного ветра, а их кончики и челка были покрыты свежим инеем, что придавало его в общем угрюмому виду некую забавность.

– Кайен, это Канаме – наш сын. Канаме, это Кросс Кайен, поздоровайся с ним, – нежно сказала Джури и обняла мальчика за плечи, слегка подталкивая вперед, чтобы он подошел к незнакомцу ближе.

– Здравствуй, Канаме-кун, – суровое лицо мужчины** озарила легкая улыбка, и он протянул руку, чтобы поприветствовать рукопожатием юного принца. Канаме не спешил с ним заводить дружбу и, прежде чем ответить любезностью на любезность, он поднял голову вверх и посмотрел на чистокровную.

– Джур… Мама, он же охотник.

– Поэтому здесь именно он, а не кто-либо другой, – вмешался Харука, многозначительно глядя на Канаме. Тот нахмурился и мысленно сказал Харуке: «Что-то вы с Джури замышляете, но мне ничего не говорите». В голове чистокровного прозвучал обиженный мальчишеский тон, и он насмешливо приподнял уголок губ. Вслух же он сказал:

– Джури, распорядишься насчет чая?

Женщина лишь кивнула и поспешила покинуть комнату, провожаемая заинтересованным взглядом охотника. Когда ее шаги стихли, он посмотрел на Харуку, который терпеливо ждал.

– О, прости. Можно? – Кайен указал пальцем на белоснежную колыбель, обитую ажурным кружевом. Куран-старший махнул рукой и повел гостя вглубь комнаты, где и стояла колыбель с маленькой принцессой внутри. – Ну, здравствуй.

Глаза мужчины с любопытством разглядывали дитя, которое спало, мирно посапывая. Кайен никогда не видел вампиров-младенцев. Сочетание почти абсурдное, ведь охотнику приходилось сталкиваться либо с кровожадными монстрами, либо с могущественными чистокровными, вроде Джури и Харуки. Он, конечно же, знал, что и чистокровные рождаются и бывают маленькими детьми, но по долгу службы ему не приходилось иметь с ними дело, и как следствие, он даже не мог себе представить, что и вампиры могут быть беспомощными и милыми.

– Такая… ненастоящая, – зачарованно произнес Кайен, не отводя взгляда от дитя. – Как кукла.

– Вампирские дети все такие – словно из фарфора, – пояснил Харука и повернулся к Канаме, который ревниво наблюдал за происходящим, очень напоминавшим сцену из какой-нибудь мелодрамы. Такому не место в доме вампиров – обители кровожадных чудовищ.

Внезапно малышка раскрыла глаза, и Кросс даже охнул – такими они были огромными. Увидев перед собой незнакомое лицо, Юуки начала хныкать, а потом разразилась отчаянным плачем, на который прибежала Джури.

– Что, эти самодовольные балбесы тебя обижают? – проворковала Джури, беря ребенка на руки.

– Мы ее не обижали, – возразил охотник. Харука засмеялся и хлопнул его по плечу:

– Ладно, пойдем в мой кабинет, там поговорим.

– Отец! – воскликнул Канаме и строго посмотрел на чистокровного. Не оборачиваясь, Харука ответил:

– Сиди здесь, Канаме. Мы позже все обсудим.

Охотник покинул дом только через пару часов, за все это время Канаме искусал себе все пальцы, покачиваясь на стуле и глядя на часы. Когда дверь захлопнулась, он вскочил и подбежал к Харуке. Ноги на ширине плеч, руки на талии – казалось, что мальчик вот-вот прыгнет или начнет показывать чудеса физической подготовки, но его рассерженный взгляд давал понять, как на самом деле мальчик был зол.

– Пойдем со мной, – спокойной сказал Харука и повел Канаме за собой в кабинет. – И прекрати злиться.

Канаме обреченно вздохнул и, войдя в кабинет, послушно сел в кресло и приготовился слушать «отца».

– Этот охотник, – начал Харука, присаживаясь рядом, – поможет нам защитить Юуки.

– Ты бросаешься из крайности в крайность, – заявил Канаме. – Ты не доверяешь ни одному вампиру, и ты решил заручиться поддержкой охотников.

– Не к феям же лесным мне идти, – саркастично заметил чистокровный.

– Он – убийца вампиров с самого рождения. Сомневаюсь, что вот так резко он поменяет свое мнение и начнет нас защищать.

– Хорошо, – Харука хлопнул по столу. – Назови мне хоть одного человека среди вампиров, которому я могу доверять.

– Айдо, – уверенно и не раздумывая, ответил Канаме. – Айдо Нагамичи – твой верный союзник. Или ты и ему не доверяешь?

Чистокровный в размышлении потер виски.

– Не знаю, я ожидаю предательства ото всех. Тем более от Ридо можно ожидать чего угодно, не сомневаюсь, что ему удастся подкупить любого, кто ему понадобится. Ичиджоу я уже не доверяю, после того как он убрал собственного сына. Что-то тут не так.

– Согласен, – кивнул Канаме, – и почему-то мне кажется, что он связан именно с Ридо.

– Вот видишь, – Харука ткнул пальцем Канаме в грудь, – а ведь я всегда считал Ичиджоу преданными друзьями нашего клана. Но если ты его подозреваешь, то у меня и вовсе сомнений нет. Чего же я тогда могу ожидать от Айдо?

– Клан Айдо верно служил нам, Куранам, с незапамятных времен, когда они еще были чистокровными и не смешали свою кровь с людьми и аристократами. Ичиджоу, в общем-то, тоже меня никогда не предавали. Это сейчас, с отменой монархии, у вас творится какое-то светопреставление.

Харука горько усмехнулся.

– Интересно то, что мы против Ридо, который пытается эту монархию восстановить.

– Я против тирании. И если монархия предполагает, что правитель должен быть тираном, то в аду я видал такую монархию.

– А вдруг он станет превосходным королем? – хитро сощурившись, спросил Харука. Канаме расширил глаза от удивления.

– Издеваешься?

Харука поднял руки вверх, будто он сдается.

– Кстати, хотел спросить. Этому охотнику, Кроссу, уже около трехсот лет. Я пытался узнать о нем что-нибудь и выяснил только, что его называют «вампир без клыков» и что он совершил какой-то ужасный грех в прошлом, в результате чего он и получил это долголетие и молодость. Что, по-твоему, это может быть? Хотя бы примерно.

Канаме сложил руки на груди и посмотрел на Харуку в упор.

– Могу сказать точно. Охотники – те же люди, у которых усилены реакции и все пять органов чувств. Но чтобы получить физическое превосходство и практически непобедимость, надо не просто быть великолепным охотником, – Канаме замолчал на секунду, выдерживая паузу. – Кросс явно пил кровь чистокровных. В больших количествах. В настолько больших, что он до сих пор жив и молод, и останется таким еще долгое время.

Харука был ошарашен, но все еще недоверчиво смотрел на мальчика. Тот снисходительно усмехнулся и склонил голову набок.

– Каждый, кто стоит на несколько ступеней выше себе подобных, приносит в жертву что-то, что очень ценно. В данном случае – честь и уважение. Более чем уверен, что многие в мире охотников не просто не одобряют, но презирают его за это. Однако, мое уважение он этим способом явно заполучил.

– Что ж, – растерянно произнес Харука, – если он пошел на это…

– Я все еще сомневаюсь, Харука, – мягко перебил Канаме, вставая с кресла. – Но время все расставит по своим местам, не так ли?

Всем своим видом он дал понять, что разговор на эту тему окончен. И когда уже его рука опустилась на ручку двери, мужчина полушепотом его спросил:

– А могу ли я верить тебе, Прародитель?

– Не беспокойся, – не оборачиваясь, ответил мальчик, – я не забуду, что вы для меня сделали.

«Да, я не забуду. Я не забуду, тот страх и ужас, что мне пришлось испытать. Я не забуду пустой гроб, в котором лежали окровавленные детские одежды. Я не забуду, как высасывал душу из младенца вместе с его кровью. И я не забуду ту надежду, что подарила мне Юуки, когда я посмотрел в ее глаза. Не забуду, что эти глаза напоминают мне о Саюри».

___________________________________________________

* Если кто не замечал (а лично я не замечала, пока не увидела отдельную картинку), то этот рисунок совпадает с тем, который образуется при выстреле из “Кровавой Розы”.

** Угрюмость Кайена – не ОСС. В манге, в экстра-главе, где рассказывается, как Кросс познакомился с Куранами, показано, что ректор был вовсе не белым и пушистым, каким мы его знаем. Именно Кураны изменили его представление о вампирах, после чего он бросил охоту, занялся Академией и в корне изменился.

========== Глава 22: Зарево ==========

Заключенный в хрупкое тело малолетнего дитя, тысячелетний монстр взирал печальными глазами на жемчужную Луну. Единственная его подруга, которая не умерла, не предала, не растворилась в бурном потоке времени, с охотой вступила с ним в разговор. Им было что рассказать друг другу. Молчаливая беседа двух одиночеств – живого и неживого – продолжалась уже полночи, и никто не посмел им мешать. Даже Джури, зашедшая в его комнату и увидевшая мальчика, стоящего у окна, поспешила тихо закрыть за собой дверь. Она уже достаточно прожила, чтобы понимать, что такие моменты были необходимы. Без них можно было сойти с ума. Хотя, быть может, все было наоборот: именно постоянное терзание памяти пожелтевшими от старости воспоминаниями приближало неминуемое безумие. Но Канаме было лучше знать, что ему следовало делать, а что нет.

Луна, нежно обволакивая мальчика прозрачными шелковыми лучами, напоминала ему о глубокой древности, о том времени, когда все началось…

Он сдался. Когда Саюри пришла в очередной раз (и он уже сбился, в который по счету – так часто она появлялась), он согласился покинуть деревню и примкнуть к общине бессмертных. Люди, испытывавшие к нему суеверный страх, теперь осмелели при виде покидающего их чудовища и провожали его нелицеприятной бранью и руганью, выражая сомнительную радость по поводу того, что деревня наконец очистится от присутствия демона. Но Канаме – как его изволила называть Саюри – не чувствовал обиды. Он знал: будь он таким же смертным и бессильным существом, как они, он бы тоже боялся.

Неделя пути на крепких лошадиных спинах и всего десяток ненароком оброненных слов. Саюри не хотела давить на него – Канаме сам заговорит тогда, когда посчитает нужным. Или тогда, когда ситуация его заставит. Ждать долго не пришлось: как только Канаме опустил ноги на холодную землю возле каменного дома общины, длинного и высокого – в пять этажей, десятки любопытных глаз бессмертных устремили на него свой взор, а тихие голоса подозрительно приветствовали его.

– Добрый вечер, – вежливо ответил им Канаме, окидывая усталым взглядом собравшихся. Он молча воззвал о помощи к Саюри, и ее громкий, но мягкий голос разлился по территории общины:

– Этот мужчина – еще один бессмертный. Я нашла его в горной деревне, к северу отсюда. Зовите его Канаме и знайте – он старше любого из вас.

– Даже старше Ханадаги-сама? – донесся из недр толпы звонкий голос, явно принадлежавший молодому человеку. Саюри всмотрелась в толпу и недовольно сощурила взгляд, когда увидела лицо говорившего.

– Да, Кумоидэ. Наверняка.

По толпе прошелся почти испуганный шепот. Саюри жестом указала Канаме следовать за ней. Они пересекли порог дома и направились на второй этаж, где, по словам девушки, их ожидал глава общины. Сами же члены этой общины бессмертных кровопийц называли себя Ковеном – мрачное, но до боли подходящее название для подобного рода поселения. Сюда съезжались все бессмертные, которых члены Ковена находили во всех уголках государства и привозили сюда – подальше от людей, которые чурались необъяснимой силы новой расы. Главой Ковена был Ханадаги Рюо – самый старый кровопийца среди всех известных. Был им, пока Саюри не нашла Канаме. Ее письмо об этой новости, пришедшее заблаговременно до их приезда, привело Ханадаги в замешательство, однако будучи мудрым человеком, он терпеливо дожидался Канаме, готовясь, если потребуется, отдать титул главы Ковена бессмертному, втрое старше него.

Но вид новоприбывшего заставил брови главы нарисовать на его лице дугу удивления. Чрезмерно худой, потрепанный, с темными кругами под глазами паренек – именно паренек, ибо по человеческим меркам ему можно было дать навскидку двадцать один год – не внушал ни капельки страха или благоговения, в то время как трехсотлетний Ханадаги выглядел как умудренный летами молодой муж, снова на человеческий взгляд, лет тридцати двух. Канаме хотелось только накормить, но никак не встать перед ним на колени и выразить свое почтение. Впрочем, мало кто здесь еще догадывался, что новому члену Ковена это было совсем не нужно.

– Я, Ханадаги Рюо, сидящий во главе Ковена, рад приветствовать тебя в нашем доме.

Канаме кивнул.

– Много слышал о тебе. От Саюри.

Ханадаги бросил мимолетный взгляд на девушку, а затем продолжил:

– Она сообщила мне в письме, что тебе уже около тысячи лет. Так ли это?

– Я не помню точно, – рассеянно ответил мужчина, – но могу рассказать самое старое свое воспоминание, а вы все уж определите, к какому времени оно относится.

Присутствующие одобрили это предложение, так как иного способа выяснить, настолько стар был стоящий перед ними кровопийца, не было. И воспоминания о войнах людей и природных катаклизмах подтвердили – Канаме уже было за тысячу лет.

Ханадаги молча окидывал взглядом монстра, на сотни лет старше него. Он терялся в догадках, что ему делать дальше и чего вообще от него может потребовать Канаме. Но хрупкую от неловкости стену тишины разбил тот самый голос, что звучал на улице:

– Значит, ты пришел, чтобы отнять титул главы у Ханадаги-сама?

Возмущенный, но несмелый ропот окутал помещение. Кумоидэ – как Саюри назвала тогда говорившего – нахально прошел мимо Канаме и гордо поднял голову, глядя на мужчину с ненавистью и долей презрения. Неприлично длинные для молодого человека волосы серебристо-снежного оттенка удивительно ровным каскадом падали на его спину и обрамляли дерзкое лицо. Ханадаги недовольно рыкнул и пробасил:

– Это мой сын – Кумоидэ. Думаю, учитывая возраст и накопленные знания, Канаме и сам заслуживает этого титула.

Гневную тираду, только-только зародившуюся в голове у наглого юнца, прервал спокойный голос черноволосого кровопийцы:

– Мне не нужны титулы. Я пришел сюда лишь за тем, чтобы вы дали мне крышу над головой и возможность жить спокойно и вести свои исследования. Вы не мешаете мне – я не мешаю вам. В остальном же живите так, как и раньше. Я никто, чтобы указывать вам, – остановившись на мгновение, он перевел взгляд на Кумоидэ, с чьего лица медленно сходила краска агрессии, и добавил: – А твой сын далеко пойдет.

Позже, уже ближе к утру, Канаме, уже обосновавшись в новом жилище, вышел во двор в поисках Саюри. Девушка стояла среди кустов алых роз, которые буйно цвели и кружили голову своим сладким ароматом. Стоя в изумрудно-рубиновой живой раме, она была похожа на духа, который строго и с пристрастием озирал свои владения. На шее у нее поблескивала цепочка с кулоном, и Канаме подошел ближе, чтобы рассмотреть его, но Саюри прервала его мысли неожиданной репликой.

– Это розы, которые цветут раз в десять лет. Слышал о них когда-нибудь?

Канаме покачал головой и резко спросил:

– Разве есть от них какой-то толк?

– Это символ надежды, – с легким укором в голосе ответила девушка, протягивая мужчине сорванный пышный цветок. – Когда долго ждешь и тратишь силы на поиски, потом обязательно появится то, чего так жаждешь. Будь то любовь, вера, ответ на вопрос или долгожданная встреча.

Угадав мысли Канаме, она опустила пальцы на кулон и тихо, с оттенком тоски и грусти, проговорила:

– Это подарок сестры. Она живет в другом Ковене, далеко отсюда, и ждет, когда я вернусь за ней.

Изображение розы, наложенное на полумесяц – вот как выглядел кулон. Нетрудно было догадаться, что именно цветущая раз в десять лет роза подразумевалась мастером, создавшим эту вещицу. Канаме слабо улыбнулся – впервые за все время, что Саюри знала его, и прикоснулся кончиками пальцев к кулону.

– Твоя сестра наверняка очень сильна духом. Не сомневаюсь, что она станет великой женщиной, которую даже горе и беды не смогут сломить.

Все, сказанное в ту ночь, сбылось. Канаме нашел способ убивать себе подобных, но в жертву себя принесла Саюри, бросив свое сердце в котел, а сердце Канаме навсегда забрав с собой, заставив любить себя вечно. Кумоидэ в самом деле далеко пошел: развязал войну против своих же, но пал от руки Канаме, который получил на то благословение от Ханадаги – отца несчастного мятежника. И лишь после этого Канаме приехал забрать сестру Саюри туда, куда она так мечтала ее увезти. Юрико, так сильно походившая на свою старшую сестру, действительно стала великой женщиной – первой королевой вампиров, женой Курана Канаме и матерью его детей. И она испытала невыразимое горе от того, что сердце горячо любимого ею мужчины было отдано покойнице, но даже это не сломило ее. И пусть любить ее так, как Саюри, Канаме не смог, но всю свою жизнь он испытывал к своей королеве то уважение, которое заслуживают только герои, вызволившие из бездны голода и бедности свой народ.

И теперь, через десять тысяч сидя на балконе родового поместья Куран, Канаме вспоминал прошедшие события и внезапно осознал: розы из сада Саюри должны расцвести через пять лет.

*****

Пять лет пронеслись как стайка бабочек, порхающих над луговыми цветами: их можно увидеть и даже услышать шорох крыльев, но стоит только протянуть руку, чтобы поймать эти хрупкие создания природы, как они уже над головой, и только пестрые акварельные пятна мелькающих крылышек виднеются вдали. Вот они – вроде бы были здесь, рядом, а сейчас их уже и не видно, и только ощущение тяжести в груди дает знать о том, что они были здесь.

Йоширо, сидящий в обитом бархатом кресле в доме Курана Ридо, обхвативший голову руками и смотревший впереди себя с застывшим ужасом в глазах, явно не думал о прошедших годах с такой поэзией. На дворе выла лютая метель, напоминавшая, скорее, лай диких голодных собак, а скрипящие от мороза деревянные двери только усиливали это чувство – казалось, что звери скребутся в дом и вот-вот вломятся внутрь.

Захваченный в плен собственным воображением, Йоширо думал, что делать с маленьким мальчиком, который беззаботно играл перед ним в кубики. Стук пластиковых игрушек друг о друга немного успокаивал, но общее напряжение все еще ощущалось вокруг.

– Сенри, что это такое? – выплыл из размышлений Йоширо и обратил внимание на действия племянника.

– Домик. В нем живем мы с мамой и папой, – безмятежно-мечтательно отозвался малыш с темно-бордовыми кудрями и кристально-голубыми глазами – весь в мать.

– Но у вас уже есть домик. Мы с тобой в нем сейчас сидим, – возразил дядя, внимательно рассматривая крошечное произведение архитектурного искусства.

– Нет, этот дом большой и холодный. А мой – маленький и в нем тепло. Там мы будем жить втроем, и от тепла папа будет любить маму и меня больше.

– Вот оно что… – мрачно промямлил Йоширо и отвернулся к окну. Дети все видят и все понимают. Только в отличие от взрослых не лицемерят. Ребенок ясно и четко сказал, что отцу не нужен ни он, ни мать. А вот сам Йоширо в этом признаться не мог даже себе.

Но кого ему было обманывать? Он же сам начал эту игру. Неужели он надеялся, что Ридо влюбится в Айю без памяти, и семья Шики получит беспрекословную власть среди вампиров? Чушь. Это были шальные мечты, и Шики понимал это. Но глоток надежды всегда так сладок.

Аристократ вздрогнул, когда дверь отворилась, но паниковать было незачем.

– Сенри! – радостно пропела Айя и наклонилась, протягивая вперед руки, чтобы принять дитя в свои объятья.

– Мама!

Женщина покружилась с мальчиком на руках, слушая ласкающий слух детский смех. Остановившись, она принялась его целовать, но ребенок застыл, заметив в дверях Ридо, и нерешительно потянулся к нему, тихо шепча: «Папа…»

Но чистокровный лишь сощурил глаза и строго сказал:

– Уже почти утро, ему пора в постель. Нечего играть так долго, – и, развернувшись на каблуке, покинул залу. Расстроенный мальчик лишь крепче прижался к матери и печально посмотрел вслед отцу.

Ридо была в тягость эта роль. Папа не хотел быть папой, и даже полные слёз детские глаза не могли зажечь в нем этого желания. Курану был нужен лишь сам факт наличия наследника – живого и здорового, который пригодится в скором времени. Воспитание, забота, ласка – для этого, как думал Ридо, мальчику хватит и матери, с дядей вместо отца.

– Как прием? – попытался разрядить обстановку Йоширо, как только глава дома скрылся из поля зрения. Он видел, что глаза Айи уже были на мокром месте, а ему не хотелось сейчас её успокаивать.

– Всё хорошо, Ичиджоу – прекрасный хозяин, – кратко оповестила брата женщина, ставя сына на пол и трепля ему волосы. – Ну, беги в постель.

– А ты придешь? – настойчиво поинтересовался мальчик, не отпуская руку матери.

– Да, сейчас приду, беги, – успокоила его Айя и проводила заботливым взглядом. Когда наверху стукнула дверь детской, этот взгляд мгновенно потяжелел. Айя подошла к стеклянному шкафу, на полках которого покоились разноцветные бутылки с алкоголем, и бездумно выбрала первую попавшуюся, содержимое которой тут же полилось в высокий хрустальный бокал. Айе было абсолютно все равно, что это.

– Всё так плохо? – деловито спросил Йоширо, наблюдая, как тёмно-янтарная жидкость перетекает из одной тары в другую. Айя со стуком поставила бутылку рядом с бокалом. Когда она повернулась к брату, тот увидел на её щеках две прозрачные дорожки слёз.

– Ему плевать на меня, – с горькой усмешкой ответила аристократка и подхватила бокал. – Я начинаю существовать для него только тогда, когда надо выйти в свет, как сегодня. Всё остальное время меня для него нет. Как и Сенри. Он даже не разговаривает с ним, – голос её становился всё выше и выше тоном, и дрожал всё сильнее. – Он заставил меня бросить мой любимый театр, чтобы я посвятила всё своё время ребёнку, а сам даже ни разу не прикоснулся к нему! Как будто это не его, не родное. А я и вовсе пустое место. Я думала, он меня любит, любит… Но… Я ненавижу его! – хрустальный бокал разлетелся на крупные осколки по полу, окрашивая его янтарными пятнами. – Ненавижу!

– Тихо, Айя, тихо, – поспешил успокоить сестру Йоширо, схватив её за плечи. – Тихо, он ведь может услышать.

Аристократка выпуталась из его объятий и злобно посмотрела в испуганные глаза брата.

– Даже ты не беспокоишься о моих чувствах. Ты волнуешься, как бы он не услышал. Я и тебя ненавижу! – Айя с силой начала бить мужчину в грудь, сопровождая каждый удар словом о ненависти, с отчаянием выплеснутым из её губ. – И люблю… О, Йоширо, как я его люблю! Эти глаза, этот взгляд… Он прожигает меня изнутри. Это какой-то адский огонь, и мне гореть в нём вечно.