Текст книги "Калифорния на Амуре"

Автор книги: Анонимус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Лань Хуа была уже не так юна, как могло показаться на первый взгляд – прошлой весной ей исполнилось двадцать девять лет. Но жизненный опыт у нее был такой, какой иной не получит и за девяносто девять. Она была из обедневшей дворянской семьи, то есть принадлежала не к исконной китайской народности хань, а к маньчжурам, которые правили Китаем почти два с половиной столетия. Однако, как выяснил на своей шкуре отец Лань Хуа, не все решает хорошее происхождение, и бедный маньчжур живет почти так же плохо, как и бедный ханец.

Лань Хуа была красива, умна, хорошо образована, и в шестнадцать лет ее выдали за богатого человека, тоже маньчжура. Она была у него третьей женой. Старшие жены, не такие красивые и не такие юные, но гораздо более злые, невзлюбили ее с первого взгляда. Муж поначалу держал их в узде, но когда выяснилось, что Лань Хуа бесплодна, потерял к ней интерес, и она стала прислужницей у старших жен, который издевались над ней, как хотели.

Лань Хуа сбежала из дома мужа и, скрыв свое происхождение, прибилась к бродячим циркачам. Но она имела сильный и властный характер и не собиралась до старости увеселять публику на улицах. Пройдя долгий путь, благодаря своему уму и силе воле она в конце концов сделалась руководительницей шайки хунхузов в Приамурье. Помощником ее стал один из циркачей по имени Пэн Гун. Шайка звалась «Красные волки».

Создание банды хаоханей, как звали себя сами хунхузы, совпало по времени с началом приисковых работ в Желтуге. Это было большой удачей, поскольку разбойных банд по китайской стороне Амура было предостаточно, а вот хабару на всех не хватало. В голодный год шайки хунхузов тоже жили впроголодь и воевали друг с другом за лишний кусок.

С появлением Желтуги появился надежный и постоянный источник денег. «Красные волки» почти не трогали русских и прочих иностранцев, зато обложили данью китайских старателей – впрочем, не слишком обременительной. Да и старатели предпочитали иметь дело с «волками», а не с другими хунхузами, которые иной раз зверствовали совершенно бессмысленно, и убивали человека там, где достаточно было просто дать затрещину.

Так вот и вышло в конце концов, что банда Лань Хуа и Пэн Гуна незаметно для граждан Желтуги внедрилась в жизнь республики, и часть доходов приискателей текла к ним в руки тонким, но постоянным ручейком. Лань Хуа намеревалась увеличить свои доходы оригинальным и неожиданным для бандитов способом. Она хотела нанять много китайских старателей и создать что-то вроде золотодобывающей компании. Компания эта, по мысли хунхузской предводительницы, должна была получать прибыль не за счет ограбления работников, а за счет добросовестной работы последних и обновления производства. Она намеревалась предлагать приискателям условия лучшие, чем все остальные компании и артели, и в конце концов монополизировать китайскую часть Желтуги, чтобы многократно увеличить свои доходы.

Однако наполеоновские эти планы столкнулись с несчастливой действительностью. Летний военный поход цицикарского амбаня против Амурской Калифорнии ясно показал всю неустойчивость и уязвимость республики. Русские старатели надеялись на помощь со стороны российских властей и просили приамурского губернатора барона Корфа присоединить Желтугу к Российской империи. Разумеется, ничего подобного Корф не сделал, да и сделать не мог. Более того, отвечая на требования китайских властей, он создавал на русском берегу Амура кордоны, которые препятствовали русским старателям пробираться на китайскую сторону, в Желтугу, а на почтовых станциях не давали лошадей тем, кто ехал в ближайшие к Амурской Калифорнии поселения – Игнашину, Амазар, Покровку и Албазин. Казакам, живущим по Амуру, русские власти прямо запретили добывать золото на Желтуге. Более того, атаман станицы Игнашиной направлял своих казаков на прииски, чтобы те уговаривали российских поданных вернуться на русский берег Амура – во избежания неизбежного кровопролития со стороны китайских властей.

Но это все касалось русских, которые, хоть и жили в Желтуге незаконно, но все-таки чувствовали над собой сильную руку Российской империи. Китайские же приискатели не были защищены никем и ничем. Как показал летний поход цицикарского амбаня против Желтуги, китайское войско готово было давить китайских старателей беспощадно, как блох. В этих неустойчивых условиях вкладываться в создание золотопромышленной компании было бы по меньшей мере неразумно, поэтому Лань Хуа со своими «волками» затихла и все силы сосредоточила том, чтобы не быть застигнутой врасплох новым китайским походом против Желтуги.

Появление надворного советника с его помощником только усложняло и без того непростую картину. В сложившихся обстоятельствах они могли стать союзниками Лань Хуа, но еще скорее могли ей навредить. Поэтому решено было до поры до времени не давать им слишком большой воли, но вместо этого присматривать и, если возникнет такая необходимость, уничтожить. Именно по этой причине попытка Ганцзалина покинуть зимовье хунхузов была столь явно и решительно пресечена Пэн Гуном и подчиненными ему хаоханями. Прежде, чем решиться на дальнейшие действия, предводительница хунхузов должна была понять, чего ждать от китайских властей в ближайшее время.

Глава двенадцатая. Опять англосаксы

Следующие несколько дней Загорский лечился, а Ганцзалин сидел возле него, по часам вливая в господина целебное варево. Когда Нестор Васильевич окончательно пришел в себя, помощник объяснил ему, что они пленники, и без боя его из фанзы не выпустят. Загорский, как показалось Ганцзалину, отнесся к этому сообщению несколько легкомысленно.

– Чему быть, того не миновать, – сказал он. – Во всяком случае, есть время подумать над тем, откуда в Желтуге могли взяться фальшивомонетчики.

Помощник полюбопытствовал, есть ли у господина какие-то версии на сей счет?

– Вопрос, как ни странно, вполне своевременный, – сказал надворный советник, натягивая на себя теплое шерстяное одеяло: он не только потерял много крови, но и простыл, так что, несмотря на лечение, его все еще знобило. – Бывает такое, что версии нужно строить, еще не имея на руках всех фактов. Более того, чаще всего так оно и случается в нашем деле.

По словам Загорского, у обывателя сложилось неверное представление как о науке в целом, так и о сыскном деле, как одной из отраслей науки. Согласно воззрениям обывателей, ученый, а равно и детектив поначалу собирает все мыслимые и немыслимые факты, относящиеся к делу, и только потом начинает строить версии.

– Это ни что иное, как прискорбное и смехотворное заблуждение, – объяснил Нестор Васильевич. – Во-первых, всех фактов никогда не соберешь. Во-вторых, пока ты собираешь факты, время безнадежно уходит, и преступник может скрыться навсегда. Какой из этого вывод?

– Вообще не собирать никаких фактов, а делать как Бог на душу положит? – предположил помощник.

Надворный советник отвечал, что такую роскошь могут себе позволить только поистине выдающиеся детективы, чья интуиция развита необыкновенным образом. Но даже он сам использует подобный подход крайне редко. Обычно же он старается собрать некий необходимый минимум фактов и сопоставить их таким образом, чтобы во взаимосвязи они давали готовую концепцию, которую при необходимости можно будет править прямо по ходу следствия.

– Надеюсь, тебе понятен ход моих мыслей? – перебил сам себя Нестор Васильевич.

– Ход мыслей понятен, непонятно только, к чему весь этот разговор, – пробурчал помощник.

Загорский отвечал, что разговор был заведен к тому, чтобы не тратить времени на поиски дополнительных фактов и выдвинуть версию относительно того, зачем старосте китайского штата Ван Юню нужно было распространять фальшивые купюры, рискуя буквально всем?

– Меняла Юй Лучань сказал мне, что его заставили платить приискателям фальшивыми червонцами, – продолжал Загорский. – Может быть, и старосту тоже заставили?

Помощник только плечами пожал: кто мог его заставить?

– Давай подумаем, – сказал надворный советник. – Едва ли это было русское руководство Желтуги: и Фассе, и Прокунин никак не заинтересованы в том, чтобы на территории их республики нарушался закон и порядок. Это не могли быть наши друзья-хунхузы – они, как известно, сами пострадали, когда им в руки вместо подлинных червонцев попали фальшивые. Следовательно, силу, принудившую китайского старосту к преступлению, надо искать не внутри Желтуги, а вне ее.

Загорский умолк и надолго задумался…

Обычно днем хунхузы разбредались по своим делам, точнее, шли исполнять задания, которые давала им Лань Хуа. В фанзе кроме надворного советника и его помощника оставался только лекарь Лао Тай. Разумеется, Ганцзалин, если бы захотел, легко мог сломить его сопротивление и выйти наружу. Но, как уже говорилось, он не мог оставить слабого еще господина у хунхузов: несмотря на недурное, в общем, отношение к своим неожиданным гостям, хунхузы бы не потерпели непокорства, и вся тяжесть их гнева обрушилась бы на Загорского. Лао Тай, как и все почти хунхузы, русского языка не понимал совсем, поэтому говорить при нем господин и помощник могли совершенно свободно, не боясь, что их подслушают. Вот и сейчас Лао Тай сидел возле печурки, и вываривал очередную порцию лекарства для надворного советника, тихонечко напевая себе под нос старинную китайскую колыбельную, словно он сам был и матерью, и младенцем, и сам себя укачивал и усыплял.

– Сила, – задумчиво заговорил Загорский, – внешняя сила… Как мы знаем, иероглиф «Вай», то есть «внешний» присутствует в китайском определении иностранцев. Вайгожэ́нь[21]21
  Вайгожэнь (кит.) – официальное слово для обозначения иностранца в Китае.


[Закрыть], лаова́й[22]22
  Лаовай (кит.) – что-то вроде «старина иноземец», несколько пренебрежительное именование иностранца в Китае.


[Закрыть], вайгу́йцзы. Отношение разное, но суть одна – пришедший извне. Иностранцев в Желтуге хватает, причем самых разных, начиная от собственно русских и заканчивая европейцами и американцами. Распространять здесь фальшивые деньги гораздо опаснее, чем в самой России. В России за это грозит в крайнем случае несколько лет каторги, а здесь – смертная казнь. За последний год желтугинские законы, конечно, смягчились, но они и до сих пор довольно суровы. Если фальшивомонетчика поймают прямо тут, ему могут прописать несколько сотен ударов терновником, то есть кнутом с гвоздями, а это – верная смерть. Однако, если предположить, что в поддельных червонцах есть иной смысл, кроме обогащения, мы воленс-ноленс[23]23
  Воленс-ноленс (лат.) – волей-неволей.


[Закрыть] опять возвращаемся к иностранцам.

– Тем более, что качество подделок очень высокое, – вставил Ганцзалин. – Наверняка заграничный станок работает.

Надворный советник кивнул. Вопрос: представителям какой страны было бы выгодно запускать в Россию фальшивки? Очевидно, тем, с кем у нас существует конфликт. А с кем из крупных держав у нас сейчас наиболее сложные отношения?

– С кем и всегда – с Британией, – помощник скорчил рожу, ясно говорящую, что британцев давно бы пора угомонить, и этим даже занялся бы лично он, Ганцзалин, вот только все руки не доходят.

– Именно, – согласился Нестор Васильевич. – Так называемая «Большая игра» русских с англичанами длится не первое десятилетие. Однако битва на Кушке весной этого года едва не привела к серьезной войне России и Англии. В том столкновении мы взяли верх, и это сильно ударило по престижу Великобритании. Можем ли мы предположить, что британцы, не одолев нас на поле боя, решили ударить в спину, подорвав нашу финансовую систему? Почему бы и нет? Нечто подобное уже делал Наполеон: перед вторжением в Россию он выпустил массу фальшивых ассигнаций. Любопытно, что ошибки на этих ассигнациях были такие же, как и на червонцах в Нижнем: букву «л» путали с «д». И это понятно: ни в английском, ни во французском языках похожих знаков не существует.

Ганцзалин заявил, что он сразу почуял происки британцев.

– Хвалю за чувствительность, – сказал надворный советник, – но сейчас это не так важно. Важно, что в Желтуге работают и английские приискатели. Их немного, и наверняка всех их знает Фассе…

Тут Загорский осекся и хлопнул себя по лбу ладонью.

– Боже мой, – сказал он. – Фассе, как же я не подумал! Карл Иванович Фассе – это вполне может быть русифицированная версия английского имени. Карл – это Чарльз, Иван – это Джон, Фассе – Фос или Фэйс. Чарльз Джон Фос – такое вполне может быть.

– Выходит, во главе банды фальшивомонетчиков вполне может стоять президент Амурской Калифорнии? – Глаза у Ганцзалина округлились от изумления.

– Есть многое на свете, друг Гораций… – пробормотал надворный советник. – Можно предположить и кое-что похуже. Например, Фассе – штатный сотрудник британской разведки, внедренный в руководство Желтуги.

– Но Фассе стал президентом за полтора года до того, как мы обнаружили в Нижнем фальшивые червонцы, – возразил помощник.

Загорский отвечал, что это ничего не значит. Во-первых, Фассе мог начать свою подрывную деятельность не сразу, а ждать удобного момента. Этот момент настал нынешней весной, когда наши побили афганскую армию, возглавляемую британскими офицерами. Но, скорее всего, фальшивки распространяются тут давно, вот только наша доблестная полиция оказалась крайне неповоротлива. Впрочем, винить их трудно: вероятно, бóльшая часть фальшивых червонцев оседает на окраинах Российской империи и до центра добирается гораздо позже.

– Значит, надо добраться до Фассе, – резюмировал помощник.

Загорский покачал головой. Это не так просто. Начать с того, что он сам еще недостаточно окреп после тигриных тумаков и инфлюэнцы, а в одиночку Ганцзалин с британцем не справится. Это не русская земля, и у них тут нет никаких особенных полномочий. Нужно также учесть, что Фассе – президент Амурской Калифорнии, то есть вся власть тут принадлежит ему. Это как раз он может их арестовать, обвинить в чем угодно и бросить в темницу, а то и казнить. Все это необходимо учитывать прежде, чем предпринимать какие-то решительные шаги.

– Не говоря уже о том, что он может быть и не виноват, – заметил Ганцзалин. – А мы зря обвиним честного человека.

Загорский отвечал, что это как раз волнует его меньше всего. Если Фассе не виноват, они просто извинятся перед ним, да и дело с концом. Но интуиция подсказывает ему, что Фассе не зря явился на землю Желтуги и совершенно не случайно сделался президентом им же провозглашенной республики.

– Подумать только – президентом у русских! – как бы невзначай заметил Загорский. – Скорее уж у самих британцев появится президент, чем у нас. Да наше богоспасаемое отечество было, есть и будет монархией, как бы оно при этом ни называлось. Кто же станет слушаться временщика, которого через несколько лет все равно сменит какой-нибудь другой проходимец? В России не народ выбирает правителя, он дается небесами. И власть этому небесному избраннику делегируется вовсе не выборами, а через помазание.

Ганцзалин поглядел на Загорского подозрительно. Господин рассуждает всерьез или все-таки шутит?

– Я не шучу и даже не рассуждаю, я просто констатирую факт, – отвечал надворный советник. – Любой человек в России, продержавшийся у власти больше пяти лет, приобретает черты помазанника Божия – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем это касается любой должности – от императора Всероссийского до какого-нибудь капитан-исправника.

– Так как же мы поступим? – нетерпеливо спросил Ганцзалин.

– Подождем до завтра, – отвечал Загорский, – а там видно будет. Благодаря отварам Лао Тая я с каждым днем чувствую себя все лучше.

Помощник понимающе кивнул. Как говорит русский народ – утро вечера мудренее.

* * *

Утром, впрочем, ждал их неожиданный сюрприз. Еще не разгорелась за окнами поздняя зимняя заря, а Ганцзалин уже будил надворного советника.

– Господин, – говорил он негромко, – господин, просыпайтесь.

Загорский открыл глаза и, не удержавшись, зевнул во весь рот.

– В чем дело? – спросил он сонно. – Что стряслось?

– Не знаю, – отвечал помощник, – но что-то точно стряслось. Все ушли.

Загорский довольно уверенно сел на лежанке и огляделся по сторонам. Фанза хунхузов, действительно, была пуста. Исчез даже Лао Тай, который обычно дежурил в зимовье и охранял его от хищников и лихих людей.

– Лихие люди, – хмыкнул Загорский, когда в первый раз услышал эту формулу от самого лекаря. – Неужели могут быть люди более лихие, чем хунхузы?

– Могут, – уверенно отвечал Лао Тай.

– И кто же они? Черти из ада?

– Нет, не черти. Хуже хунхузов могут быть только другие хунхузы. От них и охраняю.

Но, очевидно, этой ночью и впрямь случилось что-то непредвиденное, потому что в избушке сейчас не было никого, кроме Загорского с помощником, лишь медленно стыл на погасшей печке котелок с лекарством для надворного советника, оставленный заботливым лекарем.

– Вот тебе, бабушка, и курвин день[24]24
  Ганцзалин тут перевирает поговорку «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день».


[Закрыть], – бурчал недовольный Ганцзалин, совершенно немилосердно перевирая очередную поговорку. – Встали ночью, ушли и ничего не сказали. Не люди, а дикие звери. Зачем ушли, когда вернутся – один Бог знает. Но наверняка не скажет.

Загорский обвел быстрым взглядом избушку и покачал головой. Хаохани не вернутся, они ушли совсем.

– Почему вы так думаете? – удивился Ганцзалин.

– Они забрали все вещи. Не только ружья, но и все остальное.

Загорский был прав: исчез даже котел для приготовления пищи.

– Интересно, заперли они нас снаружи или нет? – полюбопытствовал помощник.

– Ты же слышал, они ушли совсем, – рассеянно отвечал Загорский, – зачем бы тогда им нас запирать?

Дверь в избушку, действительно, была только прикрыта, но не заперта. За ночь выпало много снега, он лег ровным белым ковром по всему лесу, а кое-где, наметенные ветром, бугрились голубоватые сугробы. Деревья, покрытые снегом, выглядели сказочно.

Однако сказка эта не радовала Ганцзалина.

– Хоть бы одну лошадь оставили, – сказал он угрюмо. – Как мы до Желтуги доберемся?

Господин беззаботно махнул рукой: как-нибудь да доберутся, тут, по его подсчетам, не больше трех-четырех верст. Но помощник все не унимался и брюзжал. По его мнению, хунхузы поступили подло, бросив своих новых знакомцев прямо в лесу, не предупредив об уходе и не подумав, смогут ли те сами добраться до Желтуги.

Загорский, однако, отвечал, что он не прав. Во-первых, Лао Тай сварил им целебный отвар, во-вторых, они оставили Загорскому новую куртку взамен той, которую разодрал тигр. Она была, конечно, немного маловата надворному советнику, но все лучше, чем ничего.

– Ты должен понимать, что даже лучшие из хунхузов – это все-таки разбойники, а не Армия спасения, – выговаривал Ганцзалину Нестор Васильевич, пока тот помогал надворному советнику одеться. – И если ты не входишь в их банду, у них нет в отношении тебя никаких обязательств. Или, точнее сказать, есть только те, которые они сами на себя наложили.

Загорский напоследок выпил еще отвару, после чего они собрались и покинули убежище лесных разбойников, окончательно опустевшее после их ухода.

Все лесные дорожки позанесло снегом, нога утопала в нем по щиколотку, так что идти было совсем нелегко. Кроме того, выбираться приходилось наугад, по приметам. Когда Ганцзалина тащили в зимовье хунхузов, он старался запомнить не дорогу – это было невозможно, но хотя бы общее направление.

– Шли на северо-восток, – сообщил он господину.

– Значит, возвращаться будем на юго-запад.

Это, впрочем было легче сказать, чем сделать. Все известные им способы ориентировки в лесу сейчас не годились.

– Если бы было лето, – сказал Ганцзалин, хмуро оглядывая засыпанные снегом деревья, – если бы было лето, мы могли бы ориентироваться по мхам и лишайникам.

Загорский кивнул: ну да, а если бы видно было солнце, они бы сориентировались по солнцу. Если бы была ночь, они бы сориентировались по звездам или луне.

– Так, может, дождаться ночи? – спросил помощник не слишком уверенно.

Надворный советник признал это предложение разумным. Однако кто даст гарантию, что к ночи тучи рассеются, и они увидят луну или звезды? Гарантии такой, разумеется, нет.

– Ну, так и что будем делать? – спросил Ганцзалин.

– Как обычно, немного подумаем, – отвечал Нестор Васильевич. – Мозг – это удивительный орган, он может спасти человека даже в совершенно безнадежном положении. Кроме того, пока мы думаем, положение может измениться в лучшую для нас сторону.

– Например? – сварливо поинтересовался китаец.

Надворный советник пожал плечами. Например, рассеются тучи и станет видно солнце. Однако аргументы Загорского не убедили помощника. Он отвечал, на погоду надежды мало, она может устроить им ловушку. Тучи рассеются на полчаса, они углубятся в чащу, ориентируясь по солнцу, а тучи тут же снова сгустятся – вот и застрянут они посреди дороги, не зная, куда идти дальше.

– Не болтай попусту, – прервал его Загорский, – лучше подумай немного.

Они умолкли. Легкий снежок, который засыпал их, когда они только вышли из дома, действительно, поутих, однако сизые зимние тучи по-прежнему висели над головой так низко, что, казалось, еще чуть-чуть – и их пропорют острые верхушки пихт и кедров.

Вдруг Ганцзалин навострил уши. Загорский, у которого было отменное зрение, но слух – несколько хуже, чем у помощника, вопросительно поглядел на него.

– В избушку, – шепотом скомандовал китаец. – Быстро-быстро, кто-то идет, какой-то зверь.

Однако спрятаться в избушке они не успели – из чащи на поляну выбежало волосатое облако и радостно залаяло, увидев Загорского.

– Буся, – воскликнул советник, распознав знакомые очертания мохнатого чудища, – Буська, ты!

Умилительно виляя коротким хвостом, Буська подскочила и, упершись лапами в грудь Нестора Васильевича, начала вылизывать ему лицо. Загорскому, чьи раны еще не зажили, было больно, он морщился, но терпел – так приятна была эта нежданная встреча.

– Ага, – сказал Ганцзалин, который тоже узнал Буську, – амурский сенбернар.

Вряд ли Буська действительно имела какое-то отношение к сенбернарам, ну, разве что размерами немного смахивала на них, но китаец имел в виду не внешнее сходство, а тот факт, что Буська уже спасала жизнь Загорскому: один раз, когда вместе с приятельницей Альмой защитила его от тигра, второй – когда привела к нему хунхузов и Ганцзалина.

Закончив вылизывать надворного советника, Буська повернулась к ним тылом и, помахивая хвостом, потрусила обратно в чащу. На полдороге она остановилась и повернула к ним морду, на которой был явственно написан нетерпеливый призыв.

– Тебе не кажется, что она зовет нас идти следом за ней? – спросил Нестор Васильевич.

– Не кажется, – отрезал Ганцзалин, который был гораздо хуже знаком с Буськой и потому меньше ей доверял.

Буська, как будто поняв их переговоры, громко залаяла и стала смотреть то в лес, то на людей.

– Она определенно нас куда-то зовет, – решил надворный советник. – Что ж, раз так, давай доверимся судьбе. Может быть, Буся выведет нас в нужном направлении. Наверняка она освоилась в лесу гораздо лучше нас и отведет если не прямо в Желтугу, то в какое-нибудь ближнее китайское село.

С этими словами он решительно, насколько позволяли ему не до конца зажившие раны, двинулся вперед. Помощник неохотно следовал за ним, бурча, что он знает эту историю, называется она «Жизнь за царя» и рассказывает про то, как известный бузотер Иван Сусанин завел в чащу и утопил в болоте целое польское войско.