Текст книги "Его зовут Ангел (СИ)"

Автор книги: Anna Milton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Ангел? ― мой голос предательски дрожит. Я протягиваю руку, так как хочу дотронуться до него, но не делаю этого. ― Что с тобой?

Неожиданно он поднимает голову и окидывает меня таким ледяным и одновременно тоскливо отчаянным взглядом, что все внутри меня замирает и превращается в пружину.

– Что со мной? ― хрипит Ангел. ― Что со мной?! ― повторяет громче. ― Я инвалид, Августа! ― уже кричит он. ― Я не могу ходить, вот что со мной! Теперь у меня даже нет возможности встать на ноги, ― его голос постепенно утихает. ― Я ущербный, потому что достаю всем одни неприятности. Я ничтожный. Я слабый и…

– Остановись, ― прошу я неожиданно беспомощным голосом.

– Почему я должен останавливаться? ― его бледное лицо кривится в раздраженной гримасе. Я слабо качаю головой, не в силах подобрать слова. Мне так жаль его, мне так хочется помочь ему, но я не знаю, совершенно не знаю, что могу сделать для этого. Просто быть рядом? Так я здесь! Я с ним. Но ему этого недостаточно. ― Почему я должен быть спокойным? Какой теперь в этом смысл?! И есть ли вообще смысл?! А, Августа? ― он подкатывается ко мне, и я невольно пошатываюсь назад. ― Скажи мне, ― Ангел наклоняется вперед и пронзительно смотрит на меня своими темно-коричневыми глазами, в которых взрываются вселенные, ― в чем смысл моей жизни?

Меня начинает трясти, и паника мгновенно охватывает все внутренности.

– Молчишь? ― холодно фыркает Ангел. ― Думаешь, что я сошел с ума? Так правильно думаешь, потому что я действительно свихнулся. От всего этого мира! ― он разводит руками и задирает голову вверх. ― У меня есть право ненавидеть все, что здесь есть! ― снова кричит Ангел. ― У меня есть право ненавидеть эту жизнь! Посмотри, посмотри, что она со мной сделала! ― он опускает взгляд и впивается им в меня, но в них больше нет ярости. ― Я ничтожество, Августа! Я такое ничтожество… ― он громко выдыхает. ― Знаешь, кто я?

Я молчу, потому что в шоке.

– Я ― марионетка в руках Судьбы, ― горько усмехается Ангел и откидывается назад. ― Она играет мною, как хочет. А я ничего не могу сделать, потому что всего лишь кукла, ― он медленно закрывает глаза. ― Я всего лишь кукла, Августа.

Воцаряется тишина, которая давит на меня со всех сторон, и я из последних сил стараюсь не потерять самообладание. Я должна быть сильной сейчас.

– Ты все еще можешь уйти, ― неожиданно заявляет Ангел, по-прежнему не открывая глаз.

– Что? ― бессильно шепчу я.

– Ты все еще можешь уйти, ― громче повторяет он.

Но я слышала и в первый раз.

– П-почему? ― спрашиваю я.

– Потому что я не хочу заставлять тебя быть рядом со мной, ― звучит холодный голос Ангела. ― Потому что я не хочу утруждать тебя, мешать, доставлять неудобства, ― он резко распахивает глаза, и я не вижу в них ничего, кроме пустоты. ― Не хочу чувствовать твою жалость и казаться по сравнению с тобой ущемленным и неполноценным инвалидом. Ты можешь уйти, ― тихо говорит он. ― Я не стану тебя держать. Это будет правильно.

И вдруг мне становится так обидно от его слов, что я начинаю плакать.

– Ты… Ты…― заикаюсь я. ― Ты просто невыносим, Ангел. Ох, Боже, ― я закрываю ладонями лицо и сосредотачиваюсь, но это сложно, потому что эмоции одерживают победу в борьбе со здравым рассудком. ― Почему ты отталкиваешь меня от себя? ― вопрошаю я непонимающе. ― Почему ты… ― я громко всхлипываю. ― Ты не можешь так поступать, ни со мной, ни с собой. Потому что ты нужен мне, Ангел, ― я опускаю голову, но рук от лица так и не убираю. ― Потому что я нужна тебе.

Ангел ничего не говорит, и от этого мне становится еще больнее.

Мне требуется минута, а, может, и больше, чтобы успокоиться. Я держу голову опущенной, пока вытираю слезы, а затем поднимаю ее. Глаза Ангела немного расширяются, когда он видит мое покрасневшее и опухшее лицо.

– Что бы ни произошло, я не оставлю тебя, ― говорю я. ― Ты мой друг. Ангел, ты мой самый лучший друг! И я не устану повторять тебе это! Я буду говорить о том, какой ты замечательный, каждый день, если понадобится!

– Я был таким, ― медленно проговаривает Ангел. ― Сейчас я беспомощен, и поэтому бесполезен, и поэтому ничтожен.

– Для меня ты всегда будешь самым лучшим! ― восклицаю я и подхожу к нему.

Я нагибаюсь вперед, чтобы лучше видеть его лицо. Глаза в глаза. Сердце к сердцу. Душа к душе. Я чувствую себя увереннее.

– Судьба часто устраивает нам проверки на прочность, ― говорю я. ― Если мы пройдем все испытания, то сорвем свой куш, а если проиграем, то жизнь сотрет нас в порошок, и мы исчезнем в небытие, так, словно вообще никогда не существовали, ― я сажусь на корточки, и теперь Ангел смотрит на меня сверху-вниз. ― Настали тяжелые времена. Для тебя, и поэтому для меня тоже, ― мы смотрим друг на друга. ― Не позволяй судьбе сломить себя. Не позволяй ей толкнуть тебя в небытие, потому что тогда ты все потеряешь, а я потеряю тебя. Но я не хочу этого, Ангел. Помнишь, ты спрашивал меня, чего я боюсь больше всего? Ты сказал, что боишься остаться один. А я сказала, что не знаю. Но теперь я знаю ответ. Больше всего я боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни, и все станет таким, каким было до твоего появления. Серым, мрачным. Если уйдешь ты ― уйдут краски, которые делают эту жизнь хорошей.

Ангел внимательно слушает меня, и я чувствую, как освобождаюсь изнутри.

– Я прошу тебя бороться с бременем, которое выпало на твою долю, ― говорю я. ― Я прошу тебя не сдаваться, ради себя, ради меня, ради своих родителей, потому что мы не хотим потерять тебя, потому что ты дорог нам. Потому что мир без тебя будет совсем другим… пустым и холодным.

Я судорожно вздыхаю и осторожно наблюдаю за реакцией Ангела.

Какое-то время он находится в полном ступоре. Он не дышит, не двигается, и я начинаю волноваться. Но томящая тревога мгновенно испаряется, когда я вижу слабый всплеск тепла в его глазах, который медленно растет и вскоре полностью вытесняет холод и отчаяние. И я вижу в них надежду. Я вижу готовность идти навстречу трудностям.

– Я с тобой, ― шепчу я. ― Слышишь? Мы все преодолеем. Я никогда тебя не оставлю.

Его глаза наливаются слезами и краснеют. Я чувствую, что тоже вот-вот расплачусь.

– Я не сдамся, ― произносит он.

Я громко выдыхаю.

– Обещаешь? ― спрашиваю я.

Ангел собирается с силами, чтобы ответить.

– Обещаю.

Глава двадцатая

Ко мне возвращаются моральные силы. Я снова ощущаю уверенность в том, что мое пребывание в этом огромном мире не бессмысленно. Теперь есть цель. Помогать Ангелу, быть рядом с ним, и не позволять ему сдаться.

Это реально становится смыслом всего, что я делаю, и маме кажется, что это уж слишком ― жить ради Ангела. Но я не могу, не могу объяснить ей то, как отношусь к нему, из какой пропасти он вытащил меня и показал, что есть другой мир. Он подарил мне возможность измениться. Я не могу объяснить маме, потому что она не поймет. Знаю, что не поймет. Взрослые считают себя гениями жизни, но на самом деле они глупее нас. Они слепы, глухи, они многого не видят, или не хотят видеть. Но, тем не менее, они продолжают учить нас жизни, давать советы в ситуациях, в которых сами ни разу не были.

Нет, мама не против того, что я общаюсь с Ангелом, но она считает, что я слишком много времени уделяю ему и ничего не оставляю для учебы, а ведь экзамены очень скоро. Я не разделяю ее беспокойства. Я учусь так, как училась всегда.

В школе все становится сложнее.

Я не общаюсь с Егором, он не общается со мной. Я так и сижу за партой Ангела, так и смотрю с тоской на стул, на котором он сидел раньше. Егор часто поглядывает на меня, и я ловлю его печальные взгляды. Но этого недостаточно, чтобы все возобновить. Я по-прежнему зла на него за то, что он оставил Ангела, и я знаю, что ему жаль, что ему грустно, и он скучает, а так же я знаю, что Ангел тоже тоскует по нему. Но я не думаю, что их дружба когда-нибудь вернется. Я сомневаюсь, была ли у них вообще когда-нибудь дружба? Со стороны Ангела я не сомневаюсь, а вот Егор… мне до сих пор непонятно его решение перестать общаться с Ангелом. Возможно, это всегда будет загадкой для меня. Да и не имеет значение это, на самом деле. Гораздо важнее то, что происходит с Ангелом, его самочувствие и внутреннее состояние.

В субботу я собираюсь к нему. Мама ловит меня в коридоре.

– Даже не поешь? ― спрашивает она.

– Нет, ― отвечаю я, застегивая сапоги.

– Вы еще не устали друг от друга? ― вздыхает мама.

Я поднимаю голову и недоуменно смотрю на нее.

– Нет, ― говорю я.

– Я понимаю, что ты хочешь поддержать Ангела, ― начинает она свою хорошо отрепетированную за последние две недели речь, и я понимаю, что все мои попытки пресечь этот совершенно бессмысленный разговор не увенчаются успехом, поэтому решаю дослушать ее и спокойно уйти. ― Но у него тоже есть своя семья, с которой он должен проводить время.

Я закатываю глаза так, чтобы мама не видела этого.

– Пока, мама, ― бормочу я и открываю дверь.

– Августа, ― слышу за спиной я ее строгий голос. ― Ты могла хотя бы один день посидеть дома. У тебя скоро экзамены, и…

– Я знаю, ― раздраженно перебиваю я ее. ― Я готовлюсь к ним. Нет причин волноваться. Теперь я могу идти?

Я не вижу ее лица, но прекрасно знаю, что оно искажено в недовольной гримасе.

– Только недолго, ― в итоге, говорит она, и я вылетаю на лестничную площадку, громко захлопывая за собой дверь.

Когда я подхожу к дому Ангела, он уже на улице со своим отцом. Они о чем-то разговаривают, и Ангел даже улыбается. Я ускоряюсь.

– Привет, ― говорю я ему и улыбаюсь. ― Здравствуйте, Виктор Валерьевич.

Оба поворачиваются в мою сторону.

– Привет, ― произносят они хором, а затем переглядываются друг с другом.

Ангел усмехается и качает головой.

– Ладно, оставляю вас, ― говорит Виктор Валерьевич.

Он долго смотрит на сына с беспокойством. Я вижу этот взгляд каждый раз, когда Ангел идет со мной на прогулку… когда он вообще выбирается из дома. Я понимаю, что Виктор Валерьевич и Виолетта Александровна никогда не будут абсолютно уверены в безопасности Ангела, но спасибо, что они все же доверяют мне его.

– Удачной прогулки, ребята, ― вяло желает мужчина и идет к подъезду.

Когда он уходит, я подхожу к Ангелу.

– Как дела? ― спрашиваю я.

– Лучше всех, ― отвечает Ангел.

Я закатываю глаза, так как понимаю, что это ирония.

– Сегодня хорошая погода, ― говорю я. ― Мы можем…

– В парк, ― перебивает меня Ангел.

– Ладно, ― вздыхаю я.

***

Я и Ангел смотрим на плавающую льдину в пруду, который находится недалеко от его дома.

– Как дела в школе? ― безучастно интересуется Ангел.

Я пожимаю плечами.

– Как обычно.

– Это не ответ. И… ты снова пожала плечами.

Я поворачиваю голову в бок и опускаю ее, чтобы видеть лицо Ангела. Он задумчиво смотрит вперед.

– Честно говоря, меня мало заботит то, что происходит в классе, ― признаюсь я.

– Почему?

– Ну, ― я медленно выдыхаю и отворачиваюсь, ― может быть, потому, что меня никогда не интересовала вся эта суета.

Я слышу, как Ангел тихо усмехается.

– Меня волнует кое-что другое, ― говорю я и снова смотрю на него. ― Как твои дела.

– Ты прекрасно видишь, как мои дела, ― ровным голосом отвечает Ангел.

Я хмурюсь. Я ошибалась, думая, что сегодня он в хорошем настроении. Сейчас я понимаю, что это совсем не так. Точнее, Ангел ведет себя, как обычно. Он говорит таким тоном, будто все нормально, но голос пустой и безжизненный, что говорит о том, как тяжело ему приходится.

– И мне не станет легче, если ты будешь молчать, ― добавляет Ангел спустя минуту.

Я моргаю и встряхиваю головой.

– Я не...

– Знаю, о чем говорить? ― заканчивает за меня он.

В точку.

– Говори обо всем. Важно, не важно, интересно, или глупо… Просто говори.

– Ну-у-у, ладно. Я попробую.

Я усиленно придумываю темы для разговора, но все они кажутся такими бессмысленными сейчас, когда все так серьезно, но я точно знаю, что до Беды Ангела мы бы с удовольствием говорили об этом.

Сейчас все по-другому.

Я, наверно, долго думаю, потому что лицо Ангела становится таким, словно он не ждет от меня каких-либо предложений. Он просто смотрит вперед, а я смотрю на него, и так сложно в этой нелепой хрупкой тишине.

– Как Егор? ― спрашивает Ангел.      Он берет дело в свои руки, и спасает нас обоих.

Я напрягаюсь, когда слышу это имя.

– Без понятия, ― холодно отзываюсь я.

– Вы не общаетесь? ― кажется, Ангел искренне удивлен.

– Нет.

– Почему?

Я в замешательстве смотрю на него.

– Почему? ― повторяю я, и мой голос неосознанно повышается. ― Он так жестоко с тобой поступил…

– Со мной, а не с тобой, ― осторожно перебивает Ангел.

– Это все равно, что предать меня, ― во мне бурлит обида, которая появилась в одно мгновение из воздуха.

Я не понимаю, как Ангел может волноваться о Егоре, когда тот так поступил с ним? Я не понимаю, почему он вообще думает о нем? Разве ему не должно стать все равно? Разве Егор того не заслуживает? За свою трусость. За свое отношение.

Я не понимаю. И никогда не смогу понять.

Но… но это же Ангел, и он всегда будет беспокоиться о тех, кто ему дорог, даже если эти люди бросают его в беде. Он святой, не иначе.

– Помнишь мой девиз? ― спрашивает Ангел, возвращая меня в суровую реальность из темных мыслей.

– Да, ― неопределенно киваю я. ― Самый темный час ― перед рассветом.

Ангел медленно и тяжело втягивает в себя воздух и резко выдыхает.

– Так вот, рассвет для меня никогда не наступит. Я навсегда остался в этом самом темном часу, ― его губы плотно сжимаются. ― Мне стоит поменять девиз. Как насчет: «Смирись, потому что это единственное, что остается делать. Смирись, потому что это все, на что ты способен».

Я качаю головой.

– Не говори так, ― произношу, почти умоляю я.

– А как мне еще говорить? Как? ― Ангел кидает на меня обреченный взгляд. ― Вселенная не на моей стороне. Не в этот раз. Знаешь, я думаю, это проклятье. Сначала та авария, а сейчас… ― он не договаривает, но я понимаю, что он хотел сказать. ― Словно я в черном списке Судьбы, и она непонятно за что предъявляет мне счет. Но почему? Почему я, Августа? ― поверь, Ангел, этот вопрос меня тоже мучает. ― Пусть это звучит эгоистично, но в мире семь миллиардов людей, и есть те, кто действительно заслуживает того, что получил я, но… ― Ангел едва не стонет от разочарования и обиды. ― Но в итоге страдаю все-таки я. И это совершенно, совершенно несправедливо.

И я полностью с ним согласна. Почему хорошие люди должны страдать? Почему все складывается таким образом, что на их пути встает много испытаний и бед? Что это? Аванс за то, что, допустим, их будет ждать после смерти, на небесах? Но если рая нет, если после смерти ничего нет, то в чем тогда смысл? Ведь жизнь одна, и обидно, когда она проходит мимо, когда человек теряет возможность совершить многое из того, что планировал, хотел, о чем мечтал.

– Мама говорит, что шанс есть, что я снова смогу ходить, ― говорит Ангел, но я не слышу в его голосе веры. ― Но это какие-то жалкие двадцать, а то и меньше процентов…

– Но это же хорошо, ― немного оживляюсь я. ― У тебя есть шанс, а это главное.

– Этого мало, Августа, ― с грустью улыбается Ангел. ― Этого так мало для веры.

Я сжимаю кулаки за спиной и становлюсь перед ним, чтобы он видел меня, и я видела его.

– Помнишь, ты говорил о том, что существует в этом мире что-то невозможное, что и заставляет тебя предполагать существование Бога? ― спрашиваю я.

– Сейчас я полностью убежден в том, что ошибался, ― напряженно кивает Ангел. ― Его нет. И ничего волшебного тоже. Сейчас я как никогда уверен, что существует лишь то, что есть. А это: инвалидное кресло и куча упущенных возможностей.

– Я думаю, что вера ― это и есть нечто необыкновенное, волшебное, ― говорю я и внимательно смотрю на Ангела. ― Я точно знаю, что этому понятию не дано научного определения. Поэтому вот оно ― проявление Бога. Ты понимаешь?

– Пока не очень.

– Теперь я знаю, почему люди верят. Потому что это разбавляет их мрачную реальность, потому что это помогает им справиться с бедами. Вера, надежда, ― я слабо улыбаюсь. ― И пусть даже если когда-нибудь будет стопроцентно научно доказано, что Господа не существует, вера будет всегда, и поэтому будет Бог. Бог ― это не какой-то определенный персонаж. Это не тот, кто создал вселенную, или что-то вроде того. Бог ― это тот, кто живет в сердцах тех, кто нуждается в вере. Вера ― это и есть Бог, Ангел.

Ангел хмурится.

– Впервые за наше знакомство я тебя не понимаю, ― бормочет он.

– Поверь, ― говорю я. ― Поверь в то, что сможешь вновь ходить. Я верю в это. Каждый день, потому что у меня появилась причина на что-то так отчаянно надеяться. И знаешь что?

– Что?

– Это помогает, ― моя улыбка становится широкой.

***

Вечером того же дня в дверь раздается звонок. Я сижу в своей комнате в обнимку с учебниками, пытаюсь делать домашнее задание по физике, но не могу сосредоточиться, что совершенно не удивительно в свете последних событий.

Я удивляюсь, когда мама заходит ко мне.

– К тебе пришли, ― говорит она.

Я отрываю взгляд от учебника и в полном недоумении смотрю на нее.

– Ко мне? ― переспрашиваю я. Мама не ошиблась?

– Да. Егор, ― поясняет она и выходит из комнаты.

Егор? Зачем он пришел?

Я чувствую, как во мне тут же просыпается злость, и надеваю на лицо серьезную маску. Я встаю со стула и иду к двери. Они открыты, у порога скромно стоит Егор.

– Привет, ― говорит он, когда замечает меня.

Я знаю, что мама стоит неподалеку и наверняка все слышит, поэтому заставляю себя расслабленно сказать «привет» в ответ.

– Зачем пришел? ― каких трудов мне стоит прятать желание нагрубить Егору!

– Я… я хотел поговорить, ― неуверенно отвечает он.

Я не удерживаюсь и удивленно вскидываю брови.

– О чем?

– Об… Ангеле, ― его имя он произносит почти шепотом.

Я удивляюсь еще больше.

– А тебе не все ли равно? ― слабо язвлю я.

Егор слабо вздрагивает и пошатывается назад после моих слов, как от пощечины. И впервые с тех пор, как он заявил, что не может общаться с Ангелом, мне становится жаль его, но лишь на секунду, когда в его темных глазах блуждает растерянность.

– Ладно, ― вздыхаю я.

Я надеваю тапки и выхожу в коридор. Мы минуем один лестничный пролет и останавливаемся у пыльного грязного окна, на котором стоит одинокий цветок в горшке, окруженный сигаретными окурками и паутиной.

– Как он? ― подавленно спрашивает Егор.

Я окидываю его таким недружелюбным взглядом, на какой только способна, и думаю, отвечать, или нагрубить. Но он кажется таким несчастным и грустным, что у меня просто язык не повернется произнести что-нибудь обидное.

– Справляется, ― говорю я.

Егор слабо кивает, опускает голову и молчит.

– Ему тебя не хватает, ― признаюсь я. ― Даже после того, как ты оставил его.

Я замечаю, как он напрягается, и когда поднимает голову, то на лице у него простирается глубочайшее сожаление и потерянность.

– Я виноват, ― шепчет Егор.

– Еще как, ― соглашаюсь я.

– И оттого, что я сделал, мне отвратительно смотреть на свое отражение каждый день, ― добавляет он и громко вздыхает. ― Мне очень, очень жаль, Августа, что я так поступил с ним. Ты права, я не должен был. Но… я не знаю, как объяснить, что заставило меня оставить его в беде. Я не могу.

Я вижу, что Егор говорит это искренне. Лгать он точно не умеет.

Я немного смягчаюсь.

– Я беспокоюсь за него, ― продолжает Егор. ― И я ненавижу себя.

Мне становится больно смотреть на него, но его страдания заслуженные. За свои ошибки мы всегда вынуждены расплачиваться.

– Я бы хотел… ― неуверенно бормочет Егор. ― Я бы хотел вновь стать с ним друзьями, потому что он мой единственный друг. Ты и он. Но из-за своего глупого страха перед неизвестно чем я потерял вас обоих! ― в глазах плескается отчаяние. ― Мне просто было страшно, Августа. Мне просто было страшно…

Егор готов зареветь, и я не могу представить, как тяжело ему сейчас. Но нам всем нелегко.

Каждый, я думаю, имеет право на ошибку, и на прощение. Я знаю, что Егор искренне раскаивается, и так же знаю, что Ангел простит его, хотя он давно простил. Этот идеальный человек не способен долго злиться, или вообще таить в себе плохие эмоции. Его душа продолжает оставаться чистой и самой светлой даже несмотря на то, что его предавали, оставляли и обижали.

– Завтра мы собираемся прогуляться, ― говорю я.

Егор с трепещущим ожиданием смотрит на меня.

– Ты… можешь пойти с нами, ― добавляю я.

И его глаза загораются, как новогодние огни, даже ярче.

– Правда? ― ошеломлен он.

Я киваю.

Его губы моментально расплываются в широкой улыбке, и я ловлю себя на мысли, что никогда за всю историю наших встреч с Егором не видела его настолько счастливым.

– Спасибо! ― благодарит он. ― Спасибо.

Я неуверенно улыбаюсь в ответ и думаю, может, все еще способно стать хорошо?

Что ж, я очень на это надеюсь.

***

На следующий день я и Егор встречаемся у клиники Доктора Груздева на 2-ой Никитинской, и вместе идем к дому Ангела.

– Ты не говорила ему, что я тоже пойду? ― спрашивает меня Егор, когда мы обходим многоэтажку и направляемся к подъезду.

– Нет, ― отвечаю я.

Он нервно вздыхает.

– Ангел будет рад, ― уверяю я.

– Даже не знаю, как смотреть ему в глаза после всего… ― бормочет Егор.

Я угрюмо смотрю на него, но когда встречаюсь с глазами, полными переживаний и надежд, то остываю.

– Все будет хорошо, ― говорю я.

Егор робко улыбается мне, и мы останавливаемся у подъезда.

– Как он спускается? ― спрашивает Егор. ― Сам?

– Ему помогает папа, ― бормочу я, доставая телефон из кармана, чтобы узнать время. ― Через минуту должен выйти, ― Ангел очень пунктуальный. Я улыбаюсь своей мысли, и точно через шестьдесят секунд открывается железная дверь, и я вижу знакомое лицо, отчего моя улыбка становится чуть ли не до ушей.

Боковым зрением я вижу, как напряженно замирает Егор. Он даже бледнеет немного… нет, он сильно бледнеет, становится белее снега.

Виктор Валерьевич выкатывает инвалидное кресло, в котором сидит Ангел, вперед, и за ними громко захлопывается тяжелая дверь, после этого Егор вздрагивает и издает резкий вдох. Должно быть, весь мир его сейчас висит на волоске, и все зависит оттого, как воспримет Ангел то, что он здесь. Но я знаю, что Егор будет спасен, потому что по-другому быть не может.

Я боюсь и одновременно очень жду реакции Ангела, который еще не видит, что пришла не только я, так как его голова опущена. Он что-то смотрит в своем телефоне. Когда его голова начинает медленно подниматься, я тоже напрягаюсь.

Сначала Ангел смотрит на меня и собирается улыбнуться, но так и не делает этого, потому что его глаза перемещаются вбок. Клянусь, я даже физически ощущаю, как все внутри Егора ломается от чувства вины.

– Ну, все, готово, сын, ― бормочет Виктор Валерьевич, разглядывая инвалидное кресло Ангела. Мужчина, кажется, не замечает, как вдруг стало тихо. И когда он все же решает поднять глаза, то лишь на секунду теряется, когда видит Егора. ― Егор! ― восклицает он, и я не могу понять, чего больше в его голосе: радости или удивления.

Я внимательно смотрю на Ангела, который выглядит так, словно он заново переживает все самые ужасные моменты своей жизни. Подавленность, грусть, обида… вот что отражается на его лице. Я вижу, как в глазах Ангела плескаются бескрайние океаны боли. И я понимаю, что дело в Егоре. Но что странно, в них нет ни капли злости.

– Почему так давно не заходил к нам? ― я слышу отдаленный голос Виктора Валерьевича и слабо встряхиваю головой.

Я сочувствующе вздыхаю Ангелу, который, конечно же, этого не замечает, так как по-прежнему смотрит на Егора, и поворачиваю голову влево. Я никогда не видела прежде Егора таким раскаивающимся, как сейчас. Правда. Это что-то с чем-то. Необъяснимая смесь горькой вины, чувства безграничного сожаления, непонимания, страха, печали… и еще много чего.

Виктор Валерьевич поджимает губы и вздыхает, так как понимает, что не дождется от Егора ответа. Он сводит брови вместе, и между ними появляется небольшая складочка, затем опускает голову и смотрит какое-то время на Ангела.

– Будь осторожен, ― тихо говорит ему мужчина и мягко хлопает по плечу.

– Ага, ― выдавливает Ангел.

Виктор Валерьевич снова вздыхает, смотрит на Егора, затем на меня, снова на Ангела.

– Люблю тебя, ― говорит напоследок сыну и идет обратно к подъезду.

И вот мы остаемся втроем. Егор не решается заговорить, так как по-прежнему не может прийти в себя. А Ангел… ему просто тяжело собраться с мыслями, и я уверена, что они диким роем крутятся в его голове.

Я смотрю на Егора в упор, микроскопически киваю ему, намекая на то, чтобы он сказал хотя бы «привет». Но когда я понимаю, что он так и не сумеет ничего вымолвить, то беру дело в свои руки.

– Привет, ― я прикладываю усилия к тому, чтобы сделать свой голос бодрым, и иду к Ангелу, который игнорирует меня. Я останавливаюсь перед ним, но он смотрит мне за спину. Я смотрю через плечо и вновь с помощью мимики пытаюсь достучаться до Егора, который, наконец, замечает мои знаки и возвращается в реальность.

Я мотаю головой, как бы говоря Егору, чтобы он шел сюда. Он кивает в ответ на мой жест, надевает на лицо серьезную маску и с хмурым виноватым видом приближается к нам с Ангелом.

– Привет, ― звучит хриплый тихий голос Егора, когда он останавливается напротив Ангела.

Ангел смотрит на него снизу-вверх и молчит.

– Не ожидал, что ты придешь, ― бормочет Ангел наполовину растерянным, наполовину расстроенным голосом.

Егор виновато опускает глаза и издает тяжелый вздох.

– Извини меня, ― говорит он с искренностью. ― Мне… очень жаль, что я так поступил. Правда. И я не знаю, как могу загладить свою вину перед тобой, потому что я совершил ужасную вещь. Я бросил друга, когда он нуждался во мне.

Со сжиманием сердца я жду, что на это скажет Ангел.

– Прости меня, ― повторяет Егор, так и не глядя на него. ― Я не должен был прекращать общение с тобой, потому что это не правильно, потому что я не правильный, потому что я… я испугался. Я никогда не сталкивался с подобной ситуацией, и я… я… ― он выпускает воздух через плотно сжатые зубы.

– Все хорошо, ― произносит Ангел. Егор тут же поднимает голову, и его глаза налиты слезами. ― Я не в обиде, ― добавляет он и натягивает на лицо крошечную улыбку. Ангелу тяжело, и он напряжен, но он так же пытается сделать все для того, чтобы сгладить ситуацию. ― Я понимаю. Все понимаю. Так что все нормально. Правда.

И тут в глазах Егора взрываются эмоции. Он растерянно улыбается. Он счастлив, потому что получил прощение от лучшего друга, которого оставил одного, когда был нужен. И глядя на него сейчас, я вижу, что Егор все осознает, что он уверен, что больше никогда не совершит подобной ошибки, потому что из-за его неуверенности пострадали все. Егор, потому что каждый день ему приходилось просыпаться и засыпать с чувством вины. Ангел, потому что он вновь столкнулся с предательством, и помимо этого с ним случилось нечто невообразимое и ужасное ― он перестал ходить. Я, в конце концов, потому что видела, как тяжело приходится Ангелу переживать все то, что свалилось на него. И я абсолютно уверена в том, что нет ничего хуже, чем видеть, как страдает твой друг, и знать, что ты ничем не можешь помочь ему кроме как того, чтобы просто быть рядом с ним и поддерживать, но так же понимаешь, что этой поддержки недостаточно, чтобы помочь ему излечиться. Ничего не поможет, кроме настоящего чуда…

Я наблюдаю, как Ангел делает глубокий вдох, и лицо у него такое, будто он на что-то решается. А затем он протягивает свою бледную руку Егору. Глаза Егора расширяются сильнее, и он с неуверенностью смотрит на Ангела и на его протянутую руку. Ангел ждет ответных действий Егора. Я не понимаю, почему Егор медлит. Но через несколько секунд он встряхивает головой, после чего его лицо становится расслабленным, и, наконец, пожимает руку Ангела.

Они смотрят друг на друга и оба начинают улыбаться.

И в этот момент я понимаю, что все просто обязано быть хорошо, потому что по-другому нельзя, по-другому невозможно.

Я вижу, как окончательно уходит грусть и неуверенность, но знаю, что еще долго ни Ангел, ни Егор не смогут оправиться после того, что произошло. Егор ― от своей глупости. Ангел ― от того, что случилось с ним. Но я верю, что, находясь вместе, мы сможем преодолеть если не все, то многие препятствия. Потому что мы друзья. Потому что поддержка важна, как никогда.

Я смотрю на них и вспоминаю, какой была раньше. Я вспоминаю, когда думала, что в этом мире нет ничего хорошего, когда мне действительно было уютно в одиночестве, потому что оно успокаивало.

Но вот появился Ангел, и все изменилось.

Вот я стою здесь и вижу, как наш крохотный мирок, никому непонятный и, безусловно, особенный, собирается по осколкам. Возможно, уже никогда не будет так же беззаботно и легко, как было раньше, потому что многое произошло, и это повлияло на всех нас, но… разве это не повод для того, чтобы создать новое, может быть, даже лучше прежнего?

Я улыбаюсь своим мыслям и вдруг замечаю, что мир становится чуточку ярче.

Я улыбаюсь шире.

– Может, по мороженому? ― спрашиваю я.

Ангел и Егор, все еще пожимая друг другу руки, поворачивают головы в мою сторону. Я безмятежно смотрю на них, и оттого, какие у них лица, мне хочется смеяться. Первым расслабляется Ангел, затем Егор. Я снова вижу новые краски.

– Отличная идея, ― поддерживает меня Ангел. ― Давно не ел мороженого. Хочу наесться им так, чтобы на месяц заболеть ангиной.

Ангел начинает спрашивать Егора о том, как поживает его группа об Эйнштейне в «Вконтакте», и они начинают болтать без остановки, словно не было ничего из того, что было. Но я даже рада этому.

Я иду и с улыбкой слушаю их.

Глава двадцать первая

Все налаживается. Правда. И это чудесно, потому что происходит перерождение нашей дружбы, нашей истории… моей истории. Хотя большее из того, что случилось в последнее время, я не могу назвать хорошим, но я рада, что это случилось, потому что это многому научило меня, я не стояла на месте, хотя в какой-то момент думала, что все рухнуло. Но нет. Я снова иду вперед. Со мной друзья, и все прекрасно.

У нас с Егором идет тотальная подготовка к предстоящим экзаменам в конце этого года. Я решила, что останусь учиться до одиннадцатого класса, потому что Егор тоже остается, а если он остается, то могу остаться и я. Конечно, Ангела будет не хватать в школе, но меня греет та мысль, что с ним я могу видеться в любое свободное от школы время.

Ангел занимается домашним обучением. Но с сентября после летних каникул родители определят его в какую-то школу для инвалидов, куда он, конечно, не хочет идти, и не потому, что это будет лишний раз напоминать ему, кто он теперь (хотя я уверена, что это именно поэтому), а потому, что, как он говорит, ему там будет ужасно скучно. А пока Ангел сидит дома, читает книги по ядерной физике и слушает свои пластинки.