Текст книги "Его зовут Ангел (СИ)"

Автор книги: Anna Milton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Через час мама все-таки добивается от меня объяснений. Я рассказываю ей, что случилось с Ангелом, и она в ужасе. Она тут же бежит к телефону, по пути пересказывая папе мои слова, и звонит родителям Ангела. Я слышу ее разговор, когда папа разговаривает со мной. Мама выражает свои сочувствия родителям Ангела. Она еще долго разговаривает с Виолеттой Александровной. Они обе плачут.

Когда я оказываюсь в своей комнате, я звоню Егору. Он в шоке. Он в ужасе. Я стараюсь не плакать, разговаривая с ним. Мы говорим недолго ― минуты две-три, не больше. Когда я отключаюсь, мне больше не требуется сдерживать свои чувства, которые вырываются наружу, словно давно этого ждали.

Я падаю спиной на кровать и смотрю в потолок. Я чувствую, как мир перестает вращаться. Все останавливается, как и жизнь, и время, и мое сердце. Всего на миг, но этот миг кажется мне целой вечностью. Я сгораю изнутри, я разрываюсь. Я чувствую, как невероятная тяжесть обрушивается на мои плечи и давит, давит, пытаясь превратить меня в пустое место, уничтожить.

***

Переломный момент наступает всегда. Главная проблема в том, что мы не знаем, когда ждать этого подвоха, мы не можем предвидеть это, ведь тогда все было бы просто, а всем известно, что судьба любит усложнять жизнь.

Особенно мою.

Ангел.

Это имя для меня так же свято, как Библия для верующего. Обладателя этого имени я могу сравнить с самим Господом, потому что для меня он и есть Бог, потому что он создал для меня отдельную, удивительную и наполненную красками вселенную.

Жизнь не справедлива по отношению к некоторым людям. Жизнь не справедлива к тем, кто заслуживает счастья. Она сталкивает их с настоящим адом. Но чего она добивается?

Задавая себе бесконечные вопросы ― почему, зачем, за что ― я прихожу к одному единственному объективному ответу.

Все это бессмысленно. От нас в этом мире ничего не зависит. Мы всего лишь люди. Крохотные создания, не имеющие, на самом деле, свободы и выбора. Все решено за нас уже давно. Все судьбы расписаны задолго до нашего рождения. Это жизнь. И никогда не будет так, как мы хотим. Всегда будет происходить то, что должно произойти, и судьбе плевать с высокой колокольни на наши желания.

И все, что нам остается делать, это играть по ее правилам, правилам Жизни, стараться делать все возможное для того, чтобы не вылететь из игры.

Вот она ― правда.

Глава шестнадцатая

Никто в классе не потрясен новостью о том, что случилось с Ангелом.

Всем все равно. Хотя секунда полнейшего оцепенения все же наступает. А потом, как ни в чем не бывало, как будто ничья жизнь не сломана, все возвращаются к своим делам и разговором.

Всем все равно, потому что это не их друг попал в беду, и я могу предположить, еще потому, что они не имеют сердца, которое способно испытывать сочувствие.

Я не представляю, как мне дальше ходить в школу, сидеть на уроках, учиться… Я не знаю, как буду готовиться к предстоящим экзаменам, потому что все мои мысли об Ангеле, и только об Ангеле.

Все это так сложно.

После уроков я и Егор договариваемся навестить Ангела. Перед этим я созваниваюсь с Виолеттой Александровной, и она говорит, что не будет говорить сыну о том, что мы придем, потому что Ангел скажет нам не навещать его.

– Надо купить апельсины, ― говорю я, когда мы подходим к овощному ларьку. ― Он любит апельсины.

Егор ничего не говорит.

Мы покупаем два килограмма апельсинов, грейпфрут и мандарины. Ангел без ума от цитрусовых.

Я и Егор не разговариваем, когда идем к Ангелу. Каждый из нас думает о своем, точнее об одном, но мы все равно молчим.

Виолетта Александровна встречает нас с усталой улыбкой.

– Заходите, ребята, ― говорит она нам.

Мы раздеваемся и неуверенно идем к комнате Ангела. Мне не по себе даже просто смотреть на его дверь. Мы не виделись две недели, включая зимние каникулы, и мне кажется, что все это сон, и Ангел является лишь его частью, а не моей реальностью. И я так боюсь проснуться однажды…

– Идите, ― шепотом говорит нам Виолетта Александровна.

Я с сомнением смотрю на нее, и женщина, чтобы подбодрить, улыбается и кивает.

Ангел уже знает, что мы с Егором здесь. Наши голоса, наши шаги… он знает это, но не готов встретиться с нами. А мы готовы. Мы всегда готовы, потому что быть вдали от него намного тяжелее.

Я неуверенно стучусь в дверь и открываю ее. Я затаиваю дыхание и замираю, потому что волнуюсь. Егор сзади осторожно подталкивает меня вперед, и я вваливаюсь в комнату Ангела. Когда я уже внутри, когда я вижу Ангела, сидящего у окна в инвалидном кресле, кровь застывает в моих жилах. Я снова теряю самообладание. Я теряю способность мыслить, разговаривать, дышать, видеть.

Ангел слышит нас и резко оборачивается. У него болезненно бледная кожа, серо-синие губы и ужасные огромные мешки под глазами. Он выглядит измученным, уставшим, обессилевшим. Я действительно вижу его, и это не сон, не мираж. Это реальность, но совсем другая. Сейчас я не ощущаю былого настроя. Сейчас в воздухе царит мрак и пугающая до дрожи тишина. Она медленно разъедает меня изнутри, как серная кислота.

Я жадно всматриваюсь в глаза Ангела и впадаю в отчаяние, когда не вижу в них теплоты. Они пусты. Затем мой взгляд перемещается вниз, на его ноги. Ангел это замечает и неосознанно начинает ерзать. Это удар ниже пояса ― видеть его в инвалидном кресле, таким одиноким и печальным.

У меня дрожат колени, и я едва держусь на ногах. Я борюсь с желанием зарыдать и броситься к Ангелу на шею. Я вижу, как Егор вжимается в стену. Его глаза широко распахнуты. Он ошарашен больше моего. И напуган. Он будто смотрит на какого-то монстра, а не на своего друга.

– Привет, ― произношу я. Мой голос сильно хрипит.

Ангел слабо вздрагивает, когда я нарушаю тишину. В его глазах что-то вспыхивает, но это не радость, это что-то совершенно мне необъяснимое, но точно плохое.

– Привет, ― говорит Ангел. Его голос такой же надломленный и неживой, как и позавчера, когда мы с Егором пришли к нему в первый раз.

Мои губы сами собой расплываются в улыбке, и я жду, что Ангел улыбнется в ответ. Я стою, улыбаясь, минуту, но так ничего не происходит. Его лицо сохраняет непоколебимую отстраненность. Я слышу, как крошится моя уверенность.

Я вспоминаю про фрукты, которые мы с Егором купили Ангелу.

– Мы… мы… ― бормочу я, протягивая вперед руку, в которой держу пакет. ― Вот, в общем. Это тебе.

Я смотрю по сторонам, думая, куда поставить пакет.

Ангел молчит, Егор тоже. Пока я вожусь с пакетом, они смотрят друг на друга, потом Ангел перемещает взгляд на меня, и хоть я не вижу в данный момент его лицо, так как стою боком, кладя пакет на стул, я чувствую на себе его глаза. Затем я возвращаюсь на то место, где изначально стояла.

– Зачем вы пришли? ― спрашивает Ангел.

Какой глупый вопрос.

– К тебе, ― отвечаю я робко.

Губы Ангела искривляются в незнакомой жесткой ухмылке.

– Я не звал вас, ― холодно бросает он. ― Я не хотел, чтобы вы приходили. Вы нежеланные гости.

Его слова для меня не хуже пощечины. Во мне вспыхивает обида, но я подавляю ее, так как понимаю, что на самом деле Ангел так не думает, и он не хочет, чтобы мы уходили. Ему просто больно, но, к сожалению, вместо того, чтобы поделиться этой болью с нами, он прячет ее в себе.

– Ангел, ― шепчу я.

Он плотно сжимает губы, и его скулы напрягаются. А глаза… они становятся такими холодными и злыми, что мне становится не по себе.

– Уходите, ― отчеканивает он. ― Я не хочу вас видеть, ясно?

– Но…

Ангел не дает мне сказать, пресекая:

– Разве вы не поняли еще, что все кончено? Дружбы больше нет. Меня больше нет. И вас для меня тоже не существует. Так что уходите, ― он вжимается в кресло и продолжает сверлить меня сердитым взглядом.

Я мотаю головой.

– Не говори так, ― слезы обжигают мне глаза. ― Это не так, Ангел. Это… не говори так, ― бессильно повторяю я, потому что не могу подобрать слов. Я в глубокой растерянности.

– Чего ты добиваешься, Августа? ― с неожиданно яростью шипит Ангел и подается вперед. Он вцепляется руками в коляску, и я вижу, как белеют костяшки его пальцев. ― Чего ты от меня хочешь? Чтобы я улыбнулся и сказал, что все прекрасно? Так этого никогда не будет! ― он начинает кричать. ― Потому что я в дурацком инвалидном кресле, если ты замечаешь! Потому что я никогда не смогу ходить! Потому что я инвалид, Августа! Понимаешь?! И-Н-В-А-Л-И-Д! Так что ничего не прекрасно, ― Ангел немного успокаивается, тяжело дыша, и снова откидывается назад. ― Так что я не смогу улыбнуться тебе.

Я прижимаю руку ко рту, сдерживая стон. Свою боль Ангел пытается скрыть за ненавистью к нам, ко мне…

– Уходите, ― повторяет спустя минуту гробовой тишины Ангел. ― Я не рад вам сейчас, не буду рад и в другой раз. Так что не тратьте время зря. Больше никогда сюда не приходите, не пытайтесь спросить, все ли у меня хорошо, потому что ответ отныне у меня будет один. Все хуже некуда. Запомните, ― он резко вдыхает, ― и уходите.

Я ничего не могу ответить. В комнату заходит его мама и беспокойно смотрит на него.

– Почему ты кричал? ― спрашивает она.

Ангел хмурится.

– Проводи их, ― говорит он ей.

Виолетта Александровна поджимает губы и с сожалением смотрит на нас с Егором. Она ничего не произносит, но ее глаза просят прощения. Я понимаю, что мы не останемся здесь. Я понимаю, что сейчас уйду отсюда, но…

– Этого не будет, ― говорю я Ангелу перед тем, как покинуть его комнату.

Он не отвечает, но в его глазах читается вопрос.

– Мы не оставим тебя, ― объясняю я, собираю последние клочки воли в кулаки и выхожу из комнаты, вытирая по пути в прихожую слезы.

***

Когда я возвращаюсь домой, то снова плачу. Я плачу, и у меня начинает болеть сердце. Я пью таблетки, не отвечаю на сочувствующие взгляды мамы, и иду в свою комнату. Я думаю о встрече с Ангелом. Я до последнего надеялась, что все наладится между нами, но стало только хуже. Я вспоминаю его слова о том, что мы больше не можем быть друзьями, и от этого мне хочется кричать на весь мир о своей обиде.

Какой же Ангел глупый, раз думает, что я действительно способна отстать от него. Ни за что. Никогда. Я знаю, какую боль Ангелу причинили его друзья в прошлый раз, когда он оказался в беде из-за аварии. Я знаю, что в этот раз он не сможет справиться с одиночеством. Я просто не имею права бросать его, когда ему тяжело. Я уверена, что он бы не оставил меня, если бы я оказалась в таком положении.

Да, это ужасно, что он, возможно, не сможет ходить. У меня в голове не укладывается, каково ему сейчас. Но совершенно неважно, что он теперь… инвалид (боже, какое отвратительное слово). Я не перестану любить его меньше. Наоборот, теперь у меня есть повод заботиться о нем так, как никто и никогда ни о ком не заботился. Я хочу снова увидеть улыбку на его лице, я хочу, чтобы его глаза снова стали излучать тепло. И я готова перевернуть мир, чтобы добиться этого.

Глава семнадцатая

На следующий день мы почти не разговариваем с Егором в школе. Он ни разу не вспоминает о вчерашней встрече с Ангелом, и это, скорее, хорошо, чем плохо.

Как только я переступаю порог дома, то сразу бросаюсь к домашнему телефону и звоню Ангелу. Отвечает Виолетта Александровна.

– Он в порядке, Августа, ― звучит ее мягкий голос. ― Ну, точнее, без изменений.

– Хорошо, ― вздыхаю я. ― А я могу прийти к нему?

– Думаю, пока не стоит. Ангел вчера сильно переволновался, и ему стало плохо.

Мое сердце болезненно сжимается в груди. Я кладу на него руку и зажмуриваю глаза.

– Понятно, ― говорю я.

– Мне жаль, Августа, ― отвечает Виолетта Александровна.

– Да. Мне тоже…

– Но я обязательно ему скажу, что ты звонила.

– Спасибо, ― я сжимаю зубы и измученно улыбаюсь.

– Ты не обижайся на него за то, что он наговорил вам вчера, ― тихо говорит Виолетта Александровна. ― Я уверена, он не хотел быть таким грубым.

Нет. Как раз именно этого он и добивался. Думал, что, сказав нам пару неприятных слов холодным тоном, он сможет оттолкнуть нас от себя.

– Конечно, ― говорю я.

– Ему нужна ваша поддержка, ― голос женщины слабо дрожит. Она переживает за него, как никто другой. ― Не оставляйте его.

– Не оставим, ― обещаю я.

– И не сердись, ― снова просит она.

– Не буду. Я даже не думала об этом. Я понимаю, что ему тяжело. Все нормально, Виолетта Александровна.

Я слышу, как женщина улыбается.

– Ты хорошая девочка, Августа. И я рада, что ты есть у моего сына. Спасибо тебе.

Я зажмуриваю глаза, в носу щиплет, потому что я готова вот-вот разрыдаться.

– До свидания, Виолетта Александровна, ― бормочу я и, не дожидаясь ответа, отключаюсь.

Я бегу на кухню, чтобы принять таблетки от боли в сердце.

Глава восемнадцатая

Все, что мне остается делать, только ждать.

Я звоню Ангелу каждый день. Я пишу ему смс-ки и знаю, что он прочитывает их, но все же не отвечает.

Я понимаю, что теряю его, несмотря на все свои попытки поддерживать с ним связь… одностороннюю связь от меня к нему.

Я не знаю, когда получу хоть какой-нибудь ответ. Но я жду и надеюсь, и я все еще не намерена отступать.

Впервые в своей жизни я за что-то борюсь.

***

В школе все становится таким, каким было до прихода Ангела.

Мы с Егором почти не общаемся, только говорим друг другу «привет», «пока», «какой следующий урок», и подобные в этом роде фразы.

Без Ангела все не так.

Он и Егор больше не устраивают споры о том, что Егор, не имея опыта, может с первого раза бросить баскетбольный мяч в корзину, если правильно подобрать траекторию полета мяча и верную позицию того, кто совершает бросок. Они не травят шутки на научные темы, которые я совершенно не понимала, но все равно смеялась вместе с ними.

Ангела так не хватает.

Больше нет его смеха.

Больше нет его улыбки.

Я снова чувствую себя одинокой.

***

Проходит полтора месяца.

Полтора.

Месяца.

Это сорок пять дней… сорок четыре.

Я медленно схожу с ума.

Я звоню ему. Я пишу ему. Я прихожу к нему, но он все время спит.

Это невыносимо. Все. Абсолютно все.

Я тону в счастливых воспоминаниях и отчаиваюсь, потому что веры почти не остается.

Моя прежняя жизнь окончательно возвращается ко мне, и я принимаю ее, потому что у меня нет другого выхода. На вопрос: «Неужели, это все?», я даю положительный ответ, потому что не имею ни одной, даже малейшей надежды на то, что все можно изменить.

Утром понедельника третьего марта я открываю глаза, снова не имея цели и мечты.

Глава девятнадцатая

Однажды случается чудо, которое я никак не ожидаю.

Я лежу в своей комнате и просто смотрю в потолок. У меня нет мыслей, нет вопросов, над которыми я могу порассуждать. Ничего нет. Но мгновенно состояние полного оцепенения разрушает один телефонный звонок. Этот звонок пробуждает меня, и я начинаю дышать полной грудью.

Когда я вижу высветившееся на экране имя Ангела, то готова заплакать от счастья. Я даже допускаю мысль, что это сон, и я сплю. Я допускаю мысль, что это звонит призрак, отголосок, напоминание того, что недавно все было замечательно. Я уже не думаю об Ангеле, как о реальном человеке, потому что его нет в моей жизни уже бесконечное количество часов.

Я держу в дрожащей руке и смотрю на телефон. Я не знаю, почему медлю. Я хочу ответить, пусть даже если все происходящее иллюзия, и когда я отвечу на звонок, то не услышу знакомого голоса.

Я подношу телефон к уху и зажмуриваю глаза.

Пусть это будет не сон!

– Привет, ― слышу я голос Ангела. Он не прежний (счастливый и наполненный энергией), но и не тот, который я слышала в последние наши встречи.

Я молчу, потому что совершенно растеряна.

– Два месяца, ― шепчу я и только потом осознаю, что говорю это вслух.

Я слышу, как Ангел тяжело вздыхает.

– Я знаю, ― произносит виновато он.

– Два месяца абсолютной тишины, ― говорю я, и все внутри меня сжимается от острого напряжения. ― Ни звонков, ни сообщений… ничего.

Я громко выдыхаю и опускаю голову. Я не знаю, плакать мне, или кричать от радости, потому что я испытываю смешанные чувства.

– Прости, ― говорит Ангел. Я разжимаю кулак. ― Мне очень жаль, что все так… произошло, ― он сглатывает.

Я закрываю лицо рукой и начинаю плакать, но беззвучно, чтобы он не смог услышать.

Ангел позвонил. А это главное, не так ли? Он готов возобновить со мной общение, он готов вновь впустить меня в свою жизнь. А я… дверь в мою душу всегда была открыта для него, и я никогда ее не закрывала, даже не думала об этом.

Обижена ли я? Да, потому что это не справедливо ― игнорировать меня. Но я не могу винить его, потому что не понимаю, как тяжело ему сейчас приходится. Я не могу, даже если бы хотела. А я не хочу.

Я молчу несколько минут, и Ангел терпеливо ждет, когда я что-нибудь отвечу. Поэтому когда я успокаиваюсь, то задаю единственный вопрос, который крутился у меня каждый день на протяжении последних двух месяцев:

– Как ты?

И я не имею в виду физическое состояние, потому что я знаю, что он по-прежнему не может ходить. Я спрашиваю о том, что с его внутренним состоянием. Я думаю, что лучше, потому что Ангел все же позвонил мне. Но достаточно ли этих улучшений, чтобы все стало как прежде?

– Нормально, ― отвечает Ангел, и его голос звучит ровно.

– Точно? ― спрашиваю я.

– Да. Порядок. Я… привыкаю.

Я сжимаю зубы и смотрю в окно.

Мне хочется так много ему рассказать, мне хочется сказать, как дико я скучаю по нему, хочу увидеть. Но я не могу, потому что за два месяца нашего не-общения между нами выросла стена, которую сломать удастся только тогда, когда я посмотрю в его глаза и пойму, что он по-прежнему считает меня своим другом.

– А ты как? ― спрашивает Ангел спустя минуту.

Я медленно втягиваю в себя воздух.

– Ужасно, ― признаюсь я. Ангел не отвечает. ― Я не собираюсь лгать и говорить тебе, что все хорошо, потому что это не так.

– Да, ― произносит он. ― Не надо лгать.

– Но сейчас я в порядке, ― добавляю я, ― потому что ты дал о себе знать… наконец.

– Я не знаю, что сказать тебе, Августа, ― во мне все переворачивается, когда он произносит мое имя таким печальным, тоскливым и искренне раскаивающимся голосом.

– Я хочу увидеться с тобой, ― говорю я.

Снова слышу тяжелый вздох.

– Не смей больше прятаться от меня, Ангел Самарский, ― говорю я прежде, чем он успевает что-нибудь ответить на мои слова. ― Не смей, слышишь?

«Потому что эти два месяца без тебя были мучительными и бесконечными» мысленно добавляю я про себя.

Происходит очередное чудо. Ангел усмехается, хоть и грустно.

– Это не самая лучшая идея, ― бормочет он.

Я фыркаю.

– Почему?

– Потому что… ― начинает он, но резко себя обрывает.

– Почему? ― повторяю я требовательно. Имею право, он молчал два месяца.

– Потому что ты не захочешь видеть меня… таким, ― робко поясняет Ангел.

Каким таким? Каким таким?!

– Я хочу видеть тебя в любом состоянии, ― уверенно отзываюсь я.

– Но Я не хочу, чтобы ты видела меня таким! ― восклицает Ангел.

– Это неважно, ― шепчу я. ― Это неважно. Просто встреться со мной.

Просто поговори со мной, просто дай мне возможность увидеть твои глаза, услышать твой голос вживую, а не по телефону.

– Ладно, ― сдается Ангел.

Я сначала не верю, что он действительно это сказал, а потом начинаю улыбаться.

«Ты только что вернул меня к жизни, Ангел Самарский» думаю я про себя и счастливо вздыхаю.

– И так, для справки, ― говорю я ему, ― ты задолжал мне кучу встреч.

Я слышу, как он хрипло смеется, и понимаю, что все еще может наладиться.

Все просто обязано наладиться.

***

― Егор! ― громко зову я его через весь коридор.

На меня вопросительно и удивленно смотрят все, кто находится в радиусе тридцати метров, и начинают шептаться между собой. Наверно, шокированы тем, что я способна кричать. Но я не обращаю на них внимания и спешу к Егору, который только зашел в школу и стоит у раздевалки, отдает куртку.

– Привет, ― я подбегаю к нему, и с моего плеча соскальзывает рюкзак. Я поправляю его.

– Привет, ― уныло отвечает Егор и хмурится, озираясь по сторонам. Еще бы, на нас смотрят все окружающие.

Хоть мы с ним почти не общаемся после того, как Беда случилась с Ангелом, но я все равно считаю нужным сообщить Егору, что в выходные состоится Грандиозная Первая Встреча Друзей После Беды.

– Мне вчера звонил Ангел, ― торжествующе сообщаю я.

Егор теряется. Его глаза непонимающе бегают по моему лицу, а я улыбаюсь так широко и долго, что у меня начинает болеть рот.

– Ангел? ― ошеломленно вторит Егор.

Я энергично киваю.

– Он согласился встретиться, ― с энтузиазмом продолжаю я. ― В субботу.

– Ооох…

Егор отводит взгляд и сводит брови вместе. Он потирает переносицу и молчит. Он не выглядит довольным.

– Ты не рад? ― спрашиваю я.

– Я… ― начинает говорить Егор, но тут звенит звонок на первый урок, и он буквально срывается с места, оббегая меня и несясь к лестнице. ― Давай потом! ― кричит он мне, не оборачиваясь, и мчится по ступенькам вверх.

Потом? Как он может откладывать разговор, касающийся Ангела, его друга, на потом?!

Я пытаюсь поговорить с Егором весь день, но он постоянно куда-то отлучается, ссылаясь на внезапно возникающие дела. Он избегает разговора об Ангеле, и я не понимаю, почему. Разве он не хочет увидеться с ним? Узнать, как дела?

Под конец учебного дня мое терпение лопается, и я нагло хватаю Егора за руку, когда тот пытается незаметно ускользнут от меня из школы.

– Может, объяснишь, в чем дело? ― раздраженно спрашиваю я. ― Тебе что, вообще все равно?

Егор виновато поджимает губы и опускает глаза. Он делает все, чтобы не встречаться со мной взглядом, и это наводит на меня неприятные мысли.

– Так ты идешь в субботу со мной к Ангелу? ― уточняю я.

Егор так и не смотрит мне в глаза. И не отвечает.

– В чем дело? ― мои нервы натянуты, как струна, и в любую секунду могут порваться. Но я прикладываю усилия, чтобы этого не случилось.

– Я не могу, ― едва слышно произносит Егор.

Я хмурюсь.

– Чего не можешь?

– Идти… с тобой.

– Почему? ― теперь я вообще ничего не понимаю.

Егор вздыхает, но так и не поднимает головы.

– Почему? ― повторяю я холоднее. ― Что не так? Ты не хочешь?

Его молчание я принимаю, как положительный ответ.

– Не хочешь? ― ошеломлена я. ― Но… постой… Это же Ангел!

– Я знаю, ― бормочет, почти стонет Егор, ― но я не могу. Не могу.

Мне хочется подойти к нему, взять за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы добиться ответа.

– Я боюсь, ― шепчет Егор. ― Я боюсь видеть его… таким.

Что за бред он несет?

– Каким таким? ― сдержанно спрашиваю я.

– Черт! Инвалидом, Августа! ― кричит Егор и поднимает голову. В его глазах плескается отчаяние.

Я вздрагиваю, когда он называет Ангела инвалидом. Я снова лечу в бесконечную черную пропасть.

– Он же наш друг, ― бормочу я растерянно.

– Я знаю, ― надломлено произносит Егор. ― И я не понимаю, почему мне страшно, но… это сложно объяснить… я просто… я…

Не надо. Я и так уже все поняла.

– Егор, ― прошу я, ― Ну, пожалуйста. Ты нужен ему. Мы нужны ему.

Он качает опущенной головой.

– Я не могу, ― шепчет он и сжимает кулаки. Я даже слышу, как от бессилия дрожат его губы.

– Ты должен, ― неожиданно мой голос становится твердым. ― Ты не можешь бросить его, когда он в беде.

– Я не могу, ― повторяет он, и его глаза краснеют.

Теперь я качаю головой, чувствуя прилив отвращения.

– Какой же ты… ― я не могу договорить, так как ярость охватывает меня.

Но больше всего меня волнует другое. А именно: как Ангел перенесет предательство Егора? А Егор… Как он может так поступать, тем более зная, что от Ангела уже отворачивались друзья.

Я больше не хочу разговаривать с ним. Видеть его. Слышать его. Я не могу общаться с тем, кто так просто может отказаться от человека, от своего друга! Этого не понять моему уму.

– Я считала тебя нормальным, ― говорю я, медленно отводя взгляд.

Егор плотно сжимает губы, и они становятся бледными, почти белыми.

Больше ничего не говоря ему, я ухожу.

На следующий день я пересаживаюсь от Егора и сажусь за парту Ангела.

Так тоскливо смотреть на соседний стул и понимать, что он останется никем не занятым.

***

Я с трудом доживаю до субботы.

В двенадцать я пулей вылетаю из квартиры, перед этим предупредив маму о том, что я пошла к Ангелу. Я несусь на всех парах к его дому и не могу убрать улыбку с лица и трепещущее волнение из груди. Я представляю себе, о чем буду говорить с ним, думаю, стоит ли мне обнять его, или лучше не стоит.

За своими мыслями я не замечаю, как останавливаюсь перед домом Ангела. Я делаю глубокий вдох и иду к подъездной двери, но та открывается.

Я вижу, как Ангел выезжает в инвалидном кресле, а позади ― его папа. Я застываю и превращаюсь в неподвижную наблюдающую статую. Виктор Валерьевич спускает инвалидное кресло вместе с Ангелом по плавному спуску, который делают рядом с лестницей специально для колясок. Я смотрю на Ангела. Он похудел. У него впали щеки, глаза не блестят так, как раньше. Он одет во все черное, как будто у него траур.

– Спасибо, папа, ― благодарит Ангел Виктора Валерьевича.

Мужчина смотрит на меня и шумно выдыхает.

– Привет, Августа, ― обращается он ко мне.

Я заставляю себя оторвать глаза от инвалидного кресла и смотрю на него.

– Здравствуйте, ― бормочу я.

– Позвони мне, как будешь возвращаться, ― говорит Виктор Валерьевич Ангелу, затем снова смотрит на меня, кивает в знак прощания и направляется к подъезду, но он не заходит, ждет, пока мы уйдем.

Я громко сглатываю и гляжу на Ангела. Он выглядит смущенным и подавленным. Ужасное сочетание.

– Привет, ― говорю я ему неуверенно.

– Привет, Августа, ― отвечает он с той же неуверенностью.

И мы молчим, не зная, что сказать друг другу.

– Пап, ты можешь идти, ― говорит Ангел, не оборачиваясь.

Я перевожу взгляд на мужчину, который с беспокойным лицом слушает сына и исчезает за дверью.

– А где Егор? ― спрашивает Ангел.

Я напрягаюсь, и он это замечает, но терпеливо ждет ответа. Что я могу сказать ему? Что Егор испугался и решил «выйти» из команды? Что он бросил Ангела? Нет. Я знаю, какую боль причиню этими словами Ангелу… Я не имею права так поступать с ним, но и лгать тоже нехорошо.

– Он… ― бормочу я. ― Он… у него дела, ― и для достоверности пытаюсь улыбнуться, но губы предательски дрожат.

Ангел пристально смотрит на меня, он начинает подозрительно щуриться, и вскоре его глаза становятся узкими, как щелки.

– Ты врешь, ― уверенно говорит Ангел.

– Нет, с чего ты взял? ― к сожалению, я ужасная лгунья. Ну, или просто Ангел так хорошо меня знает.

– Я вижу, ― отвечает он.

Я не могу больше смотреть на него и отвожу взгляд в сторону. Моя ложь раскрыта. Я сдаюсь.

– Он сказал, что не может видеть тебя… таким, ― хрипло произношу я.

Я слышу судорожный вздох, и мое сердце мучительно рвется на части.

– Понятно, ― только и говорит Ангел.

Я в замешательстве поднимаю голову и не могу понять, серьезно он, или пытается скрыть свое глубочайшее разочарование от услышанного. Я долго смотрю на него, но так ничего и не выясняю.

– Ты не расстроен? ― удивленно вопрошаю я.

– Меня в очередной раз бросили, ― говорит Ангел, глядя прямо мне в глаза. ― Конечно, я расстроен. Но я не вправе осуждать его.

– Вправе! Егор не должен был так поступать, ― в порыве зашкаливающих эмоций я подхожу к инвалидному креслу и останавливаюсь в шаге. Ангел и я напрягаемся. ― Настоящие друзья не оставляют в беде, ― тихо говорю я.

– Давай не будем об этом, ― просит Ангел.

Я киваю.

– Хорошо.

Он вздыхает и начинает катить кресло, и я вижу, что это дается ему с трудом. Поэтому я обхожу его и становлюсь сзади.

– Что ты делаешь? ― спрашивает Ангел, когда я беру дело в свои руки и качу коляску вместо него.

– Помогаю, ― отвечаю я спокойно.

Это так непривычно, и я жутко переживаю, но пытаюсь сохранять спокойствие.

– Не нужно. Я могу сам, ― говорит Ангел без должной уверенности.

Я хочу сказать ему, что он не может, но поджимаю губы и проглатываю эти слова.

– Все нормально, Ангел, ― говорю я, и мы выбираемся из двора на главную улицу.

Мимо нас проходят люди, и они косятся на Ангела.

Неожиданно он фыркает.

– Что? ― спрашиваю я.

– Все так смотрят… ― хмуро поясняет Ангел. ― Этим они лишний раз дают понять, что я урод, ― снова фыркает. ― Как будто я сам этого не знаю.

– Ты не урод. Не говорит так.

– Урод.

– Не урод.

– Мы можем спорить бесконечно, ― угрюмо констатирует он, и я жалею, что не могу видеть его лицо. ― Я не хочу спорить.

Мы молчим.

– Куда пойдем… поедем… где будем гулять? ― интересуюсь я, стараясь быть максимально осторожной в словах.

– Без разницы, ― равнодушно отзывается Ангел. ― Но я бы хотел на озеро, только это невозможно.

Я вспоминаю про озеро, и в мое сердце просачивается тепло. Я тоже скучаю по этому месту.

– Мы можем прогуляться в парке, ― предлагаю я, отлично понимая, что никакой парк не сможет заменить райское местечко на озере.

– Это далеко, ― говорит Ангел.

– И что?

– А то, Августа, что я не способен преодолевать такие расстояния самостоятельно. Я не способен выбраться даже из собственного дома… из постели! Что уж говорить о парке…

– Я же здесь, я помогу.

– Я не договорил, ― отчеканивает Ангел. ― И тем более мне не хотелось бы утруждать тебя довозить меня до парка.

– Мне не трудно, ― мягко возражаю я.

– Чушь. Тебе трудно, ― фыркает он.

– Мы все равно пойдем в парк, Ангел.

Он больше не спорит со мной.

Я не могу не заметить, как теперь все смотрят на нас… точнее на Ангела. Вроде бы ничего не обычного (для людей, я имею в виду, что инвалидов в Санкт-Петербурге много… боже, я только что назвала его инвалидом), но я знаю, что Ангел думает, ловя на себе многочисленные взгляды.

Когда мы приходим в парк, там почти нет людей. Сегодня тепло, снег постепенно оттаивает, и из-за этого слякоть. Никто не любит гулять в такую погоду. Никто не любит весну. Ангел любит. Я вспоминаю об этом и улыбаюсь. Но я спрашиваю себя, счастлив ли он, что наступила весна, когда находится в таком положении? Есть ли вообще место в его мыслях для весны?

– Знаешь, ― начинаю я, потому что молчание становится невыносимым, ― думаю, я не заслужила этого ― тишины с твоей стороны. Ты игнорировал меня, как будто мы вообще не знакомы! Это не справедливо, и…

– Извини меня, ― перебивает Ангел уставшим голосом.

– Мог хотя бы позвонить, ― продолжаю я. ― Хотя бы написать смс, или…

– Мне жаль, ясно? ― резко обрывает меня он.

Я поджимаю губы и говорю себе, что не должна злиться на него.

– Прости, ― в итоге выдыхает Ангел, и его плечи опускаются. Я продолжаю толкать коляску вперед и думаю, как ужасно себя сейчас ощущает Ангел. Мне бы хотелось провалиться на его месте, умереть, исчезнуть… Но я ― это не Ангел. Я не позволю ему исчезнуть. ― Я действительно не мог… не хотел звонить тебе. Я знаю, что ты не поймешь, но хотя бы попытайся, потому что… потому что… ― его голос срывается, и я, забеспокоившись, резко останавливаюсь и оббегаю коляску, становясь перед Ангелом и с тревогой глядя на него. Он не смотрит на меня, но я вижу, как плотно сжаты его губы, как напряжены его скулы.