Текст книги "Абсолютное зло... Так ведь? (СИ)"

Автор книги: Amortentia 2.0

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Завтра я введу тебя в криосон. А при пробуждении постарайся никого не убить. От обнуления тебя отделяет ещё одна ненужная смерть.

– Ты не уйдёшь?

– Я могу умереть на другой работе или просто из-за несчастного случая. Меня могут отстранить или перевести.

– А ты хочешь уйти?

– Нет. Ты ведь самый лучший, помнишь? Я люблю работать с лучшим оружием, – она приближается и целует его в уголок губ. Несмотря на покалывание, он не морщится.

========== Часть 3 ==========

Всё становится на свои места. После заморозки Зимнего солдата, Брок забирает её домой, где даже не думает заикнуться о сексе. Он ухаживает за ней почти так же, как она вчера за солдатом. Готовит поесть, ждёт, пока она насытится, несёт в постель и аккуратно укладывает, накрывает тонким одеялом.

– Я оставлю тебя. Много чего произошло, тебе наверное хочется побыть одной, – он почти нежно убирает прядь с её лица, не забывая провести пальцами по скуле.

– Нет. Не уходи, пожалуйста. Если у тебя нет других дел…

– Нет. Тогда я быстро, – Рамлоу сбрасывает остатки рабочей одежды и быстро принимает душ. Выходит в свежем белье, которого предостаточно в её доме, как и её вещей в его берлоге. Ложится рядом и не сопротивляется, когда Лили прижимается всем телом, обнимает.

– Спасибо, Брок.

– Что значили его слова? «Ты ушла, потому что я не такой как все? Не такой, как куратор Рамлоу?».

– Не стоило трахаться при нем в первый день. Во время второй разморозки он попробовал это повторить, но ничего не вышло.

– Он тронул тебя? Почему ты не сказала?!

– Чем он мог меня тронуть? Он импотент. Рамлоу, не начинай или попиздишь домой. А даже если бы и тронул, тебе что с того? Найдёшь себе другое отверстие, если пользованное тебя не устроит.

– Заткнись, Лилит. Я знал, что ты чёрствая, но чтобы настолько… Ты как сухарь, камень. Ты никого не любишь, ничего не чувствуешь. Ладно бы ты себя любила, так нет. И тут мимо. Ради чего ты живёшь? – спустя столько месяцев замалчивания обид и чувств, теперь Брока прорвало. Правда прорвало. Он говорит и не может остановиться. Даже когда замечает влажные глаза. Он говорит и говорит.

– Живу, чтобы жить. Ты ничерта обо мне не знаешь, кроме того, что мне нравится в сексе и что можно спускать внутрь, не думая о последствиях. Я не всегда была стерильной, это было добровольное взвешенное решение. У меня нет семьи. Они умерли. Все. И знаешь что, возможно и я умру. Может в 30, может в 40, если повезёт в 50. Знаешь что самое страшное? Наблюдать за муками. Я не хочу заводить семью или детей, потому что сама пережила это. Даже не потому что могу обречь их на подобное, не хочу чтобы они страдали, видя мать такой. Не хочу начинать отношения, потому что знаю точно, что со мной будет в случае заболевания.

– Лили, прости. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Я ведь не знал. Прости, девочка моя. Прости, – Рамлоу уже жалеет обо всём сказанном. Он прижимает её к себе и впервые видит слезы, которые струятся по её щекам. Она всегда была для него примером силы, а оказывается что он видел только верхушку айсберга.

– Если придёт положительный результат, я делаю тест каждые полгода, мне останется жить от силы год. Но лучше бы поменьше. Сперва начнётся тремор конечностей, который снимается только препаратами внутривенно. На этом этапе я больше не смогу работать и стрелять. Затем мышцы начнут иссыхать, доставляя адскую боль. Спать я не смогу, обезбол не поможет. Поэтому единственным вариантом отдохнуть будет потеря сознания. Тело быстро это поймёт. Я буду кричать, а потом отключаться. День за днём, пока не сдохну. Хотя, может быть у меня хватит сил и смелости пустить себе пулю в лоб. Вот такая жизнь меня ждёт. Тебе нет в ней места.

– Но этого может и не произойти, Лилит. Ты ведь не знаешь наверняка.

– Между нами секс, а не любовь. Всё было оговорено с самого начала. Я не хочу делать тебе больно. Это невыносимо, можешь поверить на слово.

– Посмотри на меня. Кого ты видишь? Старый мудак, который работает на два фронта, гребет деньги и не знает на что их тратить. Нет жены, нет детей, да я и не хочу, если честно. Какой из меня отец? Я смогу вырастить только ещё более мудаковатого человека, чем я сам. Сколько я смогу усидеть на двух стульях? Не более 10 лет. Потом меня погонят в шею или вообще убьют. Так это я не говорю о том, что это может произойти на любой из миссий. Ехал командиром, вернулся тушенкой в жестянке.

– Заткнись, Брок. Просто закрой рот. Не хочу ничего слышать, не хочу ничего менять. Либо всё остаётся, как есть, либо проваливай.

– Что если я люблю тебя? – он говорит это, наваливаясь сверху, прижимает своим телом, чтобы удержать при попытке удрать, но она не торопится. Просто смотрит в карие глаза своими, в которых печаль.

– Я тебя не люблю. Ты был прав, когда начал этот разговор. Абсолютно. Я никого не люблю, даже себя. Сухарь. Прости, что не оправдала твоих ожиданий.

– Чушь. Ты врешь даже самой себе. Я сказал это на эмоциях. Чёрствый человек не смог бы приручить солдата, не смог бы ему сочувствовать. Лично я не ощущаю никакого трепета по отношению к нему, но ты… Ты совсем другое дело.

– Брок, хватит. Теперь я хочу, чтобы ты ушёл. Я устала.

– Ты боишься показать слабость.

– У меня их нет. Я избавилась от слабости и не взращивала другие.

– Да? Тогда я видел не твои влажные глаза, когда Пирс пиздил солдата металлическим прутом по голове?

– Уебывай. Не хочу больше тебя видеть, не хочу слышать, не хочу…– она вдруг прерывается на половине фразы и сглатывает.

– Чувствовать? Ты хочешь, просто боишься. Можешь показать чувства ему, потому что знаешь – его заморозят на несколько месяцев, а то и на полгода или ещё лучше, сотрут память. Не придётся меняться. А со мной так не получится. Мы видимся каждый день, мы работаем вместе. Ещё одну причину? Ты не хочешь выбирать.

– О чем ты говоришь? О каком выборе? Это смешно. Выберу я солдата, кто мне его отдаст? Я сдохну, хоть от болезни, хоть от старости, а он останется молодым и красивым. С такими пробуждениями два раза в год. Выберу я тебя и что? Нихуя хорошего из этого не выйдет. Я не привыкла ухаживать за кем-то. Меня устраивает то, что есть сейчас. Провели время вместе и разъехались по своим делам.

– Так не получится. Любить его, а трахаться со мной только потому, что он не может. Ты представляешь его на моем месте?

– Нет. Ты это ты. И мне хорошо с тобой. С ним мне хорошо по-другому. Я не знаю как это объяснить.

– Он никогда не сможет сделать вот так, Лили, – Рамлоу целует щеки и шею. Стаскивает бретельки с домашней майки, осыпает грудь и соски поцелуями, прикусывает кожу, но только слегка, не так, как делал всегда. Гладит каждый сантиметр желанного тела. Олсен включается. Она отзывается на его прикосновения стонами и дрожью. Оставив её обнажённой, Брок спускается поцелуями вниз, меж стройных ножек. Язык и губы точно знают как нужно, чтобы довести её до безумия, но сегодня он нежен. Доводит только до одной разрядки, а потом почти сразу вводит член. Крепкие руки держат её руки над головой. Глаза в глаза. Каждый из них что-то говорит, но не вслух. Командир двигается плавно, увлекая её в поцелуй, чувствуя пульсацию вокруг члена. Ритм чуть сбивается, когда он уже на грани. Кончив, Брок замирает внутри, снова целует. Шепчет что-то нечленораздельное. Отпускает руки и позволяет ей себя обнять. Позволив члену выскользнуть, он ложится рядом и притягивает её к себе, обнимает со спины, целует шею и плечо. Она молчит, позволяя ему делать что вздумается, а сама мысленно отвечает Может с солдатом мне этого не нужно…

**********

Следующие полгода они живут так, будто за ними гонятся, хотя на это нет даже намёка и некоторые вещи остаются неизменными. Например ленивый нежный секс по утрам или после миссии, страсть и игры, поцелуи и чувства, которые оба позволяют себе иметь. Просто всё несётся на огромной скорости в пизду и нет никаких вариантов это остановить. Пирс решил ввести их в курс проекта Озарение. Не то, чтобы они не слышали о нем в работе на ЩИТ, но Гидра не была бы Гидрой, если бы не предпринимала попытки стать на верхнюю ступень. Он рассказывает настоящие мотивы и делится ими так, будто это его самое важное детище. Как бы он не верил в безоговорочную верность соратников, он ошибается. Покидая тайную базу, что Брок, что Лили думают об одном. Валить нужно, но куда и когда? Вот это важные вопросы. Как только Брок переступает порог её дома, то сразу же проходится в каждый угол и проверяет на наличие прослушки. Позже они садятся друг напротив друга и долго всматриваются в глаза, пытаясь понять, одного ли они мнения.

– Колорадо? – тихо спрашивает она, наливая виски в два бокала.

– Хорошее место. Много маленьких селений, более-менее сносный климат, много лесов и ферм. Можно укрыться надолго, – Брок, кажется, расслабляется, подкуривает две сигареты и одну тянет ей.

– На следующей неделе плановая разморозка солдата, после неё у меня отпуск. Я поеду туда. Посмотрю подходящую недвижимость, если получится, куплю что-нибудь небольшое и неприметное. Сбережений у меня достаточно.

– А я, наверное, в Техас…– задумчиво тянет Рамлоу, выпуская клубы дыма вверх к потолку.

– Я… Я думала мы будем вместе. Притворимся парой. Или будем ею. Ты много значишь для меня, Брок. Да и в случае болезни, я знаю, что ты сможешь облегчить мои страдания одним выстрелом.

– Это твоё признание в любви?

– Ты вредный до самых мудей. Я ему о том, что в подполье легче и веселее вдвоём, он опять свою ебалу про любовь. Езжай в свой Техас. Сама справлюсь.

– Не ворчи, женушка. Колорадо, значит Колорадо. Нужно продумать план отхода. В пути нужно будет несколько раз сменить машину, об этом я позабочусь.

– Если со мной что-то случится во время старта проекта, не геройствуй. Уезжай.

– Аналогично. Уже предвкушаю встречу с Роджерсом. Он ведь узнает, он всегда всё узнает.

– Не втягивай Джека, если это возможно. Он в Гидре, но не так глубоко, как мы.

– Постараюсь. А… – он хочет задать терзающий вопрос, но отчего-то мешкается, боится услышать ответ. Брок сжимает губы в тонкую полоску и тушит вмиг докуренную сигарету. Пауза затягивается и Лилит начинает понимать.

– Солдат останется. Он не моя собственность и мы вдвоём с ним не справимся. Никто не держал его вне криокапсулы дольше 10 дней. После он сбоит. Дико и неотвратимо, – Лилит не хочет этого говорить и бросать его там, в тёмных подвалах, вдали от нормальности, тоже не хочет, но выбора нет. Либо спасать свои шкуры, либо погибать, пытаясь вытащить его. Выбор очевиден.

**********

Во время плановой разморозки она выдаёт свою нервозность. Во-первых, пятеро новых техников ей не знакомы, к ним притираться и притираться. Во-вторых, хотя бы одна из их рук всегда находится в опасной близости к шокерам. В-третьих, Лилит хотела бы выгнать отсюда всех к чёртовой матери и провести двое суток наедине с солдатом. Чтобы не мучать его иголками, тестами, анализами и т.п.

Она не знает стоит ли вести себя так же, как прежде. Хотя и не может удержаться от касаний к удивительному холодному телу, пока он ещё не пришёл в себя. Тело Зимнего словно произведение искусства, утонченная работа скульптора эпохи возрождения. В нем идеально всё, до последней волосинки. Точеные, рельефные мышцы, твёрдые соски на широкой груди, каждая деталь. Даже шрамы и бионика не кажутся лишними, они ничего не портят. Напоминают о сложной судьбе, отражают самую малость внутренних ран. Она хочет запомнить всё. Она хочет коснуться всего, но вместо этого убирает ладонь и поворачивается к халатам.

– Надеюсь инструктаж у вас был что надо. Вы должны понимать, что солдат не самое страшное в этом помещении. Страшнее хозяин, – она упирается двумя большими пальцами в свою грудь, – И если его хоть пальцем кто-то тронет, причинит ненужную боль, ваши тела вынесут в мешках. Последнее предупреждение.

– Куратор Олсен, у нас был очень подробный инструктаж, где нам всё объяснили. Рассказали о прошлом и…последствиях, – один из них поднимает голову вверх, где остались невымытые капли крови, шумно сглатывает.

– Замечательно.

– Лили, – хрип сзади заставляет её вздрогнуть, но не от страха.

– Я тут, детка. У нас новая команда. Присмотрись, вроде толковые, – она убирает мокрые пряди от лица и проводит пальцем по подбородку.

Техники не смотрят с отвращением или презрением. Инструктаж и правда был убедительный, на повышенных тонах. И хотя не всем из верхушки нравится идея мягкого управления, пока это не влияет на продуктивность солдата и позволяет сохранить жизни ценных учёных-техников, её будут придерживаться. Что самое удивительное, никто не видит в действиях куратора ничего романтического и это ей на руку. Тем более, что новые техники о ней ничего не знают, кроме того, что она вспыльчивая и жестокая, но не к Зимнему.

Они проводят стандартные процедуры и после, как и всегда до этого, Лили придерживает его, закинув живую руку себе на шею и приобняв за талию, ведёт в душевую, где моет особенно тщательно. Медленно и чувственно, будто старается запомнить каждый изгиб, записать на подкорку каждый издаваемый звук, включая дыхание.

– Почему ты так смотришь? Со мной что-то ещё не так? – солдат не чувствует себя уверенно под таким пристальным взглядом. Раньше на него смотрели с яростью, с презрением, со страхом, ожидая какого-то действия. Она смотрит иначе. Обычно. Мягко.

– С тобой всё так. Мне нравится, когда на тебе нет ссадин и синяков, ран, – глаза останавливаются на его лице, но он видит что-то ещё. Какую-то тайну. Скрытое решение. Солдат рискует, когда поднимает свою ладонь и касается к её щеке, почти невесомо. Хотя это действие не кажется ему настолько непривычным, каким кажется ей. Для него прошло пару часов с тех пор, как они провели в постели всю ночь, обнимая друг друга, поглаживая. Для неё это было полгода назад. Изменилось слишком многое. Приняты решения, после которых нет пути назад. Сближение с Рамлоу, решение сбежать, предать всех, оставить солдата… Лили прижимает его руку крепче, проводит носом по ладони и втягивает его запах, закрывает глаза. Ей хорошо. Она желает только одного, чтобы эти двое суток плановой разморозки, когда они оба в безопасности, далеко от внешнего мира и его проблем, длились вечно. Поцелуй в центр ладошки прошибает его будто разряд тока. Эта дрожь заставляет её остановиться. Вся её суть разрывается на части. Эгоистичная половина хочет его себе, хотя бы на эти 48 часов, хочет запомнить его, вылизать, вылюбить, зацеловать, показать, что не все тут варвары, бывают и нормальные люди. А рациональная половина в это время кричит «Не давай ненужных надежд. Ты уйдёшь, а ему будет что помнить. Значит новое обнуление и боль. Ты причинишь ему боль». Олсен отпускает и отходит, перекрывает вентили. Молчит, когда вытирает его полотенцем. Не смотрит, когда сушит волосы. Не говорит ничего, аж до приказа «Одевайся. Время тренировки».

И он принимает её молчание. Отворачивается, когда она снимает костюм, чтобы надеть сухой. Вот только он не совсем машина теперь, поэтому глаза жадно косятся на зеркало, в котором хорошо видно абсолютно всё. Сердце стучит быстро и гулко, но на этом всё, никаких больше изменений. Живая рука сжимает член, хотя и знает что почувствует. Привычную вялость. В конце концов, он отводит взгляд почти в отчаянии.

Первый день проходит быстро и без лишних проблем. Всегда ведь так. Когда не нужно, время летит, сломя голову. Олсен абсолютно устраивает команда техников. Понятливые, тихие, никакой суеты. И судя по поведению солдата, его они тоже не напрягают. Куратор отпускает их после оформления всех нужных исследований и проверок, как делала с прошлыми коллегами. Оставляет. Нет. Приказывает ему ложиться спать, а сама уходит в свою комнату, стараясь не думать о взгляде, которым он её наградил. «Зимний – машина для убийств. Идеальный солдат без лишних чувств, без эмоций». Вырвать бы язык тому, кто это говорил.

Пол ночи она просто сидит на краю кровати, выкуривая сигарету за сигаретой. Ходит кругами. Думает. Вот только идей никаких. И выхода нет. И ничего не изменить. Потом дремлет, просто сидя на диване. Утренний душ и возвращение к работе.

Теперь, помимо её молчаливости, отрешенным выглядит и солдат. Он старается даже не смотреть на неё лишний раз. Кстати говоря, он вообще не смог крепко уснуть. Прислушивался ко всем звукам, но не слышал ничего подозрительного. Места казалось слишком много. Дремая, пытался найти её руки, просыпался, вспоминая, что она у себя.

Очередные тесты, прогон усиленной тренировки, языковой курс, чёртово свободное время… И всё, блять, не так! Всё не то. К вечеру, Олсен практически валится с ног. Солдат послушно остаётся в своей комнате, техники ушли отдыхать, она стоит под струями почти горячей воды. Руки упираются в холодный кафель, а голова задрана вверх. Из-за потока воды невозможно сделать вдох, но ей нравится. Будто вся жизнь стоит на паузе. Словно пока она не дышит, весь мир вокруг замирает в ожидании чего-то. Её не пугает скрипнувшая дверь, хотя шагов не слышно. Она знает кто здесь. Чувствует едва ли не кожей.

– У тебя был приказ, солдат. Не заставляй меня злится, – Олсен перекрывает вентили и заворачивается в полотенце, не глядя. Вторым промакивает волосы и садится на «его» стул перед зеркалом. Зимний наблюдает молча, но с интересом. Лилит наносит на лицо увлажняющий крем, массирующими движениями. Снимает полотенце с головы и откладывает его в сторону. Пальцами загребает совсем немного маски и тщательно растирает её между ладоней, а потом наносит на локоны по всей длине. Затем берет в руки фен и… Вот тут настаёт момент полного, бесповоротного ахуения. Солдат становится ближе и берет его в живую руку. Бионика же хватает расческу. Всё это, как сцены из немого кино. И слова показались бы лишними.

Тёплые потоки воздуха, аккуратные, бережные движения расческой. Да её мать так нежно в детстве не чесала перед сном, как этот «жестокий убийца». Порой он откладывает фен и распутывает некоторые узлы пальцами, хотя сама Лили, как пить дать, просто потянула бы сильнее. Эффект тот же, только быстрее. Что творится в его голове известно только богу, наверное, если он существует. Солдат просто хочет возвращать ей тепло и ласку, которую она дарила ему, даже не замечая. Кто-кто, а эта женщина не из ласковой породы. Видимо Зимний солдат это большое исключение из правил.

Он смотрит только на волосы, она смотрит в отражение на его нежную сосредоточенность. Что-то колет в груди от одной мысли Его придётся оставить. Уже и волосы сухие и расчёска не нужна, но никто не двигается с места.

– Хватит. Возвращайся в постель.

– Что я сделал не так? – наконец-то он решается задать вопрос, мучающий его уже больше суток.

– Ничего. Ты вёл себя просто прекрасно. С чего такие вопросы? – Лилит направляется в свою комнату отдыха, он идёт за ней, как щенок за хозяином.

– Ты позволяла мне быть тут, спать рядом. А теперь нет.

– Это была одноразовая акция, детка. Мы не должны сближаться.

– Я не спал никогда раньше. Не положено, солдат всегда должен быть начеку. А с тобой получается, – сколько же честности и преданности в его глазах. Лили уже стоит в своей комнате, он в коридоре. Стоит просто закрыть дверь, но она не может. Просто смотрит и молчит, а он зажимается под пристальным взглядом.

– С хуя ли ты в костюме?

– Это моя одежда. Не так нужно спать?

– Нет, не так. Заходи, дверь прикрой.

Олсен корит себя за слабость именно к одному человеку. Ей тошно, кажется, что это чувство будет преследовать её до самого дня смерти. Приручила, изменила уклад его жизни и бросит в скором времени. Ох уж эта борьба мозга и сердца. Раньше сердце даже не принимало участие, вежливо отступало в сторону, но после знакомства с солдатом оно выросло до невообразимых размеров. И кажется вот-вот нокаутирует разум.

Она стаскивает мокрое полотенце с тела и надевает белье, сверху натягивает самую большую футболку, которая была в арсенале на этой базе. Зимний прикрывает глаза, но слишком поздно. Конечно она замечает его интерес. Подходит ближе и расстегивает пуговицу за пуговицей, молнию за молнией. Лишает его единственной мнимой защиты – Одежды. Солдат носит специальное белье под костюмом, чтобы ничего не закатывалось и не мешало. Из супер навороченной ткани, которая не позволяет ему переохладиться или наоборот перегреться, но как же она туго обтягивает. Лилит думает несколько секунд и решается. Складывает белье вместе с костюмом в сторону.

– Легче?

– Беззащитно,– честно отвечает солдат, но не противится. Вот только прикладывает усилие, чтобы не накрыть свой «не такой» пах ладонью.

– А ты от меня защищаться собрался? Я даю слово не нападать. В постель быстро, – её смешит весь этот разговор. Солдат подчиняется сразу, тем более, что её тон не терпит возражений. Лилит ложится рядом и накрывает обоих тёплым одеялом. Его снова пробивает дрожью, когда кожа касается к коже.

– Куратор Рамлоу тоже спит без одежды?

– Да, детка.

– У него всегда твердый и большой?

– Нет, когда он спит у него меньше и мягче, чем у тебя. Почему тебя так беспокоит это?

– Тебе было хорошо с ним. Я видел. У тебя дома и здесь.

– Да, но это не главное. Мне и с тобой хорошо, просто по-другому. Ты ведь понимаешь это? Чувствуешь? Меня накажут, если узнают о нашей близости, но это меня не пугает.

– Почему накажут?

– Потому что ты оружие. А оружие любить нельзя. И уж тем более, оружие не должно чувствовать что-то к владельцу.

– Солдат не нуждается в любви.

– Правильно.

– Но чувствует её.

– Ох, детка. Как жаль, что ты не помнишь себя человеком, – Лили закусывает губу и проводит ладонью по колючей щеке, спускается по шее к груди и замирает.

– Если я вспоминаю, меня обнуляют. Лучше не помнить.

Она незаметно вытирает слезу. Меня ты тоже потом не вспомнишь. Зато ты можешь чувствовать сейчас. Один хуй потом обнулят.

Лилит перекатывается и быстро седлает удивленного солдата. Сбрасывает футболку на пол, за ним летит и лиф, освобождая полную грудь. Сердце стучит в висках, как у загнанной лошади, он не может оторвать глаз. Только вместе с удивлением, с вожделением приходит и другая мысль, которую он сразу же и озвучивает.

– Я не могу.

– Знаю, но мне всё равно. С тобой этого не нужно. Просто чувствуй. Говори со мной.

– Можно тебя коснуться?

– Конечно.

Бионика остаётся на месте, хотя Олсен ничего против неё не имеет. А вот живая рука тянется к лицу, гладит по щекам, большой палец проводит по губам, чуть отгибает нижнюю. Её язык не упускает возможности коротко лизнуть солоноватую фалангу. Солдат распахивает губы и шумно вздыхает. Ведёт кончиками пальцев по шее и останавливается на груди. Берет левую в ладонь. Здорово, что его руки такие большие, грудь помещается полностью.

– А со второй что? Ты ею не чувствуешь, но она часть тебя. Может хочешь посмотреть?

Он поднимает бионику на уровень глаз и хмурит брови, будто что-то решая, будто сомневается, что кому-то действительно хочется ощутить на себе касание холодных жестоких пальцев. Не дожидаясь решения дилеммы, она сама охватывает его запястье и прикладывает раскрытую ладонь к правой груди. Её уста выпускают несдержанный стон и солдат пугается, едва не одернув руки.

– Больно?

– Хорошо. Продолжай.

Дальше талия, бедра и ягодицы. Руки двигаются синхронно, мягко сжимая всё на своём пути, поглаживая.

– Красивая, – неожиданно выдаёт он и сразу же захлопывает рот на замок. Нельзя проявлять интерес. Нельзя оценивать ни куратора, ни его действия. Рефлексы, закрепляемые годами, сложно вытравить. Он уже успел представить, как его вышвыривают за дверь, но ничего подобного не происходит.

– Ты тоже красивый. Мне так нравится твоё тело, волосы, глаза, губы… Детка, ты будто написан кистью самого талантливого художника всех времен. Можно теперь я коснусь тебя?

– Куратор может… – снова начинает он свою пластинку, но Лилит видимо приняла решение разорвать шаблоны.

– Знаю, что может. Но я не хочу делать этого, если ты не хочешь. А теперь подумай. Ты хочешь, чтобы я коснулась?

– Да.

– Потому что я держусь из последних сил. Хочу сделать тебе хорошо, вылюбить. Есть условие.

– Какое? – снова сведенные брови. Он ожидает какой-то просьбы взамен, какого-то поручения или наказания.

– Не молчи. Я хочу слышать тебя. Слышать реакции на то, что собираюсь делать. Что нравится, а что нет. Уяснил?

– Да.

Первым делом, она склоняется к лицу, упираясь руками по обе стороны от головы. Волосы щекочут его. Целует сперва лоб, затем нос, обе щеки, уголок губ, по нижней проводит языком, линию подбородка к уху. Мочку охватывает губами и коротко посасывает, чувствуя сбившееся дыхание. Крепкую шею вылизывает полностью, иногда оставляя метки, не яркие, до утра он будет чист. Теперь её ладони мнут всё, к чему дотягиваются. Губы и язык спускаются на грудь, на шрамы, на соски, которые сразу же твердеют.

– Мокро, – первая реакция. Не то, что она ожидала, зато честно.

– Приятно или нет?

– Да.

Лили еле заметно кивает и возвращается к прежнему занятию. От поцелуев в живот он подрагивает, причём от каждого.

– Щекотно?

– Хорошо. Только кажется что-то не так, – его живая рука накрывает пах и странно сжимает, – Показалось.

– Не расстраивайся. Я этим ещё займусь. У нас много времени.

Обойдя пах, она усыпает поцелуями крепкие ноги аж до самых пальцев. Чуть массирует ступни и без брезгливости целует одну, а потом и вторую.

– На живот, – это уже звучит, как приказ. Трудный в выполнении, ведь ему сложно открывать спину, но куратору перечить нельзя. Вопреки его странному ожиданию какой-то боли, всё, что он чувствует, это горячие ладони, язык и губы.

К концу этого приятного исследования, она уже твёрдо знает все самые чувствительные места на крепком теле. Шея, соски, внутренняя поверхность живого плеча, подмышечная впадина, тазовые косточки, место над коленом и внутренняя поверхность бёдер, подколенные ямки, кожа вдоль позвоночника и ямочки на пояснице. Самое интересное, конечно, ещё не исследовано, но ему кажется достаточно и этого. Хорошо, что Лилит не привыкла останавливаться на полпути.

– На спину.

– Мне хорошо, – снова честно признается он, теперь без лишних вопросов поглаживая покрасневшие, припухшие губы.

– Сейчас будет ещё лучше. Обещаю.

Спускаясь вниз, она намеренно уделяет немного внимания всем доступным из перечисленных выше зонам. И вот, окунувшись носом в жёсткие тёмные волоски в паху, сама теряется в ощущениях. Его запах крепкий, мужской, чуть терпкий. Зимний вытягивается, как струна, сжимая бедра, запрокидывая голову, сгорая от прежде неизвестных ощущений. Он не знает куда деть руки, чтобы случайно не причинить ей боль, поэтому сжимает обеими изголовье.

– Детка, как же ты пахнешь. Черт… Какой же ты… Расслабься. Я не сделаю тебе больно, обещаю. Только хорошо.

Он поддаётся настойчивым рукам, которые разводят ноги в стороны. Чувствует себя таким беззащитным, слабым, уязвимым. Однако стонет впервые, когда чувствует губы и язык на мошонке.

– Горячо, Лили… Гор… Лили…

– Неприятно?

– Приятно. Слишком.

– Мне ещё приятнее. Ты стонешь… Это лучшие звуки в моей жизни. Не сдерживайся.

Она пробует всё, начиная мошонкой и заканчивая промежностью. Лижет, всасывает, сосёт, сжимает губами. Как же его трясёт, выворачивает, выкручивает, заставляя влажные волосы разметаться по подушкам. И он стонет, почти скулит от запредельных чувств. Держать во рту вялый член, как минимум странно, но его реакция стоит всего. Чувствительнее головки оказывается только местечко под яичками. Поэтому вскоре язык сосредотачивается там, а кулачок усиленно стимулирует остальное. И знаете что? Не обязательно иметь эрекцию, чтобы кончить. Удивительный факт, о котором не знала даже Лилит, ведь никогда с таким не сталкивалась. Яички поджимаются, а сперма вытекает на рельефный живот и чуть пачкает волосы на лобке.

– Блядский боже… Детка ты… Ты чудо, слышишь? Какой же ты чувствительный, – после каждого слова поцелуй. Вскоре она собрала каждую каплю семени, оставила его таким чистым, каким он не бывает и после душа, – Такой вкусный. Такой…

Мой хочет сказать она, но не хочет врать. Ни ему, ни себе.

– Это нормально?

– Так и должно быть у мужчин. Тебе понравилось?

– Я никогда не чувствовал ничего подобного. Жарко, горячо и мокро и…хорошо. Сердечный ритм на 30% выше нормы.

– Скоро пройдёт.

– Мне жаль, что я не могу быть нормальным, как куратор Рамлоу. Я хотел бы, как у вас, – он расслабился настолько, что позволяет себе мечты. Губы Олсен расползаются в улыбке.

– С тобой лучше, чем с Рамлоу. Мне хорошо только от того, что тебе хорошо. Честно. А теперь спать.

Она отворачивается спиной, но чувствует как чуть позже он обнимает её, прижимает к своей груди, гладит тёплой ладонью по животу, дышит в загривок. От этого мурашки бегут по коже.

**********

– Брок, какого хуя? Я вроде бы ключами с тобой не делилась, – ворчит она, едва переступив порог своего дома. Там стоит аромат свежезаваренного кофе и крепких сигарет. Он возится на кухне, посуда гремит. Лили вздыхает и проходит туда, усаживается за стол и подпирает голову кулаками.

– Подумал, что спустя двое суток вне дома, тебе не захочется готовить. Поэтому вот, – он ставит тарелку и чашку перед ней. И ей неловко, правда. Перед глазами сразу мелькают отрывки ночи с солдатом…

– Спасибо. Присоединишься?

– Да, я себе тоже кофе сварил.

– Вкусно, с чего бы такие нежности? – Олсен откладывает вилку и промакивает губы салфеткой. Брок выглядит другим, что-то происходит, но что?

– Не могу быть спокойным, когда ты проводишь время там, с ним, – честно признается мужчина и закуривает.

– Это не имеет значения, командир, ты и сам об этом знаешь. У нас есть план, которому мы будем следовать. Бумаги по отпуску подготовил? – она очень хочет, чтобы это выглядело убедительно, но тремор рук и опущенный в чашку взгляд говорят за себя.

– Он трогал тебя? Снова? – и так тонкие губы сжимаются добела, как и оба кулака.

– Ты ведь знаешь, что ему нечем. Но я… Я да… А потом он спал рядом до самого утра.

– Знаешь как это выглядит со стороны, Лили? Будто ты влюбилась в ружье и хочешь его трахнуть, пока заряжено. Вот как. О чем ты, блядство, думаешь? Он мог убить тебя в любую секунду. Спать рядом с Зимним солдатом это… Ты точно проходишь психиатрическую проверку? – сперва спокойные интонации меняются яростными, угрожающими.

– А трахаться с командиром своей группы, забив хуй на возраст и яркую возможность вылететь с работы? Это норм? Ты знал какая я!

– Да знал, но сейчас ты теряешь голову. Знаешь что? На колени, быстро!

– Брок, я не в настроении.