Текст книги "Тёмный посредник 2 (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8

Когда мы приехали домой, я выдал Олесе чистое постельное бельё, а сам взял саквояж, который стоял под кроватью и где хранились деньги и запрещённые книги, и отнёс его в гараж. Кто знает, не взбредёт ли в голову юной гостье покопаться в вещах, пока меня нет дома? Пистолет тоже оставил в подвале гаража. Больше ничего ценного или важного в моей конуре не было.

Когда вернулся, Олеся уже спала, свернувшись калачиком под одеялом. Лицо её выглядело умиротворённым. После тревожного дня, а перед этим пяти суток в рабстве, девушка, наконец-то, нашла покой. Я не стал ей мешать, включил тихо телевизор, но поскольку ничего интересного не показывали, пошёл на кухню, чтобы сварить что-нибудь на завтра.

Сегодня школа снова начала работать, но я благополучно забил, будучи занят другими делами. Но вот завтра следовало сходить. А потом планировал отправиться в Люберцы, найти тот заброшенный монастырь, о котором говорил Бельфегор, и поупражняться с призывом более сильных существ. Отныне я решил ежедневно тренировать свой разум, чтобы овладеть ментальной магией, которая пока для меня была недоступна.

Ещё и учёбой когда-то надо заниматься. Экзамены всё ближе. Я, конечно, не сомневался, что Степан поможет мне поступить в гимназию, но там требовался определённый уровень знаний. Вот только когда находить время для занятий, было непонятно. Сейчас приходилось думать в основном о моей первоочередной задаче и надеяться, что остальное как-нибудь сложится само собой.

Очень хотелось поскорее покончить с Куракиным, разузнать о судьбе Веры и зажить-таки нормальной человеческой жизнью, которой я оказался лишён в моём старом мире. По большому счёту, всё, о чём я сейчас мечтал – это перестать быть отщепенцем и выбраться со дна общества: устроиться на хорошую работу и обзавестись жильём желательно собственным, а не съёмным, и в идеале – в благополучном районе. Ну а дальше – по обстоятельствам. И, казалось бы, возможности появляются, но вся загвоздка в том, что если в срок я не убью князя Куракина, от всех остальных потуг толку будет ноль. А потому, главное, о чём приходилось сейчас думать – это наращивание силы и развитие навыков, чтобы когда я столкнусь со своим врагом, он не растоптал меня, как жалкого червя, как это однажды уже случилось. Параллельно следовало продолжать искать Веру.

Я мыл посуду, когда настойчивый звонок в дверь оторвал меня от мыслей. Чуть не подскочил от неожиданности. Кто мог трезвонить в такое время? Не успел я вытереть руки, как неизвестный, подумав, видимо, что звонок никто не слышит, забарабанил в дверь.

Я посмотрел в глазок, и от сердца отлегло: это пришла сестра. Стоило мне открыть дверь, как Маша ураганом влетела в квартиру.

– Ты где вообще пропадал?! – набросилась она на меня. Вид у неё был злой. – Какого хрена, Денис? Я обзвонилась. Весь день не отвечал. В школе не было. На суд не пришёл. Я думала, ты с концами пропал, – она посмотрела на шов на моём лице и поморщилась. – Чёрт, какая ужасная рана. Это тебя в понедельник так?

– Погоди, сбавь обороты, – я сделал успокаивающий жест руками. – Только домой пришёл, весь день занят был. И никуда я не пропадал. Просто важные дела появились. Ты-то как? Слышал, на рынке драка случилась. Малик не пострадал?

– Не пострадал, но дела – неважно, – ответила Маша. – Погром был жуткий, у дяди все точки разорили, много товара пропало. Конечно, не смертельно, но убытки большие… – тут Маша прислушалась к шорохам за перегородкой. Кажется, Олеся проснулась от этого шума. – Кто там у тебя?

– Девушка.

– Вот как? Значит, брата ты к нам выгнал, а сам баб водишь?

– Пошли на улице поговорим, – я стал обуваться.

Мы вышли.

– Суд как? – спросил я.

– Восемь лет, – ответила Маша. – Ему дали восемь лет. Слава Богу, не на каторгу хоть. Папа был очень зол. Когда я к нему пришла, он меня обложил с ног до головы.

– Представляю, – хмыкнул я. – Но мы всё равно ничего не смогли бы сделать.

– Я думала, с тобой что-то случилось. Вчера вечером звонила – ты не брал трубку. Сегодня утром – тоже. Днём с работы даже звонил. А что за девушка?

– Как бы тебе попроще объяснить, – проговорил я.

– Ну уж попробуй как-нибудь.

– Попробую. Только обещай одну вещь: то, что сейчас услышишь, не расскажешь никому: ни Малику, ни Лёхе, ни кому-либо из своих подруг или коллег на работе. Вообще никому и ни при каких обстоятельствах.

– Чем ты занимаешься, Денис? – Маша настороженно на меня уставилась.

– Обещай, или ничего не скажу.

– Ладно, обещаю, допустим, – согласилась сестра.

– Хорошо. В общем, такое дело. Я ищу Веру – мою девушку. Кажется, ты видела её. Так вот, её похитили. Я тебе не рассказывал. Это случилось, когда мне пустили пулю в лоб. Теперь я должен её вернуть. Вчера наведался к одному человеку, который занимается соответствующей коммерцией. Не совсем законной. Короче, продаёт людей. Потом поехал в заведение, где держат рабов. Провозился там всю ночь и весь сегодняшний день. Такие дела.

Маша снова принялась морщить лоб, пытаясь осмыслить сказанное.

– Ничего не поняла, – помотала она головой. – Что за заведение? Погоди. Так, значит, ты нашёл Веру?

– К сожалению нет. Но среди невольников была одна девушка, у неё нет ни денег, ни жилья, ни документов. Я разрешил ей пожить у меня, пока не сделает новый паспорт и не устроится на работу.

– Ты должен мне всё подробно рассказать. Что произошло? Что ты сделал? Что-то ты недоговариваешь.

– Обязательно всё расскажу. Потом. Пока большего знать тебе не нужно. И прошу, не задавай вопросов. Отвечать я не буду. Чем меньше знаешь, тем для тебя лучше.

– Боже мой, Денис! В какую авантюру ты ввязался? Зачем?

– Я тебе объяснили, зачем. И хватит об этом.

Мы дошли до лавочки и присели. Тут было темно и тихо, если не считать машин, проезжающих по ближайшей улице и гомона пьяной компании вдалеке. Некоторое время молчали.

– На суде я встречала Степана, – заговорила Маша. – Ты общался с ним? Почему мне ничего не сказал? Он хочет оформить на вас с Лёшей опеку. В понедельник надо сходить подписать документы.

– Отлично! Значит, Лёха вас с Маликом больше не будет мучить, – улыбнулся я.

– Да ну тебя, – отмахнулась Маша. – Но вообще я рада, что Степан этот объявился. Для вас обоих – это шанс в жизни. Степан – состоятельный человек, он устроит вас в гимназию. Подумать только, мой брат может в институт поступить! Не могу поверить до сих пор. А ты занялся непонятно чем…

– Это не непонятно что, Маша. Шанс в жизни у меня появился, да. А у другого человека этот шанс отняли. Думаешь, это правильно? Мне об этом просто забыть?

– Поступай, как знаешь, – вздохнула сестра. – Я же тебе добра желаю.

И тут я замер. Мой взгляд упал на одну из машин, которая притаилась во мраке вечернего двора. Знакомые очертания. «Пятьсот третий» АМО; цвет в темноте не разглядеть, но, кажется, бордовый. Она стояла далеко от подъезда, между двумя другими машинами, так что сразу и не заметишь, и всё же взор мой почему-то выдернул её из общей картины.

– Что с тобой? – спросила Маша.

– Ничего. Задумался. Слушай, устал я. Спать охота. Давай в другой раз поболтаем?

Сестра ушла, а я некоторое время наблюдал за подозрительной машиной. Номеров отсюда не видел, да и непонятно, есть ли в ней кто. Потом поднялся и пошёл к автомобилю, но не успел приблизиться настолько, чтобы рассмотреть номера. Фары зажглись, мотор затарахтел, и «пятьсот третий» АМО, резко сорвавшись с места, укатил прочь, оставив меня в полном замешательстве. Всё это выглядело чертовски подозрительно. Несмотря на отсутствие прямых доказательств, я теперь был на девяносто девять процентов уверен, что за мной следят. Да, я спугнул шпиона, но завтра он приедет на другой машине, и слежка продолжится. Оставалось гадать, кто установил за мной наблюдение. Полиция? ИСБ? Какая-то из банд?

Когда я вернулся в квартиру, по телевизору передавали новости. Олеся, одетая в домашние короткие шорты и футболку, смотрела в экран, устроившись на диване и поджав под себя худеньки ножки.

– Какие ужасы творятся, – сказал она, едва я вошёл. – Ой, прости. Ты не против, что я тут сижу? Меня разбудил стук в дверь.

– Сиди. Я пока не собираюсь спать. Сестра приходила.

Ведущий как рассказывал о том, как сегодня ИСБ накрыла крупный рабовладельческий притон в Химках. Там же нашли подпольный патронный завод и склад контрафактной обуви известных марок. Освобождено было более пятидесяти невольников.

«А теперь к новостям аристократических семейств, – объявил ведущий. – В ходе следствия по делу о нападении на сто третью школу стало известно о связи московской ветви князей Орловых с радикальными зороастрийскими группировками. Глава московской ветви, Андрей Орлов официально опроверг обвинения, заявив, что ни он, ни его родственники не имеют никаких взаимоотношений с персидскими бандами, действующим на территории Российской Империи…»

«Орловы, значит. Это же те, с чьей армией я столкнулся на базе, – вспомнил я. – Ну ничего себе! Вот же сволочи! А я ведь так и думал, что дело тут нечисто. Но зачем? Какие интересы стоят того, чтобы рад них стольких детей перерезать?»

* * *

Я проснулся и долго смотрел на них – тех, кто скопищем чёрных теней столпился вокруг моего дивана. Они беззвучно таращились из тьмы, а я никак не мог понять, почему эта напасть преследует меня? И когда же стихнут в голове проклятые голоса?

– А ты что тут делаешь? – обратился я к женщине. Её светлые волосы свисали в низ, закрывая лицо. Чёрные капли стекали с них и падали во мрак. – Тебя не я убил. Почему ты пришла сюда? А ты, Исхак, сам виноват, – сказал я бородатому толстяку, у которого на левой руке не было трёх пальцев. – Не надо невинную овечку из себя строить. Сколько ты душ сгубил? Сколько ты и твои дружки людей измучили? Ты заслужил это. Так что нечего с таким укором на меня глазеть! Проклятье… Да пошли вы все, – я лёг и повернулся к стене.

Я чувствовал, как они стоят надо мной и ждут неизвестно чего, словно одним присутствием своим хотят свести меня с ума, лишить рассудка. Или, может, я уже схожу с ума?

Сон не шёл. Уже часа два я ворочался на диване, не смыкая глаз. А теперь ещё и эти! Пришли и смотрят. Попробуй тут усни. Я укрылся одеялом с головой.

Интерлюдия 3

Градоначальник Канарейкин собирался ехать на службу. Он выгнал из гаража свой новенький внедорожник – большой пятидверный «Тигр» с «зубастой» решёткой радиатора и вертикальными фарами, и вышел из машины, чтобы закрыть ворота. Канарейкин замер, увидев, как к его особняку, где градоначальник обитал со всем своим семейством, неторопливо подъезжает фиолетовый лимузин.

Машина остановилась, стекло задней двери опустилось. Из салона на Канарейкина смотрело грозное бородатое лицо с большим орлиным носом. Мужчина, который сидел в машине, был уже немолодым, в волосах его блестела проседь, из-под изогнутых бровей сверкали глаза двумя чёрными точками.

– Доброе утро, Тимофей Степанович, – поздоровался мужчина весьма дружелюбным тоном.

– И тебе доброго, Гасан Ибрагимович, – Канарейкин осклабился. – С чем пожаловал?

– Да так, проведать заехал. Да и поговорить надобно. Садись в машину, потолкуем.

Визит Гасана Загирова по кличке Ча для Канарейкина был не самым приятным событием. Гасан – один из тех людей, с которыми хочется встречаться как можно реже, к тому же у Канарейкина не было ни малейшего желания вызывать пересуды соседей, среди которых разве что глухой не слышал о деятельности этого предприимчивого купца и заводчика из Дагестанской губернии. Но Гасан считал (и не безосновательно) себя хозяином города, и ни во что не ставил мнение какого-то градоначальника, который к тому же был выходцем из «серых» дворян, не обладающих духовными способностями. А ещё Гасан платил Канарейкину, и если бы не его деньги, неизвестно, смог бы градоначальник небольшого промышленного городка отстроить себе огромный трёхэтажный коттедж, отправить старшего сына учиться в Петроград и разъезжать на престижных авто последних моделей.

Канарейкин сел в лимузин, и тот медленно покатил по улице.

– Из-за вчерашнего инцидента, поди, приехал? – догадался градоначальник.

– Верно. Из-за него самого, – Гасан сдвинул свои тонкие изогнутые брови, от чего вид его стал ещё более грозный, чем обычно.

– Я скорблю о твоей утрате. Когда похороны?

– Мои сын и племянник погибли, как воины, в битве с силами тьмы. Я сам скорблю. Но такую судьбу им предначертал Всевышний. В следующее воскресенье похороны. Придёшь?

– Само собой. Я просто обязан почтить светлую память таких уважаемых людей.

Удовлетворённый ответом, Гасан важно кивнул.

– Но не только за этим пришёл я к тебе, Тимофей Степанович. Мне нужна информация, – говорил Гасан медленно и размеренно, тоном человека, привыкшего к тому, чтобы ему повиновались.

– Извини, Гасан Ибрагимович, здесь я бессилен. Тут наши полномочия – всё, – развёл руками Канарейкин. – Делом занялось ИСБ.

– Это понятно, Тимофей Степанович. Непонятно вот что: как так вышло, что твои люди приехали на место позже, чем ИСБ? Мы получили сигнал ночью. Потом связь с боевой группой и фабрикой пропала. Твои полицаи должны были туда отправиться утром, как только я позвонил тебе. Откуда там взялось ИСБ?

– Я лично отдал распоряжения, – уверил Канарейкин, – и не меньше, чем ты, удивлён появлением имперской службы. Но факт остаётся фактом: нас опередили.

– Вот это-то меня и беспокоит, – Гасан погладил свою широкую седеющую бороду. – Как? Как они узнали раньше вас? Может, из ваших кто-то слил информацию? Полицейские?

– Исключено. Я знаю людей, с которыми работаю. Никто на такое не пойдёт. Склоняюсь к варианту, что это твои конкуренты. Они устроили налёт, они же и сообщили, куда не следует, дабы насолить.

– Наши враги хитры и коварны, они как шакалы вьются вокруг, норовя откусить кусок, – задумчиво произнёс Гасан, – но они не дураки, чтобы этот кусок выплёвывать. Тут что-то ещё. Быть может, месть. Что-то личное. Позавчера вечером в московском борделе у меня тоже погибли мои люди, но бордель не пострадал. Те, кто это сделал, вели себя очень аккуратно, а ещё одни владеют тёмным даром. Надо узнать, кто такие и что хотят. С остальным сам разбрусь. Сделаешь, Тимофей Степанович?

– Боюсь, у меня нет таких связей. ИСБ – это не шутки, – осклабился Канарейкин. – Это тебе надо не со мной разговаривать, а с московскими.

– Да чего же сразу в отказ? Даже не попытался. Попробуй что-то предпринять. Неужели у градоначальника нет связей? За что я тебе плачу? За любые сведения отблагодарю щедро. Ты меня знаешь, Тимофей Степанович. Так что я на тебя рассчитываю.

* * *

Рано утром майор Орлов-Бельский прибыл в гвардейскую часть на Тверской. Полковник ждал его с докладом. Вызов был срочным. Случилось кое-что нехорошее, и майор уже знал что именно.

Он взбежал по лестнице, вошёл в приёмную. Секретарь, нажав кнопку на телефоне, сообщил о прибытии майора, и полковник, не мешкая, велел войти.

– Присаживайтесь, Борис Александрович, – велел Пётр Данилович. Вид он сегодня имел бледный, даже лицо осунулось. Под глазами были мешки, как от бессонной ночи или сильного стресса. Впрочем, это не удивительно, учитывая последние события. Майор и сам не спал – желая лично быть в курсе всего, он наблюдал за допросом, который проходил в гвардейской части в Карачарово.

– Доложите, как продвигается работа, – сухо потребовал полковник.

– Допросили пятерых, Пёрт Данилович. Трое пока молчат. Эти фанатики упёртые. Но двое раскололись. С их слов мы узнали, что приказ о нападении отдал некий дастур Хусрав, вот только о его местоположении пока ничего не известно. Но мои люди продолжают работу. Уверен, не сегодня завтра мы получим новые сведения.

– Это дастур как-то связан с Аношаком?

– Пока не понятно. Преступники, которых мы взяли – простые исполнители.

– Значит надо узнать, – строго проговорил полковник. – И побыстрее. Вы в курсе, что произошло?

– Так точно. Московскую ветвь обвинили в сговоре с фанатиками – во всех газетах пишут. Насколько всё серьёзно?

– Андрей уже сделал заявление. Разумеется, мы будем отрицать всё до конца. И всё же наши родственники могут лишиться государственных постов – и это не есть хорошо. Удар по репутации. Даже простые слухи отбрасывают тень. А если враги состряпают компромат – это конец. Мы потеряем контроль над городом, потеряем всякое влияние при дворе. Нам важно в кратчайшие сроки понять, кто под нас копает. Что насчёт того полицейского? Вы допросили его? Он что-нибудь сказал?

– Так точно, допросили. Это было несложно. Сразу заговорил, как только мы его прижали. И знаете, что оказалось? Дело Дениса Ступина приказали замять Вахрамеевы.

– Вахрамеевы? – недоверчиво переспросил полковник.

– Они самые. Лично Екатерина Степановна обратилась к начальнику полиции района.

– Какое отношение она имеет к Куракину и тому делу?

– Возможно, через неё Вениамин держит связь с Вахрамеевыми, а поскольку князёк им был нужен, они его покрывают. Это моё предположение. Точной информации пока нет.

– Так… – на лице полковника отразилась работа мысли. И вдруг его взгляд ожил, озарённый внезапной идеей. – Вот что, Борис Александрович: узнайте всё про молодого Куракина. Где он проводит время, с кем общается, с кем ведёт дела. Мы должны понять, какие отношения связывают его с Вахрамеевыми. Я не сомневаюсь, что именно Вахрамеевы пустили тот подлый слушок, и если у нас будет на них хоть что-нибудь… Понимаете, к чему я веду?

– Требуется добыть компромат на Вахрамеевых.

– Именно! – полковник ткнул указательным пальцем в стол. – Не получилось взять их на незаконной торговле стратегической продукцией, подойдём с другой стороны. И Вениамин нам в этом поможет.

– За Ступиным продолжать вести наблюдение?

– Глаз с него не спускайте.

Глава 9

Войдя в класс, я первым делом нашёл взглядом Амалию. Она сидела на задней парте со своей подругой. Увидев меня, она улыбнулась, и пересела ко мне, когда я устроился за соседней партой. Все ребята со мной почтительно поздоровались, а многие девчонки стали усиленно строить глазки. Из четверых, кто сражался с персами, остался я один. Саша Кукушкин ещё лежал в больнице, Серёга погиб, а Вити почему-то не было уже второй день, и никто не знал, что с ним.

Когда Амалия ко мне подсела, сердце забилось чаще. Словно вернулся в свои юношеские годы – время, когда разум застилает пелена эмоций, когда кажется, что кроме объекта твоей страсти вокруг не существует ничего, а рядом с ней мир расцветает красками. Я давно подобного не испытывал. Замкнутая жизнь одинокого калеки не способствует появлению романтических чувств. Нередко я смотрел на молодые пары и завидовал им, ведь моё время прошло, оставив позади самые приятные моменты. А сейчас я начинал жить заново, но теперь душу отравляло понимание того, что все эти эмоции – бессмысленный выброс в кровь химии, нужный только для того, чтобы проклятый человеческий род не прекратил своё существование и продолжал копошиться в этой помойке, словно черви в навозной куче. Но всё же мне не хотелось, чтобы счастливые минуты заканчивались.

– Как себя чувствуешь? – спросила Амалия.

– Неплохо, – ответил я, – раны заживают потихоньку.

– Ты вчера не пришёл, я подумала, что-то случилось. Такая ужасная бойня была…

– Да ужасная.

– Когда швы снимать?

– Завтра, наверное, сниму.

– Сам?

– Ну да. Сложно, что ли?

Я видел, что Амалия тоже тянулась ко мне, она мило улыбалась и украдкой смотрела в мою сторону, хлопая своими длинными ресницами, и меня это только больше будоражило. И я подумал, а почему бы и нет? Не всё же людей убивать? Дерьма и боли вокруг много, а приятного в моей жизни пока ничего и не было. Хотелось отдохнуть и забыться хотя бы на день или на несколько часов. В конец концов, я даже не знал, удастся ли выжить в этом мире, или остаток дней я проведу в прежнем изломанном теле наедине со своими воспоминаниями.

– Мы так и не сходили никуда, – сказал я. – Может, завтра? Ты завтра свободна?

– Да, можно и завтра. Только боюсь, родители не отпустят.

– Почему?

– Отец говорит, опасно. Людей на улицах избивают. В среду на азиатский квартал напали. Слышал? Поговаривают, будто даже демонов видели!

– Да мало ли что говорят. Чего только люди ни напридумают, – ухмыльнулся я. – Ну а со мной отпустят?

– С ума сошёл? Они не разрешат мне ни с кем никуда ходить кроме как с моим… женихом, – последнее слово Амалия произнесла насмешливым тоном. – Они такие ретрограды!

– Знаю одно уютное кафе на техническом училище. Хотел туда тебя свозить.

– Было бы здорово. Я вообще ни разу не бывала в «ближних» районах. Надо что-нибудь придумать. Скажу, что к подруге иду. Может, прокатит.

Прозвенел звонок, и в класс вошёл учитель.

– Хоть адрес скажи. И телефон, – шепнул я.

– Островского пятнадцать, четвёртый подъезд, тридцать первая квартира, – она взяла ручку и написала на полях моей тетрадки телефон. – Только не названивай часто. Родители узнают – вообще запретят из дома выходить.

Я даже не заметил, как пролетели эти два урока, и вот нам с Амалией снова настала пора расставаться, а мне предстояло ждать завтрашний день в предвкушении новой встречи.

Всю дорогу домой я был окрылён какой-то неведомой силой, и даже не заметил, как оказался в своём загаженном подъезде. Когда вошёл в квартиру, Олеся мыла полы. При виде её, у меня сразу встали перед глазами наркоманский притон и гниющие конечности дезоморфиновых торчков, и это меня мигом спустило с небес на землю.

– А ты куда? – спросила Олеся, когда я, выложив тетрадки на стол рядом с диваном, собрался вновь покинуть дом.

– Дела, – коротко ответил я.

– Я обед приготовлю.

– С завтрака еда осталась. Там же целая кастрюля вермишели.

– Могу суп сварить. Может, ещё что сделать?

– Да ничего не надо, – пожал я плечами. – Отдыхай. Следующую неделю тебе придётся много побегать.

– Ну ладно, – проговорила Олеся с какой-то грустной интонацией.

Дорогу к заброшенному монастырю я нашёл не сразу. На карте тот не обозначался, а интернет, где можно узнать обо всём на свете, в этом мире пока не изобрели, так что пришлось ехать наугад и на месте расспрашивать жителей.

По пути к Люберцам пришлось поплутать. На больших трактах мне не стоило показываться без прав, а потому двинулся в объезд по узким извилистым маршрутам через пригородные посёлки. Пока ехал, постоянно смотрел в зеркало заднего вида, нет ли слежки, несколько раз останавливался на обочине и ждал, пока проедут машины. Один раз даже свернул с дороги на просёлок, но убедившись, что хвоста нет, вернулся обратно. Нельзя было допустить, чтобы кто-то узнал, чем я занимаюсь и зачем еду в заброшенный монастырь. Наверняка наблюдатели желали получить доказательства того, что я призываю демонов. Если получат – мне конец. Тогда точно не отверчусь.

Люберцы оказались небольшим городком, почти посёлком. Я въехал в частный сектор, который перемежался предприятиями и редкими многоэтажками. От всего тут веяло провинциальностью: асфальт старый, потрескавшийся, много грунтовых дорог, улицы не ухожены и не убраны. Даже не верилось, что я – в Подмосковье. Возможно, в центре городка было иначе, но туда я не поехал.

Расспросил нескольких человек.

– Это тебе в Матюково надо, – говорили местные мужики. – Была такая деревня тут недалеко. Это вон туда, до следующего перекрёстка, значит, а потом прямо и через километра три сверни на Троицкое. А дальше – а пёс его знает. Какой-то поворот, говорят, есть со шлагбаумом.

Примерно такие ответы я получал от всех, кого спрашивал. Не смотря на близость монастыря, никто из местных жителей не знал, где конкретно он находится и где именно надо поворачивать.

Не добившись ничего конкретного, я поехал в указанном направлении, миновал промзону, которая дымила десятками труб и провожала меня пыльными окнами гудящих грязных цехов, свернул на Троицкое. Проезжая очередную деревеньку, решил ещё поспрашивать народ. И тут попался мне один старик, который не просто рассказал, а даже на карте показал, где находится дорога к Матюково. Но даже так я её не сразу нашёл, поскольку это была порядком заросшая колея, уходящая в лес. Раза два проехал мимо, а потом, не найдя на указанном промежутке ничего более подходящего, свернул туда, даже не надеясь, что дорожка куда-то приведёт. Однако миновав лесок, я уткнулся в ржавый шлагбаум и понял – то, что надо. Шлагбаум объехать труда не составило, и я покатил дальше.

На удивление мой мотоцикл по бездорожью шёл бодро, только руки были постоянно напряжены. Удерживать на грунтовке этого массивного ржавого монстра даже при относительно широком руле оказалось занятием не из лёгких, особенно после двухчасовой «прогулки» по разбитым дорогам здешнего Подмосковья.

Вскоре миновал деревню Матюково, точнее то, что от неё осталось. Она опустела так давно, что дома превратились в земляные холмики, поросшие травой и кустарником. Я даже не сразу понял, что когда-то тут была населённый пункт. Тропинка пересекла ручеёк, и вскоре среди зарослей мне открылся вид на полуразрушенную кирпичную стену, из-за которой торчали несколько построек. Церковь чернела четырьмя куполами, пятый – отвалился.

Ворота отсутствовали, я завёл мотоцикл внутрь и заглушил мотор посреди дворика, захваченного бурьяном. Поднялся на стену и некоторое время смотрел на дорогу, ожидая гостей. Но всё было спокойно.

Начал я с медитации. Нашёл местечко поудобнее, прямо во дворе, где трава пониже. Как и учила меня Эстер, постарался очистить голову от мыслей, которые там роились тревожной стаей. Это оказалось непросто: я так привык к этому фоновому шуму, что выключить его казалось нереально. А потом, когда мысли всё же удалось урезонить, попробовал сосредоточиться на самом простом символе, который помнил.

Я занимался больше часа, но результата не было. Если верить Эстер, процесс этот небыстрый. И всё же я знал, что даже в воображаемый знак могу вдохнуть силу. Это просто чувствовалось. Казалось, ещё немного, и всё получится… но чего-то не хватало.

С ровной поверхностью, где можно начертать знак, была проблема. Только в заброшенном храме нашлась достаточно просторная площадка, которая мне показалась подходящей для задуманного действа. Я расчистил пол, открыл книгу, привезённую с собой в рюкзаке, нашёл нужный символ и принялся его рисовать.

Знак оказался сложный. Приходилось очень тщательно сверяться с изображением, чтобы ничего не перепутать. Пока рисовал, раздумывал насчёт дощечек. Было бы неплохо вместо того, чтобы постоянно чертить знаки на листах бумаги, носить с собой две-три дощечки с выжженными на них различными символами. Одна такая у меня уже имелась – охранный оберег. Её я прихватил на всякий случай.

Но вот знак, наконец, удался, я «вдохнул» в него силу. Из пола выросло огромное чёрное существо. Вместо ног у него был извивающийся хвост, а передние конечности представляли собой шесть толстых щупалец. На голове огнём пылал восемь глаз.

Увидев эту громаду, я не на шутку испугался. Демон тянулся ко мне, словно желая разорвать на куски. Пытаясь удержать существо на мысленном «поводке», я ощущал в своей голове дикое напряжение. Стоило это немалых усилий.

Вдруг напряжение ослабло. Существо начало меняться. Точнее менялась его структура: тёмная дымчатая суубстанция превращалась в блестящий чешуйчатый панцирь. Демон, казалось, подстраивался под мир, в который его занесла моя воля, и вскоре он стал совершенно материальным: со скрежетом ёрзал но полу своим хвостом его щупальца задевал стены, и при каждом ударе от них отлетали куски кладки.

Я испугался, что если сейчас же не заставить демона исчезнуть, он обрушит здание, которое и так дышало на ладан, и я скомандовал существу убраться прочь. Демон пропал, а я почувствовал облегчение: словно тащил пятидесятикилограммовый мешок, а потом сбросил его.

Существо это обладало сильной волей, так что подчинить его было непросто, но мне это удалось, и теперь в моём арсенале оказался ещё один «питомец», который, в отличие от прежних, сможет не только высасывать из врагов жизненную силу, но и крушить всё на своём пути. Вот только устал я неимоверно: на управление дэвом уходило много энергии.

Я вытер пот со лба. Со стороны алтарной части услышал, как кто-то хлопает в ладоши. Обернулся: ко мне направлялся Бельфегор.

– Молодец, сын. Ты делаешь успехи, – похвалил он меня. – Тебе удалось обуздать волю могучего дэва тьмы – большой шаг.

– Следишь за мной? – спросил я.

– Разве я не могу посмотреть на тренировки собственного отпрыска? В конце концов, тебе предстоит сражаться с «духовным», и мне хочется быть уверенным, что тебе удастся одержать победу.

– Для меня это важнее, чем для вас с Эстер. Вы просто окажетесь отрезаны от человеческого мир, да и то, наверняка не навсегда, а я оставшуюся жизнь проведу немощным инвалидом.

– Очень хорошо, что ты так ответственно подходишь к заданию, осознавая все последствия. Но знай: врождённых способностей мало – важны регулярные тренировки. Аристократы годами обучаются владению «духовной» силой. В тебе есть большой потенциал, а мне уж очень нравится проводить время у вас, в человеческом мире. Так что не подведи. Я в тебя верю, сын.

– Сын, говоришь… – я усмехнулся. – Послушай, Бельфегор или… как к тебе лучше обращаться? Мне всё никак не даёт покоя один вопрос. Может, ответишь, раз мы встретились с глазу на глаз?

– Задавай, с удовольствием избавлю тебя от неведения, если только вопрос в моей компетенции.

– Эстер рассказала, как Денис появился на свет, но не сказала, кто был его биологическим отцом.

– Хочешь знать, в чьём теле я находился, когда уестествил твою матушку?

– Именно.

– Ты уверен, что хочешь это знать?

– Абсолютно.

– Ладно, так и быть. Того духовного звали Сергей Куракин.

– Куракин? И он родственник того парня, которого я собираюсь убить?

– Так и есть. Сергей Куракин являлся родным отцом Вениамина Куракина.

Я присвистнул:

– Ну и дела.

Эта информация породила какое-то неприятное чувство, похожее на брезгливость. Получается моё тело связано кровными узами с этими сволочами, Куракиными, а Вениамин – мой родной брат по отцу? Ну зашибись! Впрочем, это ничего не поменяло: меньше ненависти к молодому князю я ощущать не стал.

– Расскажи, как всё было? – поинтересовался я. – Как так получилось, что этот «духовный» позволил тебе вселиться в его тело? И как вы встретились с Инной?

– Это долгая история. Когда-нибудь я обязательно её тебе расскажу, особенно про то, какими незабываемыми оказались эти два года. Твоя матушка была восхитительной женщиной, – Бельфегор аж причмокнул от удовольствия. – Красавица! Мы с ней встречались то ли три, то ли четыре раза…