Текст книги "Холод (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Часть II. Явь

Глава 12

Вокруг ничего не изменилось: те же поросшие редким лесом холмы, деревья с опавшей листвой, кусты. Только домов не видать. Вместо них чернела пашня, едва присыпанная снегом.

И всё же я сразу почувствовал перемены. Над полем разносился вороний грай, да и воздух был другим – более свежим, более живым. Я ощущал себя так, словно вылез из душного подвала – настолько разительными казались отличия. Да и небо больше не затягивали низкие тяжёлые тучи. Оно сияло лазурью сквозь бреши в облаках, через которые пробивались солнечные лучи, освещая мёрзлую землю.

А я оказался в замешательстве: куда идти?

Подумал-подумал, да и зашагал прямиком через поле. Если есть поле, значит, близко человеческое поселение. А мне казалось, что я снова наткнусь на деревню с морами или вернусь в опостылевший мёртвый город, и сердце тревожно колотилось в груди. Что если я до сих пор во Сне? Что если это просто какая-то дурацкая обманка.

Я шёл и постоянно оборачивался, пока брешь не исчезла из моего поля зрения. Воздух среди деревьев по-прежнему подрагивал и искрил. И как-то тревожно стало. А вдруг моры тоже покинут Сон? Такое вообще возможно? Случались инциденты? Но вскоре я успокоился и забыл об этом. В конце концов, Сну осталось недолго. Через несколько дней он прекратит своё существование, а вместе с ним – и моры.

Деревня находилась на склоне холма. Ещё издали я заметил дым печных труб, и вид этот заставлял сердце сильнее биться от радости. А когда я подошёл ближе, услышал мычание коров, ржание лошадей и лай собак. И все сомнения сразу рассеялись: передо мной – обычная человеческая деревня, где живут самые обычные люди.

Я был невероятно рад видеть этих самых обычных людей, простых крестьян, у которых в глазах не пылала тьма. Когда я впервые увидел сноходцев, лица их мне показались недобрыми. Но деревенские жители в этом не сильно отличались от тех, кто ходил в Сон: обветренные, суровые физиономии, у мужиков – густые всклокоченные бороды. Да и роста они оказались небольшого. Почти все мои родственники, каких я видел в воспоминаниях, были высокие и стройные. А тут – лилипуты какие-то. Похоже, образ жизни и питание сильно сказывались на физическом развитии.

На меня же смотрели, как на пришельца с другой планеты. Я даже не сразу понял, почему так. Но очень быстро сообразил: я настолько привык таскаться по Сну с оружием, что считал это в порядке вещей. А вот местные, кажется, вооружённых людей видели нечасто. Да и одежда моя отличалась. Крестьяне были в тулупах и шубах, а я – в элегантном приталенном кафтане модного покроя.

Я спросил у какого-то мужика, как добраться до Ярска. Первым делом я намеревался наведаться в город и посмотреть, что за дом остался у Томаша, и какие средства он скопил на старость. Кроме кристаллов, да оружия у меня ничего с собой не было, а мне требовались деньги. Кристаллы, как я понял, можно продать, вот только сомнительно, что их купит первый встречный. Товар этот незаконный, и мало того, что покупателей надо найти, так ещё и не попасться на сбыте.

Мужик постоянно чесался и переминался с ноги на ногу. Но объяснить объяснил. Ярск оказался недалеко: всего-то сорок две вёрсты на север. Но когда я задумался о способе перемещения, расстояние уже не показалось столь мелким. Это в моём мире на машине можно преодолеть его за полчаса-час, а тут, если пешком идти – целый день, да и на лошади не намного быстрее.

Зато в семи вёрстах отсюда по пути к Ярску находилось село Высокое. Крестьянин сказал, что там мужики часто ездят в город, подвезут.

Ну я и потопал. Снега тут нападало мало: в высокой траве его было почти не видно, а в полях сквозь белую пелену проглядывала земля. Зато, судя по тому, как одевались местные, мороз стоял крепкий. По пути мне встретилась лишь одна телега. Мужики, что ехали в ней, придержали лошадь и первыми поздоровались, а я уточнил, правильно ли иду в Высокое, и поплёлся дальше.

Когда добрался до села, у меня спина отваливалась, ноги ныли, а желудок урчал. А впереди ещё тридцать с лишним вёрст.

Село находилось в низине возле полноводной реки, через которую вёл длинный деревянный мост. Ещё на подходе я заметил колокольню местной церкви: башня из серого камня, возвышающаяся над деревьями. Решил, что там – центр. Туда и направился.

Мужики и бабы, которые встречались на пути, не стесняясь, осматривали меня с ног до головы, будто какое-то диковинное животное в зоопарке. Я старался не обращать внимания, но всё равно чувствовал себя как-то неуютно под этими взглядами.

Возле большой двухэтажной избы стояла телега. Трое загружали в неё бочки. Один – постарше, с широкой бородой, двое других – молодые. Один совсем безбородый ещё, у второго растительности на лице побольше. Я подумал, что они собираются отправляться в город.

– Здорова, мужики, – поприветствовал я их.

Те ещё издали заприметили меня и теперь стояли и смотрели, как я подхожу.

Старший выпрыгнул из телеги.

– Ну здорова, путник. Не местный, гляжу. Откуда куда путь держишь?

Вопрос поставил меня в тупик. Куда – это понятно. А вот откуда?

– Издалека, – ответил я уклончиво. – А надо мне в Ярск. Вот и подумал спросить: не едете, случаем, в город?

– Мы – нет. Да и кто сейчас поедет? – развёл руками мужик. – Вечереет же! Завтрева – это может. Спроси у Трофима кузнеца. Его сыновья часто мотаются туда-сюда.

Я задумался. Конечно, можно и самому дотопать. Сейчас уже за полдень. А осталось тридцать с лишним вёрст – это часов шесть-семь пути. Но я представил, что снова весь день придётся провести на ногах, да и решил: ну его в баню. Да и некуда мне спешить по большому счёту.

Мужик объяснил, как добраться до дома кузнеца, и я пошёл. На пригорке стояла церковь – длинное серое здание с двускатной крышей. Колокольня возвышалась в передней части, а над входом находились стрельчатое окно и выложенный мозаикой символ – глаз в треугольнике, при виде которого у меня сразу возникли мысли о тайных обществах.

Кузнец оказался широкоплечим лысым детиной с рыжей бородой и широкими волосатыми ручищами. Он внимательно меня выслушал и сказал, что сын его как раз завтра утром отправится на телеге в Ярск и может подвести. Я, конечно, обрадовался такому раскладу, обещал утром быть тут.

Однако теперь встал другой вопрос: где переночевать. Денег у меня не было, но это полбеды. Гораздо больше проблема, что в это никто и не поверит. Выглядел я человеком состоятельным, даже оружие имел при себе, да ещё какое! Один эфес сабли, наверное, целое состояние стоил. Ну как может оказаться, что у такого путника нет ни копейки? Хоть в лесу иди ночуй, благо я не мёрзну. Но измученное долгой дорогой тело требовало более уютной обстановки. Я спросил на всякий случай: есть ли в селе постоялый двор.

– Да какой постоялый двор? – хмыкнул кузнец. – В этой-то глуши? Нету тута у нас ни рожна.

– А остановиться где-нибудь на ночь можно?

Кузнец снова хмыкнул, на этот раз озадаченно, и осмотрел меня критическим взглядом.

– Да вон, у Ефросиньи-вдовы, кажись, сейчас половина избы пустует. Спроси. А если нет, так возвращайся, коли не побоишься тесноты. У нас тута ребятни полно, но гостю-то всегда найдётся угол.

Я поблагодарил кузнеца и пошёл ко вдове. Тесниться не хотелось, так что оставил этот вариант запасным.

Изба стояла на склоне холма. Когда я подошёл и постучался в дверь, во дворе басовито залаяла собака.

Мне открыла женщина на вид лет двадцати пяти-тридцати. Она была мелкая и худая, нос острый и взгляд пронзительный, словно насквозь просвечивает. Длинные, заплетённые в косу волосы, покрывала цветастая косынка. На лицо она мне показалась симпатичной.

– Чего надобно? – спросила она, не церемонясь и, в отличие от большинства крестьян, не тушуясь при виде хорошо одетого человека.

– Кузнец ваш сказал, что комнату сдаёшь… ну, в смысле переночевать можно.

– А то! Можно. Сейчас как раз никого нет. Копейка в сутки, и будет тебе отдельная комната.

– Слушай. Только такое дело… Наверно сложно поверить будет, но нету денег.

Ефросинья приподняла бровь от удивления.

– Да, понимаю, странно звучит, но так вышло. Порох есть, пули есть… А денег нет. Мне вообще ночь бы поспать. Утром всё равно в город еду.

– Чой-то не верится, – хмыкнула Ефросинья, уставив руки в бока.

– Как знаешь. Но если нет – так нет. Спрошу у других. Может, пустит кто.

– Да ладно, ладно. У других… Заходи давай. Переночуешь, коль беда такая.

Я прошёл во двор, где меня облаял грозный лохматый пёс, и вслед за хозяйкой поднялся на крыльцо.

– Откуда прибыл-то к нам? – поинтересовалась она.

– Издалека. В Ярск иду.

– Издалека? – переспросила Ефросинья с ехидцей в голосе. – Из степи что ли?

– Можно и так сказать.

– А чего без лошади?

– Так получилось.

– А ты не разговорчивый, гляжу.

Мы вошли в горницу. Тут были печь, стол, лавки вдоль стен. В закутке у печи стояли прялка и ткацкий станок, на полках под потолком расположились горшки и прочая посуда. Повсюду были расстелены цветные половики. Холода я не чувствовал, а вот тепло – очень даже. Как только я оказался в натопленной избе, на душе сразу стало хорошо и приятно.

На полу возились дети: мальчик и девочка. Девочке – года два-три не больше, мальчик – постарше. За столом сидел взъерошенный паренёк лет пятнадцати и вырезал из куска древесины какую-то посудину. Увидев, как я вхожу, все трое бросили свои занятия и уставились на меня.

– Вот, постояльца привела, – с порога заявила Ефросинья. – Как звать-то? Это, хоть, не секрет?

– Александр, – ответил я.

– Саша, значит. А это Егор, – она ткнула на подростка, – а это мои мелкие.

Пройдя через горницу, мы оказались во второй комнате. Тут находились кровать и стол.

– Располагайся, – сказала Ефросинья. – Тут тебе и кровать, и все удобства. Может, коли не совсем белоручка, поможешь чутка? Скотину бы покормить. А то хлопот много, а рук – две пары всего.

– Да я только «за», – улыбнулся я.

Всё равно заняться было нечем, а так, хоть чем-то отплатить за гостеприимство. Вообще, народ тут мне показался радушным: все готовы подсказать и помочь, даже несмотря на то, что я здесь – чужак. С виду селяне были простые, как две копейки. Ефросинья так и вообще встретила меня словно родного брата, а не постороннего человека, явившегося хрен знает откуда. Тепло становилось на душе от такого отношения, особенно после того, что я пережил за последние дни. Сразу вспомнился родной север. Там, в маленьких глухих посёлках, тоже народ – открыт и гостеприимен. А я даже позабыл, каково это. В Москве всё совсем иначе.

Вечером мы все впятером уселись за стол ужинать. На улице уже стемнело, и потому ели мы при лучине. Выкладывать лепёшки на стол я не стал: еда из Сна, как предупреждал Томаш, могла навредить простому человеку. И как бы я ни хотел поделиться своим провиантом, делать это было нельзя. Пища оказалась незамысловатой: уха и хлеб. Хлеб на вкус странный, горький, а уха – жидкая. Ефросинья даже извинилась за то, что трапеза такая скудная.

– Голодные нынче годы, – сказала она, – хлеба нет почти. Одной рыбой, вот, питаемся.

Егор тут же принялся допекать меня расспросами, кто я и откуда, но Ефросинья быстро велела ему прекратить.

– Пусть спрашивает, – усмехнулся я. – Всё равно не расскажу, чего не следует. Да и рассказывать нечего, если честно. Лучше вы расскажите: что в княжестве происходит?

– Да чего мы тут знаем-то, в глухомани-то нашей? – развела руками Ефросинья. – Мало до нас вестей доходит. Последнее, что слышали – князь преставился. Теперь сын его на престоле сидит. Злые языки говорят, будто порешили его сыновья-то, отравили. А может, и выдумывают всё. Кто ж их разберёт? Вот только был у нас князь Святополк, а теперь – Мстислав.

– И давно у вас теперь новый князь?

– Да на прошлой неделе скончался Святополк наш. Вчера в церкви панихиду служили.

Весть эта оказалась неожиданной. Что ж теперь получается-то? Если отец Даниила мёртв, то мне и возвращаться некуда теперь? Плакало, выходит, моё наследство. Вряд ли старшие братья, которые презирали и ненавидели своего бесталанного младшего, будут рады его появлению.

А ещё вспомнился последний сон. Слуга говорил о заговоре против отца. Якобы, кто-то из приближённых собирался его убить, а братья, наоборот, раскрыли заговор. Теперь снова всё в голове запуталось. Если слуга сказал правду, значит, Даниила убрали как раз таки не родственники, а те, кто желал смерти его отцу. Может, Даниил кому-то помешал? Одним словом, очень тёмная история, и свет на неё мог пролить, пожалуй, только сам Даниил. Но тот (а точнее его дух) разговаривать со мной категорически отказывался.

Вот только нужно ли мне оно? Всё эти события происходили в Великохолмске, где-то далеко отсюда (я даже не знал, где именно), а я сидел в захолустной деревушке, и цели и задачи передо мной были совсем другие.

Например, где раздобыть денег на первое время. Пока приходил только один вариант: загнать селянам колесцовый пистолет. Вдруг кому понадобится? Вырученных средств на неделю-другую должно хватить. А дальше посмотрим. Я плохо представлял, чем могу заниматься в этом мире. В прошлой жизни я ремонтировал компьютеры и прочую электронику, но тут электроники нет, а значит, и от моих умений проку – ноль.

– А ещё чего интересного происходит в стране? – спросил я.

– Да что может быть интересного? На юге война с королём Людовиком уже второй год. У нас тут – голод. Ничего не меняется. Пужают нас, что драконы близко к заставам подходят. Ну так и в прошлом году пужали. Вольные колобродят по округе, так они всегда колобродили. Что рассказать-то ещё? Сам бы чего рассказал, а то путники у нас – редкость… Ну ладно, ладно, не говори, коли не хочешь. Если тайна такая, я нос свой совать не буду, Бог с тобой.

Кровать моя оказалась не столь мягкой и широкой, как в квартире, где я жил последние три дня, но зато тут было теплее и гораздо уютнее, нежели в апартаментах мёртвого города. Сон казался мне сейчас лишь затянувшимся ночным кошмаром, от которого я, наконец, очнулся и который остался позади вместе со всеми своими отвратительным порождениями.

Утром меня разбудил стук в дверь. Я вскочил, машинально потянулся за пистолетом. Потом вспомнил, где я, и успокоился. В комнате было темно: на улице даже светать ещё не начало.

– Вставай, лежебока, – послышался задорный голос Ефросиньи, – тебе в путь пора.

Точно, совсем забыл. Я поднялся и стал одеваться. Так не хотелось вылезать из кровати, покидать этот гостеприимный дом и переться опять в неизвестность, но что поделать: были дела поважнее, чем торчать в этом захолустном селе.

Я собрался, вышел. В горнице меня ждал парень – низкорослый и мускулистый, с рыжей копной на голове. Мне сразу подумалось, что он – из кузницы. Так и оказалось: сын Трофима.

– Отец прислал, – сообщил он. – Говорит, ты хотел ехать в город.

– Верно, хотел, – подтвердил я. – Уже отправляетесь?

– Да скоро. Но у нас дело к тебе есть одно. Может, выслушаешь для начала?

Сложно было представить, что за дело могли иметь ко мне селяне, которые вчера видели меня первый раз в жизни.

– И в чём оно заключается? – поинтересовался я.

– Пошли к нам домой. Отец всё расскажет.

Мы вышли из дома. Снега было мало, но мороз, кажется, ударил крепкий. Парень поднял воротник своего тулупа, надел рукавички. Он бодро шагал впереди меня, и изо рта его валил пар. Из моего рта тоже шёл пар, но я совершенно не мёрз, хоть одежда моя явно не подходила для такой погоды: жюстокор на войлоке был скорее демисезонным, а треуголка даже уши не закрывает. Но благодаря моей странной особенности, я и голышом не замёрз бы.

Скоро я снова очутился в натопленной избе. Тут, и правда, оказалось много детворы, как и говорил кузнец: я восьмерых насчитал. Парень провёл меня в отдельную комнату. Тут за столом сидели трое: сам кузнец, мужик, с которым я вчера общался возле двухэтажной избы и ещё один – высокий, худой, с длинной острой бородой и суровым взглядом исподлобья. Все трое были одеты в рубахи с вышивкой и жилеты, и производили впечатление людей не самых бедных на селе.

– Ну парень, присаживайся, – сказал кузнец, – как величать-то тебя?

– Саша, – я уселся за стол. – Ну а вас как? И что за дело ко мне имеется?

Мужики представились. Кузнеца я уже знал, мужика, с которым вчера общался, звали Фрол, а длинного – Фёдор. Последний оказался сельским старостой. И я сразу подумал: случилось что-то серьёзное, раз сама местная власть ко мне обратилась.

– А дело у нас вот какое… – начал староста.

Глава 13

Фёдор в подробностях обрисовал мне ситуацию.

К востоку отсюда находились поселения так называемых вольных – людей, которое несли службу на пограничных степных заставах и которые не были прикреплены к помещичьей земле. И всё бы ничего, но среди этих вольных попадались такие, кто не прочь поразбойничать. Сильно они, конечно, не наглели, чтобы не сталкиваться лбом с помещиками, но иногда неприятные инциденты всё же случались. Вот и на прошлой неделе произошло одно крайне возмутительное событие.

Группу вольных во главе с Селиваном Желтомордым – одним ушлым парнем из села Ветряки, что находилось в десяти вёрстах отсюда, видели в окрестностях Высокого. И так совпало, что в тот же день пропали две местные девки, одна из которых являлась дочерью Фрола. Точно никто не знал, что с ними случилось, но селяне были уверены: руку к этому приложил Желтомордый.

Разумеется, крестьяне обратились к помещику, но прошло пять дней, а тот даже не почесался. Тогда они и решили взять дело в свои руки, а именно поехать в Ветряки, что находились в десяти вёрстах к востоку отсюда, и спросить за пропажу непосредственно с Селивана.

Вот только оружия было мало: и помещик запрещал, да и не по карману оно простому крестьянину. У кузнеца имелись два пистоля, и Фрол держал фитильную пищаль, да ещё в паре дворов хранились старые ручницы. А потому, чтобы надавить на ветряковцев, Фрол ездил в город и нанял там пятерых вооружённых парней. Ну и мне тоже предлагали присоединиться к мероприятию. Обещали заплатить два рубля.

– Я как увидел тебя вчера, – сказал Фрол, – так мне сразу мысля и пришла. Лишних людей в таком деле не бывает, а у тебя вон оружия – на целое войско хватит. Пользоваться, надеюсь, умеешь? Не просто так нацепил на себя?

– А что, есть сомнения? – поинтересовался я.

– Всякое бывает, – проговорил кузнец. – Ты, если что, без обид… Нам же надо уверенными быть. А коли стрелять умеешь и не торопишься шибко, задержись на пару дней, помоги, а? Деньги для тебя, может, и небольшие, но и риски невелики. Попужаем их маленько – глядишь, и вернут девок наших. А то ведь мочи нет терпеть их выходки. То приедут, овцу уведут, то поле потопчут, а в позапрошлом году в Грязево даже мужика одного убили. Надо же Селивана приструнить-то, а?

– А помещик что ваш? – спросил я.

– А что помещик? Ему и самому не резон с вольными бодаться. Ещё попробуй ведь докажи, что это ветряковцы, а не кочевники какие. Хотя, помнится, за убитого тогда судились. Но только что проку, если Селиван не угомонится никак?

Я задумался. Я плохо представлял, сколь велика по местным меркам предлагаемая сумма, но если за комнату Ефросинья просила копейку в сутки, то на два рубля можно долго жить. По заверениям мужиков, времени много не займёт: всего-то съездить туда и обратно – итого день. Да и чем я рисковал? Со своими способностями – ничем. Так что, можно сказать, деньги на халяву почти.

– По рукам, – сказал я. – Вы мне – два рубля, а я еду с вами.

На том и порешили. Ехать собирались послезавтра рано утром.

Вернувшись домой, я обрадовал Ефросинью, что деньги скоро будут.

– Работку кое-какую предложили мужики, – я прошёл в комнату и снял перевязь с саблей. – Так что, сегодня-завтра я у тебя тут поживу, ну и заплачу, разумеется, сколько скажешь.

– А, так тебя, небось, запрягли в Ветряки ехать? – догадалась она. – Ох, чует моё сердце, ничем хорошим эта затея не закончится. И зачем с вольными бодаться?

Ефросинья сидела за прялкой и рукодельничала. Дети, как обычно, возились на полу.

– Староста говорит, что вряд ли до драки дойдёт, – передал я, что слышал, хотя и сам не был уверен в этом.

– Да брешет он! Вольные так просто смотреть на вас не будут. У них тоже самопалы имеются. А девок наших, может, и убили уже давно.

– За что? – я стянул с себя кафтан, оставшись в камзоле и рубахе, треуголку повесил на крючок над кроватью.

– Да помнится, Фрол с кем-то из ветряковцев поссорился в прошлом месяце. Может, отомстить решили. У ветряковцев на Фрола зуб. Он в ту сторону ездит лес рубить на продажу, чтоб не на барской земле. Из-за этого всё и началось. В общем, береги себя и на рожон не лезь.

– И не в таких передрягах бывал, – я вышел в горницу. – Надо чем помочь?

– Да ты отдыхай иди, – махнула рукой Фрося. – Сами управимся как-нибудь.

– Так что прикажешь, в постели валяться весь день? – рассмеялся я. – Нет уж, возражения не принимаются.

***

Через день, как и было условлено, мы с мужиками отправились в село Ветряки. Выехали затемно. Народу собралось много: более десятка телег, да пятеро конных – городские парни, которых нанял Фрол. Эти выделялись на фоне крестьян: лица такие же мрачные, бородатые, а вот одежа их напоминала мою. Поверх же были надеты плащи, а не тулупы, как у селян. Все конные имели при себе пищали.

Я ехал в головной телеге вместе с кузнецом, старостой и четырьмя молодыми парнями, в числе которых был сын кузнеца. И у отца, и у сына имелось по кремневому пистолету, заткнутому за кушаки, через плечо висели пороховницы. У старосты на коленях лежала ручница. Остальные же мужики в большинстве своём были вооружены кто вилами, кто топором. Толпа выглядела угрюмо, настрой у всех был боевой.

По пути меня снова стали расспрашивать, откуда я. Сказал, что из Ярска, а откуда иду – не могу открыть по некоторым причинам.

Кузнец прищурился и ухмыльнулся.

– Так сноходец, небось?

Я приподнял брови от удивления.

– Похож? – спрашиваю.

– Ещё бы! Одет по-городскому, при оружии. Да и секретничаешь всё. Да ты не боись. Болтать лишнего никто никому не станет. Ходишь в Сон и ходишь. Твоё дело. Каждый живёт, как может.

В общем, раскусили меня. Ну или почти раскусили. Я промолчал, не стал возражать. Считают сноходцем – пусть считают.

Делегация наша въехала в село. От Высокого оно почти не отличалось: такие же избы, да высокие заборы, только местность ровнее. На окраине – церковь с глазом на главном фасаде, который с каменным равнодушием наблюдал за нами.

Остановились мы возле длинной избы в центре села. Мужики повылезали из телег и сгрудились плотной толпой, а всадники спешились и приготовили оружие. Из калитки вышел полный мужик с широкой бородой. В руке он держал пистолет, на поясе его висела сабля. Он хмурил брови, недовольно оглядывая нас. Следом вышел мужик помоложе с ружьём.

– Кто такие и чего надо? – рявкнул басом толстяк.

– Сам знаешь, Ваня, – вперёд выступил староста Фёдор с ручницей в руках. – Кто наших девок увёл, а? А ну вертайте обратно!

– А я почём знаю? – гаркнул Иван. – На кой ляд сдались нам ваши девки? Своих мало? Сколько можно-то уже нас допекать? Барин ваш к нам приезжал, судом грозился. Теперь – вы припёрлись. Да ещё с оружьем, як тати какие. Белены объелись что ли? А ну валите прочь!

– А вот не надо, – вперёд выступил Фрол, вооружённый фитильным ружьём. – Не надо в уши нам заливать. Селиван Желтомордый с его шайкой у нас частенько околачивается. Вот и неделю назад захаживал. А за каким хреном? Пущай выйдет, мы с него и спросим.

В это время к дому Ивана (который, видимо, являлся старостой этого села) стали сбегаться мужики. И вооружение у них было куда лучше нашего: огнестрел – чуть ли ни у каждого второго, у нескольких при себе имелись сабли. Из собравшейся толпы доносились гневные и оскорбительные выкрики. Особенно агрессивно вела себя молодёжь. Кричали: «проваливайте холопы» и «вертайтесь к своему хозяину». Как я понял, отношения между вольными и крепостными были не самые хорошие. Вольные крепостных презирали, и отсюда, видимо, произрастал их конфликт.

Наша толпа выглядела, конечно, больше, но если вольные занимаются военной службой на границе, значит, и драться они умеют получше, чем мужики от сохи. Но вряд ли сейчас этот факт смог бы кого-то остановить. Все были на взводе.

Начались галдёж и ругань. Ситуация накалялась. Обе стороны не на шутку разозлились. Первого выстрела можно было ожидать в любой миг.

– Тихо! – раздался вдруг хрипловатый гнусавый голос, ветряковцы расступились и вперёд вышел высокий мужик в коричневом зипуне и красном колпаке, отороченном мехом. На щеке его красовался шрам, а лицо его имело желтоватый оттенок, и я сразу же догадался, что передо мной тот самый Селиван, которого обзывали Желтомордым. Местные мужики (да и бабы тоже) не отличались внешней привлекательностью, но этот показался мне совсем неприятным типом. Постоянная ухмылка на губах, в зубах – дыры, нос свёрнут, как у боксёра – ни дать ни взять, разбойник с большой дороги. Роста Селиван был могучего – даже, кажется, выше меня. На боку его висела сабля, а в руках он держал кремниевое ружьё.

– Какие люди! – воскликнул Фрол при виде своего недруга. – А ну говори, пёс, куда дочь мою дел?

– Заткнись, Фролушка, – ухмыляясь щербатым ртом, прогнусавил Селиван, – не видал я твою девку. А если будешь мне докучать, так мы с тобой наш прежний разговор продолжим, только теперь по-другому. Надоел ты мне. Прицепился, как репей.

– А что вы у нас делали на прошлой неделе? – крикнул кто-то из толпы.

– А что хотели, то и делали, – огрызнулся Селиван. – Я – человек свободный. Куда желаю, туда и еду, и не вам, холопам, мне указывать. Понятно вам, морды? Так что валите прочь, покуда целы.

– Да врёт он всё, мужики! – воскликнули в толпе. – Посмотрите на рожу его беззубую. Врёт и не краснеет, падла!

Выкрик это вызвал новую волну негодования. Кто-то вытащил из ножен саблю, кто-то наставил на противника ружьё…

Вдруг раздался выстрел. Я не видел, кто пальнул первым. Но заслышав ружейный хлопок, понял: медлить нельзя. В руках я держал пищаль. Какой-то парень целился в меня. Мы выстрелили почти одновременно. Расстояние было небольшим – шагов десять. Парень завалился на дорогу, а я почувствовал, как сработала моя ледяная защита: пуля угодила мне в живот.

Со всех сторон загрохотала стрельба, завопили раненые, кто-то орал: «бей супостатов!». Белое облако порохового дыма окутало толпу. Мужики с топорами, вилами и саблями ломанулись друг на друга. Я отбросил ружьё, выхватил оба пистолета и выстрелил в Селивана. Его не задело, зато я попал в какого-то мужика, что стоял позади него.

Селиван выстрелил, достал саблю, рубанул по шее какого-то парня, подскочившего к нему с топором, и ринулся на меня. У меня тоже в руках была сабля. Я пригнулся, и сабля Селивана пронеслась над моей головой, а мой клинок вонзился ему в живот.

Свободной рукой я вытащил из-за пояса последний пистолет и пальнул в лицо мужику, который хотел ударить меня топором. Я оттолкнул Селивана и тут же увидел ещё один занесённый надо мной изогнутый клинок. Увернулся, лезвие мелькнуло перед самым носом. Сделал ответный выпад, моя сабля воткнулась в шею врага, и когда я вытаскивал её, кровь брызнула мне в лицо.

Вилы третьего устремились мне в грудь, я снова отклонился, и гардой треснул мужику по зубам, и тот упал, а соседнего рубанул по шапке.

Кругом царил хаос: люди вопили не своими голосами и падали под ноги товарищам, заливая кровью мёрзлую землю. Образовалась толкучка, и где свои, где чужие, уже было невозможно разобрать. Рядом я заметил лысину кузнеца, он вонзил топор в голову какому-то бедолаге, а потом стал размахивать им, не подпуская никого к себе. Слева и справа толпились наши мужики, а на нас наваливался враг, сомкнув свои ряды. Теперь уже невозможно было как следует замахнуться, и я просто тыкал саблей куда попало.

И противник побежал. Сражение началось и закончилось в считанные минуты.

– Стоп! – раздался крик старосты Фёдора. – Хватит!

Драка прекратилась. На залитой кровью земле корчились и стенали раненые, держась за животы, руки, головы. От их воплей самому становилось больно. Несколько человек лежали неподвижно.

– Стойте, мужики! – повторно крикнул Фёдор. – Пущай бегут. Проучили мы их. Где Селиван?

– Тута! – гаркнул кузнец.

Селиван лежал у моих ног и смотрел в небо, держась за раненый живот, из которого алыми струйками бежала сквозь пальцы кровь. Дышал он тяжело и хрипло.

Староста подошёл к нему, присел, схватил за шиворот:

– Где девки наши, говори, гад!

Но Селиван лишь таращился на Фёдора и молчал.

– Тьфу ты, – сплюнул староста. – Помирает.

– Уходить надо, – процедил кузнец, потирая ушибленное плечо. – И своих увозить.

– А как же сестра моя? – спросил молодой безбородый паренёк. Он стоял с топором в руках. Рядом на земле сидел Фрол, держась за окровавленную голову. Я вспомнил этого парня – это был один из тех двоих, что вместе с Фролом грузили бочки в телегу.

– А что мы сделаем? – спросил Фёдор.

– Заложников возьмём, – предложил парень.

Все поддержали эту идею, и несколько мужиков под предводительством сына Фрола отправились в дом местного старосты и принялись ломать калитку.

Обратно возвращались тем же составом. Фрол лежал, голова его была замотана окровавленной тряпкой. Сын кузнеца держался за плечо и кривился от каждого толчка. Трофим и Фёдор сидели, свесив ноги, и покачивались в такт телеге, что колтыхала по замёрзшей земле, едва прикрытой снегом.

Рядом ехали верхом четыре наёмных стрелка. Пятый был ранен, его везли в телеге.

Из телеги позади нас доносился женский плач. Наши забрали двух женщин из дома сельского старосты в качестве заложниц. Стонали раненые. Почти не было того, кто не получил синяки, порезы или переломы, имелись и тяжёлые. Четверо померли, и я знал: помрут ещё, если их срочно не отвезти в больницу. А больниц тут, в округе, понятное дело, нет.

– Видел, как ты дрался, – сказал мне кузнец. – Ловко ты саблей машешь. Это же он Селивана зарубил, – обратился он к Фёдору, кивая на меня.

– Молодец, – кивнул Фёдор. – Не соврал: умеешь махаться. Проучили мы сегодня ветряковцев. Больше не сунут к нам нос. А то ишь, повадились. Думали, отпора не дадим. Дурачьё!

– Не нападут? – спросил я. – Мне кажется, просто так они это не оставят. Соберутся и приедут. Вам же хуже будет.

– Дык, а на что нам и заложницы? Для того и взяли, – объяснил Фёдор, – чтоб им неповадно было лезть.

– И всё же есть у меня нехорошее предчувствие, – я задумчиво поглядел на лес, что тянулся за полем, и добавил про себя: «…но меня это больше не касается».