Текст книги "Дружинник (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Проснулся я рано, до общего подъёма. Доспать надеялся в поезде. Мой старый угольный паромобиль всё это время, пока я жил в крепости, стоял в местном гараже. Топливо ещё оставалось, я развёл в котле огонь, подождал, пока прогреется, и покатил к городскому вокзалу. С собой я не брал ни вещей, ни оружия (которое мне пока полагалось иметь) – только небольшой саквояжик на всякий случай.

Самое простое, что можно сделать с домом – сдавать в аренду. С него я бы мог получать рублей сорок в месяц или даже больше – зависело от состояния. Но на это тоже требовалось время: прибрать его, отремонтировать (семь лет простоя наверняка не прошли бесследно), найти арендаторов. Но с деньгами я сейчас проблем не испытывал, а вот время было ограничено. Так что пока думал просто съездить и посмотреть, не оставил ли мне отец чего интересного.

Машину загнал на платную стоянку рядом с вокзалом, а сам отправился за билетом. Вокзал имел два входа: один – для господ, другой – для простолюдинов. Разумеется, я пошёл во второй. Первый пока нам был не по статусу.

В двери сплошным потоком пёр народ с чемоданами и баулами, зал ожидания был забит. А перед входом стояли несколько паровых извозчиков, и шофёры зазывали выходящих из здания пассажиров.

Ближайший поезд на Москву отходил через полтора часа. Оказалось, что Москва – это небольшая станция, на которой поезд стоял пару минут. Время в пути – почти девять часов. Это значило, что на место я прибуду лишь вечером. Впрочем, на машине получилось бы гораздо дольше, учитывая состояние здешних дорог. Обратный билет я купил на вечер следующего дня. Таким образом, в моём распоряжении были всего сутки, чтобы найти то, что я хотел.

Пока ждал поезд, сходил в продуктовую лавку, купил еды в дорогу, а заодно приобрёл свежую газету и какой-то детективчик, чтобы убить время.

Билет я взял в вагон третьего класса. Классов всего было четыре. Четвёртый – сидячие места, в третьем имелись лежачие. Второй и первый предполагали больше комфорта, но шиковать я не стал.

Народу ехало много. В основном – простые мужики и бабы. Все – с баулами, чемоданами, саквояжами и мешками, что складывались преимущественно в проходе. Пассажиры побогаче, похоже, предпочитали более высокий класс. В вагоне воняло, было душно, а полки располагались в три этажа. И, конечно же, никакого постельного белья. Сервис не на высоте, одним словом.

Забравшись на свою полку, я проспал половину пути, затем перекусил и остальное время скоротал за чтением. В газете писали о ситуации на границе, которая день ото дня становилась только хуже, о подорожании хлеба и о крестьянском бунте где-то на Урале. Затем шли новость о влиятельных родах и царской семье – но там ничего интересного я не обнаружил.

Около пяти вечера подъехали к моей станции. На фасаде обшарпанного здания вокзала значилась надпись: Москва. Перед вокзалом – неасфальтированная площадь, по которой разгуливала домашняя птица, вокруг – дворы, откуда доносилось мычание коров и ржание лошадей. Деревня деревней.

– Э, парень, куды надоть? – окликнул меня извозчик, что дремал пригретый солнцем на облучке коляски – вовсе не паровой, а обычной, на лошадиной тяге. Я назвал адрес, и всего за пятнадцать копеек ямщик неспешно докатил меня до места назначения.

Центр города находился далеко от вокзала. Ближе к центру попадались каменные домики, но в основном, застройка была деревянная, одноэтажная. Москва оказалась значительно меньше Арзамаса. Если в Арзамасе проживало почти сто тысяч человек, то тут – тысяч пятнадцать-двадцать от силы.

Дом, который мне был нужен, стоял на одной из центральных улиц среди частного сектора. Это оказалось двухэтажное здание с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. Выглядел дом заброшенным, на втором этаже пара окон были забиты досками. На первом – все окна закрыты ставнями.

За ключами пришлось идти в городской банк. Они хранились в ячейке. Банк находился в десяти минутах ходьбы, рядом с земской управой, так что вернулся я быстро.

И вот, получив ключи, я, наконец, смог попасть в отцовский дом. За оградой раскинулся сад, но зарос он кустарником так сильно, что без топора не пролезть. Дом же меня встретил запустением и толстым слоем лежащей повсюду пыли. Жилище оказалось довольно просторным: внизу – столовая, кухня и пара комнат. Наверху – спальни. Да и мебель приличная, хоть и старая. Сразу видно: человек тут жил состоятельный. Только коммуникации отсутствовали: ни воды, ни газа, ни электричества. Зато имелся собственный колодец во дворе.

Первым делом я отворил все ставни, впустив солнечный свет. Потом осмотрел комнаты. На втором этаже в одной из спален (в той, где были заколочены окна) царил бардак: на полу, среди осколков стекла, валялись пара сломанных стульев, у шифоньера были оторваны двери. Тут явно что-то произошло.

Лампы в комнатах висели керосиновые. Пришлось сбегать в магазин за топливом, чтоб вечером не остаться во тьме. Вернувшись, я занялся тщательным обыском комнат.

Почти сразу нашёл фотоальбом и кое-какие личные вещи: мундир, медали, книги, старые пожелтевшие газеты, письменные принадлежности. Всё это пребывало в беспорядке, словно кто-то в них уже успел покопаться.

Посмотрел фото. Отец мой, Николай Семёнович Савин, оказался статным офицером с тонкими благородными чертами лица и небольшими усиками. Судя по снимкам, он был некоторое время женат, но детей (кроме меня), кажется, не имел.

В личных вещах я не обнаружил ничего примечательного: того, что я хотел найти, тут не оказалось. Впрочем, если дом кто-то прошерстил до меня (а всё указывало именно не это), то тут и не должно было остаться ничего важного.

Нахлынуло разочарование. Я ожидал найти информацию, но взамен – только старый фотоальбом, книжки и пыль. Единственным результатом моего путешествия стал просмотр фото покойного родителя.

«Да нет же, не может быть всё так просто», – убеждал я себя. Что-то должно найтись, обязательно должно. Мой отец обладал силой, он знал об этом, и даже не попытался оставить хоть какую-то весточку своим потомкам? Задыхаясь и кашляя от пыли, я принялся двигать мебель и тщательно осматривать полы и стены каждой комнаты.

Уже стояла глубокая ночь, когда за шкафом в гостиной на первом этаже я обнаружил шатающийся кирпич. Найдя нож, я его поддел и вытащил. В стене оказалась пустое пространство. Просунув руку в дыру, я нащупал железный ящик. Вынул, открыл. Сверху лежал короткоствольный револьвер с массивным гладким барабаном, украшенным гравировкой. Это была старая модель раздельного заряжания: спереди в барабан закладывались порох и пуля, а в задней части крепились капсюли. Такие револьверы в моём мире были в ходу в середине 19 го века и являлись переходной формой между капсюльным оружием и оружием под унитарный патрон. Видимо, в этом мире подобные пистолеты использовались ещё совсем недавно. К нему прилагался мешочек с капсюлями и пара коробок с патронами в бумажной гильзе, в которую заворачивался порох и пуля.

Под револьвером покоились пять толстых исписанных тетрадей – дневники. Вот оно! Это наверняка именно то, что я искал! Не зря же отец так хорошо спрятал их. В записях обязательно должна иметься информация, которую он хотел скрыть от посторонних глаз.

Я тут же принялся просматривать тетради, устроившись за столом в гостиной. Чтоб прочитать всё, понадобилось бы несколько дней. Сейчас я не имел столько времени, но, не смотря на это, был полон решимости найти хоть какую-то зацепку и полезную информацию.

Большинство записей касались армейского быта. Сделаны они были лаконично, но иногда поражали скрупулёзностью, с которой отец описывал самые обыденные вещи. Имелись упоминания и о паре сражений, в которых ему довелось участвовать. Но в целом, тут не было ничего интересного, так что большую часть я просто пролистывал.

И вот, наконец, в третьей тетради я наткнулся на запись, повествующую о встрече моего отца в Крыму с некой Еленой, с которой у него был давний роман. И тут всю чёткость и лаконичность словно рукой сняло. Последовал ряд расплывчатых формулировок. В нескольких местах говорилось о ребёнке, который должен быть зачат и вырасти в знатном семействе, и о том, что это очень важно для Отечества. Почему, сказано не было. Отец побоялся доверить это даже дневнику. Да и вообще, всё, что связано с этой Еленой (видимо, моей матерью) и ребёнком, упоминалось лишь вскользь. Основную же часть записей по-прежнему занимали скучные бытовые дела.

Больше ничего необычного я не нашёл (или не заметил в куче ненужной информации). Под конец дневника во многих записях чувствовался страх. «Они придут за мной и убьют, – писал отец. – Они узнали, теперь остаётся только ждать смерти». Почти год отставной офицер жил, предчувствуя собственную кончину. И, как оказалось, не напрасно. И снова никакой конкретики. Кто придёт? За что убьют? Впрочем, ответы на эти вопросы я уже знал. А вот почему рождение ребёнка (то есть меня) было так важно для Отечества, я не понял. Отец знал о пятой школе? Он был из тех, кто желал возродить её? Это его инициатива, или кто-то стоит за этим всем? Очень мутная история, одним словом.

Уже светало, когда я закончил просматривать дневники. Стряхнув пыль с кровати, я лёг и уснул. А когда проснулся, в окна било полуденное солнце. Я решил перед отъездом прогуляться по городу, проветрить голову и обдумать всё, что узнал.

Дневники и оружие я сложил обратно в ящик, а ящик – в тайник. Брать с собой ничего не стал. Пока я обитал в поместье и не имел собственного жилья в городе, нельзя держать при себе такие вещи. Если всё пойдёт по плану, если я выживу в битве, стану дружинником и получу некоторую независимость, обязательно вернусь и подробно изучу все записи строчка за строчкой и придумаю, что делать с домом. А пока пусть остаётся, как есть.

Едва я вышел из калитки, как ко мне подошёл мужчина. Одет он был неброско, по-простому: коричневый сюртук, сильно поношенные штаны, кепка-восьмиклинка. Невысокий, с худым тревожным лицом он производил впечатление человека болезненного и замкнутого.

– Здравствуйте! – произнёс он с вежливой натужной улыбкой. – А вы, наверное, наш новый сосед? Позвольте представиться, Георгий.

– Михаил, очень приятно, – ответил я, пожимая протянутую руку.

– Этот дом долго простоял без хозяев, семь лет уже как. Здорово, что тут снова будут жильцы: хороший дом. Его бы в порядок привести только.

– Да, если прибраться и отремонтировать, жильё очень даже ничего, – согласился я.

– Слушайте, а вы случаем не родственником будете покойному Николаю Семёновичу?

– Состою в некотором родстве, верно.

– Я знал покойного. Хороший человек был. Офицер в отставке. Судьба у него только сложилась трагически. А вы, Михаил, надолго к нам?

– Нет. Заехал не денёк имущество глянуть. Вечером уезжаю. Дела зовут.

– Жаль. А то бы заскочили в гости. Про родственника вашего поведал бы. Мы ж с ним знали друг друга. В одной части служили. Ну да ладно. В другой раз, значит. Приедете же ещё.

Человек этот мне показался странным и подозрительным. Но он знал что-то о моём отце, и я подумал, что шанс упускать не стоит.

– У меня есть несколько часов до отъезда, – сказал я. – Я мало знаю о своём родственнике. Было бы интересно о нём послушать.

– Что ж, тогда пойдёмте. Вон мой дом.

Дом находился ниже по улице на противоположной стороне – обычная, ничем не примечательная изба. Георгий, судя по всему, жил один: ни супруги, ни детей, ни родственников. Он пригласил меня за стол, поставил самовар, баранки и печенья.

– С Николаем Семёновичем я служил в Казахстане, – начал он рассказ. – Он был капитаном, а я в денщиках у него ходил. А как в отставку после ранения Николай Семёнович вышел, я служил ему ещё почти пять лет. Под Боранкулом он был ранен в Казахстане. Меня тогда тоже слегка задело. Николай Семёнович был особенным человеком, необычным. И такого человека сгубили.

– Что вы подразумеваете под словом особенный?

– А то и подразумеваю. Да ты лучше сам расскажи, в каком родстве состоишь с покойным? Похожи вы чем-то. Сын у него вроде как есть твоего возраста и зовут так же. не он ли?

Тон Георгия изменился. Прежде он говорил слегка заискивающе, а сейчас я ощутил себя, словно на допросе. Но ещё больше поразило, что он знал о сыне (обо мне, то есть), хотя эта информация скрывалась даже от членов рода, в котором я рос. Никто об этом не должен был знать. А Георгий знал.

– Вы правы, я и есть сын покойного, – признался. – Что ещё вы знаете?

– Немного, очень немного, к сожалению… Но почему ты здесь? Насколько мне известно, ты рос в боярском роду. Но ты не выглядишь, как знатный человек.

– Скажем так, обстоятельства сложились не лучшим образом.

– Понимаю… Главное, что тебя не убили. А вот Николая Семёновича сжили со света.

– И меня пытались.

– Вот как? Что ж, значит, тебе повезло. Пока что.

– Что вы имеете ввиду?

– Знаешь, почему отца твоего убили?

– Знаю. А вы?

– Это касается его силы. Чар пятой школы. Он владел ими. Из-за них весь сыр бор.

– Расскажите поподробнее. Что вы знаете об этих чарах?

– А что я могу знать? Я мелкий человек, слугой почти всю жизнь ходил. Знаю только, – тут Георгий понизил голос, словно нас кто-то мог услышать, – что это – спасение для всех нас.

– Для кого? Выражайтесь яснее.

– Для России! Ты же тоже владеешь ими? Должен владеть. Для этого всё было. Понимаешь? – во взгляде Георгия появился безумный огонёк.

– Простите, мне мало что известно, – сказал я, решив не выдавать свои способности. – Я слышал легенды о пятой школе, но не более.

– Нет, это не легенды, – замотал головой Георгий. – Пятая школа была уничтожена. Намеренно. Она была слишком сильной. Ни один род не устоял бы перед мастером этих чар. Пойми, её существование стало нежелательным. Стихийники истребили всех её представителей. Подло, хитростью взяли. Это был мировой заговор!

Слушая Георгия, мне стало казаться, что мужик слегка поехал крышей. Мировой заговор в условия нескончаемой вражды всех со всеми, когда две стороны порой даже о перемирии не могут договориться? Чушь какая-то…

– Что ж. Жаль, конечно, что так сложилось, – сказал я, – но теперь ничего не поделать.

– Нет, не всё потеряно. Ты просто многого не знаешь. Есть люди. Они хотят вернуть пятую школу. Если найдётся тот, в ком есть сила, его поддержат и направят на путь истинный.

– И кто же эти люди?

– Они желают оставаться в тени до поры до времени. Даже я не знаю их. А отец твой знал. Но однажды всё откроется, однажды обман падёт. Нас столетиями вводят в заблуждение, понимаешь?

– Пока я не понимаю ровным счётом ничего, – честно ответил я.

– Нас обманывают! Всех. Они, – Георгий показал пальцем вверх. – Они закабалили нас. Объявили вне закона. Пойми, способности есть у многих.

– Я это знаю, – сказал я.

– Вот! Ты уже в курсе. У тебя уже глаза открыты. Беда в том, что мы вжились в шкуры рабов, привыкли считать себя низкими, недостойными, привыкли пресмыкаться.

– К сожалению, помочь ничем не могу, – пожал я плечами. – Я обычный человек.

– Не верю. Отец твой надеялся на тебя, матушка надеялась. Всё было запланировано. Неужели ты не владеешь силой? Неужели всё напрасно?

– Жаль вас разочаровывать, но я ничего об этом не знаю. Что и кем было запланировано?

– Не знаешь. Не знаешь… Я – тоже мало чего знаю, я маленький человек, – Георгий покачал головой и как-то обречённо посмотрел в кружку. – Твой отец держал всё в тайне… Когда стало известно… Когда он понял, что его убьют, он меня отослал… Но ты угощайся, чего сидишь?

Дальнейшая беседа не клеилась, Георгий замкнулся в себе. Попив чаю, я попрощался и пошёл бродить по городу. После разговора меня не покидало чувство, словно я пообщался с сумасшедшим. Какие-то мировые заговоры, тайные общества… Бред какой-то. И всё же не давала покоя мысль, что он и правда что-то знал, просто говорить не хотел. Я тоже не сказал ему о своей силе: этот тип не вызывал доверия. И всё же я собирался его расспросить. В следующий свой приезд, если он состоится. Появилась ещё одна зацепка, и надо было её раскрутить любыми способами. А сейчас времени до поезда оставалось не так много.

Побродив по маленькому городку, который в моём мире был огромной столицей, я вышел на берег Москвы-реки. На склоне раскинулись дворы. Сев в траву, я стал смотреть на воды, что мирно текли куда-то по своим делам, не обременённые заботами людскими. Поездка не дала ответов, только ещё больше запутала. Оказалось, что у моих родителей был какой-то план, и за всем этим стояли какие-то загадочные личности. А может, это – просто бред сумасшедшего? Может, мой папаша головой тронулся на почве обладания тайной силой и напридумывал всякого? Но ведь Катрин тоже говорила, что есть люди, желающие возвращения пятой школы. Знал ли о них Георгий? Да что мог знать этот денщик, проживший полжизни в деревне?

Устав от раздумий, я попытался отогнать мысли и обрести тишину в голове. Посидел так с часок и пошёл домой. Взял саквояж, закрыл ставни. До поезда оставалось мало времени, надо было спешить, а все лишние заботы – выкинуть из головы. Самое главное сейчас – битва, в которой мне предстояло участвовать уже совсем скоро.

Глава 7

В крепости ждал сюрприз: оказалось, меня переселили. Теперь я жил отдельно от остальных отроков, в тесной комнатушке в доме прислуги. Матвей Александрович сообщил, что мне не надо больше являться на общие трапезы, еду мне будут приносить.

– Было расследование? – спросил я. – Что решили?

– Всё расскажет Борис Вениаминович, – сказал младший наставник, – теперь тебя только он курирует, я тобой больше не занимаюсь. Кстати, через полчаса он ждёт тебя в своём кабинете.

Перекусив тем, что осталось с поезда и переодевшись в тренировочный костюм, я пулей помчался к старшему наставнику.

– Отдохнул? – сходу спросил Борис Вениаминович, после моего приветствия. – Оставшиеся дни будешь тренироваться так, что пар из ушей пойдёт. С шести утра до обеда ты должен заниматься с энергетическими чарами и ментальным контролем, оставшиеся полдня – упражняться с артефактами и холодным оружием. Надеюсь, за это время хоть какой-то прогресс будет. Твои мысли должны быть полностью посвящены предстоящей битве.

– Слушаюсь. Но, что решено по поводу… – хотел я спросить, но строгий взгляд оборвал вопрос.

– Так, по поводу недавнего инцидента, – продолжил Борис Вениаминович. – Расследование не дало доказательств твоей правоты. Другая сторона по-прежнему отрицает свою вину, за парней вступились их семьи, выдвинули встречное обвинение. В связи с неоднозначностью ситуации глава рода велел устроить суд поединком. Против тебя выступит отец одного из отроков. Само собой, поединок должен проходить честно: использование энергии тебе запрещено. В остальном – как обычно, в соответствии с обычаем.

– Разве может отрок драться с дружинником? – спросил я.

Не смотря на то, что я не так давно приобщился к местным обычаям, я уже знал о судебных поединках, а так же знал, что в них могли решать споры только члены рода и младшие дружинники, и только с человеком равным себе по статусу.

– Не может. Поединок назначен на день после церемонии принятия тебя в дружину – таково распоряжение Арсентия Филипповича.

Я поклонился, сказав, что это честь для меня. Я ожидал, что в дружину меня примут после битвы. Но похоже, глава рода решил, что выпускать на битву отрока – это для рода полный зашквар и решил меня хотя бы дружинником сделать.

– Оставь любезности, – недовольно буркнул Борис Вениаминович. – Тренируйся. Усердно тренируйся! От этого зависит твоя жизнь и, возможно, исход битвы.

Весь день я тренировался самостоятельно. Я хорошо знал упражнения, которые полагалось выполнять для развития ментального контроля и энергетики. Мотивации же было хоть отбавляй. Наставник знал это и, вероятно, поэтому не сильно вмешивался в учебный процесс. А может, он и сам был плохо осведомлён в вопросах тренировки моей силы – такое я тоже допускал.

То, что меня скоро примут в дружину, стало хорошей новостью, но сейчас это не имело значения. Если битва будет проиграна, если род уничтожат, а меня убьют – какая разница, отроком я помру или дружинником? Возможно, поэтому Птахины и пошли на этот шаг – шаг отчаяния. Они хватались за последнюю соломинку, понимая, что обречены.

Во второй половине дня пошёл дождь, который закончился только к вечеру. Я тренировался при любой погоде. В холодное время года тренировки проходили в помещениях, ну а пока на улице стояло лето, я занимался под открытым небом и в дождь, и в жару. При этом следовало настолько очистить свой разум, чтобы на существующие неудобства даже внимания не обращать.

Когда я закончил тренировку, уже темнело. Теперь – ужинать, спать, а завтра – опять за работу. Я устал, вымок и был голодный, как собака. Но первым делом я решил сходить во флигель проведать Таню, поинтересоваться, как она себя чувствует, и не случилось ли неприятностей за время моего отсутствия.

Однако Тани во флигеле не оказалось. Служанки сообщили, что позавчера её переселили, а куда – никто не знал. И я, не солона хлебавши, побрёл обратно. Может, оно и к лучшему. Узнав об инциденте, род позаботился о том, чтобы поселить девушку в безопасном месте. Ну а мне стоило поменьше отвлекаться: чем меньше посторонних мыслей, тем разум более сфокусирован.

Но не успел я отойти от флигеля, как увидел уже знакомую белую лошадь с юной всадницей. «Принесла нечистая», – подумал я, когда девица направилась ко мне.

– Кого я вижу! – воскликнула она, преградив дорогу. – Михаил Барятинский собственной персоной. Или как там тебя называть сейчас?

Девушка спешилась. Она оказалась невысокой, но хорошо сложенной, довольно фигуристой и развитой не по годам.

– Пойдём, – велел она, протягивая мне поводья.

– Я тороплюсь, если что.

Приставания неизвестной особы меня совсем не радовали.

– Это приказ, – грозно взглянула на меня девица. – Хочешь ослушаться приказа боярской дочери, простолюдин?

– Ладно, как скажешь, – произнёс я. Подумал: может, разузнать что получится.

Взяв поводья, я побрёл за девицей к пруду. Если она так себя назвала, значит, передо мной – дочь либо Арсентия Филипповича, либо одного из его братьев. «И чем же я тебе насолил, дочь боярская?»

– Зачем ходил к флигелю? – девица шагала впереди меня и, задав вопрос, даже не обернулась.

– Были дела.

– Что же за дела такие?

– Это важно?

– Отвечай! – властно повторила она.

– Знакомого ходил проведать.

– Знакомого или знакомую? Опять новую девку завёл?

Я промолчал.

– Кто она?

– Давняя приятельница.

– Давняя? Ах вот как? И какая же по счёту?

– Не помню, забыл сосчитать, – мрачно произнёс я.

Подошли к пруду и остановились на живописной прибрежной лужайке. У самой воды росли две берёзы, свесив к воде ветви.

– Помнишь это место? – спросила девушка.

– Помню, – естественно, я ничего не помнил, но, видимо, должен был.

– Мне тут нравилось раньше…

– Чем я тебе насолил? – спросил я прямо, устав от этих непонятных игр.

– Чем?! – девушка обернулась ко мне в ярости. – И ты ещё спрашиваешь?! А сам не догадываешься? Кто мне клялся в любви, а?

Ну в принципе, я догадывался…

– Слушай, мы родственники, какая любовь? – пожал я плечами. – Это ж детские шалости, сама должна понимать.

– Детские шалости?! Ах вот ты как заговорил? – боярская дочь приблизилась ко мне вплотную. – А хочешь, мои батюшка с матушкой узнают о твоих выходках? И вообще, я тебе запросто голову камнем раскрою, если пожелаю! Так что думай, что говоришь, отрок!

Я сосредоточился, вызывая энергию. Боярская дочь была настроена как-то уж очень враждебно: вдруг и правда попытается притворить угрозы в жизнь? От этой взбалмошной девчонки можно ожидать чего угодно.

В целом, мне уже стало ясно, из-за чего сыр-бор. Передо мной оказалась очередная пассия Михаила из прошлой жизни. И чем дольше разговор затягивался, тем больше меня брала досада на то, что мне приходится с этим разбираться. Я устал и хотел есть, завтра – снова тренировка, а тут – выясняй отношения со своими бывшими. Делать нечего, ага.

– Извини, – сказал я примирительным тоном. – Да, обидел тебя. Да был дурак дураком. Но сама понимаешь, всё течёт – всё меняется. Меня изгнали, моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я теперь отрок в вашем доме. Какое у нас будущее?

– Что, думаешь отбрехаться? Что мне твои извинения? Ты со всеми так? Наобещаешь кучу всего, а потом – извиняться? Я что, тебе просушка какая-нибудь, с которой подобные фокусы пройдут? – девица скрестила руки на груди, а над моей головой завис небольшой острый булыжник.

– Что-то мне подсказывает, что родители тебя не похвалят, если ты пришибёшь меня камнем, – заметил я, покосившись на летающий объект у моего виска.

– А мне плевать! Кто ты? Отрок безродный? Ублюдок? Кто тебя хватится?

Энергия наполнила моё тело. Я вздохнул с облегчением: что бы она теперь не вытворила, я – в безопасности.

– В любом случае, нехорошо камнями кидаться по чём зря, так что завязывай, – произнёс я с невозмутимым видом. – А мне пора. Прощай.

Я развернулся и пошёл. Признаться, ожидал, что камень полетит мне в спину, но боярская дочь зашвырнула его в реку – я это понял по всплеску.

– Да будь ты проклят! – воскликнула она. – Когда-нибудь, я тебя обязательно пришибу!

«Ну да, ну да, попробуй», – только и подумал я, решительно шагая прочь.

Следующий день прошёл по намеченной схеме: первую половину дня я занимался ментальными тренировками. Но когда пришло время обедать, слуга, что обычно приносил еду, почему-то не явился. Я был голоден, как чёрт, и уже думал, что устрою парнишке разнос за такую возмутительную задержку поставок продовольствия.

Но тут среди деревьев показалась знакомая фигура.

– Катя? А ты откуда тут? – удивился я, когда девушка приблизилась. На лице моём сама собой расплылась довольная улыбка.

– Да так, проведать решила, – в руках Катрин держала корзину, в которой мне приносили еду. – И обед тебе доставила. А то проголодался, поди.

– Не представляешь, как я рад тебя видеть. Хотел навестить, да не знал, где живёшь. Как чувствуешь себя?

– Превосходно! Всё благодаря твоей девушке. Она – сильный врачеватель. Если б не она, тот бой стал бы для меня последним. И где ты её откопал?

– А вот! Места надо знать. Полна земля русская самородками.

– Признаться, я удивлена, что Арсентий Филиппович взял её в услужение. Он человек… слегка неординарных взглядов. Многие годы провёл за границей. Некоторые члены рода осуждают такие взгляды, но надеюсь, решения его дадут хорошие плоды, иначе, род будет очень недоволен. Но ты, наверное, рад, что твоя девушка теперь в поместье?

– Как сказать. Ты слышала о том, что произошло три дня назад? А теперь я даже не знаю, где она. Поместье большое, не найдёшь, да и времени нет.

– Насколько я слышала, Таня на днях должна принести клятву – она станет отроковицей. Если её способности род оценит высоко, в обиду её никто не даст. Слушай, не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась, так что давай за обедом поболтаем.

Усевшись под развесистой берёзой неподалёку, Катрин расстелили на траве полотенце и вытащила два железных походных котелка с супом, ещё один – с картошкой, краюху хлеба, овощи, две здоровые поджаристые рыбины, термос и две кружки.

Мы налегли на провиант и некоторое время ели молча.

– Как вообще тебе в поместье? – спросила Катрин. – Я понимаю, тебе, наверное тяжело. Ты раньше сам был членом рода, а теперь… Но это лучше, чем в Арзамасе.

– Хрен его знает, где лучше, – я выхлебал котелок щей и принялся за второе. – Но мне нравится тренироваться. Чувствую, что занимаюсь тем, чем следует. Правда с недавних пор одна молодая особа докучает.

– Елизавета? – Катрин улыбнулась. – Ну а что ты хотел? После того, что у вас было…

– Да уж, ошибки молодости.

– Кто б говорил!

– Меня жизнь за эти месяцы многому научила.

– Ладно, ладно, верю. Ты и правда изменился. Ну тебе недолго мучиться осталось: скоро Дмитрий Филиппович отправит её на Урал к родственникам. Он полагает, что большой город дурно влияет на неё.

Мы ещё некоторое время ели молча.

– Ты же знаешь, что мне скоро предстоит? – спросил я. – Я буду участвовать в битве родов.

Катрин так и застыла с набитым ртом, озадаченно глядя на меня, а потом, дожевав картофелину, спросила:

– Но как такое возможно? Ты же не член рода. Тебе не положено сражаться. Даже младшая дружина не может участвовать в битве, а ты и вовсе в отроках ходишь.

– Знаю, что не должен. И всё же буду. Арсентий Филиппович хочет использовать мою силу.

– Но это очень опасно! Битва родов – это кровавая бойня, в которой многие погибают. Поэтому их так редко устраивают, – в глазах Катрин была тревога.

– Что будет, то будет, – пожал я плечами. – В конце концов, за последние две недели я достиг некоторого прогресса в своих навыках. Так что надежда есть.

– Хотела бы я драться рядом с тобой, но, к сожалению, мне этого не позволят, – дружинница опустила взгляд и нахмурилась.

– Тебе ни к чему. У тебя же нет способностей.

– Да. Значит, ты должен помочь роду одержать победу, раз тебе оказали такую честь. Любой дружинник желал бы быть на твоём месте и погибнуть за род в столь грандиозном сражении.

– А я, признаться, не очень рад. У меня цели другие. Вас вон как воспитывают: за род свой копыта двинуть – самое великое счастье на земле. А для меня – нет.

– И всё же память о тебе останется в веках.

– Даже никто не узнает о моём участии. Я буду в броне. Меня не должны видеть. Но я вот о чём с тобой поговорить хотел. Меня сейчас тренирует Борис Вениаминович, но он крайне мало рассказывает об энергетических чарах. А мне нужна информация. Наверняка, в имении есть книги по этой технике. Достать бы их.

– Не надо! – строго предупредила Катрин. – Тебе только начинают доверять. Гляди, не испорти всё! И я тебе в этом не помощник. Возможно, после битвы наставник с больше охотой поделится с тобой знаниями, но к книгам доступ нам запрещён, как ты не поймёшь?

Закончив с картошкой и рыбой, мы принялись за чай.

– Что ж, как хочешь, – пожал я плечами. – Просто это странно: меня пытаются чему-то учить, но знания дают лишь урывками, скрывают всё.

Катрин не успела ответить. На дороге показались пятеро: Борис Вениаминович и дружинники, и я понял, что мне предстоит очередная взбучка. Теперь, похоже, меня поставят против четверых. Ну ничего: как говорится, тяжело в учении, легко в бою. Хотя, если учитывать, какой бой грядёт, там будет ещё тяжелее.

Мы с Катрин вскочили и поклонились Борису Вениаминовичу.

– Что, молодые люди, трапезничаем? – спросил тот весьма добродушно вопреки своему обыкновению. – Ну всё, довольно, пора продолжать тренировку. Ступай, Катрин.