Текст книги "Дружинник (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Я заперся в кабинете. Ожидание казалось пыткой, и я места себе не находил: то вышагивал по комнате из угла в угол, то сидел за столом взявшись за голову. К горлу подкатывал ком, я буквально всей душой ненавидел Григория и всех этих отпрысков местной аристократии, что стояли и спокойно смотрели на происходящее. И ведь ни одна сволочь пальцем не пошевелила, чтоб остановить этого подонка. Наоборот, на меня все набросились, как свора дворовых собак. «Если б я мог, – думал я, – всем бы вам шеи посворачивал».

Звонок.

Я поднял трубку.

– Что у тебя происходит? – раздался гневный голос Дмитрия Филипповича. – Мне только что позвонила Ольга, сообщила, что её сын и один из отпрысков Воротынских попали в больницу. Ты что там творишь?

– Я всего лишь выполнял ваш приказ, – сказал я, борясь со злостью, что распирала меня, – пытался оградить вашу Елизавету от тлетворного влияния.

– Я не приказывал калечить боярских детей! Ты понимаешь, чем это грозит? И это в такое-то время!

– На меня было совершено нападение, – сказал я, – я защищался. Катрин сильно пострадала, и эти «дети» получили по заслугам.

– Ты хочешь сказать, что чуть не отправил на тот свет главу младшей ветви из-за того, что пострадала дружинница? Ты в своём уме?

– Вы меня не слушаете, – я старался говорить как можно спокойнее, – на меня напали, когда я выполнял ваш приказ. Мне, может, надо было другую щёку подставить? Я не понимаю.

– Я тебе говорил, что с умом действовать? Говорил! А ты устроил настоящий погром! Сгорел ресторан, пострадали двое знатных отпрысков. Мыслимо ли? Ты вообще хоть немного думаешь о репутации семьи? Или для тебя это – пустой звук?

И тут меня захлестнуло. Слова эти и гневный тон главы рода стали последней каплей.

– Репутация семьи? – усмехнулся я. – Какой, на хрен, семьи? Это ты себя называешь семьёй? Да вам всем насрать было на меня. Если б не мои способности, вы бы обо мне даже не вспомнили. Хороша семейка! Да если бы тайна не раскрывалась, я бы по гроб жизни в слугах бы ходил и пятки вам лизал. Разве нет? И после этого у тебя поворачивается язык говорить о семье? Люди за вас жизнь отдают, а вам насрать. Разумеется! Это же не член рода, это так – простолюдинка, которой вы внушили, что подохнуть за вас, мудаков – это величайшая честь на свете. Вот только мне не насрать. И за тех, кто мне дорог, я отплачу сполна. Понятно? И я ни капли не жалею, что поломал пару костей этим знатным утыркам, которых врачеватели через неделю опять на ноги поставят. И если понадобится, сломаю ещё.

– Ты, кажется, забываешь, с кем разговариваешь, – в голосе Дмитрия почувствовалось холодное бешенство. Будь он здесь, наверное, мне в голову точно прилетел бы булыжник.

– Да пошёл ты! – я бросил трубку, схватил телефон и швырнул об стену. Меня и так переполняли горе и ярость, а разговор этот только подлил масла в огонь.

Я сел на пол, прислонился к стене и попытался успокоиться. Постепенно ясность мысли стала возвращаться. Дмитрий говорил правду: и младшая ветвь, и Воротынские, которых я прежде знать не знал, после случившегося наверняка на меня всех собак спустят, а возможно, это даже коснётся всего рода. Глава рода, посланный мной куда подальше, тоже вряд ли это так просто оставит. В общем, в весёлом положении я оказался. И это, если не считать того, что Барятинские (и чёрт знает, кто ещё) жаждут моей смерти. А кто на моей стороне? Да никого.

Тут в кабинет вломился десятник.

– Михаил, быстрее сюда!

Мы влетели в комнату Катрин. Таня лежала на полу без сознания.

– Твою мать! – воскликнул я. – Этого ещё не хватало. Несите в мою комнату!

Я побежал в кабинет, поднял телефон. К счастью, он ещё работал. Достав визитку, я набрал номер Якова.

– Ты говорил, что знаешь врачевателей? – с ходу начал я. – Нужен срочно!

– А, Михаил, – узнал он меня. – Что, совсем всё плохо? Не волнуйся, сейчас вызвоню своего человека. Жди.

Вскоре приехал толстый господин с лысиной и густыми бровями. Это и был врачеватель. Я провёл его в комнату Катрин. Таня умудрилась вытащить осколок из головы дружинницы, и теперь над правым глазом зияла рваная рана. Врачеватель осмотрел её.

– Дела плохи, повреждён мозг, – констатировал он. – Вы же надеюсь, понимаете, что мы не всесильны. А случай это тяжёлый. Девушка сейчас в коме, и я не могу дать никакой гарантии, что она поправится. Головной мозг – штука сложная, не каждый врачеватель возьмётся за такое. Но я сделаю всё, что в моих силах.

Затем я отвёл его к Тане.

– Она – врачеватель, – объяснил я. – Упала в обморок.

– Зачем вы ей доверили лечить такие сложные травмы? – доктор посмотрел зрачки, проверил пульс девушки. – У неё какая степень?

Я пожал плечами:

– Ну как же так вы не знаете? А надо знать! Она очень молода для серьёзной степени. Ей нельзя такими вещами заниматься. Это опасно. Ладно. Ту я забираю в лечебницу, эта девушка пусть остаётся пока здесь. Дыхание и сердцебиение в норме. Если не очнётся через три часа, звоните, – он вручил мне свою визитку.

Катрин забрали, а я остался с Таней, проклиная себя за свою несообразительность. Я знал, какими усилиями порой Тане даётся врачевание, но даже не подумал, что сейчас она может не выдержать. Теперь я остался один. Обе девушки, которых я любил и которые для меня были самыми близкими людьми на всё белом свете, находились на грани жизни и смерти, а все родственники от меня отвернулись.

Целый час я сидел на кровати и смотрел на неподвижное лицо моей любимой, на котором застыло умиротворённое выражение. Я хотел сейчас только одного: чтоб она очнулась. Три часа – за это время Таня должна придти в себя. Меня клонило в сон, но я намеревался высидеть до конца.

Постучался Гаврила, я разрешил войти.

– Пришли люди Птахиных-Свириных, – сообщил он, – тебя требуют в поместье.

Глава 19

Меня не повезли в особняк – доставили в дом артефактора. Сопровождали трое дружинников, один из которых являлся членом семьи (я видел его на ужине). Перед отъездом я переоделся, чтобы выглядеть соответствующим образом, причесался, умылся, а пока везли, успокоился и привёл мысли в порядок. Хоть на душе кошки скреблись, и эмоции распирали так, что хотелось кого-нибудь придушить, следовало начинать думать о том, как решать проблемы, а не усугублять их.

Я прокручивал в голове разные варианты того, что ждёт впереди, даже подумал, что меня могут попытаться устранить физически. Тогда, само собой, придётся драться снова, и снова – с сильным.

Меня привели в гостиную. Ольга Павловна сидела на диване и попивала чай. На лице её не было эмоций: женщина умела их скрывать, когда требовалось.

– Присаживайся, Михаил, – кивнула она на кресло рядом, когда дружинники ушли. В тоне её не чувствовалось ничего, кроме холодной сдержанности.

Я сел.

– Григорий сейчас в больнице, – продолжала Ольга Павловна. – У него сотрясение мозга, обширный ушиб внутренних органов, сломаны позвоночник и несколько рёбер. Как будто его грузовик переехал. Множественные порезы на теле. Даже с такими опытными врачевателями, как у меня, на восстановление потребуется не меньше месяца. Что произошло?

Я спокойно и обстоятельно рассказал обо всех событиях, начиная со звонка Аграфены и заканчивая дракой и тем, что случилось с Катрин. Ольга Павловна внимательно меня слушала.

– Я понимаю ваши чувства, – закончил я, – вы любите своего сына и огорчены произошедшим несчастьем. Но не скажу, что жалею о случившемся. Я поступил так, как поступил бы каждый на моём месте. Я не желал конфликта, и развязал его не я, но когда дошло до драки, ответить было делом чести. Скажу больше: я оказался в худшем положении, чем вы. Ваш сын через месяц поправится, а жизнь моей дружинницы и близкого друга всё ещё под угрозой. Врачи не дают гарантий, что она выживет.

– Поэтому я тебя не виню, – сказала Ольга Павловна.

Я вначале ушам своим не поверил. Мать, у которой сын валяется весь переломанный в больнице, говорит такие слова? Конечно, врачеватели даже мёртвого на ноги поставят, и выздоровление Григория – лишь вопрос времени и нескольких тысяч рублей, что для рода – деньги небольшие, но всё равно такая сдержанность была неестественной и даже, в некоторой степени, подозрительной.

– Мой сын никогда не отличался благоразумием, – продолжила боярыня, – и много натворил того, за что семье приходилось краснеть перед другими. Как ни тяжело мне это признавать, кто-то должен был научить его уму разуму.

– Так значит, конфликт исчерпан?

– Некоторые члены семьи желают, чтобы ты заплатил штраф за причинение вреда здоровью, но я считаю, что это излишне и не стану предъявлять тебе иск. Однако у Воротынских, чей отпрыск так же пострадал в драке, всё ещё имеются к тебе вопросы, и тут я бессильна.

– Что ж, и на том спасибо. С ними как-нибудь сам разберусь.

– Очень на это надеюсь и постараюсь помочь, чем смогу. Знаешь, я всё раздумываю о твоей силе. На поле боя ты хорошо себя показал, но там ты был не один. Теперь – драка в ресторане. Три человека чуть не погибли от твоей руки: трое сильных, пусть и не высокой ступени. Ты – весьма способен. Много сможешь достичь благодаря своему таланту.

– Или нажить кучу проблем, – усмехнулся я.

– Разумеется, без чуткого руководства вначале пути легко наделать ошибок. Но всё равно такой талант должен быть оценен по достоинству.

– И род оценил его, приняв меня к себе.

– И отослал тебя прочь, приставив надзирателей?

– Это ради моей безопасности, – ответил я, начиная догадываться, к чему идёт разговор.

– Зная Дмитрия, я бы сказала, что он просто боится. Ему нужна твоя сила, но твоё участие в делах семьи не нужно. В конце концов, в планах не было принимать тебя, так ведь? Дмитрий ясно об этом сообщил, указав тебе твоё место при всех. И это после того, что тебе довелось пережить, после предательства собственной семьи!

«Чёрт, а ведь на больную мозоль давит, – усмехнулся я про себя, – знает, на чём играть. Что ж, подыграем, посмотрит, что предложат». С одной стороны следовало дать понять, что я не побегу к ним сломя голову, стоит только пальцем поманить, и задёшево не продамся, с другой стороны – не сжигать мосты, особенно сейчас, после моей размолвки с главой рода.

– Что верно, то верно, – грустно улыбнулся я. – После семнадцати лет в боярском доме, приходится привыкать к новой роли. Но в данных обстоятельствах это не так уж плохо. Птахины вспомнили обо мне, и я должен быть им благодарен.

– Да, твой род кое-что сделал для тебя. Это несомненно, – согласилась Ольга Павловна, – но боюсь, твои навыки слишком необычны, чтобы Птахины воспринимали тебя, как своего.

– Моя сила действительно необычна, и с последствиями этого мне придётся смириться, – пожал я плечами и вежливо улыбнулся. – Но жизнь всегда может повернуться самым непредсказуемым образом.

Ольга Павловна выразила надежду, что это не последний наш разговор, и на этом мы расстались. Перед уходом она вернула артефакты, которые находились на перезарядке, и забрать которые у меня до сего дня времени не было.

Слова Ольги Павловны выбили меня из колеи. Я готовился к скандалу, ссоре, обвинениям. А тут оказывается, что меня желают переманить на свою сторону. Вот только чем именно? Что они могут предложить? Сейчас эта тема была особенно актуальной. От главы рода я ожидал любой реакции вплоть до очередного изгнания.

* * *

Прокопий Иванович спустился в гостиную. Ольга Павловна сидела, откинувшись на диван и закинув ногу на ногу. Чашка чая опустела.

– Вы слышали наш разговор? – спросила боярыня. – Что скажете?

Пожилой артефактор устало опустил в кресло свою сгорбленную фигуру.

– Мальчик не уверен, с кем хочет быть. Держится за своих благодетелей – это понятно, но пока он многое не понимает. Он ищет знания о своих способностях, желает разобраться в себе. Мы с ним немного общались по этому поводу. Думаю, если с ним продолжить работать, результат будет.

– Должен быть, – сказала Ольга Павловна. – Если всё так, как вы утверждаете, при правильной тренировке он достигнет многого. У нас погибли двое, и нам нужны сильные воины, если хотим объявить о своей независимости. Барятинские и так лезут с претензиями, и ещё неизвестно, как Птахины отреагируют. Я уж не говорю, что нужно кого-то отправить, если начнётся война. И кто останется? Мы с вами?

– Но что ты хочешь ему предложить? Не забывай, что мы имеем дело с отпрыском Барятинских. Слухи о нём ходили не лестные, сама же знаешь. Нам и одного сумасброда хватает в семье. А этот ещё и силой наделён такой, что не приведи Господь, – Прокопий Иванович понизил голос. – Если желаешь знать моё мнение, то лучше будет, если его кто-нибудь устранит. Сам я грех на душу брать не желаю, но если это случится, всем станет спокойнее.

– Я знаю, что говорили про Михаила Барятинского, но вижу совсем другого человека. Слухи, как и легенды: истины в них мало. Я подумаю, что ему предложить. Когда вернём наши заводы, возможностей будет больше. Но знаете, что дороже любых материальных благ? Семья! Мальчик должен почувствовать, что у него есть друзья в этом мире. Подумайте сами: его предали близкие, и все вокруг пытаются либо убить, либо использовать его – он это видит. Так вот пусть он поймёт, что мы готовы стать ему новой семьёй! Обвенчаем его либо с Марией, либо с Ксенией. Лет через пять можно женить. Убедим, что в отличие от старшей ветви, не собираемся ложиться под Барятинских. Дадим в управление какую-нибудь лавку для начала.

Прокопий Иванович усмехнулся и покачал головой:

– Дай Бог, чтоб всё случилось так, как ты планируешь и чтоб парень не вышел из-под контроля. Поначалу я тоже скептически относился к его способностям: энергетическая школа слаба, не думал я, что он один из этих уникумов. Насколько мне известно, в мире сейчас лишь двое таких. А ещё меня беспокоит, как Гришка посмотрим на это. Он же глава рода как-никак.

– После того, что произошло, он по струнке будет ходить, – махнула рукой боярыня. – А если нет, Михаил решит эту проблему, – в голосе Ольги Павловны послышались железные нотки.

Прокопий Иванович покачал головой:

– Тяжело мне от тебя слышать такие слова.

– А мне тяжело их произносить, но есть репутация рода, и когда мы добьёмся независимости, она станет ещё важнее. Я всегда считала, что на роль главы гораздо больше подходит Алёша. Он более смышлёный.

– Может быть, но ему ещё только пятнадцать.

– Через два года он сможет вступить в должность. Когда Аристарх подал мне эту идею, я тоже долго не могла её принять. Но время идёт, и Григорий показывает себя не с лучшей стороны. Или он возьмётся за ум или…

Ольга Павловна не договорила, но это и не требовалось. Прокопий Иванович понимающе закивал.

– Так что Михаила надо продолжать обрабатывать, – сказала боярыня. – Подключу нашего человека.

* * *

Я приехал домой уставший. Сильно хотелось спать. Таня по-прежнему была без сознания, не смотря на то, что уже прошло три часа. Позвонил врачевателю.

Он приехал довольно быстро. Послушал сердце, проверил дыхание и зрачки, и снова заявил, что состояние девушки стабильное и опасаться нечего. Из-за большой нагрузки ресурсы организма иссякли, и он перешёл на экономичный режим – обычная защитная реакция. Теперь оставалось только ждать, пока силы восстановятся. Врачеватель успокоил меня, заверив, что к смерти такое приводит редко, и данный случай не похож на сложный. Все показатели в норме, и девушка должна очнуться в ближайшее время.

– Впрочем, если вам будет спокойнее, я устрою Татьяну в лечебницу, – сказал он. – Да, это стоит денег, но она будет находиться под круглосуточным наблюдением персонала.

Подумав, я отказался, решив, что лично присмотрю за ней. За вызовы доктора и лечение Катрин и так придётся отвалить значительную сумму, а сбережения мои подходили к концу.

Я расспросил насчёт Катрин. С ней оказалось всё гораздо хуже.

– Мозг человеческий – штука сложная, – ещё раз повторил врачеватель, – а он сильно повреждён, целостность тканей нарушена, произошло кровоизлияние. К сожалению, не могу гарантировать скорейшее выздоровление. Но не отчаивайтесь: я знаю случаи, когда люди выживали с более тяжёлыми травмами. Мы делаем всё возможное. Завтра раны уже будут залечены. Но сами понимаете… – развёл он руками.

– Значит, она может провести в таком состоянии всю оставшуюся жизнь?

– Этот вариант нельзя исключать, – серьёзно произнёс врачеватель, – но повторяю, надежда есть.

Когда доктор ушел, я отправился в кабинет и завалился на диван прямо в одежде. Не хотел оставлять Таню, но надо было поспать, так что я приказал Гавриле организовать дежурство, пока отдыхаю.

Шёл седьмой час, начало светать. Думал поспать хотя бы часов пять, но даже это оказалось не суждено. В десять меня разбудил Гаврила, сообщил, что явился Дмитрий Филиппович.

Я едва успел подняться, накинуть сюртук и сесть за стол, когда в комнату вошли двое. Вместе с Дмитрием Филипповичем был мужчина лет сорока пяти с тяжёлым лицом землистого цвета, квадратным подбородком и проседью в волосах.

Я догадывался, что глава рода приедет разбираться с ситуацией лично, но не думал, что это случится так скоро. Наверное, летел самолётом. Другого я видел впервые, но он мне сразу не понравился: нехорошие предчувствия вызывал.

Дмитрий Филиппович и этот второй вошли и по хозяйски, не спрашивая разрешения, расположились на диване и кресле.

– Кажется, наш разговор остался незаконченным, – произнёс Дмитрий Филиппович. – Пришло время расставить всё по местам.

– Пожалуй, так, – согласился я, – расставим все точки на ё и чем скорее, тем лучше.

– Странно получается, – Дмитрий говорил спокойно и размеренно, в голосе не осталось и следа былого гнева, но всё же от слов его веяло угрозой, – мы тебя приняли в семью, дали кров, защиту, оказали величайшие честь и доверие, а что в замен? Я думал, что ты взялся за ум, что ты больше не тот Михаил Барятинский, которого род выгнал за его никчёмность. Мой покойный брат убеждал меня, что ты изменился и будешь служить нам верой и правдой. Неужели мы все ошиблись? Теперь я хорошо понимаю, почему Барятинские отказались терпеть тебя в своём доме, и после вчерашнего разговора склоняюсь к тому же: ты не достоин носить нашу фамилию.

– Понимаю, – ответил я, старясь говорить не слишком вызывающе, и в то же время не лебезить, – после сказанных мной слова не удивлён, что вы засомневались во мне, и прошу за это прощение. Вряд ли это может служить оправданием, но я был во власти эмоций после инцидента. А вот в том, что произошло в ресторане, я не нахожу своей вины. Я не сделал ничего противоречащего вашему приказу, а наоборот, исполнил повеление и действовал, отстаивая свою честь и защищая жизнь своих людей. Катрин сейчас в лечебнице. Она в коме. Реакция Григория на мою попытку отвезти Елизавету домой оказалась слишком бурной. Он применил чары первым – и вот результат. Оставить нападение без ответа значило бы поступиться честью.

– И всё же ты возложил на мою голову лишние проблемы и проявил неуважение, – напомнил Дмитрий, – это серьёзный проступок, особенно в твоём положении. Что я должен с тобой делать?

– Разногласия с младшей ветвью улажены, – сказал я, – Ольга Павловна не имеет ко мне претензий. Мы уже общались. Осталось договориться с Воротынскими, и я уверен, что решу этот вопрос тоже.

– И на каких же условиях вы сошлись?

– Ольга Павловна признала мою правоту. Конфликт исчерпан, мы не имеем друг к другу никаких претензий.

– Вот как? Просто признала? Допустим… – произнёс Дмитрий Филиппович, слегка озадаченный таким поворотом. – Но это не отменяет твоего вопиющего поведения. Я думал над тем, стоит ли нам продолжать сотрудничать. На первый раз я готов тебя простить. Но если такое повторится вновь – это не будет так просто забыто. Я могу изгнать тебя по щелчку пальцев и отправить конюшню чистить, если захочу. Надеюсь, ты осознаёшь это?

– Осознаю, – кивнул я.

– Подписанная бумажка ничего не значит. Членом рода нельзя стать росчерком пера. Ты должен доказать свою преданность, доказать, что ты – один из нас. Пока у тебя это не получается, но я готов дать второй шанс.

– Я ценю это, – сказал я. – Так что от меня требуется?

– То же, что и прежде. Ты должен сообщать всё, что слышишь, видишь, думаешь, ставить меня в известность того, что здесь происходит, и естественно, безропотно выполнять любой приказ. Главным образом меня интересуют настроения в младшей ветви. Я должен знать, что они намерены делать. Но отныне произойдут некоторые изменения. Это – Аркадий, – Дмитрий Филиппович указал на мужчину с землистым лицом, что развалился в моём кресле. – Вы будете работать вместе. Все свои действия будешь координировать с ним, а не со мной. Докладывать обо всём тоже будешь ему. Ему же отдашь на хранение свои артефакты. Что с Катрин?

Я рассказал о случившемся и передал слова врачевателя.

– Это прискорбно, – отметил Дмитрий Филиппович. – Потеря верного человека – всегда печаль для рода. Я заберу её в Нижний. Мои врачеватели поопытнее местных шарлатанов. С Воротынскими я тоже проблему улажу – именно за этим я и прилетел. А ты учись работать не только кулаками, но и головой. Больше поблажек не будет.

Дмитрий Филиппович ушёл, а со мной остался Аркадий. Он потребовал обрисовать обстановку в городе, рассказать, что я делал. Особенно подробно расспрашивал про покушения и про то, что я слышал в доме Птахиных-Свириных. Я, понятное дело, не стал ставить его в известность о том, что Ольга Павловна хочет переманить меня, и в свою очередь попытался расспросить, в чём именно подозревается младшая ветвь.

– Пока ни в чём, мы собираем сведения, – ответил Аркадий.

– Если ни в чём не подозревают, то и слежку не устанавливают, – заметил я. – Мне же надо понимать, куда копать.

– Всё, что тебе надо понимать, я сообщу, – жёстко отрезал мой куратор. – Пока делай то, что велел Дмитрий Филиппович.

Четыре оставшихся дружинников отныне тоже находились в подчинении, а я каждую поездку в город теперь должен согласовывать с ним. Объяснялось это необходимостью защищать меня от убийц, но я-то прекрасно понимал, что к чему.

Аркадий ушёл, а я тут же отправился в свою спальню, где по-прежнему неподвижно лежала Таня. Чем дольше она не приходила в себя, тем сильнее я нервничал. А теперь ещё и Катрин должны были увезти, и что-то мне подсказывало, что я её больше не увижу.

Проблема с главной ветвью разрешилась, вот только оказался я фактически под домашним арестом – тоже мало хорошего, особенно если учитывать, что у меня были дела, о которых роду знать вовсе ни к чему.

Однако сам факт, что Дмитрий Филиппович не выгнал меня из семьи, да ещё и приставил охрану, говорил о востребованности моих способностей. Ольга Павловна тоже усмотрела во мне потенциал. Иначе со мной даже разговаривать бы никто не стал. Возможно, они знали что-то, чего не знал я, или их настолько впечатлили мои «подвиги» – в любом случае, я оказался ценным кадром для обоих сторон. Но если Ольга только искала способ переманить меня к себе, Дмитрий полагал, что уже купил меня с потрохами, когда обнародовал подписанную бумажку. Был ли я с этим согласен? На самом деле, нет. У меня имелись свои цели, и я намеревался держаться того, кто поспособствует их исполнению. Так что я собирался выслушать предложение младшей ветви и решить, стоит ли встать на их сторону.

Я сидел на кровати и размышлял. И вдруг заметил что-то странное в облике Тани. В первый момент я не понял, что именно, но потом осознал, что девушка побледнела, а губы её стали синюшного цвета. Я схватил её руку, прощупывая пульс. Он отсутствовал.