Текст книги "Дружинник (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

Врач пытался убедить меня, что всё в порядке, но я был на взводе.

– Ты чего мне по ушам ездишь? – негодовал я. – У неё же пульса нет!

– Успокойтесь. Пульс есть, но сердце бьётся очень медленно.

– Почему? Мне обещали, что она очнётся за три часа. А теперь это?!

– Извините, Михаил, понимаю, что вы расстроены…

– Расстроен – не то слово. Или ты объяснишь, что происходит, или ни копейки не заплачу.

– Я не скажу, что данное состояние в порядке вещей, но извините, не я довёл девушку до такого, – строго посмотрел на меня врачеватель. – То, чем она занималась, при её уровне навыков опасно. Сейчас мы имеем дело с последствиями. Такое случается. Редко, но случается. И мы сделаем всё возможное, чтобы сохранить ей жизнь.

Таню увезли.

Я сел на кровать, тоска наполняла сердце. Только сейчас я осознал, как прикипел к Тане душой за эти месяцы. Она была последним близким человеком, кто не хотел меня использовать в своих целях, кому вообще было плевать на моё положение в обществе, на звания, фамилии и подписанные бумажки.

Катрин я уже не увижу. А возможно, потеряю и Таню. И осознание этого меня убивало.

Я вспомнил Катрин, вспомнил, как первый раз увидел её в доме Барятинских, и вдруг в голову ударила мысль, которая прежде почему-то не посещала меня, а сейчас показалась до безобразия очевидной. Я подумал о том, чем занималась дружинница до моего изгнания. Она же год или два стучала на меня Птахиным!

«Но постой, – возразил внутренний голос, – она спасла тебя и несколько раз помогала в Арзамасе, она передала письмо и выразила намерение служить тебе, если станешь главой рода». Контраргументы возникли сами собой: спасла она меня, потому что Птахины приказали, помогала сбыть оружие, потому что сама с этого хороший процент поимела, а намерение… так это ж просто разговоры. Чего не наболтаешь, чтобы втереться в доверие? А ещё она не раз повторяла, что служение своему роду – для неё цель и смысл существования на этом свете, а зная менталитет дружинников, можно было с уверенностью сказать, что и на том – тоже.

И разве не Дмитрий Филиппович первым предложил отправить Катрин со мной в Оханск? Понятно для чего: чтобы та продолжала стучать. Она же опытная в этом деле. А я-то, дурак, повёлся, считал её другом, считал, что будет служить мне верой и правдой. А она, как и остальные четверо, не мне служили, а главе рода. Дмитрий, как сказала Ольга Павловна, ко мне надзирателей приставил в количестве пяти штук. Вот это на правду походило гораздо больше.

А теперь я должен понять, кто будет стучать вместо Катрин, и на всякий случай, держать ухо востро со всеми четырьмя оставшимися дружинниками. Я ведь многое им рассказывал, они о каждом моём шаге знали. Вот только я глубоко ошибался: рядом со мной были не боевые товарищи, а фанатики, которые пойдут на всё, чтобы угодить своему хозяину. И пока их хозяин не я, я не мог на них положиться, не мог им доверять.

Самому мне тоже теперь полагалось играть роль шпиона. От меня требовалось стучать на младшую ветвь. Видимо, Дмитрий Филиппович хотел, чтобы я вошёл в их доверие и доносил обо всех их планах. Пока чётких руководств не было, но я не сомневался – будут.

Вот только я не собирался становиться информатором. По крайней мере, до тех пор, пока не пойму, кого держаться выгоднее. Всё меньше и меньше меня устраивало положение, в котором я очутился. И ладно, если бы иных вариантов не было. Так ведь были же! Но глава рода предлагал мне самый неприглядный из всех существующих.

Единственная действительно весомая причина, по которой мне не стоило отходить от главной ветви – это угроза жизни со стороны других родов. За последнюю неделю меня пытались убить два раза! И они не остановятся. Найдут рано или поздно, куда бы я ни подался, из-под земли достанут. Слишком влиятельные люди занимались моим устранением.

К младшей ветви тоже имелись вопросы. Если первое покушение организовали они (в чём я всё больше сомневался), стоило держаться от них подальше. Кроме того, они были слабее. О том, что задумала Ольга Павловна, я тоже пока мог только догадываться, а подписываться на совсем безумную авантюру – себе дороже.

Аркадий поселился в двух кварталах от меня, в скромной (по крайней мере, по сравнению с моими хоромами) квартирке на втором этаже двухэтажного каменного дома. Поселился инкогнито под чужой фамилией. Никто не должен был знать о его приезде, он даже к младшей ветви с визитом не явился. При нём находились отрок-оруженосец, два дружинника и две горничные: одна – средних лет, другая – совсем молодая.

Аркадий вызвал меня на следующее утро и предложил прокатиться.

Мы отправились на восточный берег реки, где располагался большой и грязный промышленный район, напомнивший мне Арзамас. На окраине стоял заброшенный цех – длинное кирпичное здание в два этажа, запрятанное среди зарослей.

– Хочу поглядеть, что ты умеешь, – объяснил Аркадий. – Знаю, что тебя лично тренировал Борис Вениаминович. Видишь, насколько тебя ценит род: сам старший наставник занимался тобой! С завтрашнего дня продолжишь занятия – таково указание главы.

Эта новость меня порадовала: хоть чем-то полезным займусь.

Мы нашли чистую площадку, и Аркадий вызвал свою броню: она была довольно массивной и грубой на вид. В таком обличии дружинник походил скорее на каменного голема, чем на человека. Но при этом двигался он на удивление свободно. Артефактами Аркадий не пользовался.

Я сразу понял, кто он. Это был один из тех членов рода, которые посвящали всю свою жизнь военному ремеслу, а потому достигали наибольших высот в овладении чарами. Эти люди, имея неограниченное время для тренировки своих техник, чаще, чем другие, получали шестую и даже седьмую ступени. Те, на кого род возлагал административные функции, обычно таких возможностей не имели: слишком много для этого приходилось работать.

Я применил свои обычные энергетические чары.

Аркадий принялся наступать. Я отбил два его удара и ногой пробил прямой в корпус. Ожидал, что Аркадий сейчас кубарем покатится в ближайшие заросли, но этого не случилось: он устоял, лишь отпрянул на два шага, а потом снова ринулся в бой, и опять на меня посыпались удары тяжёлых каменных кулаков. Я ставил блоки и бил в обратку. Несколько раз пробивал лоукик, несколько – в голову. Каменная крошка отлетала от доспехов, но Аркадий ни разу не свалился с ног.

Потом в его руке возникла увесистая булава. Я блокировал и её. Ударом локтя с разворота снова заставил Аркадия отойти на несколько шагов, но тут же мне прилетело булавой в голову.

– Ладно, на первый раз достаточно, – сказал Аркадий, убирая защиту, – твоя техника неплоха. Думаю, она может оказаться полезной. Будешь тренироваться каждый день. Я отдам распоряжение, чтобы тебя привозили сюда.

Я был впечатлён способностями своего куратора. Непонятно, на какой ступени он находился, но то, что он не отлетал от энергетических ударов, как это случалось с моими прежними противниками, заставляло предположить, что он очень силён.

В лечебницу, куда увезли Таню, я попал лишь вечером. До этого пришлось снова зайти в лавку, закупиться шмотками, так как после столкновения с огневиками Воротынских, много одежды пришло в негодность, и только потом в сопровождении Гаврилы я поехал к Тане.

Это была частная клиника, где лечились местные богачи. Тане отвели индивидуальную палату: маленькую, но опрятную и чистую. Медперсонал тут дежурил круглосуточно. Девушка до сих пор не пришла в себя. Она лежала под капельницей бледная, как покойница. Почти не дышала, и сердце билось медленно-медленно.

Я попросил дежурную медсестру выйти, чтобы побыть наедине со своей возлюбленной. Я смотрел на нежное личико Тани с аккуратными чертами, на пряди волос, которые падали на её лоб, и думал о том, что возможно, она больше не вернётся из забытия. Меня охватило чувство вины: ведь это я не подумал о последствиях, я использовал её, заставил трудиться на износ. И вот результат.

Не радовала и сумма, которую требовалось отдать врачам. За Катрин, к счастью, Дмитрий Филиппович заплатил сам, лечение же Тани целиком и полностью легло на меня, и я сильно сомневался, что потяну его, не залезая в долги.

Я немало удивился, когда на выходе из лечебницы встретил Якова. Тот тоже сделал удивлённый вид, порадовался нашей случайной встрече и пригласил завтра к себе в гости на ужин. Я не стал отказываться: знакомства никогда не помешают, особенно в моём нынешнем положении. На том и порешили.

А на обратном пути я сообщил Гавриле, что через два дня еду в Москву, и отбытие моё должно остаться втайне от всех. Естественно, ни в какую Москву я ехать не собирался, просто было интересно, оправданны ли подозрения. Десятник поначалу отговаривал меня, якобы уезжать сейчас опасно, но потом всё же дал обещание не разглашать мои планы.

* * *

Игорный дом располагался в двухэтажном здании в одном из рабочих районов Оханска. Отсюда виднелся резиновый завод – длинное многоэтажное здание из потемневшего от копоти кирпича. Совсем недавно предприятие принадлежало Птахиным-Свириным, а сейчас перешло в собственность Барятинских. Насколько я знал, перед тем, как отдать завод, прежние владельцы приказали попортить оборудование и взорвать котлы, но не смотря на это, завод уже заработал снова.

Большое казино для богатых находилось в центре города и принадлежало одной из дворянских семей, а тут было заведение помельче, куда стекался, в основном, рабочий контингент. Здесь, как узнали дружинники, время от времени собирались владельцы местного подпольного бизнеса. Именно к ним вели нити от тех, кто стрелял в меня на перекрёстке. Аркадий принял решение совершить налёт, который послужит всем уроком. Хотел припугнуть местных авторитетов, чтобы весь город знал, что покушение на члена рода не останется безнаказанным, и чтобы другие подумали десять раз, прежде чем браться за нечто подобное.

Был вечер. На улице уже давно стемнело, но в казино горел свет: там жизнь кипела вовсю. Мы подъехали на двух машинах к главному входу. Восемь человек: я, мои дружинники, двое дружинников Аркадия и сам Аркадий, который и руководил операцией. Своих людей он отправил с чёрного входа, Алексея и Ивана оставил на улице, а мы четверо пошли с главного.

Я с собой взял два револьвера: один, длинноствольный, лежал в поясной кобуре под сюртуком, другой, компактный – в нательной кобуре. Оба имели переломные рамки. Такая система мне нравилась больше всего: удобна она была тем, что патроны можно заряжать не по одному через дверце в щитке барабана, а все сразу с помощью специальной револьверной обоймы. Так же и экстракция стреляных гильз осуществлялась одновременно при «переламывании» рамки.

Гаврила нёс свой необычный пистолет-карабин, остальные двое тоже были вооружены карабинами. У Аркадия же был настоящий монстр: двенадцати зарядный револьвер с огромным барабаном и длинным стволом. Несмотря на мелкий калибр, выглядела эта бандура весьма внушительно.

Вошли. Двое охранников у входа, увидев нас, схватились за оружие, но Аркадий и Гаврила с ходу открыли огонь, изрешетив обоих. Люди в зале сидели за карточными столами и толпились возле рулетки и игровых автоматов. Они не обратили внимания на нас, когда мы вошли, но стоило подняться стрельбе, как все бросились врассыпную: кто под столы, кто за барную стойку, кто-то ломанулся к чёрному входу. Несколько человек (скорее всего, члены банд) достали стволы и начали обороняться.

Аркадий и дружинники облачились в броню. Я вызвал энергетическую защиту. Помещение наполнилось грохотом стрельбы и криками людей. Дружинники рассредоточились по залу и принялись хладнокровно отстреливать тех, кто оказывал сопротивление. Противники были в панике, палили наугад, почти не целясь и выпуская пули в молоко. От стен отлетала штукатурка, от мебели – щепки, воздух стал сизым из-за пороховых газов. Несколько посетителей и две работницы зала, не успевшие убежать, попали под шальные пули, что летели ото всюду. Со стороны чёрного входа тоже слышались ружейные хлопки: там работали двое дружинников Аркадия.

Я занял позицию у одного из автоматов, и не обращая внимания на свистящие вокруг пули, принялся выцеливать стрелявших. Один выглянул из-за автомата напротив и тут же получил пулю в лоб, другой высунулся из-за стойки, и я выстрел в него два раза, ранив. Краем глаза я видел, как Аркадий запустил в кого-то каменные пики, которые разметали по пути всю мебель.

На зачистку зала ушло минуты две, и вскоре помещение было завалено убитыми и ранеными, а мы направились к единственной лестнице на второй этаж.

Тут уже проблем оказалось больше. Гаврила первым сунулся на второй этаж, принял на себя град пуль, и его броня рассыпалась. Десятника не ранили, но теперь он был вынужден держаться позади.

– Ну, Михаил, покажи, на что способен, – обернулся ко мне Аркадий, пропуская вперёд.

Я вытащил второй револьвер и ринулся наверх. Пуль шесть-семь я выдержал бы, но расслабляться не стоило: хоть я был максимально сосредоточен на управлении энергией, защита могла пропасть в самый неподходящий момент.

Забежав по лестнице, я попал под шквальный огонь. Из-за пороховых газов было плохо видно, кто стреляет. Я устроился за перилами, прицелился и с двух патронов сразил противника, что прятался в ближайшей комнате. В коридоре, за поваленным столом засели ещё двое. Я отстрелял по ним барабаны обоих револьверов и, крикнув: «перезаряжаюсь», отступил.

Аркадий и Виктор ринулись вверх по лестнице сразу, как только я спустился. Наверху с новой силой загрохотала стрельбы. А потом кто-то крикнул: «Сдаёмся! Не стреляй!» – и всё стихло.

Когда я перезарядил оба револьвера и поднялся на второй этаж, тут было семь трупов и ещё двое раненых. Несколько человек – по всей видимости, работники – сбежали вниз по лестнице мне навстречу и покинули здание. В самой дальней комнате за круглым столом сидели четверо. Дружинники держали их под прицелом. На столе лежали карты: похоже, наш визит прервал важную игру. На полу – ещё одно тело: этот сопротивлялся до конца.

Эти четверо за столом были солидного возраста. Один – очень толстый лысый мужчина лет пятидесяти, другой – худощавый смуглый с наколкой на тыльной стороне ладони, третий – азиат с проседью в волосах, четвёртый – старик в очках.

– Что, совсем берега попутали? – спросил толстый. – Вы кто такие будете, и какого рожна завалились сюда? Вы знаете, кому это заведение принадлежит?

– Боярская дружина, – объявил Аркадий, – дело есть. Если честно ответите на вопросы, никто не пострадает.

– Чьих дружина? – вступился худощавый в наколках. – С тобой никто балакать тут не будет. Пусть главный твой приходит и говорит, как полагается, с нашими патронами. А я тебе не пальцем делан и слова не скажу. Так что лучше шкандыбайте отсюда по-хорошему.

В следующий миг каменная пика пробила брюхо говорившего, пригвоздив его к стулу, и мужчина вместе со стулом рухнул на пол.

– Кто ещё порассуждать хочет и рассказать, что мне делать? – поинтересовался Аркадий, а выслушав молчание, он продолжил. – Кто-то из ваших крупно проштрафился. Моя задача выяснить, кто именно. От вас нужны всего лишь честные ответы на вопросы.

– О чём идёт речь? – спросил азиат.

– Не так давно, в прошлый вторник, было совершено покушение. Машину с человеком из рода Птахиных обстреляли неизвестные на перекрёстке Крестовоздвиженской и Никольской. Мне нужны имена заказчиков.

– Понятия не имею о случившемся, – сказал азиат, и в следующий миг ему в плечо вонзился длинный тонкий шип, посланный Аркадием. Азиат вскрикнул, схватился за руку.

– Кто ещё понятия не имеет? – спросил Аркадий. – Врать бесполезно. Если по-хорошему разговаривать не можем, я могу говорить на языке силы. Уверен, он будет вам понятнее, но я всё же надеюсь, что до этого не дойдёт. Отвечать! Кто заказал убийство члена боярской семи?

Воцарилось молчание, которое вскоре прервал старик.

– Как вам будет угодно господа. Стреляли мои люди. Но заказчика я не знаю. Он связывался через посыльного. Передал сведения и аванс. Парни выследили молодого человека и пристрелили его. Но поскольку он остался жив, со мной больше никто не связывался и полную сумму не выплатил. Это всё, что я знаю. Можете делать, что угодно, но больше мне нечего сказать, и Воротынские будут не рады тому, что вы тут устроили. Это заведение находится под их покровительством.

– Очень хорошо, – сказал Аркадий, – поедешь со мной.

Полиции не было: похоже, Аркадий договорился, с кем надо, чтобы стражи правопорядка не торопились. Но едва мы отъехали, как послышался вой сирен, а вскоре навстречу пролетели три полицейские машины.

Меня в сопровождении Виктора и Ивана отправили домой – это значило, что о результатах допроса, который Аркадий собирался устроить пленному, я, скорее всего, не узнаю, или узнаю, но лишь то, что мне положено. И это удручало.

А вскоре после моего возвращения приехала горничная – Алевтина, молодая служанка Аркадия. Он зачем-то отправил её ко мне домой, хоть я этого и не просил. Пришлось поселить её в комнате прислуги.

Я сидел в кабинете и читал книгу – одну из тех, что нашёл в шкафу. Было уже поздно, время двигалось к полуночи. В дверь постучали. Я велел войти. Это была Алевтина.

– Что-то вы, господин, сидите так поздно и в одиночестве. И не скучаете? Вам не принести чаю? Али ещё чего желаете?

Я отказался. Тогда девушка спросила разрешения прибраться в кабинете, и я позволил. Служанка протёрла стол и полки, а я сидел и наблюдал за ней. Была она невысокого роста, с хорошей фигурой и миловидной внешностью. Но что мне больше всего бросилось в глаза, так это её постоянные ужимки. Она то как бы невзначай изгибалась, демонстрируя свои формы, то украдкой строила глазки. А у меня из головы не входила мысль, что девку эту Аркадий подослал вовсе не для того, чтобы она тут пыль вытирала.

Это была очередная шпионка, которую ко мне приставили, как когда-то приставили Катрин, и которая через постель должна была втереться мне в доверие. Похоже, некоторых девчонок – отроковиц и дружинниц – специально готовили для подобных миссий, и это считалось в порядке вещей. Оно и понятно: если уж человек жизнь рад отдать за господ, то трахаться, с кем прикажут – вообще, сущая ерунда. Да и сами господа уж точно не упускали возможность поразвлечься со своими молодыми служанками, что были верны и преданны им всей душой. Передо мной всё сильнее раскрывалась неприглядная сторона шика и блеска знатных домов.

Я спросил Алевтину, давно ли та служит у Аркадия, та ответила, что уже почти год. Она оказалась отроковицей и прежде работала в боярском доме.

Закончив дела, горничная поинтересовалась, не желаю ли я ещё чего? Судя по взгляду, устремлённому на меня, я понял, что под этим подразумевалось, и наверняка прежний Михаил Барятинский даже раздумывать не стал, но мне слишком противно вдруг стало от всего этого, да и новая шпионка – без надобности. Я отослал её.

Улёгшись в свою кровать, я ещё долго думал обо всём: о Тане, о сегодняшней перестрелке, о будущем, которое меня ждёт, и выборе, который предстояло сделать. Даже не заметил, как уснул.

Разбудил меня стук в дверь. Пришёл Гаврила. Выглядел он очень серьёзным.

– В чём дело? – недовольно пробурчал я, продирая глаза и очухиваясь ото сна.

– Срочные новости, – произнёс десятник. – Только что поступили. Священная Римская Империя объявила нам войну.

Глава 21

Мы с Яковом сидели за обеденным столом на втором этаже его небольшого двухэтажного особнячка на набережной. Широкая двустворчатая дверь вела на балкон, но она была закрыта: на улице захолодало в последние дни, а сегодня и вовсе погода стояла отвратительная: дул промозглый ветер, срывая пожелтевшую листву с берёз, что росли во дворе, и полдня накрапывал дождь, который прекратился лишь с наступлением темноты.

За столом прислуживали две домработницы – две молодые полные девушки с румяными щекастыми лицами. У Якова были своеобразные вкусы. Эти две «пышки» ему и готовили, и убирали, и прочими делами занимались. Ещё у него служил садовник.

Ужин оказался отменным. Яков уверял, что его девчонки знают толк в готовке, и не соврал. Удивило лишь то, почему при таком качественном питании Яков оставался тощим, как щепка.

Шёл первый день официальной войны двух империй, а мы спокойно сидели и беседовали за сытным ужином, словно ничего не случилось. В городе жизнь тоже шла своим чередом. Сюда, за тысячи вёрст от линии фронта, отголоски боевых действий докатывались разве что в виде идущих на запад эшелонов с людьми и техникой, да тревожных разговоров, которые можно было подслушать возле газетных киосков, да в питейных заведениях.

Когда я сказал об этом, Яков лишь плечами пожал:

– Ну и что? Война месяца два уже идёт, а все живут, как и раньше, и всем плевать. Разве что больше молодёжи забирать стали, да и то либо деревенских, либо провинившихся рабочих. В городах народ пока не сильно тормошат. Одним словом: шумиха только. Вся эта кутерьма закончится к следующему лету. Или раньше.

– Кто-то говорит, что может затянуться, – возразил я. – Серьёзная подготовка идёт. Было когда-нибудь такое, чтоб столько техники везли?

– До нас всё равно не доберётся, – Яков вытер салфеткой рот. – Ерунда всё это. Пусть императоры подерутся немного, им полезно бывает.

– Знатные семьи война тоже затронет, – сказал я.

– Ну я-то сам по себе, частный делец, мне опасаться нечего, – усмехнулся Яков.

– Значит, тебе совсем дела нет до того, что в стране творится?

– А на кой мне подрываться? Пусть бояре и герцоги хоть передушат там друг друга. Почему меня должно это волновать? Меня больше беспокоит, что здесь, в Оханске, может начаться.

– Думаешь, сюда война докатится?

– Нет, тут свои разборки. Из-за этой передачи имущества такая кутерьма началась. Ты, наверное, слышал, что младшая ветвь отдала Барятинским заводы в слегка подпорченном состоянии? Ну вот. Барятинские недовольны, выбивают компенсацию. Заводы-то встали. А император требует сдачи заказов, и Барятинские за срывы сроков от его величества по шапке получают. Вот они и вымещают злобу на младшей ветви. А та их посылает далеко-далеко. А теперь ещё и глава наш подключился. Он-то нынче под дудку Барятинских вынужден плясать. Наследник в заложниках – ничего не поделать. Так что глава тоже требует, чтобы младшая ветвь своим бывшим врагам ущерб возместила.

– А младшая ветвь что?

– А что младшая ветвь? Ольга главу рода тоже послала куда подальше. У неё и так из-за ихних разборок в Нижнем сплошные убытки. Даже не знаю, чем закончится весь этот балаган.

– Разумно ли идти против всех? – засомневался я. – Что Ольга задумала?

– Сложно сказать. Мне вот что-то чутьё подсказывает, что Птахины-Свирины хотят отделиться, – произнёс заговорщицким тоном Яков, но тут же себя одёрнул. – Но это, разумеется, только мои догадки. Время покажет. В любом случае, какая-то передряга намечается. Ну да хватит о грустном. Расскажи хоть, откуда к нам явился, как устроился? Как тебе, вообще, город?

Пришлось поведать о себе и о том, как получилось, что попал к Птахиным на службу. Яков тоже рассказал про свою жизнь. Сейчас ему было двадцать два года, но он уже владел пятью продовольственными лавками, пекарней и скотобойней. В семнадцать лет вместо того, чтобы пойти на службу к своему рода, как это делало большинство отпрысков знатных фамилий, он уехал подальше от семьи, стал жить собственной жизнью и развивать бизнес.

– А чего ушёл? – поинтересовался я. – Обычно все идут служить. Вроде бы, так принято.

– Все спрашивают, чего ушёл, – усмехнулся Яков. – Действительно, род же тебя и приютит, и обеспечит – семья же, всё-таки. Вот только меня это не устраивает, понимаешь? Не устраивает короткий поводок, на котором меня будут держать. Я сам всего хочу добиться, и ни от кого не зависеть. Мой отец – солдат. Всю жизнь цепным псом прослужил и хотел, чтобы я по его стопам пошёл. А мне оно надо?

– Солдат? – переспросил я, поскольку первый раз слышал такой термин.

– Ну да, боец – один из этих, кто тренируются всю жизнь.

– Но разве посвятить жизнь развитию боевых навыков – это не почётно?

Яков рассмеялся:

– Да ну тебя! Что в этом почётного? Слова одни. Почёт этот, скажу тебе по секрету, не стоит и выеденного яйца. Мне он даром не нужен.

– И что же, получается, можно так просто взять и уйти из рода? И тебя не изгонят?

– Так я никуда не уходил. Каждый член рода по достижении совершеннолетия – свободный человек и может делать, что хочет. Но большинство так воспитаны, что они лучше добровольно наденут себе ошейник, чем воспользуются свободой. А кому-то просто к роду примазаться удобнее, на всём готовом жить. Кто меня изгонит? Ты что, обычаев не знаешь?

– Знаю, но как оно на практике работает – вот что мне интересно.

– Изгнать могут только в одном случае: если ты – немощный. Всё.

Я задумался.

– Ну вот смотри, – сказал я. – Допустим я – не немощный, у меня есть сила, но сила эта отличается от официально признанных магических техник. Меня приняли в род. Случись что, меня могут изгнать?

– Спросил тоже. Откуда же мне знать? – удивился Яков. – Лично я первый раз с таким случаем сталкиваюсь. Надо смотреть в архивах, были ли прежде подобные прецеденты. Если вопрос спорный, скорее всего, его вынесут на совет старейшин. А зачем тебя изгонять? – Яков прищурился. – Напортачил, что ли? Или тоже свободной жизни захотел?

– Просто надо все нюансы своего положения понять.

– Слушай, мой тебе совет: шли их всех в преисподнюю и делай, что хочешь. Была б у меня твоя сила, развернулся бы я так, что ух!

– Выбора у меня немного, – пожал я плечами. – Мне нужна защита рода. Ты же слышал о перестрелке в прошлый вторник? Кто-то меня заказал. Подстерегли. Чудом жив остался. Через несколько дней в другом городе напали.

– Тебя что ли из-за твоей силы хотят убить?

– Похоже на то.

– Ну так охрану найми. В чём проблема?

– Хотелось бы что-нибудь посерьёзнее.

– Дело твоё, конечно. Я своё мнение сказал. Выбор есть всегда. Я видел, как ты раскидал нескольких сильных, словно щепки. Понимаешь, твои способности – это товар, и ты на него устанавливаешь цену, – принялся меня учить со знающим видом Яков. – Не верь словам о долге, чести и прочей ерунде: бояре тебе, что хочешь, наплетут, лишь в рабство загнать. А тебе оно надо? На меня тоже давили. Знаешь, как давили, когда я уходил? Родители особенно. Грозились, что отрекутся. Ну и что? Изгнал меня кто-нибудь? Да хрен так! Я даже не битву не поехал – и ничего случилось.

Слова Якова были созвучны с теми мыслями, что вертелись в моей голове в последнее время. Единственное, что я пока не понимал: на чьей стороне он сам и какие цели преследует, уча меня жизни? Я уже привык к тому, что просто так, от доброты душевной, никто ничего не говорит. Если тебя в чём-то убеждают, значит, кому-то это выгодно. Порой от этих постоянных загадок хотелось схватиться за голову. В армии было всё просто: есть приказ – выполняй. Не надо выбирать сторону, не надо думать, кто враги, кто друзья – об этом за тебя уже подумали другие. Здесь всё оказалось гораздо сложнее.

Разговор затянулся до позднего вечера. Яков пригласил меня снова отужинать через пару дней.

Дома меня ждала большая пустая квартира. Дружинники резались в карты в гостиной, вот только их общество не помогало избавиться от ощущения одиночества, что лезло в душу липкими холодными пальцами. Я лежал в тёмной спальне, за окном горели фонари – огни чужого мира, в который меня занесло то ли какой-то нелепой случайностью, то ли чьей-то неведомой волей.

Следующее утро началось с тренировки. Гаврила и Виктор меня отвезли к заброшенному цеху и ждали в машине часа три, пока я упражнялся с энергией. Обратно везли уже другим путём, сделав целый крюк вокруг города.

Мы вернулись домой. Моя новая горничная Аля, что была приставлена ко мне с лёгкой руки Аркадия, возилась на кухне у плиты. Близилось обеденное время.

Зазвонил телефон. Не снимая пальто и обуви, я прошёл в кабинет, взял трубку.

– Михаил Птахин? – спросил женский голос. – Вас беспокоят из лечебницы Комариных по поводу пациентки Татьяны Макаровой.

– Слушаю, – у меня замерло сердце. Я просил лично сообщать о любых изменениях в её состоянии, и теперь со страхом и надеждой ждал звонка.

– Минуту назад была зафиксирована остановка сердца, – сообщили на том конце провода.

Словно удар кувалдой по голове. «Этого не может быть», – вертелось в мыслях. Надежда рухнула.

– Сейчас буду, – сказал я и бросил трубку.

Выбежал в коридор, крикнул своим надзирателям, чтобы готовились к выезду.

Десятник собственнолично взялся меня сопровождать, и поскольку Виктор уже ездил утром, позвал Алексея. Мы спустились по парадной лестнице. Машина стояла у входа.

Мы собрались садиться, как вдруг я заметил человек, идущего через дорогу. Он пропустил проезжающий паровой экипаж, и направился к нам. Он протянул руку – в ладони засиял большой огненный сгусток, который полетел в нашу сторону.

– Ложись! – только и успел я крикнуть и бросился на асфальт. В следующий миг огненный вихрь врезался в машину, и та вспыхнула. Металл начал плавиться – столь высокой была температура.

Мои дружинники, которые тоже успели отпрыгнуть, выхватили револьверы и, облачившись в броню, принялись палить в идущего человека, но пули будто испарялись на подлёте к нему: ни одна не достигла цели.

– В здание! – крикнул мне десятник, материализуя в руке бердыш. Алексей тоже вызвал бердыш, и оба дружинника ринулись в рукопашную. Я видел, как они наносили удар за ударом, но противника успевал блокировать их своей магической силой, и лезвия врезались о невидимую оболочку, что вспыхивала пламенем при каждом попадании.

Я сосредоточился, призывая энергетическую силу. И тут в меня попало копьё, разлетевшись на мелкие льдинки. Я обернулся: по тротуару ко мне шёл человек, закованный с ног до головы в ледяной панцирь. Он метнул в меня ещё одно копьё. Я выхватил револьвер, и выпустил в ледяного воина весь барабан, быстро взводя курок левой ладонью, но пули не могли пробить броню.

Я ощутил холод. Почувствовал, как руки и ноги сковывает лёд. Я двинул рукой – лёд рассыпался. Таких чар я ещё не встречал. К счастью, они оказались бессильны против меня.

Позади я услышал выстрелы. Обернулся: с противоположной стороны проезжей части, спрятавшись за припаркованными у тротуара машинами, по мне вели ружейный огонь несколько человек.

Я ринулся в парадную, крикнул швейцарам, которые дежурили внизу, чтоб спасались. В следующий момент тяжёлая дубовая дверь разлетелась в щепки. Передо мной стоял человек в броне изо льда. В меня полетели копья. Отбивая одно за другим, я ринулся на противника и ударом колена в прыжке выбил его на улицу.