Текст книги "В аду цветы расти не должны (СИ)"

Автор книги: Alice Reinhardt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Что ты делаешь?

– Поливаю наши цветы, – невозмутимо отвечает он, отпивая кофе.

– Наши… – думает она про себя, решив вслух ничего не говорить.

Он притягивает ее к себе. Нежно, но желанно целует в губы. Пахнет обычно, но теперь запах лилий усилился, смешался с кофе, образуя совершенно новые нотки.

– Жена, мне так повезло с тобой, – выдыхает он заворожённо, заглядывая в ореховые глаза, – Разве я не самый счастливый в этом мире? Но…

– Но?

– Но ты не ответила на мое признание. Я не тороплю тебя, однако все же хотел бы знать.

– Потерпи, – улыбается она, дразня его. Садится на яркую зелёную траву, подмяв под себя ноги, наслаждается воздухом и ощущением уюта.

– Мне нужно уехать, Колючка.

Бель сглатывает, чувствуя себя снова без защиты. Уют все же нарушается.

– Снова?

– Я обещаю вернуться этой же ночью. Мне необходимо лично в этом разобраться.

– Разобраться в чем? Расскажи мне. Или ты не доверяешь своей жене? – сдвинув брови на переносице, бормочет она.

Юнги улыбается, все же решая рассказать ей о своих проблемах.

– Разве тебе интересно знать о моих врагах? – плюхается рядом, указательным пальцем ткнув в мягкую щеку девушки.

– Мне интересно знать все, что касается тебя, – твёрдо заключает она, улыбаясь от его жеста.

– Какой-то неизвестный решил, что может нападать на меня. Этой ночью он ещё и устроил поджог одного из складов. А я кроме его имени не знаю ничего. Лишь то, что он из Китая. Либо слишком мелкая сошка, либо умеет хорошо маскироваться.

– И как же его зовут?

– Шону, – пожимает он плечами, допивая уже остывший кофе.

Улыбка Бель медленно сползает с лица.

========== Глава 19 ==========

Комментарий к Глава 19

Всем привет🖤

Снова глава поздней ночью)

Есть ли смысл рекомендовать иногда песни? В любом случае, советую включить Middle of the night – Elley Duhé (даже под всю главу). Надеюсь, кому-то понравится эта атмосфера. Жду ваших отзывов✨

***

Юнги отворяет двери кабинета в апартаментах Гонконга, где его встречает Намджун, облачённый в чёрный классический костюм, с папкой документов и бумаг в руках. Он выглядит слегка помятым, несмотря на то, что на улице ещё день.

– Все в порядке? – решает уточнить Юнги, заняв своё место в кресле за массивным столом.

– Вполне, – раздаётся неуверенно ответ.

– Ну, и кто же этот чертов Шону?

Намджун кладёт папку перед ним: фотографии, сводки, досье.

– Один из самых известных торговцев в Китае.

– Если он один из самых известных, почему я не слышал о нем? – хмурится Юнги, придвинув к себе бумаги.

– Потому что работает он под другим именем. Думаю, ты знаешь его как Чонгу, – глаза Намджуна опускаются. Тот осознаёт, почему Шону использовал именно этот псевдоним, такой созвучный с именем младшего брата.

Низкий, басистый мужской смех заполняет комнату. Юнги знает Чонгу, как свои пять пальцев, знает и о связи с женщиной Намджуна.

– Он забылся, – хмыкает Юнги, – И чего ему не сидится?

Намджун откашливается, оттягивая удушающий ворот рубашки. Юнги пристально наблюдает за его реакцией, пытаясь заглянуть в его бегающие по комнате глаза.

– Не знаю, почему он решил бросить тебе вызов, Юнги, – произносит он, поднимая, наконец, взгляд, – Я выясню.

– У тебя есть три часа, Намджун, – приказ звучит, как приговор. Юнги уходит, оставляя его наедине со своими мыслями.

Намджун шумно выдыхает. Если говорить прямо, то он в заднице. И из неё выбраться ему будет сложно. Он набирает номер на телефоне, ожидая услышать любимый голос.

– Су…

– Джун, ты где? – тихая сладость окутывает его уши.

– Я еду, милая. Уже еду.

Спешит прочь. Он расскажет ей обо всем. Вместе они найдут решение. Он мужчина и готов нести ответственность, но сейчас чувствует себя максимально уязвлённым.

А упав к ее ногам, прижимает любимую к себе, словно она является его спасением, его лекарством.

– Расскажи мне. Как бы это сложно и страшно ни было, я чувствую, что это касается и меня, – погладив его по волосам, шепчет она.

– Я в ловушке. И мне из неё не выбраться. Есть лишь два выхода: либо смерть, либо побег. Давай сбежим, Су. Сбежим из ада, который в любом случае нас ждёт.

– Джун, послушай… Я знаю, что Шону мог шантажировать тебя тем договором между нами, но это не так важно.

– Важно, Су, для меня. Юнги дал мне три часа на выяснение причин нападения, а мне запрещено что-либо говорить.

Девушка задумчиво окидывает взглядом мужчину. Мозг лихорадочно придумывает выход. Ведь от этого выхода зависят их жизни.

– Тогда соври ему. Трёх часов достаточно, чтобы придумать легенду, в которую он поверит.

– Надолго ли?

– Даже если это будут пять минут, я проживу их с тобой. Я люблю тебя, Джун. Мы оба живем в мире, где этой любви нужно выживать каждый день. Давай наслаждаться любой подаренной нам минутой.

Намджун впивается поцелуем в родные, исцеляющие сердце губы. Пытается следовать ее словам, наслаждаться каждой минутой рядом.

– И я люблю тебя, моя Су. Что бы ни случилось.

***

Дракон отпивает из стакана с холодным бурбоном. Смакует вкус, чувствуя крепкий алкоголь во рту, наслаждается. Мысли возвращаются к последнему разговору с Ынбель.

Странно. Возможно, ему показалось, но поведение жены поменялось мгновенно, как только он произнёс имя врага. Что это может значить? Ведь даже Юнги не знал его имени, не знал, кто он, до недавнего времени. Она не может иметь с ним какой-либо связи. Мысль о другом мужчине рядом с ней будит в нем инстинкт собственника.

Но все же?

Стук в дверь заставляет отложить стакан.

– Да?

– Господин, привезли одного из людей Шону. Его подкараулили у его дома, – оповестил один из людей клана, прибывший с Юнги из Кореи.

– Где он сейчас?

– В одном из заброшенных ангаров неподалёку.

– Поехали, – ухмыляется он, спешно поднимаясь на ноги.

Дорога и вправду заняла не так много времени.

Затхлый запах сырости неприятно смешался с запахом сигарет и пороха. Кажется, этот амбар используется для стрельбы в качестве развлечения.

В центре виден силуэт.

Мужчина в крови лежит на земле, не шевелясь, но все же оглядывается на вошедшего через деревянные ворота Дракона. Приподнимается, хрипит. Юнги окидывает его спокойным, равнодушным взглядом.

– Насколько ты близок к Шону?

Мужчина молчит, а потом сплёвывает кровь, показывая своё отношение к клану Дракона. Юнги лишь ухмыляется, натягивая кожаные перчатки. А, когда в его руках поблёскивает холодное лезвие, мужчина вздрагивает. Что его ждёт?

– Не люблю повторять одно и то же, – вздыхает, садится на корточки, размахивая ножом перед его лицом.

– Я состою в его личной охране.

– Тогда почему ты не в Корее? – проводит сталью по кровавой щеке, оставляя там след.

– Я приехал за личными вещами Господина, – судорожно выдыхает он.

– Что за вещи?

– Господин, – один из людей Юнги протягивает ему небольшую деревянную коробочку.

Крышка потрёпанная, видно, что этой вещи много лет. Небольшой железный замочек слабо, но защищает хранящиеся там «ценности». Юнги встаёт, отходит в сторону. Зубами снимает перчатки.

Небольшой нажим пальцев, и замочек падает, позволяя крышке открыться. Находит много непонятных для него вещей: пряди волос, перевязанные ленточками; отпечатки маленьких рук и ног на белой бумаге; медальончик из золота в виде фамильного герба; фотографии. На одной из них он видит счастливую семью из троих людей: мать в окружении маленьких детей, кажется, мальчиков, ярко улыбается. Юнги хмурится: почему-то эта улыбка кажется ему знакомой, очень знакомой. На другой фотографии подросшие мальчики в синих одинаковых комбинезонах. Взгляд притягивает мальчишка помладше. Дрожащими руками Юнги переворачивает бумажную старую фотографию.

Глаза судорожно вычитывают буквы, написанные красивым ровным почерком: «Шону и Чонгук. Две половины моего сердца».

– Кто на этой фотографии? – рычит он, снова сев на корточки перед мужчиной, – Кто они?

Мужчина внимательно смотрит на фотографию, ухмыляется, но вскоре подаёт голос:

– Один из них мой Господин. А вот второго Вы должны были узнать сами.

Юнги запускает пятерню в волосы, пытаясь дышать размеренно.

– Поэтому он приехал в Сеул? Они виделись? – сжимает воротник его рубашки, – Отвечай!

– Странно, что Вы удивлены. Ладно Чонгук, но разве Ваша жена Вам ничего не рассказала? – смеётся он во весь голос.

– Ынбель? – разочарование так и сквозит в его взгляде и тихом шепоте.

***

Намджун кидает взгляд на развалившегося на диване Юнги. Он изрядно подвыпил, однако от дорожки белого порошка отказался. Взгляд рассеянный и рассредоточенный. Вертит в руках бутылку, отпивает из горла.

– Юнги…

– Говори, – бросает он раздраженно.

– Шону, похоже, решил перейти на корейский рынок, воспользовавшись эффектным появлением, – начал он уверенно, но поднятая вверх рука Юнги остановила его.

– Намджун, скажи-ка мне на милость, – откладывает массивную бутылку в сторону, позволяя остаткам вылиться на ковёр, наклоняет корпус вперёд, – Как я должен реагировать на твоё предательство?

Намджун горько ухмыляется, направляя взгляд в чёрные спокойные глаза Дракона.

– У меня не было выбора. Иначе бы пострадала Су.

– Любовь… – хмыкает он, откидываясь назад.

Молчание прерывается вибрацией телефона. Намджун сжимает челюсть, как только видит номер, высветившийся на экране.

– Джун… – тихие женские всхлипы раздаются.

– Су, ты где?! С кем ты?

– Люди Дракона окружили наш дом, а потом и меня захватили в плен. Прошу тебя, Джун, не совершай ошибок.

Она отключается. А Намджун глубоко дышит, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

– Ты расскажешь мне все, что знаешь, Ким, – грозный голос раздаётся над ним.

***

Бель с радостью бежит из магазина в машину. Мэй отпросилась на пару дней, поэтому всю работу выполняет она сама. Несмотря на усталость, ее греет мысль, что Юнги скоро приедет. Возможно, он уже дома.

Хосок за рулём выглядит отстранённым. В этот раз никаких шуток или колких фраз. Всю дорогу он молчит, позволяя музыке разбавлять эту накалённую атмосферу. Оба словно не в своей тарелке.

Вдруг до неё доходит, что она давно не видела Гука. Он куда-то пропал, да и на смс не отвечает.

Вздохнув, она отвернулась к окну. Совсем скоро осень тронет зелёные листья и траву, окрашивая их в свои цвета. Все вокруг преобразится.

Шоссе сменяется дорогой поуже, значит, они близко к особняку. Вид большого готического «замка» не пугает. Так странно. Гук был прав, этот дом теперь и для неё стал значимым и важным.

Захватив маленькую сумку, она быстрым шагом идёт внутрь. Ее встречает обеспокоенная Мисук. Бель не на шутку пугается, бросая вещи прямо на пороге.

– В чем дело, Мисук? На Вас лица нет.

Она молчит, опустив взгляд в пол, перебирает полы белого фартука.

– Юнги приехал?

Мисук кивает:

– Господин прибыл недавно.

– Что не так? – решает уточнить, наблюдая ненормальное состояние женщины.

– Он не в духе, – только и бросает она, почти убегая на кухню.

Бель сглатывает. Что-то случилось. Ведь только утром он был в прекрасном настроении. Направляется наверх. Сначала ищет его в кабинете, затем спешит в спальню.

Юнги стоит на балконе. На улице слегка похолодало, однако окна все ещё открыты. Скрестив руки на груди, рассматривает лежащий на маленьком столике пистолет. Слышит шаги за спиной. Глубоко вдыхает, сжимая пальцы на предплечьях.

– Юнги? Что случилось? Мисук сказала, что ты не в духе, – кончики пальцев касаются его спины. Будто заряд тока прошибает его, он разворачивается, устремляя взгляд в ее глаза.

– Не в духе? Разве? – холодно произносит он, отчего по спине девушки бегут мурашки.

– Я вижу, что что-то не так. Расскажи мне.

Он подходит вплотную, так что ее грудь упирается в мужскую. Его пальцы обхватывают тонкую, нежную шею. Юнги чувствует пульсирующую венку под ладонью. Усмехается, нажимая на неё.

– Юнги! Отпусти! – хрипит она отчаянно, царапая его руку, что сжимается все сильнее и сильнее.

– Не отпущу! Как вы могли?! Как ты могла?! – рычит он. Холод в глазах сменяется пылающим огнём. Он в ярости.

– О чем ты…

Она чувствует, как воздуха становится все меньше и меньше, легкие горят.

А когда он, наконец, отпускает, ловит ртом глоточки кислорода.

– Кто такой Шону, Ынбель?! Кто он, блять?!

– Я… Я не знаю.

Юнги хмыкает, запуская руки в волосы, расхаживает перед сидящей на полу девушкой.

– Не знаешь… Не ври зря. Зато я знаю, все знаю. Что он брат Чонгука, что вы виделись, что ты знала все. И промолчала. Ты, он, вы оба молчали в то время, как он уничтожал мой клан, а я не спал днями и ночами, пытаясь нарыть хоть что-то. Почему?! Почему, Ынбель?!

Его громкие крики заставляют ее вздрагивать от каждого слова. Ком в горле, кажется, не от нехватки воздуха более, скорее от обиды.

– Я не знала…

– Где Чонгук?! Где он?

Бель качает головой, судорожно потирая следы его пальцев на шее.

Юнги садится перед ней на корточки, изучая ее лицо, будто видит впервые. Не скрывает злости, разочарования, обиды. Тихий шёпот его звучит разбито:

– Почему? Почему именно вы предали меня?

***

Тонкие пальцы проходятся по ноющей, больной коже. Отметины, сменившие свой цвет, кажутся не такими уж страшными. Только в груди болит сильнее, внутри все хуже.

Тёплые слёзы текут по щекам, застывают в уголках подрагивающих от рыданий губ, а потом бегут к подбородку. Зеркало не скрывает, оно демонстрирует «во всей красе» исхудавшее за пару недель тело. Выпирающий позвоночник, рёбра с натянутой на них тонкой кожей, впалые щеки и глаза, в которых вся скопившаяся за жизнь печаль. Сердце не тронуто более живостью. Не радует любимая осень за окном, тронувшая зелёные листья деревьев, отчего те порыжели. Порой дожди врываются в открытые, распахнутые окна, но даже от этого запах не выветривается. Запах ненавистной туберозы, розмарина и кардамона, смешанный с запахом крови и пороха, алкоголя и осеннего ветра, что он приносит каждый раз на одежде. Таким он остаётся в памяти, в комнате, на теле.

С усилием натягивает халат. Выходит из ванной. Все движения медленные. Она ждёт. Ждёт своей очередной маленькой смерти. Садится в кресло. Туда, где он сидел в первую ночь.

Гроза за окном. Удары молнии отзываются эхом в «пустой» груди. Руки дрожат. А тошнота подступает к горлу, когда до ушей доходят тихие шаги, звуки капель дождя, падающих с мокрой одежды. Он снова заполняет собой ее пространство, вытесняя малейшее ощущение защищенности.

Садится на корточки перед ней, едва касаясь скрытых тканью колен. Поднимает взгляд, натыкается на ее глаза. Резко выдыхает, будто воздух из лёгких выбили одним ударом.

– Мэй…

Его приглушённый шёпот теряется где-то в голове. Она не слышит. Всякий раз, когда Хосок рядом, она будто в трансе, так легче не чувствовать его, так легче переносить мучения.

– Мэй, скажи что-нибудь. Прошу.

Он снова просит. Каждый раз. И каждый раз она молчит, одаривая его пустым взглядом. Каждый раз один и тот же сценарий: он просит дать ему чувства; потом, не получив желаемое, крушит все вокруг; умоляет ее простить его, говоря о своих грехах и чувствах; долго сидит у ее ног, словно собака, которую хотят разлучить с хозяином; пьёт; позволяет белой дорожке управлять сознанием и телом; бьет ее до собственного изнеможения; насилует снова и снова; насытившись, засыпает почти ровно на три часа (Мэй не раз засекала время, считая минуты); поцеловав в лоб, уходит, вновь оставляя за собой хаос.

Так проходил практически каждый ее день. Она перестала пытаться оттереть с себя его запах, прикосновения. Он всегда говорил, что она принадлежит ему, и Мэй смирилась.

Разве куклы имеют собственное мнение? Их одевают, как хотят, играются ими, ломая конечности.

Похоже, чем любимее кукла, тем она больше страдает.

========== Глава 20 ==========

Комментарий к Глава 20

Всем привет🖤

Автор приболела, поэтому глава получилась слегка короче, чем обычно. Но, надеюсь, от этого она не менее интересна.

Приятного прочтения✨

***

Девушка пролистывает страницы книги. Буквы на последнем клочке бумаги расплываются, превращаясь в волны боли и сопереживания. Финал, который ранил ее слишком сильно, стал причиной ее тихих, беспомощных слез. Но, может, причина вовсе не книга, не несчастливый финал?

Каждый день в неделях проходит одинаково. Одинаково тоскливо и грустно. В полном одиночестве. Не радуют любимые вещи. Казалось бы, один человек и нужен, но рядом его нет.

Юнги спит, где угодно, но не в одной комнате с женой. Он не завтракает, не видится с ней, избегает, храня в сердце обиду.

Чонгук так и не появился. Шону исчез вместе с ним. Никто не знает, где они. И этот факт стал решающим для Юнги. Это может значить только одно: Гук предал, сбежал, трусливо поджав хвост. И Юнги бы понял, если бы тот открыто выбрал родного брата, бросил клан, отказался от их братства. Но сейчас он разочарован. В себе. Разочарован в воспитании, которое он ему дал. Он всегда учил его быть мужчиной, теперь же Чонгук стал тем, кто ранил его сильнее всех.

Бель снова прислушивается, надеясь услышать необходимый низкий голос мужа, хриплый от прохладного осеннего воздуха или от нескольких выкуренных за раз сигарет. Но снова тишина. Дом опустел. Мисук часто уезжает к семье, так что Бель живёт практически одна.

Встаёт. Кладёт книгу на столик. Босыми ногами она ступает по холодному полу гостиной. По окнам стучит дождь, прося впустить его, прося дать волю его порывам. Горящие свечи создают уют, но Бель все равно холодно.

– Юнги… – будто просит у пустоты показать лицо, что так хочется увидеть сейчас. Ей необходимо поговорить с ним, объяснить, рассказать.

– Почему ты не спишь? – раздаётся тот самый голос у порога дома.

С темных волос капает вода. Осеннее пальто промокло насквозь, тяжелым грузом лежит на плечах. Глаз не видно, губы почти синие от холода, руки дрожат. Кажется, он долго бродил под дождем.

– Я ждала тебя.

– Зря. Я зашёл лишь переодеться, – бросает он, стягивая с себя верхнюю одежду.

– Куда ты?

– Не твоё дело, – раздражение так и сквозит в его голосе.

– Поговори со мной! Это твой дом, но я одна здесь. Так больше не может продолжаться. Я устала! – отчаяние вперемешку с безысходностью звучит пронзительно.

– Хочешь знать, где я ночую? – быстрыми шагами направляется к ней.

– Хочу! – твёрдо заявляет она, вперившись в него взглядом.

– Я с Лиен сплю, – прищурившись, ядовито произносит он, – Уж лучше с личной шлюхой, чем с предателем.

Звонкая пощёчина раздаётся эхом в полутьме. Рука девушки дрожит. Скула Юнги горит. Его слова больно ранят ее. Хуже любого яда, разъедающего кожу. Эти слова, что вырвались из него сами, принесли ей больше страдания, чем он мог бы подумать.

– Я не прощу тебе тонны боли, что ты можешь вылить на меня. Не смей ранить, Юнги. И я никогда не смела этого делать. Твои доводы о моем предательстве не имеют веса. Гук лишь в тот самый вечер узнал о существовании брата. И он попросил не вмешиваться, дать ему возможность разобраться самому. Самому, Юнги. А знаешь, почему? Ему было стыдно, стыдно знать, что он является причиной твоих бессонных ночей, твоих переживаний и трудностей. Я не осуждаю его бегство. Ты бы все равно даже не выслушал, верно? – хмыкает она, поспешно вытирая рукавом белого свитера слезинки, – Он любит тебя сильнее всех в этом мире, считает семьей. А ты? Что делаешь ты, Юнги? Ради оружия, денег, клана, власти отказываешься от него так просто, истинно уверовав в неверность. Так просто. Ты не достоин его. Не достоин быть его семьей.

Юнги сжимает челюсть. Ком в горле не даёт дышать. Кислород застревает, не доходя до лёгких. Мозг подкидывает миллион мыслей, каждая из которых кажется неправильной.

– Вы оба могли рассказать мне. Я бы не стал влезать в их отношения. Кто я такой, если Шону его кровь и плоть? – облизывается он, заглядывая в ореховые глаза, – Думаешь, мне легко? Я защищал вас, вас всех. Защищал Гука. От кого? От его же брата? Вы выставили меня посмешищем, дураком. Те, кто должны были быть мне тылом, стали первыми, кто «стрелял». Я задыхаюсь от разочарования. Не могу дышать в этом доме, задыхаюсь, зная, что все вокруг – это иллюзия.

– Мы не иллюзия, Юнги. Мы семья. Твоя семья… – шёпот звучит тихо, но уверенно.

Бель легонько трогает его за плечо, а потом руки тянутся к его лицу. Проводит кончиками тёплых пальцев по ледяной белой коже на скуле. Юнги сжимает челюсть, отводит взгляд, не желая показывать, насколько он уязвим, насколько сильно желает обнять ее, наплевав на собственные амбиции и правила. Ее нежное касание ломает его. Характер тает от ее голоса; льдинки превращаются в пар от ее запаха; дракон ютится у ее ног, стоит ей только позвать его по имени. Чертова сила любви. Чертова слабость, даруемая этой эмоцией, ещё никогда не приводила к прекрасному исходу, ведь в омут он готов прыгнуть сейчас же. Ужасно. Необдуманно. Желанно.

– Я люблю тебя. Ты мой дом. Сейчас мне в нем холодно и одиноко. Я не в порядке без тебя, без твоих рук, прикосновений, голоса, запаха. Ты сказал, что я твоя зависимость, но и ты моя тоже, – будто с трудом выдавливает она из себя, – Но, если тебе хочется быть с другой женщиной, если ты отдаёшь себя ей, я не потерплю этого. И неважно, каковы причины: твоё отчаяние, обида на меня или что-то ещё. Не трогай меня, и я более не трону. Не трогай, если не принадлежишь мне полностью.

Она уходит. Бежит от него. В груди ноет. Жжёт от чувств. Но Бель не знает, что мужчина, чьё сердце скучает по ней, даже взгляда не дарил кому-то, кроме жены. Его верность, преданность привязали к ней цепями, толстыми цепями с выгравированными на них буквами, которые складываются в «любовь».

Сильная связь тянется за много километров: по планетам, по солнечной системе, по Земле, до Луны и обратно. Разве есть что-то, что может разрушить эту связь? Только боль. Испепеляющая бесконечная боль. Но Юнги не даст ей случится. Если любить, то сейчас; если чувствовать, то до потери пульса.

Юнги догоняет жену.

Сплетает свои пальцы с ее тонкими, в сердцах клянясь больше никогда не ранить.

***

Парень в домашней одежде расслабленно сидит посреди разложенного на полу оружия. Чистит снайперскую винтовку, ранее разобрав ее на части. Этот ритуал успокаивает его, приводит мысли в порядок.

Мышцы под татуировками двигаются в такт движениям. Глаза отстранённо смотрят на сталь, в то время, как руки на автомате выполняют действия одно за другим.

Он замирает, чувствуя чьё-то присутствие. Знает, кто пришёл к нему. Кто обычно приходит к нему.

Все это время Чонгук живет вне города, далеко от дома. Шону, кажется, также решил пожить где-то неподалёку. Он не оставляет попыток наладить общение, но Чонгука не тянет к нему, душа другого брата ищет, ждёт.

– Тебе не надоело сидеть взаперти? – садится на диван, скрестив руки на груди.

Чонгук молчит, продолжая заниматься своим делом.

– Хотя сиди тут. Учитывая, что Дракон объявил тебя предателем, любой из клана может захотеть тебе отомстить, – хмыкает он, сканируя замедлившиеся руки младшего, сверкнувшие от упоминания Дракона глаза. В груди Шону колит обида. Он не смирится никогда с выбором Чонгука.

– Где он?

– Работает, лично контролируя все, ведь оба пса убежали, оставили, наконец, хозяина.

– О чем ты? – чёрные брови сходятся на переносице, но взгляда тот все же не поднимает.

– Хосок ушёл во все тяжкие: пьёт, нюхает, бесится, теряя рассудок, убивает, кого прикажут, и снова по кругу. Выполняет грязную работу, впрочем, эта роль подходит ему. Отродье поганой матери. Что с него взять?

Чонгук отбрасывает в сторону винтовку. Встаёт на ноги, заряжая пистолет. Глаза полны решимости. В них холод и упрямство.

Уверенно жмёт на курок. Выстрел разносится эхом по всему дому. Шону вскрикивает от нахлынувшей боли, что прожигает кожу. Прижимает рану ладонями, шипя и чертыхаясь. Пуля в бедре не даёт даже встать.

– А вот вторая собака боится гнева хозяина. Прячется в домике, спасая свою шкуру. Правильно, братик, подожди пока. Не стоит забывать о безопасности тоже, – сквозь зубы произносит он.

Чонгук оружие не опускает. Перезаряжает.

– Ты так и рвёшься к нему. Чертов Дракон привязал тебя к себе. Чем он лучше меня? – истерический смех звучит противно в ушах Чонгука, так что он даже морщится, – Он псих. Копия отца. Властолюбивый сукин сын.

Ещё один выстрел следует за словами мужчины. Истошный крик Шону снова заполняет пространство.

– Делай, что хочешь, а ещё лучше умри, но исчезни из моей жизни, – напоследок произносит Гук, захлопнув за спиной деревянную массивную дверь.

Даже если он всего лишь собака для Юнги, Чонгук не укусит руку, что кормила его, растила и дарила тепло и заботу.

Неблагодарность хуже трусости.

***

– Джи, принеси мне все документы, что принадлежали Хвану.

– Ищешь что-то конкретное?

– Я помню, что нам принадлежали кое-какие земли в Китае, однако в документах об этом нигде не упоминается. По крайней мере, в этих уж точно.

– Я могу порыться в архивах, – произнёс он, направляясь к двери, но остановился, – Кстати, о Китае. Я слышал, что враг Дракона пришёл оттуда.

– Они уже встретились? – как бы невзначай спрашивает Чимин, не поднимая взгляда с бумаг, лежащих перед ним большой стопкой.

– Нет, он прячется, и, кажется, Чонгук вместе с ним, – ухмыляется Джихен.

Чимин застывает, все же поднимает глаза, устремляя их в серые напротив. Вскидывает бровь в знак вопроса.

– Воссоединение родных братьев, – вкрадчиво произносит парень.

Джихен все же замечает эти чувства на лице хозяина: удивление, разочарование и бесчисленные внезапные вопросы.

– Займись делом вместо того, чтобы следить за сплетнями в чужом клане, – звучит твёрдо приказ Пака.

Джихен лишь кивает, покидая кабинет.

Сказать, что Чимин удивлён не сказать ничего. Он наслышан об отношениях между Юнги и Чонгуком. Они семья. Называются братьями и взаимно привязаны друг к другу. После той истории с кланом Мин, Чимин в какой-то степени завидовал мальчишке, что так просто завоевал расположение Юнги.

В то время, как Чимин задыхался от потери любви, смысла существования, от потери надежды и света своей жизни; когда он нуждался в друге, брате для того, чтобы просто выговориться, выплакать боль, Юнги воспитывал Чонгука, видя в нем поддержку, верность и преданность. О Чимине он забыл. И Пак уверен: Юнги слышал, он знал, как тот страдает, но не приблизился ни на шаг, доказывая в сотый раз, что дружба была для него всего лишь «оболочкой» скуки.

Это одиночество пожирало Чимина каждый день, каждый месяц, каждый год. Теперь он всего лишь тусклый «отблеск» человеческого существа.

Чимин ждёт. Ждёт своей физической смерти. Ждёт освобождения. Не боится пуль, крови, что может хлестать из него ручьями, не боится последнего стука, последнего сердцебиения, что эхом будет звучать в ушах.

Он знает, уверен, что там, наверху, ему все же разрешат увидеть Ен. Хотя бы в знак уважения той любви, что царила между ними. А потом каждый вновь пойдёт по своему пути. Дорога ему в ад. Таких, как он, не прощают.

***

Женский смех заполняет комнату. Глубокое декольте демонстрирует грудь, что подрагивает от каждого смешка. Белые зубы женщины блестят от света ночника на столе. Ее взгляд, равнодушный, скользит по мальчишке, что подрагивает от беззвучных слез. Подросток чувствует бессилие и отчаяние. Этот тандем перманентных эмоций окутал, словно ветки плюща, ползущего по нему от ног, рук к сердцу, к мозгу.

– Мама…

– Молчать! Запомни, в этом месте ты товар, а я хозяйка товара. Тебя проводят в комнату. Госпожа Мун ждёт тебя.

– Но я не хочу, мама, – тихие слёзы активнее текут по худощавому лицу, бегут вниз по заострённому подбородку, капают на пол, быстро растворяясь в ворсе ковра.

Обитые в винного цвета бархат стены заведения давят. Эта клетка, в которой мальчик родился, вырос, стала казаться ему нерушимой частью жизни.

Его мнение ничто. Оно всегда было лишь чем-то запретным, тем, что нельзя произносить вслух.

А что может сделать ребёнок, который запуган, одинок и не имеет будущего?

Насилие, физическое, моральное, которое он терпит не один раз за день, наталкивает лишь на одну мысль – бежать. И этот план побега, слишком рискованный и провальный, станет «светом», что поселит «тьму» в его сердце.

– Хватит, Хосок! Убирайся! И делай свою работу надлежащим образом, – приказывает она, отворачиваясь от него, словно от него исходит смрад, морщится, чувствуя огромную нелюбовь к сыну.

И Хосок уходит. Снова позволяет матери управлять им.

Снова принимает таблетку виагры, запивая стаканом холодной воды. Противное чувство охватывает его, как только он входит в комнату этажом выше.

Госпожа Мун, женщина преклонного возраста, явно рада видеть полюбившегося мальчишку. Неважно, что ее осудят общество, муж, дети, но она привязалась к этой извращённой зависимости. Бордель – убежище, куда она сбегает от всех, наслаждается вдоволь, за любые деньги, крепким, но таким молодым телом мальчика. Она точно не знает, сколько ему лет: 15 или 16? Разве это так важно, если он доставляет удовольствия больше, чем супруг за 25 лет совместной жизни.

Хосок выполняет свою работу надлежащим образом. Госпожа Мун как всегда щедро благодарит его. Пачка купюр падает к его ногам.

Одевшись, он плетётся к двери. Схватив холодную железную ручку, замирает. Внезапная, но такая сумасшедшая мысль озаряет его.

Неуверенно проверяет карман джинс, сглатывает, удостоверившись в том, что положенная туда утром вещь, на месте. А затем, развернувшись, почти бежит к улыбающейся, ничего не подозревающей женщине.

Кровь, брызнувшая в лицо от десяти ножевых, смешалась с горькими солеными слезами.

Это последний раз, когда Чон Хосок позволяет себе плакать? Последний.

========== Глава 21 ==========

Комментарий к Глава 21

Привет моим читателям🖤

Спасибо за пожелания под прошлой частью. Мне безумно приятно🥺

Написала для вас такую морально тяжёлую главу, но без этого никак)

И, чтобы вы прочувствовали всю атмосферу, начиная от погоды, заканчивая настроением персонажей, обязательно включите песню Cold – Aqualung & Lucy Schwartz. Приятного прочтения🌙

P.S.: как всегда жду ваших оценок и отзывов💔

***

Чонгук осматривается.

Маска на лице скрывает губы, нос, скулы. Большие глаза внимательно сканируют каждую деталь, каждого человека, попадающего под обзор. Юнги значительно усилил охрану. И, кажется, он сам находится сейчас дома.

Несколько дней Чонгук собирался духом, чтобы прийти, чтобы высказаться, рассказать о своём желании вернуться, просить шанса выслушать.

А теперь он несколько часов выжидает, сидя среди веток и корней деревьев, растущих вокруг особняка в небольшой чаще. Еловые ветки успели расцарапать ладони. Ботинки в грязи, в чёрной глине. Почва сырая и холодная. Кожаная куртка не греет, а градус с каждой минутой снижается быстрее и быстрее. Пальцы немеют, челюсти ударяются друг о друга.