Текст книги "В аду цветы расти не должны (СИ)"

Автор книги: Alice Reinhardt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Мэй ничего не знает о том, что Бель имеет отношение к мафиозному клановому устройству, что она сестра и жена двух значимых мужчин в криминальном мире, что этот человек, ушедший только что, убийца, ищейка.

– Друг моего мужа. Сегодня он подвёз меня, – сухо бросила Бель, принявшись за сборку заказа.

Мэй пожала плечами и, закончив уборку, молча также принялась за работу. Отвечая на звонки, принимая заказы, Мэй не заметила, как наступило время обеда. Работа кипит, а букеты ещё предстоит собрать вовремя. Каждая работа, каждый цветочек требует особого внимания и отношения.

– Бель, я голодна. Может поедим? Сейчас сбегаю, куплю чего-нибудь, – подмигнула она, направляясь к дверям энергичными, быстрыми шагами.

– Я не против. Голодная, как волк.

Говоря о волке…

Бель отвлекает звоночек оповестивший о приходе клиента. Она откладывает голубую широкую ленту в сторону и идёт встречать гостя.

Мужчина невероятной красоты предстаёт перед ней. Бель даже замирает, рассматривая его лицо. Таких, как он, мало в этом мире. Идеальная красота, нарушаемая лишь одним маленьким шрамом над глазом. Одет весьма скромно и просто: большая футболка oversize цвета хаки, чёрная панамка, скрывающая его волосы и лоб, такого же цвета маска в руке в одной руке, в другой – очки, свободные спортивные штаны белого цвета и массивные кроссовки. Мужчина поворачивает голову то влево, то вправо, с интересом рассматривая цветы вокруг.

– Вам подсказать что-нибудь? – улыбается Бель, привлекая к себе его внимание.

– Ох, простите, засмотрелся. Да, мне нужен букет, – кивает он.

– Какой именно?

Он заминается, медленно расхаживает среди цветов, нежно трогая их лепестки, листочки. Это трепетное отношение к растениям Бель отмечает про себя, как что-то значимое и прекрасное. Не каждый человек понимает ценность, значимость природы. Чаще всего людей не волнуют такие вещи, а тема экологии, кажется, просто стала ещё одним мейнстримом.

– Мне нужен монобукет{?}[букет из цветов одного вида и часто одного цвета].

– Какие цветы предпочитаете? Розы? Пионы? Тюльпаны?

– Голубые гортензии…

– Покупаете для любимой девушки? – уточняет Бель, вытаскивая из вазы свежие цветы.

– Некогда любимой, – сняв головной убор, тихо произносит он. Бель замечает в его глазах печаль и проблеск боли. Она задела в нем слишком важное, «интимное», личное.

– Что-то случилось? – храбрится, решившись узнать это.

– Она умерла несколько лет назад. Мне нужен букет на кладбище, – сухо бросает он, отворачиваясь к окну.

– Мне очень жаль. Простите, если причинила Вам боль своими вопросами, – опустив глаза, прошептала она.

– Ничего страшного. Надеюсь, я пережил эту потерю. Что скажете? – улыбается он, отчего на щеке появляется ямочка. Подходит вплотную, рассматривая цветы на столе и в руках девушки.

– Любовь никогда не проходит полностью. Она лишь меняет свою форму, притупляется, хороня себя в памяти человека. Так мы на время забываем о ней, но чувствовать не перестаём.

– А Вы? Влюблены? – интересуется он, заглядывая в ореховые глаза напротив.

– Не знаю, – грустно выдыхает Бель, судорожно перевязывая стебли вместе.

– Значит влюблены.

– Почему Вы так думаете?

– Незнание означает неуверенность. А влюбленность же – это всегда неуверенность, в самом ее явном проявлении. Неуверенность в том, правильны ли эти чувства, приведут ли они к любви, взаимны ли?

Бель сглатывает. Этот незнакомец прав? Почему его слова так идеально вписались в череду ее мыслей за последние несколько дней? Она спит с мужчиной, которого считала самым черствым на всем белом свете. Но видит в нем заботу, нежность, способность любить. Или ей кажется? Если это так, Бель придётся испытать большое разочарование.

– Букет готов, – протянув небольшой букет, перевязанный белой лентой, сообщает девушка.

Мужчина забирает его, слегка касаясь ее протянутой руки холодными, точнее, ледяными пальцами.

«Ему холодно? В такое жаркое время года?» – думает про себя, наблюдая, как он рассматривает ее работу.

Быстро оплатив покупку, он снова обращается к девушке:

– Букет прекрасен, как и Вы. Могу я узнать Ваше имя?

– Ынбель, но близкие называют меня Бель, – смущённо улыбается она.

– Могу я позволить себе называть Вас Бель? Я ещё не раз приду к Вам за букетом.

Бель лишь кивает. Мужчина улыбается, натягивает маску, очки и панаму, одновременно направляясь к выходу.

– А Вы? Как звучит Ваше имя?

– Чимин. Меня зовут Чимин.

Дверь за ним тихо закрывается. Он уходит прочь, оставляя за собой шлейф парфюма.

***

Намджун медленно отпивает из стакана с шотландским бурбоном. Вертит в руке ручку с гравировкой своего имени. Пальцы неспокойно нащупывают вбитые в металл буквы: Ким – Нам – Джун. И перед Ким Намджуном стоит выбор. Снова выбор.

Наша жизнь состоит из правильных и неправильных шагов. Стоит ли бояться? Мы ведь никогда не угадаем, поймём лишь спустя время.

В любом своём проявлении человек труслив. Мы боимся даже собственной жизни, маскируя ее под трудностями и проблемами. Убегаем, прячемся, не понимая, что самая важная проблема привязана к нам самим. Эта проблема в нас, людях. И, пока душевный конфликт бушует в человеке, любой его выбор будет казаться чудовищно неправильным.

Чернила оставляют неразборчивую подпись на белой бумаге.

Теперь, он обязан быть тем, кого презирал сам. Предателем?

несколькими часами ранее

– Послушай, Джун, твоя женщина зависима от меня, как бы ты не хотел отрицать этот факт. Ни ты, ни она не хотите признавать значимости моего имени в ваших жизнях. А ведь мне и обидно может быть, ведь я в вас души ни чаю.

– Шону… – рычит мужчина, сжимая руль автомобиля. Судорожно оглянувшись вокруг, он запнулся, увидев выходящего из самолета Дракона. Тот медленно идёт в сопровождении своих людей, бурно обсуждая с ними свои планы и действия.

– Она подписала соглашение о принадлежности мне. И это соглашение никто не в силах разорвать, даже если десятилетия пройдут. Я лишь позволяю вам любить друг друга. Но ведь у любой доброты есть цена.

– Что тебе нужно?

– Оттяни время Дракона. Он должен как можно дольше не знать главного: о моем отношении к его «семье».

– И какое же отношение ты к ним имеешь? – наблюдает за отдающим последние распоряжения мужчиной за стеклом авто.

– Чонгук мой младший брат. И я намерен вернуть его себе.

Намджун выдыхает. Сжимает телефон в большой ладони. Этого он ожидал услышать меньше всего. Лучший стрелок Юнги брат этого мерзавца. Новость не из самых прекрасных, но Намджун не имеет права влезать, да и сам не желает.

– Делай, что хочешь: обманывай, недоговаривай, избегай. Но Юнги об этом знать не должен. Пока что. Расскажи ему, кто я, что имею и чем занимаюсь. Учитывая характер Дракона, он не сдастся, пока не нароет информацию про мое прошлое, далекое прошлое.

– Я понял тебя.

– Как знаешь, я человек «гарантий», поэтому пришлю наш «контракт» для подписания сегодня же. Играй свою роль подобающим образом, а я сдержу своё слово и, наконец, разорву то соглашение с подписью прекрасной Су.

Намджун чертыхается, откидывая прочь телефон. Слышит, как трещит стекло экрана. Трещит и его голова. Он в ловушке. В ловушке выбора. Либо он, которого может убить Юнги за предательство; либо Су, на которую может начать охоту Шону. Выбор очевиден.

***

Чимин, склонившись над небольшой могилой, запустил пальцы в иссохшую землю. Нет влаги. Вода безжалостно покинула почву, позволяя солнцу опалять ее своими лучами. Вокруг практически пустырь, равнина с несколькими деревьями и полевыми цветами. Где-то далеко он слышит пение птиц, лишь ветер обрывками доносит до него пару нот.

Глаза проходятся по могильному камню, «нащупывая» эту заученную наизусть фразу: «Я люблю этот мир».

Она часто так говорила, улыбаясь широко и ярко, так что ему приходилось сдерживаться, чтобы не сжать ее крепко-крепко в своих объятиях, так, чтобы навек впечатать в себя. Пусть она станет им, пусть он станет ею.

А, когда болезнь начала медленно гасить ее, это желание появлялось все чаще и чаще. Но сжать ее как прежде он уже не мог. Нельзя было.

– Ты – воспоминание. Болезненное воспоминание в моем сознании. Ты не желаешь исчезать, а я вот, кажется, с каждым днём становлюсь ближе к тебе. Моя дорогая, любимая Ен{?}[значение имени: «мир»], я скучаю по тебе. И эта нехватка тебя терзает мое покалеченное судьбою сердце. Ты моя любовь. Вечная, неиссякаемая любовь. Ты мой мир. Это я любил мир, не ты. Ты ушла, оставив меня одного. А теперь и я прошу похоронить меня в тебе…

Поднимает взгляд к небу, будто пытаясь отыскать кого-то там, в вышине. Того, кто успокоит его, кто ответит на многочисленные вопросы. Но лишь птичий клин, летящий по голубому полотну, виднеется в дали. Больше никого.

«На Востоке существует поверье, что птицы не умеют грустить, так как награждены вечной свободой. Когда они в чем-то разочаровываются, то надолго улетают в небо. Чем выше, тем лучше. Летят с уверенностью в том, что под порывами ветра высохнут слёзы, а стремительный полет приблизит их к новому счастью», – вспомнились строки, написанные в одной из книг, которые она вслух читала по вечерам, усевшись перед камином.

Интересно, стало ли им легче в полёте? Высохли ли слёзы? Стоил ли полёт потраченных усилий?

С особым трепетом положив букет гортензий на пропитанную теперь уже его слезами землю, он уходит. Уходит, оставляя за спиной самое дорогое, что он мог отдать земле.

Свой мир.

========== Глава 17 ==========

Комментарий к Глава 17

Всем привет✨

Знаю, что скорее всего никто в это время не будет читать главу, но зато утром уведомление вас все же порадует🖤

***

Юнги неспокойно озирается по сторонам. Кажется, будто пустота поглотила его, плавно перетекая во что-то холодное, неприятное, убивающее. Это ощущение не спутать ни с чем. Тьма.

Когда ты часть чего-то ужасного, губительного, кажется, что в этом нет ничего плохого.

Но, когда ты касаешься света, сквозь пальцы пропуская тепло, в холод возвращаться совсем не хочется. И он чувствует это тепло, не просто сквозь пальцы пропускает, словно песок, он погружается полностью, с головой, позволяя своей тьме отступать, позволяя в его собственном саду цветам распускаться.

Среди адского огня они гордо поднимаются, доказывая, что свет может жить во тьме, свету тьма необходима, а тьме необходим свет.

Ынбель, свет которой греет его за много километров, прочно решилась «поливать» эти цветы нежностью, позволяя им пускать корни глубоко вниз. Как умелый садовник, она привязала их к себе. Теперь без неё они погибнут.

И Юнги погибнет вместе с этими цветами, завянет и навеки окаменеет.

Закрывает глаза, глубоко вдыхая запах сигарет. Слегка огорчается, не чувствуя среди табака и алкоголя тот самый. С ним явно не все в порядке. Он чувствует то, что не должен, то, что не может. Но есть ли смысл контролировать свои эмоции и ощущения? Излишний контроль может привести к саморазрушению.

Медленно набирает номер на телефоне. Гудки тянутся, словно неприятные нотки в долгожданной песне. Волнительно и тошно одновременно.

– Юнги?

– Ынбель, – тихо произносит ее имя, реагируя на ее сонный, хрипловатый голос, – Прости.

– Простить? – голос становится более бодрым. Он слышит шорохи одеяла и ее сбитое дыхание. Он волнует ее. И ему нравится знать это.

– Прости, что чужой мужчина допускал даже мысли о тебе, что я позволил мечтать, хотеть, желать тебя. Я был слеп и врал. И тебе, и себе.

– Я не хочу вспоминать. И ты забудь. Я сильная, так ведь? Не считай меня слабой. Не смей, – обида в голосе с примесью горечи, но твёрдости. Она удивительная женщина. И он вновь восхищён и поражён.

– Ты спишь в нашей постели одна, а я желаю хотя бы понаблюдать за этим. Готов стать Луной в небе, врывающейся сквозь окна, только бы увидеть тебя сейчас.

– Ты… – запинается, пытаясь собраться с духом, – Скучаешь?

– Насколько это возможно, – выдыхает он мгновенно, будто твёрдо знает ответ, будто ждал этих слов, этого вопроса.

– Сегодня я познакомилась с одним мудрым человеком, – начала Бель, – Он сказал, что влюбленность – это неуверенность в правильности существования этих чувств. Кажется, он был прав.

– Этот человек, похоже, многое знает о любви, многое повидал, рассуждая так точно, но все же слишком просто, о таких запутанных вещах.

– Он потерял любимую. Его сердце разбито. И как бы часто ямочка на щеке не появлялась, сердце не начнёт более биться так же быстро, как раньше. Я видела в его глазах огромную боль… И обиду на этот мир.

– Я бы не смог пережить…

– И я… – сглатывает она ком в горле.

– Мое сердце впервые за много лет проснулось, напоминая о том, какой трепет оно может подарить душе и телу.

– Вернись домой, Юнги. Ты мне нужен.

Юнги замирает, облизывается, пытаясь сдержать рык восторга.

Мужчина в костюме спешно поднимается на ноги, отряхивает пепел и широкими шагами уходит прочь. Домой. Туда, где его ждут, туда, где он кому-то нужен.

Звезда Ынбель на небе засияла ярче в эту ночь, а звезда Юнги решила образовать с ней «созвездие», маленькое, но такое значимое.

***

– Тебе не стоит так много пить, – отметил мужчина, сев напротив парня в удобное кресло из чёрной кожи. Потянувшись, лениво огляделся по сторонам. Голые звуконепроницаемые стены с маленькими ночниками, множество диванов, слишком много видов алкоголя и наркотиков.

Пахнет смородиной, спиртом и мятой. Чонгук отправляет очередной коктейль из водки в себя, поглядывая на танцующих внизу людей. Звук музыки не такой громкий, но уже изрядно поднадоел.

Увидев Шону, он успел обдумать каждый вариант того, куда стрелять, сколько пуль в него выпустить: одну, две или всю обойму сразу же? Так никто больше не будет напоминать о семье, никто не будет создавать проблем.

Отец выкинул их, словно дворняжек. Да, Чонгук размыто, но помнит брата, который долго искал для них еду в ту холодную ночь ноября. Он оставил его одного, где-то в одном из парков Сеула, обещав вернуться вскоре. А потом чьи-то руки схватили его, потащив с лавочки в машину. Словно тряпичную куклу его передавали из одной семьи в другую, не желая справляться со вспыльчивым характером мальчика. В восемь он попал случайным образом в клан. И только через два года смог найти в Юнги потерянного старшего брата. Его хён кормил его, когда Гук болел, борясь с простудой, потому что заигрался с другими мальчишками клана. Он старался дать ему счастливое детство, защищая и оберегая от пуль. Когда Мин понял, что одна из этих пуль может ранить младшего, решил, что пора научить его «ремеслу», «искусству» убивать и выживать. И Гук оказался способным малым, благодарным учеником и верным другом.

А теперь этот чужак называется его братом. У Чонгука нигде более нет братьев. Его сердце бьется только ради одного единственного хёна, и имя ему Дракон. А в своём сердце Гук уверен: оно не способно на предательство, на ложную любовь и неприкрытое лицемерие.

– Тебе лучше уйти, – не смотря на него, кидает он, делая ещё один глоток, который течёт по горлу, обжигая и распаляя.

– Я правда искал тебя в тот день. И на протяжении многих лет приходил туда, надеясь, что ты придёшь тоже, – погладив волосы ладонью, медленно произнёс мужчина.

– Ты ждал там своего маленького братика, а я Чонгук из клана Драконов, не тот, кто тебе нужен. Мне было трудно, обидно в детстве, я не понимал, почему так вышло, чем я заслужил это. Но, обретя истинную семью, я забыл. Все и всех вас забыл. Мне плевать, кто ты, чем жил и как долго ждал. Считай, что я там и умер, в ту самую ночь.

– Мама всегда говорила, что ты вырастешь славным малым, несмотря на характер, – улыбается, излучая спокойствие и расслабленность.

– Я вырос тем, кем должен был, чтобы выжить и давить таких, как ты.

Шону хмыкает, явно чувствуя свою злость и нарастающую агрессию.

– Прислуживая кому-то? – холодно улыбается, наклонив корпус вперёд, пытаясь звучать, как можно ядовитее.

– Я лучше буду прислуживать, убивать врагов один за другим, чем торговать слабыми людьми, убивая в них гордость. Скольких ты убил, продав их органы на чёрном рынке?! – сжатый кулак опускается с громким звуком на стол.

– Это бизнес. «Твой» клан торгует наркотой, а я плотью. Есть ли разница, если и то, и другое оставляет после себя многочисленные жертвы?

– Разница между волей и насилием очевидна. Ты отнимаешь у людей то, что делает их людьми. Ты отнимаешь у них волю.

– Я зарабатываю, Чонгук. Их воля стоит больших денег.

Чонгук ухмыляется, понимая абсурдность данного спора. Это как спорить с Дьяволом, доказывая, что ты слишком хорош для его ада.

– Стрелял, почему ты стрелял в меня?

– Глупец, посланный мной, просто напросто перепутал тебя с Драконом, – лукаво улыбается он, с весельем разглядывая пылающее яростью лицо Чонгука.

– Гори синим пламенем, Шону. Гори вместе со своими деньгами.

Шону молчит, продолжая пронизывать брата взглядом. И он молчит в ответ, не желая даже тени его видеть.

– Юнги бросит тебя, отречётся от вашего «братства», как только поймёт, что ты хочешь власти или малейшего признания в клане, – вновь заговорил он, – Задумайся.

– А кто сказал, что я этого всего желаю? – громко и сипло смеётся Чонгук, искренне не понимая намерений мужчины: задеть и натравить? Дешевая игра, не подкупающая его ни на секунду.

– А разве ты не хочешь быть более амбициозным?

– Сейчас я хочу лишь одного: выпустить в тебя всю обойму. При нашей первой встрече я послал тебя на хуй, мне повторить ещё разок? – невинно улыбается он, расположив пистолет на бедре, давая Шону понять, что тот не шутит.

– А что будет, если Юнги узнает, что ты его предал? Что тогда он скажет, разочаровавшись в своём младшем, Гук? Ведь для него даже то, что ты сидишь здесь – предательство, – хрипло смеётся мужчина.

– Ты ничего не знаешь о наших с ним отношениях. Не пытайся больше лезть ко мне. Считай, что я мёртв, блять. Ты мне никто. Вбей это в свою чёртову голову.

– Не могу. Я верну тебя себе, братик, – кидает эту фразу в лицо.

Чонгук слышит удаляющиеся шаги по красному ковру vip-комнаты. Шону не нужен брат, ему нужно влияние, деньги, которыми Чонгук располагает. Через него он может выйти на бизнес в Корее, а вскоре и до Японии доберётся, ведь у того и там есть партнеры.

– Я не безвольная тряпка, Шону, не предатель и не братоубийца.

Мужчина все же слышит его тихие, но полные решимости слова. Чувствуя неуверенность, он решает не говорить более ничего и просто уйти.

«Это пока…», – произносит он напоследок про себя.

***

Юнги отворяет двери спящего дома. Потянув носом запах, родной, полюбившийся, бросает сумку у порога. Та с грохотом падает, безвольно распластавшись на мраморном полу.

– Юнги!

Когда его глаза задерживаются на силуэте в белом шелковом халате, стоящем наверху у лестницы, он сглатывает, раскинув руки в стороны.

Бель бежит, спешит в объятия. Полы халата летят в стороны, словно белые невесомые крылья, которые несут ее к мужу. Бросившись ему на шею, утыкается носом в оголенную часть кожи, стараясь успокоить бушующее пламя в сердце.

– Колючка, я так скучал, – резко произносит он, впервые не скрывая истинных чувств, говоря то, что на сердце и в голове.

– В этом доме без тебя так тоскливо, – тихо произносит она, опаляя его ключицы жарким дыханием.

Руки крепче обвивают ее талию, плотно прижимая к мужской груди.

А, когда он отпускает, Бель заглядывает в его чёрные «угольки», стараясь считать эмоции. Он берет ее лицо в руки, приближается к губам, оставляя на них трепетный, нежный, полный чувств поцелуй.

– Ынбель…

Она поднимает взгляд с немым, но таким интересующим ее сердце вопросом.

– Знаешь, ты моя зависимость. Я касаюсь чертовых лилий каждый раз, когда вижу, чтобы снова почувствовать, вспомнить твой запах. Ты наркотик. Каждый раз я летаю высоко, так что забываю дышать. Каждый хренов раз я вдыхаю тебя, наполняю легкие тобой, пропускаю под кожу, внутривенно. Травлю себя, зная, что привязываю навек. Я, Дракон, твой Дракон, склоняю голову. И, кажется, люблю до безумия…

Из ореховых глаз медленно текут слёзы.

========== Глава 18 ==========

Комментарий к Глава 18

Доброй ночи ✨

Спасибо всем за поддержку🖤 вы лучшие!

Приятного прочтения)

***

Юнги медленно накрывает уснувшую рядом девушку. Мягкая ткань ложится волнами, окутывая наготу женского тела.

Он лежит на спине, уткнувшись взглядом в потолок. Перед глазами все моменты, связанные с Ынбель: ее дерзости за завтраком; твёрдое намерение переехать в эту комнату; ревностный голос, прогоняющий Лиен; шок и отрицание в глазах от пронзившей кожу пули; упавшие на траву лилии; ее желание увидеть его в больнице; их первая встреча.

И только Юнги знает, что запах лилий он впервые почувствовал не в своём кабинете, не в тот день, когда похитил ее, а намного раньше, пару лет назад.

Это был дождливый, но тёплый вечер октября. Очередная стычка с противниками закончилась кровавым месивом на лице Юнги, сломанными рёбрами Чонгука и простреленным бедром Хосока. Они застали их врасплох, поэтому, оставшись по стечению обстоятельств без охраны, были слабы. И враги решили поглумиться, избить, унизить и бросить вызов.

Юнги смог погрузить окровавленные тела своих друзей в машину. Находясь в полуобмороке, он все же смог сесть за руль. Дорогу размывало, а опухшие, залитые кровью глаза мешали ещё сильнее. Кое-как доехав до города, он почувствовал, как силы медленно из него выходят. Притормозив, он смог лишь вылезти, дойти до какого-то магазинчика, прося помощи и врачей. Колокольчик, оповестивший о его приходе, замолк, а Юнги почувствовал, как ноги становятся ватными, а внутреннее кровотечение слишком серьезное. Он игнорировал боль, но она все же накрыла его. Упав на колени, он смог прохрипеть еле различимые слова. Чьи-то тёплые руки коснулись его лица, а глаза напротив начали рассматривать ссадины. Женский голос был полон испуга и слез, а лица увидеть он не смог, лишь позволил слабому телу опуститься на кафельный пол. Глаза закрылись, однако нос не переставал ощущать этот тонкий, естественный запах, вызывавший слюни во рту. Даже в больнице, находясь вдалеке от неё, ему казалось, будто он до сих пор чувствует ее, переносит на своей коже, на одежде, волосах.

А когда этот запах спустя годы пробудил в нем эти воспоминания, он решил обернуться к зашедшей вместе с Хосоком девушке. И обомлел. Разве такие женщины, девушки, как она, существуют? Они реальны? Могут принадлежать кому-то? По волей случая или судьбы, неважно, она оказалась той, что нужна была ему.

Все это время.

Рассвет.

Юнги вновь кидает на неё свой взгляд. Понимать, что он является причиной румянца на ее щеках, приводит в восторг, разгоняет кровь, насыщая ее адреналином. Невероятное ощущение и удовольствие. Он влюбился. Настолько, что бросил все дела, поднял всех на уши в Китае, требуя немедленно подготовить вылет, утаивая самое главное, маскируя под «срочными делами в Корее» слова жены – «ты мне нужен».

Лучи утреннего солнца поглаживают листочки комнатных растений.

Что будет, если это все: ее смех, голос, запах, взгляд ореховых глаз, ее растения, одежда, книги… исчезнут?

Юнги шумно сглатывает, сжимая кулаками простыни.

Он сожжет весь мир и сам сгорит, но не отдаст своё. Не отдаст ту, что смогла обрести дом в его доме. Не отдаст ту, что не испугалась Дракона, а смогла «приручить», дать почувствовать что-то волшебное и прекрасное. Он не позволит.

Трель птиц за окном оповестила о новом прекрасном дне лета, все же напоминая о скором наступлении осени.

Юнги может думать о том, насколько прекрасно будет обнимать ее холодными ночами, согревая своим дыханием кончики женских пальцев рук.

– Только не оставляй меня, Ынбель, – раздаётся шёпот Юнги.

***

Карие глаза проводят взглядом по голой коже девушки: по икрам ног, по бёдрам, по скрытым под тканью пижамы ягодицам, животу, груди. Задержавшись на плечах, взгляд затем устремляется к шее. В голове начали всплывать сцены того, как он оставляет там метки, чтобы ни один мужчина подойти не смог, не посмел.

Зачем?

– Я хочу тебя, – раздаётся тихий, но хриплый голос за ее спиной.

Девушка замирает. Мужчина наблюдает за появившейся внезапно гусиной кожей на руках и ногах. Ухмыляется, выходя из тени комнаты. Тусклый свет падает на лицо с дьявольским выражением, на горящие глаза, расслабленные губы, на четко выделяющееся адамово яблоко, на острые ключицы, виднеющиеся из-под спустившегося большого горла чёрной свободной футболки. Чёрные кожаные штаны облепляют стройные, крепкие ноги, особенно выделяя бедра. Белые волосы взъерошены, будто кто-то запустил в них пальцы, оттягивая и встряхивая. Он выглядит, словно падший ангел. Такой прекрасный и одновременно пугающий до чёртиков мужчина.

– Почему я не удивлена твоему появлению? – вздыхает она, накинув хлопковый халат и запахивая его плотнее.

– Значит ты ждала меня? – уверенно садится в кресло напротив, будто он знает ее дом, как свои пять пальцев.

– Твоё задетое эго меня не должно никак касаться. Уходи, я устала, – вздыхает она, опускаясь на краешек небольшой кровати.

– Я хочу тебя во всех смыслах этого слова. И эго не причём. Я хочу заниматься с тобой любовью, насколько это возможно дольше и больше. Никто прежде не вызывал во мне такого желания.

– А если я откажу, воспользовавшись своим законным и естественным правом?

– Я превращу твою жизнь в ад. Я убью тебя.

– Не смеши, – звонкий смех разрезает тишину.

– Мэй, я убью тебя.

Щелчок заряда в пистолете вмиг прерывает смех: улыбка Мэй тает, позволяя вязкому страху окутать горло, душить и терзать забившееся в панике сердце.

Чёрная мужская футболка падает на пол, оголяя торс Чона. Дракон, обвивающий его, выглядит пугающе, жутко.

Мэй отходит назад, сжимая вспотевшие ладони в кулаки.

А палец Хосока «дразнит», будто нажимая, а потом вновь отпуская курок.

– Отпусти меня, – просит Мэй, пытаясь глазами найти хоть что-то, чтобы защититься. Но вокруг лишь книги по флористике и ботанике. Сейчас минимализм комнаты уже не нравится ей.

– Раздевайся, – грозно приказывает, надвигаясь на неё.

Но Мэй не двигается. Не может себя заставить даже слово сказать, лишь наблюдает за ним испуганными, замершими глазами.

Хосок кидает пистолет на кровать, поворачивает голову к окну, устремляя взгляд на крышу здания.

– Там сидит мой стрелок, знающий каждый жест: щелчок моих пальцев означает выстрел, – ухмыляется, наблюдая за повернувшейся туда же девушке, – Мне некогда тебя уламывать и уговаривать.

– Кто ты такой? – тихий шёпот звучит отстранённо. Она почему-то верит его словам. Он опасен.

– Тот, кто может взять желаемое в любое время. И тебя в том числе.

Его пальцы коснулись ткани халата, грубо потянув вниз. Мэй остолбенела от чувства безысходности. Хосок же продолжил раздевать ее, попутно любуясь ровным цветом кожи персикового оттенка, наслаждаясь мягкостью и притягательностью женского тела. А, когда она осталась в одних трусиках, грубо толкнул Мэй на кровать. Оглядел ее, словно является законным владельцем этого тела. Начал нетерпеливо снимать штаны.

– Перестань. Я не хочу!

– Заткни свой рот, иначе хуже будет! – рычит он, нависая над ней. Приложив дуло к ее виску, наблюдает за реакцией.

– Прошу тебя. Давай поговорим. Я не хочу проблем! Не хочу… – отчаяние в голосе пробирает до дрожи, до дрожи возбуждения и нетерпения.

– Все же мне придётся тебя заткнуть.

Он хватает ее халат с пола, рвёт на лоскутки. Мэй отодвигается к изголовью, поджимая ноги к себе.

Кричит изо всех сил, зовёт на помощь, но звонкая пощёчина заставляет замолкнуть. Он использует ткань в качестве кляпа и веревки: связывает запястья и щиколотки. Мэй дрожит, бьется в панике, но лишь получает удары по лицу. Она чувствует, что он пьян, возможно, под наркотиками. Но это ничуть не утешает. Она умрет. Он убьёт ее. Этой ночью.

– Прошу тебя, успокойся, Мэй… – его нежный шёпот не успокаивает.

Она мычит, извивается, а Хосок одним рывком разрывает ткань нижнего белья. Смотрит в ее глаза, пытаясь найти тень его собственного желания. Одним рывком входит. Видит, как ее глаза закрываются, а боль рвёт горло.

Слишком туго, узко. Он чувствует, будто рвёт ее. Она девственница?

Однако Чона это не останавливает, напротив, его животное нутро требует большего, да и сама мысль о том, что он у неё первый просто сводит с ума.

Он делает резкие, глубокие толчки, рычит, стонет, наслаждается. Мэй под ним умирает, лишь крупинки слез стекают по лицу. Она больше не извивается, не борется, спокойно лежит, ожидая, когда он прекратит, когда для него будет достаточно.

Но для Хосока в ту ночь не было достаточно ни одного, ни двух, ни трёх и ни четырёх раз. Кажется, Мэй сбилась со счета, сколько раз и в каких позах он насиловал, кончая в неё снова и снова. Она чувствовала его в себе, чувствовала, какое удовольствие он получает, как ликует, как желает ещё и ещё.

Ссадины и синяки от его побоев налились красками, разнообразными: красными, зелёными, желтыми, синими и фиолетовыми.

Но только вот мир Мэй теперь черно-белый.

Его запах въелся в ее кожу, в ее сознание. Тошнит. Так тошнит от себя, от него, от мира, от судьбы, что привела его к ней.

Он покалечил ее, сравнял с землей, разрушил все внутренности и кости. Он стёр все прекрасное, что в ней когда-то цвело.

***

Чонгук проводит ладонью по лицу, пытаясь привести мысли в порядок. Что ему делать, как быть? Рассказать Юнги? И что он скажет? Что Чонгук не смог отомстить врагу?

Но ведь он не может убить собственного брата. Да, он был забыт, похоронен в памяти, как ему казалось, навек.

Но Шону жив. Он нашёл его, прося общения и признания. Разве может Чонгук убить его за то, что он не по своей воле потерял с ним связь? Не может. И этот тупик изводит.

Шону может прийти к Юнги с заявлением о том, что Гук предал клан, подстроил собственное ранение ради жалости, что он хочет власти. А Чонгук знает, что Мин убьёт любого, кто посмеет посягать на его клан и его место. Даже его.

Чонгуку стоит уйти из клана? Стоит позабыть друзей, семью и дом? С кем он должен поговорить, чтобы узнать ответы на свои вопросы?

***

Бель распахивает глаза, в панике пытаясь отыскать силуэт мужа. В комнате его нет. Неужели он уехал снова? Не попрощался? Не предупредил?

Она быстро переодевается, спешит на первый этаж. Ускоряет шаг.

– Юнги! – зовёт, оглядываясь по сторонам. Но лишь гробовая тишина отзывается в гулко бьющемся сердце.

Направляется во двор, затем в сад.

Юнги, в бежевом льняном костюме из свободных брюк и рубашки, расстёгнутой на четыре пуговицы, нависает над растениями. В руках голубая лейка и чашка с горячим напитком. Он выглядит расслабленно, но все же сосредоточено. Заметив боковым зрением движение, ставит лейку на землю, оглядываясь на неё. Бель подходит ближе, увидев любимые цветы, ярко улыбается, а легкий румянец окрашивает щеки.