Текст книги "Скованные одной цепью (СИ)"
Автор книги: Alexianna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Мой кабинет? Ух, ты! Да ещё и команда? Силы Небесные! Я буду не одна, меня подстрахуют!
Мы проходим по коридорам, поднимаемся по лестнице ещё на один этаж выше и выходим в широкий холл, где у стеклянной двери в другой корпус за небольшим столом с компьютером сидит охранник, крепкий мужчина с военной выправкой. Он приветственно кивает нам, пропуская пройти на его территорию. Когда я прохожу мимо компьютера, бросаю взгляд на монитор. Мать моя, женщина! Там два сканированных тела с фото и полной информацией про меня и Василису Еремеевну. Вот как, сканер у них тут, значит это крыло здания принадлежит Службе Безопасности. Ну всё, Алёшка, попалась ты, быть тебе агентом теперь всю жизнь. Отсюда обратной дороги нет, кроме как на кладбище.
Эх, судьба моя…
Тем временем мы подходим к широкой металлической двери.
– Не удивляйтесь, что у нас уже существует этот отдел. До вас здесь работали простые маги-целители, выполняли задания по мере возможности, – объясняет она, заметив мой взгляд, направленный на пластиковую табличку, гласящую «Отдел Экстренных Перемещений Неотложной Медицинской Помощи». – Так что изобретать велосипед вам не придётся. Но работать в команде следует научиться. Серьёзно отнеситесь к советам ваших коллег. Прошу вас.
Она открывает дверь передо мной. Я киваю, мол «конечно, я отнесусь серьёзно».
Убранство помещения, в которое мы входим, похоже на квартиру-студию группы тинейджеров с абсолютно немыслимыми хобби. Кроме рабочих столов в застеклённых кубах и шкафов с папками, здесь есть и кухня, и небольшой бильярдный стол, мини-боулинговая дорожка, сетка-корзина для баскетбола, несколько музыкальных инструментов в углу у подушек-кресел, и еще всякая всячина, включая автомат из казино под названием «Однорукий бандит».
Я останавливаюсь в нерешительности. Что это вообще такое? Несерьёзно как-то выглядит. Я ожидала нечто строгое, без излишеств, да еще все должны козырять и выполнять команды «Равняйсь! Смирно!»
– Ребята, принимайте пополнение, – громко призывает Василиса Еремеевна живых существ в этом, с позволения сказать, офисе.
На зов выходят две симпатичные девушки и парень в круглых очках.
– Здравствуйте, – хором приветствуют нас они.
– Ребята, это Алёна, ваша новая коллега. Знакомьтесь. А где Павел?
– Лиля, Марта, Эдик, – слышу я голоса своих будущих сослуживцев. – А Павел с докладом к Шмелю умчался. Скоро будет… если выживет…
– Хорошо, подождём его, – кивает Василиса Еремеевна, – Эдик, бери Алёну к себе и вводи в курс дел по своей специальности, а мы тут обсудим наши насущные дела.
– Идём, – Эдик поправляет свои круглые очки на носу и рукой показывает мне в сторону полукруглого стола с мониторами.
Я иду в указанном направлении, шурша своими пакетами.
– А зачем вам все эти развлекаловки? – не выдержав, спрашиваю я, указывая на мини-боулинговую дорожку.
– Так никто не знает, с чем придётся столкнуться в прошлом. Вот, к примеру, появишься ты в боулинговом клубе, а кидать шар не знаешь как. Лопухнёшься. А так, чуток потренируешься перед переходом и не облажаешься там. Вот для этого у нас тут такой арсенал. – Спокойно объясняет парень. – А вот это моя база, – указывает он на мониторы. – Справа отслеживаются временнЫе сектора, основные направления исторических событий.
– А что, их много? Разве история не одна?
– Это сложно, х-м-м… но если вкратце – есть варианты. Если, например, в первом случае человек X жив и у него рождается ребёнок – развивается вот эта ветвь, – он утыкает палец в какие то цифры на мониторе, – во втором случае человек Х заболевает случайно и умирает – ветвь обрывается. Проходим по развитой ветви, смотрим: ребёнок человека Х вырастает и становится значимой личностью, занимает достойное место в истории, тогда направляем нашего целителя к человеку Х, исцеляем, получаем развитую ветвь. Понятно?
– Как интересно… – я задумываюсь. – Но ведь законом Государства, да и всеми мировыми законами запрещено менять историю.
– Запрещено убивать Гитлера, тем самым предотвращать Вторую Мировую. А у нас другие задачи. Например, в ходе 2-й Мировой в отдельно взятом регионе мы фиксируем два варианта возможных событий. Первый: офицер Кузькин, артеллерист, герой Советских Войск, выйдя в лесок отлить, случайно был укушен гадюкой – умер, ветвь оборвалась. Второй: мы спасаем офицера Кузькина, он со своей ротой героически защищает деревню Глушьтаракань, тем самым спасая жизни сотен людей. Въезжаешь?
– А не проще ли, как бы втихаря, что бы никто не видел, подкинуть гадюку Гитлеру? Спасли бы два миллиона, как минимум, – предлагаю я.
Все присутствующие заливаются громким смехом. Я тоже хохочу, представив себе, как подкидываю в постель фашисту очумевшую от такой наглости змею.
– Чего веселимся? – за нашими спинами вдруг раздается приятный мужской голос.
Все дружно оборачиваемся. У входа в офис стоит высокий темноволосый кареглазый мужчина лет примерно тридцати. Симпатичный и взгляд у него открытый и добрый.
– Новенькая предлагает убить Гитлера, – хохочет одна из девушек, кажется Лиля.
– На моей памяти это уже 586-й героический порыв такого плана, – смеётся мужчина.
– Она предлагает подкинуть ему гадюку, – хохочут девушки.
– Как изощрённо-то! – восхищается он. – Признаться, такого раньше никто не предлагал. А какие будут идеи насчёт Наполеона? Что будем делать с ним?
– Наполеон пусть живёт, – милостиво разрешаю я. – Иначе гусары вместе с Денисом Давыдовым сопьются нафиг и перестреляют друг друга на дуэлях чисто от скуки. А с Наполеоном они, ух! Герои, бравые вояки, обвешанные орденами. Это французы пусть Наполеона ликвидируют за то, что облажался.
Снова взрыв смеха.
– Милосердие – главное качество целителя, – констатирует мужчина, подходит ко мне и протягивает руку. – Павел Островский, начальник отдела.
– Алёна, – отвечаю я на рукопожатие.
– Та самая Алёна Волкова, из-за которой Магистрат три литра валерьянки выпил?! – то ли восхищается, то ли обвиняет меня он.
– Они хоть закусывали? – интересуюсь я.
Снова взрыв смеха.
– Ну, я вижу, вы сработаетесь, – улыбается Василиса Еремеевна. – Пойду я. Павел, на пару слов, – кивает она в сторону выхода.
Глава 11
Алексей
3 июня 2119 года (12:30)
– Алексей Данилович, можно? – в дверях моего кабинета маячит главный оператор Отдела Контроля Событий.
– Заходите. Что у вас? – строго спрашиваю я подчиненного.
– Засекли вторжение. Снова наш диверсант. Снова убийство, – сообщает он, тряся в руке смятые листы с распечаткой. – Вы ведь лично это дело отслеживаете?
– Да. Несите сюда. Давайте посмотрим.
– Дата: 26 октября 1943 года, 22:36. Комендатура немецких войск, город Брест. Убит советский шпион-разведчик, работавший уже больше года под прикрытием с хорошей легендой. Фашисты бы его никогда не рассекретили. Беляев фамилия, в немецких документах Гюнтер Вайт. По реальной истории всю войну прошёл шпионом. Вернулся в СССР из Западной Германии только в 1950 году. Награды, заслуги, медали, всё такое. Передавал в штаб Советских Войск о передвижениях немецких эшелонов, которые наши бомбили с успехом. Да, по поводу смерти: убийца сначала ударил ножом в живот, потом вскрыл шейную артерию.
– Ясно, – киваю, мол, понял. – Что по диверсанту? Наследил?
– Нет. Но похоже, тот же. Всплеска магии опять не обнаружено нигде. Только на севере ТЧ, в холмах, недалеко от Паринска, был сбой электрической сети, короткое замыкание. Город два часа был лишён электричества. Интересно, что диверсант полностью обыскал все вещи Беляева. Что пропало – нам неизвестно. Но по документам немецких следователей, вроде как, серебряная табакерка была у офицера, а после убийства её не нашли.
– Я думаю, табакерка эта – артефакт. Наш убийца, всё-таки, шарит в поисках вещей, а убийства – хобби или... Заказчика надо искать, – задумчиво предполагаю я. – Серебряная табакерка, хрень какая-то, её не продашь за дорого, хоть и антиквариат. В ней есть другой прок, то есть магически заряженная эта вещица.
Встаю, прохаживаюсь по кабинету. Оператор ждёт мой вердикт.
– Вот что, дайте задание своей команде, пусть соберут всю инфу по этому короткому замыканию. Все слухи, сплетни. Кто где живёт, кто куда переехал, кто на кого жалуется, кто что натворил за последнее время. Сводки полиции прошерстите. Всё, что накопаете – мне сразу. Будем анализировать.
– Понял, будет сделано.
Когда закрывается дверь за ним, я снова просматриваю текст рапорта его отдела, оставленный на моём столе. Ловок этот диверсант, зараза. А мне надо сходить в 1943 год, побеседовать с Беляевым. И табакерку ту посмотреть.
***
24 октября 1943 года (15:12)
– Гауптштурмфюрер СС Алекс Зайцгер, – рапортую я по-немецки, вытянувшись в струну. – К штабс-капитану Вайту. Срочно.
Немецкий офицер, сидящий на входе в комендатуру, лениво просматривает мои документы. Он здесь уже, видимо, не один год и ему всё уже надоело.
– Свеженький, только из Берлина? – поглядывает он на моё чисто выбритое ухоженное лицо.
– Нет, из ставки в Варшаве, – отвечаю.
– А-а… – безразлично тянет он. – Второй этаж, кабинет номер одиннадцать. Но штабс-капитан сейчас на станции. Там эшелон с пленными загружают.
Офицер возвращает мой аусвайс.
– Где станция? Может я его там найду.
– По улице прямо, потом свернёте налево. Там есть указатель.
– Благодарю, – снова вытягиваюсь в струну и вскидываю руку, щёлкнув каблуками.
Офицер тоже поднимает свою конечность, типа «Хайль Гитлер», но энтузиазма в его жесте я не вижу.
Я торопливо выскакиваю на улицу и следую в указанном направлении. Мимо проезжают мотоциклы с колясками, грузовики, битком набитые солдатами Вермахта. Вторая Мировая в разгаре.
На железнодорожной станции спрашиваю офицеров, где найти Вайта. Они показывают в конец ЖД полотна, где в серые обшарпанные вагоны идёт погрузка пленных. Оцепление с собаками, крики, плачь… Жаль, что моя миссия лишь в защите Беляева, а не в военных действиях против фашистов.
Среди отдалённо стоящих немецких офицеров нахожу нужного мне. Видел его фото, так что ошибиться не могу. Подхожу, чинно представляясь, поднимая руку в фашистском приветствии. Вайт зло смотрит на меня. Видать, у него нервы тоже не стальные и видеть горе и смерть людей ему не легко, при этом оставаясь равнодушным, а ведь приходится держать себя в руках, чтобы не спалиться.
– Что у вас? – спрашивает резко.
– Срочный пакет лично в руки, – так же резко отвечаю я.
– Давайте.
Прежде чем отдать жёлтый конверт Вайту, делаю ему знак глазами, мол отойти надо. Мужик меня понимает и мы отходим на метров двадцать в сторону, где нет никого рядом.
Протягиваю конверт. Он берёт, открывает и вопросительно смотрит на меня. Да, я знаю почему на его лице застыл вопрос, ведь там, в конверте только пустые листы и лишь на одном латиницей слово Xenya, Ксения – так зовут его дочь.
– Есть разговор. Без свидетелей. Это касается планирующегося на вас покушения.
– Документы у вас в порядке?
– В полном.
– Ещё два часа тут проторчу, – кривится он, поглядывая на загрузку эшелона. – Ждите.
– Постою с вами, – отвечаю я. А что мне еще делать в этом городе?
– Хорошо. Пошли.
Возвращаемся к оцеплению. Я пытаюсь не смотреть на пленных, отвожу взгляд. Вайт это видит, стискивает зубы, но молчит. Я вообще отворачиваюсь и смотрю на покошенные крыши домов напротив станции.
– Вы здесь надолго? – уже по-немецки спрашивает Вайт.
– На пару дней, – отвечаю я.
– За комендатурой есть гостиница. Там даже готовят обеды, – сообщает он мне.
– Благодарю. Очень кстати. Я бы отдохнул – дорога была утомительной.
– Ваша фамилия Зайцгер. Вы не из Франкфурта?
– Нет, из Кёльна. Но во Франкфурте у меня есть родственники по отцовской линии.
Мы болтаем о всякой хрени, только бы отвлечься от тягостных мыслей. Вижу, как на другой стороне от путей фашисты гонят группу людей.
– Это тоже пленные? – спрашиваю я.
– Это евреи, – отвечает Вайт, оглянувшись. – На расстрел ведут.
Ужас какой! И вот же стою тут и нихрена сделать не могу. Уставился на фигуры стариков, молодых парней и девушек, которых гонят немцы. У некоторых дети на руках. Что за души должны быть у тех немцев, которые будут стрелять в них? Как они вообще могут стрелять в детей? Млять! Была бы моя воля – разхерячил бы тут всё нахрен!
«Так, Зайцев, успокойся! – командую я себе. – В моей реальности все эти люди уже мертвы, даже если ты их спасёшь сейчас. Но сам себя спалишь и Вайта тоже».
Как будто услышав мои мысли, одна из девушек поворачивается и смотрит прямо на меня. Сердце моё падает куда-то в сапоги. Волкова? Волкова!
«Волкова, млять, ты что тут делаешь!?» – мысленно ору я в бешенстве.
Она спотыкается и немецкий солдат бьёт её прикладом по спине. Я срываюсь с места и через минуту уже готов вцепиться в глотку этого немца. Но чудом сдерживаю себя и более-менее спокойно догоняю движущийся людской поток. Подхожу к Волковой, срываю с неё толстый платок и её белокурые волосы рассыпаются кудряшками по плечам.
– Эй, кто здесь командир? – строго спрашиваю я фашистов.
Передо мной вытягивается и вскидывает руку молодой немец:
– Унтерштурмфюрер Ганс Адлер.
– Вот что, Адлер, ты видел когда-нибудь евреев с белыми волосами и зелёными глазами?
– Нет, господин Гауптштурмфюрер СС.
– Ну так куда ты гонишь эту блондинку?
– Виноват!
– Дай её сюда! – командую я.
Волкову выдёргивают из потока и ведут ко мне. Она выглядит напуганной и уставшей.
– Я её забираю. Продолжайте движение! – ору я на фашистов.
– Слушаюсь! – козыряя, отвечает, сука, Адлер.
Убил бы гада, прямо здесь. Но мне бы Волкову спасти. И Вайта не спалить.
Я хватаю Алёну под локоть и тяну её к группе офицеров, где стоит Вайт, она послушно семенит рядом.
– Господин Вайт, я воспользуюсь услугами той гостиницы, что вы советовали. Буду ждать вас там. Напишите ваше письмо родственникам, я непременно передам его.
– Вы очень любезны, господин Зайцгер, вечером я найду вас.
Мы козыряем друг другу и я с Волковой тороплюсь уйти от греха подальше.
– Волкова, млять, ты что тут делаешь?! – зло шепчу я ей прямо в ухо по дороге в гостиницу.
– Хер Зайцгер, говори по-немецки, а то тебя рассекретят, – отвечает она на немецком и щурится издевательски.
– О-о! Фрау Волвин нашла таки руну-переводчик! – удивляюсь я. Она показывает на запястье, где светится небольшая татуировка в виде двух рыб, плывущих в разные стороны.
– Так что ты тут делаешь, среди пленных евреев? – наезжаю я.
– Работаю. Что ты привязался?
– Если бы я не привязался, то твоей работе через пятнадцать минут был бы кирдык!
– Это ещё почему? – недоверчиво смотрит эта ненормальная на всю голову еврейка-блондинка.
– Потому что! На расстрел тебя вели, дурёха! – уже не сдерживаю я свой гнев или… или страх за неё…
– Не может б… – она запинается, когда мы слышим в отдалении автоматные очереди.
Она смотрит на меня шокировано, а я не могу удержаться от издёвки:
– Поработала? Спасла? Вылечила? Поздравляю. Только тот, кого ты лечила, мёртв уже.
– Этого не может быть! Этот человек через двадцать лет получит Нобелевскую премию за открытие в области физики.
– Фрау Волвин, ты на самом деле такая идиотка или притворяешься? – не унимаюсь я. – Ты же слышала – капут твоему физику.
И сам не понимаю, чего на неё так взъелся? Но остановиться не могу. А ведь до встречи с этой упрямой овцой, я был хладнокровен и славился своей сдержанностью.
– Фашист ты поганый, хер Зайцгер! – обиженно возмущается она.
– Ага, сейчас я покажу тебе, какой я фашист, – бурчу я себе под нос, прикидывая, что сделаю с этой поганкой, когда закроюсь с ней в номере гостиницы.
– Ты даже когда жизнь мне спасаешь, я думаю, лучше бы я сдохла!
– Не торопись, а то успеешь…
В гостинице офицер Вермахта проверяет мои документы, когда я всё так же зло и жёстко удерживаю Волкову под локоть. Она пытается выдернуть руку. Я не отпускаю. Офицер косится на нашу возню, понимающе хмыкает мне, отдавая мой аусвайс и протягивая ключ от номера.
Заходим в чистую, по-армейски строго обставленную, комнату и я толкаю Волкову к стоящему у стола небольшому креслу. Мне бы надо успокоиться, но я не могу. Всё внутри бушует и вот-вот вырвется наружу, как лава из вулкана. Ну зачем она попёрлась лечить кого-то во времена 2-й Мировой? Это же опасно! А если бы я не оказался на той станции? Ёксель-моксель! Её могли расстрелять тут! Дура! Вот же дура! О чём она только думает?! Как дал бы сейчас в лоб, идиотке этой! Но…
– Где твоя книга? – пнув со злости, стоящую у кровати тумбочку, спрашиваю я, сжимая кулаки.
Нет, не ударю я её, конечно. Хотя очень хочется отшлёпать по голой попе. Тут же представляю себе её голую попу. А-а-р-р… Останавливаюсь и смотрю на Волкову, чувствуя, как в штанах набухает «ярость». Наказать её надо. Хотела адреналина? Ща получит!
– Нету, – пищит она виновато, видимо, я выгляжу сейчас, как разъярённый тигр и это её таки пугает, – осталась там, у евреев в доме. Фрицы ворвались, я не успела…
– Твою ж...! – ругаюсь я, понимая, что будь у меня возможность – прямо сейчас бы отправил Волкову домой, а сам бы смог успокоиться, но её книги здесь нет, а мои тормоза отказывают с каждой минутой.
А ещё как вспомню, что видел её накануне вечером, выходящей из госпиталя в Магросе почти под ручку с каким-то мужиком. Молодой франтоватый маг ей так нежно улыбался и она отвечала ему тем же. Они мило болтали и он провожал её до дома. А я… Я ездил к ней, чтобы встретиться, поговорить. Даже цветочек ей купил. Сидел в автомобиле и ждал её у входа в госпиталь. А она, млять, с мужиком каким-то вышла. Ну не паршивка ли!? И это после того, что целовала меня так чувственно и нежно. Ну нет, Волкова, никаких других мужиков! Я хочу тебя и ты будешь принадлежать только мне! Ясно тебе!?
– Раздевайся! – приказываю я решительно.
– Пошёл ты… – отвечает эта зараза.
Я скидываю с себя фуражку, китель и начинаю расстёгивать брюки.
– Раздевайся, сказал! – скриплю зубами.
– Не буду, —эта мелочь блондинистая еще и упрямится.
И вот бы мне сейчас какой-нибудь стоп-кран, и чтобы сработал пять раз подряд. Но стоп-крана нет и меня уже не остановить. Стояк окаменел, здравый смысл отключился. И всё из-за неё. Нужно раз и навсегда покончить с этим чувством привязанности к ней. Как раньше – переспал с понравившейся девчушкой и остыл. И в этот раз должно сработать. Вот сейчас трахну её и успокоюсь.
Пока снимал с себя одежду, подходя к девушке, она поднялась с кресла и выставила руку вперёд, пытаясь остановить мой порыв схватить её в охапку.
– Стой, Зайцев! – испуганно шепчет она.
Но эти её слабые попытки сопротивления не остановят меня, и я таки набрасываюсь на неё, сгребая в объятия. Целую настойчиво, горячо, вкладывая в поцелуй всю ярость и страсть. В вихре бриллиантовой пыли она взмахивает пару раз руками, пытаясь, видимо, улететь… или что? Непонятно. Потом чувствую, забросила руки мне на плечи. Я тискаю её стройное тело, губами исследую её губы, стону или рычу – уже не разобрать.
– Я убью тебя, Зайцев! – шепчет она, улучив момент, когда я отрываюсь от неё, чтобы начать раздевать.
– Ты сказала «люблю», Волкова? – сдирая с неё какое-то серое невзрачное платье-балахон, бармалейски улыбаюсь я, порыкивая.
– «Убью», сказала! – скрипит она зубами, хватая мои руки, пытаясь меня остановить.
– «Люблю» мне нравится больше, – сообщаю я, продвигая её к спальному месту номера, а сам думаю: «Она легко может остановить мое сердце, но не делает этого. Сопротивляется, как бы для вида. Значит – моя!»
Отбрасываю в сторону снятые с Волковой чуть надорванные тряпки и бережно опускаю её на узкую койку, потом наваливаюсь сверху и возобновляю целовательный процесс. На ней всё ещё какая-то старомодная комбинашка, которую я сейчас задираю, продвигая тряпицу к её шее, не прекращая поцелуй. Теперь она то бьёт меня кулачками по спине, то, вжимаясь в меня и выгибаясь, гладит избитые ею части моего тела.
Я же продолжаю поцелуи, которые уже проложили дорожку на её щеках, шее, в ложбинке ключицы и переходят к пухленьким холмикам груди. Теряю чувство реальности, ощущая волны наслаждения от прикосновений к ней.
Оба дышим порывисто, оба то и дело тискаем друг друга, вжимаемся телами, между которыми танцует бриллиантовая пыль.
– Не надо, – неуверенно шепчет Алёна.
А сама притягивает мои бёдра к себе, гладит мою спину, выгибается, подставляя моим поцелуям своё тело.
– Не бойся, он не покрывается металлическими пластинами – слухи врут, – шепчу я ей, одной рукой снимая свои фашистские подштанники. – Вот, смотри.
Чуть приподнимаюсь над девушкой, чтобы дать ей возможность увидеть мой стояк.
– Там кожа нежная и мягкая, – объясняю я, наблюдая её округлившиеся глаза, направленные в предмет обсуждения.
Секунда, другая, и… она зажмуривается, а я начинаю своё наглое вторжение в её тело, не забывая при этом зацеловывать все доступные мне в этот момент её эрогенные зоны. Она очень узкая и мне приходится сдерживать себя, чтобы не причинить ей боль. Аккуратно, не торопясь, проникаю всё глубже. Мои движения постепенно принимают ритмичный характер, а когда толкаюсь резче, слышу её всхлип и… мля… и понимаю – я первый, кто проник в неё.
Она упирается руками в мои бёдра, пытаясь остановить. Я послушно замираю и шепчу:
– Сними боль.
Не открывая глаз, она рукой проводит свой поток к области нашего слияния, а я жду. Когда её рука возвращается на мою спину, не торопясь, снова наращиваю темп толкательно-колебытельных движений тела. Мне уже хорошо, мне уже очень охренительно. Но что с Волковой? Она затаила дыхание и напряглась вся. Нет, так не пойдёт.
– Тебе больно? – остановившись, спрашиваю я. Она мотает головой, мол «нет». – Расслабься, девочка моя, дыши. Вдо-ох, вы-ы-дох, вот так, хорошо…
До меня доходит-таки, что веду себя, как маньяк с ней. Надо быть нежнее и ласковей. А ведь мне очень хочется, чтобы ей понравилось. Снова целую, потискиваю её и поглаживаю, вкладывая в свои ласки столько нежности, сколько вообще возможно. Чувствую, что расслабилась и не сопротивляется моим проникновениям.
Постепенно где-то внутри меня зарождается сладкая мучительная, и в то же время невероятно приятная волна, которая распространяет во все клетки моего тела томительное блаженство. Алёна, кажется, чувствует то же. Я продолжаю двигаться, уже всматриваясь в её лицо, ловя каждый её глубокий вдох и тихий стон на выдохе. Ей хорошо, ей приятно. И от этой мысли мне основательно сносит крышу, а чувство глубокой нежности, смешавшееся с волной телесного наслаждения вот-вот уже взорвёт это восхитительное мгновение глубоким упоительным оргазмом.
Ещё минута и её глаза распахиваются в недоумении, кулачки начинают свой стукательный забег по моему телу, а внутри её своим членом я чувствую горячую пульсацию. Да, милая, да. Это так и происходит, да, так приятно и волшебно… Ещё минута, и её тело подо мной уже содрогается в сладких спазмах наивысшего наслаждения, а с губ её срываются удивлённые вскрики:
– Зайцев, ты… Зай… ты… ты…
И я проваливаюсь вслед за ней в омут незабываемых и неповторимых ощущений, так же кричу, и рычу, и стону, и ещё хрен знает что я там хриплю, не в силах сдержаться. Толчок, ещё один, и моя горячая струя, высвобождаясь, врывается в неё…
Обессиленно склоняю голову и упираюсь в подушку лбом, рядом с разметавшимися по ней светлыми кудряшками. Несколько минут мы оба не в состоянии шевелиться. Только возбуждённое дыхание, только невозможное и до безобразия нежное ощущение во всём теле…
«Я её люблю…» – откуда-то из глубины меня всплывает мысль. Я ошеломлённо дёргаюсь, осознав то, о чём сейчас подумал. Поднимаю голову и встречаю её шокированный взгляд.
– Зайцев, ты фашист, поганый… – шепчет она осуждающе, но как-то очень нежно.
– Я тоже тебя люблю, Волкова, – отвечаю я с довольной улыбкой Чеширского кота.
Лёгкий стук в дверь нарушает нашу идиллию. На секунду я думаю: «Пошли все нахрен!» А потом до меня доходит – я же на работе! А там, за дверью Вайт. Вот мля-я-я-я…
Подрываюсь на ровные ноги, впопыхах ища свою одежду. На ходу натягиваю брюки, подскакивая на одной ноге, потому как вторую пытаюсь всунуть в штанину, продвигаясь к двери.
– Кто там? – спрашиваю по-немецки.
– Вайт, – слышу тихий ответ.
Делаю знак Волковой, мол «спрячься под одеялом». Она повинуется, барахтаясь в койке. Приглаживаю взлохмаченные волосы и открываю дверь гостю.
– Вижу, вы времени не теряли, – сообщает он мне о том, что догадался, как я тут развлекаюсь между делом.
Я с голым торсом, разбросанная по комнате одежда и нечто сопящее под одеялом на кровати – как тут не догадаться?
– Присаживайтесь и слушайте внимательно, – ничуть не смутившись, тихо, по-русски начинаю я свой монолог. – 26-го октября в 22:30 некий субъект придёт убивать вас. Вы не должны засыпать, должны будете готовы встретить его. Возможно, он или она, это на данный момент не известно, будет вооружён только ножом или кинжалом. Субъекту почему-то нужна ваша серебряная табакерка. Он попытается похитить её. Мне же нужно увидеть этот предмет. Что в этой табакерке такого особенного, что вор готов пойти ради неё на убийство?
– Мне бы сдать вас сейчас в гестапо или самому расстрелять… – рассуждает Вайт, равнодушно рассматривает моё лицо и бросает быстрый взгляд на кровать, где притаилась Волкова.
Я готов к тому, что он мне может не поверить, поэтому спокойно достаю из кармана кителя свой навороченный техномагический айфон, включаю видеофайлы.
– Смотрите. Вот это Парад Победы в Москве 9 мая 1946 года. Видите, это ваша жена и дочь Ксения.
На экране айфона люди машут флажками и кричат «Ура-а-а!». Вайт шокированно замирает, впиваясь взглядом в чудо техники. Тем временем картинки сменяются.
– А вот вы с вашей семьёй на таком же параде только в 1953 году. Это ваш внук Арсений, он закончит МГИМО и станет консулом в новой, уже не фашистской Германии. А вот это Москва в 2000 году, празднование Нового Года, счастливая мирная жизнь. А вот это – моё время, 2119 год.
Не останавливая видео запись, я даю возможность Вайту прийти в себя, жду пару минут. Смотрю, как ошалело он затаил дыхание и нервно сглатывает, не отводя взгляда от экрана айфона.
– Видите, гражданин Беляев, я открыл вам секрет будущего.
Он поднимает глаза на меня:
– Кто вы?...
– Я агент Службы Государственной Безопасности, служащий Отдела Контроля Событий, майор Алексей Данилович Зайцев. Моя задача: спасти вас от смерти 26 октября 1943 года. И тот субъект, который придёт убивать вас, очень интересуется вашей табакеркой. Давайте сейчас, отходите уже от шока и, пожалуйста, дайте мне посмотреть эту табакерку. Это очень важно и времени у нас нет. Нам ведь нужно ещё в нашу реальность вернуться, – я киваю в сторону кровати, где под одеялом сопит Волкова.
Вайт бросает короткий взгляд в её сторону, потом снова вглядывается в меня.
– Когда? Когда мы, к хренам собачьим, разобьём эту немецкую пОгань!? – взволнованно требует он ответ.
– Тихо, тихо, – напоминаю я ему о конспирации. – В мае 1945 года Германия подпишет полную капитуляцию. Гитлер застрелится, его приближённые будут осуждены за все их преступления и казнены. А теперь, пожалуйста, дайте мне взглянуть на предмет.
Вайт шарит рукой под кителем в области сердца, выуживает небольшую серебряную коробочку с застрявшей в её стенке пулей.
– Уау! – не удержавшись, восклицаю я.
– Эта табакерка от деда мне досталась, – дрожащим от волнения голосом шепчет мне Вайт. – Говорил, что жизнь владельцу спасает. Вот она и спасла. Шесть лет назад на китайской границе. Я с ней не расстаюсь никогда.
– Можно? – спрашиваю я, поднося к табакерке свой айфон. Набираю программу сканирования и направляю на предмет.
– Программа делает несколько фотографий и запускает сканер. Данные артефакта считываются, а за моей спиной уже шуршит Волкова. Не выдержала-таки, любопытная.
– Зайцев, я вижу фон. Две красные ленты – это артефакт техномагов.
Вайт переводит на неё удивлённый взгляд.
– Подойди, – говорю я ей. – Что ещё видишь?
Она, завёрнутая в покрывало, тихонько подходит, закрывает глаза и протягивает руку к предмету.
– Волкова, не взорви её! – предостерегаю я девушку, опасаясь, что поток природной магии может повредить техно-потоку артефакта.
– Зайцев, не очкуй, я просто считаю информацию.
Она проводит ленты своего потока почти вплотную к предмету и замирает не минуту. Я жду. Вайт ошалело хлопает глазами, глядя на нас.
– Сильная вещь, не менее 80% в неё заложено, – шепчет Волкова. – С её помощью техномаг сможет восстановить… э-м-м… воскресить живое существо…
Вайт в шоке.
Я в шоке.
– Кто мог сотворить такое? – озабоченно чешу я затылок.
– У тебя надо спросить. Ты же у нас техномаг, – язвит зараза блондинистая.
– Ладно, разберёмся, – говорю я и отключаю сканер, когда на экране появляется сообщение о том, что программа завершила работу успешно.
– Господин Вайт, – серьёзно говорю я. – Помните, 26 октября в 22:30. Будьте настороже. С табакеркой не расставайтесь. А вот это, – я протягиваю ему мини видеокамеру, – поставьте в своей комнате в углу. Вот эта линза должна быть направлена на всю вашу комнату. Ясно?
Он кивает, забирая у меня мини чудо техники, встаёт, протягивает мне руку.
– Никогда не верил в сказки и чудеса… до этой минуты…
– Не волнуйтесь, пройдёт сто лет и люди поверят, – уверяю я его.
– Спасибо вам. Удачи, – прощается Вайт.
– И вам. Да хранят вас Небеса!
Когда Вайт уходит, запираю дверь на ключ, а потом начинаю собирать свою разбросанную одежду. Волкова натягивает на себя серые, чуть надорванные шмотки. Пыхтит и ругается себе под нос.
– Ты мне платье порвал, маньяк.
– Волкова, раз книги твоей нет, пойдёшь со мной на наш «Переход», – сообщаю я ей, застёгивая свою рубашку.
– А куда мне деваться? – огрызается она.
– По городу поведу тебя, как арестованную. Можешь сопротивляться – меня это заводит, – бармалейски подмигиваю ей.
– У-у-у… фашист поганый! – обзывается она.
До портала «Перехода» добираемся без происшествий. Он располагается в полуразрушенном здании бывшей школы. Хрустим обувью по разбитым стёклам, углубляемся в тёмный коридор, в конце которого чуть мерцает техномагическая магия портала.
– Куда ты меня привёл, Зайцев? – обеспокоенно оглядывается Волкова, спотыкаясь на обломках и хватая меня за локоть.
– Ща увидишь. Не очкуй, – насмешливо отвечаю я её же словами.
– А-а-р-р… – закатывает она глаза, мол «отомстил и доволен?»
– За руку меня держи всё время. Не отпускай. Поняла? А то взорвёшь к хренам собачьим всё вокруг и наш портал Перехода.
– Мне бы ТЕБЯ убить, – мечтает она.
– Лучше «любить», – поправляю я её, а сам думаю : «Вот если бы она вдруг стала ласковой и нежной, снова назвала бы меня Алёшкой и поцеловала… Летал бы от счастья…»
