Текст книги "Скованные одной цепью (СИ)"
Автор книги: Alexianna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 20
Алексей
4 мая 1697 года (21:52)
Общаться с Петром Михайловым оказалось весьма интересно. Конечно, это же такая знаменитая и такая значимая личность в истории, что невольно хочется склониться перед ним в поклоне и замести перьями треуголки свои сапоги и его тоже. Но он здесь не как царь, а как урядник какой-то, хотя его высокая статная фигура и командный голос невольно заставляют всех относиться к нему с величайшим почтением.
Я же под видом обычного волонтёра переместился сюда, в его Великое Посольство, которое было устроено для создания союза между сильнейшими державами того времени. Миссия моя проста – к Петру будут отправлены лазутчики из Польши от паньских вельмож, что выступают в поддержку французского принца Конти, который не хочет заключать союз против Османской Империи, а я должен буду вычислить и обезвредить одного, уже находящегося на борту фрегата.
Под подозрением у меня двое: один – нанятый в порту Либаве матрос, другой – офицер стрелковых войск немецкой национальности, который присоединился к Посольству где-то в Латвии.
По информации нашего ОКС (Отдел Контроля Событий), Петру подсыпят слабый яд или наркотик, и он, в весьма болезненном состоянии, прибыв в Кёнигсберг, не сможет адекватно реагировать на встречи с вельможами, закатит скандал и сорвёт переговоры.
Очень подозреваю, что изменили ход событий представители Османской Империи, а в моём времени это Объединённое Турецкое Государство. Но пакт протеста предъявить им никак не получится – нет доказательства их вмешательства в историю. Да, бывает и такое.
Я в раздумьях хожу по палубе, которую уже освещают вечерние зажжённые фонари на мачтах.
– Алексей Данилов сын, ТЫ ведь будешь тот самый мастер фехтования, о коем матросы легенды сказывают? – вдруг окликает меня голос Петра Михайлова.
Я оборачиваюсь и склоняю голову в лёгком поклоне.
Было дело, схлестнулся в порту с подвыпившим местным вельможей. Тот за шпагу. Ну я и отчехвостил его у всех на глазах.
– А матросам лишь бы байки сказывать, – улыбаюсь я и скромничаю. – Мудрёное ли дело шпагой махать?
– Что ж, проверить надобно, пустое болтают, али нет, – Пётр протягивает мне шпагу с эфесом весьма искусно украшенным драгоценными камнями.
Отказать царю? Как можно? Придётся сразиться с ним, поскольку весь его бравый вид уже во всю говорит о том, что Государь заскучамши, а энергия так и прёт.
Принимаю от него шпагу, достаю из ножен и, на безопасном расстоянии от зевак, рассекаю воздух клинком. Уау! Это просто фантастическое оружие. Рукоятка легла в ладонь, как родная и я чувствую сталь, словно продолжение моей руки.
– Отличный клинок! – восхищаюсь я и думаю о том, какую технику фехтования стОит выбрать на этот раз. В моём распоряжении есть несколько восточных и несколько европейских. Ладно, посмотрим сначала, какой владеет Пётр.
– Коли победу одержишь – будет твой, – милостиво обещает царь.
– За такое сокровище не грех и подраться, – хохочу я, становясь в классическую позицию ожидающего нападения.
– Поранишь его – голову оторву, – вдруг слышу у меня за спиной голос приближённого к Петру вельможи.
– Не боИсь, – тихо отвечаю ему. – Знаю, с кем дело имею. Даже не царапну.
И тут Пётр начинает атаку. Резко, мощно, напористо. А я отбиваю выпады и улыбаюсь: ишь ты, видать сильно заскучамши был Его Величество, аж треск стоит, как в бой рвётся. Но техники не хватает. И той самой красоты движений. Да, да, красоты и возвышенности фехтования. А мне это дело нравится и я наслаждаюсь, отступая и отбивая шпагу противника в самую последнюю минуту перед тем, как её остриё должно было коснуться моего тела.
В атаку идти не спешу, пусть парень потешится, гоняя меня по палубе. А я тем временем определяю, что Государь немецкой технике обучен. Что ж, против неё лучшей будет английская колониальная, то есть выжидание удобного момента и резкий неотразимый один, но весьма опасный выпад с захватом.
Пётр, кажется, понимает, что наступать я не намерен и галдящая толпа, собравшаяся на палубе, дабы насладиться зрелищем, уже тоже разочарованно начинает критиковать меня. Ну ладно, пора и в наступление.
– Не шибко то ты искусен, как я погляжу, – чуть запыхавшись укоряет меня Пётр.
Но я не отвечаю, лишь хитро улыбаюсь, поджидая нужный момент. Опа, а вот и попался ты, дружок. Одним ловким движением выбиваю шпагу противника из его руки, отчего тело его подаётся вперёд, а я, быстро юркнув к нему за спину, делаю захват, и моя шпага в секунду оказывается у горла царственной особы.
Толпа восхищённо ахает.
Мой поверженный противник, кажется, проникся драматичностью момента, потому как нервно сглатывает, ощущая кадыком острую сталь. Секунда, другая, и я отпускаю его из захвата, склоняюсь почтительно, отводя шпагу за спину, от греха подальше.
Пётр быстро берёт себя в руки, вытягивается во весь рост, расправляет плечи и царственно провозглашает, положив руку на моё склонённое плечо:
– Господин Алексей Данилов сын, везде за искусного и бесстрашного фехтовального мастера признаваем и почитаем быть может!
Толпа восторженно улюлюкает, свистит и голосит.
– Благодарствую сердечно, – отвечаю я, снова склоняясь в вежливом поклоне.
– Противника уважать дОлжно, – поучительно поднимает палец Государь. – Алексей, по чарке за здравие, не откажи.
– С превеликим удовольствием, – лихо улыбаюсь я, вспоминая в веках прошедший и в 2119 году ещё актуальный гениальный указ Петра «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый…»
– Сказывай, по какой нужде в Посольство определился? – спрашивает царственная особа, совсем не по царски взгромоздя свой зад на бочку, когда услужливые матросы приносят нам по кружке водки.
– Страны заморские поглядеть, – отвечаю я и мы лихо чокаемся.
– По тому, как мундир держишь, видно, бывал ты уж в странах заморских, – хитро щурится Пётр, качая ботфортом.
Проницательный. Ну так на то он и Государь.
– Так потому и невозможно сиднем сидеть в имении батюшки. Скукота-а-а, – не смутившись, отвечаю я.
– Наукам обучался, али балбесничал?
– Имел интерес до философии греческой, в Италии бывал, в Гишпании обучен был грамоте, цифре и геометрии.
Пётр морщится. Знаю, что не любит он те края. Ему больше Германия да Голландия по душе. А я нарочно ему про южные страны рассказываю, чтоб не спрашивал подробностей про северные. У меня хоть и есть историческая справка в архиве памяти, но она не настолько подробна, чтобы местные новости обсуждать.
– А одного случая, до Египету меня занесло. Ух, и страшное то место, пустыня необъятная, – рассказываю я, и рукой так перед собой провожу, демонстрируя глубину необъятности. – Ни воды, ни травинки, ни деревца…
– А что ж в пустыне той делать? – удивляется мой собеседник.
– Так они там ничего и не делают, – хохочу я и заливаю в горло ядрёную водку.
Государь поддерживает мой смех, а потом догадывается:
– Что, Алексей, в южных странах да в пустынях погостил, а с оказией и до северных подался?
– Ага, – соглашаюсь я. – Тут хоть вода есть…
Нашу беседу прерывает резкий громкий крик вперёд смотрящего:
– Лодка по левому борту! Человек, кажись, живой!
Всё сразу вокруг нас приходит в движение, одни матросы бегут к борту, другие лезут сворачивать паруса, боцман свистит, капитан отдаёт команды рулевому.
Мы с собутыльником тоже присоединяемся к этой суете и свешиваемся с борта, чтобы рассмотреть ту лодку с тем беднягой.
Когда маленькое деревянное судёнышко подходит таки ближе и фонари фрегата освещают его, я невольно матерюсь, чем вызываю недоумённый взгляд Петра. Быстро спохватившись, объясняю:
– Женщина. Кто-то высадил её посреди открытого моря. То ж звери, не люди.
А сам думаю: «Волкова, млять, что ты тут делаешь?!»
И тут же получаю возмущённый ответ: «Плыву. Не видишь?»
Подняв нежданную гостью на палубу, команда обступает её и, стоящих перед ней нас, плотным кольцом, любопытствуя. Волкова поправляет свои юбки, нахлобучивает дамскую треуголку на белые кудряшки, подсовывает себе в подмышку свою магическую книгу и, весело улыбнувшись, приседает в изящном поклоне.
Капитан фрегата чинно щёлкает каблуками и склоняет голову в скупом военном приветствии, держа свою треуголку на локте.
– Капитан фрегата «Святой Георгий», к вашим услугам, – чётко рапортует хорошо поставленным голосом.
Вижу, моя Волкова растерялась и не знает, как представиться.
– Бог мой! Госпожа Волкова, Алёна Михайловна! – восклицаю я и протягиваю к ней руки в порыве крепких обнимашек, но вовремя торможу – здесь ведь не принято тискать знатных девиц.
– Ой, Алексей Данилович! Какое счастье, что вы оказались здесь! Я уж думала, не выживу в этом океане, – слышу я её восторженное восклицание, а затем безмолвную мысль: «Зайцев… лучше бы это были пираты…»
Мысленно отвечаю: «И я рад видеть тебя, заноза моя белобрысая!»
– Простите, господа. Разрешите вам представить дочь боярина Волкова, Шимской губернии, что под Новгородом, – сходу придумываю я родословную этой ненормальной мореплавательнице, – Алёну Михайловну Волкову. Мы встречались в Академии Естествознания, что в Милане располагается.
Млять, а что я скажу? Я же только что наплёл про Италию и Гишпанию.
Волкова снова приседает в реверансе.
– Извольте объяснить, госпожа Волкова, каким образом вы в лодке очутились? – спрашивает строгий капитан. – Ваш корабль потоп, аль пираты напали?
Я в шоке. Вот действительно, что она тут делает? Не сидится ей в Магросе. Вернёмся – запру в шкафу и буду выпускать только, чтобы поела.
Но Волкова меня удивляет на этот раз. И откуда у неё такая буйная фантазия?
– Я, господин капитан, глупая курица. Мне говорили, меня предупреждали – плохие то люди, не садись к ним на корабль. А я уж так соскучилась по батюшке с матушкой, хотела уж до дому, да в родное гнездо. Ох, сколько тряслась в карете, сколько скакала верхом, да конца-краю дороги той нет… Вот, на корабле решила – будет уж быстрее, может… Ах-ах… А они мне говорили: «Под парусом домчим вас, госпожа, с ветерком». А я и поверила. Заплатила пять золотых монет.
Волкова делает трагическое лицо, а сама поглядывает на собравшихся, оценивает, поверили они или нет. Решив, что можно продолжать, снова охает и заламывает руки.
– Ах-ах, а как в море вышли, так капитан ихний распутничать начал. Ну так я в лодку и наутёк.
Для пущей достоверности трагизма ситуации, Волкова решает пустить слезу и намеревается упасть в обморок. Этого ещё мне не хватало. Я подхожу к ней, хватаю за руки.
– Ну что вы, Алёна Михайловна, всё уже хорошо. Не надо так горевать, – успокаиваю я её, а потом обращаюсь к матросам. – Воды! Принесите воды.
Но тормозить нам ни как нельзя. Сейчас посыпятся вопросы и она должна знать, что ответить. Похоже, она совсем не знает даже где находится.
«На паруснике ты вышла из Кёнигсберга. Сейчас мы в Балтийском море», – сообщаю я ей мысленно.
– А по какой надобности вы из Италии такими окольными путями добираетесь? – спрашивает Пётр.
Ну, вот я так и знал. Допрос продолжится.
А Волкова злится на меня мысленно: «А ещё дальше ты меня послать не мог? Почему Милан, млять, Зайцев?»
– Напрямик-то невозможно, там ведь турки и эти, как их, бусурманы всякие. А я, – она показывает на свои светлые волосы, – белая вся. Мне рассказывали, что эти нехрести белых девиц ловят и в гаремы свои определяют, – она в ужасе хватается за сердце. – А ещё они белых девиц продают для утех.
Тут мужчины крестятся совершенно серьёзно, я следую их примеру.
Надо заканчивать этот допрос и я подставляю свой локоть Волковой.
– Госпожа Алёна Михайловна устала, бедолага. Я отдам ей свою каюту. Пусть отдыхает.
– Благодарствую, Алексей Данилович, – отвечает эта артистка драматического театра и хватается за меня.
Пока спускаемся на среднюю палубу, Волкова тараторит мне мысленно: «Нам нужно поговорить, Зайцев. Это важно. Я нашла предводителей Северного Фронта».
Я спотыкаюсь, когда до меня доходит смысл посланной ею мысли.
«Что значит, ты нашла?»
«Я знаю, кто это. Я даже знаю где они».
«Я не могу войти и остаться с тобой в каюте. Это непозволительно, не по этикету», – сообщаю я ей, когда мы подходим к каюте, которую теперь будет занимать Алёна.
«Я знаю. Будь на палубе. Я выйду и мы постоим на носу, любуясь звёздами».
***
Вот уже пол часа стою на палубе и пялюсь на звёздное небо. Волкова всё не идёт. Ну где она застряла, зараза? Тут 80 человек мужиков, а она одна. Млять. Хоть замуруй её в бочку!
– Красивая девица, – раздаётся у меня за спиной голос Петра.
И этот туда же!
– Красивая, – соглашаюсь я.
– Хватай в охапку, да к алтарю! – предлагает царственная особа. – Удивился я, эка тебя шандарахнуло, как узрел её.
– Своей смерти не страшусь, а за неё боязно, – оправдываюсь я.
– А ты тут зря дожидаешься. Она как болезного обнаружила, так к нему сразу и приступила. Костолом корабельный руками развёл, а она практикует, не брезгует.
– На лекаря обученная, – объясняю я и кошусь уже на вход в недра фрегата. Надо идти к ней. Вот же неугомонная! Но сначала уточняю. – Тот матрос, что расшибся по утру?
– Он самый, – отвечает Пётр. – Ступай уже к ней. Не робей.
Я торопливо делаю лёгкий поклон в сторону собеседника и спешу удалиться. Слышу, как Пётр тихо посмеивается мне вслед.
– Чуть позвонки сместились, я вправила, – сообщает мне моя зазноба, когда я нос к носу сталкиваюсь с ней на средней палубе. – Идём, расскажу тебе всё. Только, Зайцев, отнесись серьёзно. Я – не предатель. И чтобы ты поверил, я нашла тебе тех, кто действительно преступники.
Мы выходим на нос корабля, здесь нет никого и мы можем поговорить, наконец-то.
Слушаю внимательно, что Алёна мне рассказывает о своём расследовании. По ходу её повествования у меня возникает всё больше и больше вопросов, а к концу я вообще прихожу в бешенство.
– Ты совсем рехнулась?! Куда ты поехала!? А-а-а-р-р… Ты соображаешь вообще, что там с тобой сделают!?
– Не ори ты так! Всю рыбу распугаешь, – шипит она в ответ.
– Волкова! Я тебя сам убью! Что б знала! – уже шёпотом, но всё ещё ору я.
– Успокойся уже, – говорит она серьёзно. – Мне ведь книга настоящее предсказание написала, так что мне в любом случае от этого всего не отвертеться. Вот смотри.
Она открывает и листает свою волшебную брошюру, так её раз так. Я читаю и охреневаю. Млять! Ящер?! Что за хрень! Не пущу!
– Не пущу! – вскидываюсь я, потому что кровь холодеет от страха за эту ненормальную. – Не пущу тебя туда, я сказал! Не пойдёшь ты туда! Ясно? Волкова, млять!
– Нам придётся, Зайцев. Нам с тобой вместе придётся…
Я не могу удержаться и хватаю её за плечи. Как мне остановить её? Как? И в порыве чувств, необдуманно и вопреки этикету 17-го века, я прижимаю её к себе и впиваюсь в её губы обжигающим до одури поцелуем, яростным и в то же время нежным. Она отвечает тем же, забрасывая руки мне на шею и поглаживая ладошками мой затылок под кучерявым париком.
«Волкова… Алёшка моя… давай останемся здесь, в 17-м веке и забудем про наш мир и его проблемы навсегда… только ты и я… я люблю тебя».
Она слышит эти мои мысли, я знаю, она слышит. Но тихонько отстраняется и я слышу в ответ:
«… мне страшно, Алёшка… но мы пойдём и сделаем то, что должны. Ты и я… вместе… я люблю тебя».
Мы стоим так на палубе фрегата, который рассекает холодные воды Балтийского моря, а между нами пляшут бриллиантовые искры в переплетении лент нашей магии.
«Это волшебство, дарованное нам Небесами. Это наша сила и вместе мы непобедимы, – думаю я, вспомнив беседу с Морталовым, – Мы всесильны. Мы пойдём по пути, предназначенном нам судьбой и мы победим. Мы вместе победим».
Ночь сгущается, а звёздный купол неба чуть затягивает сеть облаков и ветер усиливает свои холодные порывы. Чувствую, что Алёна чуть дрожит, наверное озябла на ветру.
– Пойдём, провожу тебя в каюту.
– Лёш, скажи, что у тебя за миссия здесь? А-м-м… это ведь царь Пётр, ну тот высокий парень?
Я обнимаю Волкову сзади и тихо шепчу ей на ушко:
– Точно, он самый. И знаешь, что он мне сказал?
– М-м-м? – вопросительно мычит моя зазноба.
– Сказал: «Хватай её в охапку и тащи к алтарю!»
– Ну, слово царя – закон, – смеётся Алёна, а потом серьёзно спрашивает. – Так что, ты должен защитить его?
– Ему какую-то отраву подсыпят и он будет неадекватен, а нам нужно, чтобы был, как огурец. Понимаешь?
– Есть подозреваемые? – интересуется моя шпионка доморощенная.
– Есть. Двое, – отвечаю я и понимаю, она ведь может вычислить лазутчика, если залезет к нему в голову. И она тут же предлагает свою помощь.
– Ты поговори с ними, а я их мысли прочитаю.
– Ты – коварная женщина! – шутливо обвиняю я её.
– Твоими стараниями, господин Зайцев, – шаловливо обвиняет она меня.
И мне нравится наша шутливая перепалка. И в порыве чувств, я снова прижимаю её к себе.
– Пойдём уже, а то тебя обвинят в домогательстве и вздёрнут на рее, – смеётся она, но не отстраняется.
– Пойдём, – нехотя размыкаю свои объятия.
Глава 21
Алексей
5 мая 1697 года (5:24)
Утро на корабле – жесть вообще! Дайте поспать… а-а-а-р-р… Кто там так топотит по потолку!?
Свист боцмана, топот сапог, крики матросов, команды капитана – романтика, мля, в 5 утра!
И холодно, пипец. А я в каком-то гамаке качаюсь. А-а, ну да, я же отдал свою каюту Алёшке и теперь я вместе с матросами где-то на нижней палубе. Ладно, фиг со мной, лишь бы моя краса белобрысая выспалась там.
Закрываю глаза и пытаюсь уснуть снова. Да где там? Ворочаюсь и злюсь. Грохот и шум не прекращаются. А у меня в этом покрывале подвешенном уже спина затекла.
Нехотя вылезаю из гамака, ищу свои вещи – всё валяется на пыльном полу. Кряхтя и матерясь отряхиваю свою треуголку, нахлобучиваю её на голову, совсем забыв про кучерявый парик.
Уже на лестнице, ведущей на верхнюю палубу, вспоминаю про него. Рыкнув себе под нос, разворачиваюсь и возвращаюсь к своему месту ночёвки. Проходя мимо закрытых дверей кают, слышу голос Волковой.
– Я немецкому языку не обучена…
Я замираю, прислушиваюсь.
– Для порядку, вспомнить надлежит, – строгий мужской голос напирает на девушку. – Каково название постоялого двора, где лошадей меняли? От какого порту отчаливали? Да название корабля, на коем в море выходили…
До меня доходит: она сейчас потеряется совсем, не выдумает на ходу. А мужик, видимо, из тайной канцелярии. Он не отстанет.
Лихорадочно выуживаю из памяти карту прибрежных территорий Балтики.
«Ща, Алёна, одну минуту. Подсказывать буду», – отправляю я ей свою мысль.
«Быстрее, Зайцев, этот мужик клещом впился. За шпионку меня держит», – паникует Волкова.
– Постоялый двор, хм… помню, – растягивая слова, начинает Волкова, задумавшись.
«Польский город Ольштын», – подсказываю я.
Она тут же повторяет.
«Дальше ты ехала до Кёнигсбергу. Останавливалась в деревушке Барточица. А потом все только по-немецки разговаривали и ты не понимала. Надписи тоже читать не смогла. Когда добралась до порта, села на корабль, э-э-м… пусть будет «Зистер», это «морская звезда» по-немецки, а слово простое и запомнить легко», – подсказываю я.
Волкова, молодец, повторяет всё правильно и мужик смягчается немного.
– Значицца, в лодку – и драпать? Ну-ну… А по добру-то своему чего ж не горюете? – не сдаётся этот следователь, мля.
– Так то ж добро – дело наживное. Семейство моё не из бедных. Да и я практику открою – наживу ещё добро-то, – рисует оптимистичные картины моя находчивая красавица.
– Ага, – соглашается мужик. – А вот книгу свою сберегли. Позвольте полюбопытствовать.
И тут я понимаю – пипец! Он сейчас, как увидит записи в той книге, так сразу на костёр колдунью Волкову отправит.
«Что делать, Алёшка? Вмешаться?» – ору я мысленно, уже представив её на инквизиторском костре.
«Всё хорошо, книга ему медицинские картинки показывает», – отвечает моя колдунья.
«Прикольно. Кто б сказал – не поверил бы», – мысленно удивляюсь я.
«Я сама в шоке», – удивляется Волкова.
– Ну-у-у… добро, так добро-о-о…– ухмыляется мужик, обозревая, видимо, человека в разрезе.
Пару минут тишина, а потом гулкие тяжёлые шаги за дверью.
«Зайцев, сматывайся! Он выходить собрался», – бросает мне свою мысль Алёна.
Я бегом несусь к лестнице на нижние палубы. У-у-ф-ф, пронесло! А ведь в тайной канцелярии у Петра ушлый народ работал. Молодцы, проверили девушку на предмет достоверности её истории.
Ага, а теперь я должен быть «молодцом» и вычистить уже лазутчика, что с ядом в кармане бегает.
Дожидаюсь Волкову у выхода на верхнюю палубу, а она как увидела меня, так аж присела от хохота.
– Что? – не понимающе смотрю на неё.
– Твой парик, ха-ха-ха, Зайцев! У тебя планшет с собой? Дай сфочу на память, ха-ха-ха…
И правда, я это волосатое чудо под гамаком своим нашёл и натянул на башку, как попало. Ну нету у меня зеркала, что б красоту наводить.
– А тебе вот лишь бы поржать, – упрекаю я девушку и обиженно соплю себе под нос. – Чем прикалываться, помогла бы уже. Я ведь тебе помогаю.
– Давай сюда, приглажу хоть, моя ж ты жертва средневековой моды, – все ещё смеётся она и аккуратно расправляет тугие упругие кучеряшки моего парика, а когда он принимает более-менее презентабельный вид, надевает мне его на макушку. —Ну вот, так уже лучше. Теперь пошли искать лазутчиков.
– Два подозреваемых, – начинаю я, когда мы выходим из недр корабля. – Вон тот матрос, что суетится у бочек и… э-м.., – я ищу взглядом немецкого стрелка, – вон тот офицер, что хохочет громче всех.
Я глазами показываю направление, где несколько мужчин рассматривают и обсуждают ружья.
– Погуляю. Послушаю их мысли, – сообщает мне Алёна и уходит колесить по палубе.
А ко мне уже ленивым шагом топает Пётр Михайлов.
– Быстрый ты, Алексей Данилович, – хвалит меня царская особа. – Девица-то и охнуть не успела, как ты её на абордаж. О военном деле, да об оружии я с тобой намеревался, но вижу уж, другой интерес у тебя.
– Можно и об оружии, Ваше Величество, – отвечаю я машинально и замираю, понимаю – только что я возвестил своему собеседнику о том, что знаю, кто он на самом деле. А ведь он, путешествуя под чужим именем, не хотел, чтоб «челом ему били».
– Извиняйте, сорвалось как-то само… – добавляю я быстро.
Пётр смотрит на меня пристально. Минута, другая… Выдерживаю его взгляд, глаз не отвожу, даже наоборот, вытягиваюсь в струну, как перед командиром на плацу. Вот, чисто по привычке, мля-я… А зоркий глаз Петра уже уловил мои движения, и он, слегка стукнув локтем в мой напрягшийся пресс, тихо спрашивает:
– Охранять меня приставлен, аль шпионить? То-то мне сразу почудилось, что служивый ты…
Я быстро выуживаю из архива памяти всё о Преображенском Приказе, который был создан в поддержку правления Петра. А главой его был Ф.Ю. Ромадановский.
– Фёдор Юрьевич распорядились, – отвечаю я тихо, зная, что царственная особа сразу догадается, о ком и о чём речь.
– Хитро, – соглашается Пётр. – Так что? Есть лазутчики на корабле?
Ну до чего умён парень!
– А как же без них? – улыбаюсь я. – С ними-то веселее.
Бросаю взгляд на группу мужиков, где о чём-то громко спорит немецкий офицер. Его дикий акцент меня уже бесит. И вдруг кровь моя холодеет, когда вижу, как мой подозреваемый вскидывает ружьё и прицеливается, поводя им из стороны в сторону, как бы невзначай, направляя ствол прямо на Петра. Одно мгновение и я, отодвинув царя-батюшку за свою спину, загораживаю его своим телом.
Немецкий офицер тут же опускает ружьё. Я выдыхаю. Это было чисто случайно, вот так прямо, взять на прицел Петра или..? Ага, подстрелил бы и оправдался, мол ружьё само пальнуло случайно. Ох, не нравится мне этот фриц.
Бросаю быстрый взгляд на подозреваемого матроса. Тот занят затягиванием каната вместе со своими коллегами – он всегда чем-то занят и на нас, на вельмож, вообще не обращает внимания.
Ищу глазами Волкову. Она, щурясь на солнышке, не спеша, топает в нашу сторону.
– Вы, Пётр Алексеевич, ступайте в каюту, – спокойно советую я царю и, повернувшись к нему, чуть склоняю голову в вежливом поклоне. Два раза повторять мне не приходится. Он понял смысл моих недавних действий, поэтому спокойно следует моему совету.
А я направляюсь навстречу Алёне.
– Ну что? – спрашиваю тихо, когда мы подходим друг к другу и свешиваемся с борта, разглядывая бегущий водный поток, чуть подёрнутый невысокой волной.
– Этот немецкий офицер думает про поляков, – отвечает Волкова, вежливо улыбаясь мне.
Ну, у нас ведь беседа о птичках и о рыбках. Надо держать непринуждённое выражение лица.
– А дословно? Что там в его голове?
– В его голове польский шляхтич по фамилии Кадеба, который за «услугу» обещал ему мешок золотых и деревеньку, что у реки Висла. Боится наш немец, что поляк его «кинет».
– Похоже, мы нашли лазутчика. Это точно он, Алёшка.
– Что теперь? Схватишь его и за борт?
– Я бы так и сделал. Но ведь придётся это как-то обосновать. А тут получается: моё слово против его слова. И доказательств никаких.
– Офицеры на капитанском мостике говорили про торжественный обед, на котором будут все пассажиры и высший командный состав корабля. Думаю, во время этого застолья немец попытается подсыпать яд.
– Да, – соглашаюсь я. – Удобный случай. Народ подопьёт, расслабится, потеряет бдительность…
– Вообще-то, я ведь могу обезвредить яд, нейтрализовать его в теле Петра, – предлагает моя маг-целительница.
– Тогда этот паршивец потом просто подловит момент и воткнёт ему нож в спину или застрелит, типа случайно. Нет. Надо поймать преступника «на горячем». Обезвредить его надо, – я задумываюсь. – Лучше всего будет обнаружить яд прямо на этом званом обеде. Сможешь?
Волкова задумчиво смотрит в море, потом протягивает руку над водой и, как бы что-то показывая мне вдалеке, сканирует водный поток.
– Микробы зловредные я могу обнаружить, но вот яд… э-э-м-м… не знаю… может быть… попробую, – с улыбкой говорит она. – А если этот состав будет содержать лишь настойку из трав… м-м… тогда вряд ли. Не пробовала, поэтому точно не скажу. Извини.
Я тоже протягиваю руку над водой и сканирую её на химические составляющие. В моих техно-способностях есть функция определения состава жидкостей, но я лишь вижу химические формулы. О вредности или полезности их для человеческого организма я понятия не имею.
– Хм, я ведь тоже никогда с ядами дела не имел. Вижу лишь химические формулы. Ну а узнать об их свойствах сейчас неоткуда – интернета тут нет, к сожалению.
В эту минуту корабль подбрасывает на волне и мы, качнувшись, случайно соединяем наши руки, а ленты потоков, запущенные нами в жидкую массу, в процессе сканирования, переплетаются над водой. И тут мы зачарованно наблюдаем, как эти магические ленты, объединяясь, захватывают кусок водной массы и поднимают его над волнами в виде огромного шара, который искрится и переливается всеми цветами радуги.
Чудеса! Ну мы с Волковой точно волшебники! Сообразив, что кто-нибудь может увидеть это волшебство и сжечь нас на костре за колдовство, одёргиваю руку и отвожу свой поток.
– Ты видел? – удивляется Алёна.
– Мы с тобой, Волкова, вместо хренатени всякой, должны были уже давно засесть в лаборатории и проэкспериментировать нормально с нашим вот этим слиянием, – серьёзно говорю я, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто не видел это наше волшебство. – Может у нас с тобой в руках ещё и не такие фокусы. Вернёмся – запрёмся в лаборатории на неделю. Поняла?
– Я в поезд вернусь, Зайцев, – упрямится она. – Я же на север еду. Забыл?
– Вернёмся через портал Переход в МТСБ вместе!
– Ага, и сорвём мне всю мою легенду. Нет уж. Я еду на север. Хм… кстати, я придумала, как вычислить яд.
Спорить с ней бесполезно – она непробиваемый упрямый баран! Но вот насчёт идей, голова у неё светлая.
– Я весь во внимании, – говорю я, вежливо предлагая свой локоть Волковой, намереваясь прогуляться с ней по палубе.
Она хватает меня под руку и с видом бесшабашной девицы предлагает:
– Просканируй нормальное вино и водку, ну или, что там пьют на этих ассамблеях. Запомни формулы, а потом просканируешь то, что принесут на стол. Если отличается – то и будет отравленный напиток.
– Умница моя! – я останавливаюсь, беру её запястье и припадаю к нему губами в реально искреннем поцелуе.
– Ещё одну медальку мне, – Алёна победно вздёргивает носик.
– Непременно, – склоняюсь в глубоком поклоне. – А ещё тебе парочку оргазмов в награду.
– Маньяк! – с вежливой улыбкой обвиняет она меня и приседает в изящном реверансе.
***
Идея Алёны оказалась проста и действенна. Уже час продолжается застолье и все уже пьяные слегка, но ещё не достаточно, чтобы упасть лицом в салат. Пётр сидит рядом с капитаном и со своими двумя приближёнными вельможами в торце стола. Поглядывает на меня. Я салютую ему своим фужером, мол «всё хорошо, Ваше Величество». Волкова сидит рядом со мной и изредка бросает сканирующие взгляды на того самого немецкого стрелка, который что-то весело обсуждает со своими товарищами напротив нас.
Я сканирую спиртное и воду – чистые формулы, без примесей.
Когда дежурный офицер, стоящий у двери каюты, даёт знак матросам принести ещё напитки, чувствую, как Волкова тычет мне в бок своим локтём. Незаметно кошусь на немца и вижу – встаёт, собирается сходить «до ветру», ну в смысле «по нужде».
Ага, вот он, момент, когда ему удастся подлить или подсыпать яд. Пётр пьёт водку, значит его графинчик будет отравлен.
Через несколько минут возвращаются матросы и расставляют бутыли и графины на столе. Сканирую – чистые формулы. Странно. А где же фриц? А-а-а, вот он. Осторожно заглядывает, приоткрыв дверь. Убедившись, что на него никто не обращает внимание, проходит в кают-компанию.
Шум за столом усиливается, мужики принимают ещё по одной и кто-то уже заводит песню. Некоторые встают, подпевая и подплясывая. Наш подозреваемый, не торопясь, продвигается к Петру. Вижу в руке его графин с водкой. Сканирую – есть контакт! В обычную формулу добавлены ещё какие-то вещества. Ага, пора мне тоже к царю поближе.
Встаю и, лавируя между голосящими телами, продвигаюсь в нужном направлении, оставаясь в тени и не высовываясь раньше времени. Дежурные матросы наливают ещё водки и вина гостям, и я наблюдаю, как под эту марку, наш немец наполняет чарку Петра. Тот вдохновенно спорит о чём-то с капитаном, не замечая ничего вокруг.
Подпираю сзади немца, не давая ему уйти. Он нервно дёргается, но стоит, понимая, что путь к отступлению кто-то загораживает.
Когда песня заканчивается, все дружно ревут: «Йо-хо-хо!» и хватаются за свои рюмки. Кто-то из офицеров провозглашает тост : «За военный флот Отечества!» Все дружно орут: «Ура-а-а!» и опрокидывают в себя спиртное.
Я беру чарку из руки Петра, который удивлённо вскакивает и вопросительно пялится на меня. А я невозмутимо подаю её немцу. Постепенно голоса за столом смолкают, поскольку внимание всех уже направлено на нашу группу и народ ждёт развязки непонятной ситуации.
