Текст книги "Я пас в СССР! (СИ)"

Автор книги: Alchy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Я только отчаянно мотнул головой, сдерживаясь изо всех сил, что бы не проколоться. А дядя Паша отложил в сторону мельницу, тщательно вытер руки полотенцем и приступил к священнодействию с магнитофоном. Выбрал одну из бобин, проговорил: «Сейчас, последняя песня в первой части, если не ошибаюсь, как раз про тебя!» Пошаманил с перемоткой, включил и подмигнул: «Слушай!» А сам скрылся на кухне.

Магнитофон включился с громким звуком, подобным щелчку курка, спущенному вхолостую, по дому разнесся такой знакомый голос молодого Бутусова:

'Раньше было совсем другое время…

Раньше было совсем другое время…

Раньше было совсем другое время…'

Это был конец песни, из кухни поплыл восхитительный аромат свежего кофе, а после небольшой паузы магнитофон выдал следующую композицию:

'Алчи, Алчи, что ж ты мальчик,

Где так долго пропадал?

Видишь, Алчи, мама плачет,

Где ж ты, милый, пропадал?

Отчего ты смотришь вправо,

Почему ты дышишь в нос?

От тебя табачный запах

Крепких взрослых папирос.

У тебя в кармане рюмка,

У тебя в ботинке нож.

Ты растрепан, не опрятен,

На кого же ты похож?

От чего тебя качает,

Почему ты все молчишь?

Мама, мастер, дядя Коля,

Ждет давно меня внизу.

Вот те ножик, вот те спички,

Я на работу выхожу.

Алчи, Алчи, что ж ты мальчик,

Где так долго пропадал?'

– Ты чего Ванька? Эко тебя как пробрало, вот она, волшебная сила искусства! – Дядька и сам не ожидал такого эффекта, поэтому слегка растерялся. – Ну будет тебе, Вань, пошли кофе пить! Сделаем мы из тебя человека, возьму в подпаски, ты же мужик, не распускай нюни!

Предположим, нюни я и не собирался распускать, это он наговаривает! А вот накрыло знатно, не без этого. Если до этого всё случившееся представлялось какой-то компьютерной игрой, словно я попал на страницы так любимых произведений про попаданцев, то сейчас понял, что пути назад нет. И это не компьютерная игра, не лит-рпг, роялей в кустах нет, а действительность – вот она, социализм и 1986-й, получите распишитесь. И прощай двадцать первый век, интернет, пункты выдачи заказов и мой аккаунт в танках, которому десять лет…

Вытащил из кармана платок (вот что бы я без мамы делал), высморкался и пряча глаза от внимательного взгляда дядьки – пошел пить кофе. И это был праздник какой-то, мой первый кофе в этом мире! Вернее, второй, первый я в городской столовой видел, но тогда попробовать не рискнул – ни доверия, не желания попробовать не возникло. А этот, ммм – напиток богов, и не просто кофе, дядька в него специй добавил, гвоздика чувствуется точно, и черный перец. Однако!

– Мда, поторопился я тебе аванс выдать, что встал на путь исправления. – Покосился дядька на пять ложек сахара с горкой, которые я закинул в свою кружку. – Кто же настоящий кофе с сахаром пьёт⁈ Ничего не слипнется?

– Мне для мозгов надо, я тупенький, не просто так на второй год оставили. – Отговорился я. – Хочу такую же музыку, дядь Паш! И не только этот альбом, а чем больше, тем лучше! У тебя там такое есть!

– Ишь ты, глазастый какой! А это наши, свердловский коллектив поет! – Сказал он это таким тоном, словно сам участвовал в записи этого альбома. Ну или, как минимум, бухал с Бутусовым и Умецким в перерывах. И курил с Кормильцевым. – Пластинки не дам, и не проси, бобины тоже! Да тебе и не на чем плёнки слушать. А вот отработаешь месяца два без пререканий, достанем тебе аппарат, запишу тебе всё, что хочешь.

Это что, получается, сколько магнитофон стоит, что за него два месяца надо как проклятый пахать? Или это подпаску столько положено, гроши какие-то? Ладно, разберусь по ходу пьесы, я не из-за денег в эту кабалу впрягаюсь. А дядька у меня огонь, живет в деревне – а фонотека на зависть иным столичным пижонам. И это всего два года как на свободе, с небольшим. Вот развернемся, когда он меня всерьёз воспринимать начнет!

Я тут голову ломаю, думаю, с чего начать первоначальное накопление капитала, а у меня такой дядька! Главное – не зарваться, а то как представлю себя в окружении милиционеров и строгий голос прокурора: «Таких дядек племянник, а спекуляцией занимаешься, Жуков!» Не дай бог! Всего то несколько лет осталось до того, как предприимчивые люди ринутся зарабатывать деньги буквально из воздуха, дотерплю как-нибудь, попутно обрастая связями и нарабатывая репутацию.

В той жизни же хватило ума – попросить у знакомых на день коллекцию разнообразных фоток, по которым фанатела молодежь. Брюс Ли, Щварцнеггер, Сильвестр Сталлоне, опоясанный пулеметными лентами, как революционный матрос и прочие, от культуристов до мордашек смазливых певичек. Отщелкал все тридцать шесть кадров на свемовскую пленку, перефотографировав эти «шедевры», а затем монотонный конвейер в ванной, с красным фонарем, фотоувеличителем и тремя ванночками. С проявителем, фиксажем и промежуточной, с чистой водой. Вот тогда то, в одиннадцать лет – и убил этой халтурой весь интерес к фотографии, зато денег заработал немыслимых для подростка. И вовремя успел потратить, прежде чем они превратились в фантики…

Фотоаппарат у нас есть, зеркалка «Зенит», фотоувеличитель и все остальные прибамбасы тоже – мама раньше увлекалась, а потом мы с Сашей подросли и ей стало не до увлечения фотографией. Так что самый простой и эффективный способ по легкому срубить капусты у меня в руках, надо только расходниками закупиться, проявителями, закрепителями и фотобумагой, причем любой – глянцеватель тоже есть. Только гильотинка для фотобумаги у деда Сани, он ей табак режет по осени, который сам выращивает.

А цветмет⁈ Советские граждане на Клондайке живут и не подозревают, что медь и алюминий скоро станут вполне себе ценными активами, стоимость которых будет только расти! А ведь есть ещё латунь, бронза, нержавейка и многое другое, что сейчас попросту выбрасывается на помойку. Плохо жили, млять, в советском союзе! Зато как при Ельцине принялись перекапывать свалки, в поисках металлолома, который при совке попросту выбрасывали.

Опять принялось потряхивать, вот за что мне это – снова пережить крах империи. Если в той, первой жизни, я по малолетству и присущему возрасту слабоумию – толком и не понял, во что нас втравила жаждущая передать по наследству своим детям номенклатурная элита народное достояние. То в этой – осознаю, вижу и знаю, пусть и без точных дат, цифр и ФИО причастных к этому. Ну не Ельцин же с Горбачевым всё это вдвоем устроили, да ещё с таким иезуитским коварством, что вся страна с радостью аплодировала, когда СССР начал рушиться. Ещё не догадываясь, что места на руинах под обломками хватит не всем, многие не впишутся…

– А, чо⁈ – Опять задумался настолько, что выпал из реальности, в себя привел встревоженный голос дядьки, машущего перед глазами пятерней раскрытой.

– Рот, говорю, закрой! Вот какой из тебя подпасок, все бараны разбегутся, если так задумываться будешь. Тебя не рано выписали, Вань, ты меня напугал слегка, когда рот открыл и глаза остекленели, не было ведь раньше такого? Чего тебе в дурдоме сказали? Когда пройдет?

– Да задумался я просто, дядь Паш. – Постарался развеять его необоснованные подозрения.

Он с таким скепсисом на меня посмотрел, что стало понятно – раньше Ванька и глагол «задумался» у дядьки никак не коррелировали. Бесит, если честно, так и подмывает поделиться с ним если не послезнанием, так хоть о музыке пообщаться, как нормальные, взрослые люди! У него, между прочим – пластинка Боба Марли стоит на полке, вот тебе и СССР! Проклятый возраст, не могло меня в совершеннолетнего закинуть. Хотя стоп, взрослый человек, который на ровном месте стал другим – это же прямая дорога в психбольницу, не надо! А в моем случае спишут всё на взросление и клиническая смерть от удара током тут в елочку!

– Клавку, говорю тебе, не бойся! – Продолжал дядька. – Он сам сейчас боится, вчера прибежал оправдываться…

Ыыы! У нас тут чего, и трансы есть, в советском союзе? Вот тебе и железный занавес, вот тебе и тюрьма народов. Всё тут есть, и секс, и рок-н-ролл, и даже трансы! Только с чего это я должен боятся какого-то транса? И почему он должен меня теперь боятся⁈ Я и раньше к этой публике никакого отношения не имел, никак не соприкасался. А здесь вообще Лена есть, этих только не хватало!

– Какая Клавка, дядь Паш⁈ Я ничего не знаю!

– Не какая, а какой, ты чего, Вань⁈ – Во взгляде дядьки промелькнула такая жалость, что я поневоле устыдился. – Нормально тебя приложило, ничего, золотого корня тебе накопаем, отъешься за лето на свежем воздухе, будешь как огурчик к осени. Клавдий, шофер директорский вчера вечером прибегал, клянется, что и не думал на тебя нападать, директор заставлял. Вот он и сделал вид, так же было?

– Почти. – Ух, отлегло, ну и имечко у водятла, конечно. – Только он после того, как я про тебя вспомнил, угомонился. До этого прямо рвался выслужиться…

– Да и хрен на него, – отмахнулся дядя Паша. – а вот директор совсем берегов не видит. Он тут всем кому можно успел поперек горла встать, недолго ему осталось, скоро уедет, вместе с родственничками своими. Ты чего уши развесил то, не твоего ума дело это! – Вдруг напустился он на меня. – Иди давай, на речку то поедешь с Арленом? Вот там и увидимся, тоже собираюсь. И по деревне не болтай лишнего!

Домой я добирался в смешанных чувствах – вопреки задуманному попал таки в пастухи, причем к такому дядьке, который спуску не даст. А если смотреть на перспективу – у меня один родственник милиционер, плюс ещё дядька у которого явно подвязки если не в криминальном мире, так среди фарцы. Иначе откуда такое изобилие пластинок, магнитоальбомов, да и оговорка про лосей через перекупов – сомнений в его связях не оставила. А ещё дед кладовщик и прадед герой соцтруда. И бутлегерство, которое даже не общесемейное хобби, а образ жизни…

Глава 15

'Дикая шмаль – Хап Хап

Водка паленая – Буль буль

Банда на банду – Бух бах

Голова на утро – Бо бо!!!'

Не знаю, из каких закоулков подсознания всплыл этот рэпчик (может, предчувствие лихих девяностых), но сейчас он на всю громкость играл у меня в голове. Самое то, для озвучки бешеного ралли по проселочной дороге до реки – дед выжимал из мотоцикла все лошадиные, что в нем имелись. Длинная ошкуренная и высохшая за зиму шестиметровая жердь, она же саковище, привязанная к запаске на люльке – телепалась как живая, не всегда успевая вписаться в повороты. В ушах свистел ветер, несмотря на петушок на голове и каску сверху. Это Арлен трезвый так гонит, не терпится сезон открыть, представляю, как мы обратно поедем, да ещё и в темноте.

Ладно я малолетний дебил – дух захватывает от скорости и мощи мотора, а дед то куда смотрит? Ему под сраку лет, одно слово – тракторист-комбайнер! Герой асфальта сельский! Хотя асфальтом и не пахнет, но видно, что за дорогой следят, отсыпана щебнем на всем протяжении, совхоз не из бедных. Могли бы и расщедрится, в городе том же, как успел заметить – с этим нет проблем.

Наконец добрались до Алексеевки, состоящей из одной длинной улицы. Километра на полтора растянувшейся змеёй вдоль извилистого берега речки. Дед невольно притормозил и по деревне пробирались медленно, чтоб не задавить снующих через дорогу кур и вальяжных гусей, провожающих наш мотоцикл недовольным гоготом.

– А мы первые с Петропавловки приехали, да⁈ – Ору, перекрикивая шум двигателя.

– Схерали загуляли⁈ – Деда аж перекосило и он непроизвольно добавил газу. – Местные с утра уже всё процедили, сливки сняли! Да и наши тунеядцы давно здесь, в верхах все! Сталина на них нет!

Проехали деревню и дальше пришлось вообще пробираться со скоростью черепахи – отсыпанная гравием дорога кончилась и началась лесная, с глиной, лужами и колеёй. В которой и трактор может увязнуть, не то что мы на мотоцикле. Стала попадаться оставленная на обочине техника, владельцы которой решили не рисковать увязнуть в грязи. Дед оказался не из таких, свернул на обочину, затем на подсохший луг и подпрыгивая на оставленных кротами ямах и кучах земли – продолжили путь в сакральные верховья реки.

По берегу то и дело попадаются сакающие рыбаки, но дед не останавливается, настойчиво пробираясь дальше. Нет чтоб притормозить, поговорить с людьми, поинтересоваться как улов. А как же рыбацкое братство? Подкидываю ему такое предложение и нарываюсь на неприкрытую агрессию:

– Какие же это рыбаки, Ванька⁈ Браконьеры ебаные!

С сомнением смотрю на наше саковище и сак в люльке, но спорить не решаюсь – нервный Арлен какой-то, не хватало ещё под горячую руку попасть. Переживает небось, что не мы первые сюда добрались и придется за другими подскребать, которые уже все рыбные места прочесали. Тоже, заразившись настроением от деда – начинаю посматривать на рыбаков у берега недобро. Какой там год советской власти на дворе, а толку никакого, мелкособственнические инстинкты не изжиты, что и покажет вначале грядущая перестройка, а затем вакханалия «святых девяностых».

Что уж говорить о жителях среднеазиатских республик, которые стремительно ухнут в свое привычное состояние – в феодализм средневековый. Хотя не могу не отдать должного нынешнему правительству – нет замещения коренного населения обитателями аулов, но опять же – за счет субсидий, щедро выделяемых из центра. И есть ещё такой факт, неприятный, как добровольно-принудительное перераспределение специалистов из центральной части России в «братские» республики. Довелось услышать, уже здесь, эх, ничего не меняется у нас в стране, что при социализме, что при капитализме, весь праздник жизни для нацменшинств – за счет русского и коренных народов…

Опять задумался и выпал из реальности, не заметил, как впереди появилась небольшая речушка Громотушка, впадающая в реку. Дед резко затормозил, и несмотря на небольшую скорость – я тюкнул своей головой в каску деда по затылку.

– Ванька, ты чо там, заснул? Приехали, слезай! Не переехать нам тут нынче, вон как разлилось. Повыше поднимемся и там по камням перейдем.

Разгружаемся, собираем сак, я задаю резонный вопрос:

– А зачем нам с собранным саком тащиться вначале через кусты, потом через речку. Может на той стороне лучше было собрать?

– Мы по Громотушке пройдем, Вань. – Арлен, добравшись до речки успокоился и преисполнился благости. – Есть мысля у меня по бочагам хариуса взять, он как раз на нерест в верховья пошел, тама то мы его и прихватим! Пока по Громотушке пройдем и наши подъедут, с ними по реке потом отправимся.

Не спорю, ему видней, я в прошлой жизни немного в других местах рос, со своей спецификой. Идем вверх по течению, то пробираясь среди кустов, то оскальзываясь на каменных осыпях курумников. Русло Громотушки выписывает зигзаги, лежа в небольшой долине между двух гор. Такой вот гигантский овраг здесь называют логом: «это Урал, детка». Вспомнил сестру из того, утерянного времени, она любила этой фразой подколоть моих любимых племянников, когда привозила летом на малую родину. Как они там, вспоминают своего непутевого дядьку или давно забыли?

Время от времени дед останавливается у понравившегося ему омута и закидывает сак, комель саковища кладет на плечо и давит обеими руками, стараясь быстрее притопить сетку. Затем скребя по дну сеткой – вытаскивает сак на берег. И всегда с рыбой, и с какой! Пару хариусов по килограмму добыли, не считая чебака, голавля и щучек. Я собираю вытряхнутую из сетки рыбу, крупную забирая себе в мешок, а мелочь и мальков выкидываю обратно в воду.

Азарт охватывает с головой и мы, параллельно рыбалке – начинаем собачиться. Дед, по моему мнению – всё не так делает, и если бы не моя больная рука, я показал, как надо правильно! Утомил даже, то тупит, то торопится, то вообще за камень или корягу на дне зацепится, прямо зла не хватает! С его стороны претензии в мою сторону кажутся совсем необоснованными и высосанными из пальца, сразу понятно – придирается! Сам косячит, а на мне – срывается!

Стесняться нам некого, не чужие люди, поэтому активно переругиваемся:

– Деда! Да чтоб тебя, ну кто вот так тянет, а⁈ Быстрее надо, а ты как кота за яйца!

– Цыть, сопля, молод ты ишо меня учить! Ты чо малька не до конца выбираешь, вон скока блестит и бьется в траве, давай в речку их! Ну ты и рукосуй, Ванька, и в кого такой только⁈

Прошли не больше полкилометра, а уже все в мыле и в мешке у меня рыбы килограмм пятнадцать, перекосило на бок от такой нелегкой ноши. Деду тоже не сладко, поворочай жердью с мокрой сеткой на конце, да ещё и пробираться приходиться в экстремальных условиях, не по ровной дороге. Заикаюсь, что неплохо бы назад вернуться. Арлен хорохорится, не с руки ему передо мной слабину давать – рвется ещё несколько заводей проверить, где по его словам царь-хариус обретается.

Делать нечего, тоже марку держать надо – пенсионер может, а я чем хуже? Штурмуем засохший прошлогодний бурьян, подбираясь к заветному омуту. Вообще уже в какие-то дебри забрались, пологие до этого склоны лога сменились скальными выходами и чтоб забросить сак в густых кустах, украшающих крутой берег – деду приходиться изворачиваться.

– Позаросло всё, етическая сила! – Ругается дед. – Чо встал то, помогай давай, держи комель!

Совместными усилиями закидываем сак, дед меня отпихивает: «Не мешайся!» – топит сетку и затем начинает шустро перебирать руками, вытаскивая снасть на берег. И неизбежно за что-то цепляется, а я ведь предупреждал! Перекладина с сеткой, насаженная перпендикулярно саковищу – слетает, из воды на свет божий показывается неопрятная мотня, вместо аккуратного треугольника сака.

– Абанарот! – В сердцах бросает дед и напускается на меня. – Вот что ты за человек, Ванька⁈

– Акелла промахнулся, Акелла промахнулся! – Я за собой вины не чувствую, предлагал же возврашаться и продолжаю троллить деда. – Акелла промахнулся!

Арлен было напускает на себя грозный вид, затем не выдерживает и смеётся:

– Какой ты ещё малой, Ванька, мультики смотришь!

– А сам то, деда, откуда знаешь, тоже смотришь значит!

– Да я с Шуркой сидел! – Начинает он оправдываться. – Мне некогда у тиливизера рассиживаться, в отличие от вас, короедов! Ну-ка, Вань, разбери сетку, там никак шевелится кто-то⁈

Тут уже и сам замечаю, что спутанный комок сетки не пустой, разбираю снасть и вытряхиваю под ноги здорового хариуса, грамм на восемьсот, с плавником как парус. Дед преисполняется и начинает покрикивать, командуя, чтоб я разбирал снасть и вытаскивал всё из кустов обратно на поляну – возвращаемся! Вылезли из кустов, дед забрал у меня саковище, оставив мне увесистый мешок с рыбой и сак – и пошли вниз, к оставленному у устья Громотушки мотоциклу.

Обратно по уже знакомой и проторенной дороге идти легче. Дело к вечеру, становится прохладней и когда дед предлагает остановиться, наладить сак и второй раз пройти по заводям, мол рыба успокоилась и опять подошла, чего зря ходить – соглашаюсь. В результате, к тому моменту когда спускаемся до стоянки – мешок вообще оттягивает плечи. А на стоянке многолюдно, стоит «Днепр» прадеда, он приехал с дядей Пашей. Вокруг них нарезают круги и заливаются лаем две дядь Пашиных лайки – Кант и Гегель.

С ними ещё пять человек, из которых я узнаю только Андрея и его сослуживца Васю, но не ошибусь, если это тоже менты. Или армейские друзья, есть в них что-то неуловимо схожее, что отличает таких бывалых парней от цивильных. Андрей с товарищами пришли пешком, оно понятно, на его машине сюда не проехать. А рюкзаков то, рюкзаков, набитых доверху, словно в горы собрались на неделю!

Машут нам руками, свистят, а дед не торопиться подходить, командует:

– Давай, Вань, ещё вот эти два омута процедим! Покажем дармоедам, как рыбачить надо!

Наши манипуляции не остаются без внимания, вначале к нам подбегает Гегель с Кантом, приветствуя лаем, затем подтягиваются мужики. Тут же сразу два зрелища – и вода течет, и другие работают, ещё костер развести и можно созерцать бесконечно. Здороваемся, встречающие заглядывают в мой мешок, одобрительно присвистывают и порываются тоже поучаствовать. А Андрей, на правах ближайшего родственника – переживает больше всех, не в силах остаться безучастным.

– Папа, ну кто так вытягивает? Надо плавно и быстрей! И забрасывать надо мягко, а ты как мешок с говном в воду кидаешь, так всю рыбу распугаешь! Ванька, вон чебак прыгает, сейчас уйдет в воду, чо ты такой нерасторопный⁈

Тут же объединяемся с дедом, позабыв недавние разногласия и высказываем Андрюхе всё, что о нем думаем. Тот отступает:

– Ну всё, всё! Слова вам не скажи! Я от чистого сердца советую, душа за вас болит, один старый, другой инвалид, как ещё столько наловили, чудом, не иначе!

– Бери сак в зубы и сам лови, нах! – Рычит дед, выволакивая сетку на берег. – Посмотрим, чо поймаешь, языком то горазд молоть!

– Не, не, мы лодку взяли, сейчас на пару километров поднимемся и с сетью наплавом спустимся! – Открещивается дядька от сака. – Нам по сроку службы не положено тяжелое поднимать!

Знакомлюсь с приехавшими друзьями Андрея и Васи, а дед приветствует их как старых знакомых:

– Здорова орлы! Чо вас так мало нонче, где остальных потеряли?

– Весна, пап, кого успели собрать, те и приехали! – Объясняет Андрей. – Мы с Васькой в верха пойдем, время поджимает, надо до темноты успеть сплавиться. А Колька с Димоном и Вовкой с саком походят, вас сменят. Застоялись в городе, пусть кости разомнут…

Андрей подхватывает здоровый чехол с надувной лодкой, Васька берет рюкзак поменьше и они скрываются в кустах – перебираться на другой берег речушки. Минут через десять уже салютуют с той стороны, а мы устроились на поляне перекусить, умаялись и проголодались. Дед объявляет, что он на сегодня набегался, спина отваливается, поэтому будет с Александром Гавриловичем уху варить. А нас, как молодых – отправит дальше рыбачить, как перекусим. Я с дядей Пашей пойду вниз, а Андрюхины друзья – вверх, чтоб не мешать друг другу.

Колька достает из позвякивающего рюкзака пару бутылок «Пшеничной», оба моих деда одобрительно кивают и подвигаются ближе к расстеленному на поляне куску брезента, изображающему скатерть-самобранку. Колька, кстати – без левой руки, пустой рукав подвязан узлом, чтоб не болтался. И кажется мне, что это не бытовая травма и не по пьяни руку отморозил. Мне, ясен перец – не наливают, хотя я умотался не хуже некоторых, аж пошатывает и ещё ведь идти скоро. Поэтому уничтожаю продукты: сало, вареные яйца и крупно порезанную луковицу. Вкуснее я ещё в этом времени не питался!

Первую бутылку мужики на пятерых (дядя Паша отказывается, говорит что потом под уху грамм сто пропустит) распивают быстро, а вторую дед Саня прибирает себе, строго выговаривая сидящим за столом:

– Вы сюда пировать приехали? Неча пьяным по берегу бродить!

– Да у нас ещё есть! – Вскидывается Колька.

– Это хорошо, что есть! – Подключается Арлен. – Вечером под уху достанешь!

Я бы сейчас поспал лучше, но делать нечего – встаю и иду за дядей Пашей, начинай сначала. Впрочем, рыбачить у большой реки попроще, чем пробираться по кустам, да и Гегель с Кантом здорово помогают – не приходиться рыбную мелочь в траве выбирать, чтоб выбросить обратно в реку. Они её хрумкают так, что только зубы клацают.

Тут хариуса не попадается, зато выуживаем с пяток налимов, дядька радуется: «Во, возьмешь, Вань, домой! Нина у нас любит налима, да и Шурке полезно будет печени поесть жаренной, а то взяли моду, на Урале детей рыбьим жиром пичкать!» Так то ни я, ни Саша – этот рыбий жир сроду не ели, были попытки со стороны мамы нас принудительно кормить этой богомерзкой субстанцией, но окончились ничем. А вот налим – вещь, мы хоть на севере его за сорную рыбу считали, но здесь пойдет и налим. И хариуса надо взять обязательно, тоже съедим!

Первая декада апреля, темнеет рано, поэтому с дядькой мы ходили недолго, как стали сгущаться сумерки – вернулись к стоянке. А рыбы не меньше добыли, чем с Арленом. На месте бивака горел костёр, кипело ведро с ухой, Колька, Димка и Вовка уже сидели с чашками наготове, наблюдая за священнодействием дедов у очага, а с реки слышались приближающиеся голоса Андрея с Васей: «Хоп, хоп, хоп!» – и плеск весел. Это они распустили сеть, пустили её впереди лодки и веслами бьют по воде и кричат, рыбу в сеть загоняют, сейчас к берегу пристанут.

Достал из люльки фуфайку, бросил её у костра и прилег, вытянув гудевшие ноги – набегался сегодня. За малым не задремал, оставив без внимания приплывших мужиков. Только голос деда Сани заставил оживиться:

– Готова уха, подставляй чашки!

Ведро сняли вместе с перекладиной, в костер подбросили дров и взметнувшееся пламя осветило стоянку. Дождался своей очереди, устроил обжигающие руки эмалированную миску на брезенте, подцепил горбушку со стола и заработал ложкой. Пища богов! Ещё и рыбы дед навалил, вкуснотища! Мужики, само собой – зазвенели стопками. После третей рюмки я окончательно убедился, что Андрея связывает с друзьями нечто большее, чем работа.

Пили без тоста, не чокались и не выпили всё – оставили немного на дне, затем перевернули стопки, вылив остатки на землю.

– За тех, кого нет с нами… – Негромко комментирует Вася. Деды повторяют за парнями, ну оно понятно, не первый раз вместе сидят, часто приезжают.

Поели, немного посидели ещё, Колька ещё вытащил пару бутылок, на что Андрей рыкнул:

– Куда, жрать что-ли приехали?

– А чо не пить то? – Удивился дед Саня. – Вы же с ночевой приехали, дело молодое…

– Порыбачим ещё ночью, успеем нажраться! Не хватало с берега навернуться или с лодки! – Андрей чем-то был недоволен. – Да и нечего сразу всё лакать, мы до воскресенья здесь, ещё завтра ночь одну поживем. Вы то тоже не налегайте, домой ещё ехать! Ладно сами, пожили уже, так ведь Ванька с вами, его пожалейте!

– Ванька со мной поедет. – Успокоил Андрея дядя Паша, который за весь вечер выпил от силы пару стопок и обратился к дедам. – Давайте собираться, время к ночи.

Сразу, чтоб не возиться по темноте в деревне – отложил себе пару налимов, самого крупного хариуса и сел на заднее сиденье «Днепра», уцепившись за дядькину спину. Прадед, Александр Гаврилович – устроился в люльке, мотоциклы завелись и затарахтели, дядька крикнул деду на «Урале»:

– Давай, Арлен, потихоньку! Не гони только, а мы сзади!

Добрались благополучно, я только чуть не заснул несколько раз на ходу, день вышел насыщенный. Дядя Паша меня приводил в чувство, тюкая затылком своей каски по козырьку моей, взбадривая:

– Не спи, Ванька, приехали почти!

У остановки дядька притормозил, не глуша мотор, я слез с сиденья, забрал у задремавшего в люльке деда рюкзак с рыбой и домой, наконец то! Сейчас в ванну и спать, хорошо съездили!

Дома меня встречала вся семья, Сашка так и не ложилась, таращила заспанные глазёнки:

– Ваня! Плиехал! Ты на лыбалке был? Чего пливез? – Округлила глаза, увидев рыбу и с подозрением уставившись на меня (с рыбалки же приехал), строго скомандовала. – А ну-ка дыхни, Ваня!

И откуда что берется⁈

Глава 16

– Да не давись ты так, жуй хоть маленько! – Мама как заботливая наседка, Сашке помогает, выбирая кости из рыбы, чтоб не подавилась, и меня контролирует. – Не уедет дед без тебя, в крайнем случае заедет!

– Мало у меня надежды на его сознательность! – Выражаю свою озабоченность, но торопиться перестал, действительно, что это я как маленький, надо сдерживать порывы моей подростковой сущности.

– Вань, я тут на второе полугодие собираюсь газет и журналов выписать, тебе что надо, как обычно, «Пионерскую правду», «Пионер» и «Юный техник»?

– Нах… кхм, не, не хочу ничего!

К печатной продукции у меня отношение неоднозначное, вплоть до выходящего из-под контроля неконтролируемого бешенства, недавно взял в руки газету и наткнулся на статью, где цитировались слова нынешнего генерального секретаря, меченного иудушки: «видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем». И всё, забрало упало, глаза застила кровавая пелена, а в сознании пульсировала строчка, прочитанная в двадцать первом веке, аккурат незадолго до того, как меня трамваем пришибло: «оскотинивание гойской падали идет полным ходом!» Хорошо, что дома один был, без свидетелей обошлось.

– Странный ты стал, Ваня… – Хорошо, что в этот момент она на меня не смотрела, увлеченно чистя очередной кусок рыбы для мелкой. – И читать перестал, раньше не оторвать тебя от книжек было, а сейчас как отрезало…

Что есть, то есть – у нас библиотека достаточно большая (не зря Лена ходит, хотя в её случае – не только в книжках дело, надеюсь),несколько раз пытался выбрать что-нибудь и почитать. Но как я уже говорил – либо читал, либо неинтересно. Недавно Жюль Верна открыл, думал пару-тройку часиков убить до вечера – и не смог. Вот хоть убей, не мог понять, почему я так в детстве тащился от него. Может у меня вообще какие-то необратимые изменения в голове, после переноса, отчего и не тянет к чтению? Или ситуация, в которой оказался – настолько фантастичная, что выдумки писателей не так увлекают, как действительность…

– Газеты и журналы денег стоят, – выдвигаю я железобетонный аргумент. – лучше на жизнь потратить, а что надо, я и в библиотеке прочитать могу! А как у нас с финансами, кстати, мама?

– Экономист ты мой! – Развеселилась мама, понятно, что всерьёз меня не воспринимает. – Уж газеты то с журналами вполне можем себе позволить, я полторы ставки получаю, вам с Шуркой сейчас пенсию по потере кормильца платят. И до восемнадцати будут платить, а если учиться будете, то и до двадцати четырех.

Это она так ненавязчиво подталкивает меня к мысли о дальнейшем обучении, у неё у самой средне-специальное образование, и желание, чтоб сын выбился в люди – вполне понятно. Только вот у меня самого даже предстоящие седьмой и восьмой класс вызывают отторжение, десятилетку оканчивать нет никакого интереса, а уж техникум или не дай бог институт – лесом пусть идут. Скоро в переходах метро будут торговать дипломами на любой вкус, по мелкому прайсу, а наличие высшего образования – совсем не гарант безбедного существования в девяностых. Нет уж, мы пойдем другим путем!

– А ты себе что будешь выписывать? – Перевожу разговор с неудобной для меня темы, рано ещё расстраивать, что не планирую продолжать учебу после восьмого класса, два года в запасе есть.

– Думаю… – Мама морщит лоб. – «Работницу» точно выпишу, ещё новый журнал появился, «Трезвость и культура». Эх, отец то ваш не дожил, но можно деду выписать, да и Арлену не лишним будет…

Дискуссию о периодике прерывает звонок в дверь, вскакиваю из-за стола: «Я открою, ма, это дед наверно!» – и тороплюсь в прихожую. Но нет, это не Арлен, на пороге стоит Лена. Улыбается:

– Ваня, ты мне совсем голову задурил! На вот, держи, убери быстрее! – С этими словами сует мне книгу, наверное, которую позавчера взяла.