Текст книги "Назад дороги нет"

Автор книги: Алан Брант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Да, я приехал из Ротфолда вчера утром, – слегка хмурясь ответил он.

О своем месте рождения Ричард не хотел говорить. Ротфолд являлся маленьким городком, где было чуть больше тысячи жителей и каждый знал друг друга по имени. Сам того не желая, Ричард вспомнил маленькие кирпичные домики, построенные близко друг к другу, аккуратные деревянные заборы, за которыми хозяева поливали газон и непременно вытягивали шеи, желая подслушать секрет соседа или очередную выдуманную сплетню, узкие неприметные улицы, по которым носились подростки, задирали девчонок или мальчишек помладше. А если в этом городке что-то случалось, то уже через час все жители знали об этом событии, пылко обсуждали и осуждающе качали головой, как, например, когда старшеклассница Элли Милс забеременела от женатого учителя математики. Мать Ричарда тогда поджала губы, неодобрительно вздохнула и заставила его пообещать ей, что он никогда не свяжется с такой же легкомысленной девицей. Единственной достопримечательностью Ротфолда был старенький музей истории.  Маленький и покосившийся, он не разваливался каким-то чудом – старая крыша протекала, половицы поскрипывали при ходьбе, а запылившиеся экспонаты отдавали дань минувшим дням и мало кого интересовали. Музей почти никогда не посещали, и только Ричард проводил там много времени, да и то, потому что заведующим музея был отец Одри Трентон, уже не молодой сгорбившийся мужчина со смешной бородкой и маленькими добрыми глазками, он часто болел, сильно кашлял и не мог встать с кровати, оставлял Одри в музее за главную. А Ричард, прячась за чучело медведя или за полкой с редкими изданиями древних книг, наблюдал за ней не отрываясь. Наблюдал за тем, как она улыбается, или накручивает локон волос на тонкий пальчик, как слегка хмурится, читая свою книжку, звонко смеется, прикрывая рот маленькой ладошкой, когда пришедшая навестить ее подруга рассказывает шутку. Он понимал, что мог показаться одержимым, но ничего не мог поделать, ему так нравилось на нее смотреть. Хотелось подойти к ней, сказать простое: «привет» или, например, «мне нравится ваш с отцом музей», или «а что ты сейчас читаешь?», но он так и не решался, боялся, что она посмотрит на него как на пустое место, скорчит недовольную рожицу, и отвернется, не одарив  его и словом, а теперь уже поздно об этом сожалеть.

Ричи почесал лоб, неловко вздрогнул, осознав, что Эмма с ним говорит, а он ее почти не слушал, прислушался к ее словам.

– Те’ понравится в Эн-Си. Ся сила в этом городе исходит от молодёжи, – пылко говорила девушка. Лицо ее одухотворенно сияло. – Гиллз устроили настоящую революцию – сломали классовый барьер, и каждый могёт быть кем хочет.

Ричард улыбнулся – диалект Кин-Дин для его ушей был странным и смешным, но имел своё очарование. И он думал точно так же, как Эмма. Слышал множество рассказов об Эн-Си от знакомых матери хоть и многие из них имели негативный окрас. Миссис Марч, например, любила строить испуганное лицо и рассказывать, что город полон мафиози, устраивающих перестрелки на каждой улице. Ее саму еще маленькой девочкой увезла оттуда мать, когда отец кому-то сильно задолжал, а после был найден юной миссис Марч на кухне повешенный на простыне, с посиневшим одутловатым лицом и ужасом в глазах. Ричард все равно мечтал здесь оказаться всей душой. Он до конца не верил в ее историю, миссис Марч любила привирать и каждому, кто слушал рассказывала ее по-новому.

– Именно поэтому я и приехал сюда, – сказал он, – для меня это шанс изменить мою жизнь.

Он окинул Эмму любопытным взглядом. Он ничего о ней не знал, но почему-то был уверен, что она творческая личность. По-другому и не может быть, пятна краски говорили сами за себя.

– А ты? Дай угадаю… Ты художница? – с неподдельным интересом спросил он.

Эмма как-то слегка смутилась, опустила голову, посмотрев на свои колени, бросила на юношу быстрый взгляд из-под ресниц.

– Я всегда любила рисовать, – проговорила она, убирая упавшую на лицо прядь волос. – Стать художником – эт’ моя мечта.

Вдруг, с проказливой улыбкой, словно маленькая озорная девочка совершившая шалость, она добавила:

– Ты даже не представляешь, сколько я разукрасила стен в Эн-Си!

– Зато я представляю, – фыркнул Калеб. – Когда мы были младше, то по ночам сбегали из дома, и Эмма разрисовывала стены баллончиком. У меня, по-моему, даже где-то была фотография, – Калеб опустился на колени возле своей тумбочки, открыл ее, копаясь в ворохе журналов, бумаг, стопок тетрадей и прочего хлама. Ричард смотрел как он бережно вынул маленький красивый блокнот в дорогом кожаном переплете, открыл его, достав несколько фотографий, слегка нахмурился, взглянув на первую и быстро ее спрятал, будто бы не желая чтобы ее кто-нибудь увидел, вторую же протянул Эмме.

– Помнишь эту фотку?

Эмма хихикнула, аккуратно взяла маленькое фото в ладони, внимательно, с улыбкой, его рассматривая. Ричард с трудом, подавил приступ любопытства, его живо заинтересовало, что было изображено на первом снимке, и почему Калеб так быстро его спрятал. Может быть там было что-то из его старой жизни? Что-то, что он скрывал? Отогнав эти мысли, юноша подошел к Эмме, нагнулся, через ее плечо, всматриваясь в фотографию в ее руках.

На ней была изображена сама Эмма на фоне стены. Там во весь рост была нарисована невероятно красивая смуглая женщина с пышными волосами, повязанными большим алым бантом.  Женщина смотрела из-под ресниц, таинственно манящим взглядом, словно заглядывала в душу каждому, кто на нее посмотрит. Совсем как живая, она улыбалась лукавой искрящейся улыбкой, застыв в грациозной позе, уперев одну руку в бок. Эмма же сидела на земле, скрестив ноги, и поставив на них локти, в мужском рабочем комбинезоне, явно ей не по размеру, с закатанными рукавами рубашки. Рыжие, тогда ещё длинные, волосы собраны в неряшливый пучок, на щеке пятно от краски. Выглядела она сильно младше чем сейчас, маленькая и угловатая, она была потрясающим художником по скромному мнению Ричарда.

– В тот день мы, кажется, убегали от полиции, – с теплотой произнесла девушка, – И ты тогда кричал им что-то типа: «Попробуйте отнять нашу свободу лопухи легавые».

Она потянулась к Калебу, потрепала его по плечу, затем взглянула на Ричарда. Приложила растопыренную ладонь ко рту и доверительно словно по секрету, сообщила:

– С Калебом всегда попадаешь в какие-нибудь истории.

– Эт’ точно! – согласился Ричард, ни на секунду не сомневающийся, что в компании Калеба он влипнет во множество новых неприятностей. «И мне этого даже хочется, – с удивлением вдруг понял юноша, – хочется и дальше убегать от разных буйных компаний и глотать обжигающий виски прямо из бутылки, хочется орать песни во все горло, бродя по ночному городу и чувствовать себя по настоящему живым, ощущать вкус свободы».

Общаясь с Калебом, даже несмотря на то, что они знали друг друга всего ничего, Ричард чувствовал небывалую легкость, которой не было и в помине с его прошлыми друзьями, он отчаянно боялся ее потерять.

– А чё насчёт тебя? – спросила вдруг юношу Эмма.

Ричард нервно улыбнулся, взъерошил и без того лохматые волосы. Он уже делился своими желаниями с Калебом, и тот его не засмеял и не начал подшучивать, но все равно от чего-то испытал неловкость, когда поинтересовалась Эмма. «Возьми себя в руки, придурок, и не трусь! Она ведь с тобой поделилась своей историей», – подумал юноша, глубоко вздохнул и медленно заговорил:

– Я хотел бы быть писателем, и написать такой роман, чтобы всем просто сорвало крышу. Моя мама была против этого… – Он запнулся, вспомнил недовольные лицо матери, как та поджала тонкие губы и неодобрительно покачала головой, когда он только заикнулся, что хотел бы быть писателем. «И чтобы ты заработал, печатая свои книжки?  – спросила она его резким тоном. – Ты бы был нищим и никому не нужным!», – Она хотела, чтоб я стал юристом и работал в конторе моего дяди Юджина. Последней каплей стало то, что она нашла мои тетрадки со стихами, и бросила в огонь. Тогда я и решил уехать.

Юноша говорил, горько ухмыляясь. Вдруг он замолчал, смотря на свои колени. То, чувство что он испытал, когда увидел, как горят его творения… Они были сравнимы с потерей родного горячо любимого человека. Он так сильно накричал тогда на мать, что она опешила, не в силах вымолвить ни слова, а он окончательно решил, что сбежит куда угодно, только бы больше никогда не быть дома. Решил вырваться на манящую свободу.

Эмма обеспокоенно нахмурилась, отчего на ее лице появилась маленькая морщинка, потянувшись, она положила свою теплую ладонь поверх руки Ричарда, ободряюще ему улыбнулась.

– Я понимаю тебя, – с грустью сказала она, – Мой папа всегда был против того, чтобы я была художницей. «Этим деньги не заработаешь!», – она передразнила отца, понизив голос и скривив личико. – В итоге я устроилась на «нормальную» работу в магазин «Шляпки от Китси». – Помолчав немного, девушка откинулась на спинку стула. —Ты можь’ хотя бы написать письмо маме, что с тобой сё’ хорошо. Просто без обратного адреса. Ведь она, конеш’ сильно волнуется.

– Ты права, надо написать.

Ричард взглянул на нее, и словно какая-то прочная нить образовалась между ним и Эммой, крепко связывая их вместе, между ними будто бы раскрылось что-то очень важное, по-настоящему объединяющее. «Мы похожи», – подумал он, и понял, они отлично поладят. Общие переживания сближают, делают дружбу крепче и доверительней.

– Хреново, когда тебя не принимают таким какой ты есть или хотят переделать, – тихо сказал Ричард девушке, она кивнула ему, грустно улыбнулась.

– Может, пойдем, прогуляемся? – произнес внезапно Калеб. Он сильно нахмурился, смотрел куда-то в окно, а не на лица друзей. Было видно, что он явно не хотел продолжать этот разговор.

Эмма вся встрепенулась, тряхнула головой, принимая свой прежний беззаботный вид.

– Да уж, вам точно не мешало бы проветриться, – сказала она, по очереди смотря то на Ричарда, то на Калеба.

Ричард согласно покивал, он вдруг вспомнил, что, когда приехал в этот город, у него были определенные планы и цели. Денег, которые он забрал у матери, ему надолго не хватит, а значит нужно найти работу, которая к тому же не сильно бы мешала ему писать. Правда, он толком не понимал кем бы мог устроиться. За спиной у него была только школа, а учиться, чтобы стать юристом, как хотела его мать, он не собирался. Он подрабатывал в конторе дяди Юджина, перебирал бумажки, и это ему здорово наскучило. Может быть его возьмут каким-нибудь грузчиком с ночными сменами?

– Я хотел поискать работу, и, может, походить по издательствам, – сообщил он друзьям.

Калеб и Эмма как-то странно переглянулись. Юноша почесал затылок, задумчиво сдвинул очки наверх, в его зеленых глазах как будто бы читалось сомнение.

– Если хочешь, я могу поговорить с директором «Геральд‘з Газетт», и ты пройдешь там собеседование, – осторожно произнес Калеб, – будешь писать какие-нибудь статьи о спорте, или о том, что произошло в Эн-Си, а здесь постоянно что-то происходит. Я как раз сегодня туда забегу.

Ричард недоверчиво на него уставился. В который раз Калеб вызвался ему помочь! Он и поверить не мог, что все может так хорошо сложиться: у него есть квартира, пусть и не такая хорошая как хотелось бы, замечательные друзья и, может быть, будет отличная работа. Ему точно ничего из этого не снится?

– Правда? Спасибо, Калеб! – юноша вскочил, порывисто обнял друга за плечи и радостно добавил. – Я тебя прям, расцеловал бы сейчас!

– Я не переживу этого, Ричи! – Калеб вытаращил глаза, скривился, отпихнул он себя Ричарда и повернулся к нему и Эмме спиной.

Ричард и Эмма засмеялась, но от юноши не укрылся странный слегка обеспокоенный взгляд, которым девушка посмотрела на спину Калеба.

***

Когда они наконец выбрались на улицу, погода успела заметно испортится, став довольно пасмурной, но все равно было на удивление тепло. Небо затянули серые облака, не пропускавшие солнечные лучи, дул легкий ветерок, развевавший выброшенные кем-то старые пожелтевшие от времени газеты и жестяные банки, со звонким шумом катившиеся по дороге. Слышалось мяуканье бродячих кошек, громкие ругательства из открытых окон. Вдруг раздался громкий раскат грома, и не успели молодые люди преодолеть и полмили, как начался дождь. Яростно забарабанил по крышам домов, разгоняя недовольных, спешащих кто куда, людей. Некоторые бежали к ближайшим магазинам, желая там укрыться. Другие прикрывали головы портфелями или журналами, и быстро шагали вперед, а кто-то безуспешно пытался поймать такси.  Ричард, Калеб и Эмма, не желая возвращаться домой, заскочили под навес цветочного магазина. Весело переговариваясь, они ожидали, когда закончится дождь. Эмма иногда вытягивала ладони вперед, ловя ими холодные капли и брызгая на возмущенного Калеба, а Ричард, засунув руки в карманы своего плаща, отошел чуть в сторонку, чтобы тоже не попасть под обстрел Эммы, и с улыбкой наблюдал за своими спутниками, покачиваясь с пятки на носок.  Они выглядели такими яркими и жизнерадостными, полными оптимизма, словно им совсем неведомо такое чувство как уныние, и даже дождь приносит им настоящую радость. Сами того не осознавая, они привлекали людское внимание. Глядя на них, хотелось улыбаться, стать хотя бы на минуту такими же открытым.

– Кстати, сегодня в три часа нам нужно встретиться с Билли и Джеки, на нашем месте, – внезапно казала девушка.

– Что это за место? – Ричард с любопытством посмотрел на нее. Эмма в этот момент разглядывала свое отражение в окне, поворачивая голову и так и этак, рассматривая мокрые, торчащие во все стороны, волосы. Она выглядела очень мило, но Ричард не решился сказать ей это. Отчасти, переживая, что она может воспринять это как-то иначе, чем просто дружеский комплимент.

– Скоро увидишь, – Калеб поддел юношу локтем и подмигнул. Волосы его были влажными, и липли к бледному лицу, от чего, он напоминал мокрого хитрого лиса.

Дождь начал понемногу прекращаться. Воздух окутал запах легкой свежести и мокрого асфальта, который всегда возникает после прошедшего ливня.  Медленно люди выбирались обратно на улицу.  Одна крошечная темноволосая девочка, пока не видит ее мать, с заливистым смехом метнулась к луже, прыгая в нее ногами и разбрызгивая капли на всех прохожих. Эмма улыбнулась ей, и девочка расцвета в ответной улыбке, показывая щербинку между зубами.

– Идем, – Калеб потянул друзей вперед, и они зашагали по мощенной дороге, стараясь обходить грязь и лужи. Им не хотелось испортить чистую одежду, хотя Калеб стараниями Эммы уже был к этому близок. Воротник его рубашки был влажным, а волосы без идеальной укладки забавно топорщились на затылке.

– Билли и Джеки – это ваши друзья? – спросил Ричард после недолгого молчания, когда они проходили мимо крошечного паба с облупившейся краской на окнах. Возле его двери, вытянув грязную руку, сидел уже немолодой бродяга неприятной наружности, с кустистой седой бородой и маленькими мутными глазками. Он присвистнул, увидев Эмму и похотливо улыбнулся беззубым ртом. Ричард скривился от брезгливости и отвращения, уловив запах его немытого потного тела.

– Да, – Калеб кивнул, сняв очки, он достал из кармана платок, и принялся их протирать, подслеповато моргая, – Билли невероятный пианист, хоть ему и приходится работать на стройке. А Джеки работает вместе с Эммой в шляпном магазине, там они и познакомились.

При упоминании стройки Калеб слегка помрачнел, ему наверняка не нравилась работа, которой приходилось заниматься. Вскоре друзья дошли до заброшенного ботанического сада, сами того не заметив. На самом деле, по мнению Ричарда, там уже и сада то никакого не было – всё поросло высокой травой и сорняками, полностью потеряв былую красоту.

Сад окружал длинный железный забор с замком на воротах, и юноша не совсем понимал, как они смогут проникнуть внутрь. Но друзья, проведя его немного вперед вдоль забора, указали на отогнутые прутья, сквозь которые с легкостью мог бы пролезть взрослый мужчина.

Небо после дождя, все еще было серым и пасмурным, и сад отчего-то казался Ричарду жутким.  Здесь царила кромешная тишина, словно они попали в место, где вымерло все живое и остались только старые деревья и разросшиеся кустарники —свидетели давно минувшего прошлого. Из доносившихся звуков были только шаги друзей по дороге. Они вышли на каменистую тропинку, в полном молчании прошли несколько сотен метров, свернули направо и спустились по склону вниз. В глаза Ричарда тут же бросилась круглая полуразрушенная беседка. Высокие колонны подпирали ее купольную крышу, одну из стен обвивал зеленый плющ. Внутри беседки были две лавочки, а по левую сторону вдалеке находились старые теплицы, куда, впрочем, при большом желании, тоже можно было залезть. Когда-то это наверняка было одно из самых красивых мест этого квартала, но сейчас тихое, полуразрушенное и умирающее, оно навевало тоску.

– Ого! – произнес Ричард, оглядываясь. – Здесь жутковато.

– Я знала, что тебе понравится, – Эмма взглянула на него сияющим лицом, хлопнула ладонью по плечу и широко улыбнулась.

Ричард кивнул ей, послав слабую улыбку в ответ. Калеб, оставив задумчивого Ричарда и Эмму чуть позади, зашел прямо в беседку. Усевшись на лавочку, достал сигарету, засунув ее за ухо, похлопал себя по карманам и досадливо вздохнул.

– Чёрт! Забыл спички, – пробормотал он. – Ричи, у тебя есть?

Ричард вздрогнул, покопался в карманах своих брюк и нащупал маленький коробочек. Он подошел к другу и протянул ему спички. Юноша выхватил из его рук коробок и попытался зажечь сигарету несколько раз подряд, и каждый раз безуспешно.

– Они у тебя противопожарные что ли?

Ричард издал вздох и закатил глаза:

– Дай сюда, – он протянул раскрытую ладонь, но Калеб ударил кулаком по его ладони и повернулся к нему спиной.

– Иди в жопу, Ричи, я сам прикурю.

Эмма, присев на соседнюю скамейку, со скептическим лицом наблюдала за молодыми людьми.  В этот момент она подозревала, что была самым разумным человеком в их компании.

– Тебе прикурить, красавчик? – раздался вдруг незнакомый Ричарду грудной женский голос.

Юноша отвел недовольный взгляд от Калеба, с любопытством посмотрев, на незаметно подошедшую парочку. Наверное, это и были Билли и Джеки.

Вместе они выглядели совершенно необычно, но на удивление привлекательно. Билли был высоким темнокожим парнем с бритой головой, миндалевидной формы карими глазами и длинными музыкальными пальцами, лежащими на плечах Джеки. Она же была, маленькой и пухленькой, с лицом в форме сердечка и короткими каштановыми волосами. Очень привлекательная, особенно сейчас, когда улыбалась, томной хитрой улыбкой, от чего на щеке появилась ямочка.

– Ребята, это Ричард, – представила юношу Эмма, и Билли с Джеки послали ему теплые дружелюбные улыбки.

В дальнейшем разговоре Ричард почти не участвовал, слушая вполуха. Новые знакомые, несомненно, ему нравились, они были приятными ребятами, но почему-то Ричард все равно почувствовал себя немного скованно, совсем ни как наедине с Эммой и Калебом. Подсознательно, он переживал, что скажет что-то невпопад, и Калеб и Эмма поймут, насколько посредственный и скучный Ричард на фоне Билли и Джеки, и уже не будут общаться с ним как до этого. Ведь так оно все и было на самом деле. Когда-то Макс предпочел ему Ларри, а Роджер и Дэнни терпели его только из жалости, однажды и вовсе решив сыграть в свою злую шутку. Он часто думал об этом, мог часами лежать на своей кровати, невидяще рассматривая белый потолок, замечая на нем каждую трещинку и шероховатость, и не откликаясь на требовательный зов своей матери. Перебирал в голове все что мог сделать или сказать неправильно. Ведь было же что-то такое в Ричарде, что заставляло других людей его сторониться. А он все никак не мог понять что.

Он совсем потерялся в своих размышлениях, и вздрогнул, когда Калеб легонько потряс его за плечо. Юноша посмотрел в его зеленые глаза, заметив там долю обеспокоенности. Калеб словно спрашивал: «Ты в порядке, приятель?», – и Ричард медленно кивнул мол, – «Да, конечно. Глупый вопрос».

– Короче, вот, что я хочу сказать, – говорил в этот момент Билли. В его голосе слышалось заметное волнение. – Есть одна женщина, Линда Кейн.  Она организовывает карнавал в Аспен-Хилл для того, чтобы покончить с расовыми конфликтами в Эн-Си. Вся моя община, все черные дрозды55
  Черные дрозды – термин, которые употребляли во времена рабства по отношению к чернокожим. В последствии этим термином называли себя борцы по борьбе с расовой дискриминацией.


[Закрыть] там будут, и для меня это важно.

Он помолчал, взглянул на Эмму, затем кинул быстрый взгляд на Ричарда и остановился на Калебе:

– В общем… вы придёте?

– Подожди-подожди! – Калеб ошалело уставился на него, в эту секунду даже в очках его глаза казались необычно большими. – То есть, ты хочешь, чтобы мы пошли в самый криминальный район Эн-Си, где этот карнавал, скорее всего, перерастёт в побоище между копами, эмигрантами и остатками «Белого кнута»?

Юноша на мгновение замолчал, долгим взглядом окинув Билли. На лице его медленно расцвела широкая улыбка:

– Я в деле! – выпалил Калеб и подмигнул другу. Билли громко засмеялся.

– Спасибо, братишка! – радостно произнес он.

Ричард ошарашено замер, во все глаза уставившись на друга. Что-то ему подсказывало, что на этот карнавал все-таки лучше не соваться.

– А, кто такие эти «Белые кнуты»? – осторожно спросил он.

– Это твари, которые косят под богатеньких детишек, и выступают под лозунгом «Эн–Си для белых». Раньше они нападали на жителей Аспен-Хилл – на их счету ни одно убийство, изнасилование, избиение. Поганые ублюдки! – Билли сплюнул, достал из кармана сигарету и закурил. – Тогда, наши по-тихому избавлялись от них. А теперь, когда их осталась горстка человек, мы хотим заявить о себе как о равных членах этого общества.

Ричард неловко взъерошил волосы, даже не зная, что на такое можно ответить. Он раньше никогда всерьёз не задумывался о расовой дискриминации, хоть и был наслышан о жестокостях, творившихся в Эн-Си. И разве это справедливо? Ричард понимал, почему этот парад был так важен Билли и многим другим людям. Но все-таки что-то неумолимо ему подсказывало, поход туда может оказаться даже хуже, чем их вчерашняя заварушка в клубе.       «Ты просто трус Ричард, – подумал юноша – не ты ли всю свою жизнь мечтал о приключениях?». К тому же, что о нем только подумают Калеб и Эмма, если он так малодушно решит отказаться.

– Но, что будет на этом карнавале? И когда он будет? – спросила Эмма, с интересом смотря на Билли.

– Карнавал будет в последнее воскресенье следущего месяца. Всё начнется на улице Сентфор, потом перекинется на улицу Келлергана, и дальше по Остборн Гроув, – молодой человек улыбнулся. – Будет очень жарко: карибская музыка, национальные костюмы, танцы.

Эмма кивнула, с теплой улыбкой потянулась к Билли, взяв его ладони в свои.

– Мы все придём Билли.

– Притормози, Пташка-Кин-Дин, – произнес вдруг Калеб более резким тоном, чем он хотел. Лицо его приняло суровый вид.

– Какого чёрта, Калеб?  – Эмма недовольно скривилась, от чего на ее лбу появилась хмурая морщинка. Она не понимала в чём дело. Калеб не ответил, схватил ее за ладонь, потянув вон из беседки и на ходу крикнув Ричарду и Билли с Джеки:

– Мы сейчас вернемся!

Они отошли поближе к теплицам, чтобы остальные точно не смогли бы услышать их разговор.

– И чё эт’ было? – выпалила Эмма. Вырвала свою руку из хватки Калеба, и, прищурившись, скрестила руки на груди, задрав подбородок, чтобы посмотреть прямо в его глаза.

– Эмма! – он покачал головой, с досадой смотря на нее. Удивляясь, что она сама не догадалась в чем была главная проблема. – Ты всерьез хочешь туда пойти? Ты понимаешь, что там может случиться много всякой херни!

– Но нам нужно поддержать Билли! Он наш друг, мы не можем не пойти!

Калеб едва сдержался, чтобы не застонать.  Какой же все-таки упрямой была Эмма!  Она была единственной девушкой, которая ему не поддавалась, и иногда, особенно в такие моменты, он очень об этом жалел.

– Да, – он кивнул, – и я пойду туда за нас двоих.

Лицо Эммы побагровело, казалось, еще немного и у нее из ушей повалит пар. Она никогда никому не позволяла собой управлять, твердо зная, что ей нужно и как она будет поступать. И, как бы она не любила Калеба или отца, они не имеют права ей указывать что делать.

– Ты не могёшь решать за меня идти мне туды или нет! – в глазах девушки сверкнул яростный блеск, а тон, с каким Эмма произнесла это, был настолько твердым, что Калебу пришлось отступить.

– Блядь! – выругался он, сняв очки, провел рукой по лицу. Как же ему хотелось плюнуть на все условности и крепко привязать Эмму к кровати, пока весь праздник не кончится. Вот только не факт, что она и тогда не найдет способ выбраться, а потом еще обидится и откажется с ним разговаривать неделю. Он стал говорить мягче, надеясь хоть немного ее урезонить. – Там правда может случиться всё что угодно. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось Пташка.

Потянувшись, он нежно погладил ее по щеке. Он делал так всегда, когда она была расстроена. Лицо Эммы смягчилось, она внимательно посмотрела на него, а затем потянувшись, обняла, уткнувшись лицом в его плечо.

– Я знаю, – осторожно сказала она. – Я тоже люблю тебя, но дай мне решить самой.

Девушка отстранилась. Она в который раз подумала, что у нее было четверо родных братьев, но Калеб все равно был ей ближе, чем они. Он понимал ее намного лучше, знал множество ее страхов и секретов, как и она его. Даже те, о которых он, возможно, и сам не догадывался. Вот и сейчас он тоже должен был ее понять. Ее желание быть рядом с другом в такой важный для него момент.

Калеб долго смотрел на Эмму, ничего не говоря. Хмурился, покусывал губы, чесал затылок и затем, наконец, сказал:

– Хорошо. Но ты ни на шаг не отойдешь от меня с Ричи.

Эмма широко улыбнулась, состроила смешную рожицу.

– Слушаюсь и повинуюсь, – саркастично произнесла она, соединив ладони, и наклонившись как при молитве.

Калеб не сдержал смешок. До того она была забавна в этот момент. Эмма с легкостью могла развеселить любого человека, даже не прикладывая для этого особых усилий. Раньше, когда мистер Беннет возвращался с работы усталый и серьезный, садился в свое любимое кресло у окна, только она могла поднять ему настроение, пародируя одноклассниц, или, например, самоуверенного Калеба. Однажды жена мистера Беннета сообщила ему, что его очередь мыть посуду. Он сказал, что он мужчина, а мытьё посуды чисто женская обязанность. Эмма после этого, по ее словам, совершенно «случайно» перевернула на него ведро с холодной водой.

«Мое маленькое рыжее солнышко», – говорил мистер Беннет, выслушивая все истории дочери, с любовью поглаживая её волосы, а она только звонко смеялась и уворачивалась от его руки. Калеб испытывал щемящее чувство боли и недовольства, когда видел их: его собственный отец так сделать больше не мог.

– Как Джон? – спросил юноша, не глядя на Эмму. Он уже так давно не видел мистера Беннета. Казалось, прошла целая вечность.

Эмма тихонько вздохнула, осторожно взяла руку Калеба в свою, погладила указательным пальцем его ладонь.

– Он скучает по тебе, Калеб, – мягко, с грустью сказала она. – Я вижу это в его взгляде, в голосе. Даже в том, как он курит. Он очень осунулся после твоего ухода, после той ссоры.

Она посмотрела на Калеба долгим терпеливым взглядом, но он все так же старался на нее не смотреть, предпочитая равнодушно наблюдать за мелькающей в беседке тощей фигурой Ричарда, размахивающей руками, что-то объясняя Билли и Джеки. Уж не про свой ли роман вспомнил?

Калеб совершенно не любил и не хотел вспоминать тот день и ссору, какую сильную злость он испытывал к мистеру Беннету, уверенный, что вообще больше с ним не заговорит. И все-таки он не мог отрицать, что волновался о самочувствии Джона. Неужели с его здоровьем совсем все плохо? Лицо Калеба помрачнело.

– Как его нога?

Эмма опустила голову, нервно затеребила рукав свитера. Она не скажет Калебу, что прошлой ночью, не смогла заснуть и плакала, уткнувшись лицом в подушку, слыша, как мучается и стонет от боли отец, а мама, старательно сдерживая свои собственные слезы, пытается его успокоить и поддержать.

– Хуже, – тихим голосом сказала она. – Из-за боли он не может спать, ему тяжело ходить.

Девушка на мгновение замолчала, борясь с подступившим комом в горле:

– Мы начали колоть ему морфин.

Лицо Калеба стало ещё мрачнее, он хрипло кашлянул и потянулся за сигаретой.

– Я приду к вам завтра.

Эмма недоверчиво на него взглянула, не уверенная, не послышалась ли ей последняя фраза. Она уже и не надеялась, что Калеб придет навестить ее отца. Девушка расцвела в улыбке и, потянувшись, крепко обняла юношу.

– Папа будет очень рад, хоть и будет ворчать как обычно.

Когда они вернулись обратно Ричард, Билли и Джеки оживленно разговаривали. На этот раз уже Джеки что-то пылко говорила, пока юноши ее слушали.

Ричард тут же вскинулся, цепким взглядом окидывая друзей. Он не мог не отметить, что Калеб был немного бледным, а Эмма отводила глаза, стараясь ни на кого не смотреть. И хоть юноша понятия не имел, о чем они разговаривали, Ричард сразу почувствовал, это было что-то очень важное. Калеб выглядел сильно встревоженным, вся его былая веселость разом испарилась.

Ричард осторожно подошел к другу, надеясь, что не кажется навязчивым. И спросил:

– Всё в порядке?

Калеб кивнул и сдавленно ответил:

– Всё хорошо, Ричи, – он попытался изобразить улыбку на лице, но напрасно —Ричард не поверил, но настаивать не стал.

Глава 6

Осень 1960

В приюте было две лестничных клетки, и они были на разных концах коридора – одна была женской, и вела на второй этаж, где жили девочки. Можно было подняться и выше, на третий и четвертый, но это не имела смысла, всё равно с женской стороны двери на этажи мальчишек были заперты. На мужской же лестничной клетке была закрыта дверь второго этажа, но открыты третий и четвертый. Ходить друг к другу на этажи девочкам и мальчикам строго запрещалось – боялись нежелательных беременностей, а такое уже имело место быть, и приходилось делать аборты. Но часто этот запрет нарушался с помощью обычной веревки, которая привязывалась к перилам балкона. Верёвок было две, – одна хранилась у мальчишек на четвертом этаже, другая на третьем. Они достались мальчишкам от их предшественников, которые каким-то чудом стащили их у мистера Лейка. Их берегли, и держали в шкафу под грудой старой рухляди, чтобы Сэм на них не наткнулся. Мистер Лейк был распорядителем псарни – он ухаживал за гончими, ходил с ними на охоту, и поставлял на кухню зайчатину, диких уток, дупелей, рябчиков, правда детям ничего из этого не перепадало – только персоналу. Именно он спускал на детей собак и преследовал их при попытке побега. Также Лейк обслуживал котельную, конечно, ни один – в личные кочегары он брал мальчишек по крепче, которые таскали в топку уголь, чистили эту самую топку и поддувало, в общем выполняли всю грязную работу и выходили оттуда до невозможности чумазыми и после по часу отмывались от сажи. Лейк имел привычку напиваться со своим другом Стеном – сторожем, который денно и нощно нёс вахту, вёл журнал выдачи ключей, и следил, чтобы мальчишки не ходили к девочкам и наоборот. С последним он справлялся из рук вон плохо, и часто на рабочем месте спал, так что ночное общение детей было обычным делом. В восемь часов вечера он закрывал приют на ключ, чтобы никто из воспитанников не шлялся ночью по территории – таков был комендантский час, но так представители мужской половины приюта имели вышеупомянутые верёвки – это мало кого волновало.