Текст книги "Мой защитник (СИ)"

Автор книги: Akira Honey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

11. Дружба? ПОВ Вадима

Кто не прав? Я или он? Я, потому что произнёс те слова? Или он, потому что поцеловал меня? Я… или он? Или никто не виноват? Может мы оба? Нет-нет, я не виню его. Не могу винить, ведь он… Он потрясающий, не такой как все: не злой, добрый, способный в любой момент броситься на помощь, чтобы защищать до последнего. Думаю, что будь на том месте не я, а кто-то другой, он вот так же стоял бы, прикрывая своим телом. Не могу винить, ведь он уже стал для меня другом. И плевать, что прошло всего лишь два дня. Два дня непритворной улыбки. Два дня настоящего смеха. Два дня тепла… Нет-нет, не хочу, чтобы он уходил! Пусть он хоть каждый день целует меня вот так, в этом же нет ничего. Пусть, если он хочет, я не против, главное, пусть он будет, я не хочу снова оставаться один.

Утром я не знал куда податься – то садился делать уроки, но тут же откладывал их и включал компьютер, чтобы проверить почту, то шел к маме в комнату смотреть телевизор, изредка ходил из стороны в сторону, потому что это хоть как-то успокаивало меня. Но в конце концов нервы сдали и я, сорвав плакат со стены, на которой он висел, быстро оделся и помчался в соседний подъезд.

Интересно, что он скажет? Пошлёт ли меня куда подальше после вчерашнего? Закричит, что я просто идиот, и дружить со мной он не намерен?.. Хотя, вообще-то я должен это делать, но я так нервничал, что в голову невольно лезли плохие мысли. А что если он даже не откроет дверь? Что если не захочет говорить?.. Нет, он не такой. Он другой. А что если он не подойдёт к домофону? Тогда я даже не смогу увидеть его.

Мне повезло, так как в тот момент, когда я оказался у подъезда, дверь открылась и на улицу вышла та самая бабушка, которой я на днях помог с комодом. Она улыбнулась мне и уже собиралась завести длинный диалог, подозреваю о том, как тяжелая её жизнь, ведь сахар снова подорожал, как я вбежал в подъезд, на лету нажимая на кнопку и скрываясь в дверях лифта.

Прошу, езжай быстрее…

Стоило только дверям со скрипом раскрыться, как я уже стоял у металлической двери со знакомым номером «341». Я секунду помедлил, перед тем как нажать на звонок, но потом всё же решился. Была не была.

– Кто? – раздался голос спустя минуту ожидания. Может, он ещё спит? А, ну да, время же только восемь. Это только я встаю в шесть утра и бужу всех. Прости, Глеб. Я не хотел тебя разбудить.

– Это я, – голос надломился, так как в последний момент мне стало всё же страшно – вдруг он всё же зол на меня?

Послышался короткий щелчок и дверь открылась…

– Привет, – вырвалось у меня само собой, а щеки обдало жаром. Я уставился в пол, совершенно не понимая, что должен добавить. Может, «Прости»? – Я…

– Доброе утро, Вадим, – его голос звучал вяло, сонно. Всё-таки разбудил? Или… нет?

Поборов себя, я поднял глаза от пола и посмотрел на парня: взлохмаченные волосы, торчащие в разные стороны светлыми прядями, чуть прикрытые глаза, капелька пота на шее… пухлые губы. Не пялься на него! Отвернись!.. Что сказать?

– Вот, – я протянул плакат, который всю дорогу держал в левой руке. – Это плакат. Ты вчера забыл его у меня.

– Спасибо, – в воздухе повисло молчание. Что же сказать? Как мне поступить? Прошу, пусть он не злится на меня – я не хочу терять друга. – Знаешь, тут такое дело, – я облегченно вздохнул, так как голос был с добрыми нотками, весёлый. Он не злится. – У меня уже практически ничего не болит. Где ты научился оказывать первую помощь?

– Ну, – я потёр нос и немного самодовольно произнёс, – я хочу стать врачом. Да и твои раны смог бы обработать даже ребёнок, так что…

– Спасибо, – я вздрогнул, так как воспоминание о вчерашнем всё-таки напомнили о себе. Кажется, парень тоже вспомнил об этом, поэтому отошел чуть в сторону, приглашая зайти в дом. Я не двинулся с места. – Не переживай – я тебя не изнасилую.

Он прошел вдоль по коридору. Мне ничего не оставалось, как пройти в дом и закрыть за собой дверь. Надеюсь я не пожалею об этом… Хотя я всё уже для себя решил: Глеб мой друг, я доверяю ему.

Войдя в комнату, которую в прошлый раз не посетил в связи с походом в магазин за кошачьим кормом, я неосознанно начал оглядываться. Светлая комната в светло-серых и голубых тонах. Кровать у окна, книжный шкаф во всю стену, стол из белого дерева с компьютером и множеством учебников. Наверное, он много занимается… оказывается, дурак я, а не он, так как домашняя работа на лето так до сих пор и лежит не тронутая.

– Как тебе? – заметив, что я внимательно оглядываю комнату, спросил Глеб, а после прошел в комнату и, усевшись на кровать, заправленную небесно-голубым покрывалом (может, он спал в зале?), жестом пригласил меня присесть рядом. – Конечно, немного странно, что голубой живёт в голубой комнате, но…

– Ты злишься? – всё же спросил я, хоть и не планировал начинать первым этот разговор.

– Нет, о чём ты? – парень улыбнулся, вот только я заметил, что его улыбка была не такая, как обычно – пустая, ненастоящая. Может ли быть, что он притворяется?

Я сел рядом и положил голову на плечо Глеба. Парень вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

– Знаешь, брат постоянно повторял: улыбайся, даже если хочешь сдохнуть. И я улыбаюсь, потому что уверен – так мне будет легче жить. Мне, но не тебе – ты слишком добрый, чтобы притворяться. Поэтому лучше сотри эту пустую, ничего не значащую улыбку со своего лица и ответь: ты злишься?

– Конечно, – каким же я был идиотом, когда решил, что он не обидится. Конечно, ведь возможно он хотел отблагодарить меня за оказанную медицинскую помощь… А ведь благодарить должен был я. Надо сказать ему «Спасибо»! Надо! – Я злюсь на себя за то, что поцеловал своего друга… И самое ужасное, я хочу снова его поцеловать.

– ЧТО?!

12. Непонимание. ПОВ Глеба

Ну, и, собственно, зачем я это сделал? Все испортил! Идиота кусок!

Именно с такими мыслями я и отправился домой. Ругал себя и дома, при этом вернувшиеся Мария и отец, естественно, заметили мой в целом помятый и расстроенный вид, но на все вопросы я старательно отнекивался.

Глупо было надеяться на то, что мама не заметит следов крови на одежде, пусть меня Вадим и залатал, но кофту и джинсы-то я не помыл, а значит все равно выглядел еле живым. Мария попыталась выяснить, что со мной произошло, и я, впервые в жизни, на нее накричал, хлопнув дверью, и заперся у себя в комнате. Только минут через десять понял, что натворил, и испугался сам себя.

Почему я был настолько зол? Что вообще на меня нашло, что я так некультурно себя веду?

Зачем, черт возьми, я поцеловал Вадима? Он же меня не привлекает, как парень! Или же привлекает?..

Я запутался в своих эмоциях и чувствах. Может, это странное желание, поцеловать его появилось из-за драки? Или же я просто был не в себе?

В любом случае мне теперь есть за что себя винить. И дружбу разрушил, и на Марию накричал ни за что ни про что. И что я за человек-то такой?

Вскоре ко мне в комнату постучал отец, я почти тут же извинился перед ним и мамой, которая стояла за дверью и все слышала, но я потом еще раз повторил слово «извини», лишь бы ей было приятно. Отцу пришлось рассказать, что произошло, хоть и без лишней информации и красок. Он, конечно, расстроился, но виду не подал, лишь тяжело вздохнул, когда я закончил говорить.

– Я знаю, что воспитал тебя верно, и ты, Глеб, не можешь поступить не по совести, но иногда мы с Марией очень переживаем за тебя. Глеб, ведь тебя нельзя никуда пускать из дома – тут же находишь кого-нибудь, кого нужно спасти, защитить…

– Но я не могу измениться за один день.

– Вот именно из-за этого мы иной раз не находим себе места, – ответил он.

– Я постараюсь быть осторожней и больше не ввязываться в драки.

– Ты каждый раз так говоришь, – усмехнулся папа, – но лучше делай так, как велит тебе сердце. И завтра же сходи в больницу…

– Но ведь школа…

– Скажешь, что нечаянно порезался. Не говори про драку, пусть и место странное…

– Тогда должны другие раны зажить, – ответил я, – хотя бы обычные ссадины.

Папа тяжело вздохнул:

– Хорошо, послезавтра.

Насчет Пуша мне никто ничего не сказал, так как он всем понравился своим забавным нравом. Мария была безумно счастлива, ведь она давно мечтала о ребенке, а такое милое животное, как котенок, во многом похоже на маленького человечка. Умилению ее не было предела, так как завтра она уезжала к своей матери в деревню и слезно умоляла меня разрешить взять Пуша с собой, там за ним следить и ухаживать. Я сначала было хотел согласиться, но после передумал, разумно решив, что он еще слишком мал для таких поездок. Еще успеется…

Как только они ушли из моей комнаты, я вновь стал себя ругать. Сильно хотелось написать Вадиму сообщение с извинением, но я почему-то чувствовал, что пока этого не стоит делать. Объяснил это себе тем, что Вадим должен хоть немного забыть об этом случае. Он ведь сможет меня простить?.. Очень надеюсь на это.

Утром настроение было ужасное. Нервы были ни к черту, и вообще я заметил за собой странную привычку вспоминать о дьявольских созданиях не к месту. Дергался из угла в угол, пока не услышал звонок в дверь, а ведь я не успел умыться и причесаться, просто встал и ходил, как сомнамбула по квартире. Если быть точным, то я как раз зашел в ванную комнату и почистил зубы, когда меня застал трезвон дверного звонка.

Я ожидал увидеть кого угодно, хоть мать Терезу или Супермена, но никак не запыхавшегося Вадима с рулоном в руках. Даже когда спросил «кто» и прислушался, чтобы понять, кто именно сейчас предо мной предстанет. От удивления я открыл рот, нижняя челюсть практически на пол упала, благо парень на меня не смотрел, и я вовремя взял себя в руки, чтобы вернуть лицу спокойное выражение.

Эх. Я же даже выгляжу сейчас ужасно неопрятно. Только полчаса как проснулся.

Сначала я подумал, что он решил было помириться и забыть о поцелуе, но почти тут же услышал что-то про плакат и почувствовал себя брошенным, мне даже стало куда больнее, чем было вчера.

Так… не паниковать. Он же пришел сюда, даже прибежал, я бы сказал, так что есть вполне определенный шанс, что он хочет и дальше со мной общаться.

Я спросил у него насчет его виртуозных способностей в лечении полуубитых Глебов, и вскоре мы сидели у меня в комнате.

Вадим почему-то странно оглядел пространство, окружающее его, так что я поинтересовался, как ему моя комната. Но он не ответил, почему-то решив, что я зол.

Я зол. На себя. Причем безумно. Ведь сейчас, когда он рядом, я прекрасно вижу, что меня тянет к этому странному парню, которого я просто катастрофически не могу понять, и не могу совладать с этими эмоциями.

Наверное, это отразилось у меня на лице, так как Вадим не поверил моим словам, но почему-то не понял саму причину такого поведения. Пришлось объяснить…

Вадим разозлился.

Ну я и дурак! А какой я реакции ожидал от Вадима, интересно знать?

Он же сейчас просто испугается и сбежит, а ведь он сидит рядом со мной, на моей постели… так, нужно попытаться абстрагироваться и вести себя скромнее…

– Я не хочу терять тебя как друга, так что, – парень сделал паузу, – не против поцелуев.

Этот малыш сейчас издевается надо мной или как? Это весело прикалываться над таким, как я?

Отлично. Вот теперь, Вадим, ты меня разозлил! Если я – гей, это не значит, что я буду требовать от своих друзей поцелуи или что-то вроде того. Это какая-то проверка? Что это за шутка такая?

Хорошо, Вадим, сыграем. Я если и злюсь, то очень редко, но такие шутки – слишком для меня, особенно сейчас, когда я и вправду не понимаю своих мотивов желаний.

Я повернул парня лицом к себе, и он тут же отпустил взгляд своих карих глаз, закусил нижнюю губу…

Нет, он явно издевается надо мной!

Поднимаю его лицо за подбородок, кожа даже там как у младенца. Он что, кремом каким-то пользуется? Сглатываю… ощущаю себя таким плохим…

Осторожно касаюсь губ, и почти тут же всю злость как ветром сдувает. Такие мягкие и податливые губы, он почти тут же раскрывает рот, будто ему приятно, и у меня сносит крышу.

Я, наверное, сейчас покажусь настоящим идиотом перед собой, но ведь это правда, и…

Да. Я никогда ни с кем толком не целовался, и знаю как это делается только по глупым женским фильмам, которые смотрел вместе со своей семьей. Все-таки я гей, и еще не встречался ни с одним парнем, что само по себе уже многое объясняет. Меня как-то раз целовала девчонка одна, но это было так, как будто я коснулся лягушки, а с Вадимом это совершенно иначе…

Очень приятные и нежные прикосновения, но сделать что-то лишнее я тоже безумно боюсь, уже в процессе ругая себя за то, что поддался его словам, не сказал, что пошутил, не обратил все вспять.

Сколько мы так целуемся? Секунд 40? Для меня вечность.

Такие эмоции бурлят во мне, что в голове безумно пусто и хочется…

Нет. Так нельзя. И вообще, что я творю?

Тихое «мяу» окончательно выводит меня из транса. Я перестаю целовать Вадима, секунду смотрю на его милое лицо, на блестящие губы, все еще зазывно приоткрытые, и становится так жарко, словно я в микроволновке сижу. Усилием воли отворачиваюсь и будто издалека слышу свой голос:

– Пуша накормить нужно…

13. Запутался. ПОВ Вадима

Ты… Почему ты… Почему именно ты оказался тем, кому я позволяю прикасаться к себе? Почему я не могу ударить тебя и закричать «не подходи ко мне!». Почему?.. Прошу, перестань. Не делай это! Не целуй меня! Я не хочу привязываться к тебе… к своей «собаке», которая обязана меня защищать. Я боюсь привязываться, ведь ты рано или поздно можешь исчезнуть, как и он! Растоптать все мои чувства, выбросить их на ветер, словно их нет. Нет совсем. Точно, никаких чувств нет. Я всё это делаю только для того, чтобы спасти свою шкурку от тех парней, а ты всё это делаешь, потому что гей. Им неважно с кем быть, кого целовать. Или… нет?

Почему ты заставляешь меня что-то чувствовать к тебе? Неужели ты хочешь сделать мне больно?! Я тебе противен? Презираешь меня? Ненавидишь? Да, поэтому ты заставляешь меня что-то чувствовать к тебе. Ты собираешься привязать меня к себе, а потом бросить, как это сделал Вик. Да. Я всё понял. Ты просто… ИДИОТ! Я не хочу что-то чувствовать к тебе. Не хочу!

Прошу, перестань!..

…Прошу, останься со мной. Я не хочу быть один. Да, я решил – будь со мной, главное, не оставляй одного в этом ужасном мире. Улыбнись и скажи, что ты рад видеть меня. Спой. Посмотри на меня своими добрыми глазами или… Просто будь рядом, молчи, не улыбайся, закрой глаза. Я согласен на то, чтобы ты просто был рядом.

Губы Глеба сладкие, только немного сухие, потрескавшиеся. Волнуется? А ведь с виду спокоен так, будто ничего не происходит. Будто он не целует меня, будто его руки не тянутся ко мне, пытаясь прижать к себе ближе, будто это ничего не значит… Но он волнуется – я это чувствую. Наверное, думает о том, что я пожалею об этом. Нет, не пожалею. Уже не пожалею, ведь я всё решил для себя: пусть целует если хочет, пусть обнимает, только пусть будет рядом, не уходит.

Я не ответил на поцелуй, но и не отталкивал Глеба – просто ждал, когда он закончит. Ждал, когда это всё прекратится… Самое страшное, что я боялся того, что это прекратится. Да, я боялся, что сейчас он прекратит поцелуй, обозлится на меня и уйдёт, точнее, выгонит меня из дома… из своей жизни. Нет, я не хочу!.. Не хочу чего? Терять защитника или друга?

Я ЗАПУТАЛСЯ! В голове самый настоящий клубок, с которым поиграл резвый котёнок… Котёнок по имени Глеб...

Терять защитника или друга? Что?.. Ни то, ни другое.

Глеб отстранился и отсутствующим взглядом посмотрел на дверь:

– Пуша нужно покормить.

Я повернулся в ту же сторону, что и он, и увидел Пушка – маленького котёнка, который выглядывал из-за двери. Его глаза остановились на мне, и он тихо мяукнул. Наверное, просил поесть, но мне показалось, что он словно говорит: «Дурак!». Вот именно, что дурак – забиваю себе голову всяким бредом, а сейчас ещё и думаю о том, что кот мог мне что-то сказать. Дурак!

– Да, нужно покормить, – я потряс головой, будто это могло помочь выкинуть из головы все ненужные мысли, а потом поднялся с кровати. – Только чем? Корм-то мы вчера так и не принесли домой – оставили там, на улице.

Глеб тихонько улыбнулся, только уголками губ, но этого было достаточно, чтобы у меня на душе стало спокойно. Всё нормально – ни я, ни он не злимся. Никто никого не бросил. Я… рад.

Парень поднялся следом за мной и, подойдя совсем близко, отчего мне показалось, что он хочет меня обнять, сказал:

– Мария не оставила бы своего обожаемого ребёночка без еды, так что уверен, в холодильнике есть контейнер с листочком: «Для Пушка!». Идём? – я кивнул и уже собирался направиться в сторону кухни, как меня схватили за руку, заставляя остановиться. Я посмотрел на Глеба, который смотрел на меня с болью в глазах. В сердце защемило. Только не говори, что ты больше не хочешь меня видеть! – Вадим, я… Прости, я не должен был…

– О чём ты? Я сам сказал, что ты можешь целовать меня, когда тебе захочется – я не хочу тебя терять как друга, поэтому готов потерпеть.

Глеб хмыкнул, но это звучало так, как будто он пытается скрыть за этим смешком что-то, что мучает его. Неужели он что-то не договаривает?

– Я хочу снова тебя поцеловать.

И это всё? Всё, из-за чего он переживает? Всё, из-за чего ему больно?

– Тогда целуй. В чём проблема?

– Да потому, что ты сказал «готов терпеть»! – не кричи, прошу. Это так страшно. И не смотри на меня так, будто ты сейчас умрёшь. Прошу! – Ох, ладно, закроем тему!

Блондин отпустил меня и, развернувшись пошел на кухню… Уходит. Это так страшно. Страшно видеть спину, за которой приходится бежать. Нет, не хочу бежать, хочу идти рядом…

Ты не собака, не охранник, не защитник. Кто тогда? Друг?

– Я не уйду, никогда, – прошептал я сам себе и пошел следом. Это лучше, чем оставаться на месте. Лучше, чем видеть, как он уходит.

14. Клубок мыслей. ПОВ Вадима

– Глеб, – тихо заговорил я, после чего почувствовал, как моих щек касается румянец. Прямо как девчонка. Интересно, есть ли во мне хоть что-то мужественное?

– Что? – парень совершенно не обратил на меня внимания, так как пытался найти ту самую миску с запиской «для Пушка». Но, видимо, её не было, и сейчас он пытался придумать, чем же накормить маленький комочек шерсти, который с усилием терся об его ногу.

Я подошел к нему и, слегка толкнув, этим заставляя отойти, достал из холодильника сковородку, где под стеклянной крышкой было видно курицу.

– Самое лучшее детям, – улыбнулся я, пытаясь этим немного разрядить ту гнетущую обстановку, что повисла между нами.

Глеб закатил глаза, но всё-таки приподнял крышку и достал небольшую ножку.

– Ему много не нужно, – пояснил он, когда заметил, что я недовольный смотрю на кусок побольше. – Остальное можешь убрать обратно.

– Хорошо, – ответил я и спрятался за дверцей, чтобы скрыть снова краснеющее лицо.

Почему я краснею? Почему смущаюсь? Неужели от того, что мне казалось, что в любой момент парень снова захочет меня поцеловать? Или я ждал этого? Хотел?.. Так, это уже какой-то маразм: сначала отталкиваю его словами «готов терпеть», теперь сам хочу, чтобы он приблизился ко мне. Главное, почему? Очевидно, что мне нравятся девушки. Хотя я опять же не честен даже с самим собой. Мне никто не нравится – ни девушки, ни парни. Наверное, это ненормально, даже попахивает сумасшествием, но это так, потому что я никогда не смотрел ни на кого с мыслью: какая или какой красивый, не думал, что хочу поцеловать или прикоснуться. Нет. Я ничего не чувствовал. Все мне просто казались обычными людьми, не имеющими пол. И сейчас я хочу, чтобы меня поцеловал парень. Неужели я тоже гей?.. Нет, это не так – я никогда никем не интересовался, а Глеб… Может, Глеб исключение?

– Так что ты хотел спросить? – блондин, уже положивший ножку на миску, стоящую на полу возле холодильника, подошел ближе, но всё же соблюдая дистанцию. Всё ещё думает, что мне противно. О, Боже, а ведь мне даже в первую секунду не было противно. Я даже не терпел… Наверное.

– Чем займёмся? – а я ведь хотел спросить о том, что нам делать дальше. Ладно, придётся отложить этот разговор на то время, когда хоть что-то немного прояснится. Хотел бы я, чтобы не прояснилось, я бы тогда мог не начинать этот разговор!

Парень немного приободрился, даже улыбнулся, а потом схватил меня за руку и потащил обратно в свою комнату.

– Повесим плакат! Ты будешь держать его, а я приклеивать скотчем. Хорошо? – я кивнул и сильнее ухватился за руку.

Я не буду отставать, ведь не хочу остаться один.

Повесить плакат было просто, вот только обои у Глеба были не самые подходящие для этого, поэтому скотч не держался, и постер просто отклеивался и летел на пол. Конечно, блондин отказался принять проигрыш и снова и снова приклеивал его к стенке, и когда он уже начал злиться, я тихо предложил воспользоваться иголками. Мы победили – плакат висел на стене, вот только сил у нас у обоих не было. Ни у Глеба – физически, ни у меня морально, так как я целых десять минут выслушивал крики парня. Хотя должен признаться, это было очень забавно, особенно когда он ловил плакат в воздухе, чуть ли не сам ложась на пол.

– Ура, – устало пробормотал парень с улыбкой на губах. – Теперь я доволен.

– Я тоже, – тихо ответил я, садясь на пол у кровати и обвивая свои ноги руками. Я уткнулся в коленки, спрятавшись от плаката.

Не хочу на него смотреть. Как же я рад, что избавился от него.

– Кстати, – Глеб пустился рядом со мной. Почему-то внутри всё как-то сжалось, но не от страха или отвращения. Кажется, я сдерживал себя. Но от чего? От желания прикоснуться? – Ты говорил, что это плакат твоего брата. Он не будет против, что ты отдал его мне?

– Уже не будет, – ответил я совершенно спокойно. Просто уже привык повторять это. – Вик умер.

Наверное, я был неправ, когда решил поговорить о Вике, ведь он был тем, кого я пытался забыть. Конечно, я уже должен был его забыть, ведь никто уже десять лет не упоминал его имя – пытались не травмировать меня. Ну да, ведь я тот, кто любил его больше всего и именно я обследовался у врача пять лет, пока он не решил, что я здоров. Может и здоров, но мысли о Вике до сих пор постоянно лезут мне в голову. Наверное это не правильно, ведь прошло столько времени, столько, что нормальный бы ребёнок уже давно бы забыл своего брата и продолжил бы нормально жить, а не цепляться за его бестолковые уроки. Хотя бестолковые ли они? Ведь благодаря ним я смог прожить, не привлекая к себе внимание. «Улыбайся, даже если хочешь сдохнуть» – его совет номер один.

Вик, я так скучаю. Почему же все предпочли забыть тебя вместо того, чтобы каждый день вспоминать как одного из лучших сыновей и братьев… Да, ты же самоубийца. Прости, я забыл.

Я неосознанно потянулся к запястью, слегка потерев его. Болит. Когда же это боль пройдёт? Когда эти воспоминания и меня покинут? Когда? Я не хочу, закрывая глаза, вновь и вновь видеть ту самую картину. Прошу, помогите забыть мне её!

– Вадим, всё хорошо? – я поднял лицо от колен и посмотрел в серо-зеленые глаза. – Ты плачешь?.. Прости, я идиот, раз напомнил о брате. Прости!

Я попытался улыбнуться, как делаю это обычно, но не вышло. Впервые не вышло, а ведь этот спектакль так успешно проходил во время моих походов к психологу. Шестилетний мальчик, который смог обмануть врачей, сейчас не может улыбнуться, чтобы притвориться вновь, чтобы не беспокоить человека, находящегося рядом. Почему я не могу?

Меня крепко прижали к себе и тихо прошептали:

– Я тебя понимаю, так что если хочешь – просто поплачь, чтобы потом ты смог улыбаться другим, – неужели он понял меня? – Если слёзы не помогут, то в любой момент ты можешь рассказать мне всё, что у тебя на сердце. Ведь я твой друг.

Я уткнулся в широкую грудь и позволил себе немного поплакать. Совсем немного, потому что не хотел, чтобы Он видел как я плачу. Да и Вику вряд ли бы понравилось видеть меня таким слабым. Не зря же он учил меня быть сильным, учил выживать… Или же он учил меня приспосабливаться?