Текст книги "Кто я? (СИ)"

Автор книги: Аганис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Я рассматриваю монетку ближе и спрашиваю:

–А что в ней такого?

–Во-первых, я носил ее возле своего сердца,—Даня театрально загибает пальцы, пародируя меня.—Во-вторых, она с победного соревнования. И в-третьих, она волшебная и знает ответы на все вопросы.

Я кручу монетку в руках и спрашиваю:

–Даниил Глейхенгауз любит Этери Тутберидзе: да или нет?—и подбрасываю денежку в воздух.—Орел—да, решка—нет.

Я ловлю монетку в ладонь, а Даня глядит на нее и смеется.

–Правду сказала. Любит. А вот любит ли Этери Тутберидзе Даниила Глейхенгауза,—и он подкидывает монетку сам.

Мы оба молча смотрим на этот серебристый кружочек в его руке и так зная ответ. Орел. Может, она и правда волшебная.

Но Даня просто откладывает денежку на тумбочку, берет меня на руки и молча несет в спальню. Для того, чтобы понять о чем мы оба сейчас думаем, нам не нужно подкидывать монетку. Даже самую волшебную.

Даня остается на ночь, а утром, когда мы расходимся после завтрака, я иду в комнату и освобождаю в шкафу третью полку сверху.

***

Мы улетаем с Алиной в Германию. И там она ставит мировые рекорды, откатывая свои программы практически идеально. Я довольна, понимая, что олимпийская чемпионка возвращается, хотя это и только начало пути.

Мы постоянно на телефоне с Даней. Переписываемся, созваниваемся, шлем друг другу фото. Мне кажется смешным, но на родине медведей Харибо они реально не такие вкусные, как те, которые покупает мне Даня. Наверное, этому есть какое-то научное объяснение, но я его не знаю.

Гуляя с Алиной по городу, покупаем сувениры на подарки, но я честно не знаю, что привезти Дане.

“Вот поэтому нам нужно ездить вместе,”—проносится в голове.

Алина рассматривает смешные значки в коробке, что-то откладывает, а я почти сразу нахожу тот, который прошу запаковать. На нем надпись: “ Моя девушка—ведьма”, но я не уверена смогу ли отдать его Дане, но и пройти мимо тоже не могу. Он столько раз называл меня ведьмой, что я почти ему поверила.

Даня встречает нас в аэропорту и незаметно мимо журналистов везет домой. В кровати он рассказывает мне, что Людмила Борисовна в курсе о нас, и мне опять становится страшно. Что если это станет большой проблемой?

Но Даня успокаивает меня и просто обнимает. Правду все равно невозможно скрыть и поэтому я выдыхаю. Рано или поздно этот разговор состоялся бы, поэтому осталось только пережить его последствия.

Я прижимюсь к Дане теснее и просто спрашиваю:

–А если ты рассказал, значит, больше можешь не уезжать ночью домой?

Я слышу, как Даня улыбается и отвечает:

–Могу не уезжать…

И от этого внутри хорошо, потому что теперь мне больше нестрашно :

–Тогда никогда не уезжай. В шкафу полка, третья сверху, можешь забрать её себе.

Я наконец сказала Дане об этом, а он все понял. И он согласен. Разве что-то другое имеет значение?

На утро я привычным движением надеваю данину толстовку и не хочу ее отдавать. Почему у него реально все лучше? И кофты мягче? И кофе вкуснее? Но Даня не открывает тайны.

Я просто снимаю толстовку и отдаю ему, а Даня притягивает меня к себе и целует между лопатками, прижимаясь кожей к коже. От этого прикосновения я вздрагиваю и аккуратно кусаю его за руку.

–Если мы сейчас не остановимся, то опоздаем на тренировку,—шепчу я, но через секунду сдаюсь, чувствуя, как данины пальцы аккуратно оттягиваю резинку домашних брюк.

Я поворачиваюсь к нему и тяну за собой в спальню.

А потом мы много работаем. Бесконечно работаем. И вечером Даня заезжает домой за своими вещами. Постепенно он привозит их еще больше, а Людмила Борисовна избегает меня по всему Хрустальному. Мы не разговариваем с ней и больше не сидим в кабинете. Словно между нами реальная стена и это мне не нравится.

Рано или поздно мы должны были столкнуться, но почему-то вся заготовленная речь куда-то испарилась. Мы стоим и смотрим друг другу в глаза, но никто не заговаривает первой. И тогда я набираю воздух в грудь и произношу:

–Вы на столько сильно меня теперь ненавидите?

Людмила Борисовна будто просыпается от оцепенения и говорит:

–Конечно, я тебя не ненавижу.

И я выдыхаю, потому что в ее глазах я вижу облегчение, а не ненависть.

–Может, пойдем выпьем чая,—просто говорит она.—Ни у кого такого вкусного нет.

И мы идем вместе, стараясь не думать, что еще сказать друг другу. А потом еще долго разговариваем, принимая тот факт, что любим одного человека и просто искренне желаем ему счастья.

Дома мы постоянно смеемся. Я привыкаю, что вещи Дани всегда под боком, и я постоянно их надеваю. Они с Дишей уже устали с этого смеяться, а я—реагировать на эти шутки. Даня рядом. Мы засыпаем и просыпаемся вместе и поэтому, когда однажды вечером он шутит, что я веду себя, как девушка из романтических комедий, я понимаю, что происходит что-то важное.

Он смеется и дразнит меня, пока наконец под его напором и шутками я не произношу то, что Даня давно понял и ждал:

–Даня, я твоя девушка.

Он кружит меня на плече и смеется. А потом мы идем ужинать. И уже после я вспоминаю, что подарок из Германии, теперь имеет совсем другой смысл. Я протягиваю Дане пакетик со значком, а он читает надпись и просто расплывается в улыбке:

–Сегодня у меня двойной праздник. Ты наконец признала, что ты ведьма и моя девушка. Что может быть лучше?

Я целую его и проникаю ладонями под майку, нежно царапая спину. Совсем чуть-чуть, проводя кончиками ногтей по коже.

–Может, это будет лучше?—шепчу прямо в ухо.

Даня откидывается на кровать и тянет меня за собой, кусая за ухо.

–Моя девушка—ведьма,—тихо говорит он в ответ.—Самая лучшая ведьма в мире.

И целует. В этот момент мне абсолютно все равно, что завтра нужно уезжать в Японию, потому что теперь все вдруг стало очень простым. Словно после того, как мы назвали вещи своими именами, страхи перестали иметь над нами власть.

========== Якорь ==========

Мы живем вместе с Даней. Мне кажется, я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Все получилось как-то само собой и естественно. Ведь мы столько времени проводим вместе и поэтому знаем все глупые привычки друг друга. Даня любит петь в душе, а я—разбрасывать вещи. Однажды я даже записала его пение на диктофон. Теперь у меня есть компромат для шантажа.

Мы часто смеемся и понимаем, как рассмешить друг друга. Именно Даня знает, где именно под ребрами мне щекотно. И он безбожно этим пользуется, когда хочет оставить последнее слово за собой. Нам просто хорошо вместе.

Иногда Даня проводит время с Дишей. Они ходят в кино и все также едят попкрон. Диана объясняет, что это такой ритуал, и если его нарушить, все пойдет не так, как надо, и мир рухнет. Поэтому я им верю. Иногда они оба такие дети.

Даня готовит ужины и завтраки чаще, чем я. Но это получается как-то само собой. Иногда мы заказываем мексиканскую еду или суши, когда совсем лень тратить время. Мне кажется, таких отношений у меня не было никогда. И если откинуть эту разницу в возрасте, они самые идеальные из всех. Да и разница в основном смущает только вначале. Если ты любишь кого-то,то потом уже просто не замечаешь ничего кроме самого человека.

Иногда Даня проводит время с мамой или Дудаковым. Они оба знают о нас и в принципе не мешают. Людмила Борисовна, похоже, просто все приняла, а Сергей просто за нас рад. Был пока единственный человек, который не знал обо всем. Думаю, даже Марина ей тоже не говорила. Это мама. Из-за болезни мы все старались ее оберегать и поэтому не рассказывали самых травмирующих вещей. Мама знала, что ушла Женя и кто-то из других учениц. Но мы не рассказывали ей всего. Тем более о том, как было трудно.

Но в этот раз я понимаю, что не могу молчать. Мы сидим и я рассказываю обо всем на свете. О прокатах, о номерах, о Дише, а потом после всего просто говорю:

–Ты помнишь, Даню?

Да, конечно, она помнит, как же иначе. И я наконец сознаюсь. Рассказываю, как Даня меня добивался, как мы любим друг друга и как он обо мне заботиться. А еще о том, что живем вместе и Диша его принимает. Мне хочется вместить в этот разговор всю нежность между нами, все то, что обычно невозможно выразить словами, но оно понимается сердцем.

–Ты счастлива, Этери?—спрашивает мама.

И я уверенно говорю ей:

–Да.

В ее глазах я вижу радость от того, что ее младшая дочь не одна.

–Хорошо, что о тебе кто-то заботиться,—и целует в лоб, словно благославляя.—Это очень хорошо.

Я кусаю губы, понимая, что мама вкладывает в эти слова. Но я безумно рада, что это ее успокаивает. Потому что да, я не одна, за мной Даня, и он всегда поймает, если я начну падать.

***

Мы готовимся к Хельсинки, но напряжение нарастает. Я вижу, что Дане тоже иногда хочется вспомнить прошлое. Поэтому отправляю его погулять с Розановым, чтобы заняться домашними делами. Он уходит, я целую его на прощанье и говорю, что буду ждать.

–Не жди,—говорит Даня.—А вдруг мы будем поздно. Ложись спать. Проснешься—а я уже рядом.

Я киваю. Когда мы стали жить вместе, засыпать оказалось проще. И одну ночь без даниных разговоров я точно могу выдержать. Закрываю дверь и погружаюсь в работу, готовлю ужин, даже пеку пирог с яблоками и корицей. Мне просто хорошо.

Уже после двенадцати решаю, что все-таки пора спать, потому что Даня явно вернется позже. Судя по всему, его беседы с Розановым затянулись. Я иду в душ, а потом укладываюсь в кровать. На телефон приходит сообщение.

Открываю его. Смотрю видео в общем тренерском чате и понимаю, что у меня останавливается сердце. Я слышу, как кровь стучит в висках, но просто не могу пошевелиться. На видео Даня ходит по перилам моста и кричит о том, что он король всего мира. Но он не король. Он идиот.

Сергей не записывает видео до конца и то, что я вижу—это только Даню шагающего по перилам на большой высоте. Потом картинка обрывается. Мое сердце пропускает удар за ударом. “Выдыхай, Этери”—говорю я сама себе.—Выдыхай.”

Я беру телефон и набираю Даню. Я готовлю гневную тираду, но телефон пустым голосом сообщает мне, что “ аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети”. Я выдыхаю и набираю еще раз. Этот же голос бездумно повторяет свою фразу. Один раз. Второй. Третий. Десятый. Мне кажется, что я звоню уже скорее по привычке, чтобы не думать, что там происходит. Пока я набираю номер, во мне есть надежда. И с каждый звонком она снова умирает.

После двадцатого звонка, набираю Розанова. Но он не отвечает. Словно в том месте, где они оказались, уже нет телефонов.

Когда проходит полчаса, я понимаю, что внутри меня пустота. И в этой пустоте поселяется страх. Он липкий, тягучий, как смола. И я тону в ней. Все не могу выкинуть из головы эту дурацкую данину браваду и то, как он балансирует на перилах. Я закрываю глаза и вижу, что он падает.

И мне до безумия страшно, что это реальность. Что сейчас незнакомый голос позвонит и скажет, что Дани больше нет. Поэтому я сама раз за разом набираю номер, но получаю тишину в ответ. Мне кажется, что я в паутине. И в этом коконе нет ни воздуха, ни света. Когда я представляю, что Дани нет в моей жизни, мне кажется, я сама умираю. Я сижу на холодном полу у балкона и стараюсь найти кислород. Но его тоже нет. И Дани нет? Потому что если бы он был, он поднял бы этот чертов телефон.

Я сижу на полу с включенным светом, радуясь, что Диша ночует у друзей. Иначе она бы тоже сошла с ума. На мне данина кофта и я просто дышу его запахом, стараясь убедить себя, что это он рядом.

Время идет медленно и кажется, что за минуту проходит вечность. Наверное, так тянется время в аду. Я думаю о том, что дождусь утра и начну звонить в больницы. Но пока просто не могу встать. Ведь если признаться себе, что он мог упасть, это значит, что… Но я не могу представить, что Дани нет в моей жизни. Поэтому я заставляю себя дышать и сжимаю в руках телефон.

Мне кажется, он раскрошится под моими пальцами, но мысли угнетают. Я слышу, как стучат часы на кухне. И в этой ночной тишине звук похож на удар топора. В голове в конце концов не остается ничего кроме пустоты, холодного голоса сообщающего,что абонент недоступен и страха. Мне страшно на столько, что я не могу даже думать.

Поэтому когда наконец хлопает входная дверь, я даже не могу понять, что чувствую.

–Ты почему не спишь?—удивленно спрашивает Даня.

Я понимаю, что уже не могу ничего контролировать, и просто бью его по щеке. За все. За весь этот страх, за то, что я три часа просидела на полу в кухне, за то что он…

–Идиот!—кричу и выталкиваю его в комнату, прижимая к стене.– -Ты идиот. Глейхенгауз. Глупый, эгоистичный мальчишка, невыносимый ребёнок!

Мне хочется просто колотить его, но внутри кипит буря эмоций. Он живой. Черт возьми, он живой и целый. И я не знаю, что еще по этому поводу сказать.

Даня целует меня, чтобы успокоить истерику, но внутри что-то надрывается и я просто начинаю рыдать. Словно все это напряжение лопнуло и вырвалось наружу. Даня же просто обнимает меня и не понимает, что происходит. Я рассказываю ему про видео, про мост, про недоступный телефон, про то, как чертовски я испугалась.

Мне кажется, это все невозможно выразить словами. Потому то когда мне казалось, что Даня упал, я будто сама на время умерла. Я не могу его потерять. Просто не могу.

–Просто пообещай мне, что ты больше не будешь исчезать, – шепчу я ему. – Я думала, что сойду с ума. Я не могла дышать, потому что не знала, где ты и что с тобой.– целую Даню в шею и прячусь в его руках.– Ты сделал это со мной. И ты не можешь меня бросить. Ты не можешь вести себя как мальчишка и ходить над пропастью, потому что у тебя есть я.

Я признаюсь в этом, потому что не знаю, как еще вложить в слова эти безумные три часа, как рассказать, каких демонов в голове пробудил этот необдуманный поступок. Потому что страх теперь поселился внутри и никуда не хочет выходить. Словно он пророс и опутал меня всю. Потому что Даня просто не имеет права так поступать со мной.

Он. Не. Имеет. Права. Умирать.

Мы стоим тесно прижавшись друг к другу, а я понимаю, что не чувствую ничего кроме страха и пустоты внутри. Мне холодно. И я никак не могу согреться, даже в даниных объятьях. Мне нужно почувствовать себя снова живой. Потому что иначе холод и отчаянье победят.

Я целую Даню сильнее, запуская руки под кофту и кусаю его в шею.

–Нам же завтра на работу,—пытается возразить он.

–Пожалуйста,—только прошу я.

Потому что мне это сейчас нужно. Мне нужно тепло его тела, его поцелуи, его руки у себя на коже. Он внутри меня. Я снимаю с Дани кофту, стягиваю брюки, чувствуя, как он быстро раздевает меня и укладывает на кровать.

–Я люблю тебя, Этери,—шепчет он и входит в меня одним резким движением.

Я стону, запрокинув голову и обхватывая его ногами.

–Не останавливайся,—только и говорю я.—Пожалуйста.

Даня двигается рвано и резко, впечатывая меня в кровать, словно пытается вытеснить все страхи из тела огнем страсти. Я чувствую его внутри себя и хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше.

–Даня…—не могу сдержаться я и дрожу под его телом.

Даня обнимает меня крепко и успокаивает свою дрожь.

–Дыши, Этери…просто дыши.

И я дышу. Слушаю данин голос, когда он проваливается в сон ни на секунду меня не отпуская. Я слушаю то, как он что-то бормочет сквозь дрему…но не могу заснуть сама. Тело словно искрится от физического наслаждения, но страх, который обычно живет под кожей, словно прорастает в моем сердце. И пока я не знаю, чем выгнать его из себя.

На утро я готовлю завтрак, а мы идем на работу, сонные и уставшие. Днем пытаемся заснуть на диванчике в кабинете и Даня рассказывает мне про планы на зимний отдых в Дубае. На какое-то время меня отпускает. Эти мысли греют меня и страх уходит, но не исчезает окончательно.

А потом мы летим в Хельсинки, где я все-таки заболеваю. Потому что три часа на холодном полу не проходят даром. Я не говорю Дане, где простыла, а он лечит меня чаем и каким-то невкусными таблетками. А еще шоколадом. С того самого вечера Даня еще крепче обнимает меня перед сном и постоянно говорит, что никуда не уйдет и будет благоразумным. Я верю ему. Он будет. Но у судьбы всегда могут быть свои планы. И даже, если он сам не пойдет больше по мостам, это не значит, что все будет хорошо. Я просто боюсь потерять его из своей жизни. И этот страх пока сильнее всего остального.

Алина выигрывает Гран-при, а мне нужно улетать в Москву. Даня, как всегда остается на показательные выступления, а я лечу одна. Он целует меня на прощанье и провожает в такси. Я все еще чувствую себя больной и уставшей, но борюсь с этим внутри себя. Даня переживает за меня и кутает в шарф.

–Обещай мне себя беречь,—шепчет он и закидывает мне в сумку медведей.

–А ты обещай беречь себя,—только отвечаю я и закрываю глаза от его поцелуя.

–Обещаю,—говорит Даня.—Пока я тебе нужен, со мной все будет хорошо. Ты—якорь, который удерживает меня среди шторма и не дает никуда сорваться.

Я очень хочу ему верить. Сажусь в такси, откидываюсь на сиденье и в зеркале заднего вида, вижу, как Даня долго смотрит мне вслед. Чем дальше я уезжаю, тем сильнее чувствую, как страх опять проникает внутрь.

Подкидываю монетку, чтобы успокоить себя. Она говорит, что все будет хорошо. И я мысленно с ней соглашаюсь.

Вот только то, что все будет хорошо, автоматически не значит, что я при этом смогу нормально дышать.

========== Дочь ==========

Есть вещи, которые ты знаешь, но не можешь принять до конца. Мозг словно вытесняет их из головы, чтобы не сойти с ума. К такому событию потери невозможно подготовиться заранее. Оно оглушает тебя даже, если в глубине души ты все давно понял.

Спустя девять месяцев борьбы мамы не стало.

И в этот момент мне показалось, что внутри что-то выключили, а пустота стала слишком навязчивой. Будто бы огромная часть меня исчезла, а вместо нее ничего не осталось. Потому что еще пару дней назад я была для кого-то дочерью, а теперь этого человека больше нет. И меня такой тоже больше нет.

Но мысли приходят потом, спустя время, когда к тебе возвращается способность думать. Вначале же ты просто не можешь заставить даже пошевелиться, потому что чувствуешь себя оглушенным и беспомощным.

В первые дни я помню только чужие руки, голоса и глаза. Словно это были даже не люди, которых я знала, а просто какие-то прикосновения и утешающие фразы. Точнее сказать, я почти ничего не помню. Если бы человеку для того,чтобы сердце билось, нужно было им управлять, я бы просто перестала дышать.

Это казалось похожим на ад, где тебя закольцевали в одну повторяющуюся временную петлю. И я не могла из нее вырваться. Как бы сильно не старалась.

Даня был рядом все это время и единственное, что в первые дни держало меня—это его руки. Он носил меня от квартиры —в машину и от порога—в кровать. Потому что сделать лишний шаг вначале казалось невыносимой пыткой. И в самый сложный момент Даня стоял очень близко и держал меня за руку. Я чувствовала его плечо за своей спиной и каждый раз, когда земля уходила из-под ног, именно Даня возвращал все на свои места.

Он всегда был рядом и пытался заполнить пустоту своей заботой. Вот только эта пустота несмотря ни на что превращалась в бездну, которую невозможно насытить ничем. Любая бездна не должна существовать, но она есть. А в этой бездне внутри меня живут страхи и демоны, которых я не в силах победить.

Даня обнимает меня, сидя на кровати, а я никак не могу понять, как мы тут оказались. Вроде только недавно были в машине, а уже дома. Словно время проваливается куда-то, а я отключаюсь.

–Я схожу в магазин за едой,—доносится сквозь туман данин голос.

И страх в моей голове тихо шепчет на ухо “он может уйти и не вернуться. Ведь все происходит внезапно”. И у меня нет сил бороться с этими голосами, потому что логические доводы уже закончились. Ведь для того,чтобы слушать разум, нужно ничего не бояться. А сейчас я наоборот боюсь всего: темноты, тишины, снов…смерти. И поэтому могу только сказать, надеясь, что Даня поймет, на сколько это важно:

–Останься.

И он остается. Звонит Сергею и тот привозит нам еду. Даня готовит что-то на ужин, а я сижу в спальне и слушаю, как он что-то делает на кухне. Рядом со мной лежит Диша и на время холод отступает. Но я не могу не думать о том, что больше не хочу ни есть, ни говорить. Я просто хочу, чтобы тепло вернулось. И чтобы…

Даня зовет Диану ужинать и она уходит на кухню. Я же просто переползаю Дане на колени и прячусь в его руках. Это то единственное место, где мне спокойно. Потому что когда мы так рядом, я знаю, что с ним все хорошо. Что он не гуляет по перилам моста и вселенная не отбирает у меня хотя бы его. Потому что именно в этот момент вместе с отчаянной пустотой я понимаю, что больше всего на свете сейчас боюсь потерять всех тех, кого люблю. Или для того, чтобы не потерять, мне нужно перестать их любить?

Утром Даня кормит меня каким-то детским пюре. Я не чувствую вкуса и ем скорее для того,чтобы он просто оставил меня в покое. Нам нужно ехать на тренировку. В тот момент, когда я вхожу в Хрустальный, во мне включаются резервы, которые невозможно объяснить. Я работаю и чувствую, что ничего кроме работы не имеет значения. Теперь самое важное—это готовиться к Гран-При. Вот только у меня нет сил повышать голос, поэтому я просто смотрю и говорю об ошибках. А все мои фигуристы их исправляют. Они никогда не тренировались настолько хорошо. Словно знали, насколько это важно.

В кабинете просто падаю на диван, а Даня уходит, но обещает вернуться через десять минут. Он закрывает за собой дверь и я начинаю считать время. Я не могу объяснить, почему это важно, но теперь мне нужно, чтобы он возвращался, потому что сидеть в тишине и не знать, где он, выше моих сил. Словно прошлая его выходка с Розановым что-то изменила во мне, а смерть мамы—вывернула все обратно и усилила.

Я сижу на диване , считая минуты, и думаю, что когда придет Даня, я скажу ему об этом. Я даже вижу, как он качает головой и говорит: “Этери, это все демоны в твоей голове, а я никуда не уйду”. И тогда, возможно, я ему поверю.

Но десять минут проходят, медленно, как в смоле, тянуться еще пять, за ними еще. Все это время я сижу в ступоре и не могу пошевелиться. Одна часть меня прекрасно понимает, что с Даней все хорошо, но вторая не дает нормально выдохнуть. Когда спустя двадцать три минуты Даня влетает в кабинет, мне просто холодно внутри, а все слова о страхах уничтожены, потому что, если теперь я начну говорить, то явно не смогу не плакать. А сейчас не время и не место.

–Ты где был?—просто спрашиваю Даню, как можно спокойнее.

–Извини,—шепчет он, прижимая меня к себе. –Я заснул.

–Ясно,– я стараюсь говорить как можно спокойнее.

Он заснул. Он просто устал. С ним все хорошо.

Мы едем домой в молчании, Даня ведет машину, а потом заносит меня в подъезд. Мне кажется, что я никак не могу согреться, поэтому прошу открыть мне вино. Когда Диша идет спать, я прошу у Дани пачку сигарет. И он обреченно дает мне ее. Я делаю глубокую затяжку и затихаю. От недостатка еды и сна сигарета расслабляет меня на столько, что я начинаю говорить.

–Ты не захочешь меня целовать…потому что будет невкусно.

А на самом деле в этом всем другое: “Ты не захочешь любить меня такую”.

Но Даня все понимает и говорит, что ему все равно, и он будет терпеть любую меня. Как там было? И в болезни, и в здравии? И в горе, и в радости? И мне кажется, что не было между нами еще большего горя, уничтожающего нас обоих.

–Мне больно…—наконец признаюсь я.

“А еще так безумно страшно”—следовало бы сказать, но на большее не хватает ни смелости, ни сил.

–Я знаю,—просто говорит Даня и обнимает меня.

А я просто плачу и не могу остановиться, понимая, что просто должна сказать ему:

–Ты нужен мне.

Даня знает и об этом. Он обещает быть рядом и никуда меня не отпускать. А я верю ему. В даниных глазах я вижу, что он сам в это верит. Он сделает все, что от него зависит, чтобы не исчезать из моей жизни. Но будет ли этого достаточно?

Я просто прижимаюсь к Дане ближе и падаю в сонный туман. Мне снятся кошмары. Они слишком реальные и страшные. Там я пытаюсь бороться со смертью, забирающей у меня самых дорогих людей. Но я всегда проигрываю. Ведь она, конечно, же сильнее. А еще у нее…мое лицо.

Я просыпаюсь в холодном поту и думаю, что это значит. Может, то, что самый главный враг моих близких я сама? И это именно я уничтожаю их своей любовью? Или это просто сон, который не имеет смысла?

Мы же продолжаем работать и тренироваться. Даня все также носит меня на руках и пытается откормить, но мне кажется, что любимый свитер уже висит на мне, а лицо и так слишком бледное. Это замечают все, но молчат. На Кубке Ростелекома мы просто стоим плечо к плечу и готовим своих ребят. Алина и Морис показывают свои идеальные прокаты и я безумно ими горжусь. Каждый из них, когда выходит со льда и обнимает меня, говорит слова поддержки. И мне кажется, они дают мне силы дышать. Я смотрю на них и думаю о том, что все было не зря, что я делаю свою работу хорошо…и что мама обязательно мной гордилась бы.

Когда Алина катает Призрака оперы, я на льду вместе с ней. И в тот момент, когда она отпускает свое сердце в небо, мне кажется, что-то внутри прорывается сквозь холодную стену отчаянья и я чувствую себя…живой. Я вдыхаю, стараясь не заплакать и заталкиваю эмоции обратно внутрь, прячась за спину Дани. Он стоит, как стена, защищая меня от всего мира. И в этот момент я выдыхаю.

Я с благодарностью обнимаю Сергея и Даню после проката Мориса и невесомо касаюсь даниных пальцев, а он быстро сжимает мою ладонь. А потом он как всегда заносит меня домой и пытается согреть в ванной. Я сижу там, чувствуя, как Даня массирует мне спину и плечи.

А до этого впервые за долгое время я говорю, что люблю его. И знаю, что он любит меня. В кровати я смотрю Дане в глаза и понимаю, что он переживает за меня так, как никто никогда не переживал и поэтому на его вопрос, что я буду есть, отвечаю:

–Мишек хочу.

На самом деле я просто хочу спать, но эти медведи—это то, что важно для нас обоих. Если бы не они, может, мы никогда бы и не поговорили, и теперь я сидела бы одна в комнате, пытаясь не сойти с ума.

Медленно ем конфеты, понимая, что Даня счастлив от этого, а я сама впервые за долгое время чувствую вкус. Перед сном наконец выполняю обещание и вешаю на фото мамы обручальное кольцо на цепочке, прямо рядом с таким же фото отца. Понимаю, что всегда буду гордиться тем, что я их дочь, но уже никогда не произнесу этого вслух. Ведь теперь для всех остальных я уже кто угодно, но только не дочь.

Мы засыпаем в обнимку, а я чувствую, как среди всего этого хаоса дышит Даня. Под утро, как всегда, приходит кошмар.

Я просыпаюсь от того, что не могу больше вдохнуть.

Во сне смерть с моим лицом готовится идти за Даней сквозь туманы и снег, а я ничего не могу с этим сделать, слушая, как раскрываются ее крылья.

========== Погибель ==========

Кубок Ростелекома проходит, но мы не имеем права расслабляться. Потому что , несмотря на то, что два своих этапа Алина выиграла, она не готова. Да и мы не готовы вместе с ней, потому что не можем быть уверенными до конца.

Когда соревновалась Женя, она всегда была стабильна. Мне никогда не было страшно, что она сорвется. У этой девочки были нервы, как канаты. Алина другая. С ней абсолютно невозможно понять, что будет дальше. Но мы с Даней все равно верим, что она должна справиться.

Мы готовимся к финалу Гран-При. Параллельно еще проводим День Рождения Хрустального. От моих чемпионов ждут выступления и это меня держит.

Каждый раз, когда я проживаю на льду программы своих учеников, мне кажется, что на эти пять минут я снова становлюсь живой. Словно от этого огня бездна отступает. Будто бы и она сама смотрит на эти краткие жизни, которые мы показываем.

На празднике меня награждают и дарят цветы. Вся эта публичность тяготит. Кажется, что люди смотрят и оценивают, а мне хочется только спрятаться дома и никуда не выходить. Но так не бывает. А еще больше мучает тот факт, что Даня сидит отдельно от меня, и я не могу взять его за руку. Рядом Диша и Эдуард. Дане не положено по статусу находиться рядом, но это меня угнетает.

Также,как угнетают взгляды Эда, которые он бросает на меня. В них жалость. А я ненавижу, когда меня жалеют. В какой-то момент мой мозг просто отключается и я прихожу в себя от того, что Эдуард касается моей руки. Но это мне неприятно. Я сбрасываю его ладонь и никак не могу понять,что изменилось. Ведь раньше его руки казались сильными и теплыми. Но тут же понимаю, что все дело в том, что это не Даня. Эдуард оборачивается, а я ищу глазами Даню. Он сидит рядом с Дудаковым отпустив голову . И мне кажется, что он спит, несмотря на шум и голоса.

На днях мы общались с Людмилой Борисовной в столовой. Тогда перед уходом я поцеловала Даню в щеку, а он улыбнулся. В последнее время мне хочется,чтобы он улыбался чаще. Потому что слишком много страданий было между нами. Он постоянно задумывается о чем-то, а теперь уже я шучу, что все его размышления о том, как меня бросить. Но Даня не соглашается. Ему кажется, что это везение—наши отношения. А я понимаю, что не смогла бы справиться со всем без него. Я бы утонула и сломалась. И поэтому сейчас мне больше всего на свете хотелось бы разделить радость от этих грамот и поздравлений именно с ним. Но я сижу рядом с Эдуардом и не могу.

“ Ты же знаешь, что без тебя мы не добились бы таких результатов”—пишу Дане сообщение.

Он смотрит на телефон, улыбается и что-то печатает в телефоне.

“Мы сделали это вместе. А еще у меня девушка—ведьма. Она всегда знает, когда я о ней думаю”.

“Всегда?”—пишу в ответ.

Даня обреченно качает головой.

“Конечно”.

А потом я наконец отдаю букет Дише и почти бегу к бортику к Дане и Сергею. Нам надо готовить детей к выступлениям. Мы снова погружаемся в работу и я просто не замечаю ничего вокруг. Ни того, как Сергей что-то говорит Дане, ни взглядов Эдуарда на нас…ничего. Потому что когда я делаю свою работу, ничего не имеет значения. Ни моя боль…ни какие-то другие чувства.

Вечером Даня отвозит нас с Дишей в ресторан и мы просто поздравляем друг друга с отличным концертом. Наши чемпионы произвели впечатления, а Даня вдруг говорит, зевая:

–Этери, все в восторге. Тебе не кажется, что из этого получилось бы идельное шоу?

Я удивленно смотрю на Даню, а он продолжает:

–У нас столько готовых программ и столько действующих чемпионов, которых любят зрители. А еще ты.

Я удивленно смотрю на Даню, который уже второй раз предлагает мне сделать свое шоу. Но вот теперь эта идея не кажется мне такой безумной. Вот только думать о ней просто нет сил.

Мы ужинаем вместе с Мариной и другими родственниками в ресторане. Они поздравляют меня, а я просто хочу домой. Даня ведет себя, как всегда. Иногда дурачится с Дишей, а иногда просто сидит молча. Я вижу, что ему неинтересно и скучно, а Марина опять говорит, что он большой ребенок. Меня больше не задевают эти слова, потому что я знаю правду—если надо, Даня умеет быть сильным за нас всех. Вот только откуда у него все эти силы?